Можно представить, что именно я испытала, когда услышала, что Максим был сотрудником полковника Кафарова. Я вообще думала, что потеряю сознание от такого удара. Это был настоящий удар. Я смотрела на Максима и чувствовала, что снова хочу расплакаться. Или надавать ему пощечин. Или задать ему несколько неприятных вопросов. Но меня опередил Микаил Алиевич. Он, конечно, чувствовал мое настроение. Его просто невозможно было не почувствовать.

– Максим Гейдаров был одним из наших специалистов, которые работали с тобой в последние месяцы, – безжалостно сообщил он, разрушив все мои иллюзии.

Я смотрела на своего несостоявшегося любовника и начинала его ненавидеть. Нужно отдать ему должное: он отводил глаза и ничего не говорил, даже не пытался объясниться. Значит, он встречался со мной по заданию Кафарова. Значит, все эти месяцы он просто притворялся, проводя время с женщиной, которая была ему глубоко неприятна. Или я все-таки ему нравилась? Как это унизительно было слышать, что с тобой встречаются исключительно по заданию руководства. Я готова была сорваться и заорать от бешенства. Хотелось сказать этим двум мужикам все, что я про них думаю, выйти отсюда, хлопнув дверью, и никогда больше здесь не появляться. Но я продолжала сидеть и слушать Кафарова, словно все происшедшее было в порядке вещей и со мной ничего не происходило.

– Нам нужно было ближе познакомиться с тобой, – продолжал Микаил Алиевич, – и поэтому мы решили устроить твое знакомство с Максимом Гейдаровым. Это было необходимо в интересах дела, и он согласился. Между прочим, капитан Гейдаров дал тебе прекрасную характеристику…

Нет, он должен был меня еще и опорочить.

– А я думала, что он считает меня дурой, – наконец смогла выдавить я.

Максим молчал.

– Нет. Он считает тебя перспективной и многообещающей сотрудницей, – возразил Кафаров.

– Теперь все понятно. Я была вашим подопытным кроликом, на котором вы ставили свои эксперименты.

– Ты была человеком, которого мы отобрали из нескольких сотен кандидатов и с которым нужно было познакомиться достаточно близко, чтобы понять и оценить степень твоего эмоционального и интеллектуального развития, – возражает Кафаров.

– Мы не настолько близко познакомились с вашим офицером, – сама не понимаю, как у меня получилось произнести подобную фразу. Наверное, от злости, что действительно между нами ничего не было.

– Не нужно, – попросил полковник, – это не твой стиль. В нашу задачу не входило унизить тебя или затащить в кровать. Мы должны были понять степень твоей готовности к этой работе. А Максим с первого дня отказывался исполнять эту роль. Можешь мне поверить, что ему было достаточно сложно выполнять именно такое задание.

В этот момент позвонил его телефон, и Кафаров вышел из комнаты. Уже позже, обдумывая эту ситуацию, я решила, что даже этот телефонный звонок прозвучал в самый нужный момент, с таким расчетом, чтобы оставить нас на время одних. Но я сама ничего не хотела спрашивать у Максима. Первым заговорил он:

– Если можешь, извини. Но у нас так проверяют всех без исключения сотрудников. Это была моя работа, и я не мог отказаться. Хотя ты действительно мне очень нравилась.

– Не нужно, – поморщилась я, – об этом не нужно. Вчера ты тоже пришел на ужин ко мне домой по заданию Кафарова?

– Нет. О вчерашней встрече он не знал. Он просил меня, чтобы мы больше не встречались.

– Значит, ты нарушил служебные инструкции. – Я даже удивлялась себе, насколько ровным и спокойным тоном я с ним разговаривала.

– Я не думал, что ты… что мы… что ты захочешь…

– Согласна. Я повела себя как дура. Ничего страшного. Не переживай. Я уже поняла, что ты встречался со мной для проверки. Конечно, неприятно, что все так получилось, но, видимо, так было нужно. Наверное, сейчас за нами наблюдают и подслушивают, пытаясь определить мое эмоциональное состояние. И я почти уверена, что полковник вышел намеренно, чтобы услышать, какие именно слова я буду тебе говорить.

– Ты все слишком усложняешь.

– Наверное, да. Теперь я буду знать, что никому из вашей конторы доверять нельзя. Ни при каких обстоятельствах.

– Это наша работа.

– И если бы тебе приказали, ты пошел бы до конца? – Мне очень хотелось, чтобы он ответил на этот вопрос. Либо «да», либо «нет». В любом случае это был бы очень показательный ответ. Но он молчал, опустив голову. И как он мог мне нравиться? Смазливое лицо, серые глаза? Как я могла не понимать, что он всего лишь хороший актер. Может, ему вообще неприятно было даже находиться рядом со мной. Какое убожество. Хотя он профессионал и обязан уметь притворяться. Смогла бы я на его месте сыграть должным образом? Не уверена. Я вообще теперь ни в чем не уверена, ведь весь мой опыт общения с мужчинами раньше ограничивался только моим первым мужем, а теперь еще и таким неудачным опытом общения с Максимом. Такие «встряски» могут навсегда отучить человека от любых попыток контактов с лицами противоположного пола.

Максим молчал. И я понимала, что говорить нам больше не о чем. Именно в этот момент вернулся поразительно долго отсутствующий полковник.

– Полагаю, что ты должна сама все понимать, – сказал Кафаров. – Мы не можем брать к себе кого попало. Все наши офицеры проходят очень жесткий отбор. В том числе и подобным образом.

– Вы меня убедили. Теперь буду знать, что вы умеете играть по двойным стандартам. – У меня внутри все горело, но я говорила так, словно ничего не происходит.

– Это не двойные стандарты. Это обычная проверка, – устало повторил Кафаров, – и все, кто в дальнейшем работает со мной, проходят похожую проверку. В ряде случаев проверка бывает еще более жесткой.

– Спасибо, что пожалели, – у меня находятся силы даже для иронии, – а я считала, что устраиваю свою личную жизнь.

– Это твое право, – говорит полковник, – но ты всегда должна помнить, что подобные проверки могут повториться и в будущем. И не только с нашей стороны. Капитан Гейдаров, вы свободны. У вас есть что-нибудь ему сказать, госпожа Алиева?

– Только поблагодарить за хорошее актерское мастерство, – язвительно говорю я, глядя на Максима. Он снова опускает голову, и я с удовлетворением вижу, как он опять краснеет.

И молча выходит из комнаты. Больше он не произнес ни слова. А я была в таком состоянии, что не хотела с ним разговаривать. Вообще, собиралась навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Я только услышала, как он тихо закрыл за собой входную дверь.

– Ты ему действительно нравилась, – замечает Кафаров, – но он хорошо представлял, что находится на выполнении ответственного задания. Ты должна это осознать.

– Уже осознала.

– И если завтра тебе придется с ним работать, то ты обязана не вспоминать историю вашего знакомства с Максимом Гейдаровым. Ты меня понимаешь?

– Думаю, что да. Это его настоящие имя и фамилия?

– Конечно. Но он работает под прикрытием. То есть, являясь кадровым офицером, он числится в институте физики. У нас есть несколько таких «специалистов». Мы собирались и тебя использовать таким образом.

– Буду сидеть в своем институте, а работать на вас? Интересно, зачем вам это нужно? Чтобы я «стучала» на наших литературоведов и критиков.

– Никто не предлагает тебе «стучать». Ты офицер, работающий под прикрытием. Тебя готовят для работы в особых условиях, а не для того, чтобы ты слушала разговоры своих коллег и передавала их нам. Для этого не нужна специальная подготовка. Мне казалось, что ты должна это понимать.

– Уже поняла. А почему «под прикрытием»? Почему нельзя меня просто перевести на работу в ваше ведомство?

– Подобный опыт нарабатывался десятилетиями, – поясняет мне полковник, – поэтому мы и пытаемся действовать сообразно обстоятельствам. Я теперь говорил, что подобная практика принята во всем мире.

– Да, – согласилась я, – кажется, говорили.

Он заметил, как я нахмурилась. И поэтому полковник спросил:

– О чем ты думаешь?

– Честно? О том, зачем я сижу здесь. И почему сразу не ушла.

– Значит, тебе уже интересно.

– Интересно, – вздохнула я, – наверное, интересно. Хотя и не очень приятно.

– Я тебя понимаю. Но мне казалось, что твой интеллект должен превалировать над эмоциями. Во всех случаях. Иначе ты нам просто не подходишь.

– Может, и не подхожу, – нагло согласилась я, – вы разрешите задать вам два вопроса?

– Только два? – иронично осведомляется полковник.

– Возможно, в ходе нашей совместной работы у меня появятся и другие вопросы.

– Какие именно? Что тебя интересует?

– Первый. Почему вы так уверены, что я не уйду? После вашей проверки, после того, как меня так разыграли и ваш смазливый капитан устроил такой спектакль… Не забывайте, что я не имею права рисковать. У меня дочь растет, я должны быть рядом с ней. И с больной мамой. А не с вами…

Кафаров снова усмехнулся. Он понимал все гораздо лучше остальных. И все мои невысказанные вопросы он тоже услышал.

– Ты должна понимать, что наше дело как раз в первую очередь защищает твою мать и твою дочь, – пояснил полковник, – и гораздо лучше, чем все наши говорливые болтуны где-то в международных организациях или в нашем парламенте. Наша работа исключительно важна. Не забывай, что мы уже почти двадцать лет находимся в неопределенном состоянии «замороженной войны». Какой у тебя второй вопрос?

– Личный.

– Понятно. Хочешь узнать, он женат или нет?

– Вы умеете читать мысли? – Этот вопрос я буду задавать себе и ему еще много раз в жизни. И каждый раз он будет меня удивлять. Полковник посмотрел мне в глаза и негромко произнес:

– Просто понимаю твое состояние.

Кафаров не улыбнулся. За это я ему была очень благодарна. Он даже не очень удивлялся моему желанию узнать ответ именно на этот вопрос. За что я была ему благодарна вдвойне. И честно ответил:

– Уже пять лет. У него растет трехлетний сын. У тебя интерес чисто романтический?

– Это тоже важно?

– Очень. Мне важно все, что касается тебя. В том числе и твоя наблюдательность.

– Я обратила внимание на его носовые платки. Всегда такие выглаженные и чистые. Никто, кроме супругов, не будет так следить за этим предметом туалета. Возможно, он сам гладил их по утрам, но мужчины обычно так не гладят свои платки. Линия сгиба не бывает такой ровной. И еще один момент. У него всегда были хорошо накрахмаленные воротники сорочек. В химчистках так обычно не стирают и не гладят. Я думала, что у него есть младшая сестра, которая следит за его одеждой…

– У него нет младшей сестры.

– Это я уже поняла. Спасибо, что сообщили, чтобы не питала ненужных иллюзий. Я видела, как он ко мне относится. Ему было даже неприятно, что я полезла целоваться.

– Не утрируй, – строго одергивает меня Кафаров, – и учти, что тебе еще придется не раз сдавать психологические тесты, прежде чем мы зачислим тебя в наш штат.

– Что в таких случаях говорят? Служу Советскому Союзу? Хотя уж лет двадцать как его нет. Значит, служу интересам родной республики, ставшей суверенной страной. Так лучше?

– В нашем ведомстве не знают подобных клятв, – сообщает Микаил Алиевич, – и вообще, постарайся успокоиться и не дергаться.

Я успокоилась и не стала ему говорить, как ужасно неприятно было мне слышать его слова о женатом Максиме Гейдарове. Больше я о нем ничего и никогда не спрашивала. Словно вычеркнув его из своей памяти. Навсегда. Мне было сложно представить, что когда-нибудь я снова сойдусь с человеком, который едва не стал моим любовником и за которого я собиралась выходить замуж. Мне очень сложно было представить, как я должна была к нему относиться и как мы будем взаимодействовать в будущем. Но ничего этого не произошло. Все закончилось гораздо более прозаически и более трагически.

Конечно, мы смогли пройти через массу испытаний и обеспечить относительную стабильность и порядок в нашем государстве. Для этого нам пришлось пережить Большую войну с соседями, чудом дважды избежать Гражданского противостояния, подавить сепаратистское движение на юге республики, суметь избежать повторения подобного сценария на севере и пройти через братоубийственное столкновение в Гяндже, мятеж омоновцев в Баку и еще три или четыре попытки государственных переворотов. Но начиная с середины девяностых годов наметилась определенная стабильность, и вот уже много лет в республике не происходит серьезных террористических актов. Постучу по дереву, чтобы не сглазить. И еще три раза сплюну. Но наши границы служат водоразделом не просто между государствами. В Грузии за эти годы чего только не произошло. С Арменией у нас до сих пор неурегулированные отношения и замороженные военные действия из-за карабахских событий. Из Ирана пытаются к нам проникнуть орды наркоторговцев. И в таких условиях держать стабильность очень сложно. Не забывайте, что за нашей северной границей находится Дагестан, где положение не просто серьезное. Оно там катастрофическое. Сотрудников правоохранительных служб отстреливают прямо на улицах. Почти все ответственные чиновники ходят с личной охраной, даже начальники почт и отделов социального обеспечения. Любой из них может оказаться мишенью – от муллы до министра. И в этих условиях действия наших сотрудников оказываются столь эффективными и важными, что на личные чувства можно не обращать внимания и наша подготовка требует подобных жестких проверок.

Ровно через три месяца капитан Максим Гейдаров погиб на границе между Азербайджаном и Арменией. Его убил снайпер. Тело привезли в Баку и тихо похоронили, даже не сообщив об этом в прессе. Когда погибает рядовой солдат, его именем могут назвать школу или библиотеку. И возможно, о его подвиге даже расскажут в местных газетах или покажут по телевизору. Когда погибает офицер из элитарной группы местного министерства национальной безопасности, то об этом в самом лучшем случае узнают только его родные и близкие. А иногда даже не узнают. Такая профессия. Жутко интересная и предельно неблагодарная. Вот с чем мне пришлось столкнуться уже в первые дни сотрудничества с Кафаровым.

Честно признаюсь, что, когда получила известие о смерти Максима, я проплакала несколько часов подряд. Вот такие мы дуры. Казалось бы, я должна была вычеркнуть его из своей жизни, навсегда забыть, даже возненавидеть. Ведь он встречался со мной исключительно по заданию полковника. Но я ведь этого не знала. И он действительно мне нравился. И даже после того как я узнала всю правду и он показался мне таким ничтожным и смешным, я все равно сохраняла к нему некие чувства симпатии. И когда он погиб, мне было больно. Вот такая нелогичность в моих рассуждениях, как сказал бы сам Микаил Алиевич.

Должна признаться, что моя несостоявшаяся любовная история с Максимом меня просто потрясла. Я еще некоторое время вообще сторонилась мужчин, словно они были прокаженными и эта зараза могла перейти и на меня. В каждом новом знакомом мне чудился подвох, ухмылка Микаила Кафарова, который в очередной раз решил меня проверить. Но как бы ни было, именно история моего знакомства с оперативной группой полковника и участие в моей судьбе Максима на долгие годы вперед предопределили мое отношение к противоположному полу и отучили меня от некоторой экзальтации, характерной для моего состояния сразу после развода.