Вернувшись в офис, Петровский прошел в свой кабинет. Было уже достаточно поздно, шел восьмой час, но Инна терпеливо ждала его в приемной. Она знала, что не имеет права уходить, пока он ее не отпустит. 

— Найди мне Глушко, — приказал Святослав Олегович, — хотя нет, подожди. Сначала пригласи ко мне Юлая и его нового заместителя Наталью Андреевну. Срочно.

 Секретарь не решилась сказать, что Наталья Андреевна уже ушла. Вместо этого она перезвонила новому заместителю финансового директора на мобильный телефон и попросила срочно вернуться на работу.  Юлай появился в кабинете через несколько минут. 

— Что-нибудь случилось? — спросил он, входя в кабинет.

 — Случилось, — мрачно кивнул Петровский, — во-первых, у нас неприятности с Бронштейном. 

Юлай изумленно поднял брови, усаживаясь на стул.

 — Леонид Исаакович слишком много времени провел в Америке, — пояснил Петровский. — Для него слова "миллион долларов" имеют магическое звучание. В общем, он сорвался… 

— В каком смысле? — не понял Юлай. 

— Поехал на переговоры с Жуковским и решил прибавить к нашей цене еще два процента. Еще шесть миллионов долларов, и попросил их перевести на компанию, президентом которой зарегистрирован его племянник. Жуковский, конечно, все проверил и сразу все понял. Он мне сказал, что таких совпадений не бывает. Неприятно слышать, когда тебя обманывает твой собственный советник. 

— Ты узнал об этом от Жуковского? 

— Нет, конечно. Леонид Исаакович бизнесмен, но не дурак. Если бы я получил такую информацию от Жуковского, наш советник уже разговаривал бы с архангелами. Такие вещи не прощаются, и он это прекрасно знает. Нет, Бронштейн пришел ко мне и сообщил, что Жуковский согласился на двенадцать процентов, хотя мы определяли максимальную ставку в десять. 

Тогда не страшно, — рассудительно произнес Юлай, — если он сам все тебе рассказал. Молодец Бронштейн. Чего ты комплексуешь? Ты свои десять процентов получишь, а все, что сверху, — это чистая прибыль Леонида Исааковича. Пусть немного заработает, не вижу в этом ничего плохого. 

— А я вижу, что ты совсем перестал соображать, — заорал Петровский. — Как это ничего плохого? Из-за этих проклятых шести миллионов я полетел в Лондон на переговоры с Жуковским, хотя не должен был этого делать. 

— Ты летал в Лондон? — изумился Юлай. — Почему же ничего не сказал мне? Или Глушко? 

— Потому и не сказал, что ты даешь такие идиотские советы. Я полетел в Лондон и встретился с Глебом Моисеевичем. Согласен, это был не лучший ход, но я не люблю, когда меня накалывают собственные сотрудники на шесть миллионов долларов. Тем более что это была моя идея отказать Алентовичу и попытаться договориться с Жуковским. В общем, я совершил ошибку типичного кретина и вылетел в Лондон. За Жуковским, конечно, следят. Наши спецслужбы фиксируют все его контакты и все его встречи. Наш разговор записали… 

Позвонила секретарь. 

— Пришла Наталья Андреевна, — доложила она. 

— Пусть ждет, — рявкнул Петровский. 

— Откуда ты знаешь, что разговор записали? — удивился Юлай. — Может, это только слухи? 

— Тебе нужно уходить на пенсию, — еще больше разозлился Святослав Олегович. — У тебя типичное размягчение мозга. Я сам слушал наш разговор с Жуковским в кабинете у Климентьева. Все понятно? Больше дурацких вопросов нет? 

— Это плохо, — рассудительно пробасил Юлай Абуталипович, почесывая лысую голову, — очень плохо. 

— Спасибо. Наконец все понял. Мне нужно было встречаться с Жуковским где-нибудь в другом месте, например в лесу или в парке. Хотя, думаю, и это не помогло бы. Нас все равно сумели бы записать. В общем, Климентьев узнал о нашем плане. Он обо всем узнал. И предложил перевести часть акций на счет его компании. 

— Большую часть? — тревожно осведомился Юлай. 

— Половину, — мрачно выдавил Петровский. 

— Не может быть! — охнул Юлай. — Ну и аппетиты у них! 

— Они сразу поняли мой план. Если комбинат не обанкротить, а, наоборот, поддержать, то тогда получается, что мы имеем акции, которые стоят три миллиона долларов. Ну, а они не дураки. Им тоже хочется иметь свою долю. Тем более что она будет отнята у Жуковского. Хотя по большому счету им все равно кто платит: Алентович или Жуковский. 

— Чистый рэкет, — пробормотал Юлай. 

— Наверное, — согласился Петровский, — и еще три процента от общей суммы сверху нужно платить премьеру. Наличными и сразу. 

— Больше миллиона долларов! — Юлай сокрушенно покачал головой. — Такая сделка сорвалась… 

— Еще не сорвалась, — возразил Петровский, — поэтому я и позвал твоего заместителя. Нам нужно обсудить ситуацию в целом и найти правильный выход. У меня есть и запасной вариант. Инна, пригласи к нам Наталью Андреевну, — попросил он, включив селекторную связь. 

В кабинет вошла Наталья Андреевна. Петровский глянул на строгое лицо женщины и подумал, что такой тип женской красоты ему всегда нравился. Она была воплощением серьезности, строгости, выдержки. Войдя в кабинет, встала у дверей. 

— Входите, — пригласил ее Петровский, — садитесь, пожалуйста. 

На ней был строгий серый костюм. Юбка — чуть ниже колен. Она прошла к столу и уселась напротив Юлая Абулатиповича. 

— У нас к вам важное дело, — начал Святослав Олегович, — мы хотим обрисовать вам серьезную финансовую ситуацию, чтобы вы нам помогли, каким образом ее лучше решить. 

— Я вас слушаю, — Бочарова достала блокнот. 

Петровский посмотрел на Юлая. Тот согласно кивнул. Наталья Андреевна была весьма толковым специалистом и ей можно было доверять. 

— Некое крупное предприятие оказалось в очень непростом положении, — начал рассказывать Петровский. — Оно получило солидный кредит американского банка и модернизировало производство. Там наладили работу и получают теперь больше двенадцати миллионов долларов прибыли в год. Но группа людей решила комбинат обанкротить, чтобы прибрать производство к рукам. Сейчас акции стоят три миллиона долларов. Я называю примерную сумму. 

Наталья Андреевна что-то записала. 

— Мы решили, что можно поддержать владельцев комбината и получить часть акций. Примерно двенадцать процентов. Но они согласны передать нам только шесть. И еще одно важное обстоятельство. У фактического владельца останется примерно тридцать девять процентов акций, а у тех, кто хочет его обанкротить, есть около пятнадцати. И они хотят войти в совет директоров. 

— Все? — спросила она. 

— Примерно все. 

— Что вы хотите? Какую цель вы преследуете? — уточнила Бочарова.

 Петровский и Юлай переглянулись.

 — Цель у нас всегда одна, — пояснил Святослав Олегович, — заработать как можно больше денег. 

— А репутация? — поинтересовалась она. 

Петровский тяжело вздохнул. 

— Наталья Андреевна, — произнес он укоризненно, — кого в наше время волнует репутация? 

— Порядочных людей, — безжалостно откликнулась она.

 Петровский и Юлай опять переглянулись.

 — Хорошо, — согласился Святослав Олегович, — будем порядочными людьми. Тогда подскажите, как нам поступить?

 — В любом случае нельзя обанкротить хорошо работающее предприятие, — убежденно заявила Наталья Андреевна, — но если вы имеете достаточно крупный пакет акций и обладаете неким капиталом, то можете сыграть на достаточно серьезном понижении цены.

 — Что вы сказали? — оживился Петровский.

 — Это вполне законно, — пояснила она, — сначала вы играете на понижение реальной цены, а затем скупаете часть акций до того номинала, когда они начинают расти. И в результате получаете гораздо большую прибыль, чем от обычной покупки акций. 

Юлай нахмурился. Ему было неприятно, что такие советы дает его заместитель. Но Петровский встал со своего места и, обойдя стол, подошел к Наталье Андреевне.

— Хорошая идея, — проговорил он задумчиво. — Значит, вы считаете, что лучше сыграть на понижение, а затем скупить акции, упавшие в цене?

— Подыграть первой группе, чтобы получить большую прибыль, — уточнила она.

Святослав Олегович наклонился к ней, положил руки на спинку стула.

— Насколько такая позиция совпадает с вашим представлением о порядочности? — спросил он, улыбаясь. 

— На все сто, — ответила Наталья Андреевна, — это обычная финансовая операция. 

— А вам не кажется, что любая финансовая операция в какой-то мере построена на блефе и обмане?

 — Возможно, — согласилась она, — но таковы правила игры. Мы их не нарушаем. Нельзя играть по собственным правилам, существуют определенные финансовые законы, которые необходимо соблюдать. И моральные тоже. Если мы сознательно обанкротим хорошо работающее предприятие, то это будет мошенничество. Мы выбрасываем людей на улицу, закрываем производство, чтобы получить лишние деньги. А если сознательно играем на понижение, то это всего лишь обычная финансовая операция. 

— Я понял, — сказал Петровский, убирая руки, — у финансистов понятие совести такое же растяжимое, как у политиков. — Он повернулся и пошел к своему креслу. Сел в него и надолго задумался.

 Юлай Абуталипович и Наталья Андреевна терпеливо ждали, когда шеф наконец примет решение.

 — Начинаем, — сказал наконец Петровский. — Будем работать по вашей схеме. Сейчас я введу вас в курс дела. Нам переведут двенадцать процентов акций…

 — Вы говорили о шести, — напомнила Наталья Андреевна.

 — Не важно, что я говорил, — нахмурился Святослав Олегович, — начинайте работу. Акции будут переведены в наш литовский филиал. Двенадцать процентов. Из них шесть мы должны будем перевести в другой банк. Работайте, я дам вам все данные. 

Когда они вышли, он попросил Инну соединить его с Нижнебайкальском.

 — Извините, Святослав Олегович, — виновато произнесла секретарь, — уже девять часов вечера.

 — Ну и что? — не понял он.

 — Значит, у них уже два часа ночи, — погнила Инна.

 — Позвони на мобильный Леонида Исааковича, можешь его разбудить. Он мне срочно нужен, — распорядился Петровский. Когда его наконец соединили с Бронштейном, он услышал его заспанный голос. 

— Что-нибудь случилось? — недовольно поинтересовался Леонид Исаакович.

 — Мы меняем наш план, — быстро сообщил Святослав Олегович, — не нужно ничего предпринимать. И завтра утром срочно возвращайтесь в Москву.

 — Как это не нужно? — не понял, сразу проснувшись, Бронштейн. — Я только сегодня прилетел. Уже встречался с их главным бухгалтером и заместителем директора по финансовым вопросам. Есть очень перспективные направления. Можно задействовать и правоохранительные органы. Они подозревают, что убийство директора комбината было заказным. У них есть подозреваемые, в том числе и прилетавшие из Москвы.

 — Возвращайтесь обратно, — повторил Петровский. — У нас изменились обстоятельства.

 — Хорошо, — согласился Леонид Исаакович, — вы же знаете, что я всегда играю в команде. Завтра вылечу. До свидания.

Петровский положил трубку. Нужно выяснить, кто такой этот Скрыпник и что он из себя представляет. Если украинцы решили прислать его, то он не может быть государственным чиновником. Иначе они бы вышли на других людей. Этот человек должен быть независимым экспертом или каким-нибудь советником. А может быть, руководителем схожего агентства в Киеве. Святослав Олегович позвонил Инне и попросил прислать Глушко.

В отличие от всех остальных сотрудников, руководитель службы безопасности никогда не уходил домой раньше десяти часов вечера. Он ждал в своем кабинете, когда его пригласят. И появился перед Петровским ровно через минуту после вызова. Его кабинет находился рядом с приемной. Глушко не был похож на типичного генерала спецслужб. Он был чуть выше среднего роста, с седыми, слегка вьющимися волосами, добродушным к лицом, серыми глазами и небольшим животиком, выдававшим его пристрастие к пиву и хорошей еде. Внешне Глушко скорее был похож на пожилого человека, ушедшего на пенсию после многолетней работы на карамельной фабрике. И лишь немногие знали, что он был одним из самых опытных специалистов бывшего Второго Главного Управления КГБ CCCР. А так называли в этой организации службу контрразведки. 

Генерал вошел в кабинет и прошел к столу. Обменялся крепким рукопожатием с Петровским, сел на стул, положил папку на стол. Он всегда приходил к шефу с небольшой папкой, в которой была какая-то секретная информация.

 — У нас большие проблемы, — сообщил ему Святослав Олегович. — Вчера вечером я решил инкогнито слетать в Лондон, чтобы встретиться с нужным человеком. Но наша с ним встреча оказалось тайной только для моих сотрудников. Наш разговор даже записали на пленку.

 — У вас была с собой какая-нибудь аппаратура? — поинтересовался Глушко.

 — Конечно, нет. Я и не думал, что в Лондоне меня могут прослушивать. В общем, я поступил не совсем правильно. Нужно было заранее сообщить вам и вашей службе. Но теперь уже поздно сожалеть. Я прошу вас проверить на Украине человека по фамилии Скрыпник, который должен встретиться со мной через два дня. Он приедет по поручению официальных структур Украины. 

— Вы не знаете его имени-отчества? 

— Нет, к сожалению. Но он должен быть близок к президентскому аппарату.

 — Найдем, — уверенно пообещал генерал.

 — И еще несколько деликатных поручений. Проверьте, пожалуйста, компанию "Вымпел", но так, чтобы об этом никто не знал.

 — Я вас понял.

 — Завтра утром прилетает Бронштейн, — вспомнил Петровский. — Я хочу, чтобы ваши люди его встретили и посмотрели, куда он поедет.

 Глушко не удивился. Он привык ничему не удивляться. Сделав пометку в блокноте, генерал кивнул, не сказав более ни слова. Петровский понял, что и это его распоряжение будет выполнено. Потом добавил:

 — И последнее. Наш представитель из Вильнюса утром полетит в Лондон. Я хочу чтобы его прикрывали ваши люди. Пусть сегодня ночью вылетят в Вильнюс. Или утром в Лондон. Чтобы они были рядом с ним. 

— Мы все сделаем. 

— Спасибо, Виктор Михайлович. Как у нас с этой поликлиникой?

 — Целая история, — оживился Глушко. — Мы сейчас разбираемся, но там будут проблемы.

 — Меня просили помочь, — напомнил Петровский, — и я рассчитываю, что все пройдет нормально. 

— Мы стараемся, — признался генерал, — но когда берут в руки оружие, трудно помочь. Вы же сами знаете, что "против лома нет приема".

 — У нас, в Одессе, говорили: "Есть прием, такой же лом", — вспомнил Петровский. — Задействуйте ваши старые связи. Нужно найти другой отряд милиции, чтобы выбить засевших там головорезов.

 Он даже не мог предполагать, насколько история с приватизацией небольшой частной поликлиники затронет их агентство. А началась она давно. Еще три года назад.