Ближе к шести часам вечера они снова собрались вместе с приехавшим Фюнхауфом. Инспектор Меглих доложил, что операторы закончили свою работу. Удалось выяснить, что приехавший в половине одиннадцатого утра на ярмарку Марко Табакович прошел через основной вход и, минуя несколько павильонов, свернул в здание, где находились залы четыре и четыре-один. Камеры запечатлели, как он подходил к экспозициям сербской, хорватской и боснийской делегаций, как беседовал с людьми. На одной из записей было отчетливо видно, как он разговаривает с профессором Брашованом.

– Странно, но профессор сказал мне, что не знает Табаковича, – заметил Дронго. – Наверное, тот представился ему как Марк Ламбрехт.

– Тогда тем более непонятно, кто именно мог его узнать, – сказал Дюнуа, глядя на записи с камер.

Табакович перекинулся парой фраз с Софией Милоевич, и та ему улыбнулась. Затем он прошел дальше. У хорватской экспозиции что-то спросил у высокого мужчины, и тот, как-то странно посмотрев на гостя, ответил с некоторым замешательством. Табакович кивнул и отошел, направляясь дальше. Сделав круг, подошел к боснийской экспозиции, где несколько минут разговаривал с Халилом Иззетом. После чего прошел к российской экспозиции и довольно долго разглядывал изданные на русском языке книги. Какой-то неизвестный мужчина о чем-то его спросил.

– Кто это? – уточнил Дюнуа.

– Кирилл Караваев из российского издательства «Олимп», – ответил Фюнхауф, – мы уже начали его проверку. Но, судя по их разговору, они раньше даже не были знакомы.

– А хорвата вам удалось вычислить? – поинтересовался Дронго.

– Андро Бенкович, издатель из Загреба, – ответил Меглих. – Обратите внимание, что Табакович не сразу подошел к экспозиции Боснии и Герцеговины. Он сделал круг, прежде чем решил приблизиться к стенду. Или искал кого-то, или ждал…

– Или чего-то боялся и не хотел сразу подходить, – вставил Дронго.

– Может быть, – согласился Меглих. – А теперь снова обратите внимание, что за несколько секунд до вашего появления в коридоре проходит мужчина, которого вы там встретили. Плотный, среднего роста, в кожаной куртке. Вот он. Сейчас мы увеличим изображение его лица…

– Да, это он, – кивнул Дюнуа.

– Сумели узнать его имя? – спросил Дронго, обращаясь к Меглиху.

– Это представитель Украины Сергей Рябчук. Он почти сразу покинул ярмарку и сегодня не появился. Сейчас мы уточняем, в каком отеле он остановился.

– Постарайтесь найти его как можно быстрее, – посоветовал Дронго, – хотя почти наверняка он не имеет отношения к самому убийству.

– Я же сказал, что мы его ищем, – недовольно ответил Меглих.

– Значит, погибший действительно не дошел до гамбургского издательства, – понял Дюнуа, – и его убили сразу после того, как он побывал в этих двух залах. Получается, что убийцу нужно искать именно там.

– Он прошел через основной вход, – сказал Фюнхауф, – и его могли там увидеть. Нельзя исключать никаких случайностей.

– В коридоре больше никого не было?

– Четверо мужчин, которые прошли в сторону зала до вас, – ответил Меглих. – Всех четверых пытаемся сейчас вычислить. Думаю, что уже завтра будем знать их имена.

– Чем занимается этот Рябчук?

– Он – издатель из Донецка. Прибыл в Германию из Киева рейсом «Люфтганзы».

– А погибший не подходил к американскому издательству «Саймон энд Саймон»? – уточнил Дюнуа.

– Нет, не подходил. Хотя интересовался экспозицией аргентинских издательств и разговаривал с издателями из Венесуэлы, – сообщил Меглих, даже не подозревая, какую реакцию вызовут его слова.

– Где записи? – встрепенулся Фюнхауф. – Почему их здесь нет?

– Сейчас покажу, – ответил Меглих.

На экране появился немного хромающий Табакович, который подошел к экспозиции, представленной Венесуэлой. Посмотрел две или три книги, затем прошел дальше. Его окликнул подошедший мужчина с короткой бородкой и усами. Они разговаривали около полутора минут, причем оба отвернувшись от камер. Затем Табакович отошел, а неизвестный долго смотрел ему вслед, словно собираясь до-гнать и о чем-то переспросить.

– Кто это был? – спросил начальник полиции.

– Некто Альфредо Рамирес, – ответил инспектор. – Мы сейчас пытаемся проверить, что именно он делает на ярмарке. В заявке указано, что он консультант издательства.

– Интересно, как мы можем проверить, встречался ли этот Рамирес когда-либо раньше с убитым или нет? – зло заметил Фюнхауф.

– Я перезвоню министру внутренних дел Венесуэлы, – предложил Дюнуа. – Дайте список всех прибывших, и особо нужно отметить этого Рамиреса. У вас есть на него данные?

– Конечно. Год рождения, адрес, имя, фамилия, место работы. Обычные сведения, которые указываются в заявочной анкете. Мы можем связаться и с нашим посольством в Венесуэле, которое выдавало ему шенгенскую визу, но на это уйдет много времени.

– Там сейчас разгар рабочего дня, – вспомнил Дюнуа, – давайте данные на Рамиреса, я попытаюсь их уточнить прямо сейчас. Заодно дайте весь список прибывших венесуэльцев.

Он достал мобильный телефон, набрал номер и попросил позвать к телефону сеньора министра. Ему сообщили, что тот занят, тогда профессор предложил доложить, что звонит некто Дюнуа. Министр почти сразу снял трубку, и Дюнуа попросил его уточнить данные по списку прилетевшей делегации, обратив особое внимание на Альфреда Рамиреса. Министр пообещал перезвонить через полчаса.

– Теперь мы будем знать, кто из прибывших венесуэльцев мог оказаться знакомым убитого, – с удовлетворением произнес начальник полиции.

– А если его знакомые были из Колумбии или Эквадора? – предположил Дронго. – Как тогда мы будем их вычислять? И среди европейских издателей необязательно должен быть убийца из Сербии. Он может быть из Албании или Венгрии, Австрии или Болгарии, даже из Украины. Вы знаете, сколько наемников оттуда принимало участие в гражданской войне в бывшей Югославии?

– Вы все время пытаетесь усложнить нашу задачу, мистер Дронго, – недовольно заметил Фюнхауф. – Сейчас в павильонах ярмарки находится уже больше двадцать четырех тысяч гостей. Если снова переполошим людей, начнем новые проверки, мы просто сорвем проведение книжной ярмарки. И я в лучшем случае просто потеряю свою должность.

– И поэтому нужно отпустить возможного убийцу? – ехидно поинтересовался Дронго.

– Я этого не говорил, – ответил Фюнхауф. – Но в любом случае мне никто не разрешит устраивать повальные обыски во всех павильонах, на всех экспозициях.

– Мы фактически ничего нового не узнали, – подвел неутешительный итог Дюнуа. – Уже раньше предполагалось, что погибший не дошел до гамбургского издательства, а теперь уверены в этом. Конечно, нужно тщательно проверить всех сотрудников, прибывших с югославскими делегациями. И я полагаю, что наш эксперт господин Дронго сумеет нам в этом помочь. Но мы пока не знаем конкретных мотивов. Я полагаю, что истоки преступления нужно искать в прежней жизни погибшего. Он дважды был ранен, один раз тяжело. Его чуть не убили на этой войне. А потом еще и посадили в тюрьму в Каракасе. И все равно мы пока не продвинулись ни на йоту. Составляйте списки, Фюнхауф, и начинайте большую общую проверку. И не забудьте, что в запасе у вас всего два дня – завтра и послезавтра. Шестнадцатого октября ярмарка закроется, и уже ничего нельзя будет доказать.

– Да, я знаю, – кивнул начальник полиции, – у нас совсем не осталось времени.

– А рядом с коридором никто из тех, с кем общался погибший, не появлялся? – спросил Дронго.

– Нет, – уверенно ответил Меглих. – Мы запустили специальную программу; все, кто разговаривал с Ламбрехтом, были зафиксированы и опознаны. Никто из них не появлялся в этом коридоре даже за полчаса до совершения убийства.

– Тот, кто его узнал или решил отомстить, необязательно сам наблюдал за своей жертвой, – задумчиво произнес Дронго. – Он мог узнать своего недруга и послать к нему совсем другого человека. Может быть и другой вариант, когда узнавший Табаковича человек не стал к нему подходить, а решил убрать его таким диким способом. Или еще более экзотический вариант, при котором убийца специально выбрал такое место и время для совершения преступления, решив, что это – его единственная возможность.

– Ламбрехт жил в Майнце. Его легко было найти, – возразил Меглих с легкой улыбкой. Он вообще считал всех этих «социалистов» не очень серьезными людьми. Немцы упрямо называли погибшего его немецкой фамилией, тогда как эксперты предпочитали вспоминать его сербскую фамилию.

– Его – да, – кивнул Дронго. – Но убийца, возможно, не располагал таким временем, чтобы выслеживать свою жертву еще и в Майнце. Если это спонтанное убийство, когда преступник неожиданно узнает Табаковича, то это наверняка месть. Если же убийца заранее следил за своей жертвой, то это, скорее всего, заказное преступление. В обоих случаях раскрыть его будет чрезвычайно сложно.

– Прекрасно, – нахмурился начальник полиции, – вы опять делаете нашу задачу практически невыполнимой. Мы пытаемся найти хоть какие-нибудь варианты, а вы упрямо их опровергаете.

– А как ты считашь? – обратился к Дронго Дюнуа. – Что тебе подсказывает интуиция? Первый или второй вариант?

– Первый, – ответил эксперт. – Я думал об этом всю ночь. Профессиональный преступник не стал бы так рисковать. Он должен понимать, что на ярмарке повсюду установлены камеры и его проход через электронный турникет обязательно будет зафиксирован. Место совершения преступления выбрано не очень удачно. Туда в любой момент мог кто-то войти и увидеть убийцу. И, наконец, орудие преступления. Все говорят, что это был острый предмет. Им сначала ударили в горло, а затем расширили рану. Профессиональный убийца так не действовал бы. Он ограничился бы одним ударом, понимая, что может испачкаться в крови своей жертвы. Поэтому я склоняюсь к первому варианту, хотя, повторяю, что вполне возможен и второй.

– Все эти теоретические построения очень хороши для преподавания основ криминалистики, – проворчал Фюнхауф, – а у нас здесь конкретное убийство с конкретным преступником.

Раздался телефонный звонок. Дюнуа вытащил свой телефон, выслушал сообщение и, поблагодарив, отключил аппарат.

– Министр вышлет мне досье на всех при-ехавших. Но Рамирес работает консультантом издательства только полтора месяца, до этого он дважды сидел в тюрьмах по подозрению в причастности к наркоторговле. Один раз отсидел четыре года. Вот такой у них книжный консультант.

– Нужно будет пригласить его завтра на допрос, – понял Меглих. – Их делегация живет за городом, они снимают какой-то загородный дом. Думаю, что мы сможем найти его уже сегодня.

– И установите за ним наблюдение, – приказал начальник полиции. – Я даже не знаю, как вас благодарить, профессор. Если окажется, что убийца – Рамирес, мы будем считать, что все лавры нашего успеха должны достаться именно вам.

– Мы пока ничего не знаем, – напомнил Дюнуа. – Давайте подождем до завтра.

На этом их импровизированное совещание закончилось. Дронго вышел из комнаты первым, за ним – профессор.

– Ты становишься более нетерпимым, – заметил он.

– К дуракам и болтунам, – согласился Дронго. – Они искали почти полтора дня – и ничего не нашли. А в помещениях функционировали более восьмидесяти камер для наблюдения за гостями. Нужно было работать более внимательно.

– Это уже возраст, – усмехнулся Дюнуа. – Раньше ты был гораздо терпимее.

Дронго пожал ему руку на прощание и пошел к выходу. Спустившись по эскалатору, он протянул свой пропуск охраннику, который приложил его к считывающему устройству и вернул гостю. Когда Дронго вышел из здания, он услышал за спиной свое имя и обернулся. К нему спешила София Милоевич. Она была в черном тренче от ставшей чрезвычайно известной в последние годы английской фирмы. Еще десять лет назад такая вещь была синонимом нищеты и неудач, а эту характерную клетку обычно носили бомжи и люмпены. А теперь стала настолько популярной, что только очень обеспеченные люди могли позволить себе вещи с этим лейблом. София была одета именно в такой плащ.

– Извините, – сказала она, подходя ближе, – я звонила отцу в Белград. Он у нас известный журналист, руководитель нашей общеполитической газеты.

– Очень хорошо. Значит, мы с ним почти коллеги.

– Я не об этом, – отмахнулась она. – Дело в том, что мой отец просидел на процессе все дни, от начала и до конца. И он, оказывается, знает о сделке, которую заключил Петкович с судьями и прокурорами. Я хотела увидеть вас и извиниться.

– Не стоит, – покачал головой Дронго, – вы же мне не поверили.

– А вы бы поверили в такую чудовищную новость? Может, мне хотелось верить в их правду и не верить в вашу? – резко спросила София. – Ведь одно дело – знать, что твоя сестра умница и красавица, а ее муж всего лишь поступил как настоящий мужчина, защищая ее честь; и совсем другое – что твоя старшая сестра не самый идеальный образец добродетели, а ее муж просто законченный подлец и негодяй. Вам хотелось, чтобы я выбрала второй вариант?

– В любом случае лучше знать правду, – строго заметил Дронго. – Где вы живете? В «Марриотте»?

– Нет, конечно, – усмехнулась она. – Не забывайте, что мы приехали сюда в командировку от нашего государства, и нам не выдают денег на подобные расходы. Почти все югославские делегации живут в Майнце. Либо в «Ибисе», либо в других не очень дорогих отелях. Я немного доплачиваю и живу в «Кантеле», это недалеко от железнодорожного вокзала. Мне повезло больше, чем другим, – у меня отец достаточно состоятельный человек.

– И вы не замужем?

– Развелась шесть лет назад. Он был дипломатом, специалистом по Скандинавии.

– У вас есть дети?

– Есть, дочь. Ей уже десять. Она живет с отцом. Вы не сказали, что принимаете мои извинения.

– Конечно, принимаю. Идемте дальше, я провожу вас до вокзала. Здесь совсем недалеко.

– Идемте, – согласилась София.

Они прошли дальше, направляясь к центральному железнодорожному вокзалу, откуда уходили скоростные поезда и электрички до Майнца.

– Мне всегда не очень нравился Драган, – задумчиво произнесла София, – но я не могла даже предположить, что он способен на подобное чудовищное преступление. Неужели он действительно спланировал и осуществил это убийство?

– Да, – кивнул Дронго, – все было именно так. Отдаю должное вашей смелости, не каждая женщина на вашем месте захотела бы узнать правду. И тем более не каждая подошла бы извиниться.

– Почему? Я искренне считала, что была права, а теперь понимаю, что вела себя как настоящая дурочка. Немного обидно.

– Вы поступили как сильная женщина, – возразил Дронго. – И давайте больше не будем об этом вспоминать. Мне действительно жаль вашу старшую сестру, которая невольно оказалась заложницей преступных намерений своего мужа. Я даже уверен, что она поняла, в какую яму он ее загнал. И полагаю, что, выйдя на свободу, она никогда ему не простит, что потеряла несколько лет своей жизни по его прихоти.

– Посмотрим, – мрачно высказалась София. – А вчера действительно кого-то убили?

– Да. Издателя из Майнца. Как раз из того города, в котором вы остановились. Он женат на немке и считался гражданином Германии, но на самом деле он бывший гражданин Сербии, хотя родился в Сараево.

– Как его звали?

– Марко Табакович.

– Никогда не слышала о таком.

– Вы с ним встречались и даже разговаривали.

– Откуда вы знаете? – удивилась София.

– Видел пленку с камеры наблюдения. Сначала он разговаривал с руководителем вашей делегации, потом подошел к вам и о чем-то спросил.

– Он представился? Назвал свое имя?

– Полагаю, что нет. А если и назвал, то, скорее всего, свое немецкое имя – Марк Ламбрехт. Не запомнили?

– Нет. Точно не помню.

– Он подходил к вашему павильону вчера утром. Немного хромал, и у него был характерный заметный шрам у левого глаза.

– Шрам? – Она даже остановилась. – Да, я помню такого. Он вчера действительно к нам подходил. Я еще подумала, что он наверняка попал в автомобильную катастрофу, но сумел выжить и даже сохранил глаз.

– Это был шрам от пули. Ему тогда действительно повезло. А вот вчера – не очень…

– Да, теперь я его вспомнила. И его вчера убили?

– Кто-то вошел в туалет и перерезал ему горло.

– Какой ужас! Люди иногда бывают так жестоки… – София снова остановилась и посмотрела на Дронго. – Вы, наверное, сразу вспомнили о муже моей сестры.

– Он был не жестоким, а просто очень расчетливым. Получил довольно большие деньги за убийство вице-премьера и срыв переговоров.

– Вице-премьер, которого убили, тоже не был ангелом, – заметила София, – о его похождениях знал весь Белград.

– За это не убивают, – возразил Дронго.

– Возможно. Но человек, особенно такого ранга, обязан вести себя адекватно.

– Если вы собираетесь читать мне лекцию по нравственности, то я не самая лучшая аудитория, – признался Дронго.

– Почему? Мне казалось, что вы гордитесь своей миссией, которую несете с таким достоинством.

– Не миссией, а скорее тяжелой работой. Представьте на одну минуту, с каким количеством мерзавцев и подлецов мне пришлось общаться, разоблачая их замыслы и планы. Это даже физически тяжело, знать изнанку человеческих душ. Моя профессия приучила меня к мысли, что ангелов вообще нет, они бывают только на небесах. Но и черти водятся только в преисподней. А на земле живут обычные люди, со своими слабостями и недостатками. Немного тщеславные, завистливые, самонадеянные и всегда очень разные. В каждом есть что-то светлое и темное, что-то плохое и хорошее одновременно. Это только в книгах и фильмах есть законченные негодяи и идеальные существа. В жизни так не бывает. Поэтому мораль – понятие достаточно зыбкое. Нужно руководствоваться принципом: не делай другим того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе, и соблюдай общепринятые правила приличия. Хотя, повторяю, для разных людей они могут быть различными.

– Я вас не совсем понимаю. По-моему, моральные нормы везде одинаковые.

– Не везде, – улыбнулся Дронго. – У эскимосов, например, считается нормальным предложить свою жену на ночь путнику, случайно зашедшему в их и€глу. Понятно, что таковы суровые правила выживания этого народа, и мораль несколько видоизменилась. Или в Германии приняты общие сауны, куда соседи могут ходить, не стесняясь наготы друг друга и своих жен. Если об этом рассказать в мусульманской стране, вас могут даже убить за один такой рассказ. Зато в некоторых мусульманских странах еще сохраняется дикий обычай «енге», когда специальная женщина достает простыню из-под невесты во время первой брачной ночи, чтобы удостовериться в ее девственности. И так далее, и тому подобное. На некоторых островах Полинезии отец должен лишить девственности свою дочь. Даже для просвященных французов или немцев это может показаться слишком невероятным и диким актом. Поэтому в каждом обществе существует своя мораль и свои нравственные установки. Но общее правило должно быть незыблемым – не вреди людям, не делай ничего плохого, старайся соблюдать обычаи той местности и того народа, где ты живешь. Между прочим, сын канцлера Гельмута Коля, который был еще и многолетним лидером партии христианских демократов, полюбил мусульманку-турчанку. И тогда его отец решил поступить по правилам мусульманского турецкого общества – он полетел в Стамбул, чтобы получить согласие отца невесты на брак с его сыном. Вот такое уважительное отношение к обычаям и правилам другого народа. Или турецкий посол в Москве, женатый на очаровательной эфиопке, рассказывал мне, что для получения согласия он обязан был поцеловать колено старейшине ее рода. Что он и сделал.

– С вами интересно разговаривать, – призналась София. – А еще утром я так вас ненавидела…

– Сейчас тоже?

– Сейчас гораздо меньше, – улыбнулась она, – кажется, мы уже пришли. Билет можно взять прямо на перроне, достаточно бросить несколько монет. Кажется, до Майнца он стоит семь евро.

– Поезд отойдет через четырнадцать минут, – посмотрел на расписание Дронго.

– Возьмите мою карточку, – предложила София, – пусть у вас будет мой номер телефона. На всякий случай.

– Тогда и вы возьмите мою.

Они прошли к автомату, и, бросив несколько заранее приготовленных монет, София достала свой билет.

– Завтра у нас последний день, – с грустью в голосе проговорила она.

– Почему завтра? – спросил Дронго. – Ведь ярмарка закрывается шестнадцатого, а сегодня только тринадцатое.

– Мы улетаем пятнадцатого вечером. У нас такое расписание. Вы опять забываете, что мы приехали сюда в командировку и должны подчиняться общим правилам… Кстати, я вспомнила про вас еще один достаточно забавный эпизод. Видрана говорила, что вы очень неплохо провели время в Белграде, заполучив в любовницы бывшую пассию вице-премьера. Это тоже выдумка или все-таки правда?

Дронго отвернулся. Лгать не хотелось, но честно ответить на вопрос он тоже не хотел. Поэтому промолчал.

– Значит, правда, – поняла София. – Вот такая мораль. И вы не чувствовали никаких угрызений совести?

– В каком смысле? Я действительно встречался с очень красивой и умной женщиной, которая мне понравилась. Я ее ни у кого не отбивал, никого не обманывал, ни перед кем не отчитывался. Она была свободна в тот момент, так как ее бывшего покровителя и друга убили, и сама предложила мне перейти на более близкие отношения.

– И вы не отказались? – уточнила София.

– Нет, не отказался. Как раз подобное поведение я считал бы абсолютно неприемлемым и глупым. Если двое людей нравятся друг другу, то они сами решают, как именно им строить свои отношения и проводить вместе время. И это не должно касаться больше никого в целом мире. Вот такая у меня позиция.

– Удобная позиция. Так можно оправдать любую измену.

– Измену невозможно оправдать, – возразил Дронго, – а вот добровольный союз двух взрослых людей нужно только приветствовать.

– Вы женаты?

– Да.

– И все равно настаиваете на своей позиции? Считаете ее правильной? А как к этому отнеслась бы ваша супруга?

– Ей было бы больно. Но я не собирался ей изменять. Это был обычный флирт, легкое приключение, которое доставило нам обоим удовольствие. Я не собирался уходить от своей жены к этой женщине, даже не думал об этом.

– Но вы сами говорите, что ей было бы больно, если бы она об этом узнала.

– Полагаю, что да. Но мужчины устроены несколько иначе, чем женщины. Говорят, что мы можем влюбляться четыре или пять раз в своей жизни, тогда как женщины способны на подобные чувства только один или максимум два раза. Вот вам и вся разница.

– Это безнравственное утверждение, – уверенно сказала София. – Наши феминистки разорвут вас на куски из-за подобных высказываний. Я полагала, что вы отличаетесь от остальных более глубоким отношением к жизни.

– У вас осталось четыре минуты до отхода поезда, – напомнил Дронго. – Прежде чем вы уйдете, ответьте мне честно на один вопрос. Только предельно честно. Неужели с тех пор, как вы развелись со своим мужем, вы не встречались ни с одним мужчиной, который был бы женат? Только честно. Ведь вы очень красивая женщина.

Она прикусила губу, отвернулась. Затем кивнула ему на прощание и побежала к первому вагону. Уже заходя внутрь, обернулась и помахала ему рукой:

– До свидания!

– Вы не ответили!.. – крикнул он вместо прощальных слов.

– Вы сами знаете ответ на этот вопрос, – услышал он, когда София почти уже скрылась в вагоне. Поезд тронулся.

Дронго улыбнулся, помахал рукой и направился к выходу, даже не предполагая, какие драматические события произойдут на книжной ярмарке уже завтра днем, на презентации новых книг американского издательства «Саймон энд Саймон».