Эльдар несколько раз звонил Светлане, но городской телефон молчал. Неужели ее муж снова вернулся в Министерство иностранных дел и получил новое назначение, недоумевал Сафаров.

Новый министр утвердил назначение Эльдара на должность и присвоение ему звания подполковника, которое было решено еще Баранниковым. Следователи редко носили форму, обычно предпочитая появляться в штатском. Если для инспекторов уголовного розыска это была просто необходимость, чтобы их не могли вычислить в толпе, то следователи чаще ходили в штатском, чтобы наладить нужный контакт с подозреваемыми и свидетелями. Одних форма подавляла, других раздражала, третьи замыкались в себе, четвертые просто отказывались отвечать.

По фальшивым авизо, которые начали поступать целым потоком, Сафаров составил подробную справку и пошел с ней к Тарасову. Тот изучал справку целый день, а затем вызвал к себе Эльдара.

– Зачем тебе эти приключения на свою голову? – недоумевающе спросил он. – Пусть этим занимаются следователи республиканской прокуратуры, там целая бригада проверяет эти авизо. Ты считаешь, что у нас мало работы? Или тебя недостаточно загружают?

– Я убежден, что это не просто перевод денег или документов. На эти деньги покупается оружие, формируются банды, их используют для подкупа сотрудников правоохранительных органов, – убежденно ответил Эльдар.

– Садись, – махнул рукой Тарасов. – Ты все-таки идеалист, хотя я всегда считал, что все наши бывшие партийные работники отъявленные циники... Это как в церкви, когда видишь жуликоватого священника. Он и пост не соблюдает, и глазками масляными на прихожанок смотрит, и попахивает от него – а все время говорит о вере и нравственности... Так и твои партократы. Говорили, что верят в построение коммунизма, а сами плевать хотели на свой моральный облик. Безобразничали, погрязали в разврате и роскоши. А тут ты такой, весь в белом, попался на мою голову...

– Я считаю, что мы обязаны проверить все данные, хотя бы по одному или двум банкам, – настаивал Сафаров.

– И один из этих двух будет «Эллада», да? – ухмыльнулся Тарасов. – Не делай удивленное лицо. Я помню о твоих отношениях с Ванилиным и об этом банкире. Не боишься лезть снова в это осиное гнездо? А если ничего не получится?

– Получится, – твердо сказал Эльдар. – Нужно сформировать бригаду и послать туда для проверки опытных сотрудников ОБХСС.

– Где ты был весь последний год, дорогой? – вздохнул Тарасов. – Давно уже нет ОБХСС, и самой СС тоже нет. Социалистической собственности то есть. Теперь осталась только КС – капиталистическая собственность. Мы все успешно идем от социализма к капитализму, забыл?

– Не забыл. А опытные сотрудники все равно остались. И эти авизо наносят очень большой вред платежной системе не только России, но и всех стран Содружества.

– Понятно. Ты не успокоишься, пока не посадишь банкира в тюрьму.

– Он и должен сидеть в тюрьме. Он убийца и вор. И я собираюсь это доказать, – упрямо повторил Эльдар.

– Ладно, – согласился Тарасов. – Сейчас позвоню полковнику Кочеткову, зайди к нему. Он человек опытный; может быть, вместе с ним вы что-нибудь придумаете.

– Обязательно, – улыбнулся Эльдар, выходя из кабинета.

Кочетков оказался мужчиной пятидесяти лет, невысокого роста, седым, с заметным шрамом на правой щеке. Он внимательно выслушал Сафарова и, улыбаясь, достал еще четыре папки.

– Это все по фальшивым чеченским авизо, – пояснил он. – Вся сложность в том, что мы не можем никого послать туда для проверки. Чечня становится неподконтрольной территорией. Я уже думал, чтобы двинуть в эту командировку одного нашего офицера-узбека, чтобы он мог все проверить на месте. Если, конечно, местная милиция и прокуратура захотят ему помочь... А ты сам откуда?

– Из Баку.

– Вот и прекрасно. Пошлю тебя туда вместе с нашим офицером. Может, вам удастся что-то накопать. Только, конечно, нужно быть очень осторожными. Поговорю с Тарасовым; может, он разрешит отправить тебя в Чечню. Не боишься? Захочешь туда поехать?

– Если бы боялся, не пошел бы в следователи, – ответил Эльдар.

– Тогда договорились, я познакомлю тебя с капитаном Раджабом Султановым. Очень хороший парень, примерно твоего возраста. Ему двадцать девять. А тебе сколько?

– Тридцать три.

– Неплохо... Хотя я думал, что меньше. И уже подполковник... Так ты к сорока годам будешь генералом, – рассмеялся Кочетков. – В общем, мы поговорим и решим. Только учти, что это будет не просто увеселительная прогулка. Там очень тревожная обстановка.

Эльдар вернулся в свой кабинет, ожидая решения руководства. И снова машинально набрал номер Скороходовой, который набирал все последние дни. И почти сразу услышал ее голос:

– Слушаю вас.

Он чуть не поперхнулся, едва не повесив трубку. И все-таки сумел сказать:

– Добрый день, Светлана Игоревна.

– Здравствуйте, Эльдар, – голос у нее был уставший.

– Простите, что снова вас беспокою... Я только хотел услышать ваш голос.

– Спасибо, – поблагодарила она. – Меня несколько дней не было дома.

– Да, я знаю. Я вам звонил.

– Мы были в Киеве, – пояснила Скороходова, – там живет сестра моего мужа. Проводили сына и решили уехать в Киев. Хотя лучше бы мы этого не делали. Знаете, после Швейцарии, где мы жили в последнее время, попасть в нашу действительность... Невозможно сравнивать. Грязные, обшарпанные вагоны, поезда ходят не по расписанию; даже чая невозможно попросить, только кипяток в заляпанных стаканах. Мокрое белье... И везде проблемы – и у нас, и у них. Просто какой-то конец света. Мы так пожалели, что решили туда отправиться!.. Можете себе представить, мы привезли оттуда два килограмма сала. Это сейчас самый лучший подарок, чтобы не умереть с голода. Муж говорит, что его пенсия чрезвычайного и полномочного посла будет равна примерно одиннадцати долларам. Интересно, как будут жить остальные послы, которые давно вышли на пенсию? У нас хоть есть небольшие сбережения в иностранной валюте. А как быть остальным?

– Сейчас везде тяжело, – сказал Эльдар.

– Да, вы правы, – вздохнула Светлана. – Спасибо, что иногда вспоминаете... – Она словно забыла, что сама просила ей не звонить.

– Я все время о вас вспоминаю, – признался он.

– Не нужно, – попросила она. – Один раз я позволила себе расслабиться... Мне кажется, что мы просто должны забыть нашу встречу, как сон.

– Не получается. Я все время об этом помню, – повторил он.

– Ну, хватит, – решила Светлана. – Расскажите лучше, как вы работаете. Уже втянулись?

– Почти.

– Не представляю вас в милицейской форме, – рассмеялась она. – Было бы забавно увидеть вас в форме лейтенанта.

– Подполковника.

– Тем более.

– А может, мы увидимся? – предложил Сафаров. – Я так давно вас не видел...

– Послушайте, Эльдар, мы много раз об этом говорили. Зачем вам встречаться со мной? Вы молоды, и у вас вся жизнь еще впереди. Я замужем, у меня взрослый сын. Моя жизнь уже устоялась. Вы тоже, слава богу, устроены. У каждого из нас своя дорога. Мой муж пошел выгуливать собаку, и поэтому я могу с вами спокойно разговаривать. Но прятаться, ловчить, обманывать мужа... В мои годы это выглядит смешно. Такая запоздалая любовь мадам в предпенсионном возрасте...

Эльдар молчал.

– Алло, куда вы пропали? – спросила она.

– Когда мы с вами увидимся? – снова спросил Эльдар.

– Это уже хулиганство, – усмехнулась Скороходова, – я позвоню в милицию.

– Так когда же?

– Хорошо, – неожиданно согласилась она, – давайте в субботу. Только не у вас дома. Там мы уже однажды были. Рестораны сейчас тоже нормально не работают, в кино идти стыдно. Мы же не сядем с вами в последнем ряду... Давайте где-нибудь в парке. Просто погуляем, недалеко от нашего дома. Я как раз возьму с собой собаку, чтобы немного с ней пройтись. Договорились?

– Он или она? – поинтересовался Сафаров.

– Не поняла.

– Ваша собака – самка или самец?

– Какая разница? Это так принципиально?

– Нет. Но если самец, то я буду ревновать. И он тоже наверняка будет ревновать. Тогда нас будет трое – и двое мужчин на одну даму.

– Успокойтесь. Это маленький пудель. Можете не ревновать.

– Тогда я спокоен.

Она рассмеялась.

– Не представляю, как вы работаете в милиции... Вы можете приехать в форме?

– Конечно.

– Тогда так и сделаем. Будет даже интересно, как вы смотритесь. Часам к четырем вас устроит?

– Вполне. До свидания.

Светлана положила трубку – и почти сразу раздался телефонный звонок. Это была Юлия.

– Извини, что я тебя беспокою... – Эльдар даже вздрогнул, словно она могла услышать его предыдущий разговор.

– Что случилось?

– У нас в субботу будут гости, – сообщила Юлия, – если ты, конечно, разрешишь. Хочет приехать моя младшая сестра со своей подругой. Они сейчас в Москве, и им негде остановиться. Я предложила остаться у нас. Они могут вдвоем спать на диване. Ты не возражаешь?

– Конечно, нет. Когда они приедут?

– В субботу. А уже во вторник уедут. Пробудут у нас только три дня. Но я сказала, что сначала должна получить разрешение у тебя.

– Пусть приезжают.

Эльдару было стыдно, словно он собрался изменить супруге. Хотя, по большому счету, наверное, так и было – ведь они с Юлией жили как настоящие супруги, вели совместное хозяйство и жили в одной квартире. Наверное, ей будет очень больно, если она случайно узнает о его встрече со Светланой. И еще учитывая разницу в возрасте... Ей двадцать семь, а ее сопернице уже сорок. Наверное, Эльдар единственный мужчина в этом городе, который может уйти от молодой женщины, чтобы встретиться с более зрелой. Но это на самом деле такая глупость... Просто он чувствует, что не может долго существовать без этой женщины, которая так сильно его волнует. А к Юлии он постепенно привыкает. Она становится не просто близким, а родным человеком.

– Скажи, чтобы обязательно к нам приехали, – решил Эльдар, – и давай купим какое-нибудь вино, чтобы их встретить.

– Спасибо! Я тебя обожаю! – закричала она, бросая трубку.

Он подумал, что хотя бы таким образом может искупать часть свой вины. Теперь в его квартире будет настоящий бедлам. В двух комнатах появятся сразу три молодые женщины... Интересно, младшая сестра Юлии похожа на нее? Хотя она говорила, что у нее нет сестры. Наверное, двоюродная. Нужно будет что-то придумать, чтобы в воскресенье улизнуть из города на работу. Иначе придется остаться дома и весь день развлекать гостей, а Эльдар к таким разговорам явно не готов.

Но уже на следующий день его вызвал Тарасов.

– Теперь я знаю, почему ты сделал такую успешную карьеру в партийном аппарате, – сказал полковник. – В прокуратуре республики решили создать специальные мобильные группы, которые поедут на места, чтобы все проверить. В нашу группу включили тебя и Султанова, по предложению полковника Кочеткова. Поедете в Чечню и все выясните на месте. Постарайтесь работать с местными правоохранительными органами. Обстановка там, правда, не очень хорошая, это ты знаешь... Выезжаете на поезде в среду вечером. Вернетесь через два дня. Командировочные получите в бухгалтерии... хотя какие сейчас командировочные? Я даже не знаю, сколько там может стоить завтрак или ужин. В общем, все решите на месте. И будь осторожен. Я не хочу терять такого умного сотрудника, который умеет предсказывать действия начальства. Договорились?

– Да, – усмехнулся Эльдар.

На следующий день, получив командировочные, он познакомился с Раджабом Султановым, высоким красивым парнем, уже несколько лет работающим в отделе Кочеткова. Султанов, узбек по национальности, родился и вырос в Москве. Его отец был главным инженером какого-то комбината, а мать, татарка, – завучем в одной из московских школ. Раджаб был старшим в семье. Кроме него, в ней росли еще две сестры и младший брат. Все это он успел рассказать Эльдару, когда они вместе обедали в столовой. На следующий день два следователя выехали в Чечню с Курского вокзала. Это был поезд на Баку, который шел через Ростов-на-Дону, Минеральные Воды и Грозный.

Попав в вагон, Эльдар понял, почему жаловалась Светлана. Белье было серого цвета и влажное. Кипятка не было, пришлось идти за ним в соседний вагон. Проводница не давала им стаканы; пока они не показали свои удостоверения, она была уверена, что эти двое – такие же кавказские жулики, как и все остальные, и ее стаканы к ней больше не вернутся. В купе, кроме них, ехала какая-то женщина неопределенного возраста сразу с четырьмя корзинками. Раджаб подозревал, что там была испорченная ветчина, которая ужасно пахла всю ночь. Четвертым пассажиром был седой мужчина лет шестидесяти, которому досталась верхняя полка. Эльдар предложил «ветерану» свое место, а сам полез наверх. Спали тревожно; все время раздавались отдаленные крики и голоса проходивших мимо пассажиров. В таком состоянии, невыспавшиеся, небритые и не очень отдохнувшие, они прибыли на вокзал Грозного.

Все попытки узнать, где находится дежурное отделение милиции, оказались тщетными, словно на вокзале вообще не было никакой милиции. Пришлось опрашивать сотрудников кассы, пока им наконец не показали, куда направиться. Идти пришлось довольно долго. По дороге часто попадались неизвестные мужчины с автоматами в руках.

– Кажется, в этом городе отменили запрет на ношение оружия, – усмехнулся Раджаб, – у всех либо автоматы, либо пистолеты. Куда смотрит местная милиция?

– У них культ оружия, – со знанием дела сказал Эльдар.

Наконец они вышли к зданию райотдела. Поднялись по ступенькам, вошли в дежурную часть. За стойкой дремал старший лейтенант. Где-то в глубине комнаты сидел еще один милиционер, капитан. Он был полный, лысый и громко сопел, положив фуражку рядом с собой.

– Ребята, – постучал Сафаров, – ау, проснитесь!

Старший лейтенант открыл глаза. Недовольно взглянул на обоих гостей и... снова закрыл глаза.

Эльдар с Раджабом переглянулись.

– Молодец, – улыбнулся Сафаров, – его, кажется, ничего не волнует. Старлей, просыпайся. Где начальник вашего райотдела?

Старший лейтенант снова открыл глаза, вздохнул, взял со стола стакан с остывшим чаем и сделал несколько глотков. Потом спросил:

– Что вы хотите?

– Нам нужен начальник райотдела милиции, – твердо сказал Сафаров.

– Его нет, – лениво ответил дежурный.

– Тогда его зам.

– Его тоже нет.

– Как это нет? Сейчас рабочее время. А где они находятся?

– Я тебе говорю, что их нет. Зачем время отнимаешь? Скажи, что хочешь, и уходи, – обиделся дежурный.

Эльдар снова переглянулся с Раджабом и полез за своим удостоверением. Раскрыл его, показывая дежурному офицеру.

– Я подполковник Сафаров, а это капитан Султанов. Нам нужно срочно встретиться с кем-нибудь из руководства райотдела милиции. Мы приехали в командировку из Москвы. Это ты понять можешь?

Его слова и удостоверение не произвели на дежурного офицера никакого впечатления. Он просто пожал плечами.

– Никого нет, – сказал он.

– А когда будут? – не выдержал Султанов.

– Не знаю. Они мне не говорят, – по-русски дежурный говорил с некоторым акцентом.

– Тогда посоветуй, что нам делать, – поинтересовался Эльдар.

– Ждите, – равнодушно сказал дежурный, – кто-нибудь придет.

– Ждать у нас нет времени, – уже начиная нервничать, сказал Сафаров. – Ну, хотя бы следователи у вас есть?

– Зачем такие слова говоришь? Конечно, есть. Пройди по коридору и направо. Там наш следователь сидит, Магомед Хамхоев.

– Как его звание? – уже не сдерживаясь, рявкнул Эльдар.

– Майор он. Зачем кричишь? Я тебе показываю, где он сидит, а ты кричишь...

Эльдар повернулся и пошел по коридору. За ним поспешил Султанов.

– Подожди, – крикнул дежурный, – так нельзя! Надо пропуск выписывать.

Сафаров отмахнулся, постучал в дверь и сразу открыл ее, не дожидаясь, пока ему ответят. Следователь сидел на стуле и читал местную газету. Он был в кожаной куртке и темной водолазке. Ему было лет тридцать пять, у него были светлые волосы и рыжеватые усы. Среди чеченцев встречаются типы подобной окраски. Увидев вошедших, он не спеша сложил газету и взглянул на них.

– Кто такие?

– Подполковник Сафаров, – представился Эльдар, – и капитан Султанов. Из Московского ГУВД. Приехали к вам в командировку.

– Извините, – Хамхоев поднялся, шагнул к ним, протягивая руку. Рукопожатие было крепким. – Чем я могу вам помочь? – поинтересовался он. – Зачем к нам приехали? Садитесь, пожалуйста.

– Мы хотим проверить ваши банки на предмет перевода фальшивых авизо, – объяснил Сафаров, усаживаясь на стул. Рядом устроился Султанов.

– Я думал, что вы приехали за каким-то конкретным преступником, – нахмурился Хамхоев. – А вы приехали сюда бумажки смотреть...

– Именно бумажки. Когда будет ваш начальник райотдела?

– Его долго не будет, – усмехнулся Хамхоев.

– Почему долго?

– Он сбежал. Как только здесь в прошлом году стрелять начали, сразу забрал семью и сбежал. Он не наш был, не из местных.

– А кто остался вместо него?

– Его заместитель Исахан Гагиев. Подполковник Гагиев. Только его сейчас тоже нет. И он тоже не скоро будет.

– И он сбежал? – спросил Сафаров, не скрывая своей иронии.

– Зачем смеетесь? – обиделся Хамхоев. – Он в больнице. Когда у нас здесь разные беспорядки были, Исахан не побоялся к людям выйти, пытался их остановить, чтобы военные склады не трогали. Ему тогда голову проломили, и он сейчас в больнице. Но врачи говорят, что все будет хорошо.

– И когда он выйдет?

– Через неделю.

– Это долго... А кто их заменяет?

– Я заменяю. Скажите, что вам нужно, и я все организую.

– Нам нужно срочно проверить документы на вашей почте, в сберкассах и в отделениях Госбанка, – пояснил Эльдар, – и желательно где-нибудь оставить наши вещи.

– Все сделаем, – поднял руку Хамхоев. – У нас гостиница есть; правда, не очень хорошая... Я скажу, чтобы вам два лучших номера оставили.

– Спасибо. И сразу поедем в банк и на почту, – попросил Сафаров.

– Нет, так нельзя, – помрачнел Хамхоев. – Сначала нужно разрешение получить, а потом туда идти.

– Какое разрешение? Мы ведь не изымаем документы. Нам пока не нужны прокурорские разрешения на обыск. Мы только поговорим и посмотрим, что у них есть.

– У нас не прокурор дает разрешения, а наш генерал, – усмехнулся Хамхоев. – Но вы не беспокойтесь. Сейчас дежурный вас в нашу гостиницу отведет, а я пока разрешение получу.

Следователь поднялся и быстро вышел из кабинета. Было слышно, как он что-то говорит другому дежурному, который сидел на скамейке. Тот медленно поднялся, надел фуражку и прошел к гостям.

– Идемте, – предложил он, – я покажу вам гостиницу.

– Вы понимаете, о чем они говорят? – спросил Султанов.

– Нет, я не знаю чеченский язык. И он совсем не похож на азербайджанский, – признался Сафаров.

Они вышли в коридор, забрав свои сумки. Хамхоев что-то снова сказал дежурному. Очевидно, «не нужно очень торопиться» – Эльдар понял это скорее по интонации.

Когда они втроем вышли из райотдела, дежурный спросил у следователя:

– Что хотят эти люди? Зачем они приехали?

– Глупые люди, – убежденно произнес следователь, – сами не понимают, куда приехали и зачем. Нужно, чтобы они уже сегодня сели в поезд и вернулись к себе в Москву. Так будет лучше для всех, и для них в том числе.

Дежурный согласно кивнул.

Ремарка

Около семидесяти машин с траурными флагами, громко сигналя, раскатывали в воскресенье по московским улицам. Уголовный мир прощался с одним из своих лидеров, «вором в законе» Виктором Никифоровым по кличке Калина.

Убили Калину выстрелом в затылок, когда он с женой возвращался домой. Никифоров был еще жив, когда его привезли в больницу Склифосовского. Но все попытки врачей спасти «вора в законе» оказались тщетны. Не приходя в сознание, он скончался.

Калина был личностью, хорошо известной в преступной среде бывшего Союза. Сын одного из первых отечественных рэкетиров Япончика (Иванько), который нажил миллионы на незаконных операциях в Подольске, он уже по происхождению стал весьма уважаемым среди уголовников. Успешной карьере Никифорова очень помогла поддержка отчима-армянина, серьезного преступного авторитета. С его помощью Калина превратился в самого молодого «вора в законе»,

Профессиональные интересы юного «крестного отца» были достаточно широки: квартирные кражи, вымогательства, мошенничества, теневой бизнес... Он легко находил общий язык с кавказскими уголовными кланами, а также с подмосковными группировками. Никифоров строго соблюдал все «воровские» законы и традиции, но тяготел к богемной среде. Любил бывать среди известных артистов, литераторов. Правда, имел недостаток – излишнюю вспыльчивость. На том и погорел. Сгоряча убил ножом Мансура Шелковникова, тоже не последнего человека в уголовном мире. Калину арестовали. Но включились невидимые рычаги, и довольно скоро он оказался на свободе. Правда, ненадолго. Выстрел наемного убийцы, подкупленного, как считается, людьми из окружения Мансура, оборвал жизнь 28-летнего «авторитета». Перед тем как предать на Востряковском кладбище тело покойного земле, его товарищи провезли гроб по всем местам, где любил бывать Никифоров...

Калина наконец обрел покой. В отличие от преступного мира Москвы, в котором, по мнению наблюдателей, теперь надо ждать еще несколько кровавых «разборок».

Газета «Известия», 21 января 1992 года

Ремарка

Уровень преступности в республике вырос более чем на сорок процентов по сравнению с прошлым годом, отмечалось на заседании коллегии прокуратуры Азербайджана. Участились случаи нападений с применением автоматического оружия. Отмечалось, что во время боевых действий в Нагорном Карабахе захвату подвергаются прежде всего отделения Госбанка и сберегательные кассы, из которых пропадают деньги. При этом отмечены два случая использования тяжелой военной техники в качестве помощи нападающим грабителям.

Сообщение Азеринформ

Ремарка

Обстановка в Чечне снова резко обострилась в связи с разбойным нападением неизвестных бандитов на склады полка внутренних войск МВД России. В результате нападения есть многочисленные пострадавшие, погибли двое военнослужащих. По решению чеченского парламента президент республики, генерал Джохар Дудаев, получил чрезвычайные полномочия.

Сообщение ТАСС

 

Звиад Гамсахурдиа. Послесловие

Нужно было занять более бескомпромиссную позицию по отношению к своим противникам. Каждый раз, вспоминая об этом, он мрачнел, словно в его силах было повернуть время вспять и заставить своих оппонентов наконец согласиться с его позицией.

Звиад Гамсахурдиа был сыном классика грузинской литературы – Константина Гамсахурдиа. Он родился в тридцать девятом году, являясь потомком дворянского рода Гамсахурдиа и княжеского рода Палавандишвили по линии матери, окончил престижную школу и еще в возрасте семнадцати лет вместе со своим другом Мерабом Коставой основал подпольную молодежную организацию «Горгаслиани». Уже в пятьдесят восьмом он попадает в психиатрическую больницу, а в шестьдесят первом оканчивает факультет западноевропейских языков и литературы Тбилисского государственного университета.

Конечно, в Комитете государственной безопасности знали и об их встречах, и об их разговорах, и о планах этих молодых грузинских интеллектуалов о свободной и демократической Грузии. В пятидесятые по всей республике прокатится волна студенческих митингов и демонстраций, когда молодые люди выйдут на улицы после известного доклада Хрущева о «культе личности». Тогда многим казалось, что этот доклад носит не столько антисталинский, сколько антигрузинский характер. Гамсахурдиа не было среди этих людей, но он становится одним из лидеров демократического кружка молодежи.

С самого начала они были под плотным контролем органов безопасности и вскоре почти все арестованы. Конечно, у Звиада было особенное положение: все знали, кто его отец и каким авторитетом он пользуется в среде грузинской интеллигенции. Именно поэтому со Звиадом работали лучшие следователи и психологи, которые точно знали, как именно следует убеждать этого молодого человека. Он вырос в очень обеспеченной семье, с самого детства имел блага, недоступные для большинства его сверстников. Ему популярно объяснили, что за антисоветскую агитацию и пропаганду он может получить достаточно длительный тюремный срок, отбывая наказание где-нибудь в Сибири или в других малоприятных регионах страны. Этот ценитель прекрасных женщин и марочных вин, хорошей литературы и изящной поэзии, переводивший Бодлера с французского на грузинский, начал понимать, какой именно выбор ему предлагают. Позор, лишения, тюрьма, сломанная жизнь, отлучение от всех благ – с одной стороны. И публичное покаяние, при котором он может рассчитывать на относительно спокойную и нормальную жизнь без особых лишений, – с другой. Трудно упрекать молодого человека в том, что он сломался. Ведь с ним работали лучшие специалисты КГБ. Гамсахурдиа не просто молодой оппозиционер-диссидент, он яркий символ современной молодежи, которому верят и за которым готовы пойти многие его современники.

И тогда он позволит себя уговорить. И даже выступит по Центральному телевидению с публичным покаянием. Кажется, что теперь он наконец поступил правильно. Звиад получит очень мягкий приговор. Три года ссылки в Дагестан – и уже через год он будет помилован указом Президиума Верховного Совета Грузинской ССР. Но этот надлом сохранится в нем на всю жизнь. Он не простит этого шага прежде всего самому себе и всю оставшуюся жизнь будет пытаться доказать, что может быть «католиком гораздо больше, чем сам Римский Папа», – в отличие от других своих товарищей, которые прекрасно понимали, как умеют обрабатывать в КГБ, и никогда не позволят себе упрекать его в подобном отступничестве. Сам Гамсахурдиа довольно быстро вернется к привычной риторике, осознавая, какую чудовищную ошибку он совершил. И будет еще более неистовым, еще более радикальным, еще более непримиримым оппозиционером, чем раньше.

С началом перестройки грузинская интеллигенция обретает надежды на долгожданную свободу и независимость своей страны. В Грузии всегда были сильны настроения изоляционизма – может быть, потому, что эта небольшая республика всегда числилась на особом положении в огромной империи. Грузинские дворяне были составной частью царских и княжеских домов. Православные грузины относятся к той же церкви, к которой относится и большинство русского населения страны. Среди известных генералов, политиков, деятелей культуры много грузинских фамилий. И, наконец, феномен Сталин, который, хотя и не считал себя грузином, принципиально отмечая в анкетах, что является «русским», тем не менее не мог не создать определенный ореол вокруг этого небольшого и гордого народа.

В конце восьмидесятых первые выступления против власти начинаются именно в Грузии. Национальное самосознание, столь развитое в этой республике, проявляется в полной мере в апрельских событиях восемьдесят девятого года. Противостояние с партийным аппаратом заканчивается вызовом советских войск, разгоном демонстрантов, погибшими и раздавленными женщинами. На этой волне трагедии и горя начинаются выборы в парламент Грузии, на которых с огромным преимуществом побеждает Звиад Гамсахурдиа и его сторонники. Он становится Председателем Верховного Совета Грузии.

Но его националистическая риторика, его непримиримые высказывания по отношению ко всем инакомыслящим, его пренебрежительное отношение к народам, населяющим многонациональную Грузию, уже тогда волновали истинных интеллигентов республики. Весь мир обойдет фраза выдающегося грузинского философа Мераба Мамардашвили, сказавшего, что, если «мой народ проголосует за Гамсахурдиа, я буду против своего народа». Этих слов философу Гамсахурдиа никогда не мог простить.

Прибыв в Цхинвали, он заявил: «Мы свернем шею таким слабым противникам, как осетины, которых нам нетрудно будет обуздать. Это необразованные, дикие люди, которыми умелые люди могут легко управлять». Приехав в Кахетию, он объявит, что этот регион всегда был демографически самым чистым, что в нем грузинский элемент всегда преобладал и властвовал. И сейчас им нужно спасать Кахетию, где поднимает голову татарство (он имел в виду азербайджанцев), а также лекство (говоря об аварцах) и армянство, которые вот-вот поглотят Кахетию. Дальше он снова оскорбляет осетин, заявив, что в Грузии есть осетины, но нет Осетии, и что осетинский народ – это мусор, который необходимо вымести через Рокский тоннель.

Грузинская интеллигенция в большинстве своем не забудет его вынужденного отступления, не захочет принимать и поддерживать его риторику непримиримой вражды ко всем, кто не будет согласен с его мнением и его позицией. С первого дня начинается противостояние. При этом Гамсахурдиа не скрывает своего презрительного отношения к этим деятелям интеллигенции, которых он именует лишь «агентами влияния Москвы» и «шпионами северного соседа». Легче всего списывать собственные ошибки на злонамеренные происки соседей; труднее создавать государство, выстраивать нормальные деловые отношения, поднимать экономику. Звиад Гамсахурдиа был прекрасным лидером оппозиции – умным, талантливым, эрудированным, энергичным. Но тянуть государственную лямку в обычном, рутинном ежедневном темпе он не хотел и не мог. На волне развала большого государства его еще выберут президентом страны в 1991 году, но уже к концу года почти вся грузинская интеллигенция выступит против него.

Этот невероятный парадокс достаточно легко объяснить. Ему не прощали его ожесточенной непримиримости, возникшей после его публичного покаяния. Ему не прощали националистические выпады, которые поссорили грузин со всеми соседями. Ему не прощали хаотичный стиль работы, когда непродуманные назначения следовали одно за другим, а экономика продолжала разваливаться. Ему многое можно было поставить в вину. Его непримиримость постепенно дойдет до такой степени оголтелости, что по приказу Гамсахурдиа начнут уничтожать и сжигать книги его оппонентов. Запылают костры, на которых будут гореть фолианты авторов, не разделяющих и не принимающих позицию президента. Переводчик Бодлера и знаток западноевропейской литературы и культуры окажется почти равным бесноватому фюреру, появившемуся в Германии в период между двумя войнами.

Гамсахурдиа пытается быть достаточно прагматичным, все еще не теряет попытки договориться со своими оппонентами внутри республики. Во время августовских событий он займет выжидательную позицию, пытаясь не допустить вовлечения Грузии в «московские разборки». Но он не может не видеть, что против него объединяется все большее и большее число людей. Нужно было обладать определенными талантами, чтобы за такой небольшой срок вызвать такое неприятие большинства грузинского народа и грузинской интеллигенции. Уже к концу года начинается вооруженное противостояние, а шестого января девяносто второго года Военный совет Грузии примет решение об отстранении от власти президента республики.

Верные ему воинские части попытаются удержать хотя бы здание парламента, но силы будут слишком неравны. Ради справедливости стоит отметить, что вооруженные группы оппозиции получат оружие и боеприпасы из неназванных источников, которые многие не без основания буду считать бывшими советскими воинскими контингентами на территории Грузии.

Гамсахурдиа покинет свой бункер и направится в Азербайджан. На дороге, ведущей в Гянджу, он получил неприятное известие о том, что официальный Баку не готов его принять. Это известие заставит его изменить свои планы. Он вернется в Сухуми, где проведет одну ночь, и отправится к своим сторонникам в Зугдиди. Там он объявит мобилизацию своих людей и призовет их идти на Тбилиси, фактически развязывая гражданскую войну, затем уедет в Армению, чтобы оставить там семью.

У грузинского народа хватит выдержки и понимания, к чему может привести такое братоубийственное столкновение. Ведь в уличных боях, происходивших в Тбилиси, гибли грузины с обеих сторон, в том числе и мирные граждане. Гамсахурдиа во второй раз покинет Грузию, перебравшись в почти независимую Чечню, которая не признает власть Москвы. К этому времени в Тбилиси вернется вечный враг Звиада – бывший министр МВД и бывший первый секретарь ЦК Компартии Грузии Эдуард Шеварднадзе. Это даст повод для обвинений со стороны самого Гамсахурдиа, который считает, что его свергали по заказу Москвы и самого Шеварднадзе.

Потом будет долгое ожидание в Чечне. И осознание краха своих замыслов, бесперспективности планов возвращения на родину. Перенести подобный удар самолюбивый и гордый политик уже не сможет. Именно поэтому он сам примет решение и в последний день девяносто третьего года покончит жизнь самоубийством.

Он искренне желал свободы и счастья своему народу, но его методы не понравились людям. Он был убежден, что его поддержит интеллигенция, но вместо этого получил почти единогласное осуждение. Он провозгласил независимость Грузии и торжественно вывел коммунистов из парламента, а после него в республике на долгие годы воцарился бывший партийный лидер Шеварднадзе.

Как много было в истории подобных политиков с трагической судьбой, которые искренне хотели принести пользу своему народу, верили в лучшие идеалы свободы, равенства и братства... И которые, сталкиваясь с практической деятельностью, оказывались не готовы к ежедневной кропотливой работе во имя достижения собственных целей. Звиад Гамсахурдиа – трагическая фигура грузинской политической истории. Оступившийся один раз в молодые годы, он всю свою жизнь пытался доказать, что это была лишь досадная ошибка молодости. Но люди не хотели забывать прошлое, а он сам не мог простить себе подобного предательства. История вообще дама капризная, которая может вытворять любые кульбиты.

Официальный Баку не захотел дать приюта политическому изгою Звиаду Гамсахурдиа, и его кортеж был вынужден вернуться в Грузию. По некоторым данным, не захотело принимать у себя изгнанника из соседней республики и армянское руководство. Баку и Ереван можно было понять. Они не хотели портить отношения с победившей в Тбилиси властью, с которой пришлось бы сотрудничать. Никто не верил в способность Гамсахурдиа вернуться к власти. Именно поэтому прагматики в Баку посчитали, что им незачем предоставлять политическое убежище лишенному власти президенту.

Но парадокс состоит в том, что уже через несколько месяцев все эти чиновники тоже лишатся своих мест, уйдя в политическое небытие. Как много их было – уверенных, успешных, всё знающих и понимающих, талантливых и достойных... Попадая на должности, они искренне считали, что действительно являются самыми достойными, самыми знающими и самыми талантливыми среди окружающих их людей. Как много чиновников, которые искренне верят в свою незаменимость и исключительность! И какими жалкими и растерянными они выглядят, лишаясь своих постов... Словно в один день их лишают звания умных и успешных людей, объявляя дураками. Ведь человек, лишившийся должности, а значит, своих льгот, благ и денег, выглядит дураком.

Никто не хочет честно признаваться, что только удачное сочетание обстоятельств или близость к первому лицу позволяют чиновнику оставаться достаточно долго на должности, обирая собственных граждан и бессовестно обманывая своих покровителей. Но признать подобное – значит согласиться с тем, что ты получаешь свои преференции отнюдь не за личные заслуги, а всего лишь за вовремя сказанное слово, нужную улыбку, придвинутый стул, пойманный взгляд правителя и его угаданное желание. Признаться самому себе, что ты стоишь ровно столько, сколько стоит твоя должность, и ни одной копейкой больше, – означает расписаться в собственном ничтожестве. Для любого чиновника это болезненное и невозможное признание. Ведь жизнь представима только на «хлебной должности». И она нереальна после ухода с такого насиженного места. При этом каждый чиновник абсолютно убежден в том, что это место досталось ему по труду, талантам и затраченной энергии. И он даже вправе рассчитывать на еще большее повышение, учитывая тот потенциал, которым располагает.

Так легко обманывать самого себя и так сложно говорить себе правду... Осознание собственного ничтожества – возможный путь, который проделывает большинство людей от рождения до смерти. Почти все советники и докладчики, которые будут советовать Президенту Азербайджана не принимать у себя Звиада Гамсахурдиа и его команду, слетят со своих мест, чтобы больше никогда и ни при каких обстоятельствах не вернуться не только на свои должности, но и вообще на государственную работу. Словно это была месть грузинского экс-президента, который проклял тех, кто не захотел или не смог протянуть ему руку помощи в самый сложный момент его жизни...

В Чечне Гамсахурдиа проведет почти два года и покончит с этой затянувшейся драмой тридцать первого декабря тысяча девятьсот девяносто третьего года.

Ремарка

По данным Российского информационного агентства, Звиад Гамсахурдиа и группа его сторонников пересекли границу с Азербайджаном и направились в сторону Баку. Однако недалеко от Гянджи их кортеж был остановлен. По последней информации, Гамсахурдиа и его сторонники не получили разрешения на проживание в республике и были вынуждены вернуться обратно в Грузию.

Сообщение РИА «Новости»

Ремарка

Бывший первый секретарь ЦК Компартии Грузии и бывший министр иностранных дел Советского Союза Эдуард Шеварднадзе прибыл сегодня в Тбилиси. Во время правления в стране Гамсахурдиа он не имел возможности жить в родной республике. Многие жители Грузии связывают с возвращением Шеварднадзе надежды на перемены.

Сообщение Азеринформ

Ремарка

Гамсахурдиа не может принимать участия в последующей политической жизни, поскольку он является государственным преступником, а также психически нездоровым человеком. По этой же причине он не может предстать даже перед судом. Есть медицинские заключения, датированные 1950, 1956, 1970-м годами. Пять из шести врачей, давших заключение о психически ненормальном состоянии Гамсахурдиа, живы и готовы подтвердить свой диагноз.

Тенгиз Сигуа, премьер-министр Грузии