Петровский уже садился в автомобиль, когда зазвонил его личный телефон. Он достал из кармана аппарат мобильной связи.
— Извините меня, Святослав Олегович, — услышал он торопливый голос Инны. И сразу понял, что произошло. Неожиданные телефонные звонки почти всегда имеют неприятный оттенок.
— Что случилось? — спросил Петровский, усаживаясь в салон автомобиля.
— Позвонил Евгений Герасимович, — выдохнула она.
— Сам? — не поверил он. Евгений Герасимович Климентьев был руководителем администрации президента. Он не мог позвонить сам ни при каких обстоятельствах.
— Его помощник. Они срочно вас ищут, — тревожно пояснила Инна. Она тоже понимала, что произошло что-то недоброе.
— Черт возьми, — выругался Святослав Олегович. — Я сейчас вернусь в офис и позвоню по аппарату правительственной связи.
Он вылез из салона автомобиля и поспешил обратно в здание агентства. Поднявшись к себе в кабинет, прошел к столу, набрал знакомый номер. У него стоял обычный правительственный аппарат, как у всех высокопоставленных чиновников правительства или заместителей министров. Более высокие чиновники снабжены так называемыми «вертушками». Первая и вторая «вертушки» Петровскому были недоступны, несмотря на все его связи. Климентьев не поднимал трубки ни аппарата правительственной связи, ни первой, ни второй «вертушек», ни даже прямого телефона с руководителем правительства. Отвечал сам, только когда по такому же аппарату звонил президент.
Все знали, что Климентьев достался новому президенту в наследство от старого.И все ждали, когда новый правитель избавится от старого мажордома. Но новый президент оказался человеком достаточно осторожным, не любил принимать скоропалительных решений и никогда не делал резких движений в сфере кадров, предпочитая перемещать людей лишь после тщательного зондажа таких шагов. В заместители Климентьеву был подобран Вячеслав Молодцов, который курировал все основные вопросы и был как бы противовесом своему непосредственному руководителю в аппарате президента. От взгляда опытных чиновников не могло укрыться то важное обстоятельство, что президент все чаще приглашал на встречу с важными гостями не Климентьева, а Молодцова. Но Климентьев, олицетворявший прежний режим и кадры олигархов, поставивших на него, был по-прежнему нужен в администрации руководителя государства, как буфер, смягчающий отношения между прежним и нынешним его главами.
Петровский, ожидая, когда ему ответят, вспомнил все известные ему факты. От этого звонка не будет ничего хорошего. Через несколько секунд наконец отозвался незнакомый мужской голос.
— Приемная Климентьева…
Все знали, что фамилия руководителя администрации пишется через букву «и». В одной из газет была опубликована статья о его родственниках. Выяснилось, что дед Евгения Герасимовича взял эту фамилию в честь Клима Ворошилова еще в середине двадцатых годов.
— Мне сейчас звонили от Евгения Герасимовича, — торопливо произнес Святослав Олегович. Он не стал бы перезванивать ни одному из министров правительства, но когда тебя находят по поручению такого человека, нельзя сделать вид, что тебе неинтересен его звонок.
— Да, это мы звонили, — лениво подтвердил молодой чиновник, — Евгений Герасимович хотел с вами переговорить.
— Да, конечно, — Петровский ожидал, что Климентьев возьмет трубку. Но чиновник его огорчил.
— Вам нужно приехать к нам прямо сейчас, — сказал он, — пропуск вам заказан. До свидания. — И разъединился, не дожидаясь, когда с ним попрощается собеседник.
Это был нехороший знак. Святослав Олегович осторожно положил трубку на рычаг. Он мог бы и догадаться. Пограничники наверняка сообщили о его неожиданном вылете в Лондон и срочном возвращении. И Евгений Герасимович сделал надлежащие выводы, может, сказаться больным и не пойти? Нет, не получится. Его могут вызывать и по другим вопросам. Он обязан знать, зачем его ищет руководитель администрации президента. Петровский вздохнул и глянул на себя в зеркало. Нужно ехать и выслушать все, что ему скажут. Если его догадка верна, то его вызывают на ковер. Ему могут предложить либо продолжить его контакты с Жуковским, либо пригрозят, что он лишится всех льгот и благ, коими наделено его аналитическое агентство. Святослав Олегович спустился к машине и поехал на встречу. Пропуск ему действительно заказали. Он помнил, как его встречали во время предыдущих президентских кампаний, когда, казалось, только его воля и интеллект способны помочь основным кандидатам победить своих соперников. Через двадцать минут Петровский уже был в приемной Климентьева. И почти сразу же ему предложили войти в большой кабинет Евгения Герасимовича.
Руководитель администрации приветствовал его крепким рукопожатием, поднявшись из-за стола. Это впечатляло. Несколько приободренный таким началом, Святослав Олегович уселся за стол, напротив хозяина кабинета.
— Говорят, вы по-прежнему лучшее аналитическое агентство в нашей стране? — ровным голосом произнес Евгений Герасимович.
— Стараемся быть лучшим, — оживленно отозвался Петровский. — У нас работает много толковых сотрудников.
— Нам это известно, — кивнул Климентьев. — Я давно хотел у вас спросить: вы ведь родом из Одессы?
"Наверняка Леонид Исаакович прокололся в Лондоне, — разочарованно подумал Святослав Олегович, — вот теперь они интересуются его одесской родословной. Решили, что мне не нужно доверять американскому еврею переговоры такого масштаба".
— Мои родители до сих пор живут там, — ответил он, — и сестра тоже. Все эти данные есть в моих анкетах. Честно говоря, я не совсем понимаю, почему вас это интересует.
— Это не моя прихоть, — пояснил Климентьев, — дело в том, что к нам обратились посланцы Украины. Вы же знаете, что у них скоро президентские выборы…
Петровский замер. Неужели позвали из-за этого.
— Нам не совсем безразлично, кто именно будет руководителем соседней с нами страны, — продолжил между тем говорить Климентьев. — Существуют планы изменения украинской конституции и превращения ее президентской в парламентскую республику при которой глава государства лишь формально останется президентом, а фактически станет премьер-министр.
— Понимаю, — кивнул Петровский.
— При таком варианте развития лидер партии, которая получит на выборах большинство голосов, будет формировать собственный кабинет. И таким образом каждые четыpe года снова и снова становиться фактическим главой государства. Наши аналитики рассмотрели украинский вопрос и считают наиболее реальной победу прозападного кандидата, который может привести Украину в НАТО и отвернуться от нас. А это для нас было бы крайне нежелательно. Но если лидером партии станет Кучма или другой кандидат, настроенный несколько по-иному по отношению к своим соседям, то у нас появятся конкретные шансы.
— Тогда нужно ставить на лидера коммунистов, — усмехнулся Святослав Олегович, — или социалистов. Они при любых обстоятельствах будут за дружбу между нашими народами и странами.
— Я пригласил вас не для шуток, — сухо пробормотал Евгений Герасимович. — Украинская сторона обратилась к нам с просьбой о помощи. Им кажется, что ваше агентство, успевшее отличиться в наших президентских и парламентских выборах, более других отвечает их требованиям. Одинаковый менталитет, схожие проблемы, известные люди. К тому же вы сами с Украины и у вас там остались близкие родственники. Одним словом, представитель президента Украины хочет с вами встретиться послезавтра утром. Надеюсь, вы не откажитесь от такого предложения.
— Разумеется, — кивнул сразу ставший серьезным Петровский. — Наше агентство готово работать на Украине. Мы знаем их проблемы, понимаем поставленную задачу.
— Если на Украине удастся опробовать вариант с превращением бывшего президента в лидера партии, который автоматически становится премьером, то в будущем мы можем подумать и об изменении собственной конституции, — сказал Климентьев, глядя в глаза собеседнику.
— Понимаю, — еще раз осторожно отозвался Святослав Олегович. Его смущало, что Климентьев сохраняет между ними определенную дистанцию. Раньше он принимал его совеем с другим настроением. — Это был бы идеальный вариант и для нас, — добавил он. После второго срока президент уже не может баллотироваться на эту должность. Но в случае изменения Конституции у него есть реальный шанс остаться премьером на достаточно долгий срок. Технология избирательных манипуляций, наработанная годами, способна обеспечить необходимые победы на парламентских выборах. Только очень сильная демократия выдерживает сильного лидера. Слабая — получает несварение желудка. Таковы общие законы, характерные для всех стран. Сильный лидер остается у власти под любым предлогом и создает свое собственное понятие демократии, разумеется тоталитарной, при которой, несменяемый, он якобы избирается на следующий срок, на самом деле идя на любой подлог и обман. Например, изменяя Конституцию, чтобы после нескольких лет правления получить еще два срока. Или изменяя форму правления, чтобы остаться действующим главой правительства и государства, или вообще отменяя всякие выборы и объявляя себя пожизненным монархом. Можно придумать все, что угодно. Но при сильной демократии очень трудно остаться сильным лидером. Это высшая форма ответственности его самого и всех граждан государства. И высшая форма развитой цивилизации.
Петровский решил, что разговор окончен и его сейчас отпустят, когда услышал другие слова.
— Это первый вопрос, по которому я хотел с вами переговорить. — Он насторожился. Благодушное настроение начало улетучиваться.
— У меня к вам еще одно дело, которое нам нужно обсудить, — Климентьев по-прежнему смотрел прямо в глаза. — Вы можете ответить мне откровенно, как складываются ваши отношения с Глебом Моисеевичем Жуковским?
"Конечно, пограничники сообщили, — подумал Святослав Олегович. — И как это я так глупо прокололся. Нужно было лететь в Киев, а уж оттуда в Лондон. Но у меня не было времени".
— Я действительно летал вчера в Лондон…, - начал он, надеясь, что сумеет как-то выкрутиться, но его безжалостный собеседник не дал ему времени на обдумывание ситуации и возможную ложь.
— Вы встречались вчера с Жуковским, — произнес он мертвым голосом. — Насколько это было необходимо?
"Неужели Бронштейн рассказал о наших переговорах? — разозлился Петровский. — Пограничники не могли знать о том, к кому едет пересекающий границу глава аналитического агентства «Миллениум». Или Климентьев, узнавший о моей неожиданной поездке в Лондон, просто сделал надлежащие выводы? Или он точно знает?"
— Мы случайно встретились в отеле, где я остановился… — попытался в последний раз оправдаться Святослав Олегович.
— Не нужно, — поморщился Климентьев. — Вы прилетели в Лондон, позвонили ему, назначили встречу. Он и приехал к вам в отель «Шератон», где вы остановились. Ваша беседа продолжалась около часа. Я хочу знать, почему вы так неожиданно туда полетели и о чем разговаривали. Согласитесь, мы должны знать, чем занимается руководитель агентства, которому мы поручаем в том числе и защиту наших внешнеполитических интересов.
"Информатор в окружении Жуковского, — понял Петровский. — Возможно, Климентьеву даже известно, о чем именно мы говорили.
Скрывать факт встречи не имеет смысла, можно потерять гораздо больше, чем приобрести".
— Я вылетел в Лондон только на один день, — начал он, тщательно подбирая слова. — У меня действительно состоялась встреча с Жуковским. Я не помню, как долго она длилась, но мы обсуждали одну чисто экономическую проблему, не имеющую отношение к политике.
— В нашей стране даже производство спичек имеет отношение к политике, — возразил Евгений Герасимович. — Так о чем именно вы говорили?
По его лицу Петровский понял, что ему лучше не лгать. Вполне возможно, что Климентьев даже прослушал пленку с записью их разговора. Тогда вообще ничего нельзя скрыть.
— Мы обсуждали проблемы Нижнебайкальского комбината, — признался он. — Вы, наверное, слышали, что там произошло убийство директора. В наше агентство обратились за помощью в решении информационных вопросов, и я пришел к выводу, что лучше все детали уточнить с самим Жуковским, который владеет контрольным пакетом акций этого комбината.
Климентьев внимательно посмотрел на него, затем резко встал, прошел к своему столу.
— Вы пытаетесь выкрутиться, — строго констатировал он, — и мне не нравится, как вы постоянно корректируете вашу позицию. — Евгений Герасимович протянул руку и нажал какую-то кнопку.
"Итак, — послышался характерный голос Жуковского, — вы решили сами прилететь в Лондон? Зачем вы захотели меня увидеть? Я думал, мы обо всем договорились с вашим представителем. Кстати, у вас очень толковый и деятельный советник. У нас с ним оказалось много знакомых по Америке. Или вы хотите изменить наше соглашение?
— Нет. Двенадцать процентов более чем достаточно. Но я просил бы вас перевести эти акции в другое место…"
Петровский тяжело вздохнул. Нужно было исходить из того непреложного факта, что за главным олигархом страны, находившимся в вынужденной эмиграции, следят сотрудники спецслужб.
— Вы все слышали, — угрюмо сказал он, — что я должен добавить?
Климентьев выключил магнитофон.
— А вы сами ничего не хотите больше сказать?
— Хочу,— Петровский достал носовой платок и вытер потное лицо. Как глупо он подставился! Теперь нужно искать выход.
— Комбинат приносит огромную прибыль, — начал он. — Я считал нерациональным банкротить такое предприятие. Кроме того, мои аналитики учитывали возможность независимой аудиторской проверки, которую бы потребовал осуществить американский банк "Голдман Сакс". Поэтому мы приняли такое ответственное решение и решили пойти на договоренность с Жуковским. Речь шла исключительно об экономическом сотрудничестве. Вы можете прослушать всю пленку до конца, мы не обсуждали никаких политических тем…
— За исключением того факта, что вы готовы взять на себя информационное обеспечение интересов Жуковского…
— Не мы, — достаточно невежливо перебил хозяина кабинета Петровский, — а наш литовский филиал.
— Вы видите принципиальную разницу?
— Во всяком случае мое агентство не брало на себя никаких дополнительных обязательств перед Жуковским, — твердо заявил Святослав Олегович. Он помнил, о чем они вчера договаривались, и теперь мог только гордиться, что они уклонились от обсуждения многих щекотливых тем. — И я отказался обсуждать политические гарантии его возвращения.
— Верно, — впервые чуть усмехнулся Климентьев, — я полагаю, вас больше интересовали тридцать шесть миллионов долларов, которые вы собирались получить в ходе этих переговоров.
— И деньги тоже, — строго согласился Петровский. — Я не альтруист и не обязан работать бесплатно. Мои аналитики просчитали варианты и пришли к выводу, что Жуковский может заплатить эти двенадцать процентов.
— Десять, — напомнил Климентьев, — только десять. Два хотел получить ваш советник.
— Он их уже не получит.
— Верно. Но вы отказали группе Алентовича. Семен Борисович очень влиятельный человек и может обидеться на вас за такое неожиданное решение. Он был уверен, что вы играете на нашей стороне, а вы неожиданно переметнулись на сторону Жуковского. Согласитесь, у Алентовича будут причины вас недолюбливать.
— Я никогда не претендовал на особую любовь Алентовича, — начал злиться Петровский. Он почувствовал, что сейчас наконец разговор выйдет на основную тему и ему придется платить за свою негласную поездку в Лондон.
— Давайте без нервов, — холодно предложил Климентьев. — По оценкам наших финансистов, ваше агентство заработало за последние годы больше ста миллионов долларов. Вы очень не бедный человек, господин Петровский.
— А я и не говорил, что собираюсь сидеть перед вашим зданием и просить милостыню, — позволил себе еще раз огрызнуться Святослав Олегович. — Но, учитывая наши доходы, никто не учитывает и наши расходы. А они большие, очень большие.
— Вот о расходах я и хотел с вами поговорить, — подхватил Климентьев. — Группа Алентовича действительно собирается обанкротить комбинат и взять его в собственное доверительное управление либо скупить акции обанкротившегося предприятия. И вы, конечно, правы насчет американского банка. У нас слишком большие обязательства перед иностранными инвесторами. После того как мы демонстративно не поддержали американцев в Ираке, делать нечто подобное и в экономике было бы слишком нерационально. Они вложили сто миллионов долларов и имеют право проверить, куда пошли эти деньги. Боюсь, что Семен Алентович несколько перестарался. Я понимаю его желание присвоить комбинат, но сотрудники Алентовича, возможно, не смогли просчитать все последствия такого шага.
— Приятно слышать, — пробормотал Святослав Олегович.
— Но расходы нужно нести всем сторонам, — невозмутимо продолжил Климентьев. — Я думаю, будет правильно, если вы перечислите половину полученных вами акций в компанию, которую мы вам укажем. Например, в "Мостраст".
— Половину? — не поверил Петровский, вскакивая со стула. — Это же шесть процентов всех акций! Восемнадцать миллионов долларов! Что вы говорите? Я никогда не соглашусь.
Он хорошо знал, кому именно принадлежит компания «Мостраст». Это был секрет Полишинеля. Всем было известно, что упомянутая компания принадлежит самому Евгению Герасимовичу.
— Тогда комбинат будет подвергнут процедуре банкротства, — безжалостно заявил Климентьев, — и вы потеряете все деньги. Мы не испугаемся даже скандала. Американцы ничего не смогут доказать. Мы остановим отгрузку продукции, введем таможенные ограничения, поднимем тарифы на перевозки и электроэнергию. Вся прибыль комбината уйдет на эти платежи и плюс еще там найдут массу недочетов. Например, по налоговой линии.
Святослав Олегович понял, что его загнали в угол. Он сжал зубы и достаточно громко прошипел:
— Грабители.
— Успокойтесь, — посоветовал Климентьев. — Мы подумали о вашем агентстве. Завтра вы встречаетесь с представителем Украины. Они готовы выделить вам более пятидесяти миллионов долларов на их новую избирательную компанию. Как видите, ваши интересы не пострадают. Хотя и здесь вам придется перечислить на указанные нами счета около пяти миллионов. Но вы можете отнестись к этому как к обычному налогу.
— Пятьдесят миллионов, — услышав эту цифру, Петровский несколько успокоился. — И больше никаких платежей не будет? — поинтересовался он.
— Почти никаких, — ответил Климентьев, — если не считать семисот двадцати тысяч долларов, которые вы еще должны заплатить одному известному вам чиновнику. — За что? — снова привстал Петровский.
— Его обычные два процента, — пояснил Евгений Герасимович. — Вы же знаете, как его у нас называют. "Мистер два процента". Он имеет два процента с каждой сделки. Мы с ним уже договорились, и он готов был согласиться на сделку с Алентовичем, но вы несколько изменили правила игры. Скрыть получение тридцати шести миллионов долларов практически невозможно. Поэтому будет правильно, если вы перечислите семьсот двадцать тысяч долларов и ему в качестве утешительного приза. Это его законные два процента. Вы ведь были готовы заплатить два процента акций вашему советнику?
"Плут, — зло подумал Петровский, — он меня обставил по всем статьям".
— Семьсот двадцать тысяч долларов мы платим пополам из общей суммы, — решительно сказал он.
— Не нужно мелочиться, — посоветовал Климентьев, — вы заплатите эти деньги по частям. Сначала пятьсот тысяч из своей доли акций, а оставшуюся сумму — из украинских денег. Думаю, я смогу договориться о такой рассрочке.
— Согласен, — выдавил Святослав Олегович. — Это все? Или я должен еще заплатить сидящему при входе молодому человеку за то, что он мне улыбнулся? А может, нужно оплатить еще и работу ваших шпионов, которые записали наш разговор в Лондоне? Или перечислить еще три процента министру финансов? Вы забываете, что группу Алентовича курирует еще и вице-премьер.
— Ему вы можете ничего не платить, — великодушно разрешил Климентьев. — Я думаю, он напрасно так явно и демонстративно поддерживает Алентовича. Это не идет на пользу общему делу.
— Вот и скажите ему об этом, — зло посоветовал Петровский.
— Не нужно мне ничего советовать, — заявил Климентьев. — Вы иногда позволяете себе увлекаться. Незачем так нервничать, Святослав Олегович. И помните, что послезавтра к вам приедут. Их представителем будет какой-то Скрыпник. У него тоже есть агентство, Аналогичное вашему. Акции комбината переведутся в компанию "Мостраст".
Петровский поднялся и пошел к дверям, выхода он обернулся и спросил:
— Почему наших богатеев называют олигархами? Какие, к чертовой бабушке, они олигархи? Вы все настоящие плутократы. Это более подходящее слово. Плутократы. — После чего повернулся и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. За девятнадцать миллионов долларов, которые он потерял в ходе состоявшегося разговора, можно было позволить себе немного сорваться.
Климентьев усмехнулся и протянул руку к телефонному аппарату.