Премьер-министр был небольшого роста. Он был удивительно похож на своих племянников. Или они на него. Выпученные глаза, голова, прочно сидящая на теле без шеи, темный цвет лица, крючкообразный нос. Увидев гостей, он поднялся и пожал им руки, приглашая к столу.

– Мне звонил Николай Данилович, – сообщил премьер, – чем я могу вам помочь? Он сказал, что вы расследуете причины неожиданной смерти его родственника, брата его жены. Мы все очень сожалели по поводу случившегося, – по-русски он говорил с заметным акцентом, но грамотно, сказывалась учеба в институте имени Плеханова, – и выражали свои соболезнования господину Богдановскому.

– Спасибо, – кивнул Дронго, – у нас к вам необычный вопрос. Понимаю, что он может вас обидеть. Но нам крайне важно получить на него ответ. И не потому, что мы кого-то конкретно подозреваем. Наоборот. Нам важно снять подозрения, убедившись, что это действительно был несчастный случай, – он не стал говорить про убийство. Такое сообщение насторожило бы премьера, и тот мог отказаться отвечать на их вопросы.

– Задавайте ваш вопрос, – улыбнулся премьер, – я человек крепкий. Всякое видел на своем веку. Как-нибудь выдержу. Что вы хотели меня спросить?

– Вы хорошо знаете Аристарха Павловича и его семью, дружите с его зятем, – начал Дронго, – и нам известно, что вы близко общаетесь и дружите еще с одним человеком. С сенатором Анваром Махметовым.

– Если это вопрос, то вы напрасно летели к нам. Можно было спросить по телефону. Или вообще не спрашивать. Все и так знают, что это правда, – улыбнулся премьер, – я действительно знаю семью господина Богдановского и дружу с некоторыми членами его семьи. А среди моих близких друзей есть и два члена Совета Федерации – Николай Кирпичников и Анвар Махметов.

– Это еще не вопрос, – сказал Дронго, – вопрос у меня более конкретный. В день смерти Егора вы вызвали к себе днем вашего племянника Казбека и попросили его поговорить со своим другом…

По мере того как он говорил, у премьера портилось настроение.

– Вы хотели предостеречь Егора от связи с замужней женщиной, которая…

– Достаточно, – прервал его премьер. – Я все понял. Да, эта женщина была супругой моего друга. И я хотел через своего племянника предостеречь молодого Богдановского от неприятных последствий, которые, увы, произошли. Он был немного неуправляемым человеком. И он, конечно, не послушался Казбека. Даже демонстративно увез ее с собой во время приема. Что потом случилось, вы знаете. И все узнали. Он почувствовал себя плохо, и она ночью повезла его в больницу. Она поступила очень благородно, у меня нет слов. Но ей не нужно было ночью находиться в его квартире. Замужняя женщина ночью обычно остается в своем доме, рядом с мужем, даже если она известная актриса.

Она оказалась в больнице, и об этом стало известно журналистам. Все газеты написали об этом сенсационном случае. Мой друг оказался опозорен. Теперь он разводится с этой женщиной. Зачем нужно было доводить ситуацию до этого? Нужно было послушать меня и порвать с замужней женщиной. Вы не считаете, что я прав?

– Наверное, – кивнул Дронго, – но в каждом отдельном случае необходимо разбираться. А если это любовь? Если они не могли жить друг без друга?

– Такую любовь у нас иначе называют, – сурово отрезал премьер, – никто не имеет права встречаться с женой другого человека. И она не должна себе такого позволять. Если безумно любите друг друга, то будьте честными людьми, уйдите от своего мужа и от своей жены и живите вместе. Но только после официальных разводов.

– Вам не кажется, что у вас несколько ортодоксальная точка зрения? – улыбнулся Дронго.

– У меня единственно правильная точка зрения, – ответил премьер. – Так в чем был ваш вопрос, я не совсем понял? Или это была только прелюдия к вопросу?

– Когда вы поручали своему племяннику поговорить с Егором, чтобы он отказался от встречи с… этой женщиной, знал ли об этом ее супруг?

В комнате наступило тяжелое молчание. Премьер нахмурился. Посмотрел куда-то в окно. Постучал пальцами по бумагам, которые лежали перед ним.

– Трудный вопрос, – честно признался он, – очень трудный. Вы понимаете, мы с ним знакомы и дружим много лет. И когда у него такое несчастье… А это ведь настоящее несчастье. Его дочь потребовала, чтобы он немедленно развелся. Его семья – братья, сестры были очень расстроены. И все его друзья переживают.

Он снова посмотрел куда-то в сторону:

– Я вам отвечу только потому, что Егора уже нет в живых и он умер от приступа язвы. Если бы его, не дай бог, убили или произошел бы несчастный случай, я бы не стал вам говорить. Да, конечно, знал. Все знали, и мой друг уже догадывался. Поэтому он не поехал в тот вечер на прием к отцу Егора. И не пришел на похороны. Ему было неприятно, что молодой человек, сын его знакомых, так непристойно себя ведет. Хотя я согласен, что виновата в этой ситуации была и супруга нашего друга. Я честно ответил на ваш вопрос. У вас есть еще какие-нибудь вопросы? Учтите, что мы договаривались на десять минут. У меня начнется совещание в двенадцать тридцать.

– Все, – поднялся Дронго, – спасибо вам большое. Извините, что мы вас побеспокоили. И извините за наши вопросы.

– Ничего, – ответил премьер, – я вас понимаю. О случившемся написали все газеты, конечно, вы хотели узнать правду. Я вас понимаю, – он пожал им руки и вернулся к столу.

Их самолет должен был вылететь через полтора часа. Они приехали в аэропорт. Дронго все время молчал. Эдгар смотрел на своего друга, понимая, что ему необходимо осмыслить происшедшее.

– Значит, все-таки Махметов? – не выдержал Эдгар, когда они пошли на посадку.

– У меня и так плохое настроение, – мрачно ответил Дронго, показывая в сторону летного поля, – мне еще предстоит целый час сидеть в самолете, а ты задаешь такие вопросы. Формально получается, что у нас остался один подозреваемый – сенатор Махметов. Но я все равно не верю в его причастность к этому убийству. Не получается. Он отказывается идти на прием и посылает туда убийцу? Не совсем логично. Ведь его жена на глазах у всех уезжает с молодым Богдановским. И все понимают, что главный подозреваемый в любом случае будет муж этой женщины. Тогда зачем сенатору так подставляться? Наоборот, по логике он должен обязательно присутствовать на приеме, улыбаться своему сопернику и ждать, пока его отравят. Хотя бы для того, чтобы гарантировать свое алиби и не пускать свою супругу на эту ночную встречу. Но вместо этого он отказывается появляться на приеме, чем провоцирует свою жену уехать с Егором.

– Может, он просто был не в состоянии присутствовать на приеме. Есть люди, которые не умеют притворяться. Тем более когда речь идет об их собственной жене.

– Он сильный и достаточно жестокий человек. Ведь он заставил Милу избавиться от их ребенка. Нет. Я думаю, он бы обязательно приехал, если бы замышлял нечто подобное. Но теперь в любом случае мы просто обязаны с ним переговорить.

– Как ты себе это представляешь? Приедешь к нему и спросишь про его супругу?

– Бывшую супругу. Они уже разводятся.

– Она пока его жена. Официально. И он еще публичный человек, государственный деятель. Неужели ты думаешь, что он станет с тобой вообще разговаривать на эту тему? Никогда в жизни.

– Правильно. Но я думаю, что, если он непричастен к этому преступлению, он меня сразу поймет. Я хочу сообщить ему о насильственной смерти Егора. Он поймет, что так или иначе подозрение может вызвать и его непонятное поведение.

– Не знаю, может, ты и прав. Но как ты к нему пойдешь? Придешь и представишься как друг семьи Богдановских? Он и слышать о них не захочет.

– Тогда придется снова прибегнуть к помощи Николая Даниловича, – улыбнулся Дронго, – у нас просто нет другого варианта.

Самолет приземлился в четвертом часу дня в аэропорту Домодедово. Отсюда до центра города нужно было ехать больше часа, а с учетом московских пробок – вообще неизвестно сколько. Их уже ждал автомобиль с водителем и Кружковым. Дронго позвонил Кирпичникову. Трубку снова взял Арсений.

– Доброе утро, – весело ответил он, – вы уже вернулись?

– Здравствуйте, – сказал Дронго, – вы, как верный оруженосец, всегда на посту? И знаете о всех делах своего шефа?

– Конечно, знаю, – согласился Арсений, – как вы слетали?

– Неплохо. Вы об этом тоже знаете?

– У меня такая работа, – радостно заявил Арсений, – сейчас я соединю вас с Николаем Даниловичем.

Через несколько секунд послышался голос Кирпичникова.

– Как съездили? – спросил Николай Данилович. – Все в порядке?

– Все хорошо. Спасибо вам за помощь. Но нам нужна еще одна ваша рекомендация.

– Я уже понял, что буду работать вашим негласным помощником, – рассмеялся Кирпичников. – Говорите, чем я могу вам еще посодействовать?

– Мы должны встретиться с Анваром Махметовым, вашим коллегой по Совету Федерации.

Кирпичников молчал.

– Алло, вы меня слышите? – спросил Дронго.

– Слышу, – глухо ответил Николай Данилович, – но не понимаю, зачем вам это нужно. Мы стараемся не говорить с ним на эту тему. Он и так еле здоровается со мной при встречах, а ведь раньше мы тесно общались. Как вы сможете с ним беседовать?

– Нам нужно с ним встретиться, – упрямо повторил Дронго, – я думаю, что мы сумеем с ним поговорить.

– Не знаю, не знаю. Я в данном случае пас. Ничем не могу вам помочь. Ничем. Извините. Это как раз тот случай, когда я не хотел бы вмешиваться. И, пожалуйста, не говорите на эту тему с Натальей Аристарховной. Она может не совсем правильно понять ситуацию. Она способна сама вмешаться и позвонить господину Махметову. А это было бы не совсем красиво…

– Мы проводим расследование по вашей просьбе, – напомнил Дронго.

– Я это всегда помню. Но, видимо, есть пределы всякого расследования. Если у вас нет конкретных подозреваемых, то даже после разговора с моим коллегой их у вас не прибавится. А такой разговор неизбежно вызовет большой скандал. Зачем нам всем это нужно? Уже не говоря о том, что вам никто не позволит обвинить члена Совета Федерации в подобном преступлении без убедительных доказательств. Когда мы встречались с вами в Милане, я вас предупреждал, что это очень щекотливое и нелегкое поручение. И очень деликатное, учитывая обстоятельства смерти моего родственника. Поэтому вы должны меня понять. Я не могу ему звонить. Это было бы неправильно. Мы делаем вид, что ничего не знаем о ситуации с нашим коллегой, стараемся не обращать внимания на грязные слухи, появившиеся в газетах. А тут еще я должен ему звонить…

– Вы же прекрасно знаете, что это не слухи. Она пыталась его спасти, привезла его в больницу.

– Тем более не стоит на эту тему говорить. И вообще не будем обсуждать эту тему по мобильному телефону. Сейчас легко прослушать любой разговор. Извините меня. До свидания. И не говорите Наталье Аристарховне о нашей сегодняшней беседе.

– Трус, – убежденно сказал Дронго, – рохля и трус.

– Отказал? – понял Вейдеманис.

– Конечно, отказал. Значит, нужно самим пробовать пробиться к этому сенатору.

– Каким образом? Поедешь в Совет Федерации? Тебя туда не пустят. И Махметов не захочет с тобой разговаривать.

– Захочет, – уверенно ответил Дронго. – Леонид, найди мне телефон Совета Федерации и выясни, как можно позвонить в приемную. Хотя нет, подожди. Я лучше снова наберу номер Кирпичникова. За него всегда отвечает Арсений. Он нам и поможет.

Дронго набрал номер и услышал уже знакомый голос.

– Арсений, мне нужен телефон приемной Анвара Махметова, – попросил Дронго.

– Может, вам нужен его прямой мобильный? – спросил догадливый помощник.

– Вы все понимаете без слов, – восхитился Дронго, – если вы дадите мне его телефон, я буду вам очень благодарен.

– Конечно, – Арсений продиктовал номер телефона и, не удержавшись, спросил: – Все-таки это он организовал убийство Егора? Вы тоже так думаете?

– Не читайте много детективов, – посоветовал Дронго, – иначе начнете подозревать всех сенаторов. А при вашей работе это вредно. Спасибо за помощь.

Он взглянул на Вейдеманиса, словно спрашивая, стоит ли ему делать этот звонок. Эдгар пожал плечами. Дронго набрал номер. Один гудок, второй, третий. Некоторые политики не отвечают на звонки, если видят незнакомый номер. Но Махметов ответил.

– Я вас слушаю, – сердито сказал он, – кто это говорит?

– Извините, что я вас беспокою, господин Махметов, – быстро сказал Дронго, – но я эксперт по вопросам преступности. И мне нужно срочно с вами увидеться.

– Позвоните в мой секретариат и запишитесь на прием, – предложил Махметов, – кто вам дал номер моего телефона?

– Вы меня не поняли, – больше всего Дронго боялся, что его собеседник не захочет продолжать разговор и отключится. – Дело в том, что я провожу расследование по факту убийства Егора Богдановского.

Сенатор молчал. Дронго замер. Сейчас был самый трудный «момент истины». Если он положит трубку, то потом не станет разговаривать вообще. Но сенатор молчал, очевидно, размышляя.

– Разве его убили? – наконец спросил Махметов. – Я полагал, что он умер сам. Так было написано во всех газетах.

– Вы же знаете, что нельзя верить газетам. Его убили…

– Как это произошло? Подождите, я не понимаю, почему вы звоните именно ко мне. Кто его мог убить?

– Нам нужно увидеться и переговорить.

Опять долгое молчание.

– Кто у вас главный подозреваемый? – неожиданно спросил Махметов. – Это она?

Дронго понял, что он спрашивает про свою супругу.

– Нет, – ответил он, – но это было убийство. Экспертиза, проведенная повторно, подтвердила, что Егора Богдановского убили.

– Ясно. Когда вы хотите ко мне приехать?

– Прямо сейчас. Я смогу быть у вас примерно через час.

– Хорошо. Я буду вас ждать. Скажите, как ваша фамилия, и я оставлю вам пропуск.

– Меня обычно называют Дронго.

– Вы шутите? Я спрашиваю вашу фамилию?

Дронго назвал. Махметов записал и сразу отключился.

– Давайте в центр города, – предложил Дронго, – кажется, нам нужно доиграть еще один акт нашей драмы.