В Клуж-Напоке обед был заказан в пятизвездочном отеле «Опера Плаза». Автобус припарковался прямо под стеклянным козырьком у главного входа. Отель находился в двухстах метрах от здания оперы, и в нем всегда останавливались артисты, приезжающие на гастроли.

Сам город был основан еще в начале двенадцатого века, на месте старой римской крепости, находящейся на пересечении дорог Трансильванского плато. Поначалу это было небольшое венгерское поселение Клуж. Первые упоминания о нем датированы тысяча сто семьдесят третьим годом. В начале четырнадцатого века Клуж получил статус права города. В разные времена он бывал и столицей Трансильвании, и вторым городом венгерского королевства. Здесь построены церковь Святого Михаила, монастырь францисканцев, а позже, при австро-венгерской империи, церковь иезуитов. При венгерских правителях появился дворец Корвинов. Самые красивые здания в городе выросли после того, как Трансильвания окончательно влилась в состав империи Габсбургов. Здесь в отличие от Валахии и Молдавии причудливо переплелась история Румынии, Венгрии и Австрии, каждая из которых наложила зримый отпечаток на развитие края. Только турецким завоевателям не удалось обосноваться в этих местах, хотя их господство продолжалось почти сто семьдесят лет и завершилось в конце семнадцатого века.

В зале ресторана все было подготовлено для гостей. Демченко потребовала, чтобы ей предоставили самый большой сьют в отеле.

– Мы уезжаем через час, – попыталась объяснить Лесия, – зачем вам сьют? Вы не успеете даже подняться в этот номер.

– Мне не нужны ваши советы, – отрезала Татьяна Андреевна. – Я лучше знаю, что успею, а что – нет…

– Но зачем снимать сьют? Если вам нужно переодеться или привести себя в порядок, мы можем снять обычный номер, – предложила Лесия. – Думаю, они готовы предоставить такой номер бесплатно.

– Госпожа Штефанеску, я не привыкла жить в бесплатных номерах, – гордо пояснила Демченко. – Мой помощник обо всем договорится. Можете не беспокоиться, я вас не задержу. Мы уедем вместе со всеми.

Теодореску мотнул головой, показывая Лесии, чтобы она больше не спорила. В конце концов, ничто не может помешать богатому человеку осуществлять свои причуды. Тем более за свой счет.

Подошедший к стойке портье Колесников предъявил кредитную карточку, снял номер на одни сутки и протянул карточку-ключ Татьяне Андреевне. Та забрала ее, кивком головы позвала Илону и вместе с ней, в сопровождении своего телохранителя, вошла в кабину лифта.

– Какая бестактность, – негромко пробормотал Панчулеску. – Если у человека есть много денег, то не нужно их демонстрировать столь вызывающим образом. Она могла снять и одноместный номер, если ей так приспичило…

– У богатых свои причуды, – заметил Дронго.

– Поэтому их везде не любят, – убежденно сказала Катиба. – Я согласна с господином Панчулеску, нельзя вести себя таким образом. Она здесь в командировке и является официальным лицом. И так нарушает общий порядок, передвигаясь по стране на своей машине, с водителем, телохранителем и подругой. Но ей этого мало, она решила еще и показать всем нам, насколько выше нас. По-моему, это глупо.

– Абсолютно с вами согласен, – вздохнул Панчулеску. – Конечно, социализм не был идеальным обществом, и все, что нам о нем говорили, оказалось в результате одной большой ложью… Зато все, что говорили о капитализме, действительно правда. Горькая и неприятная правда.

– Идемте обедать, – позвала Лесия, – у нас по программе еще посещение этнографического и исторического музеев.

– Мы успеем прибыть в Орадя до ужина? – встрепенулся Гордон.

– Обязательно, – ответил Теодореску, – отсюда совсем недалеко до границы, не больше двух часов.

«Почему он так волнуется и все время спрашивает о поездке именно в этот город? – подумал Дронго. – Нужно будет посмотреть, что именно его так интересует в небольшом румынском провинциальном городке на самой границе. Американец играет в какую-то непонятную игру. Почему он решил рассказать мне о письмах, о которых сейчас не хочет даже вспоминать? Почему звонил Вундерлиху еще из Америки? Был уверен, что немецкий профессор получил это письмо? Почему тогда не позвонил остальным? Например, Тромбетти… Нужно будет уточнить у итальянца насчет писем и звонков профессора Гордона».

Мужчины прошли в туалетную комнату, чтобы вымыть руки. Лесия и Катиба исчезли за другой дверью. Когда Дронго выходил из туалета, он увидел Тромбетти, весело беседующего с какой-то женщиной, очевидно румынкой, которая знала итальянский язык. Разговор длился недолго – незнакомку окликнул мужчина, очевидно ее муж, вернувшийся в холл за своей супругой. Она вздохнула и протянула Тромбетти руку. Тот склонился в аристократическом поклоне и поцеловал ее. Женщина еще раз громко вздохнула и вышла из холла, даже не посмотрев на своего мужа.

– Синьор Тромбетти, – подошел к итальянскому профессору Дронго. – Я хотел бы уточнить один вопрос. Вы не получали никаких писем перед приездом в Румынию?

– Я получаю много писем, – усмехнулся Тромбетти. – О каком именно письме вы спрашиваете?

– Вас должны были предупредить об опасности поездки в Румынию.

– Какой опасности? Вы считаете, что кто-то мог заранее знать об убийстве госпожи Лунгул?

– Возможно, вас хотели предупредить.

– Ничего подобного не было, – продолжал улыбаться Тромбетти.

– И профессор Гордон не звонил вам насчет такого письма?

– Нет, не звонил. А почему он должен был мне звонить?

– Возможно, он узнал о нем раньше вас.

– Нет. Он мне не звонил.

– Извините. Значит, я ошибся. – Дронго отошел от итальянца.

Выходит, Гордон не звонил остальным. Тогда получается, что он заранее знал, кому именно пошлют эти письма. Господин Гордон совсем не прост, комиссар Брюлей был прав.

Эксперт вошел в зал ресторана, где уже рассаживались гости. Гордон оказался напротив Дронго и явно избегал его взглядов. Было заметно, как он нервничает. Тедореску встал и осмотрелся. Все были на месте, кроме поднявшихся наверх Татьяны Андреевны и Илоны. Начинать без них было неудобно, не начинать – просто неприлично. Он колебался.

– Может, послать за ними? Или попросить портье позвонить им в номер, – предложила Лесия.

– Не нужно, – поморщился Теодореску, – это вызовет еще большее отторжение. Давайте немного подождем.

– Дух Эужении витает над нами, – негромко проговорил Панчулеску. – Она бы не позволила нам ждать этих дамочек, которые так откровенно игнорируют нашу группу.

– Не забывайте, что Демченко официальный представитель своей страны, – напомнил Теодореску.

– Именно поэтому она должна вести себя соответствующе, – буркнул Панчулеску.

Ожидание затягивалось. Теодореску посмотрел на часы. Подняв голову, поймал взгляд Лесии и спросил:

– Что я могу сделать?

Лесия встала и вышла из зала. Блеснула ее заколка в виде дракона, которую она почти всегда надевала, чтобы собрать волосы. Все гости молчали.

– Есть хочется, – заметил Тромбетти. – А вдруг у госпожи Демченко или у ее подруги диарея? Мы будем ждать, пока они поправятся?

Некоторые мужчины рассмеялись.

– Это безобразие! – произнес Уислер. – В конце концов, мы все находимся в одинаковом положении, даже если ее муж такой известный олигарх. Полагаю, что дальнейшее ожидание будет просто глупостью с нашей стороны или проявлением лакейства, что одинаково неприемлемо.

– Давайте начнем, – предложил Панчулеску, – они сами виноваты, что опаздывают.

Сиди Какуб, сидевший рядом с Дронго, наклонился к нему и спросил:

– Вы ничего не чувствуете?

– А что именно я должен почувствовать?

– Как они все ненавидят этих женщин, – пояснил Сиди Какуб. – Я не удивлюсь, если сейчас откроется дверь и вошедшая госпожа Штефанеску объявит, что обе дамы задушены или убиты.

Дронго посмотрел ему прямо в глаза. Невозмутимое лицо и смеющийся взгляд. Неприятное сочетание.

– Не нужно так шутить, – отвернулся он.

– Вы как хотите, господа, а я приступаю к еде, – решительно проговорил Уислер, – ждать уже просто оскорбительно.

– И я, – поддержал его Панчулеску.

Катиба протянула руку и взяла бокал с водой.

– Начинаем, – разрешил Теодореску.

Официанты стали разносить гостям салаты. В этот момент в зал вошла Лесия. Лицо ее покрылось красноватыми пятнами. Она подошла к Теодореску и что-то тихо сказала. Тот нахмурился и поднялся.

– Прошу меня извинить. Они не будут с нами обедать. Дамы заказали себе в номер легкие салаты и не спустятся к обеду. Приятного всем аппетита!

– Как хорошо, что они не едут с нами в автобусе, – заметил Уислер с набитым ртом.

– Вот так и происходят преступления, – кивнул начитанный Тромбетти. – Только все это напоминает уже другой роман Агаты Кристи. Помните, как блистательно сыграл Питер Устинов? «Смерть на Ниле». Каждого из членов группы можно было подозревать в убийстве, но оказалось, что убийцей был ее горячо любимый муж.

– Если следовать вашей логике, госпожу Демченко ждет плохой конец, – усмехнулся Уислер. – Интересно только, кто будет выступать в роли ее любимого мужа. Или здесь появится олигарх?

– По законам внутреннего развития сюжета среди нас не может появиться новый человек, – возразил Тромбетти, для которого все происходящее выглядело своеобразной игрой. – Значит, убийцей может быть либо ее близкая подруга госпожа Илона Брескану, либо ее собственный телохранитель, фамилию которого я все время забываю.

– Только не говорите этого при ней, чтобы не поссорить ее с подругой, – ухмыльнулся Уислер.

– Надеюсь, она не убьет ее в их большом сьюте? – продолжал ерничать Тромбетти.

– Не нужно больше говорить об этом, – тихо попросила Катиба. – После случившегося с госпожой Лунгул все это выглядит очень неприятно.

Наступило неловкое молчание.

– Мы выезжаем через сорок минут, – посмотрел на часы Теодореску.

Когда все уже стояли у автобуса, из отеля вышли успевшие переодеться в новые наряды Татьяна Демченко и Илона. Не сговариваясь, почти все члены группы отвернулись.

– Они просто умирают от зависти, – прошептала Илона, проходя вместе с подругой к ее автомобилю.

Выехали вовремя. Но уже при входе в этнографический музей возникла неприятная ситуация. Никто не захотел уступать дамам, проходя мимо них. Даже итальянский кавалер Тромбетти, даже арабский невозмутимый маг Сиди Какуб, даже такой невозмутимый человек, как Дронго. Все молча прошли мимо. Татьяна поняла, что ее вызывающий демарш с оформлением сьюта и отказом от общей трапезы не остался незамеченным, и не стала заходить в музей. Илона осталась вместе с ней. Когда вся группа исчезла за дверями, Демченко повернулась к подруге и решительно произнесла:

– Поедем сами. Мне сказали, что здесь недалеко.

Илона согласно кивнула, и они сели в машину.

– Может, мне стоит предупредить полицейских, чтобы нас не ждали? – предложил Колесников.

– Никто не спрашивал вашего мнения, – холодно заметила Демченко. – Думаю, они и сами догадаются, что мы уехали. Поедем, не нужно больше ждать. Вы же видели, как они себя ведут.

– Правильно, – поддержала ее Илона, – пошли они все… Тоже мне, специалисты. Мужчины лопаются от сознания своей незаменимости, а эти две серые мышки просто умирают от зависти.

Серыми мышками она назвала Катибу и Лесию. На фоне крупной и высокой Илоны обе молодые женщины выглядели невзрачными существами. Татьяна Андреевна улыбнулась, оценив юмор своей подруги.

– Вчера ты осталась в отеле, – напомнила она, обращаясь к ней. – Поднималась к нему в номер? Только честно.

– Да, – ответила Илона. Очевидно, скромность не была одним из ее достоинств.

– Что-нибудь между вами было?

– Ничего. Он ведет себя как упрямый осел, – призналась Илона, – я уже не знаю, что мне делать. Остается раздеться и предложить себя, чтобы он наконец сделал первое движение.

– Он просто с тобой играет, – убежденно сказала Демченко, – не может быть, чтобы он тебя не хотел, если он, конечно, нормальный мужчина. Ты уверена, что у него нет других комплексов?

– На Мадейре он встречался сразу с двумя женщинами, – сообщила Илона, – я же тебе об этом рассказывала. У него на лице написано, что он настоящий мужчина, и я не понимаю, почему он так глупо себя ведет.

– Тебе, наверное, нужна подруга, – улыбнулась Демченко. – Возьми кого-нибудь помоложе и иди к нему в номер. Возможно, на этот раз он не откажет.

– Только этого не хватает, – нахмурилась Илона. – Он может быть каким угодно извращенцем, но я ведь нормальный человек и никогда не соглашусь на такой «эксперимент». При одной мысли, что я должна терпеть рядом присутствие другой женщины, меня колотит от возмущения. Нет, я слишком большая эгоистка, подобные встречи не для меня. Мужчина целиком должен принадлежать мне.

– Правильно, – согласилась Татьяна Андреевна. – Только ты о нем больше не думай. Пусть сам побегает за тобой. Покажи ему, что он тебе абсолютно безразличен.

– Уже показывала, – призналась Илона, – но он все равно не реагирует.

– Ну и черт с ним, – решительно произнесла Татьяна, – пусть мечтает о тебе. Не хочет, и не нужно. У нас своя гордость…

– Если бы ты видела, как он здорово провел расследование в Москве, когда убили Пашкова, – вздохнула Илона, – можно было просто влюбиться в него. Поэтому мне стало ужасно интересно, как он ведет себя в постели. Такой человек должен обладать особым мышлением и вести себя достаточно необычно. А может, я просто все придумала и он такой же, как и все остальные? Не знаю…

– Я тебя понимаю, – улыбнулась Татьяна, наклоняясь к подруге. – Иногда появляются какие-то глупые мысли даже в нашем возрасте и в нашем положении.

– Думаю, он так и останется «непокоренным Монбланом», – засмеялась Илона, – и мне придется отступить, не взобравшись на вершину. Но я уже смирилась с этой неудачей. Наверное, я ему просто не нравлюсь, или у него сейчас период меланхолии. У мужчин такое случается…

– Сколько ему лет? – спросила Демченко. – Он, видимо, просто уже выдохся, а мы пытаемся сделать из него рокового мужчину.

– Нет, – возразила Илона, – я уверена, что нет. И поэтому мне особенно обидно. Может, все наоборот? Это я уже выдохлась и мужчины равнодушно отворачиваются от меня, не решаясь связываться с такой старой каргой?

– Не говори глупостей, – нахмурилась Татьяна, – ты еще так молода. Просто тебе нужно родить. Когда у женщины есть дети, появляется смысл жизни. Да, да, не смейся. Тебе нужно срочно рожать. Я тоже этого не понимала, пока не родила сына. А теперь думаю, что это – самое главное в моей жизни. Самый главный мужчина и смысл моей жизни. Честное слово. Ты только не улыбайся. Даже к Игорю я так не отношусь. Он просто мой муж. Симпатичный, умный, сильный, энергичный, очень обеспеченный, любящий меня, но только муж. А сын – это смысл моего существования. То, без чего я не могу представить себе свою жизнь. – Она достала платок, осторожно вытерла набежавшую слезу и вздохнула. – А он может неделями мне не звонить. Муж отправил его в закрытую английскую школу, и он часто забывает о звонках. А когда я звоню, он злится. Поэтому я терпеливо жду. Открою тебе самый большой секрет. Ты не представляешь, что со мной бывает, когда он звонит. Ни один мужчина в мире не может вызвать у меня такого животного чувства радости. Нет, нет, не радости. Счастья. Настоящего счастья, когда я слышу его голос… Тебе нужно рожать, – настойчиво повторила Татьяна, – потом будет поздно. Упустишь время – и будешь переживать из-за этого всю оставшуюся жизнь.

– Убедила, – невесело произнесла Илона, – вернусь в Бухарест и предложу своему послу совершить подвиг. Пусть сделает мне маленького Тудора Брескану. Может, и я стану счастливой.

– Станешь, – обняла подругу Татьяна. – Честное слово, станешь.

Вышедшие из музея члены группы узнали о том, что «Ауди» уехал, не дожидаясь их, но никто не прокомментировал отъезд обеих женщин. Они посетили еще исторический музей, где профессор Панчулеску, часто перебивая гида, давал и свои пояснения, а уже через час выехали в Орадя, на румыно-венгерскую границу. До следующей трагедии оставалось всего несколько часов.