За столом разместились все семь пар, при этом стол был развернут торцом в сторону моря, и все присутствующие могли видеть освещенное луной море. Никаких табличек на столах не было, каждый мог занимать место, которое ему нравится. Только первые места с обеих сторон были предназначены для хозяев виллы. Остальные места гости заняли в следующем порядке: три пары уселись с правой стороны стола. Первый стул занимал сам Альберт Чистовский. Рядом с ним разместились Глория и Артур Бэкманы, затем Джил и Дронго, а дальше сидели Автандил Нарсия со своей подругой. С левой стороны во главе стола занимала место Гражина Чистовская. Рядом заняли места Лев Давидович и его супруга, затем Стивен Харт и Аманда. Рядом с ней по странной прихоти судьбы оказались Гуру Дэ Ким Ен и его секретарь Руна. Марселю помогала женщина лет сорока пяти, очевидно, кухарка, о которой говорил Тадеуш. Она была в темном платье и подавала на стол блюда по мере их готовности.

Сначала всем предложили попробовать местного розового вина. Оно было легким и кислым. Судя по выражению лиц гостей, оно не произвело на них особого впечатления. Очевидно, Чистовский понял, что эксперименты пора прекращать, и на стол подали тосканские вина многолетней выдержки, которые привели гостей в настоящий восторг. При этом терпкое сладкое красное вино было просто великолепным, а белое, изготовляемое на Сардинии из мальвазии и муската, отличалось особым вкусом и приятно щекотало небо.

Марсель готовил традиционные рыбные блюда. Сначала подали свежие креветки, мидии, моллюски, которые приносили на больших блюдах, обложенных льдом. Затем появились сардины, фаршированные каперсами и сыром пекорино, который производили только на Сардинии.

Обязанности тамады взял на себя Автандил Нарсия. Он плохо говорил по-английски, добавляя иногда русские слова, которые Чистовскому приходилось переводить. Цветастые выражения, коими собирался поразить гостей Автандил, плохо удавались ему в переводе на английский язык. Гости часто смеялись, не понимая некоторых его выражений. Но Автандил старался изо всех сил.

– Мистер Нарсия просто поражает меня своей энергией, – сказала Аманда, глядя на тамаду.

– Мы, южане, всегда поражаем женщин своей неуемной энергией, – сразу сообщил Автандил, – и, может, поэтому так любим женское общество. Господин Дронго подтвердит, что самые пылкие влюбленные – это кавказцы.

– А я думала, что итальянцы, – усмехнулась Аманда.

– Никакого сравнения, – победно заявил Автандил.

– Не нужно хвастаться, – дернула его за руку Изольда.

– Я не хвастаюсь. Я говорю правду.

– Насколько я знаю, у мистера Харта мать была итальянкой, – разозлилась Изольда, обращаясь к мужу Аманды, – и поэтому, наверное, у вас такой темперамент, о котором говорит весь мир.

Она разговаривала со Стивеном явно в пику своему другу, который откровенно флиртовал с Амандой.

– Я стараюсь поддерживать свое реноме, – усмехнулся Стивен, – и если учесть, что Аманда моя четвертая жена и все четыре мои спутницы были самыми красивыми женщинами Старого Света, то признаюсь, что мне лестно слышать о моем темпераменте.

– Почему только Старого? – улыбаясь, спросила Аманда. – Мне казалось, что в Америке я тоже пользуюсь весьма большим вниманием.

– Безусловно, – согласился ее муж, – но американцы – снобы и прагматики. Их волнуют в первую очередь только деньги, политика – во вторую, их собственные семьи – в третью, а красивые женщины стоят только четвертыми в их приоритетах. Единственным мужчиной, которого, кроме политики, интересовал секс, был Билл Клинтон, да и тот едва не лишился своего поста только за то, что позабавился с этой толстой коровой.

Мужчины расхохотались. Глория нахмурилась.

– Он изменил своей супруге и обманул Конгресс, – напомнила она. – Мне кажется, что известный политик и вообще известный человек не имеет права вести себя подобным образом. И тем более лгать так откровенно.

– Лучше не лгать, – весело согласился Стивен Харт. – Только у бывшего французского президента Миттерана была не только супруга, от которой он имел двух сыновей, но и почти официальная любовница, от которой у него была взрослая дочь. Об этом знала вся Франция. Можете себе представить, что на похоронах жена и любовница стояли рядом, оплакивая бедного Франсуа, а дети плакали, чуть ли не взявшись за руки. Вот вам истинно французский подход. Он мне нравится гораздо больше.

– Это развращенность нравов, – вздохнул Дэ Ким Ен. – Мне кажется, вы привели неудачный пример. Господин Миттеран тяжело болел в последние годы и нуждался в утешении и поддержке, которую он находил у своей дочери. В таких случаях дочери часто оказываются незаменимыми друзьями, которые гораздо лучше понимают своих отцов. Возможно даже, он сожалел о грехах своей молодости.

– Ни о чем он не сожалел, – развеселился Стивен, – он любил женщин, и они любили его. Посмотрите, как ведет себя нынешний премьер Италии. Ему уже за семьдесят. Пересадил себе волосы на лысину, сделал подтяжку лица, внутреннюю очистку, разводится с женой и увлекается молодыми девочками несовершеннолетнего возраста. При этом он побеждает на выборах всех своих политических оппонентов и его любят простые итальянцы, которые понимают, что он не ханжа и не будет им лгать.

– Не уверен, что Берлускони образец идеального политика, – улыбнулся Дронго, – хотя его энергетике можно позавидовать.

– Вы непонятно говорите, – вмешалась Снежана Николаевна. – Так вы его осуждаете или, наоборот, поддерживаете? Очень интересно узнать ваше мнение о современных нравах.

Джил закусила губу, глядя на Дронго. Ей было интересно, что именно он ответит.

– Современные нравы слишком изменчивы, – спокойно ответил Дронго, – и подвержены колебаниям. В некоторых странах, даже католических, считают возможным разрешение однополых браков. И не видят в этом ничего предосудительного. В других странах их категорически запрещают. Мораль в обществе стала инструментом воздействия, но не превратилась в жестко очерченную догму. Возможно, наше время позволяет выбирать каждому свою свободу и свою мораль. И я не вижу в этом ничего дурного. Совсем другое дело, если ваша свобода и ваша мораль нарушают права и жизненные интересы других людей. Когда вы присваиваете себе право судить других людей и выносить им приговоры, часто субъективные и несовершенные с точки зрения общепринятой морали.

Лев Давидович нахмурился. Он понял, о чем говорит Дронго. Снежана Николаевна покраснела.

– Вы еще и моралист, – сказала она. – Я поздравляю вашу супругу с такой находкой, как вы.

– Нет, – ответил Дронго, – я не моралист. Но полагаю, что нормы, принятые в обществе, нужно соблюдать. И не пытаться осуждать людей за иное поведение, даже если оно противоречит вашим принципам морали. Но только в том случае, если вы не переступаете нормы и обычного уголовного права.

– Вы так туманно говорите, что вас трудно понять, – пожаловалась Аманда.

К столу начали подавать зажаренные на гриле большие королевские креветки, анчоусы и небольшую рыбку – гобиус, что в переводе означало «маленький язычник». По итальянской легенде, когда святой Антоний Падуанский произносил свои проповеди, его всплывала послушать вся рыба, кроме гобиуса, и отсюда пошло ее название.

– Мистер эксперт считает, что ваша свобода не должна ограничивать свободу остальных людей, – пояснил Артур Бэкман, обращаясь к Аманде, чем вызвал явное неудовольствие своей супруги.

– Вы ловко ушли от ответа, – заметила Снежана Николаевна.

– А мне кажется, что мораль – это то, что мы вкладываем в это понятие, – возразил Лев Давидович.

– Моралисты напоминают знахарей, которые готовят лекарство для других, а сами никогда его не пробуют, – улыбнулся Стивен.

– И вообще, легко проповедовать моральные нормы, а самому их не придерживаться, – согласно кивнул Автандил.

– Боюсь, что вы не правы, – возразил Дэ Ким Ен. – В пропасти, разделяющей личную мораль и общественную аморальность, лежит большая часть мирового зла.

Марсель прислал рыбу сибас, зажаренную на углях. Большие керамические блюда разносили каждому из гостей.

– Выпьем за красоту наших женщин, – предложил Автандил, – мир без них был бы гораздо скучнее.

– Ницше считал, что моральность – это стадный инстинкт в каждом человеке, – вспомнил Стивен Харт, – поэтому к черту любую мораль. Самый слабый человек – самый лучший, так получается у моралистов. А я с этим никогда не был согласен.

– У каждого народа свои понятия морали, – вмешался Чистовский, – на некоторых островах Полинезии отец должен лишить девственности свою дочь. И это практикуется до сих пор.

– Поэтому мы цивилизованные люди и отличаемся от дикарей, – вставил Дэ Ким Ен.

– Это настоящее варварство, – поддержала его Глория, – даже слушать о таком кошмаре мне кажется ужасным.

– Должны существовать общепринятые нормы, – продолжал Дэ Ким Ен, – которые признаются во всем цивилизованном мире. И то, что приемлемо для цивилизованных народов, может распространяться и на других людей.

– Это вы перегнули, достопочтимый Гуру, – рассмеялся Стивен Харт, – я легко опровергну ваши слова. Вы видите внизу сауну, которую хозяин виллы соорудил для своих гостей?

– Этот домик внизу? Да, я его вижу. А почему вы о нем спрашиваете?

– С итальянской точки зрения, на пляже можно загорать топлесс, – сообщил Стивен, – и на многих продвинутых пляжах итальянки так и загорают. А вот с точки зрения немцев, в саунах нельзя оставаться в одежде. Нужно полностью раздеваться, когда вы сидите все вместе в сауне. Надеюсь, вы не станете отрицать, что итальянцы и немцы два самых цивилизованных и культурных народа. Как в этом случае распространять «положительный опыт» купания в саунах на другие цивилизованные народы?

– Некоторые исключения из правил возможны. Не все особенности некоторых народов могут быть перенесены на остальных, – ответил Дэ Ким Ен.

– А если я англичанин и хочу купаться как немец, – настаивал Стивен Харт, – но в Лондоне меня за такое купание сразу сдадут в полицию, а в Германии, если я захочу остаться в плавках, меня выставят из сауны. Значит, я обязан соблюдать моральные нормы, принятые в Германии. Тогда получается, что сидеть в сауне голышом в Германии – это морально, а в соседней Великобритании – аморально? Вы не находите, что мораль стала игрушкой в руках проповедников и миссионеров?

– У эскимосов есть обычай отдавать на ночь свою жену гостю, – сообщил Автандил, – такой дикий, но мудрый обычай, позволяющий эскимосам выживать в условиях малочисленности и разобщенности.

– Это уже шутка, – возмутилась Глория.

– Нет, он говорит правду, – подтвердила Снежана Николаевна, – но там совсем иные условия и обстоятельства.

– Я этого не понимаю, – пожала плечами Глория.

– А мне нравится немецкое купание в саунах, – признался Стивен Харт, – и вообще, я считаю, что нужно более терпимо смотреть на все эти правила и моральные нормы.

– В таком случае вы должны отправиться в сауну и кого-нибудь туда пригласить, – рассмеялся уже порядком захмелевший Автандил, – вот тогда мы и проверим вашу искренность. Например, отправиться туда с Амандой и пригласить другую семейную пару.

– С удовольствием, – кивнул Стивен, – для нас с Амандой это не проблема. Мы вообще любим загорать на пляжах нудистов. Чтобы не быть голословным, я приглашаю завтра днем вас вместе с вашей подругой...

Наступило неловкое молчание. Изольда быстро взглянула на Автандила. Тот нахмурился, тяжело задышал.

– У вас есть там бассейн с холодной водой? – уточнил Стивен, обращаясь к Чистовскому.

– Да, разумеется, – кивнул тот, – небольшой бассейн с холодной морской водой. Температура не больше десяти-двенадцати градусов.

– Прекрасно, – улыбнулся мистер Харт и снова взглянул на Автандила. – Не слышу ответа, – сказал он.

– Вы испугались? – насмешливо спросила Аманда. – А где же ваша кавказская энергетика?

Нарсия взглянул на нее. Ради такой женщины можно и раздеться. Он готов был на все, чтобы оказаться внизу рядом с Амандой. Но Изольда, разве она согласится?

– Это будет интересно, – неожиданно сказала Изольда, – я думаю, Автандил, что тебе нужно принять такое приглашение.

Очевидно, она высказала подобное пожелание, чтобы уязвить своего спутника. Тот поднял голову. Посмотрел на сидевшую рядом подругу. Упрямо сжал губы.

– Мы согласны, – кивнул он.

– Кто еще? – победно спросил Стивен. – Или все остальные считают немцев не очень цивилизованным народом?

По лицу Бэкмана было видно, что он готов присоединиться к этим двум парам, но рядом сидела Глория, которая сурово сжала губы и неодобрительно покачала головой.

– Эти странные игры плохо закончатся, – убежденно произнесла она.

– Надеюсь, ты не собираешься присоединяться к этим парочкам, – тихо поинтересовалась Джил, – или тебе тоже хочется рассмотреть прелести Аманды более подробно?

– Не говори глупостей, – ответил Дронго.

– Вот видите, – радостно заявил Стивен, – все молчат. Все боятся. А я всего лишь предлагаю совместный поход в сауну по немецкому образцу. Почему в Германии это общепринятая норма, не нарушающая морали цивилизованного государства, а здесь, на Сардинии, это вызывающе аморальный акт?

– У каждого народа могут быть свои недостатки, – заметил Дэ Ким Ен, – и я не уверен, что нужно повторять подобные аморальные поступки в других ситуациях.

– В чем аморальность? Люди хотят сходить в сауну и искупаться, не стесненные одеждой, – возразил Стивен, – и все прекрасно знают, что так делают в самом центре Европы, в цивилизованной Германии. Подобные обычаи есть в Австрии, Швейцарии, Голландии, Дании. Самые продвинутые и цивилизованные народы Европы. Но как только вам предлагают повторить подобный опыт, вы сразу вспоминаете Сатану. По-моему, это глупо.

– И вы тоже боитесь? – спросила Снежана Николаевна, обращаясь к Дронго. – Я думала, что вы менее подвержены таким предрассудкам.

– Один, возможно, я бы пошел, но ходить туда парами слишком тяжкое испытание даже для такого свободного человека, как я, – признался Дронго.

– В таком случае я вас приглашаю. Мы можем спуститься туда вдвоем, вместе с этими парами, – сказала Снежана Николаевна, глядя ему в глаза. На мужа она даже не смотрела. Тот снял очки, протер стекла, но ничего не сказал.

– Только попробуй согласиться, – гневно прошептала Джил.

– Я вынужден отказаться, – ответил Дронго, – это слишком сложное испытание для меня.

– Боитесь, – усмехнулась Алтуфьева.

– Боюсь, – кивнул он.

– По-моему, игра слишком затянулась, – вмешался Чистовский, – наш тамада чересчур увлекся завтрашним походом в сауну. Может, ты наконец скажешь еще один тост для наших гостей?

– У нас есть традиционный кавказский тост, – поднялся Автандил. – Один человек услышал, что никто и никогда не сможет вернуть долги своим родителям. Он был известным бизнесменом и хорошим математиком. Он посчитал, сколько денег на него потратили родители, высчитал количество бессонных ночей, переводя их в реальные деньги, подсчитал даже взятки, которые родители давали, когда он поступал в детский сад, школу, институт, на работу. Все подарки, которые они ему сделали. Он даже посчитал КПД материнского труда, которая носила его в животе, и стоимость молока, которым она его кормила. После этого вывел общую сумму, большую сумму, принес деньги родителям и сказал им, что по-прежнему будет любить и ценить их. Но пусть никто не говорит, что он не вернул своего долга родителям. Он перевел всю их заботу и любовь в деньги и решил вернуть их отцу и матери.

Все молча слушали Автандила. Он продолжал говорить:

– Старый отец посмотрел на кучу денег, лежавшую перед ним, и сказал, что сын все посчитал правильно. Он не сомневается, что здесь лежат все деньги, которые сын решил вернуть родителям в качестве их долга. Но есть один нюанс, о котором он забыл. Когда ты родился, сказал отец, первые три года мы ежедневно целовали тебя в мягкое место пониже спины. Об этом ты не можешь помнить, но мы об этом помним, и это самые лучшие наши воспоминания. Если ты хочешь полностью вернуть долг родителям, то в течение трех лет ты должен целовать нас в те же места, и, может, тогда мы сочтем, что ты наконец вернул свой сыновний долг родителям.

Когда Автандил закончил, все разом заговорили. Присутствующим понравился его тост.

– Выпьем за то, чтобы никто и никогда не мог вернуть своего долга родителям, ибо его нельзя вернуть. За наших родителей. У кого их нет, мир их праху. У кого они живы, дай Бог им здоровья. Родители не умирают, не уходят. Они остаются с нами, в наших снах, в наших делах, в наших воспоминаниях. За родителей.

– Прекрасный тост, – кивнул Стивен.

– Теперь вы слышите настоящего кавказского тамаду, – обрадовался Чистовский. – А сейчас нам подадут мясо.