После чрезвычайного съезда, распустившего Компартию, в Баку объявили о предстоящем визите через несколько дней сразу двух президентов – Ельцина и Назарбаева. Российский и казахстанский руководители решили выступить в роли посредников для примирения двух республик. Им тогда еще казалось, что все вопросы можно будет решить за столом переговоров, убедить обе стороны отказаться от конфликта и прийти к возможному примирению. Оба президента даже не представляли себе, насколько глубокие противоречия лежали в основе этого конфликта. И дело было не только в самой Нагорно-Карабахской области. Конфликт длился уже несколько столетий, но был приглушен при советской власти, где любые националистические проявления строго пресекались и жестко карались.

Армянское большинство Нагорного Карабаха требовало выхода из состава Азербайджана и присоединения к Армении, тогда как большинство жителей Азербайджана, в состав которого входила Нагорно-Карабахская область, категорически не желали изменения границ. И если для сербов Косово было их национальной гордостью, где ковались победы сербского оружия и сам край считался колыбелью сербской культуры, то Нагорный Карабах точно так же считался колыбелью азербайджанской культуры, особенно музыкальной, и в нем жили многие выдающиеся композиторы и поэты Азербайджана.

Конфликт охотно подогревался иностранными державами, каждая из которых имела в виду и собственные интересы. Центр не сумел или не захотел предотвратить этот затянувшийся на несколько лет конфликт, уже переросший в ожесточенные столкновения вооруженных группировок противоборствующих сторон. И тогда Ельцин с Назарбаевым решили, что могут позволить себе положить на чашу весов свой авторитет и попытаться урегулировать этот конфликт между двумя соседними республиками.

Оба президента в сопровождении министра обороны СССР Шапошникова и министра внутренних дел СССР Баранникова прибыли сначала в Баку, затем – в Степанакерт, потом – в Ереван. Они внимательно выслушали обе стороны, пытаясь предложить свои модели примирения, после чего отправились в Железноводск, куда прибыли и противоборствующие стороны. У каждого из руководителей закавказских республик было довольно сложное положение. На Муталибова давила оппозиция, не скрывающая, что попытается отстранить его от власти. К тому же в Нахичеванской республике сразу после неудачного августовского путча был выбран новый председатель Верховного меджлиса, которым стал сам Гейдар Алиев. Разумеется, факт присутствия такого человека, как Алиев, в автономной республике и его статус вынуждали крайне осторожно подписывать любые бумаги. Похожая проблема была и у Тер-Петросяна. Правда, он назначил выборы президента республики, но отчетливо видел, как постепенно власть в Армении переходит к группе руководителей карабахских сепаратистов.

Двадцать третьего сентября, ближе к полуночи, было принято специальное коммюнике воюющих сторон, которые подписали Ельцин, Назарбаев, Муталибов и Тер-Петросян. Это было даже не соглашение о прекращении огня, а всего лишь возможные намерения воюющих республик. Гости уезжали довольные, им казалось, что отныне на древних землях Карабаха воцарится мир. Мурад не принимал участия в этих встречах. С одной стороны, его даже не приглашали, а с другой – нужно было проявлять максимум осторожности, понимая, насколько болезненным и уязвимым является этот конфликт для обоих народов.

Гости уехали, а проблемы остались. Почти ежедневно продолжались выпады оппозиции в адрес законных властей и самого президента. И вместе с тем многие сознавали, что перерастанию этого конфликта в настоящую войну мешает только союзное правительство и союзная власть. А теперь, когда образовался вакуум власти, между республиками могла вспыхнуть большая война. И никто из приехавших не хотел этого допускать.

Мурад сидел у себя в кабинете, когда раздался телефонный звонок. Телефонистка сообщила, что на проводе Москва. Мурад сразу спросил, кто звонит, но на другом конце молчали. Еще несколько раз поинтересовавшись кто все-таки звонивший, Мурад услышал далекий приглушенный плач и сразу понял, кто это.

– Карина, – позвал он ее, – это ты?

– Бабушка умерла, – сквозь слезы сообщила она.

– Соболезную, – пробормотал Мурад. – Но твоя бабушка прожила длинную и счастливую жизнь. Увидела даже правнуков. Что еще нужно в этом мире?

– Умереть в своем родном городе, – напомнила Карина.

– Это зависело уже не от нее, – парировал Мурад.

– Когда ты приедешь? – жалобно спросила она, вместо того чтобы начать спорить.

– Наверное, через несколько дней, – ответил Мурад. – У нас сейчас формируется специальная группа под моим руководством для выезда в Москву. Ты, наверное, слышала, какие изменения произошли в нашем большом Союзе писателей. Оттуда сбежали все секретари и появившиеся «демократы» посадили туда Тимура Пулатова.

– Я слышала, – сказала Карина. – Когда ты приедешь?

– Через четыре дня мы прилетим в Москву, и я сразу тебе позвоню. Обещаю…

Мурад не стал говорить привычное «целую» или «люблю». Ее поступок в прошлом месяце, когда она тайно избавилась от их общего ребенка, кажется, навсегда убил в нем все оставшиеся к ней чувства.

Через четыре дня вместе с тремя другими писателями он прилетел в Москву. На улицу Воровского, которую вскоре переименовали в Поварскую, шепотом рассказывали, как сбежало все руководство Союза, в том числе и всесильный первый заместитель оргсекретаря Сергей Колов. Вместо сбежавших секретарей и чиновников власть захватила группа демократически настроенных литераторов, среди которых выделялся Евтушенко. Именно они и посадили руководителем творческого Союза Тимура Пулатова, писателя из Узбекистана, пишущего по-русски. Немного позднее критики, соревнуясь друг с другом в восторженных выражениях, будут отмечать выдающиеся способности, талант, интеллект, кругозор и эрудицию Пулатова. Когда через много лет его сменит бывший руководитель якутского леспромхоза Переверзин, случайно оказавшийся на этом месте, те же критики и в тех же выражениях будут восхвалять «солнце русской поэзии», не понимая, как смешно и глупо они выглядят.

Мурад встретился со своим старым знакомым Юрой Музаевым, который милостиво согласился, чтобы его угостили в кафе Дома литераторов. Они расположились за свободным столиком, и Музаев заказал себе пива. Мурад пил только минеральную воду.

– Что у вас происходит? – поинтересовался он. – Мне говорят, что Колов просто сбежал.

– Правильно говорят. И все остальные тоже сбежали. Зато пришел и сел в этих кабинетах Сергей Михалков. Могучий старик. А ведь ему под восемьдесят. Но молодец, курилка, ходит, все соображает, даже обращает внимание на красивых женщин… В общем, он был единственный. А потом появились наши «демократы» во главе с Евтушенко и привели Тимура Пулатова, или, как его еще называют, «незаконорожденное дитя Евгения Евтушенко». Ты, наверное, слышал, что они собираются организовать альтернативный Союз российских писателей.

– Им не нравится прежний?

– Даже очень не нравится, когда в руководстве Союза поддержавшие «Слово к народу» Проханов, Бондарев и Распутин, когда среди подписантов известный антисемит Куняев. Я дам тебе текст их обращения, можешь полюбоваться. Об этом сейчас говорят во всех наших литературных журналах.

– В общем, у вас весело, – понял Мурад. – Говорят, что Пулатов готовит съезд?

– Конечно. Ему же нужно как-то себя утвердить, конституироваться, как говорят в таких случаях. Вот поэтому он и хочет собрать съезд, чтобы создать правопреемника Союза писателей СССР на ровном месте. Догадываешься, для чего?

– Нет. Неужели только потому, что им движет бескорыстная любовь к своим коллегам?

– Ага. Бескорыстная, – иронично заметил Музаев. – Ему нужно получить доступ ко всем счетам и имуществу бывшего Союза, чтобы его зарегистрировали как правопреемника. Вот что ему нужно. Жаль, что тебя не было два дня назад. Он выступал в Доме Союзов. Поразительное выступление, очень интересное. Можешь себе представить, что он там говорил. Союз мусульманских организаций с православием против мирового еврейства и католиков, мечтающих отнять православную паству у наших попов. Гениальный ход. И абсолютно беспроигрышный. Писатели-евреи, брезгливо поморщившись, не будут с ним даже разговаривать. Зато православные патриоты поддержат его с криками «ура», не говоря уже о наших братьях-мусульманах. Хотя ты тоже готов драться под «зеленым знаменем ислама».

– Перестань, – лениво попросил Мурад, – боюсь, меня туда просто не пустят. Я ведь был тяжело ранен в Афганистане, значит, сражался на стороне неверных против своих братьев-мусульман.

– Тогда ты не подходишь, – согласился Юрий. – Лучше закажи мне еще пива, и я подумаю, как вам помочь.

– Пиво я тебе куплю, а помогать нам не нужно. У нас в секретариате приняли решение о выходе из состава Союза писателей. Теперь будет независимый СП. Как и наша республика.

– Ну и дураки, – беззлобно заметил Музаев, – все оставляете Пулатову и компании. В бывшем «Советском писателе» тоже идет дележ наследства. Там его пытаются захватить две группы писателей. Демократы уступают патриотам во главе с Арсением Ларионовым. Пулатов уже ходил туда, пытаясь примирить обе стороны, но у него ничего не вышло.

– Они не поменяли названия?

– Конечно, поменяли. Сейчас они стали «Современным писателем». Вот такие у нас дела.

– А как Литфонд? Его тоже Пулатов прибрал к рукам?

– Не успел. У него пока не получается. Там формально Огнев председателем сидит, но это просто удобная ширма. На самом деле всем заправляет бывший бухгалтер и нынешний директор Гулумян, который все сам решает и очень ловко манипулирует Огневым и всей этой компанией, прикрываясь их громкими именами. Ты даже не представляешь, как быстро начали все разворовывать сразу после августовских событий. ЦДЛ – в одну сторону, нашу поликлинику – в другую, типографии – в третью, журналы и газеты – в четвертую. «Каждый имеет то, что охраняет». Так, кажется, сказал Жванецкий?

Мурад усмехнулся. Он уже понял, что ситуация в бывшем Союзе писателей – почти зеркальное отражение общей ситуации развала и распада по всему Советскому Союзу.

Вечером он позвонил Карине.

– Когда ты прилетел? – спросила она сразу, подняв трубку.

– Сегодня днем.

– Раньше ты звонил, как только прилетал, – напомнила Карина. Если это и был скрытый упрек, то только самой себе.

– Я заехал в Союз взять бронь на гостиницу, – пробормотал Мурад, словно оправдываясь.

– Я все понимаю. Ты знаешь, я была в таком состоянии, особенно когда узнала о смерти твоей двоюродной сестры… И ты тоже был не в лучшем… Поэтому я решила, что будет правильно, если я избавлюсь от нашего ребенка.

Она говорила о его кузине Нигяр, которую взорвали в поезде Москва – Баку. Ее сын чудом выжил, но сама молодая женщина погибла. В этот день в нем словно что-то оборвалось, ведь Нигяр была самым чудесным воспоминанием его детства. Как и Карина. Но в тот день половину его воспоминаний безжалостно растоптали. Именно тогда он улетел в Баку, а Карина решила сделать аборт. Он не очень-то возражал. Возможно, нужно было высказаться более конкретно, но он понимал, как трудно будет им обоим, если этот ребенок родится, сколько появится общих и очень трудных, подчас неразрешимых проблем. Наверное, в душе он даже хотел, чтобы она поступила именно так. Просто не признавался в этом даже самому себе.

– Мы увидимся? – после затянувшейся паузы спросила Карина.

– Как хочешь. Я собирался приехать, выразить свои соболезнования.

– Спасибо, – лаконично ответила она.

– Когда бабушка умерла?

– Восемь дней назад. Во сне. Заснула и не проснулась. Говорят, что так уходят праведники.

– Я тоже об этом слышал. А где твоя дочь?

– Мама забрала ее к себе. Я сейчас одна.

– Значит, мне можно приехать? – Раньше подобное известие его взволновало бы, сейчас он спросил скорее из вежливости.

– Приезжай, – согласилась Карина, – если еще помнишь адрес.

– Буду через час, – пообещал Мурад.

Ровно через час, успев купить по дороге большой букет цветов, он появился на пороге ее квартиры, а когда она открыла дверь, с трудом сдержал возглас, готовый сорваться с его губ. Это была не прежняя Карина. Будто за последние два месяца ее «потушили». Тихая, почерневшая изнутри, печальная, похудевшая почти вдвое, в каком-то блеклом халате, в котором он никогда раньше ее не видел. Она протянула ему руку. Раньше они сразу целовались и раздевались прямо на пороге, разбрасывая одежду в разные стороны. Сейчас же он вежливо пожал ей руку и протянул цветы.

– Спасибо, – равнодушно-тихим голосом произнесла Карина. – Можешь проходить в комнату.

Он прошел и сел в кресло, накрытое расшитым покрывалом. Она поставила цветы в большую вазу и устроилась на диване, поджав под себя ноги и укутавшись пледом, хотя на улице было довольно жарко. Когда-то давно ему нравилась такая поза.

– В последнее время она спрашивала про тебя, – заговорила Карина, – как будто что-то почувствовала. Я ведь старалась до последнего не говорить о своей беременности…

– Ты выходишь на работу?

– Пока нет. Взяла бюллетень. Я в последнее время плохо себя чувствую. Часто болею.

– Тебе нужно показаться хорошему врачу.

– Обязательно.

Они обменивались дежурными фразами, говорили о каких-то пустяках, мелочах. Он смотрел на ее волосы, которыми совсем недавно восхищался, и не понимал, что с ним происходит. Куда делось волнующее чувство, всегда зарождавшееся в нем при ее появлении. Они сидели вдвоем в квартире и говорили так, словно старые соседи, уже давно надоевшие друг другу, но вынужденные поддерживать иллюзию общения. Говорить было не о чем. Все чувства умерли, как будто вместе с ребенком они вырезали и их. Мурад понял, что не стоит затягивать эту мучительную для обоих сцену, посмотрел на часы.

– Ты торопишься? – подыграла ему Карина.

– Да, у меня еще важная встреча, – пробормотал он, стараясь не встречаться с ней взглядами. Какая важная встреча могла быть после девяти часов вечера?

Но Карина сделала вид, что поверила ему, и, ни о чем не переспрашивая, поднялась с дивана.

– Тогда тебе пора, – сухо сказала она.

– Да, наверное. – Мурад тоже встал и пошел к выходу.

Карина открыла дверь, протянула ему руку на прощание и таким же суховатым равнодушно-печальным голосом проговорила:

– Спасибо, что пришел.

«Так не бывает», – подумал Мурад, но вслух ничего не сказал, просто наклонился, чтобы поцеловать ей руку, затем повернулся и вышел из квартиры.

Карина сразу закрыла за ним дверь. Он не мог знать, что она прислонилась к ней и молча, глотая слезы, долго еще стояла спиной к ушедшему, словно отгораживаясь от него таким необычным способом…

Ремарка

К сожалению, именно шовинистический и антидемократический привкус в последние годы чувствовался в заявлениях ряда руководителей Союза писателей, ведущих себя как монополисты на русский патриотизм. На одном из пленумов даже прозвучал призыв запихнуть малые народы России в резервацию. Антидемократичность в политике, антиельцинская кампания, имперские амбициозные нападки на стремление народов Прибалтики к независимости, на национальные и демократические движения, антисемитизм – все это сочеталось с антидемократичностью профессиональной…

Кто глумился над Владимиром Высоцким даже после его безвременной смерти? Один из руководителей Союза – Куняев, ныне редактор «Нашего современника». Кто прославлял войну в Афганистане, убившую многие тысячи наших парней? Один из руководителей Союза – Проханов. Кто подписал обращение «В слове к народу», которое вместе с тремя участниками заговора подписали и российские писатели, и, что самое горькое, Бондарев и Распутин? Это был призыв к государственному перевороту, для которого заранее заказали двести пятьдесят тысяч наручников, в том числе и для наших писательских рук.

Мы не против многих авторов, которые являются нашими коллегами и находятся внутри российской литературы. Мы против их общественной позиции. Гражданская война в литературе, как и все гражданские войны, несправедлива с обеих сторон. Предъявляя обвинения в нетерпимости к своим оппонентам, мы не притворяемся, что мы – совершенство. Мы не имеем морального права не признавать все то положительное, что некоторые из них сделали, защищая разоренное крестьянство, оскорбленную нашим небрежением природу, разрушенные церкви. Может, то, что нам кажется в их писаниях злым умыслом, есть их заблуждения, и, может быть, они принимают наши заблуждения за наш злой умысел?

Но сейчас нужно разводиться, и желательно, чтобы развод был цивилизованным. Без взаимного оскорбительного дележа имущества…

Обращение подписали А. Ананьев, Г. Бакланов, А. Дементьев, Ф. Искандер, Е. Евтушенко, А. Приставкин, Р. Рождественский, Е. Сидоров, А. Рыбков, А. Володин, Д. Гранин, М. Дудин, В. Конецкий и другие

Ремарка

Крайне напряженной остается обстановка в столице Чечено-Ингушской республики. На основных магистралях города парализовано движение транспорта. То и дело встречаются вооруженные люди. В некоторых школах прерваны занятия. В результате двухнедельных беспрерывных митингов с требованием немедленной отставки всего руководства, обвиняемого в попытке сотрудничества с руководителями провалившегося антиконституционного заговора, официальные структуры власти парализованы. Блокированы здания парламента и правительства. Как сообщили корреспонденту ТАСС в пресс-центре МВД СССР, вооруженные формирования из национальной гвардии Чечено-Ингушетии во вторник утром захватили здание Телецентра и Дом радио.

Выступившие по местной телерадиосети председатель исполкома съезда чеченского народа генерал Джохар Дудаев и член руководства Вайнахской демократической партии Сосламбеков объявили о низложении Верховного Совета республики. Президиум Верховного Совета в ответ принял постановление о введении с нуля часов чрезвычайного положения на территории Грозного.

Сообщение ТАСС

Ремарка

Положение в Приднестровье остается сложным. В пригородной зоне Бендер продолжается блокирование железной дороги женщинами. Пикетирование железнодорожных путей уже нанесло экономике республики колоссальный ущерб. Министр внутренних дел Молдовы Ион Косташ заявил, что действия приднестровских «сепаратистов» решительно осуждает коренное население республики. По словам министра, уже создан батальон «Днестр» численностью 600 человек, а в городах Рыбница, Дубоссары и Бендеры создаются отряды народной милиции, противоправные действия которых могут привести к кровопролитию.

Агентство Постфактум

Ремарка

В субботу вечером в ответ на непрекращающиеся акции протеста и митинги в грузинском парламенте выступил президент З. Гамсахурдиа. Лейтмотивом его выступления стали слова о том, что Грузия никогда не пойдет на поводу у изменников и агентов Кремля и он сделает все, чтобы грузинский народ узнал цену этим предателям. Стало известно, где прячется бывший премьер-министр страны Т. Сигуа. Он обосновался в пригородном поселке Шавнабада, в нескольких километрах от Тбилиси, где находится и руководитель национальной гвардии Т. Китовани, не признающий своей отставки, подписанной Президентом Грузии. Китовани заявил, что, если власти прибегнут к насилию по отношению к гвардейцам, они оставляют за собой право на ответные действия. Отметим, что президент З. Гамсахурдиа умудрился восстановить против себя интеллигенцию Грузии. Любой, кто выступает против тоталитарных политических приемов Гамсахурдиа, объявляется «плохим грузином» и «врагом народа». Среди врагов выдающиеся писатели и поэты современной Грузии – Ч. Амирэджиби, Р. Джапаридзе, Л. Хайндрава, Д. Чарквиани, всемирно известные режиссеры – Р. Стуруа, Т. Абуладзе, Р. Эсадзе, академики – Н. Чарчавадзе и А. Бакрадзе. Они обратились с манифестом к грузинскому народу, в котором пытались высказать свое мнение о нынешнем руководителе Грузии. Но им не разрешили напечатать этот манифест. «Нью-Йорк таймс» пишет, что «избрание Гамсахурдиа было не началом демократии, а ее убийством в зародыше». Немецкая «Франкфуртер рундшау» считает, что «избрание Гамсахурдиа президентом приблизило Грузию к авторитарному государству».

Сообщение Азеринформ