Она произнесла это с каким-то внутренним надрывом. Дронго изумленно взглянул на нее.

– Вы сказали, что не будете со мной разговаривать, если я приеду к вам как представитель его супруги, – напомнил он, – а сейчас вы говорите, что вообще не хотите о ней вспоминать. Я могу узнать, почему?

– Мне неприятно об этом говорить.

– Но я приехал сюда именно для того, чтобы установить истину. Вашего бывшего руководителя, к которому, как я понял, вы относились очень неплохо, убили. И я хочу узнать, кто это мог сделать.

– Если бы я знала, то обязательно бы вам сказала. Но я не знаю, кто стрелял в Николая Евгеньевича. Хотя виновного в этом убийстве я, безусловно, знаю.

– И вы можете назвать его имя?

– Конечно. Это его нынешняя жена, или вдова, я даже не знаю, как говорить правильно. Лариса Кирилловна.

– Вы были с ней близко знакомы?

– Во всяком случае, я видела ее много раз. Она иногда заезжала за Николаем Евгеньевичем, часто с ним разговаривала. Такая сильная женщины с мужским характером. Мне кажется, она его никогда не любила. А он ее просто обожал. Когда она звонила к нам и я их соединяла, он весь светился от радости. Честное слово, он ее так любил...

– Ему было уже под сорок, когда они поженились. Говорят, поздняя любовь бывает самой крепкой. Особенно для мужчины в период опасного кризиса среднего возраста.

– Я не знаю, как это называют, но он относился к ней очень хорошо. А как он радовался, когда у них родилась дочь! Это был его первый ребенок, и ему было уже за сорок.

– Тогда объясните мне, что произошло. Почему они разошлись?

– Она законченная стерва, – убежденно произнесла Алла, – есть такие женщины. Своего рода энергетический вампир. Когда он был при деле, у него были деньги, своя компания, положение в обществе, он был холостой, не женатый, бездетный, он ей нравился. Когда в компании наступили плохие времена и у нас начались проблемы, он перестал быть ей интересен. К тому же он начал серьезно болеть. Никто об этом не знал. Ни один человек на работе. Но я точно знала, что он ездил проверяться на Каширку. Когда произносишь этот адрес, словно читаешь приговор. У меня бабушка там лежала. Говорят, что есть выздоровевшие. Наверное, есть. Но все равно, как только слышишь про онкологический центр на Каширке, то все сразу понимаешь. Все думали, что у него был обычный диабет, а я понимала, что на Каширку с диабетом не ездят.

– Вы с ним говорили по этому поводу?

– Никогда. Разве я могла с ним говорить о таком? Просто знала, куда он ездит, и молчала. Поэтому не очень удивилась, когда он меня позвал и сказал, чтобы я искала себе новую работу. Он думал, что я не знаю. А я все поняла. Дело было не в финансовых трудностях нашей компании, дело было в нем самом. Он был тяжело болен, и это начинало сказываться на его работе.

– Кроме вас кто нибудь догадывался об этом?

– Нет. По-моему, никто.

– А при чем тут его супруга? Почему вы ее так не любите?

– Как иначе я могу к ней относиться? Он ведь был такой деликатный, чуткий, интеллигентный человек. А она бросила его в самый страшный момент. Когда у него начались трудности в нашей компании и когда он так тяжело заболел. Ни одна порядочная женщина такого сделать не сможет. Даже если она его не очень любила, а только позволяла себя любить. В конце концов у них был общий ребенок, и он столько сделал для нее. Она ведь не работала, сидела дома, когда вышла замуж за Николая Евгеньевича. И так подло поступила!

– У них были скандалы или ссоры?

– Нет. Я этого никогда не слышала. И я бы никогда не узнала об этом, если бы он сам мне не рассказал. Наверное, ему было очень тяжело. Когда я подала заявление и сказала, что ухожу, он пригласил меня к себе. Расспрашивал, куда я пойду и какие у меня отношения с бывшим мужем. Узнал, что тот часто приезжает к нам, занимается Игорем. Это его даже как-то обрадовало. А потом он вдруг отвернулся и как-то тихо, даже неуверенно сообщил мне, что они с женой решили жить отдельно и подать на развод. Вы знаете, я была просто в шоке. В такой момент и на развод. Я была уверена, что они просто обожают друг друга.

– А почему он вам решил об этом сказать?

– Не знаю. Наверно, хотел с кем-то поделиться. Ему было трудно в этот момент. Он мне и сказал, что Лариса взяла ребенка и уехала с дачи, где они оставались. Переехала в их новую московскую квартиру. А он будет теперь жить в старой квартире. Сказал, чтобы я туда звонила, если мне что-то будет нужно. И еще добавил, что во всем виноват только он один. Лариса у меня святая женщина, сказал Николай Евгеньевич. Честное слово, я в этот момент готова была даже заплакать. Она его бросает, а он такие слова про нее говорит. Можете себе представить?

– Вы звонили в его старую квартиру?

– Конечно, нет. У него и без меня проблем хватало. Поэтому я ушла и решила больше его не беспокоить. Но в тот момент я была просто потрясена. Я ведь про его онкологию уже догадывалась. А тут такое предательство со стороны его жены. Оно меня просто убило. Я хотела позвонить к ней на мобильный и сказать, какая она гадина. Но не стала этого делать. Потом просто забыла. А когда увидела ее на похоронах, то с трудом себя сдержала, чтобы не вцепиться ей в волосы. Вы бы видели, как она там играла! Изображала такое горе, такую утрату... Только не плакала в голос. Даже почернела, якобы от горя. Я думаю, что использовала какую-то специальную косметику. Мы, женщины, бываем такими стервами...

– Вы с ней не разговаривали?

– Нет. И даже на поминки не поехала. Не хотела с ней сидеть за одним столом. Ведь многие не знали того, чего знала я. И про болезнь Николая Евгеньевича, и про ее предательство. Почти никто не знал, кроме меня. А я простить не хотела и не могла.

– Может, в их разрыве был виноват сам Сутеев?

– В жизни не поверю. Он был очень спокойный, порядочный и выдержанный человек. И так любил свою дочь. Нет, нет. Это она просто предала его в самый сложный момент. Другого слова просто нет.

– Он ей не изменял?

– Конечно, нет. Для него вообще не существовали другие женщины, кроме Ларисы. Это я могу вам подтвердить.

– Полтора года назад у вас работала Маргарита Кярвалис, которая сидела с вами в приемной почти целый год, а потом поступила в Щукинское училище. Все правильно?

– Да, она в первый год срезалась и не смогла поступить. Ее отец был другом Николая Евгеньевича, и он взял Риту к нам. Тогда мы очень успешно работали, и он просто ввел новый штат и взял ее как своего помощника. Хотя никакой конкретной помощи от нее ждать не приходилось. Она даже Москву толком не знала, и он снял ей однокомнатную квартиру, недалеко от нашего офиса. Можете себе представить, он даже платил за нее деньги.

– Она красивая девушка?

– Очень симпатичная. Высокая, стройная, зеленые глаза. И фигура хорошая. Да, она очень красивая девушка. Такие как раз и идут в артистки.

– Ей было восемнадцать, когда она от вас ушла?

– Верно.

– Вы не допускаете такую версию, что супруга Николая Евгеньевича узнала о том, что он снимает квартиру для дочери своего друга? Причем квартиру рядом с офисом. И взял к себе в качестве непонятного «помощника» очень красивую и молодую девушку. Учитывая, что самой Ларисе Кирилловне в этот момент было уже под сорок и у нее сын в возрасте Маргариты, такое поведение мужа могло ее больно ранить. Вы не допускаете такую мысль?

– Нет, не допускаю. Она прекрасно знала про Маргариту. Когда меня не было на месте, отвечала Рита. Нужно было знать Николая Евгеньевича. Представить себе, что у него могут быть хоть какие-то отношения с дочерью его друга, просто немыслимо. Он к ней относился, как к дочери. Даже предложил оставаться в этой квартире еще на год, но она сама решила переехать в общежитие.

– Значит, у них были хорошие отношения?

– Очень хорошие. Она даже иногда путалась и называла его дядей Колей, вместо того, чтобы называть его по имени-отчеству.

– Понятно. А где живет ее отец?

– В Нижнем Новгороде. До сих пор там и живет. Она рассказывала мне историю их семьи. Прадедушка был крупный ученый, кажется, историк в буржуазной Литве, и их семью сослали в Сибирь сразу после войны. А уже там, в Сибири, ее дедушка нашел ее бабушку, она была с Урала. И когда семье прадедушки разрешили вернуться в Литву после пятьдесят шестого, то дедушка с бабушкой решили поселиться в Нижнем Новгороде у родителей бабушки. А ее бабушка была известной актрисой, даже получила звание заслуженной актрисы Российской Федерации. Рита пошла в нее. Там же родился и ее папа, который женился уже на украинке. Представляете, какая смесь у этой девочки. Она только на четверть литовка, на четверть русская и наполовину украинка. Может, поэтому такая красивая получилась.

– Она единственная дочь в семье?

– Нет. У нее есть еще две младшие сестры. Она показывала мне их фотографии. Все три сестры красавицы. Наверно, повезло их отцу.

– Я хотел с ней сегодня увидеться, но она сказала, что занята.

– Можете себе представить, какое количество поклонников у нее в театральном училище, – усмехнулась Алла. – Даже я в свои тридцать иногда чувствовала себя старой клушей рядом с этой молодой и красивой девочкой. У нее столько энергии. Наверно, торопилась куда-нибудь на свидание или в клуб. Разве можно назначать на вечер деловую встречу девятнадцатилетней девушке?

– Теперь буду знать, – улыбнулся Дронго. – Значит, о разрыве со своей супругой он сам рассказал вам?

– Да. Поэтому я и считаю, что главным виновник всего случившегося именно она. Если бы он жил в своем доме, то ничего бы такого не произошло. А в старом доме его легко нашел убийца. Может, даже этот убийца был случайным грабителем, как сейчас многие говорят, но все равно виновата Лариса Кирилловна. Ей не нужно было бросать его в такой момент и заставлять переезжать в свою старую квартиру.

Она не успела договорить, как в дверь кто-то позвонил. Звонки раздавались один за другим.

– Это мой Игорек пришел, – улыбнулась она, поднимаясь со стула.

Она выбежала в прихожую, открыла дверь. Послышался голос мальчика:

– Почему так долго? Я умираю от голода. Мы сегодня победили...

– Молодцы. Только говори тише, у нас гость. И пройди в свою комнату, у меня уже все готово. Но сначала зайди и поздоровайся.

Игорь вошел в комнату. Он был достаточно крупным мальчиком для своих лет. Широкоплечий, уже начинающий взрослеть, с растрепанными волосами и румянцем на щеках.

– Здравствуйте, – кивнул он гостю.

– Добрый вечер, – поднялся со своего места Дронго. Пожал ему руку.

Игорь повернулся и поспешил в свою комнату. Мать вошла следом за ним, улыбаясь.

– Не буду вас задерживать, – пообещал Дронго, – вам еще нужно его покормить. Уже и так очень поздно. Только несколько вопросов. Как вы считаете, у погибшего были личные враги?

– Нет. Не думаю. Он был не такой человек, кого можно было ненавидеть.

– У вас в офисе часто появлялся его двоюродный брат Дмитрий Романович?

– Не очень часто, но появлялся. Мне кажется, они дружили. Не как братья, а как настоящие друзья. Часто перезванивались.

– А с отцом Маргариты Николай Евгеньевич часто разговаривал?

– Кажется, нет. Но за несколько дней до моего ухода Николай Евгеньевич ездил в Нижний Новгород. Правда, я не знаю, встречался он там с отцом Риты или нет. Он мне не говорил.

– Сотрудники в компании «Ростан» говорят, что банкиры-кредиторы присылали своих людей, которые откровенно угрожали вашим руководителям. Что-нибудь подобное вы помните?

– Нет. При мне такого не было. У нас были большие проблемы, но про угрозы я слышу впервые.

– Ваш главный бухгалтер Антонина Алексеевна вспоминает, что была удивлена, когда после убийства Сутеева вошла в его кабинет. Там всегда царил такой творческий беспорядок, а на этот раз все было убрано и лежало на своих местах. Обычно на столе у него был беспорядок?

– В последнее время да. Проблемы накатывались одна за другой. И все знали, что Вахтанг Михайлович осуществляет, так сказать, общее руководство. А со всеми конкретными делами сотрудники обычно шли к Николаю Евгеньевичу. Он не только разбирался в финансовых вопросах, но и знал работу инженеров. Он ведь был кандидатом наук, успел защититься еще в молодости. Он интересовался новыми компьютерными технологиями, вообще всякими новинками. Требовал, чтобы мы все работали с Интернетом, знали компьютеры. Три года назад они поехали в Турцию вместе с Дмитрием Романовичем и его мальчиками, и там кто-то из них вывихнул себе ногу. А страховку, оказывается, они не оформили. Думали, что едут всего на неделю. Вы же знаете, что в Европу, в Шенгенскую зону без страховки не пускают, а в Турцию сейчас даже виза не нужна. Можно купить ее на границе. Вот они и забыли про страховку. Тогда все лечение оплатил сам Николай Евгеньевич, а когда вернулся, сразу поручил мне найти адрес самой лучшей страховой компании. И с тех пор, когда уезжал, всегда делал дополнительную страховку. У него был даже специальный договор с Ингосстрахом.

– Правильно. За рубежом это абсолютная необходимость, – согласился Дронго. – У меня к вам последний вопрос. У него с Вахтангом Михайловичем были хорошие отношения?

– Да. Они друг друга ценили. Даже не так. Вахтанг Михайлович очень ценил Николая Евгеньевича, а тот считал Чагунаву настоящим лидером. Сознательно уступал ему пальму первенства, так можно сказать. Хотя в инженерных вопросах Сутеев разбирался гораздо лучше. Но последнее слово всегда было за Вахтангом Михайловичем, хотя все знали, что они оба совладельцы компании на равных.

– Понятно. Спасибо вам за этот рассказ. И бегите на кухню, а то Игорь сейчас меня просто убьет. Я ухожу, – заторопился Дронго, – до свидания.

– Всего хорошего, – она проводила его до дверей. – Я хочу вам сказать, что у Николая Евгеньевича не могло быть никаких врагов. И вообще, я не верю в этого непонятного грабителя, который убил Сутеева и сбежал, ничего не взяв. Если бы это был грабитель, то Николай Евгеньевич сумел бы с ним договориться. Ведь в кармане у него были деньги. Он бы не стал торговаться. Не стал бы умирать ради денег. Не такой он был человек. Он бы отдал все эти деньги бандиту.

– Да. Я тоже так думаю, – кивнул Дронго, выходя на лестничную клетку.

Он спустился вниз, сел в свою машину, попросив водителя отвезти его домой. Нужно было проанализировать все разговоры, которые он сегодня провел. Его уже начало мучить некоторое сомнение, пока не очень ясное, но уже начинавшееся оформляться.

– Извините, – неожиданно сказал водитель, – я должен вас предупредить. Кажется, за нами следят.