© Абдуллаев Ч.А., 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

 

 

Глава 1

Они сидели в его квартире в ожидании гостя. Дронго, как обычно, пил чай, Эдгар Вейдеманис также, как обычно, – кофе. Именно из-за него в доме всегда были банки с кофе, которыми сам хозяин квартиры почти не пользовался. Несмотря на седьмой час вечера, за окнами было еще светло, хотя в российской столице уже второй год было отменено «летнее время», как и по всей стране.

– Почему он не может обращаться в наш офис на проспекте Мира? – мрачно поинтересовался Вейдеманис. – Это очень опасно. И я тебе много раз об этом говорил. Но ты опять разрешил нашему очередному гостю появиться у тебя дома.

– Кажется, мы поменялись местами, – усмехнулся Дронго. – Раньше я возражал против такого потока гостей у себя дома, а сейчас ты считаешь, что их должен принимать Леня Кружков. А ты не задумывался над тем, что нашим некоторым гостям просто неудобно появляться в других местах, где их могут узнать или увидеть?

– Поэтому нужно так рисковать? – спросил Эдгар. – Это в девятнадцатом веке Шерлок Холмс принимал гостей у себя на Бейкер-стрит. Раньше сюда приходили хотя бы наши знакомые. А сейчас совсем чужие люди. Все эти времена частных расследований давно закончились. Это очень опасно, когда весь мир знает, в каком доме в Москве ты живешь.

– Мои данные есть в Интернете, – напомнил Дронго. – Там есть даже номера моих телефонов. И мой бакинский адрес там тоже указан. Мне еще повезло, что пока не все знают мой итальянский адрес.

– Кому нужно – знают, – возразил Вейдеманис, – и вообще непонятно, как можно работать в условиях, когда все знают, где ты живешь.

– Это опасно, когда ты работаешь агентом спецслужб, – согласился Дронго, – а когда ты аналитик, который еще и помогает некоторым гостям разбираться в их сложных делах, то нужно иметь квартиру, где можно принимать таких посетителей. И не забывай, что в этой квартире кроме тебя и наших гостей практически никогда не живет моя семья. Может, поэтому я не люблю, когда ко мне сюда приезжает Джил, даже на несколько дней. Кстати, клиентам великих сыщиков был известен адрес не только Шерлока Холмса. Они знали, где живет Эркюль Пуаро, где находится дом с орхидеями Ниро Вульфа и в каком месте обитает мисс Марпл и, наконец, где жил комиссар Мегрэ. Поэтому нет ничего плохого, если люди будут знать, где именно живу я. Как ты думаешь, у меня не появилась мания величия? Или уже можно ставить диагноз?

– Пока нет, – улыбнулся Вейдеманис, – но уже где-то рядом. Если будешь продолжать в том же духе, то скоро лопнешь от собственной значимости. Но на памятник все равно не рассчитывай. Хотя Мегрэ и Шерлоку Холмсу его уже поставили.

– Жалко, – сказал, сохраняя серьезность, Дронго, – что поделаешь, другое время. Сейчас любого человека можно легко вычислить по мобильным телефонам, кредитным карточкам, его компьютерным запросам и интернетовским связям. Сыщики не нужны, за окнами век операторов.

В дверь позвонили. Вейдеманис улыбнулся.

– Нужны, – убежденно произнес он. – Сейчас наш новый гость тебе это докажет.

Оба напарника были высокого роста. Примерно одного возраста. Только у Эдгара коричневые волосы начали уже седеть, а у его компаньона черные волосы стремительно выпадали. Обоих отличали внимательные, глубокие взгляды. У Вейдеманиса были рысьи глаза, у Дронго – глаза тигра. Только черного цвета. Первый был худощав, подтянут, второй массивен, широкоплеч.

Они знали о госте, который должен был появиться. Он уже несколько дней просил о встрече, терпеливо ожидая возвращения Дронго в Москву. Гость был довольно известным бизнесменом и вице-президентом крупной корпорации, занимавшейся поставками технологического оборудования в различные компании. Вадим Олегович Трегубов уже несколько дней просил о срочной встрече с Дронго. Впервые он позвонил еще две недели назад, когда самого хозяина квартиры не было в Москве. Затем после недолгого перерыва начал снова настойчиво звонить, прося о встрече с экспертом. Трегубов пояснил, что у него важное дело и ему требуется срочная помощь. И сегодня именно он появился в московской квартире Дронго, чтобы наконец изложить свое дело. Он вошел в квартиру и внимательно оглядел обоих мужчин, встретивших его на пороге. Чуть выше среднего роста, зачесанные назад волосы, узкое лицо, глубоко посаженные глаза, острый нос. Им было известно, что гостю исполнилось пятьдесят два года, он женат во второй раз и у него трое детей.

– Меня обычно называют Дронго, – представился хозяин квартиры, – а это мой друг и напарник Эдгар Вейдеманис. Мы можем пройти в гостиную.

Трегубов энергично и крепко пожал руки обоим мужчинам и прошел в комнату. Было заметно, что его смутило наличие сразу двух собеседников. В гостиной он устроился в кресле, которое обычно предназначалось для гостей. Дронго уселся напротив. Вейдеманис разместился на диване.

– Хочу сразу вас предупредить, что во время моих расследований мне обычно помогает мой друг и напарник господин Вейдеманис, – пояснил Дронго, – которого я знаю вот уже полтора десятка лет и полностью ему доверяю. Поэтому вы можете говорить в его присутствии абсолютно спокойно.

– Я понимаю, – кивнул Трегубов, – хотя именно мое «доверие», похоже, и стало основной причиной моего появления в вашем доме, господин эксперт.

– Давайте с самого начала, – предложил Дронго, – вы хотели со мной увидеться по какому-то делу. Скажите, какая у вас проблема?

– Очень большая, – нахмурился Трегубов, – и очень неприятная. Но вы правы, начну с самого начала. Вам, очевидно, уже известно, что я первый вице-президент компании «Инсеко». И мое появление в вашем доме связано с моей служебной деятельностью, хотя и не только с ней. К большому сожалению, – добавил он после секундной паузы, – скажу откровенно, я колебался, прежде чем обратиться к вам. У меня слишком необычное дело.

– Вы еще ничего не сказали, – заметил Дронго. – Итак, почему вы колебались и о чем именно хотели со мной поговорить?

– Дело в том, что наша компания «Инсеко» принимала участие в большом тендере, связанном с поставками оборудования Газнефтепрому на сумму более чем в пятьдесят миллионов долларов, – начал Трегубов, – вы наверняка об этом уже слышали. В последние две недели на эту тему много пишут. Впрочем, я опять отвлекся. Тендер должна была выиграть наша компания. Мы предложили оптимальную цену в сорок семь миллионов долларов. Почти идеальная цена, если не сказать – абсолютно идеальная. Форма поставок, цена, качество, сроки, в общем, мы учли практически все факторы. Наши юристы постарались. Заявка была подготовлена, и мы были уверены, что сумеем победить. Но неожиданно выяснилось, что появилась небольшая компания «Орфей», которая решила принять участие в конкурсе. Такое забавное, с музыкальным уклоном название компании настроило нас на благодушный лад. Тем более компания была создана за несколько месяцев до тендера и с уставным фондом в десять тысяч рублей. То есть чуть больше трехсот долларов.

– Я знаю соотношение доллара к рублю, – сказал Дронго, – продолжайте свой рассказ.

– Конечно. Просто чтобы вы лучше поняли. И мы серьезно не отнеслись к этим «конкурентам». Но во время подведения итогов выяснилось, что они подали заявку на сорок семь миллионов сто сорок семь тысяч долларов. Для сравнения – наша заявка была подана на сумму сорок семь миллионов сто сорок девять тысяч долларов. Разница слишком ничтожна, чтобы поверить в подобное невероятное совпадение.

– Значит, ваши службы допустили утечку коммерческой информации, которой воспользовались ваши конкуренты? – спросил Дронго.

– Если бы, – вздохнул Трегубов, – в том-то все и дело. Окончательная цена была принята нами буквально за несколько минут до того, как отправить нашу заявку. В кабинете были только мы вдвоем с президентом компании. И в последний момент мы решили, что будет правильно, если мы изменим цену с сорока семи миллионов четырехсот тысяч долларов до сорока семи миллионов ста сорока восьми тысяч. Двести пятьдесят две тысячи долларов – эту сумму, выплаченную нашим юристам за их работу по расчетам предварительной заявки, мы решили исключить из общей суммы, так как эти деньги мы уже выплатили из собственных ресурсов. Но об этом знали только мы двое. Заявка была отправлена днем, до двенадцати. Это был предпоследний день приема заявок. И через два часа мы поехали в аэропорт. Президент нашей компании господин Рахимов улетал в Нью-Йорк на плановую операцию по шунтированию сосудов сердца. Ему уже далеко за шестьдесят, и проблемы появились давно. Он уже перенес инфаркт шесть лет назад. У него долго болела супруга. Онкологическое заболевание в последней стадии, которое невозможно было вылечить, несмотря на все усилия врачей. И две операции. Несчастная таяла буквально на глазах. Сабит Рахманович тяжело переживал все эти потрясения, а после смерти супруги получил еще и обширный инфаркт.

И конечно, все эти волнения и переживания сказались не лучшим образом. Рахимов дважды был в Америке, где ему посоветовали немедленно сделать шунтирование сосудов сердца. Он должен был лечь на операцию еще в начале этого года. Но ждал окончания срока подачи заявки на этот тендер. Я проводил его на самолет и вернулся к себе на дачу. В зале для официальных делегаций аэропорта Шереметьево он никому не звонил и ни с кем не разговаривал, кроме меня. А я вернулся к себе на дачу, когда туда приехал другой наш вице-президент, Лазарь Маркович Каплан, с которым мы говорили об этом тендере. И я назвал ему конкретную сумму. Последнюю сумму, которая была включена в заявку. Вы понимаете, что подозревать Рахимова или Каплана глупо, так как мы все трое потеряли большие деньги, но я рассказываю вам все по порядку, чтобы вы меня поняли.

Лазарь Маркович уехал от меня в восьмом часу вечера. Больше я ни с кем не разговаривал и никому ничего не рассказывал. На следующий день я поехал на работу примерно к десяти утра и весь день пробыл там. Но самое интересное, что в двенадцать часов того дня истек окончательный срок подачи заявок, – так вот мне позвонили и сообщили, что этот непонятный «Орфей» подал свою заявку за полчаса до полудня. Честно говоря, меня это даже немного позабавило. Откуда у компании с уставным капиталом в триста с небольшим долларов может появиться пятьдесят миллионов долларов? А на следующий день мы узнали, что проиграли тендер.

Трегубов вздохнул. Поправил галстук, блеснула запонка на манжете его рубашки. Он был одет в серый костюм, голубую сорочку с темно-синим галстуком в полоску.

– Потом мы, конечно, выяснили, с кем именно был связан «Орфей», – мрачно продолжил Вадим Олегович, – но дело уже не в этом. Когда мы узнали окончательную сумму, то стало ясно, что произошла утечка информации. Ведь двести пятьдесят тысяч мы убрали за минуту до того, как запечатали конверт, и об этом никто не должен был знать. Однако в «Орфее» все узнали и оформили свою заявку соответственно.

Дронго понимающе кивнул.

– Вы считаете, что они сумели каким-то образом узнать о вашей цене и поэтому перебили ее своим предложением? – уточнил он.

– Безусловно. Я в этом даже не сомневаюсь. Я говорил с Сабитом Рахмановичем, – ему нельзя волноваться в его положении, – и он тоже переживает. Причем уверен, что никому и нигде не мог сказать о нашей окончательной цене. Лазарь Маркович тоже уверен, что никому не рассказывал. Документы готовила в приемной директора Полина Прокофьевна Рыбалко. Ей тоже за шестьдесят. Старая дева, уже больше тридцати лет работает с Рахимовым. Ей можно доверять абсолютно. Она скорее сгорит на костре, чем выдаст какую-нибудь информацию. Есть такие женщины, для которых работа – смысл их жизни.

– В таком случае кто еще мог узнать о стоимости вашей заявки? – спросил Дронго. – Вы могли уже вычислить круг подозреваемых?

– Мог, – согласился Трегубов, – и первое, что я сделал, это решил проверить – кто именно мог узнать об окончательной цене. Конверт запечатал лично я, и его не вскрывали в заявочной комиссии, в этом нет никаких сомнений. Остаются четверо. Рахимов, который сейчас находится в американской больнице, Полина Прокофьевна, в которой я абсолютно уверен, и мы с Лазарем Марковичем, подозревать которых просто глупо. Ибо тогда получится, что мы мазохисты или дураки.

– Все? – спросил Дронго.

– Нет, не все, – ответил Трегубов, – дело в том, что с Лазарем Марковичем мы разговаривали у меня на даче, когда там не было никого из посторонних. Именно в этот вечер моя супруга отпустила нашу кухарку, которая обычно помогала ей на даче. И в доме кроме моей жены были только мои близкие. Сын, дочь и невестка.

– У вас трое детей, – вспомнил Дронго.

– Старшая дочь Елена уже несколько лет живет в Германии, – пояснил Вадим Олегович, – у нее супруг немец. Она моя дочь от первого брака.

– Значит, число подозреваемых выросло? – спросил Дронго. – Или они тоже вне подозрений, как и остальные?

– Вы спрашиваете об этом у меня? – глухим голосом произнес Трегубов. – Я думаю, что теперь вы понимаете, насколько тяжело мне было решиться прийти к вам. Если первая четверка практически не вызывает у меня подозрений, то следующая четверка – это мои самые близкие и родные люди. Супруга, сын, дочь, невестка. Что делает мое положение еще более идиотским и странным. – Он тяжело вздохнул, снова поправил узел галстука и неожиданно спросил: – Что бы вы сделали на моем месте? Начали бы допрашивать своих родных и близких? Устроили бы им проверку? Что мне нужно делать? Подозревать свою жену или своего сына?

– В любом случае нужно было успокоиться и подумать, каким образом ваши конкуренты могли узнать о заявленной вами цене, – сказал Дронго.

– Вычислить возможного предателя. Даже если этот человек находится среди моих самых близких людей. Я поэтому и пришел к вам, чтобы вы мне помогли. Их восемь человек, всех я назвал. Кроме них никто не мог знать о предлагаемой нами цене. И знаете, что самое смешное? Единственный человек, которого я могу подозревать, – это я сам. Если выяснится, что эту цену назвал кто-то из моих знакомых и близких, это будет для меня трагедия.

– И вы хотите, чтобы я нашел вам этого человека?

– Конечно. Но у меня будут два непременных условия. Первое – об этом никто не должен знать. Вы понимаете, насколько тяжело мне было появляться у вас с такой необычной просьбой. Никто и никогда об этом не должен знать. И второе условие – даже после завершения вашего расследования вы обязуетесь не разглашать информацию об этом деле без моего согласия. Я готов выплатить любой гонорар, но при непременном соблюдении этих двух пунктов нашего договора.

– В общем, одно главное правило, – подвел итог Дронго, – чтобы никто не узнал о нашем расследовании и о том, почему вы обратились к нам. Но в этом нет ничего необычного. Моя профессия предполагает анонимность расследования. Хотя не скрою, что мне понадобится и ваша информация, гораздо более полная, чем все, о чем вы до сих пор рассказывали. И я буду задавать вам не всегда приятные вопросы, господин Трегубов. Вы должны это четко себе представлять. Это тоже мое условие. Только абсолютное доверие и полная искренность помогут мне вычислить возможный канал утечки информации и помочь вам найти источники опасности. Вы должны меня понимать.

– Я понимаю, – кивнул гость, – можете не сомневаться. Я готов отвечать на все ваши вопросы. Потому что мне нужно разобраться, кто и каким образом передал информацию в этот «Орфей».

– А вам не кажется, что можно пойти и с другого конца? – спросил Дронго.

– В каком смысле? – не понял Трегубов.

– Может, попытаться выйти на возможного осведомителя через «Орфей»? Все гораздо проще и удобнее. Или вы даже не пытались?

Вадим Олегович невесело усмехнулся.

– Пытались, – понял Дронго, – вы сказали, что прошло уже две недели. Значит, вы пытались выяснить, кто именно мог сдать вашу информацию, но ничего не смогли узнать. Все правильно?

– Да, – вздохнул Трегубов, – все оказалось гораздо проще…

– И компания «Орфей» была создана кем-то из ваших основных поставщиков? – закончил за гостя Дронго.

– Откуда вы узнали? – дернулся Вадим Олегович. – Об этом пока никому не известно.

– Догадался. Раз вы все-таки пришли ко мне. Итак…

– Да. «Орфей» был создан их первым вице-президентом Скорынкиным Матвеем Михайловичем. Поэтому он так быстро создал компанию и, узнав нашу цену, перебил ее, предложил оформить свои услуги на две тысячи долларов меньше. Это при такой огромной сделке в пятьдесят миллионов долларов.

– Теперь все встало на свои места, – кивнул Дронго, – или вы еще что-то мне недоговорили? Две недели слишком большой срок для попытки подкупить кого-то в «Орфее» или узнать о том, что он был создан Скорынкиным. И еще один важный момент. Вы пытались связаться с нами примерно неделю назад, потом несколько дней молчали и снова начали поиски с утроенной энергией. Я могу узнать почему?

– Конечно, можете, – ответил гость. Он помолчал, словно собираясь с мыслями. Затем, наконец, решившись, сказал: – И еще. За это время произошло убийство. И именно поэтому я считаю, что только вы можете нам помочь.

– Мы вас слушаем.

– Только когда произошло это убийство, я понял, насколько все серьезно, – продолжал Вадим Олегович. – Дело в том, что сразу после оглашения итогов тендера я попросил о помощи начальника службы безопасности нашей компании. Он бывший следователь по особо важным делам. Больше двадцати пяти лет проработал в милиции. Андриян Чалмаев. Именно он предложил проверить мою дачу и наши кабинеты на предмет прослушивания. Ведь там могли быть установлены «жучки», и тогда не нужно было никого подозревать. Если наши конкуренты сумели каким-то образом поставить эти прослушивающие устройства.

– С этого нужно было начинать, – вставил Вейдеманис, – сейчас конкуренты действуют именно таким образом. Дешево и легко.

– Наша служба безопасности все проверила, – выдохнул Трегубов, – и ничего не нашла. Я сам говорил с Андрияном Максаковичем. А еще через два дня он погиб прямо у своего дома. Его сбила неустановленная машина, которую до сих пор не нашли.

 

Глава 2

Наступило недолгое молчание.

– Сколько ему было лет? – спросил Дронго.

– Пятьдесят шесть, – вспомнил гость, – в пятьдесят два он вышел на пенсию. Мы сразу взяли его руководителем службы безопасности. И за эти четыре года он ни разу нас не подвел.

– Вы считаете, что его смерть была не случайной?

– Убежден, – мрачно ответил Трегубов, – хотя так не думают в нашей госавтоинспекции. Машина сбила его недалеко от дома. Он ведь был не старый человек, довольно энергичный, сильный. Мог бы легко отбежать, отпрыгнуть в сторону. Но не успел потому, что машина специально его сбила. Это был большой темный внедорожник. Во всяком случае, так говорили свидетели. Я все подробно выяснил.

– Плохо, что машину не нашли, – проговорил Дронго, – похоже, против вас работали серьезные люди.

– Вы говорите так, чтобы меня успокоить или наоборот? – спросил Трегубов.

– Вы сами все прекрасно понимаете, – сказал Дронго. – Если смерть Чалмаева была не случайной, значит, он знал, кто именно мог сдать вас вашим конкурентам.

– Что еще хуже, – согласился Вадим Олегович. – Если бы среди них был только человек, передавший нашу информацию, то и тогда мне было бы очень непросто. А сейчас может получиться, что он еще и виноват в убийстве. Об этом даже подумать страшно. Это все, что я хотел вам рассказать. Теперь сами решайте, как вам поступить.

Дронго взглянул на Вейдеманиса. Оба молчали.

– Вы согласны? – спросил Трегубов. И, не дожидаясь ответа, добавил: – Я готов выплатить вам любой в разумных пределах гонорар. Назовите ваши условия.

– Кошмар, – неожиданно произнес Дронго, – как деньги испортили бывших советских людей. Вы считаете, что все можно купить? Я молчу не потому, что думаю, как с вами поторговаться, а размышляю над тем, что именно вы мне рассказали. Полагаю, что насчет гонорара мы сумеем договориться. Вам нужно будет заехать к нашему другу Кружкову и заключить договор. Но сначала вам придется ответить на целый ряд моих вопросов, среди которых будут и не очень приятные. Но я вас заранее предупредил.

– Да, я понимаю. Хотя это действительно нелегко.

– И еще нам, возможно, придется задавать не очень легкие вопросы вашим близким. Это нужно в интересах нашего расследования.

– Это я тоже понимаю. Считайте, что получили мое согласие.

– В таком случае давайте начнем с вашего президента Рахимова. Ему уже сделали операцию?

– Еще на прошлой неделе. Поставили шесть шунтов. Сейчас он еще в больнице, но я с ним уже разговаривал, – ответил Вадим Олегович.

– У него большая семья? Кроме жены у него кто-то есть? Я имею в виду дети, внуки?

– Да, конечно. У него две дочери и трое внуков. Старшая дочь сейчас находится с ним в больнице. Она живет со своим сыном в Лос-Анджелесе и приехала специально, чтобы смотреть за отцом. Но извините, я не совсем понимаю смысла вашего вопроса. Какое отношение имеет семья Рахимова к нашему тендеру? Он вообще никому не говорил о конкретной цене.

– Вас не должны удивлять мои вопросы, – пояснил Дронго, – мне важно понять психологическое состояние вашего президента компании. Одно дело, если это человек, потерявший супругу и чувствующий себя одиноким в этом мире. Тогда и к своей работе он будет относиться соответствующим образом. А если у него имеется большая семья, то это совсем другое дело. Появляются новые стимулы в жизни.

– Понятно, – усмехнулся Трегубов, – все просто и гениально. Да, у него есть семья, и в этом плане у него есть еще нужные стимулы для продолжения жизни и работы.

– Кроме вас в доме было еще четверо. Вы сказали, что у вас дочь от первого брака. Значит, ваша нынешняя супруга – это ваша вторая жена?

– Верно. Трегубова Арина Савельевна. Она моложе меня на десять лет. С первой женой я развелся еще в середине девяностых. Точнее в девяносто четвертом. В девяносто пятом женился на нынешней. У нас семнадцатилетняя дочь Люба.

– Сын тоже от первого брака?

– Да. Он как раз приехал ко мне на дачу вместе со своей молодой женой. Ему двадцать шесть лет. Жене двадцать, сын сейчас работает в нашей компании.

– Давно?

– Уже второй год. Он раньше занимался своим бизнесом, но не очень удачно. И я решил, что будет лучше, если он будет работать в нашей компании. Алеша – очень исполнительный и надежный парень.

– Он давно женат?

– Нет. Только полгода. Супруга – студентка политехнического вуза. Учится на третьем курсе. Хорошая девочка. И такое смешное имя. Зовут Биби. Она по отцу киргизка, а по матери украинка. Красивая.

– Он часто бывает у вас в доме?

– Мой сын не мог этого сделать, – нервно ответил Трегубов. – Мне неприятны подобные намеки.

– Я задал вопрос, – терпеливо произнес Дронго.

– Нечасто. Но в тот вечер решил приехать, – с некоторым вызовом заявил гость.

– Вы его вызывали?

– Нет, – явно сдерживаясь, произнес Трегубов, – не вызывал.

– Тогда почему он приехал?

– Вам не кажется, что вопрос не только оскорбительный, но и глупый? Он приехал навестить своего отца.

– Именно в этот вечер?

– Да, именно в этот вечер. Не вижу в этом ничего необычного.

– Чем он объяснил появление в вашем доме?

– Ничем. Просто хотел заехать и переговорить. О чем именно, я сейчас даже не вспомню. Но мы вместе поужинали. Впятером.

– Ваша супруга работает?

– Нет. Занимается благотворительностью, помогает детскому дому в Туле. Окончила тульский педагогический. Ее родители оттуда. Дочь учится во втором медицинском на первом курсе, – не дожидаясь вопросов о дочери, сообщил Трегубов. – Я не думал, что все это будет настолько тяжело и неприятно.

– Теперь подробно расскажите о том, что именно вам говорил Чалмаев и как он погиб.

– Как только я узнал об итогах тендера, я сразу пригласил к себе Андрияна Максаковича и попросил его уточнить, каким образом могла произойти утечка информации. Я не мог поверить в случайность этой цифры. Две тысячи долларов на почти пятьдесят миллионов долларов. Невероятный масштаб. Сразу понятно, что нас подставили. Просто обманули. Создали фирму-однодневку и узнали про нашу цену. Поверить в совпадение невозможно. Я сразу заподозрил неладное. И никто бы никогда не поверил.

– Что вам сказал Чалмаев?

– Он тоже не поверил. И тогда проверил весь этаж, где расположены служебные кабинеты, своей аппаратурой. Даже пригласил какого-то специалиста из другой организации. Но «жучков» не нашли. Тогда он попросил у меня разрешения – проверить мою дачу. Я дал согласие, и они отправились к нам. Разумеется, там тоже ничего не обнаружили. О чем Чалмаев мне сразу сообщил. Тогда я поручил ему узнать, откуда вообще взялась эта компания. Он довольно быстро выяснил, что она была создана за несколько дней до подачи заявки. Стало понятно, что нас просто кинули. Создали подставу, чтобы с ее помощью выиграть собственный тендер и начать переводить туда бюджетные деньги, что часто бывает в подобных случаях. Юридически, конечно, мы ничего не докажем. А через несколько дней Чалмаева убили.

– Чалмаев говорил вам еще что-нибудь?

– В каком смысле?

– Он ведь бывший следователь. Должен был понять, что, если ничего не обнаружено, значит, была утечка информации. Что именно он говорил вам об этом?

– Он сказал, что раз «жучков» не нашли, значит, кто-то намеренно выдал эту информацию.

– Кто именно? Кого он подозревал?

– Он не сказал.

– Вы говорили ему о вашей восьмерке?

– Конечно.

– Он подробно расспрашивал о каждом?

– Нет, не интересовался. На работе он всех прекрасно знал. А дома у меня почти ничего не спрашивал. Я думаю, что он был убежден в том, что сама утечка информации произошла на работе.

– Почему?

– Его мало интересовали мои родные и обстановка у меня на даче, больше переговоры с Рахимовым в его кабинете. Мне кажется, он был уверен, что нас все-таки подслушивали именно там. Чалмаев подробно расспрашивал меня о том, как я вызывал Полину Прокофьевну и о чем именно с ней разговаривал.

– С ней он разговаривал?

– С ней тоже. И с Лазарем Марковичем.

– О чем разговаривали, вам известно?

– Об итогах тендера, конечно. Но, насколько я знаю, ничего конкретного выяснить не удалось.

– Кто ведет уголовное дело по факту гибели Чалмаева?

– Фамилия следователя Парфентьев. В полиции все еще считают, что это мог быть случайный наезд. Старик переходил улицу в неположенном месте, так сказал мне один наш придурок полицейский. Для этого двадцатипятилетнего парня Чалмаев был стариком, который действительно переходил улицу в неположенном месте. Парфентьев тоже молод. Ему не больше тридцати.

– Чалмаева уже похоронили?

– Позавчера. Я ходил на похороны. Там было не так много людей. У нас быстро забывают своих бывших товарищей. Чалмаев жил один, с женой он давно развелся. На похоронах из близких присутствовали только его племянница и двоюродный брат. Жалко человека. Получается, что пострадал из-за нашего поручения. Если, конечно, его намеренно сбили.

– Нам понадобится пропуск в вашу компанию, – сказал Дронго, – и вообще необходимо побеседовать с каждым из возможных свидетелей.

– Давайте, – согласился Трегубов, – все равно хуже уже не будет. Можете приехать к нам на работу когда вам удобно.

– И еще нам нужно будет поговорить с членами вашей семьи, – повторил Дронго.

– Да, – нахмурился гость, – я помню. Скажу честно, что я долго колебался. Вы должны меня понять. Это не простое расследование, когда дело касается собственной семьи. Но я обязан знать правду. Все, что угодно, но только правду. Если бы не этот случай с Чалмаевым, я бы, возможно, еще колебался. Но теперь отступать поздно.

– Утром мы приедем в вашу компанию, – заявил Дронго, – попросите Лазаря Марковича и секретаря президента компании быть на месте. Часам к одиннадцати, если можно.

– Обязательно, – согласился гость. – Еще что-нибудь?

– С кем еще вы обсуждали эти вопросы? После смерти Чалмаева?

– С Лазарем Марковичем, – вспомнил Трегубов, – и с Рыжанковым. Это заместитель Чалмаева. Он сейчас исполняет его обязанности.

– Сколько ему лет?

– Сорок четыре. Бывший капитан-десантник. Тяжело ранен в Дагестане. Комиссован. Мы взяли его по предложению Рахимова. Кажется, он знает его отца. Неплохой парень, но, конечно, не Чалмаев. При разговоре дергается. Он был контужен, два года провалялся в госпиталях. Пока временно заменяет Чалмаева, но, конечно, нужно найти на его место другого человека.

– Он тоже считает, что Чалмаева нарочно сбила машина?

– Нет. Он не высказывает своего мнения. Но я ему рассказал о своих подозрениях. Рыжанков хороший парень, но вы понимаете, что мы взяли его только из уважения к его отцу и вообще к его военным заслугам. Его наградили орденом Мужества.

– Понятно. А вы не пробовали выйти на эту компанию «Орфей» самостоятельно?

– Зачем? Или вы думаете, что у них может заговорить совесть? В современном российском бизнесе такие понятия, как совесть, мораль, нравственность, уже давно забыты.

– По-моему, эти понятия вообще забыты в любом бизнесе, – хмыкнул Дронго. – Но я спросил не из-за того, чтобы определить чьи-либо моральные принципы. Мне было важно уточнить, как именно вы действовали в последние дни. В данном случае вы поступили правильно.

– Хотя бы в этом, – печально произнес Трегубов. – У вас больше нет вопросов?

– Пока нет. До завтра, – произнес Дронго.

Трегубов поднялся. Следом поднялись хозяева. Гость двинулся к выходу. Уже перед дверью он остановился и, взглянув на Дронго, невесело добавил:

– Никогда в жизни не думал, что попаду в такую идиотскую ситуацию. И еще с моими близкими. Я дал себе слово, когда все закончится, построю в своем родном селе храм. Мой отец оттуда приехал в Москву еще в пятидесятые годы. Давно хотел помочь селянам. Если все закончится нормально.

Он повернулся, вышел из квартиры и закрыл за собой дверь. Дронго и Вейдеманис вернулись в гостиную. Сели на свои места.

– Что ты об этом думаешь? – спросил Эдгар.

– В то, что авария была случайной, я не верю. Тем более что машину не нашли, – признался Дронго, – только у меня другой вопрос, и, похоже, он самый важный. Зачем нужно было убирать этого Чалмаева уже после того, как тендер был выигран? Похоже, что этот вопрос как раз не очень волновал Трегубова, – заметил Дронго. – Его больше волнует, кто из его знакомых и близких мог оказаться источником информации. А не почему убили Чалмаева. А ведь причина убийства и есть главный ключ к разгадке этого преступления.

– Поедем завтра в компанию?

– Обязательно. И еще нужно будет заняться этим «Орфеем». Здесь вообще невероятный психологический этюд. Зачем им такое громкое убийство? Ведь они выиграли тендер. Все и так закончилось нормально, никаких проблем. К чему этот наезд на Чалмаева? Тогда выходит, что он знал какой-то секрет или был опасен. Вот они его и убрали.

– Ты думаешь, что он сам мог организовать прослушивание кабинетов, чтобы сдать информацию конкурентам?

– Нет, не думаю. Тогда бы его точно не убили. Ведь в этом случае он был уязвим. Здесь что-то другое.

– Тогда кто-то из этой восьмерки действительно сдал информацию.

– Скорее шестерки, – возразил Дронго, – самого Трегубова все-таки нужно исключить. И еще Рахимова. Зачем президенту компании настолько глупо и очевидно нецелесообразно сдавать интересы собственного детища? Остаются шесть человек. Только шесть человек, один из которых мог оказаться тем самым источником информации. Ты видел, как дергался наш гость, когда мы спрашивали его о членах семьи. Догадываюсь, что там не все в порядке, и поэтому этот факт нервирует его больше всего.

– Я обратил внимание, – согласился Вейдеманис, – видимо, в семье есть некоторое напряжение. Так бывает всегда в отношениях между первой и второй семьей.

– Шесть человек свидетелей и убийство начальника службы безопасности, – подвел итог Дронго, – значит, начнем с завтрашнего утра. И учти: если Чалмаева действительно убрали, то наверняка за самим Трегубовым тоже следили. Это к тому, что он сегодня приходил ко мне. Нам нужно быть готовым и к подобным неприятностям.

– Об этом я тебе сегодня говорил, – вздохнул Вейдеманис.

 

Глава 3

Компания «Инсеко» находилась в девятиэтажном новом здании, построенном на проспекте Академика Сахарова. Приехавшие гости предъявили свои документы, терпеливо дождались, когда им выпишут пропуска, а затем поднялись на восьмой этаж, где находились кабинеты руководителей компании. В приемной Трегубова их встретила молодая женщина лет тридцати. Высокого роста, с мускулистыми накачанным ногами, в костюме-двойке, юбка которого была гораздо выше колен, что позволяло оценивать красоту ее ног. Симпатичное лицо, несколько стянутое уколами ботокса, которые она уже начинала делать, несмотря на свой молодой возраст. Полные чувственные губы, наглые глаза. Она встретила их понимающей улыбкой, уже проинформированная об их появлении службой безопасности. Женщина проводила их в большой кабинет первого вице-президента компании. Вадим Олегович был сегодня в кремовом костюме, розовой сорочке и красно-белом галстуке. Энергично пожав руки гостям, он предложил им садиться.

– Давайте сразу перейдем в другой кабинет и переговорим с Лазарем Марковичем, – предложил Дронго.

– Хорошо, – согласился Трегубов, – пойдем вместе.

Они прошли в соседний кабинет. Здесь секретарем работала женщина лет пятидесяти. Она что-то искала в компьютере. Увидев гостей, поднялась и, обращаясь больше к Вадиму Олеговичу, чем ко всем остальным, сказала:

– Вас уже ждут.

Все трое прошли в кабинет Каплана. Этот кабинет был гораздо меньше прежнего. И скромнее. Чувствовалось, что он больше для работы, чем для представительских целей. Лазарь Маркович оказался мужчиной лет сорока пяти, подвижным, среднего роста, уже начинающим лысеть. У него были светлые глаза и большие уши, прижатые к голове. Увидев гостей, он выбежал из-за стола, почти радостно приветствуя их. Поздоровался с каждым.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласил он гостей к длинному столу для заседаний.

– Это те самые господа, о которых я вам говорил, – напомнил Трегубов. – Они хотели с вами встретиться, и поэтому я не буду вам мешать, – проговорил он и вышел из кабинета.

Каплан с интересом оглядел гостей.

– Меня обычно называют Дронго, – представился эксперт, – а моего друга зовут Эдгаром Вейдеманисом.

– Я про вас слышал, – кивнул Лазарь Маркович, – говорят, что вы самый выдающийся сыщик среди ныне живущих. И умеете с первого взгляда видеть детали, недоступные для глаз остальных. И еще говорят, что вы обладаете поразительным даром угадывать по тембру голоса вашего собеседника, когда он говорит правду, а когда лжет.

– И еще я умею просвечивать людей взглядом, как рентгеном, – добавил Дронго, и все трое рассмеялись.

– Нет, серьезно, – заявил Каплан, – у меня много знакомых. Говорят, что на вашем счету немало успешно раскрытых дел.

– Как и на счету любого сыщика, – сказал Дронго, чтобы закончить эту тему. – Вы знаете, зачем мы сюда пришли?

– Конечно. Мы уже несколько раз обсуждали этот вопрос с Вадимом, – ответил Каплан, – и должен признаться, что это я посоветовал ему обратиться именно к такому специалисту, как вы.

– Когда вы узнали окончательную цену, предложенную вашей компании в этом тендере?

– Вечером того дня, когда улетел Рахимов. Я не мог его проводить, так как встречался с одним из наших иностранных поставщиков. Но вечером я заехал к Вадиму, и тот сообщил мне, что окончательная цена была согласована без учета наших расходов на юридические экспертизы. Кстати, я был против. Ведь получалось, что эти расходы мы дополнительно брали на себя, что было, на мой взгляд, не совсем правильно. Однако окончательную цену Рахимов и Трегубов согласовали буквально за несколько минут до отъезда Сабита Рахмановича в аэропорт.

– И вы приехали узнать окончательную цену?

– Нет, конечно. Я поехал туда, чтобы уточнить, какие распоряжения дал Рахимов перед своим отъездом, и рассказать Трегубову о своих переговорах. Цена меня не так сильно волновала. Я знал, что она примерно согласована, но не мог предполагать, что Рахимов решит уменьшить ее еще на двести пятьдесят тысяч. Видимо, создание этого «Орфея» все-таки на него сильно подействовало. И он решил подстраховаться.

– Кто-нибудь присутствовал при вашей беседе?

– Нет. Мы были в кабинете Вадима на даче. Кажется, один или два раза заходила его супруга, приносила нам кофе. Она сказала, что отпустила кухарку. И еще один раз зашел его сын. Хороший парень. Алексей сейчас работает у меня в отделе, занимается нашими зарубежными связями.

– Вы никому не рассказывали об окончательно утвержденной цене?

– Вы могли бы и не задавать мне этот вопрос, – улыбнулся Лазарь Маркович, – я ведь не ребенок. Между прочим, я работал больше семи лет в Центральном банке, а уже потом перешел сюда на работу. Я умею хранить секреты, господин эксперт.

В кабинет вошла секретарь и спросила, кто из гостей будет пить кофе или чай. Вейдеманис попросил кофе, Дронго предпочел зеленый чай. Каплан ничего не сказал, но было понятно, что секретарь сама знает, что именно будет пить ее босс. Так и получилось. Ему она принесла слабозаваренный черный чай.

– Если вы работали столько лет в банке, то должны понимать абсолютную невозможность случайного совпадения той цены, которую предложила компания «Орфей».

– Это даже не обсуждается, – хитро улыбнулся Лазарь Маркович, – таких случайностей не бывает в принципе. Подобное совпадение может быть одно на двадцать миллионов. На пятьдесят миллионов долларов разница в две тысячи – это настолько ничтожная цифра, что об этом не стоит даже спрашивать. Там тоже сидят дураки, могли бы сделать разницу тысяч в сто или в двести. Значит, не просто дураки, а жадные дураки.

– Вы знаете, кто создал «Орфей»?

– Тоже мне секрет Полишинеля, – буркнул Каплан, – я ведь сказал, что работал больше семи лет в Центральном банке. В самые сложные времена, в девяностые годы, когда там только присутствие Геращенко спасало нас от жутких неприятностей. И поэтому имею представление не только о финансовых возможностях разных компаний и конкретных людях, но и понимаю механизмы работы этих структур. Скорынкин ведь прекрасно понимал, что его афера быстро раскроется. Уже на следующей день после оглашения итогов тендера мы знали, кто именно стоит за этим «Орфеем». Их руководитель всего лишь подставное лицо. Откуда у него могут появиться лишние миллионы долларов, которые нужно вложить в поставки комплектующих и запасных частей? Эти деньги мог дать только Матвей Михайлович, который и начал переводить туда средства со своих счетов. Все оказалось очень просто. Он все просчитал и понял, что даже таким огромным заказом все это не ограничится и кроме первого тендера наверняка будут второй и третий. Ведь Роснефтегазпром принадлежит государству. А воровать государственные и бюджетные деньги всегда приятнее, выгоднее и проще, чем воровать у конкретных частных бизнесменов, которые будут сражаться за каждую копейку. Государственные деньги бесхозные. Они как золото, которое якобы кто-то охраняет. Оставьте часть золота охраннику и можете уносить все остальное. Это ведь не его деньги, и поэтому он не собирается за них драться. А вот попробуйте отнять деньги у частного лица. Даже оставив ему половину.

– Прекрасная лекция о том, как удобно воровать государственные бюджетные деньги, – согласился Дронго, – и поэтому они создали «Орфей»?

– Конечно. Дело не в том, что они перебили нашу цену, предложив на две тысячи меньше и формально выиграв тендер. Дело в том, что они придумали свою компанию для того, чтобы начать с ее помощью выкачивать бюджетные деньги. Поэтому на месте Вадима я бы не стал так нервничать, а попытался снова договориться с Матвеем Михайловичем. Его компания просто не потянет все поставки и все равно обратится к нам. Нужно уметь договориться во всех случаях. Понятно, что теперь «Орфей» будет выигрывать все тендеры и, возможно, станет их главным подрядчиком. Но точно так же мы можем стать главным субподрядчиком и, даже потеряв на первом тендере, начнем зарабатывать на остальных.

– Вы деловой человек, Лазарь Маркович, – усмехнулся Дронго.

– Это означает, что я циник, – улыбнулся в ответ Каплан, – но сейчас такое время. И хороший бизнесмен просто обязан быть циником. Иначе не выжить.

– Вы решили договориться с ними после того, как ваша компания проиграла тендер, или до этого? – уточнил Дронго.

– Не нужно, – покачал головой Каплан, – не надо меня обижать. Циник не значит предатель. И тем более не значит, что я дурак. Зачем сдавать интересы собственной компании, в которой мне принадлежит пятнадцать процентов всего капитала. Нужно быть полным профаном. Нет, конечно. Я никому не сдавал информации и вообще не думал, что они могут поступить так бесцеремонно и нагло. Но они сделали то, что сделали. И теперь нужно решать, как выпутываться из этой ситуации с наименьшими потерями.

– А убийство Чалмаева? Это всего лишь небольшие потери?

– Не нужно придираться к моим словам, – попросил Каплан, – я не имел в виду несчастный случай с нашим начальником службы безопасности.

– Вы считаете, что это был несчастный случай? Ваш первый вице-президент думает иначе.

– Он стал слишком подозрительным после этого прискорбного случая с проигранным тендером. Возможно, это была всего лишь случайная авария. Вы знаете, сколько людей гибнут в авариях на наших дорогах.

– Вы не просчитывали возможную случайность такого события на ваших компьютерах? – поинтересовался Дронго, не скрывая сарказма.

– Один ноль в вашу пользу, – рассмеялся Лазарь Маркович, – не просчитывал. Но возможно, Вадим прав. И вы правы. Это не случайная авария. Но зачем заострять внимание на этой проблеме, понимая, что ни к чему хорошему наше расследование не приведет. Или вы считаете, что Чалмаев мог сдать эти цифры «Орфею»? Только он не был выдающимся финансистом, способным разбираться во всех тонкостях составленной нами заявки.

– А если он подслушал разговор между Рахимовым и Трегубовым, а потом решил сообщить об этом конкурентам? – спросил Дронго.

– Не думаю, – нахмурился Каплан, – тогда он мог услышать более важную информацию по нашим зарубежным поставкам, которые должны были интересовать наших конкурентов гораздо больше. Ведь при прямом выходе на этих поставщиков и зная окончательные цены, они могли просто выйти на них с более выгодными предложениями.

– Тогда кто-то сдал эту информацию «Орфею». И вы знаете, что Вадим Олегович сильно комплексует, пытаясь определить, кто именно мог это сделать.

– Я бы тоже комплексовал на его месте, если бы среди подозреваемых были моя жена, дочь, сын, невестка, – признался Лазарь Маркович, – ведь кто-то действительно сдал эти цифры нашим конкурентам. И вы напрасно пришли в первую очередь разговаривать со мной, так как я не до такой степени глуп, чтобы сливать подобную информацию нашим конкурентам. Не говоря уже о том, что я мог оказаться куда более полезным информатором, если бы решил работать на конкурентов. Но главный вопрос – зачем? В силу какой корысти? Если я только теряю, а ничего не получаю?

– Вы всегда так рационально мыслите?

– Всегда. Во всяком случае, стараюсь.

– Но мы пришли к вам не потому, что считаем вас главным информатором ваших конкурентов, – возразил Дронго, – мы пришли выявить возможный источник информации. Может, вы случайно где-то назвали эту цифру. В разговоре с кем-то из своих друзей, знакомых или близких.

– Это мы тоже выясняли, – вздохнул Лазарь Маркович. – Заявка «Орфея» была подана на следующий день в половине двенадцатого дня. Чтобы ее оформить, нужно часа полтора. Все перепечатать и подписать. И еще туда отвезти. Значит, они начали в девять утра, не позже. Плюс-минус десять-пятнадцать минут. Закончили примерно в половине одиннадцатого, даже в одиннадцать, и повезли свою заявку, чтобы в половине двенадцатого ее сдать. И еще очень рисковали попасть в пробку. Я не аналитик, как вы, но могу сделать однозначный вывод, что конкретную цену они узнали до того, как начался рабочий день. Значит, узнали либо рано утром, до начала рабочего дня, либо поздно вечером. Мне об этом стало известно примерно в восемь часов вечера. Попрощался с Вадимом и поехал к себе на дачу. По дороге ни с кем не разговаривал, смотрел газеты. Приехав на дачу, я, не поужинав, отправился спать. Рядом со мной в тот вечер не было даже моей супруги, она сейчас в Великобритании у нашей дочери. Любовницы у меня там не бывает, на дачу, во всяком случае, она не приезжает, – быстро поправился Каплан, – а это значит, что в любом случае утечка информации произошла не по моей вине. Значит, вечером наши конкуренты уже знали об этой цене, если рано утром начали срочно готовить свою заявку. Вот вам и конкретный расчет.

– Вам нужно работать сыщиком, – сделал комплимент своему собеседнику Дронго.

– Мне и на моем месте неплохо, – улыбнулся Лазарь Маркович, – но в любом случае спасибо за комплимент.

– Как вы считаете, сам Рахимов мог по дороге в аэропорт кому-то сообщить об изменившейся цене? Учитывая его состояние?

– Ни в коем случае. Он действительно плохо себя чувствовал. И с ним все время был Вадим Трегубов. Нет, я уверен, что Рахимов не успел бы никому ничего сказать до посадки в самолет. А потом уже было поздно. Пока он долетел в Америку, пока разобрался, что к чему. Нет, это исключено. Его мысли были заняты совсем другими проблемами. И он точно не сумасшедший, чтобы рассказывать кому-то об изменившейся цене, понимая, что эту информацию могут довести до конкурентов.

– Тогда остаются пять человек, из которых четверо близких родственников вашего первого вице-президента, – напомнил Дронго.

– И Полина Прокофьевна Рыбалко, которая работает в приемной Рахимова с момента создания компании, – закончил за своего собеседника Лазарь Маркович. – Ситуация более чем странная. Скорее можно подозревать одного из четверых родственников Трегубова, чем нашу сотрудницу. Кремень, а не женщина. И, по-моему, тайно влюблена в Рахимова вот уже много лет. А тем более в последние годы, когда он потерял свою супругу. Вы не поверите, но она буквально заставила Сабита Рахмановича бросить курить. Лично следит за его диетой, приемом лекарств. В общем, добрая и полезная няня, заботливый друг, сиделка и личный диетолог. Все в одном лице. Между прочим, говорят, что кто-то из ее родственников в годы Великой Отечественной войны был маршалом. Я правда не верю в эти глупые слухи. Маршалов с такой смешной фамилией на войне не было. Они все на слуху. Жуков, Рокоссовский, Василевский, Конев. Но сами слухи тоже чего-то стоят.

Дронго и Вейдеманис переглянулись. Оба улыбались друг другу, им было смешно.

– Вас плохо учили, Лазарь Маркович, – покачал головой Дронго, – странно. Мне казалось, что вы должны были быть в школе отличником.

– Нет. Я был хорошистом. Отличные отметки имел по математике, физике, геометрии. А по истории и обществоведению четверки. Никогда не любил отвлеченную болтовню.

– В годы войны был такой командующий третьей танковой армией генерал Рыбалко, а в сорок пятом он стал маршалом бронетанковых войск, – вспомнил Дронго, – странно, что вы не слышали такой запоминающейся фамилии.

– Я вообще не люблю эти военные истории, – признался Каплан, – все эти ужасы Второй мировой войны и их героев, половина из которых была либо фанатиками, либо безумцами. Столько намешано всякого вранья. Я человек более конкретный, практичный. Финансы, статистика, цифры – это мое. А рассуждения, легенды, байки, выдумки – от всего этого я далек.

– От войны тоже? – спросил Дронго. – Но этого просто не может быть. Во время войны представители вашего народа четко понимали, за какие интересы нужно воевать.

– У меня дед погиб на Курской дуге, – сообщил Лазарь Маркович, – а другой дед умер на военном заводе от истощения. И еще человек восемь в нашей семье погибли в разных лагерях. Насчет интересов вы правильно сказали. Только сейчас другое время. Я очень уважаю своих погибших дедушек и преклоняюсь перед их подвигом, но вы же прекрасно знаете, сколько вранья и легенд ходило вокруг нашей победы во Второй мировой войне. Сейчас понятно, что Сталин был такой же тиран, как и Гитлер. Почитайте хотя бы Гроссмана. Между прочим, я его прочел. Тождество режимов. Недавно была хорошая передача по телевидению. Там еще здорово выступал режиссер Марк Розовский. Он тоже говорил о чудовищном сталинском режиме. Разве можно верить советской пропаганде, в которой столько лжи и подтасовок фактов?

– Поразительно, – сказал Дронго, – никогда в жизни не мог даже предположить, что мне придется доказывать представителю еврейского народа абсолютную глупость таких суждений. И ошибочность позиции не только Розовского, но и прекрасного писателя Гроссмана.

– Вы хотите поспорить и с Гроссманом? – улыбнулся Каплан.

– Обязательно поспорю. Между прочим, два брата моего отца погибли на той страшной войне. И я сам знаю, что такое война. Только я говорю не о той, которая была задолго до моего рождения, а о других, локальных, небольших. Но я отвлекся. Хочу объяснить, почему я не согласен ни с вами, ни с Гроссманом, ни с Розовским. Дело в том, что этот чудовищный и позорный тезис о тождестве двух режимов постепенно внедряется в сознание людей, которые часто даже не понимают, о чем именно идет речь. Великий роман Гроссмана рассказал правду о том, что было в сталинские времена в стране. И я не готов оправдывать их ни при каких обстоятельствах. Это реалии истории. Но я абсолютно убежден, что умный человек и фронтовик Гроссман прекрасно понимал разницу между режимами Гитлера и Сталина. А вот режисер Розовский их понимать не хочет. Для него они абсолютно равны и чудовищно преступны. Только есть один нюанс, который никто не хочет учитывать. Если бы победил Гитлер, не было бы ни романа Гроссмана, ни режиссера Розовского, ни финансиста Каплана. Понимаете? Ни в коем случае не оправдывая Сталина, я хочу сказать, что нельзя сравнивать два режима. Хотя бы из уважения к вашему народу, который тогда четко сделал свой выбор. Я не слышал, чтобы евреи дрались на стороне Гитлера или защищали его режим. А сейчас, сравнивая Сталина и Гитлера, мы невольно подменяем понятия. И это очень опасно, Лазарь Маркович. Этим мы еще и оскорбляем память ваших погибших дедушек. Они тогда сделали свой выбор. И память миллионов людей, которые дрались на стороне справедливости. Можете считать меня апологетом Сталина, но тогда справедливость и добро были на стороне Сталина, а за зло сражались отряды Гитлера. На войне иногда нужно отбросить в сторону все интеллигентские рассуждения, взять оружие и определить, на чьей стороне сражаться. Убивать других, чтобы победить зло. Поэтому я готов спорить с любым, кто посмеет сравнивать Советский Союз и Германию во время Второй мировой войны. Это не только противоречит истории, это извращает сами понятия добра и зла. И оскорбляет миллионы погибших во время войны людей, которые четко понимали, на чьей стороне нужно сражаться. При Сталине был антисемитизм и печально известное «дело врачей», среди которых почти все были евреи, и было убийство Михоэлса. Я все это знаю и помню. Но шесть миллионов евреев замучили в концлагерях фашисты. И только за то, что они были евреями. А в Советском Союзе не убивали человека только за принадлежность к вашей нации.

Лазарь Маркович поднял обе руки.

– Сдаюсь, – шутливо произнес он, – не буду с вами спорить. И даже готов выдать премию Полине Прокофьевне в память ее героического родственника.

– Сначала мы пройдем к ней, чтобы переговорить, – предложил Дронго, – и еще я хотел спросить у вас, что вы думаете насчет двух ваших сотрудников. О погибшем Чалмаеве вы немного сказали. И еще о Рыжанкове, который заменяет погибшего начальника службы безопасности.

– Чалмаев был опытным человеком, – сказал, немного подумав, Каплан, – несколько зашоренным, какими обычно бывают проработавшие много лет на одном месте сотрудники правоохранительных органов, но волевым. Неплохим организатором. Хотя был мрачным, с людьми сходился не очень хорошо. Склонен к авторитарному правлению, как любой старший офицер. Рыжанков в этом плане еще хуже. Вообще не любит разговаривать и поэтому предпочитает молчать и слушать. Получил серьезное ранение, и это на нем сильно сказывается. Я думаю, что мы вообще напрасно его держим. У него инвалидность второй группы, и ему не следует работать, тем более на такой ответственной должности. И я думаю, что его скоро заменят.

– Ясно, – кивнул Дронго, – спасибо за беседу, Лазарь Маркович.

– Вам тоже спасибо. За политинформацию, – иронично произнес Каплан, протягивая ему руку, – идемте, я провожу вас в приемную директора. Она находится в конце коридора.

 

Глава 4

Втроем они прошли по коридору. Дронго обратил внимание на камеры, установленные в коридоре. Лазарь Маркович заметил его взгляд.

– Когда их установили? – поинтересовался Дронго.

– Еще два года назад, – пояснил Каплан. – Чалмаев настаивал на том, чтобы везде были установлены камеры круглосуточного наблюдения. На девятом этаже есть две комнаты для операторов службы безопасности. Они сейчас тоже нас видят.

В просторной светлой приемной за столом у дверей сидела пожилая женщина лет шестидесяти. У нее были каштановые волосы, очевидно, она их красила, вытянутое полноватое лицо, большие карие глаза, узкий нос. При появлении гостей она поднялась, сняла очки. В другом конце приемной сидел еще один молодой человек. Ему было не больше тридцати.

– Полина Прокофьевна, – показал на нее Лазарь Маркович, – прошу любить и жаловать. А это господа эксперты. Можете с ними переговорить.

Она была в строгом темном костюме. Юбка, пиджак. Полина Прокофьевна сурово взглянула на гостей, словно сама собиралась их допрашивать. Каплан вышел из приемной, не представив молодого человека, стоявшего на другом конце приемной.

– Кто это? – спросил Дронго.

– Он пока заменяет помощника Сабита Рахмановича, который обычно там сидит, – пояснила Полина Прокофьевна. – Но сейчас он в отпуске.

– Давно он в отпуске?

– Уже три недели. Рахимов собирался уезжать и отпустил своего помощника в отпуск. Но потом задержался на несколько дней и уехал через неделю.

– Этот молодой человек был здесь, когда Рахимов работал в последний день? – уточнил Дронго.

– Нет, – ответила Рыбалко. – Я могу сесть, или мы будем разговаривать стоя?

– Можете, – ответил Дронго, – но сначала попросите молодого человека выйти отсюда, пока мы разговариваем. Он сможет вернуться минут через двадцать.

Полина Прокофьевна обошла свой стол, приблизилась к молодому человеку и что-то негромко сказала ему. Тот в знак согласия кивнул и быстро вышел из приемной. Вейдеманис прошел к дверям и плотно прикрыл их. Полина Прокофьевна уселась на свое место, Дронго и Эдгар устроились на стульях у ее стола.

– Вы знаете, зачем мы пришли? – уточнил Дронго.

– Конечно, знаю. Сначала мы проиграли тендер, а потом сбили нашего Чалмаева, – спокойно произнесла женщина.

«Слишком спокойно», – подумал Дронго.

– Как вас называть? – спросила женщина.

– Извините, мы не представились. Меня обычно называют Дронго. А это мой друг и напарник Эдгар Вейдеманис.

– Я вас слушаю, господин Дронго.

– Нам сказали, что вы работаете здесь с момента основания компании?

– Да. И даже немного раньше. Я работаю с Сабитом Рахмановичем уже тридцать один год, – гордо сообщила Полина Прокофьевна, – еще с тех пор, когда он работал в Министерстве газовой промышленности, а потом в Газпроме. И в девяносто четвертом мы создали свою компанию.

Она так и сказали «мы», словно считала себя акционером фирмы. Дронго подумал, что это не было оговоркой.

– Вы акционер фирмы? – спросил он.

– Да, – гордо ответила Полина Прокофьевна, – у меня полпроцента акций нашей компании.

– Капитализация вашей компании составляет сто миллионов долларов, – вспомнил Дронго, – значит, вы являетесь обладателем полумиллионного пакета?

– Я не считала, сколько стоит мой пакет акций, – ответила женщина, – и я не собиралась его продавать, – добавила она.

– Кажется, все остальные вопросы уже не нужны, – обращаясь к Дронго, негромко произнес молчавший Вейдеманис.

По-своему он был прав. Если она акционер компании, то зачем ей выдавать секреты компании и наносить ущерб не только своей собственной организации, но и своим личным интересам.

– Давно у вас пакет акций?

– С самого основания компании, – пояснила Полина Прокофьевна – нас осталось совсем немного. Тех, кто начинал почти двадцать лет назад. Еще в девяносто четвертом году.

– Вы были здесь, когда готовился окончательный вариант заявки?

– Да. Я напечатала ее на своем компьютере. И отнесла на подпись. Потом конверт запечатал сам Вадим Олегович и отправил его нарочным.

– Конверт можно было вскрыть и прочитать, что там написано?

– Нет, нельзя. Он был запечатан и заклеен. Его можно было разорвать, но нельзя было открыть, иначе это было бы заметно. Мы отправили его нарочным и нашей службой безопасности. Конверт сопровождали два сотрудника службы.

– Кто-нибудь мог узнать окончательную цифру? Как вы сами считаете?

– Наверно, мог, если они предложили заплатить им всего на две тысячи меньше. Понятно, что они знали нашу цену и поэтому предложили чуть меньше. Но кто мог им выдать эту информацию, я не понимаю.

– А как вы сами считаете? Кто это мог сделать?

– У нас на работе никто не мог об этом узнать даже случайно, – пояснила Полина Прокофьевна. – Из наших знали только трое руководителей. Рахимов, Трегубов и Каплан. Но никто из них не стал бы рассказывать эту информацию чужому. У всех троих большие доли акций. У Сабита Рахмановича вообще сорок процентов. И наивно предполагать, что кто-то из них мог сделать нечто подобное.

– Чалмаев появился у вас недавно?

– Да. Только три года. Он заменил Савельева. Тот решил переехать в деревню к внучке. Ему уже шел семьдесят шестой, и он решил уйти на покой. Вот тогда у нас и появился Андриян Максакович.

– И сразу начал ставить камеры наблюдения?

– Это вы тоже успели узнать. Да, в том числе и камеры.

– Вы верите, что наезд на Чалмаева не был случайным?

– Не могу точно сказать, но думаю, подобные аварии не бывают случайными. Тем более в такой важный момент. Трегубов и Каплан были в шоке, узнав результаты тендера. И Сабит Рахманович тоже сильно переживал, несколько раз звонил из Америки, хотя там была в это время глубокая ночь. И ему нужно было готовиться к операции.

– Как он сейчас себя чувствует?

– Спасибо, уже лучше. Рядом с ним находится его дочь.

– Нам уже рассказывал об этом Вадим Олегович.

– Представляю, как он переживает. Ему тоже неприятно, что с тендером произошла такая накладка. Кто мог предположить, что появится этот сладкологосый «Орфей», который в последний момент перебьет нашу цену, – пояснила Полина Прокофьевна.

– У вас высшее образование, – неожиданно сказал Дронго, – и наверно, филологическое?

– Да, – удивилась женщина, – а почему вы спросили? Вы смотрели мои данные? Или вас удивляет, что я сижу в приемной в качестве обычного секретаря? Мы работаем с Сабитом Рахмановичем уже много лет.

– Не удивляет, – усмехнулся Дронго, – просто вы используете слишком много слов, которые в обиходе среднестатистические секретари не используют. Слова «накладка», «перебить цену», «сладкоголосый Орфей», – все эти слова свидетельство еще и вашего интеллекта.

– Спасибо, – улыбнулась женщина, – не думала, что кто-то сумеет провести анализ моей речи. Итак, что еще вас интересует?

– Вы сказали «сбили Чалмаева». Означает ли это, что вы согласны с утверждением Трегубова, что это был сознательный наезд?

– Абсолютно, – кивнула Полина Прокофьевна, – дело даже не в том, что эту машину до сих пор не нашли. Я уверена, что после случившегося за всеми нами следили. Очевидно, понимая, что рано или поздно мы сумеем вычислить человека, который сдал эту информацию.

Дронго переглянулся с Вейдеманисом.

– Почему вы решили, что за вами следят? – спросил он.

– Об этом мне сообщил сам Чалмаев, – пояснила женщина, – буквально накануне своей гибели. Мы с ним как раз об этом разговаривали. И за день до его смерти я поняла, что у меня в квартире были чужие. Я ведь живу одна и прекрасно помню, куда и зачем переставляю ту или иную вещь. И когда я вернулась домой, то поняла, что в квартире побывали посторонние.

– Они что-то искали?

– Не думаю. Но кто-то был. Я даже хотела написать заявление в полицию. Потом решила, что все равно ничего не смогу доказать, раз из дома ничего не пропало, и просто поставила свою квартиру на охрану, оплатив услуги. А для себя сделала выводы: дороги я перехожу только в положенных местах и вообще пользуюсь метро. Мне удобно, станция практически рядом с моим домом.

– И вы никому не рассказывали о случившемся?

– Вы – первые. Знаете, как обычно бывает в подобных случаях. Подумают, старая дева, и ей мерещатся всякие ужасы после случайной аварии с Чалмаевым. Я понимала, что могу стать объектом насмешек. А мне этого не хотелось. И я решила никому ничего не говорить, подождать, пока вернется Рахимов. Тем более что там операция прошла благополучно и он скоро должен приехать в Москву.

– В каком доме вы живете?

– В обычном двенадцатиэтажном. На десятом этаже, – ответила Полина Прокофьевна.

– На лестничной клетке еще есть квартиры?

– Да. Две соседские квартиры. Не понимаю смысла ваших вопросов.

– У кого есть ключи от вашей квартиры?

– Ни у кого. Запасные находятся у меня дома. А теми, что я пользуюсь, в сумочке, которая лежит рядом со мной, – пояснила Полина Прокофьевна.

– И сумочка остается здесь, когда вас вызывает Рахимов или вы выходите из приемной, – заметил Дронго.

– Да, – поколебавшись, согласилась женщина, – но до сих пор в нашей компании ничего подобного не происходило. И никто никогда не рылся в моей сумочке, в этом вы можете быть уверены. Или вы считаете, что кто-то мог сделать дубликаты ключей?

– Во всяком случае, удобнее всего сделать их именно на работе, – сказал Дронго.

– Возможно, – согласилась она, – но у нас никогда не случалось ничего подобного. И поэтому я спокойно оставляла свою сумочку на рабочем месте. У вас есть какие-то сомнения по этому поводу?

– У вас двое соседей, – напомнил Дронго, – и многоквартирный дом. Если кто-то был у вас в квартире, то они рисковали оказаться замеченными. Им нужны были ключи, чтобы сразу войти в вашу квартиру. Или это были профессионалы, сумевшие открыть дверь. Хотя я уверен, что у вас надежные замки. Вы можете показать мне ваши ключи?

Вместо ответа женщина вытащила из сумки связку ключей и протянула ее Дронго. Он взял ключи, посмотрел, удовлетворенно кивнул, возвращая их женщине.

– Тяжелый сейфовый замок, – сказал Дронго, – и, наверно, такая же дверь, которую вы поменяли при въезде?

– Верно, – согласилась женщина, – я считала, что так будет правильно. И вы считаете, что дубликаты ключей могли сделать у меня на работе?

– Возможно, – ответил Дронго, – я пока не сделал определенных выводов. Это только подозрения.

– Какие именно?

– Может, это сотрудники Чалмаева искали у вас дома какие-нибудь материалы, связанные с проведением тендера? – предположил Дронго.

Полина Прокофьевна прикусила губу. Было заметно, что даже подобное предположение она считала оскорбительным.

– Вы полагаете, что мне настолько не доверяют в нашей компании, что решили сделать незаконный обыск в моей квартире? – спросила она, волнуясь.

– Я не хотел вас обидеть, – признался Дронго, – просто мне кажется логичным, что бывший следователь Чалмаев попытается любым способом узнать, кто именно мог сдать окончательные цифры вашим конкурентам.

– Извините меня, господин эксперт, но ваша логика в данном случае ущербна, – заявила Полина Прокофьевна. – Я убеждена, что в нашей компании мне все еще доверяют и Чалмаев не стал бы посылать своих сотрудников делать незаконные обыски в моей квартире.

– Значит, в вашей компании есть другие люди, которые связаны с вашими конкурентами, – пояснил Дронго, – и тогда все представляется намного хуже, чем представлялось до сих пор.

– У нас в коридорах повсюду стоят камеры, – напомнила женщина, – и если кто-то чужой попытался войти в приемную, то его бы сразу увидели операторы службы безопасности. У нас пропускная система, и на нашем этаже не может просто так появиться чужой.

– Это еще хуже, – упрямо возразил Дронго. – Значит, был свой, кто мог сделать дубликат. А это совсем плохо.

– Мне кажется, вы ошибаетесь, но в любом случае вы можете переговорить со Славой Рыжанковым, исполняющим обязанности начальника нашей службы безопасности после смерти Чалмаева. Хотя с Рыжанковым сложно общаться.

– Мы с ним поговорим, – пообещал Дронго, – а сейчас меня интересует семья Трегубова. Могу вам сообщить, что Вадим Олегович назвал окончательные цифры Лазарю Марковичу у себя на даче, где не было посторонних людей. Никого, кроме членов его семьи.

– Мне кажется, что будет правильно, если вы поговорите на эту тему с самим Трегубовым и членами его семьи, – заметила Полина Прокофьевна.

– Вы ведь знаете, что мы приехали сюда по приглашению самого Трегубова, – напомнил Дронго, – и поэтому нам важно узнать именно ваше мнение. Вы хорошо знакомы с семьей первого вице-президента?

– Не очень. Знаю только его сына, он работает у нас. Способный парень, хотя звезд с неба и не хватает. – Она была жестким и принципиальным человеком, какими становятся все одинокие люди в пожилом возрасте.

– А супруга Трегубова? Она его вторая жена?

– Я ее почти не знаю. И не знала его первую супругу. Он тогда работал в другом месте, и мы не были знакомы. Нет, я недостаточно хорошо знаю его семью, чтобы быть вам полезной.

– Спасибо, – Дронго поднялся. Следом встал Вейдеманис.

– Ваш друг не задал ни одного вопроса, – неожиданно сказала Полина Прокофьевна. – Это означает, что его ничего не интересует или ему все понятно?

– Обычно вопросы задает наш эксперт, – пояснил Эдгар, – а я всего лишь его помощник.

– Ясно, – кивнула она, – такой вариант ведущего и ведомого. Будем считать, что вы меня убедили. Больше вопросов у вас нет?

– Есть, – ответил Дронго, – последний вопрос. Какие отношения между Трегубовым и Капланом?

– Деловые, – чуть подумав, произнесла Полина Прокофьевна, – не скажу, что особо дружеские, но нормальные. Деловые, ровные, рабочие.

– Но в тот день Лазарь Маркович поехал на дачу к Трегубову, что предполагает определенные отношения между ними – более чем обычные служебные.

– Я думаю, они не так часто встречаются на даче Вадима Олеговича, – сказала Рыбалко, – наверно, в тот вечер это было необходимо, учитывая отъезд Сабита Рахмановича на операцию. Поэтому господин Каплан отправился к Вадиму Олеговичу на дачу. Я уверена, они встречались в такой обстановке не больше одного-двух раз за последние годы. У вас есть еще вопросы?

– Нет, – ответил Дронго, – спасибо и извините, что мы вас побеспокоили. Как найти Рыжанкова?

– В другом конце коридора. Он сидит в кабинете Чалмаева, – сообщила Полина Прокофьевна.

Они попрощались и вышли в коридор.

– Что ты думаешь об этом вторжении? – спросил Вейдеманис.

– Кто-то из своих сумел снять дубликаты ее ключей, – убежденно ответил Дронго. – Ты же видел эти ключи, там солидные замки, что неудивительно, учитывая ее образ жизни. Нужно было либо вызывать профессиональных взломщиков с отмычками, либо делать дубликаты ключей, что гораздо удобнее. Конечно, Рыбалко не ошибается, в ее квартире побывали чужие, в этом нет никаких сомнений, ведь она действительно живет одна и отлично знает, куда и что кладет. Значит, нужно искать этого человека среди сотрудников их компании. Только непонятно, что именно могли искать в ее квартире, если она не замешана в утечке информации.

– Ты думаешь, что такая женщина могла сдать информацию конкурентам? – недоверчиво спросил Вейдеманис. – Ты же ее видел. Кремень, а не человек. Почти стопроцентная гарантия, что она никому не сообщала эти цифры.

– Я тоже так думаю, – согласился Дронго, – но кто-то подумал иначе и проверил ее квартиру. И вот здесь возникает психологический момент. Ведь свой должен был тоже понимать, что, во-первых, ее нельзя ни купить, ни запугать, во-вторых, она не станет идти ни на какие компромиссы. А полпроцента акций компании делают ее достаточно богатым и состоятельным человеком, чтобы не зависеть от кошелька и мнения остальных людей. Поэтому у нас в этом месте появился большой знак вопроса.

Он не успел договорить. По коридору, чуть прихрамывая, к ним шел молодой человек. Левая рука у него висела, словно плеть.

– А вот и господин Рыжанков, – негромко произнес Дронго, – собственной персоной. Видимо, операторы уже успели увидеть нас в коридоре и доложить об этом своему шефу.

 

Глава 5

Рыжанков подошел к ним. Несмотря на возраст, он был абсолютно седой. Очевидно, сказывались перенесенные испытания. На левой стороне лица глубокий шрам, уходивший наверх под волосяной покров. Когда он заговорил, эта сторона лица у него задергалась.

– В-вы эксперты, о которых меня п-предупреждал Вадим Олегович?

– Да. Меня обычно называют Дронго, а это мой напарник – господин Эдгар Вейдеманис. Мы хотели бы с вами побеседовать.

– К-конечно. П-пройдемте в мой кабинет, – предложил Рыжанков.

Они прошли по коридору. Его кабинет был крохотным, очевидно, раньше здесь находилось подсобное помещение. Рыжанков показал им на стулья, приглашая садиться. Устроился на своем месте. Перед ним стояли два монитора. Экран одного из них был разбит на восемь правильных частей, на них были изображения, передаваемые с камер с разных этажей здания, в том числе и с восьмого этажа.

– Я в-вас слушаю, – сказал Рыжанков.

– Простите, как ваше имя-отчество? – спросил Дронго.

– В-вячеслав Сергеевич, – представился Рыжанков.

– Вы знаете, что у вас произошло с итогами тендера две недели назад?

– Об этом знает весь м-мир, – дернулось лицо у Рыжанкова, – в-все газеты написали… Как мы п-проиграли тендер…

– И вы проводили специальное расследование по этому поводу?

– Д-да. Трегубов поручил нам разобраться. Мы п-проверили все кабинеты, все к-камеры. Н-ничего не нашли. Он п-пригласил еще одного специалиста из «Истока». Это с-специальная частная охранная фирма, у которой есть необходимое для сканирования помещений оборудование.

– Они проверяли, нет ли установленных в вашем здании «жучков»? – уточнил Дронго.

– И не только у н-нас. Еще п-проверяли дачу В-вадима Олеговича.

– И ничего не нашли?

– Нет, – покачал головой Рыжанков.

– И на этом ваше расследование закончилось?

– Н-не закончилось. Мы п-пытались выйти на «Орфей», чтобы узнать у них, но не успели. Чалмаев п-погиб.

– И вы считаете его смерть случайной?

– Н-не знаю. Фактов п-пока нет. Но в-возможно, она не случайная. Идет расследование.

– А вы сами не пытались расследовать обстоятельства его гибели?

Рыжанков удивленно посмотрел на гостей. Лицо снова дернулось.

– Н-не понимаю, каким образом? Мы не имеем п-права п-проводить такие расследования.

– Да, конечно. Но внутреннее расследование вы тоже приостановили? Ведь до сих пор так и не известно, кто выдал информацию вашим конкурентам?

– Мы п-подумали, что информацию выдали в тендерной комиссии, – пояснил Рыжанков, – иначе ничего не п-получается. Окончательную цену н-назвали днем в кабинете Рахимова п-перед его отъездом. О ней знали т-только Полина П-прокофьевна и Трегубов. Вечером узнал и Лазарь Маркович. Б-больше никто. Насчет семьи я не д-думаю, зачем им п-подслушивать разговоры своего мужа и отца? Наверняка наш конверт вскрыли и узнали цену, чтобы н-нарисовать свою. Они были в сговоре. Но н-ничего нельзя доказать.

– «Принцип Оккама», – сказал Вейдеманис, обращаясь к Дронго.

– Что? – не понял Рыжанков.

– Принцип Оккама, – повторил Эдгар. – Был такой английский математик, который сформулировал правило «не умножай сущее без необходимости». Согласно этому правилу, наибольшие шансы имеет наиболее простая версия.

– Т-тогда все правильно, – сказал Рыжанков, – мы тоже так п-подумали. Это наиболее логичное объяснение.

– Простите, Вячеслав Сергеевич, – возразил Дронго, – но наиболее простое и логичное объяснение, что утечка информации произошла именно из вашей компании. Или из окружения вашего первого вице-президента. Гораздо логичнее найти источник информации у вас, чем предполагать вскрытие конверта в тендерной комиссии. Это довольно сложно сделать, господин Рыжанков. Представьте себе, какое количество людей узнало бы об этом. Нужно было достать конверт, вскрыть его, подделать подписи и печати. Это слишком опасно. Об этом могут узнать посторонние, и итоги тендера будут автоматически пересмотрены. В комиссию входят независимые эксперты, которые обратят внимание на поврежденные печати и конверт. И этих людей сложно будет заставить замолчать или купить. Поэтому разрешите с вами не согласиться. Принцип Оккама как раз состоит в том, чтобы идти по пути наименьшего сопротивления.

– Тогда мы снова п-продолжим расследование, – недовольно дернулся Рыжанков, – но нам п-придется допрашивать членов семьи Вадима Олеговича. А ему это очень не п-понравится.

– Конечно, не понравится, – согласился Дронго. – На кого вы выходили в «Истоке»?

– Там есть вице-президент Дмитрий Кремей. Они работали вместе с Чалмаевым, и он обращался к нему. Это я точно знаю.

– И на «Орфей» вы тоже самостоятельно не выходили?

– Нет. Мне кажется, что нет. Хотя у Чалмаева был телефон руководителя этой компании. Он узнавал для Трегубова. Абессалом Константинович Тордуа. Кажется, р-раньше он работал в разных коммерческих структурах. И его знал Андриян Максакович. Но б-без него мы уже не стали никуда выходить. Слишком в-все оказалось неожиданным.

– Вы посылали кого-нибудь в квартиру Полины Рыбалко? Или слышали о том, что кого-то посылал туда Чалмаев?

– Н-нет, – изумился Рыжанков, – никто не мог давать такие задания.

– Ваши камеры работают круглосуточно или их отключают на ночь? – спросил Дронго.

– Конечно, работают. Мы их не отключаем.

– И вы можете быть уверены, что никто не мог войти в служебный кабинет кого-то из руководителей и установить там подслушивающие устройства?

– Незаметно? Н-не могли. Это н-невозможно.

– Тогда почему вы проверяли кабинеты, точно зная, что никто из посторонних не мог туда войти и установить «жучки»? Ведь Чалмаев бывший следователь и должен был четко понимать такие вещи. И вы тоже не ребенок, простите за откровенность. Тогда почему вы все-таки решили пригласить специалистов для проверки?

– Мы п-понимали, что чужого не было, – дернулся Рыжанков, – но это еще х-хуже. Гораздо… хуже. Значит, такие «жу-жучки» мог установить кто-то свой.

– Так считал Чалмаев?

– Д-да. Он собирался все п-проверить.

– А вы лично кого-то подозреваете? Ведь кроме Рахимова об этом узнали Трегубов, Каплан и Рыбалко?

Рыжанков удивленно посмотрел на гостей. Медленно покачал головой.

– Они не могли. Они все акционеры компании. Даже П-полина П-прокофьевна. Нет, они не могли.

– Тогда остается семья Трегубова, – сказал Дронго.

Рыжанков пожал плечами.

– Там тоже п-проверяли, – напомнил он.

– Проверяли на предмет подслушивающих устройств, – возразил Дронго, – но не проверяли каждого из подозреваемых.

– Каким образом? – усмехнулся Рыжанков. – Нужно было д-допрашивать членов его семьи? Его сын работает у нас.

– Значит, вы просто остановили свое служебное расследование после смерти Чалмаева? – не успокаивался Дронго.

Рыжанков молчал. Минуту, потом вторую. Наконец произнес:

– Мы ждем р-результатов расследования. И не можем следить за членами семьи Трегубова.

– И как долго вы будете ждать результатов расследования? Если это действительно убийство, то водителя и машину могут не найти, – заметил Дронго.

– Мы не можем быть следователями, – возразил Рыжанков, чуть нахмурившись, – это не наше дело. И так поступать незаконно.

Вейдеманис выразительно посмотрел на Дронго.

– Мы хотим поблагодарить вас за беседу, – сказал эксперт, поднимаясь.

Рыжанков пожал им на прощание руки. Они вернулись в приемную Трегубова, где симпатичная секретарь разрешила им войти в кабинет первого вице-президента без доклада. Хозяин кабинета беседовал с мужчиной лет шестидесяти. Увидев входивших гостей, он прекратил говорить, жестом отпустив своего сотрудника.

– Что-нибудь выяснили? – спросил Вадим Олегович, показывая на стулья.

– Много интересного, – признался Дронго, усаживаясь на стул, – во-первых, выяснилось, что кто-то уже побывал в доме секретаря вашего директора.

– Не может быть, – удивился Трегубов, – она нам ничего не говорила. Неужели действительно кто-то пытался к ней влезть?

– Не пытался, а влез. Она уверена в том, что у нее в квартире побывали.

– Фантастика. Почему эта старая дура столько времени молчала? Или она не понимает, что у нас происходит?

– Ей не хотелось вызывать полицию, так как в доме ничего не пропало. Но она уверена, что там были посторонние.

– Тогда зачем они туда полезли? Забрать ее девичье белье? – грубо спросил Вадим Олегович. – Или украсть ее старые фотографии? Или считали, что она держит там служебные документы?

– Очевидно, у них была какая-то конкретная цель, о которой мы пока не знаем.

– Может, ей пока вообще не жить дома?

– Она уже поставила свою квартиру на охрану, – сообщил Дронго. – Я думаю, пока ей ничего не угрожает.

– Столько времени молчала, чтобы сегодня рассказать? – разозлился Трегубов. – Или она ждала именно вас?

– После смерти Чалмаева она не хотела лишний раз вас беспокоить, – пояснил Дронго, – и я полагаю, что она поступила правильно. Кстати, господин Каплан вычислил возможную случайность совпадения вашей суммы с заявленной суммой компании «Орфей».

– Одна двадцатимиллионная, – усмехнулся Трегубов, – он мне уже говорил.

– Случайность смерти Чалмаева тоже вызывает вопросы, на которые пока никто не дал ответа. Судя по установленным камерам, чужих в вашей компании не могло быть и тем более на вашем этаже, где даже наше появление было замечено Рыжанковым. Поэтому «жучки» не могли установить гости, им пришлось бы отключать все системы наблюдения. Значит, это мог сделать кто-то из ваших. А потом еще нужно было их убирать, рискуя нарваться на сотрудников вашей службы безопасности. Если человек, который их устанавливал, не полный дурак, то должен был понимать, что его легко вычислят. И, что гораздо хуже, обнаружив подобные устройства в вашем офисе, подадут жалобу в тендерную комиссию и опротестуют результаты конкурса.

– То есть вы исключаете возможность установки таких устройств в нашем офисе? – понял Трегубов.

– Практически да. Но это не значит, что их вообще не было. Нам придется поговорить с членами вашей семьи, – сообщил Дронго.

– Думаете, что предатель у меня дома, – невесело усмехнулся Вадим Олегович. – Ну, ну, проверяйте.

– Вы напрасно обижаетесь. Не забывайте, что именно вы пригласили нас для этого расследования.

– Я об этом помню. Что вы хотите? Допросить моего сына можно прямо сейчас. Он находится в офисе. Женщины, конечно, дома.

– Не допросить, а поговорить, – мягко заметил Дронго. – Вы можете пригласить его сюда?

– Конечно, – Трегубов поднял трубку. – Алексей, поднимись ко мне, – попросил он. – И учтите, что ему не нужно говорить про любые подозрения, иначе он оскорбится. Как и остальным членам моей семьи.

– Тогда о чем мы будем разговаривать с ними?

– Нужно сказать правду, – пояснил хозяин кабинета, – объяснить им, что произошла утечка информации, о чем они все знают. Ну, может быть, кроме моей дочери. И сказать, что вы ищете возможный источник этой утечки. Чтобы не обижать моих близких. Возможно, я что-то говорил своему сыну о заявке, но это не значит, что он Иуда. Старайтесь не заострять внимание на этом вопросе.

– Я вас понимаю, – сказал Дронго, – постараюсь быть как можно более деликатным.

– Мне, конечно, лучше не присутствовать при вашей «беседе»? – поинтересовался Вадим Олегович.

– Будет лучше, если мы останемся втроем, – сказал Дронго.

– И вы узнаете, что он ночью лазил в квартиру к Полине Прокофьевне и сидел за рулем машины, сбившей Чалмаева, – зло пошутил Трегубов. – Я уже просто не знаю, что и подумать. После того как вы рассказали мне про это незаконное вторжение в квартиру Полины Прокофьевны.

– И еще вы забыли нам рассказать, что она акционер вашей компании, – напомнил Вейдеманис.

– Это тоже она успела вам рассказать, – поморщился Трегубов, – а я считал, что ей можно доверять. Все бабы одинаковые. Болтливые и ненадежные.

– Она должна была скрыть этот факт? – поинтересовался Дронго.

– Во всяком случае, не хвастаться при первой встрече. Это все сделал Сабит Рахманович еще при создании компании, когда набирал свои кадры. Тогда капитализация компании стоила только пять миллионов долларов. И полпроцента акций компании оценивались только в двадать пять тысяч долларов. Очень большие деньги для середины девяностых, но он посчитал, что может себе позволить подарить такую сумму своему верному секретарю. С тех пор капитализация компании «Инсеко» выросла в двадцать раз, и нынче она обладатель пакета стоимостью более чем в пятьсот тысяч долларов. Можете себе представить? Обычная секретарша.

– Секретарь, – поправил его Дронго.

– Что? – не понял Трегубов.

– В русском языке нет такого слова, как «секретарша», – терпеливо объяснил Дронго.

– Какая разница. Все равно она получила явно не по заслугам. Но это дело Рахимова. Он дал ей этот пакет акций еще много лет назад.

Трегубов поднялся, когда в кабинет вошел молодой человек. Он был похож на отца. Тот же взгляд, выражение лица, фигура, плечи, глаза. Только лицо было круглым и волосы рыжими. Алексей Трегубов вошел в комнату и испытующе взглянул на отца.

– Наши гости хотят с тобой побеседовать, – пояснил Вадим Олегович. – Это господа эксперты, которых я пригласил в нашу компанию по интересующему нас делу. Я тебе о них рассказывал. Садись и отвечай на их вопросы.

Он показал сыну на стул, стоявший с другой стороны стола, где сидели Дронго и Вейдеманис. А сам быстро, словно опасаясь ненужных вопросов, вышел из кабинета. Алексей недовольно посмотрел на гостей и, пройдя к столу, сел на указанный стул.

– Что вас интересует? – раздраженно спросил Трегубов-младший.

– Вы знаете, что произошло две недели назад в тендерной комиссии с вашей заявкой? – уточнил Дронго.

– Достаточно почитать «Коммерсантъ», – скривил губы Алексей, – чтобы понять. Как мы прошляпили с этой заявкой и как нас обставил этот дурацкий «Орфей». Хотя они и должны были нас обставить, ведь их создали специально для того, чтобы они нас обскакали, что они блестяще и сделали. Две тысячи долларов на пятьдесят миллионов. Просто молодцы.

– Похоже, вы одобряете их незаконные действия, – вставил Вейдеманис.

– Не ловите меня на слове. Просто я говорю то, о чем было написано в «Коммерсанте». Там Мурсалиев так и написал: «Орфей», созданный с одной-единственной целью – перебить нашу тендерную заявку, блестяще оправдал свое создание. И еще будет подавать следующие две заявки, обязательно побеждая в тендерах, уже независимо от любой цены, которая там будет вынесена. Хотя для первой заявки было важно, чтобы они хотя бы формально победили, что они и сделали.

– Поэтому ваш отец пригласил нас сюда, – продолжил Дронго.

– Это я уже понял. И вы решили найти возможного предателя, который сдал «Орфею» наши цифры, – кивнул Алексей, – и понятно, что вы будете проверять всех, кто мог быть каким-то образом причастен к этой заявке. А так как я сын своего отца и он готовил эту заявку, то, конечно, вы явились сюда, чтобы узнать, кто именно мог сдать наши интересы.

– Мы разговариваем со всеми, кто мог даже случайно об этом услышать, – объяснил Дронго.

– Я слышал об этом не случайно, – гордо произнес Алексей Трегубов. – В тот вечер мы нарочно приехали на дачу к отцу, и я спросил его, какую сумму они забили в этой заявке. Он мне ее назвал.

Дронго и Вейдеманис переглянулись. Все-таки Трегубов-старший сам рассказал о заявке своему сыну. Именно поэтому он так нервничал, когда речь шла о его семье, именно поэтому он просил отнестить с пониманием к его сыну. Конечно, он хотел узнать, откуда произошла утечка информации, но не собирался подставлять своего сына или членов своей семьи.

– Кто еще мог слышать об этой сумме? – спросил Дронго.

– В доме никого не было, кроме наших близких, – вспомнил Алексей, – к этому времени Лазарь Маркович уже уехал, а мы остались одни.

– Кроме вас двоих, на даче были еще три человека, – напомнил Дронго.

– Это вам отец сообщил, – усмехнулся Алексей, – все никак не может успокоиться. Он говорил вам, что назвал мне точную цифру?

– Он говорил, что разговаривал с вами на эту тему.

– Понятно, – покачал головой Трегубов-младший, – он никак не может примириться с тем, что произошло. Поэтому и позвал вас. Хочет убедиться, что никто не мог выдать его секрета. А я ему сразу сказал, что искать нужно не дома, а на работе, где его могли подслушать. Начиная от его собственной дамы, которая так прочно сидит в приемной и знает все его секреты. Не говоря уже о другой даме. И напрасно они верят этой Рыбальченко, она вполне могла их всех выдать. Старые девы обычно бывают мстительные и мнительные. Если старик Рахимов ей доверяет, то это еще не значит, что ей можно верить. Рахимов уже столько лет вдовец и все никак не обращает внимания на эту особу. Наверняка она была в молодости тайно влюблена в своего шефа, как это обычно случается. Такая сублимация чувств. А последние годы все время ждала, когда на нее обратит внимание ее босс. Он поехал чинить сердце и снова не взял ее с собой. Вот она и решила отомстить. Ничего удивительного, так часто бывает в жизни. У нас в приемной отец оказывает слишком много внимания своему секретарю, а в другой приемной уже выдохшийся Рахимов просто несостоятельный мужчина. Вот и весь секрет.

– Рыбалко, – поправил его Дронго, выслушав этот монолог, – ее фамилия Рыбалко, а не Рыбальченко. Итак, на даче кроме вас были еще три человека.

– Да. Моя жена и супруга моего отца с дочерью, – кивнул Алексей. Он не назвал ее мачехой или матерью, а подчеркнул, что она всего лишь супруга его отца. – Надеюсь, что вы их не подозреваете, – добавил младший Трегубов, – моя сестра еще ребенок, а моя жена вообще ничего не понимает в этих играх.

– А супруга вашего отца? Она понимает в цифрах?

– Спросите у нее, – нахмурился Алексей, – думаю, понимает и очень неплохо. Кстати, она вышла замуж за моего отца совсем молодой. Ей было только двадцать четыре. Но это был ее второй брак.

– А первый?

– Это не мое дело. Спросите об этом лучше у моего отца или у нее самой, – предложил Трегубов-младший.

– Кто был ее первым супругом?

– Я уже вам сказал, что это не мое дело, – повысил голос Алексей, поняв, что допустил ошибку, заговорив о супруге отца, – спрашивайте у них.

– Кто еще мог услышать ваш разговор с отцом? Может быть, вы выходили из дома и вас услышали водитель или охранник?

– Водителя отца там не было, а я сам вел автомобиль. И охранники были довольно далеко. Они дежурят по очереди у ворот, там их будки. И мы не выходили из дома.

– Послушайте, Алексей, – сказал Дронго, – вы должны сами понимать ситуацию. Кто-то сдал сведения о вашей компании конкурентам. Кто-то сумел узнать и назвать точные цифры. Лазарь Маркович подсчитал, что вероятность случайного совпадения слишком ничтожна, чтобы брать в расчет такую возможность.

– Значит, нас предали, – кивнул Трегубов-младший, – что и требовалось доказать. Только нужно мыслить логически. Кто мог это сделать? Мой отец? Он не идиот, чтобы предавать самого себя, а потом еще и приглашать вас для расследования. Насчет старика Рахимова я даже не хочу ничего предполагать. Это его компания, его детище. Это все равно что предать самого себя или своего ребенка. Остается Каплан. Умный, хитрый, готовый предать и продать за хорошие деньги кого угодно. Но только за очень хорошие деньги. Он один из основных акционеров компании. У него примерно столько же акций, сколько у моего отца. Процентов двадцать или около того. Он мог бы сдать интересы своих друзей и своей собственной компании, но я не уверен, что ему могли бы так много заплатить. Хотя я бы не снимал с него подозрения. И еще эта Ры-бал-ко, – издевательски сказал он по слогам, – только она и могла нас выдать. Больше некому. Остается семья моего отца, но это тоже глупо. Зачем кому-то из наших выдавать секреты отца и подставлять его таким дурацким способом? Не говоря уже о том, что это наносит ущерб финансовым интересам компании, в которой кроме моего отца работаю и я сам. Поэтому нашу семью можете исключить из числа подозреваемых.

– Значит, Каплан и Рыбалко, – подвел итог разговора Дронго.

– По логике да. Только эти двое, – произнес Алексей.

– Что вы думаете о смерти Чалмаева?

– Ничего не думаю. Отец считает, что его нарочно сбили.

– А вы так не считаете?

– Конечно, нет. Просто зазевался старик и попал под машину. Все так и случается. Кому он был нужен, чтобы его специально сбивать? Тогда получается, что это он и выдал цифры. Только он их узнать все равно не мог. На девятом этаже сидят два его оператора, которые все время следят за камерами на всех этажах. Если даже он хотел войти или кого-то послать в кабинет Рахимова, то их бы наверняка увидели. Но предположим, что он выдал. Тогда зачем его убивать? И так глупо подставляться? Это тоже обычная логика. Вы любите читать детективы?

– Мне хватает их в жизни, – ответил Дронго.

– А я люблю, – признался Алексей, – и поэтому рассуждаю логически. Надеюсь, теперь вы не хотите говорить с нашими женщинами?

– Хотим, – сказал Дронго, – у нас поручение от вашего отца.

– Вы упрямый человек, – проговорил Трегубов-младший, – хотя это не мое дело. Хотите беседовать с ними, пожалуйста. Тем более если отец вам поручил. Только это напрасная трата времени. И вообще глупая затея.

– Мы учтем ваше мнение, – вежливо заметил Дронго.

– Учтите, – Алексей поднялся и, не прощаясь, пошел к выходу. Уже у дверей он обернулся и добавил: – И еще запомните, что я не разрешу беспокоить мою жену. Это решаю я, а не мой отец.

И с этими словами он вышел из кабинета.

 

Глава 6

Дронго и Вейдеманис остались вдвоем.

– Забавный молодой человек, – негромко произнес Эдгар, – со своими амбициями и комплексами.

– Которые он не всегда может контролировать, – согласился Дронго.

В кабинет вошел Трегубов-старший. Возможно, он находился в приемной. Вопросительно посмотрел на обоих гостей.

– Поговорили? – спросил он. – Убедились, что мой сын не имеет никакого отношения к утечке информации?

– Нам нужно повидаться с другими членами вашей семьи, – напомнил Дронго.

– Да, конечно. Все трое будут ждать вас вечером на даче. Можете приехать к нам часам к восьми. Если хотите, я пришлю за вами машину.

– Не нужно. Объясните нам подробно, где находится ваша дача, и мы туда приедем, – сказал Дронго.

– Хорошо, – согласился Вадим Олегович. – Еще что-нибудь?

– Пока нет. Мы только начали наше расследование, – ответил Дронго. – Кстати, как зовут вашего секретаря?

– Лионелла. А почему вы спрашиваете?

– Красивая женщина. Вы были в приемной, пока мы беседовали с вашим сыном?

– Не знал, что это предосудительно. Конечно, я сидел в приемной и разговаривал с ней.

– Вы называли цифры в ее присутствии?

– Разумеется, нет. Я начинаю понимать ход ваших рассуждений. Если у меня в приемной сидит красивая женщина, с которой мне приятно общаться, то это почти наверняка означает, что она моя любовница и я выдаю ей все секреты нашей компании? Вам не кажется, что это слишком прямолинейные рассуждения?

– Не кажется. Во-первых, я почти убежден, что вас связывают романтические отношения, – спокойно заметил Дронго.

– Это вам сказал мой сын? – нервно спросил Вадим Олегович.

– Нет. Это было понятно из ваших отношений.

– Наверняка сказал Алексей, – повторил Трегубов, – но это неправда. Она мне не любовница.

– Во-вторых, вы слишком нервничаете, чтобы не обратить внимание на ваше необычное поведение. Еще до разговора с вашим сыном я был практически убежден в том, что вас волнует наш возможный разговор с вашим сыном, так как некоторую информацию вы ему наверняка сообщили. Ведь он работает с вами в одной компании и занимается зарубежными поставками, с которыми был связан результат вашего тендера. А это значит, что его тоже могли интересовать окончательные цифры вашей заявки, которые вы не стали бы от него скрывать. Именно поэтому вы так нервно реагировали на любые вопросы о вашей семье и предполагаемой встрече с вашим сыном. Вас прежде всего беспокоит, что эти цифры мог выдать именно он. И поэтому вы проводите самостоятельное расследование.

– А вы считаете, что я должен поступить иначе? – не скрывая своего раздражения, спросил Вадим Олегович. – Или сидеть и ждать, пока наша компания развалится? И в следующий раз предадут не мои интересы в бизнесе, а мою семью?

– Надеюсь, что этого не произойдет, – сказал Дронго. – Объясните, как проехать к вашей даче. Вечером мы постараемся к вам приехать.

Через пять минут они вышли из приемной. Лионелла хищно улыбнулась обоим гостям и кивнула на прощание. Уже в машине Вейдеманис спросил Дронго:

– Что нам делать?

– Начнем с «Орфея», – предложил Дронго, – нужно понять, кто и как создал эту компанию, чтобы разобраться, каким образом ее сотрудники могли узнать цифры и послать свою заявку. Почти наверняка у них нет своего сайта. Так как компания была создана за несколько дней до подачи заявки. Убежден, что и регистрировались совсем недавно.

– Скорынкин, – напомнил Вейдеманис, – нам называли эту фамилию.

– Михаил Матвеевич, – кивнул Дронго, – если он вице-президент в Роснефтегазпроме, то наверняка его данные есть в Интернете. У этой компании большой сайт.

– Что ты хочешь сказать?

– Если действительно «Орфей» создал этот чиновник, то нужно выходить на него.

– Явиться к нему и спросить, кто сдал им цифры заявки? – улыбнулся Вейдеманис.

– Конечно, нет. Но если он основатель компании, то нужно понять, кому он мог поручить провернуть эту рискованную операцию. Кажется, нам назвали имя Абессалома Тордуа. Давай начнем с него.

– Надеюсь, что и к нему мы тоже не поедем?

– Сначала постараемся выяснить все, что можно, об этих двоих людях. Скажи Кружкову, что нам нужна его помощь, и сам отправляйся к нему. У вас есть время до шести вечера, чтобы собрать информацию на этих господ.

– Хорошо. Где тебя искать?

– Поеду в этот «Исток».

– Один? Может, я поеду с тобой?

– У вас на сегодня много дел. А «Исток» – охранная фирма, в которой наверняка работают бывшие сотрудники правоохранительных органов. Думаю, мы найдем общий язык.

– Это может быть опасно, – напомнил Вейдеманис, – а если они каким-то образом причастны к смерти Чалмаева?

– Значит, буду осторожен, – пошутил Дронго, – Вы занимаетесь «Орфеем», пытаетесь узнать все, что можно узнать. А я еду в «Исток». У меня более легкая задача, чем у вас. Поэтому не спорь. Сейчас я постараюсь узнать, где находится этот «Исток».

Он достал свой айфон и начал поиски охранного агентства. И уже через минуту знал, что такая организация находится на улице Тимура Фрунзе. Пересев в такси, эксперт попросил отвезти его по указанному адресу. И еще через полчаса уже был на месте. Позвонив своему водителю, он попросил его приехать по указанному адресу и вошел в здание. В большой приемной комнате, куда ступил, находились молодой человек лет двадцати пяти и женщина лет сорока. Оба сидели перед компьютерами. Когда вошел гость, молодой человек поднялся со стула.

– Слушаю вас, – сказал он. Была заметна его армейская выправка, очевидно, он совсем недавно вернулся из армии или проходил службу по контракту.

– Мне нужен господин Дмитрий Кремей, – вспомнил Дронго, – кажется, он вице-президент вашей компании.

– Да, – кивнул молодой человек, – только он не принимает посетителей. У нас есть другой вице-президент, который принимает гостей. Вы можете пройти к нему, если представляете корпорацию или организацию. А если у вас личное дело, то мы можем сами принять вас. – Он показал в сторону женщины и хотел еще что-то добавить.

– Нет, – перебил его Дронго, – мне нужен господин Кремей. Я приехал для встречи именно с ним.

– Как вас представить? – спросил молодой человек.

– Меня обычно называют Дронго, – сообщил он.

Женщина, сидевшая за компьютером, вздрогнула. Подняла голову, посмотрела на гостя.

– Как вы сказали? – недоверчиво спросила она.

– Я эксперт по вопросам преступности. Меня обычно называют Дронго, – повторил он.

Женщина несколько секунд молча смотрела на него. Затем поднялась со стула и, подойдя к молодому человеку, что-то сказала ему. Она была в черном брючном костюме и прихрамывала. Молодой человек, явно удивившись, посмотрел на незнакомца.

– Вы эксперт по проблемам преступности господин Дронго? – спросил он, все еще не веря своим глазам.

– Иногда меня называют и так.

– Вы тот самый Дронго, – не выдержав, снова вмешалась женщина. Гость вызывал у нее сильный интерес.

– Не знаю, есть ли в мире второй Дронго, но меня называют именно так, – признался он, – ведь Дронго на самом деле не имя, а название птицы, которая обитает в Юго-Восточной Азии. И поэтому людей с подобными именами просто не бывает.

– Значит, вы тот самый эксперт, – проговорил молодой человек, поднимая трубку и что-то быстро докладывая. Видимо, ему не поверили. Он положил трубку и, пробормотав слова извинения, быстро вышел из комнаты. Женщина все еще недоверчиво смотрела на гостя.

– Разве мы знакомы? – спросил Дронго.

– Нет, – ответила женщина. У нее были черные волосы, азиатские скулы и узкие крылья носа. Очевидно, метиска, подумал Дронго. Башкирка с примесью славянской крови. Глаза темные, но крупные, и черты лица не совсем азиатские. Или, возможно, ее отец из Калмыкии, а мать славянка.

– Я много про вас слышала, – призналась женщина, – я работала в полиции шестнадцать лет. Ушла оттуда после ранения три года назад. Сейчас работаю здесь.

– Вы были оперативником? – спросил Дронго.

– Я работала в отделе по борьбе с проституцией, – пояснила женщина, – была заместителем начальника отдела.

– Сложная должность, – заметил Дронго. – А почему ушли? Если, конечно, не секрет?

– Не секрет, – улыбнулась она. – Вы наверняка знаете, как там тяжело работать. Слишком все коррумпировано. Низшие чины предпочитают получать «натурой». Высшие предпочитают иметь свои деньги с сутенеров. В какой-то момент меня просто подставили. Трижды стреляли в спину. Лежала почти шесть месяцев в больнице, но выжила.

– Три ранения, и вы выжили? – Теперь настала очередь удивляться гостю.

– Одно было в плечо, второе в ногу, – пояснила она, – третья пуля прошла рядом с сердцем. Врачи говорили, что мне повезло. Пуля прошла навылет. Хуже всего было с пулей, попавшей в ногу. Раздробила бедро, и теперь хромаю. Правда, меня наградили орденом Мужества, но списали на пенсию по инвалидности, – добавила женщина, невесело усмехнувшись.

– Как вас зовут? – спросил Дронго.

– Иджиля Батаева, – ответила она.

– Я так и думал, – кивнул гость, – видимо, отец калмык, а мать славянка.

– Наполовину. У меня мать русская, а отец татарин, – усмехнулась Иджиля.

– И имя у вас красивое. Переводится как «Сильная Волжанка». Ведь Батаева от слова «Бату», что значит «сильный», а «Иджиля» означает «Волжанка», – вспомнил Дронго.

– Теперь я знаю, что вы тот самый эксперт, – воскликнула Иджиля, – да, действительно, на калмыцкий можно перевести и так. Неужели вы знаете калмыцкий язык? Говорят, вы знаете целую кучу языков.

– К сожалению, это неправда, – вздохнул Дронго, – знаю только несколько и всегда очень жалею, что не выучил больше.

– Я так много про вас слышала, когда работала в полиции, – вспомнила Иджиля, – говорили, что вы разгадываете самые запутанные преступления. У нас в отделе про вас даже рассказывали анекдоты. Тогда еще была милиция. Получается, что подставили меня в милиции, а уволили уже из полиции, – грустно добавила Батаева.

– В каком звании вы были?

– Дослужилась до майора, – ответила Иджиля.

– Вам не говорили, что вы красивая женщина? – неожиданно спросил гость.

– Это вы говорите из жалости? Или чтобы просто сделать мне комплимент? – вспыхнула Батаева.

– Это я говорю из справедливости, – возразил Дронго.

Появился молодой человек и с ним запыхавшийся мужчина лет пятидесяти. Невысокого роста, с треугольным лицом, длинным носом, кучерявыми, уже начинающими седеть волосами.

– Вы господин Дронго? – спросил он.

– Меня обычно так называют, – подтвердил гость.

– Дмитрий Кремей, – представился вошедший, – вице-президент компании. Вы хотели меня видеть?

– Да. И переговорить.

– Очень хорошо. Пойдемте ко мне. Я вижу, наша госпожа Батаева вас сразу узнала. Она много лет проработала в милиции и много про вас слышала.

– Насколько я знаю, вы тоже работали в милиции?

– Верно, – улыбнулся Кремей, – идемте ко мне в кабинет. Там поговорим.

Дронго прошел следом за ним к лестнице, и они вместе поднялись на второй этаж. Уходя, он обернулся и увидел, с каким интересом смотрит ему вслед Иджиля Батаева.

В кабинете вице-президента все было просто и функционально. Обычная канцелярская мебель, столы, стулья, шкафы и компьютер. Было понятно, что здесь больше работают, чем пытаются произвести впечатление убранством своего небольшого кабинета.

– Садитесь, – пригласил Кремей, – скажу вам по секрету, что вы являетесь кумиром нашей Иджили. Она всегда считала вас живой легендой. Представляю, что испытала Батаева, когда вы появились перед ней и назвали себя.

– Не знал, что я настолько популярен.

– Не скромничайте. В нашей полиции вас неплохо знают. Это ведь вы нашли известного маньяка, директора института, которого так долго искали по всей стране и в соседних государствах. Говорили, что он сумел сбежать из тюрьмы ФСБ и вы нашли его во второй раз. Неужели правда сбежал и вы его снова нашли?

– Может быть, – ответил Дронго, – людям обычно нравится рассказывать легенды. Они в них охотно верят.

– Это была не легенда, – возразил Кремей, – я тогда работал следователем и тоже помню, как его искали по всем городам. Ориентировки были разосланы с указанием на особо опасного преступника. А вы сумели вычислить его.

– Мне было легче, чем остальным. Я примерно представлял, как и куда он мог уехать, – признался Дронго. – Давайте лучше поговорим о деле, из-за которого я к вам пришел.

– Да, конечно. Чем именно я могу вам помочь?

– Вы были знакомы с Чалмаевым?

– С Андрияном? Конечно, был. Много лет. Мы работали вместе сначала в городском управлении, а потом в самом министерстве. Но он трагически погиб в автомобильной аварии. А почему именно он вас интересует?

– Перед своей гибелью он просил вас помочь ему с аппаратурой?

– Да, просил. Оформил и оплатил заявку, все как полагается. Конечно, я мог бы помочь и без денег, но он сделал все правильно. И перевел нам деньги за нашу работу.

– Какую именно?

– Мы частная охранная фирма, которая занимается разного рода детективной деятельностью. Такая получастная детективная фирма, так как частные детективные фирмы у нас пока запрещены. Вы уже поняли, что в основном у нас работают бывшие сотрудники правоохранительных органов. И есть неплохая аппаратура, закупленная в Германии и Соединенных Штатах. Чалмаев попросил нас проверить служебные кабинеты в его компании и какой-то частный дом, кажется, дачу, что мы и сделали.

– И ничего не нашли?

– По-моему, нет. Во всяком случае, в акте было указано, что мы ничего не обнаружили. Хотя аппаратура у нас очень серьезная. Если бы там что-то было, мы бы обязательно нашли.

– Кто проводил проверку?

– Двое наших сотрудников. Мурадян и Богданов. Это наши техники, которые работают с аппаратурой.

– Я могу с ними увидеться?

– Конечно. Но сейчас их нет в офисе. Они на работе. Приедут сюда к пяти часам вечера. Если хотите, оставьте ваши телефоны, и они вам перезвонят.

– Лучше я сам еще раз заеду. Мне нужно с ними увидеться и переговорить.

– Как вам будет удобно, – согласился Кремей, – я позвоню и попрошу их приехать немного раньше. И они будут вас ждать.

– Спасибо. Вы сказали, что много лет знали Чалмаева. Как бы вы его могли охарактеризовать?

– Компетентный, – сказал Кремей, чуть подумав, – опытный, дела сдавал вовремя, умел добиваться нужного результата.

– Вы ничего не сказали о его личных качествах, – проговорил Дронго.

– Действительно, не сказал, – согласился Кремей, – он был замкнутым человеком. Не самым общительным. Даже несколько мрачноватым. Не самым добрым. Не умел прощать. Когда выходил на пенсию, чувствовал себя обиженным. Ему было уже за пятьдесят, но он мог еще работать. Хотя меня уволили в сорок девять, и я понимал, что нужно уступать дорогу молодым. Это еще зависит от должности и звания. Но вы, наверно, сами понимаете. Он был следователем по особо важным делам и вполне мог проработать еще несколько лет. И даже уйти на пенсию генералом. Должность позволяла. Но у нас не любят плодить генералов. Их и так слишком много. Поэтому увольняют еще в звании полковников, хотя мы оба работали на этих должностях не один год. Иногда получается смешно. В информационных управлениях сидят генералы, задачи которых только озвучивать громкие дела своих ведомств, оркестрами руководят тоже генералы, а следователи-важняки, которые даже в советские времена получали государственных советников третьего класса, то есть были генерал-майорами, если по армейской квалификации, отправляются на пенсию только полковниками. Обидно, конечно. Я знаю, что и Чалмаев был обижен – он тогда получил выговор, буквально перед самым уходом. Оформил пенсию и ушел, ни с кем не попрощавшись.

– Когда он погиб, на его похороны многие не пришли, – напомнил Дронго.

– Знаю. Меня тоже не было. Я находился по делам в Волгограде. Ну это понятно. Он был человеком необщительным.

– Он ничего не говорил про компанию «Орфей»? Может, предлагал вашим специалистам поработать и с этой компанией? Или с вами говорил об «Орфее»?

– Никогда не слышал этого названия, – признался Кремей. – Нет. При мне это название не произносилось, в этом я уверен.

– А вы знали, почему он попросил вас о помощи?

– Сначала не знал. Он не обязан был нам объяснять. Они имеют право сделать заявку на проверку, возможно, установленной у них подслушивающей аппаратуры, а мы должны проверить. Потом, уже после смерти Чалмаева, я узнал из газет, что там были какие-то накладки с итогами тендера, когда информация из компании Чалмаева стала известна их конкурентам. Тогда я понял, почему они проверяли свои кабинеты. Но сам Чалмаев мне ничего не говорил, а я ничего не спрашивал. В наших делах обычно не задают лишних вопросов. Они ни к чему.

– Ясно, – кивнул Дронго. – Спасибо за вашу откровенность. И за то, что нашли время меня принять. Если разрешите, я вернусь к пяти часам вечера.

– Конечно. Можете даже немного раньше. К половине пятого. Я попрошу ребят подъехать, чтобы вы могли с ними встретиться, – решил Кремей.

Они пожали друг другу руки, и Дронго пошел к выходу. Уже на первом этаже, в приемной, где сидела Иджиля, эксперт подошел к ней.

– Спасибо, – сказал он, обращаясь к женщине, – вы мне очень помогли. Если бы вы меня не узнали, то мне пришлось бы долго объяснять, зачем и для чего я хочу побеседовать с вашим вице-президентом и почему он должен отвечать на мои вопросы.

– Не за что, – улыбнулась Иджиля, – я сама не поверила, когда услышала ваше необычное имя. Решила, что меня разыгрывают коллеги. Они знают, как я к вам отношусь.

– Спасибо еще раз, – поблагодарил Дронго. Он хотел повернуться, чтобы уйти, но неожиданно остановился. Взглянул на часы. Потом снова повернулся к женщине.

– Понимаю, что это невероятная наглость с моей стороны, – сказал он, – но у меня есть примерно полтора часа. Я вижу, что вы на работе. Но, может, вас кто-то сможет заменить. И я бы пригласил вас на обед. Если, конечно, вы мне не откажете.

Эту женщину, которая работала в одном из самых сложных отделов полиции, получила три ранения и выжила, была награждена орденом Мужества, казалось, невозможно смутить. Однако она покраснела как девчонка от неожиданного приглашения и пролепетала:

– Я не совсем одета для ресторана.

– Какие глупости, – добродушно произнес Дронго, – вы прекрасно одеты. Соглашайтесь. Обещаю привезти вас обратно в целости и сохранности. Если, конечно, вы можете выйти.

Она умоляюще посмотрела на своего молодого коллегу. Тот кивнул.

– Идите, Иджиля, – разрешил он, – я все равно дежурю до вечера. Идите и ни о чем не думайте.

– Спасибо. – Она поднялась со своего места и, стараясь не прихрамывать, быстро вышла из комнаты.

– Вы молодец, – неожиданно произнес молодой человек. Он сказал это негромко, даже не поднимая головы.

Иджиля вернулась в комнату запыхавшаяся, словно боялась, что гость передумает. Она взглянула на Дронго и неожиданно спросила:

– Вы действительно приглашаете меня в ресторан? Или вы пошутили?

– Я еще никогда так не шутил с женщинами, – он протянул ей руку, – идемте, госпожа Батаева. По-моему, вы уже кокетничаете.

Она взяла свою сумку и двинулась вслед за Дронго. У входа их ждала его машина с водителем. Эксперт попросил отвезти их в один из ближайших ресторанов. Водитель развернул машину. Всю дорогу женщина молчала, словно не решаясь заговорить. Наконец они остановились у здания, и Дронго помог ей выйти.

– Мне так стыдно перед вами, – мрачно призналась Иджиля, – получается, что я вынудила вас меня пригласить. Наверно, Кремей сказал вам какие-то сплетни. Меня обычно дразнят, называя «фанатом Дронго».

– Мы приехали обедать, и я пригласил женщину, которая мне понравилась, – терпеливо пояснил эксперт.

За столиком он сделал заказ, попросив официанта открыть бутылку красного вина. И выпил первый бокал за нее.

– Я даже не могла мечтать, что когда-нибудь буду сидеть с вами в ресторане, – призналась Иджиля. – Это так невероятно. Просто я думала, что вы гораздо старше. У вас на счету столько расследований. Хотя нет, неправильно. Вы неплохо внешне выглядите, но вас выдают глаза. У вас глаза столетнего мудреца. Вам никто об этом не говорил?

– Несколько дней назад я встречался с Анодиной, – вспомнил Дронго, – председателем Межавиационного комитета. Татьяна Григорьевна просто потрясающая женщина. Она намного старше меня. И Анодина тоже сказала мне, что считала меня гораздо старше. Наверно, это большой комплимент, учитывая специфику моего труда.

А потом она рассказала мне про своих экспертов, которые обычно расследуют авиационные катастрофы, аварии и разные происшествия с человеческими жертвами. Она сказала мне страшные вещи. Практически ничья психика не выдерживает больше тридцати-сорока расследований. Хотя у них есть один эксперт, который расследовал больше двухсот авиационных происшествий. Но он один. Видимо, я похож на этих экспертов. И скорее всего моя психика уже давно нарушена всеми этими преступлениями, которые я расследовал, просто я этого пока не замечаю.

– Не нужно так говорить, – попросила Иджиля.

– Да нет. Все правильно. Каждому свое. Ведь есть такая нужная профессия, как патологоанатомы. Никогда не мог понять, как можно относиться к еще теплым телам как к обычным муляжам, спокойно их разрезать, кромсать, исследовать внутренности, осматривать их раны и при этом спокойно спать, есть, пить. Но это тоже нужная профессия. Как и любая профессия врача. Знаете, с чего начинают студенты медицинских вузов? Их в семнадцать лет сразу везут в морг, где многие фотографируются с трупами. Не улыбайтесь, это действительно так. Их приучают не бояться человеческого тела. Словно делают им особую прививку. И ведь действительно врачи не боятся человеческого тела, как его обычно боятся другие люди. Они делают нам уколы, зашивают наши раны, обрабатывают их, копаются в наших внутренностях, сейчас даже меняют некоторые из них. И не боятся ни крови, ни нагромождения мышц и костей, которые есть внутри каждого из нас.

– Это правда, – улыбнулась Иджиля, – у меня сестра врач.

Официант расставил заказанные блюда на столике. Он снова поднял бокал.

– В этой жизни иногда случаются невероятные вещи, – убежденно произнес Дронго, – я говорю сейчас не о нашей встрече, а о вас, Иджиля. Про вас нужно снимать фильм. Вы умная, красивая, смелая женщина. И я могу только гордиться тем, что вы приняли мое предложение, согласившись со мной пообедать.

Бокалы неслышно соприкоснулись. Дронго увидел, как глаза женщины увлажнились.

– И еще я увел вас с работы, – добавил он, – боюсь, что вас могут за это наказать.

Она рассмеялась и поставила бокал на столик.

– Мне было приятно, – улыбнулась Иджиля. – Если я скажу, что за последние несколько лет я столько не улыбалась, вы мне поверите?

– У вас есть семья? – вместо ответа спросил Дронго.

Она покачала головой.

– При моей бывшей профессии позволить себе такую роскошь было немыслимо, – призналась она, – не получалось. И потом… я не очень доверяла мужчинам. Во время своей работы я сталкивалась с таким количеством мужчин, которые охотно пользовались услугами моих подопечных, что становилось просто страшно. Известные политики, популярные актеры, знаменитые спортсмены, богатые бизнесмены – никто не брезговал моими «клиентками». Не знаю сама, почему я вам об этом рассказываю.

– Мы все немного скоты, – глухим голосом произнес Дронго.

– Не нужно так говорить, – попросила она, – вы другой.

– Абсолютно такой же, – признался он, – и мало чем отличаюсь от других самцов моего вида. Над мужчинами часто довлеет их биологическая сущность. Еще сильнее, чем над женщинами.

– Зато вы принесли много больше пользы, чем другие, – убежденно сказала Иджиля, – ведь вы помогли стольким людям. А сколько мерзавцев вы наказали. Разве это мало на одну человеческую жизнь?

– Может, я, как Дон Кихот, всего лишь воюю с мельницами, считая их злыми великанами? – задумчиво спросил Дронго. – В последнее время мне кажется, что ничего не меняется. Количество зла не уменьшается, а, наоборот, увеличивается в геометрической прогрессии.

– И поэтому с ним не нужно бороться? – спросила Иджиля.

Он молчал, словно размышляя.

– И все-таки нужно, – убежденно произнес он, – иначе будет еще хуже. Помните, как у Кэрролла: «Если не бежать изо всех сил, то невозможно устоять на месте». Чтобы сохранить хотя бы подобие равновесия зла и добра, нужно сражаться изо всех сил. И возможно, тогда это равновесие хотя бы не будет нарушено.

– Давайте выпьем за вас, – предложила женщина, – вы сделали мне сегодня необычный подарок. Спасибо. Я этого никогда не забуду. Никогда в своей жизни. Даже если вы сделали его из элементарной жалости или своей порядочности. Я все равно очень счастлива. Спасибо вам за эту встречу.

Бокалы снова почти неслышно коснулись друг друга.

 

Глава 7

Ровно через полтора часа они вернулись в «Исток». Дронго поцеловал руку женщины на прощание и поднялся к Дмитрию Кремею, уже понимая, что в молдавской транскрипции хозяина кабинета наверняка звали Думитру. Тот уже ждал гостя, сообщив, что Мурадян и Богданов вернулись и теперь ждут в соседней комнате.

– Вы хотите беседовать с ними наедине или в моем присутствии? – спросил Кремей.

– Желательно наедине, – сказал Дронго.

– По нашим правилам, я обязан присутствовать при ваших разговорах, – предупредил хозяин кабинета, – но ради такого гостя, как вы, сделаю исключение.

– Где мы можем с ними поговорить?

– Пройдемте в соседнюю комнату, – предложил Кремей, – я пришлю их к вам по одному.

– Спасибо. – В сопровождении вице-президента он прошел в соседнюю свободную комнату. Достаточно было одного взгляда на темную стену слева, чтобы понять – комната была специально оборудована таким образом, чтобы находящийся за темным стеклом человек мог видеть и слышать все, что здесь происходит. Очевидно, Кремей и руководство «Истока» все-таки решили подстраховаться, так как не до конца доверяли неизвестному эксперту. Дронго усмехнулся, но не стал возражать. Ему было важно, чтобы им не мешали, а если их даже будут подслушивать, то в этом нет ничего опасного. Он расположился за столом, когда Кремей вышел и в комнату ступил коренастый мужчина. У него были большие глаза, крупный нос, мясистые щеки. Это был Арменак Мурадян, бывший сотрудник вневедомственной охраны. Ему было уже сорок четыре года. Он вежливо поздоровался, глядя на Дронго.

– Садитесь, – пригласил эксперт, и, когда Мурадян сел, он спросил: – Это вы проверяли компанию «Инсеко» по просьбе господина Чалмаева?

– Да, все служебные кабинеты на восьмом этаже. И еще он попросил проверить кабинеты начальников отделов на седьмом, – вспомнил Мурадян.

– Что-нибудь нашли?

– Нет. Подслушивающих устройств не было, – уверенно ответил Мурадян, – у одного начальника за книгами нашли металлический портсигар с сигаретами. Он сам туда его засунул и забыл про него. У господина Рахимова в его комнате отдыха под шкафом лежал сувенирный нож. Видимо, свалился туда со шкафа, а потом его невозможно было достать, но сигнал на металл был четкий, и мы смогли его оттуда вытащить. Больше ничего не нашли.

– Вы так хорошо помните все, что там случилось, – не удержался Дронго.

– Это было несколько дней назад, – пояснил Мурадян, – а я обычно помню все, что с нами происходит во время наших проверок.

– Дачу Трегубова вы тоже осматривали?

– Да. Только я внешнюю сторону, а мой напарник – внутри дома. Но там тоже практически ничего не нашли.

– Что значит практически? Все же что-то нашли?

– Игорь нашел какие-то металлические предметы в кабинете хозяина и в гостиной. Но это были не подслушивающие устройства.

– Игорь – это ваш напарник Богданов?

– Да, это он. Больше мы ничего не нашли и сразу оттуда уехали.

– Акт вы составили на следующий день?

– Да, все правильно. Составили и подписали. Потом передали его нашему руководству, – Мурадян говорил с характерным армянским акцентом.

– Вас часто привлекают к делам подобного рода?

Арменак посмотрел на темное стекло слева от них. Видимо, он тоже знал, что их могут слушать.

– Нам запрещено рассказывать о своих расследованиях, – пояснил он, – мы даем расписку о неразглашении тайны следствия.

– Не сомневаюсь. Вы хороший специалист, – громко сказал Дронго, – спасибо за сотрудничество.

Мурадян поднялся и вышел. Вместо него в комнату вошел второй проверяющий. Это был мужчина ниже среднего роста, с большой головой, почти без шеи. Крупные черты лица и длинные руки при таком очевидно небольшом росте. Это был Игорь Богданов. У него были кустистые брови и тяжелый подбородок. Он недоверчиво посмотрел на гостя.

– Садитесь, господин Богданов, – пригласил Дронго. – Я хочу задать вам несколько вопросов.

– Кто вы такой? – поинтересовался Игорь.

– Эксперт по вопросам преступности. Господин Кремей разрешил нам побеседовать.

– О чем?

– О вашей проверке компании «Инсеко», – пояснил Дронго.

– Обычная проверка, – пожал плечами Богданов, – ничего особенного. Мы там ничего не нашли в их кабинетах.

– А на даче? – поинтересовался Дронго.

– Что на даче? – смутился Богданов и даже встревожился, метнув взгляд на темное стекло, откуда за ними могли наблюдать.

– Вы работали внутри дома, а ваш напарник Мурадян вокруг дома, – напомнил Дронго, – и вы ничего не нашли.

– Н-нет, – с запинкой ответил Богданов, – ничего.

– Мурадян вспомнил, что вы обнаружили какие-то металлические детали?

– Ничего особенного, – ответил Богданов. – Мы доложили Чалмаеву, что все чисто.

– Он был с вами на даче?

– Да. Все время ходил рядом.

– И вы вместе уехали?

– Нет, не вместе. Мы закончили проверку и уехали. А он еще оставался.

– Господин Трегубов присутствовал на даче в момент проверки?

– Нет, он был в городе. В доме находились его жена и, кажется, дочь. Но я не уверен. Мы сразу уехали и на следующий день подписали протоколы.

– А Чалмаев с вами не вернулся?

– Нет. Он и приехал туда на своей машине. Видимо, вернулся тоже на ней. Нас это не касалось, – пояснил Богданов, снова осторожно посмотрев на темное стекло.

«Они все знают, что оттуда наверняка за нами следят», – подумал Дронго, но не стал ничего уточнять.

– Спасибо, – кивнул он на прощание, – вы мне очень помогли.

Почти сразу в кабинет вошел Кремей. Можно было уже не сомневаться, что он находился за стеклом и слышал оба разговора. Дронго поднялся.

– Спасибо за помощь, – сказал он.

Попрощавшись с вице-президентом, он спустился на первый этаж, где сидели двое сотрудников «Истока». Иджиля уже заняла свое привычное место. Дронго подошел к ней.

– У вас все в порядке? – спросила она.

– Да, все нормально. Я поговорил с Мурадяном и с Богдановым. Они проверяли кабинеты и дачу Трегубовых. Говорят, что ничего не нашли.

– У нас прекрасная аппаратура, – сообщила Иджиля, – если бы они что-то обнаружили, то сразу бы смогли зафиксировать.

– Спасибо вам за все. Благодаря вам я сумел закончить все дела за такой короткий срок.

– Это вам спасибо, – возразила она, – я буду долго помнить сегодняшний обед.

Эксперт вышел из здания, сел в свою машину и попросил отвезти его домой. Взглянул на часы. Шестой час вечера. Скоро к нему должен приехать Вейдеманис.

– Вечером мы едем за город, – сообщил Дронго своему водителю, – примерно через два часа.

Водитель молча кивнул.

Когда они приехали домой, Дронго отправился принимать горячий душ. Он успел выйти из ванной, когда в дверь позвонили. Вытирая тело, приблизился к дверям. Пришел Эдгар.

– Извини, сейчас оденусь, – сказал Дронго, впуская в квартиру своего напарника.

– Ничего, – ответил Вейдеманис, – подожду тебя на кухне. Заодно включу чайник, чтобы согреть воду.

Одевшись, Дронго прошел на кухню, где уже удобно расположился его друг. Вода вскипела, и эксперт приготовил себе чай, а другу – кофе. И только затем уселся напротив него.

– У меня потрясающие новости, – сообщил Вейдеманис. – Но давай сначала ты. Как прошла поездка в «Исток»?

– Прекрасно. Встретил там свою поклонницу. Бывший сотрудник полиции, работала в отделе по борьбе с проституцией. Получила три ранения и чудом выжила. Награждена орденом Мужества, – сообщил Дронго, – в общем, невероятная женщина.

– Ты уверен, что это она твоя поклонница? Может, это ты ее поклонник, – пошутил Вейдеманис, – ты рассказываешь о ней с таким восторгом.

– Ты знал много таких женщин? – вместо ответа спросил Дронго. – Но, в общем, это не самое главное. Я нашел там бывшего сослуживца Чалмаева. Дмитрий Кремей, вице-президент компании «Исток». Он подтвердил, что, выполняя заказ Чалмаева, отправил двух сотрудников с аппаратурой на дачу к Трегубову и в служебные кабинеты компании «Инсеко». Я беседовал с обоими. Они утверждают, что ничего не нашли, хотя наша беседа проходила под наблюдением самого Кремея и, возможно, кого-то из руководства. Может, поэтому эти двое сотрудников были так скованны. Но в протоколе они указали, что ничего не нашли. Это было официальное заключение по поводу их проверки.

– И получается, что кто-то сознательно донес об этих цифрах, – сделал вывод Вейдеманис.

– Именно так. И еще один интересный факт. Судя по словам самого Кремея, погибший Чалмаев был сложным человеком с непростым характером. Обиженным на руководство за то, что его досрочно выпроводили на пенсию. Хотя Кремей утверждает, что погибший был отличным профессионалом.

– Что и следовало ожидать. У бывших сотрудников полиции на пенсии редко бывает приветливый и дружелюбный характер, – сделал вывод Вейдеманис.

– Между прочим, ты бывший сотрудник КГБ, – напомнил Дронго, – интересно, как ты сформулируешь характер бывших сотрудников органов безопасности, своих друзей-чекистов?

– Осторожные люди, не очень доверяющие своему окружению, в том числе и близким людям. Хорошо знающие жизнь и поэтому изначально не верящие в лучшие человеческие качества, чтобы потом не разочаровываться. Вот тебе типичный облик бывших чекистов, – улыбнулся Эдгар. – Только я позволю напомнить тебе, что никогда не служил в контрразведке. А разведчики – это уже совсем другие люди, привыкшие к лицедейству и поэтому продолжающие играть до конца жизни в эти игры.

– Убедил, – кивнул Дронго, – у тебя ангельский характер, хотя ты и большой лицедей. Итак, что именно вам удалось узнать?

– Компания «Орфей» создана два месяца назад. Типичная фирма-однодневка. Уставный капитал, как и сообщал нам Трегубов, только десять тысяч рублей. Их внес руководитель «Орфея» господин Абессалом Тордуа. По-своему очень колоритная и известная личность. Ему пятьдесят девять. Три судимости, из которых две сняты. Мошенничество, частная предпринимательская деятельность, валютные операции – целый букет. Два раза сидел в колониях. В общем, прекрасный образец для того, чтобы возглавить компанию. И конечно, удалось узнать, что он доверенное лицо Матвея Михайловича Скорынкина. Они пересекались в Сибири, еще в конце восьмидесятых, когда Тордуа пытался заниматься продажей нефтепродуктов. Тогда он сел, а Скорынкин пошел на повышение. Но, видимо, с тех пор они были каким-то образом связаны друг с другом. Самое интересное, что деньги по ордеру внес в уставный фонд Тордуа. А компания записана как собственность нескольких человек, при этом контрольный пакет принадлежит… супруге Скорынкина – Элеоноре Александровне Скорынкиной. Я думал, что такие вещи уже не могут происходить, они так явно и нагло перебили цену «Инсеко» и выиграли этот тендер. Получается, что компания супруги Скорынкина выиграла тендер и будет получать деньги у государственной компании, где один из главных распорядителей финансов Матвей Михайлович Скорынкин.

– Что тебя удивляет? – спросил Дронго. – Почитай налоговые декларации российских министров и губернаторов. Жены некоторых из них получают в десятки и сотни раз больше своих «благоверных», обманывают народ, понятно, но формально все правильно – чиновник указывает только свою зарплату, а его жена официально является мультимиллионершей. Это чисто российское изобретение. На Кавказе и в Средней Азии такого нет, не потому, что там все министры честные и порядочные люди. Просто в восточных странах до сих пор считается неприличным, когда жена получает больше мужа. Можно «подарить» жене любую компанию, переписать на ее имя любую недвижимость, но сделать это только самому как настоящему мужчине. А подставные фирмы могут возглавить братья, дети, родственники чиновника. В общем, везде своя особая «специфика». Я знаю министра, который возглавляет крупную отрасль. Его сын возглавляет организацию, которая строит для министерства все объекты, постоянно выигрывая все возможные тендеры, а его родной брат является главой другой организации, которая занята ремонтом того, что производит компания сына. Сложно поверить, но это правда. И все об этом знают. Но формально все правильно. В министерстве есть свой министр. У организации, занятой строительством, свой президент, у организации, занятой ремонтом, тоже свой президент. И все на бюджетные деньги. Поэтому не удивляйся. Каждый имеет то, что охраняет. Итак, основной акционер «Орфея» супруга Скорынкина?

– Да. И неудивительно, что они так спешно создали компанию. Думаю, что откат составит не менее пятнадцати-двадцати процентов от общей суммы. Почти десять миллионов долларов. Согласись, что ради этого стоило создавать компанию с уставным фондом в десять тысяч рублей.

– Давай дальше, – улыбнулся Дронго.

– Компания «Орфей» имеет только четырех служащих, – продолжал Эдгар, – непонятно, как они могут освоить почти пятьдесят миллионов долларов. Но очевидно, что эти фокусники могут все. А теперь самое невероятное. Мы попросили наших друзей узнать о делах Тордуа и посмотреть, за какие именно преступления он был привлечен и осужден.

– Ты уже сказал, – напомнил Дронго.

– Это не самое главное, – торжествующе заметил Эдгар, – самое интересное еще впереди.

– Не томи, – потребовал Дронго.

– Выяснилось, что в девяносто девятом году на Абессалома Константиновича было заведено очередное уголовное дело. Его тогда опять обвинили в хищениях. В особо крупных размерах. В девяносто восьмом, сразу после дефолта, целая группа людей начала сдавать продукцию государству за валюту, хотя в договорах были указаны цены в рублевом эквиваленте. Разница на тот момент была более чем в четыре раза, в то время доллар подпрыгнул с шести рублей до двадцати четырех. И осенью девяносто восьмого к власти пришло правительство Евгения Примакова. Оно сумело отодвинуть в стране экономический кризис и начало наводить порядок в экономике. Помнишь, тогда Примаков объявил, что будут обязательные «посадки» бизнесменов. И как тогда все встревожились. По поручению главы правительства начались проверки таких компаний, которые, пользуясь дефолтом, искусственно взвинтили цены в несколько раз. И среди тех, на кого сразу завели уголовное дело, был и наш знакомый Тордуа.

– Тогда именно этого Примакову и не простили, – вспомнил Дронго, – на президента Ельцина навалилась его семья и знакомые бизнесмены с категорическим требованием – убрать Примакова из правительства. Потом была чехарда с премьерами, Ельцин сначала назначил Степашина, но понял, что тот слабый человек и не сможет ничего сделать. И тогда он выбрал Путина, которого олигархи встретили на «ура». Как они его тогда поддерживали! Комментатор Доренко просто громил по телевизору коалицию Примакова – Лужкова – Шаймиева, чтобы привести к власти Путина. Все опасались этой могучей триады. Но, как обычно бывает, они просчитались. Путин оказался для них совсем не тем «мальчиком», которого они хотели бы видеть в качестве надежного преемника. Он пошел по пути Примакова, постепенно выдавливая олигархов из власти и создавая собственный клан новых чиновников-олигархов.

– Но в начале девяносто девятого Примаков был еще у власти, и уголовное дело едва не завершилось очередным отбытием Тордуа в колонию. Однако через несколько месяцев Примакова сняли, дело развалилось, и расследование было прекращено, – сказал Вейдеманис.

– Я пока еще не понял, в чем состоит твоя «фишка», – сказал Дронго, – или ты хочешь назвать мне имя следователя, который вел дело Тордуа?

– Умница, – обрадовался Эдгар, – могу только снять шляпу. Следователем этого уголовного дела был подполковник Андриян Чалмаев, уже тогда следователь по особо важным делам. И именно он закрывал это дело, не позволил Тордуа отправиться на нары. Вот такие пироги. Они были знакомы уже много лет.

– Тогда получается, что Чалмаев и был тем самым предателем, из-за которого произошла утечка информации, – нахмурился Дронго, – только зачем он так глупо себя подставлял, вызывая сотрудников «Истока». Там ведь работают его бывшие коллеги. Он вполне мог имитировать проверку, но он провел ее по полной программе.

– Вот здесь основная загадка, – произнес Вейдеманис, – но самое важное мы узнали. Они были знакомы, в этом теперь нет никаких сомнений.

 

Глава 8

Дронго взглянул на часы. У них еще оставалось немного времени. Но рассчитать время с учетом московских пробок практически невозможно.

– Лучше поедем заранее, – предложил он, – я только пойду переоденусь.

Через десять минут они спускались вниз в кабине лифта.

– Тордуа был связан с уголовным миром, – напомнил Вейдеманис. – Нужно понимать, что этот тип не остановился бы ни перед чем.

– Вопрос только «почему?», – спросил Дронго, – на который мы пока не знаем ответа.

– Обеспечь капиталу пятьсот процентов прибыли, и нет преступления, перед которым бы он остановился, – процитировал слова Маркса Эдгар. – Сказано как будто про сегодняшний день.

– Жадность, подлость, низость, очевидно, такие же неизменные качества человеческой натуры, как благородство и честность, – произнес Дронго.

Они уселись в машину, и Вейдеманис объяснил водителю, как проехать на дачу Трегубовых. Машина тронулась с места.

– Что удалось узнать про Скорынкина? – спросил Дронго.

– Делал карьеру в советские времена, дослужился до начальника управления Министерства нефтяной промышленности, – вспомнил Эдгар, – после девяносто первого работал в разных коммерческих предприятиях. В конце девяностых вернулся на государственную службу, в Роснефтегазпром. Сначала в качестве начальника отдела, потом директора департамента, в последние восемь лет вице-президента компании. Отвечает за поставки оборудования, в его задачи входит и выбор партнеров для закупок комплектующих деталей. Судя по тому, с какой оперативностью был создан «Орфей» и как четко он сработал, подав заявку в последний день и установив точную цену, для того чтобы победить в тендере с разницей всего в две тысячи долларов, можно предположить, что вся операция была продумана заранее.

– Им было важно победить таким образом, чтобы формально все было правильно, – кивнул Дронго, – поэтому так важно было узнать точную цену компании «Инсеко» и перебить ее своим предложением. Но кто и почему сдал интересы «Инсеко»? Это первое. И видимо, нас должен волновать и второй вопрос. Кто и почему убрал Андрияна Чалмаева? Нужно найти ответ и на этот вопрос, если в госавтоинспекции не смогут отыскать виновника, сбившего Чалмаева.

– А если действительно не найдут, думаешь, мы найдем? – спросил Вейдеманис.

– У нас преимущество, – нахмурился Дронго, – мы знаем, чем занимался бывший следователь и почему его могли убить, а они не знают. Поэтому они ищут машину, которой, возможно, уже нет не только в Москве, но и вообще в природе, ибо она давно разобрана на запчасти. А мы ищем конкретного человека, которому Чалмаев либо не угодил, либо помешал, поэтому наши поиски должны быть более плодотворными.

Вейдеманис, соглашаясь, кивнул. Они выехали на проспект. И почти сразу попали в пробку.

– Не могу понять, как при таком автомобильном потоке можно работать водителем в этом городе, – пожаловался Эдгар.

– Действительно, к этим пробкам невозможно привыкнуть, – согласился Дронго.

В конце концов они все-таки опоздали на дачу Трегубова. Хозяин, поджидая их, все время поглядывал на часы.

– Моя супруга и дочь находятся в доме, – сообщил он, – а сын с женой еще не приехали. Мы их ждем, но, наверно, они задерживаются в пробке.

– Возможно, – согласился Дронго.

– Хочу еще раз вас попросить не обижать моих родных некорректными вопросами, – проговорил Вадим Олегович. – Я беседовал с ними и уверен, что они даже не подозревают о случившемся. Однако я пошел до конца, разрешив вам приехать, чтобы допросить моих родных.

– Извините, господин Трегубов, – возразил Дронго, – допрашивают следователи, в рамках своих процессуальных обязанностей, а мы частные лица и приехали только на беседу.

– От названия ничего не меняется, – отмахнулся Трегубов, – идемте в гостиную. Они там.

Он так волновался, словно собирался передать судьбы своих близких в руки приехавших гостей. Дронго и Вейдеманис вошли в комнату. Им навстречу поднялась молодая женщина. У нее были красиво уложенные каштановые волосы, светло-зеленные глаза, чувственные губы, прямой, ровный нос. Она была в длинном светлом платье.

– Трегубова, – представилась она, – Арина Савельевна. А это наша дочь Люба, – показала она на дочь, которая была удивительно похожа на мать, только гораздо стройнее и немного выше ее. Но смотрела на мир такими же светло-зелеными глазами и улыбалась такими же чувственными губами, как и мать. Дочь была в джинсах и белой майке.

– Очень приятно, – кивнул гость, – меня обычно называют Дронго, а это мой напарник Эдгар Вейдеманис. Мы могли бы побеседовать с вами наедине?

– Конечно, – кивнула она. – Люба, подожди нас в другой комнате вместе с отцом, – строго попросила Арина Савельевна, обращаясь к дочери.

Когда Люба вышла, Арина Савельевна посмотрела на Дронго.

– Я вас слушаю, господин эксперт. Извините, я не запомнила вашего имени. Муж говорил, что это какая-то кличка, связанная с именем птицы?

– Дронго, – терпеливо проговорил он.

– Действительно Дронго, – вспомнила хозяйка, – такое странное имя. Вы приехали, чтобы поговорить со мной об этом тендере, который проиграла компания моего мужа? Не удивляйтесь, что я знаю эти подробности, о них написано во всех газетах. Трегубов предупреждал меня о вашем приезде и сказал, что вы желаете понять, каким образом информация ушла из нашего дома. Но я буду вам плохой помощницей, так как сама не знаю, о чем идет речь. Вернее, знаю, что речь идет о конкретных цифрах, в которых я мало смыслю. И разумеется, я не слушала разговор моего мужа с приехавшим господином Капланом и ничего не знаю о случившемся. Вас удовлетворит такой ответ?

– Вполне, – улыбнулся Дронго, – но у нас к вам есть еще несколько других вопросов.

– Вас еще что-то интересует? – удивленно подняла брови Арина. – Разумеется, я отвечу на все ваши вопросы.

– В тот вечер вы были дома одни, – напомнил Дронго. – Вы часто отпускаете свою кухарку?

– Не часто, – ответила молодая женщина, – но в тот вечер она отпросилась. Кажется, у ее племянницы было какое-то торжество, она отпросилась, и я ее отпустила. Она сейчас еще в доме, и мы можем узнать необходимые подробности у нее.

– Не нужно, – сказал Дронго, – мне важно было узнать, как часто вы остаетесь одни. Когда приехал ваш муж?

– Примерно около семи. Он был в аэропорту, провожал своего президента компании, – вспомнила Арина.

– И сразу приехал Каплан?

– Да. Они созвонились, и Лазарь Маркович подъехал. Он живет недалеко. Минут десять езды.

– И он часто бывает у вас?

– Нет, во второй или в третий раз. Трегубов считает, что дома нужно отдыхать от работы, а на работе соответственно от дома.

– А ваш сын с невесткой? Он тоже сразу приехал?

Она немного помолчала. Затем с некоторым усилием произнесла:

– Очевидно, вы уже знаете, что он не мой сын, а пасынок. У него есть своя мать и старшая сестра. Это дети моего мужа от первого брака. Он не называет меня матерью. Только по имени. Впрочем, как и я его. Они тоже приехали почти сразу.

– Тоже созвонились?

– Не знаю. Я не уточняла у мужа такие подробности. Это его сын, и он имеет право приезжать к отцу когда захочет.

– И он часто пользуется своим правом?

Она снова замолчала. Затем нехотя произнесла.

– Не часто. Но в тот вечер ему захотелось приехать, и он прибыл. Я не считаю себя вправе ограничивать общение отца с сыном. Они могут общаться когда захотят.

– Вас не удивило, что в тот вечер к вам на дачу приехали Каплан и сын вашего мужа, которые не так часто бывают у вас в гостях?

– Я подумала, что это было связано с их работой. Господин Каплан почти сразу уехал, а Алексей остался со своей супругой на ужин, который я им подала.

– У вас хорошие с ним отношения?

– Нормальные. Не совсем понимаю, какое это имеет отношение к проигранному тендеру компании моего мужа, но пока готова отвечать на ваши странные вопросы. Если не сказать более чем странные.

– Но это в интересах дела.

– Предположим. Что еще вы хотите узнать?

– Вадим Олегович ваш второй супруг, – сказал Дронго, – вы можете назвать имя вашего первого супруга?

– Нет, – поморщилась она, – я вычеркнула этого человека из своей жизни. Раз и навсегда. Это была такая глупая студенческая влюбленность. Мы поженились в девяностом году, когда мне было только девятнадцать лет. И оба учились в одной группе. А уже через полтора года мы расстались. Все это было не очень серьезно и совсем не смешно. И только потом, в девяносто пятом, я вышла замуж за Трегубова.

Дронго постарался сохранить невозмутимое лицо. Ему всегда не нравился этот странный обычай в русских семьях, когда мужа называли по фамилии. Впрочем, его собственный двоюродный брат был женат на девушке из Санкт-Петербурга, которая обращалась к мужу, называя его только по фамилии, что очень раздражало самого Дронго.

– И вы не можете назвать мне фамилию этого человека или хотя бы чем именно он занимается? – спросил эксперт.

– Не могу и не хочу. Уверяю вас, он ничего для меня не значит и не может значить после того, что между нами произошло. А самое главное, он почти наверняка не имеет никакого отношения к компании моего мужа.

Было заметно, что она нервничает.

– Хорошо, – согласился Дронго, – оставим этот вопрос. У вашей дочери есть друзья?

– И очень много, – гордо заявила Трегубова. – Она учится в медицинском, и там много ребят, чьи родители принадлежат к нашему кругу.

– У нее есть друзья, которые посещают вашу дачу?

– Есть. Двое или трое друзей, они регулярно бывают у нас на даче. Это дети из очень приличных семей.

– Не сомневаюсь. Но они приезжают на дачу в ваше отсутствие. Как я слышал, вы занимаетесь благотворительностью и не всегда бываете дома.

– Верно, – улыбнулась она, – но у нас дома всегда есть дежурные охранники, дежурный водитель и кухарка. И посторонние сюда не ходят. А если кто-то и приезжает к нашей дочери в гости, то я практически сразу узнаю об этом.

– И кто чаще других приезжает к ней?

– Это нужно узнать у Любы, – ответила она строго. – В нашей семье не принято подглядывать в замочные скважины. Мы уважаем право каждого члена семьи на индивидуальность и независимость.

– Не сомневаюсь, – кивнул Дронго. – Кто еще часто бывает на вашей даче?

– Почти никто. Иногда приезжает моя сестра с мужем. Но они сейчас в Америке. Дача не место для приема друзей и соседей. Для этого есть приличные рестораны, где мы можем собраться и отметить нашу встречу. Здесь рядом есть ресторан «Царская охота», очень неплохое место.

– Я там бывал, – улыбнулся Дронго, – согласен, там неплохо. А теперь я хотел бы спросить вас о том дне, когда здесь появились сотрудники с аппаратурой. Они приехали сюда с начальником службы безопасности компании вашего мужа господином Чалмаевым. Вы помните этот день?

– Скорее вечер, – ответила Арина. – Конечно, помню. Трегубов позвонил и сообщил, что задерживается. Однако к нам приедут сотрудники их службы безопасности, проверят нашу дачу. Я уговаривала его не приглашать посторонних, но он не стал меня слушать. И сотрудники приехали. Одна группа осматривала местность вокруг дома, шарила там своей аппаратурой, а двое вошли в дом. Один такой выше среднего, пожилой, с красноватым лицом. Я еще подумала, что он наверняка страдает от сильного давления. Другой невысокого роста, все время втягивал голову в туловище, словно боялся обнажить шею, которой у него не было. И еще я обратила внимание на его руки. При его небольшом росте у него были очень длинные руки.

– Чалмаев и Богданов, – догадался Дронго. – Вы были рядом, когда они осматривали дом?

– Нет. Конечно, нет. Я не сторожевая собака, чтобы ходить за ними по пятам. Это было их право проверять, ведь разрешение дал сам Трегубов. А я поднялась к себе в спальню.

– И вы не присутствовали здесь, когда они проводили проверку помещений дома?

– Нет, не присутствовала. И не хотела присутствовать. Все равно я не очень разбираюсь в их аппаратуре и не понимаю, почему я должна была следить за их работой. Они закончили и ушли. Хотя нет, краснолицый остался. Он сказал, что будет ждать Трегубова. Я разрешила ему посидеть в гостиной. Он несколько раз кому-то звонил, даже выходил из дома на улицу. А потом сказал мне, что решил больше не ждать Трегубова и уехать. Я приказала нашей кухарке его проводить. Вот, собственно, и все.

Дронго взглянул на Вейдеманиса. Все было ясно без слов.

– Завтра проверим его мобильный, – устало согласился Эдгар, – посмотрим, кому он отсюда звонил.

– Это нужно сделать рано утром, – предупредил Дронго, – чтобы узнать, с кем именно он мог разговаривать. А теперь, госпожа Трегубова, я прошу пригласить сюда вашу дочь.

– Сейчас позову. Я могу надеяться, господа, что вы будете оставаться в рамках приличия и не зададите нашей дочери скабрезных вопросов.

– Безусловно, – согласился Дронго, – вы можете на нас полагаться.

Молодая женщина поднялась и вышла из гостиной. Было слышно, как она разговаривает с мужем. Видимо, она была недовольна тем, что приехавшие гости будут беседовать и с их дочерью. Муж повысил голос. Через минуту Люба вошла в комнату. Даже не глядя в сторону гостей, она прошла к столу и уселась на место, где сидела ее мать.

– Что вам нужно? – деловито спросила она.

– Вы знаете, что случилось в компании вашего отца?

– Читала…

– Как вы думаете, откуда конкуренты могли узнать точные цифры тендерной заявки компании вашего отца?

– Об этом лучше спросить у него. Или у его коллег, – пожала плечами Люба.

– Сейчас мы спрашиваем у вас, – терпеливо произнес Дронго.

– Напрасно, – усмехнулась Люба, – я вообще ничего не знаю про эти заявки и ничего не хочу знать. Спрашивайте лучше у моих родителей, они вам все расскажут.

– Ваша мать не имеет отношения к компании вашего отца.

– Зато она имеет отношение к его кошельку, – ядовито заметила Люба, – и ко всем неприятным разговорам, которые здесь происходят.

– В каком смысле? – не понял Дронго.

– Она ведь хозяйка дома, – иронично объяснила Люба. Было понятно, что у нее сложно протекает период взросления, когда основными врагами становятся собственные родители.

– В доме иногда бывают ваши друзья, – напомнил Вейдеманис.

– У меня друзья нормальные ребята и девочки, – отчеканила Люба, – и среди них нет предателей и прохвостов. Поэтому можете не утруждать себя поисками таких людей среди моих знакомых. Лучше ищите их среди знакомых моего отца или моей матери, – посоветовала эта молодая нахалка, – и вообще не понимаю, зачем вы об этом спрашиваете?

– Кто-то из них мог просто оставить подслушивающее устройство в вашей гостиной или в кабинете вашего отца, – пояснил Дронго, – чтобы узнать, о чем именно будет говорить ваш отец с приехавшими гостями.

– Только не мои друзья, – весело произнесла Люба, – их вообще не интересуют такие вещи. Узнайте лучше об этом у моего сводного брата, который любит заниматься подобными подленькими делами. Он вполне может оставить включенный магнитофон, чтобы записать, как мы ссоримся с мамой, а потом передать отцу. Алексей считает себя недооцененным гением, которому уделяли мало внимания. Но если учесть, что папа развелся с его мамой еще восемнадцать лет назад, то комплексы вполне могли сформироваться. Тогда Алеше было только шесть или семь лет. И он, конечно, рос без отца, что сказалось на его характере. Вырос парень обидчивым, самовлюбленным и желчным эгоистом, думающим только о себе. Но что поделаешь. Он мой сводный брат, – повторила она, – братьев не выбирают.

– Он не сводный, – поправил Дронго.

– Да, – удивилась она, – это уже новость! Если выяснится, что он вообще не мой брат, я буду только рада.

– Он ваш брат по отцу, а таких называют единокровными, – пояснил Дронго, – а родных по матери называют единоутробными. Вы не сводные брат и сестра, так как в этом случае вы должны быть сведены в одну семью и не иметь кровных родителей. Поняли?

– Вы филолог? Специалист по русскому языку? – иронично осведомилась Люба.

– Нет. И даже не русский по национальности, – признался Дронго.

– Это я вижу, – сказала Люба. – В таком случае браво, господин эксперт! У вас прекрасный русский язык. Только больше я вам ничего не скажу. Чтобы вы не тратили силы на исправление моих ошибок.

– Больше ничего и не нужно. Остались вопросы про сотрудников компании вашего отца.

– К которым я не имею никакого отношения, – заученно произнесла Люба.

– Не совсем, – пояснил Дронго. – Когда несколько дней назад сюда приехали эксперты, вы были на даче?

– Конечно. По вечерам мне еще не разрешают никуда выезжать без надзора водителей моего папы.

– И вы видели, как они работают?

– Видела. Ходили со своей аппаратурой, все время что-то искали. Или золото, которое папа мог где-то закопать, или мины, которые нам могли установить на даче. Но ничего не нашли. Хотя нет, нашли. Кажется, в кабинете папы что-то нашли. Или нет, в нашей гостиной. Да, в гостиной. Позвали их главного, но он сказал, что в курсе.

– В курсе чего?

– Откуда я знаю. Он так сказал, и я слышала, когда сидела на кухне и пила кофе. Мама сказала, чтобы я посидела в своей комнате, но я захотела выпить кофе, и мне было интересно, что именно они ищут, поэтому я спустилась. Он так и сказал, что «в курсе».

– Кто его позвал?

– Самый невысокий среди них. С такими густыми бровями и длинными смешными руками.

– Больше вы ничего не слышали?

– Нет, не слышала.

– Благодарю вас, мадемуазель Трегубова, – кивнул Дронго, – хотя во Франции уже не разрешается обращаться «мадемуазель», чтобы не подчеркивать разницу между девушкой и женщиной. Все должны быть мадам.

– Я еще не мадам, – рассмеялась Люба, – а французы просто чокнулись на своем гендерном равноправии, как и все остальные западноевропейцы и американцы. До свидания.

Она поднялась и быстро вышла в коридор. И оба гостя услышали громкий голос ее отца.

– Я попросил тебя приехать сюда со своей женой. И не смей со мной спорить.

 

Глава 9

Вейдеманис взглянул на свого напарника.

– Кажется, они ссорятся. Сын решил отстоять свое право на независимость.

– Подождем, пока они закончат ссору, – предложил Дронго.

Раздались еще несколько громких криков, и они увидели, как по коридору прошел красный от возмущения Алексей, который направился к выходу и выскочил за дверь, громко хлопнув дверью. Следом за ним из кабинета вышел его отец.

– Придурок, – громко сказал Трегубов-старший, – нашел время и место отстаивать свою независимость.

Он повернулся, вспомнив про гостей. Вошел в гостиную.

– Вы все слышали?

– Только ваши громкие голоса, – тактично ответил Дронго, – мы разговаривали с вашей дочерью, и дверь была закрыта. Я думаю, она тоже ничего не слышала.

– Я приказал Алексею приехать ко мне вместе с женой, чтобы вы могли поговорить с этой дикой азиаткой. Но вместо этого он заупрямился и сказал, что не разрешит допрашивать свою жену, которая ни в чем не виновата. Представляете? Как будто моя жена в чем-то виновата. Я просто хочу установить истину, а он считает, что я желаю обвинить в утечке информации. Либо его, либо его жену. А зачем мне это делать намеренно?

– Он отстаивает свое право на независимость, – сказал Дронго, – сделайте скидку на его возраст. Вспомните, сколько ему лет.

– А он не должен помнить, что он мой сын и я его отец? – зло спросил Вадим Олегович. – Или он думает, мне приятно, что вы приехали сюда и копаетесь в грязном белье моих родных? Извините за грубость, – сказал он, чуть остывая и понимая, что напрасно произнес слова о грязном белье.

– Пока мы не нашли ничего, что могло бы вызвать у нас настороженность или тревогу, – сообщил Дронго, – хотя некоторые факты показались нам интересными. На сегодня мы закончили нашу работу на вашей даче. Надеюсь, завтра мы продолжим ее. Скажите, за несколько дней до того, как вы говорили о своей заявке, у вас дома не было никого из посторонних?

– Нет, конечно. В наш дом не пускают посторонних, – убежденно произнес Трегубов, – сюда приезжают только знакомые люди. Даже Каплан был на нашей даче не так много раз. И мой сын тоже не может похвастаться, что является частым гостем.

– Чалмаев ничего не говорил вам после проверки на даче?

– Нет. Сообщил, что ничего не нашли. На следующий день принес подписанный акт. А почему вы спрашиваете? У вас появились какие-то подозрения?

– Пока нет. А сейчас разрешите нам уехать.

– Может, выпьете кофе или чай? – предложил Вадим Олегович. – Или что-нибудь покрепче? Коньяк? Виски?

– Нет, спасибо. В следующий раз. У нас еще много работы сегодня ночью. Будем искать сообщения в Интернете и на различных сайтах, – пояснил Дронго. – До свидания.

Они пошли к выходу. Трегубов проводил их до машины, стоявшей у дома. Кивнул на прощание. Было заметно, как он расстроен. Очевидно, сказывалась ссора с сыном. Они уселись в салон автомобиля, и машина мягко отъехала от дома Трегубовых.

– Валера, – обратился Дронго к своему водителю, – едем домой. По дороге можем высадить Эдгара.

– Хорошо, – кивнул водитель. Он работал с Дронго уже много лет.

– Там что-то произошло, – убежденно произнес Вейдеманис, когда они уже отъехали от дачи.

– Чалмаев сказал, что хозяин дачи был в курсе. В курсе чего? – спросил Дронго. – И почему он ничего не сказал самому Трегубову? Если бы девочка не услышала, мы бы об этом не узнали.

– Девочка тоже пытается самовыражаться. Опасный возраст, знаю по своей дочери, – вспомнил Вейдеманис, – в этом возрасте они все бывают плохо управляемыми.

– Как и его сын, который считает оскорбительными наши допросы. Хотя его сестра сказала, что он вполне может сотворить подобную пакость. Подложить микрофон в комнату. Предположим, что он это сделал и его нашли люди Чалмаева. Тогда почему они молчат? И почему сам Чалмаев ничего не сказал? Слишком много вопросов. И слишком мало ответов. Уравнения со многими неизвестными.

– Сестра его не очень любит, – согласился Эдгар, – она понимает, что он ненавидит ее мать, когда-то отнявшую их у первой семьи. Если, конечно, это сделала именно она.

– Со своим первым мужем она развелась в девяносто втором, – напомнил Дронго. – Ей тогда шел двадцать первый год. Она и сейчас красивая женщина. Представляю, какой она была тогда, когда выходила замуж за Трегубова в двадцать четыре. И вполне возможно, что именно она стала причиной развода самого Вадима Олеговича с его первой супругой.

– И поэтому сын так редко здесь появляется, – закончил за своего друга мысль Вейдеманис.

– Насчет телефонов ты все помнишь? – спросил Дронго. – Уже завтра утром нужно проверить, кому именно мог звонить Чалмаев в тот вечер. Желательно по минутам. И почему, отпустив всех сотрудников, он остался в доме, а потом выходил, чтобы разговаривать не из дома. Чего он боялся?

– Мы все проверим через телефонную сеть. Сделаем запрос. У нас там работают надежные люди, – заверил друга Вейдеманис.

– Или купите информацию, – предложил Дронго, – включите потом эту взятку в счет для господина Трегубова.

– Благородный эксперт, который предлагает такие неблагородные дела – дать взятку.

– Нельзя рыться в дерьме и не испачкаться, – недовольно заметил Дронго, – и учти, что сведения нужны как можно быстрее.

– Кстати, ты понял, о ком они говорили? Невысокого роста с длинными руками? Кто этот сотрудник?

– Игорь Богданов из «Истока», – вспомнил Дронго. Он достал мобильный телефон, набрал номер Иджили.

– Добрый вечер, госпожа Батаева, – вежливо поздоровался он.

– Здравствуйте, – ответила она, – я рада слышать ваш голос.

– Я тоже рад, – сказал эксперт, – но увы, я меркантилен, как все мужчины. И у меня к вам конкретное дело по вашей работе.

– Вы прекрасно знаете, что мне очень приятно вас слышать. И я готова выполнить любую вашу просьбу, – ответила Иджиля.

– У вас в компании работает Игорь Богданов.

– Да, я его знаю. Сегодня вы с ним встречались. Он работает обычно на пару с Мурадяном.

– Верно. Но сегодня он мне ничего не сообщил. А вечером дочь господина Трегубова, дачу которого они проверяли, вспомнила, что они что-то нашли в кабинете ее отца, но Чалмаев сказал, что хозяин в курсе. Теперь выясняется: хозяин вообще не был в курсе всего происходившего. Поэтому у меня к вам просьба. Может, вы могли бы каким-то образом негласно выяснить у господина Богданова, что именно произошло на даче Трегубовых и о чем он нам не рассказал?

– Я все поняла. Сделаю обязательно. Уже прямо завтра. Можете не беспокоиться, он мне все расскажет.

– Не сомневаюсь, – откликнулся Дронго. – До свидания, Иджиля, и спасибо за все. И не считайте меня таким меркантильным.

– Не считаю, – рассмеялась Батаева. – Когда вы приглашали меня на обед, вы еще не беседовали с Богдановым и не могли знать, что вам понадобится моя помощь. Значит, приглашение было искренним.

– Конечно, – улыбнулся Дронго.

– Я постараюсь узнать все, что вам необходимо, – пообещала Иджиля.

Он убрал телефон в карман.

– У тебя появились знакомые в «Истоке»? – удивился Вейдеманис.

– Это та самая поклонница, о которой я тебе рассказывал, – пояснил Дронго. – Надеюсь, что она все узнает.

До дома Эдгара они доехали быстро. К десяти вечера на дорогах уже не было заторов.

– Телефон, – напомнил Дронго, – мне важно узнать, кому именно в тот день звонил Чалмаев.

– Я помню, – сказал на прощание Вейдеманис.

Вернувшись домой, Дронго прошел в кабинет, уселся за компьютер и начал искать людей, которые были ему нужны. Сведений о Трегубове в Интернете было много. Там указывалось, что он был дважды женат, и назывались девичьи фамилии его жен. Вторая жена упоминалась под фамилией Басманова Арина Савельевна. Дронго начал искать ее по имени, но повсюду появлялись записи о Басмановой либо как о жене Трегубова в благотворительных фондах, либо как о супруге самого Вадима Олеговича. Отдельно на Басманову не имелось никаких сведений. Он начал искать ее по возможному мужу, но людей с похожей фамилией Басманов в Интернете было много, и определить ее первого супруга оказалось невозможно. Нигде не указывалась жена Басманова с инициалами Арины Савельевны.

Пойдем другим путем, решил Дронго. Ее нынешний супруг рассказывал, что родители Арины из Тулы и она окончила тульский педагогический институт. Это значит, что она могла учиться со своим будущим мужем в группе, ведь она сама сказала, что отношения начались, когда они были студентами и он учился с ней в одной группе. Дронго начал поиски через «Одноклассников» – ввел педагогический институт и начал поиски людей, учившихся в конце восьмидесятых и начале девяностых. В девяносто втором ей было двадцать один, значит, она поступила либо в восемьдесят восьмом, либо в восемьдесят седьмом. Он смотрел по группам и потокам, когда всплыла фамилия Басмановой Арины Савельевны и Басманова Прохора Макаровича. Причем указывалось, что фамилия Басмановой раньше была Сидякина. Значит, ее супругом был Прохор Басманов. Теперь все встало на свои места. Уже заканчивая институт, она развелась с мужем, но не стала менять фамилию, очевидно, в девяносто втором году это было сложно и неудобно. И не захотела снова становиться Сидякиной. Зато, выйдя замуж за Вадима Олеговича, стала Трегубовой и распрощалась с фамилией первого мужа.

На Прохора Макаровича Басманова в Интернете тоже ничего не было. Он сделал себе пометку, решив послать в Тулу Эдгара, чтобы проверить, чем именно занимается первый супруг госпожи Трегубовой, которой так не понравилось даже упоминание об этом человеке в ее нынешнем доме. Обычно подобная ненависть к своему студенческому увлечению двадцатилетней давности не сохраняется, подумал Дронго. А она говорила о нем не просто с ненавистью и еще с каким-то внутренним ожесточением. Значит, нужно выяснить, кто такой этот Прохор Басманов и почему даже спустя столько лет при одном упоминании об этом человеке так злится его бывшая жена.

Теперь Чалмаев. Он знал Тордуа еще до того, как были созданы фирмы. Вполне возможно, что они не были связаны друг с другом в момент создания «Орфея». Но потом рано или поздно они должны были выйти друг на друга. Чалмаев был слишком опытным следователем с многолетним стажем работы, чтобы проигнорировать своего бывшего знакомого. Нужно проверить и эту связь, эту цепочку, которая может привести их к неожиданным выводам. И еще Скорынкин, создавший подставную компанию, крупный бизнесмен и мультимиллионер, чьи фотографии появляются на страницах федеральных газет.

Дронго просидел за компьютером практически до пяти часов утра. И только когда стало совсем светло, отправился спать. На следующее утро он уже в десять часов звонил своему напарнику.

– Пусть телефонами займется Кружков, – предложил Дронго, – а ты срочно отправляйся в Тулу и найди там выпускника педагогического института девяносто второго года Прохора Макаровича Басманова. Это первый супруг Арины Савельевны.

– Как ты узнал? За ночь? – изумился Вейдеманис. – Или она сама позвонила и назвала тебе имя?

– Ты полагаешь, что такое возможно? – не скрывая иронии, спросил Дронго.

– Никогда в жизни, – согласился Эдгар. – Но как ты узнал? Как это возможно?

– Вспомнил, что ее муж рассказывал о родителях Арины, которые жили в Туле. Она оттуда родом и окончила там педагогический институт.

Дальше эксперт коротко рассказал о своих поисках в Интернете.

– Здорово, – Эдгар выслушал и произнес: – Прямо сейчас возьму билет на поезд и поеду в Тулу. И насчет телефонов поручу все узнать Кружкову. Ты не беспокойся, он справится. Сам знаешь, какие у него связи в наших телефонных компаниях. Он так щедро платит, что они готовы выдать ему всю базу своих данных.

– Не перестарайтесь, – предупредил Дронго, – иначе нас быстро вычислят и наложат запрет на любое общение с такими подозрительными личностями, как мы.

– Не наложат, – рассмеялся Вейдеманис, – мы слишком хорошо платим.

– Сглазишь, – предупредил Дронго. – Как только найдешь Басманова, постарайся выяснить, что именно произошло между ними. Между ним и его первой женой.

– Понимаю. Она вчера с такой ненавистью о нем говорила, – произнес Эдгар.

– И пусть Кружков сразу позвонит мне, как только что-то узнает, – потребовал Дронго.

Он положил телефон на столик. Потом вспомнил, что должен сделать еще один телефонный звонок. Кажется, Трегубов говорил, что фамилия следователя, который ведет дело погибшего Чалмаева, Парфентьев. Нужно позвонить и уточнить, что думают следователи по поводу смерти Чалмаева.

Он потратил почти час времени, чтобы найти телефон следователя Парфентьева, и когда позвонил по указанному телефону, желая узнать хоть какие-нибудь подробности о смерти Чалмаева, то услышал сухое «мы справок по телефону не даем». Пришлось отправляться в ванную комнату, бриться, принимать душ, чистить зубы, одеваться, вызывать машину и отправляться на прием к следователю Парфентьеву. Пропуск ему выписывали почти тридцать минут, проверяя его документы и уточняя у следователя, имеет ли право посетитель войти в здание.

Следователь оказался молодым человеком тридцати лет. Высоким, худощавым, лысоватым, с уставшим потухшим взглядом и недовольным лицом. Парфентьев продержал посетителя в коридоре еще около часа, прежде чем соизволил его принять.

– Что вам угодно? – недовольно спросил он. – Вы по какому вопросу?

– Меня обычно называют Дронго, – объявил гость. – И я пришел по поводу расследования смерти господина Чалмаева.

– Вы его родственник или знакомый? – уточнил Парфентьев.

– Я частный эксперт, – пояснил Дронго.

– Какой еще частный эксперт? – поморщился следователь. – Не валяйте дурака, – вы еще скажите, что частный детектив. Когда вы просились ко мне на прием, то сказали, что пришли как свидетель по делу Чалмаева. А сейчас получается, что вы меня обманули. Так нельзя. У меня много работы. Уголовное дело пока не закрыто, мы проводим следственные действия. Ничего больше я вам сказать не имею права. Мы ведем интенсивные поиски машины возможного правонарушителя.

– Это была не обычная авария, а спланированное убийство, – убежденно сказал Дронго.

– Поэтому вы пришли? – покачал головой следователь. – Никакого убийства там не было. Пожилой человек, бывший сотрудник полиции, переходил дорогу в неположенном месте, когда его сбила машина. Водитель, очевидно, испугавшийся ответственности, просто скрылся с места происшествия. Хотя если бы остался, то вполне мог отделаться обычным внушением, виноват был пострадавший. А вы ходите здесь, отнимаете у меня время, говорите ерунду. Если у вас все, то можете уходить. До свидания.

– У вас много дел на расследовании? – спросил Дронго, поднимаясь со стула.

– Что вы сказали? – не понял следователь.

– У вас слишком много дел, – повторил Дронго, – но уверяю вас, что это дело не такое обычное, как вам кажется. И я пришел сюда не отнимать у вас драгоценное время, а попытаться вам помочь. Жаль, что вы не захотели меня выслушать. До свидания.

Он повернулся и вышел из кабинета.

– Ненормальный, – пожал плечами Парфентьев.

 

Глава 10

Эдгар Вейдеманис прибыл на поезде в Тулу в половине второго дня. Выйдя на привокзальную площадь, остановил такси и попросил отвезти его в Тульский педагогический институт.

– У нас педагогический университет имени Толстого, – гордо сообщил таксист. – Он сейчас так называется и находится на проспекте Ленина. Здесь недалеко.

– Поедем туда, – решил Вейдеманис.

Таксист подвез его к университету, и Эдгар сразу отправился в отдел кадров, чтобы уточнить список выпускников девяносто второго года. Конечно, пришлось довольно долго ждать, когда найдут нужную группу, в которой учились Прохор Басманов и Арина Сидякина. Начали искать выпускников этого года и обнаружили, что в одной группе с ними учился и Андрей Данилович Ткаченко, профессор университета, защитивший докторскую диссертацию восемь лет назад. Узнав, на какой кафедре работает Ткаченко, Эдгар поспешил в здание, чтобы найти его. И здесь ему повезло. Профессор как раз закончил семинар и находился на кафедре. Ткаченко энергично пожал руку гостю и предложил садиться.

– Извините, что я вас беспокою, – начал Вейдеманис, – но у нас сейчас организуют встречи выпускников разных лет. И мы хотим сделать альбом для нашего друга, супруга которого училась с вами в одной группе.

– Кто это? – удивился Ткаченко. – Регина? Но она уже уехала в Америку. Кажется, еще четыре года назад.

– Нет. Арина. Арина Савельевна…

– Сидякина, – обрадовался профессор, – самая красивая девочка в нашей группе. Конечно, помню. Как это не помнить, если я видел ее в прошлом году. Наша первая красавица. Умница, отличница. Ее первый брак был неудачным, но говорят, что теперь она вышла замуж за олигарха, родила дочь и вполне счастлива.

– Именно из-за ее мужа я к вам и приехал, – улыбнулся Вейдеманис.

– Я ее прекрасно знаю, – восторженно сказал Ткаченко. Он был полный, лысый, грузный, в очках, и ему нельзя было дать сорок два года. Выглядел он гораздо старше. Но глаза восторженно заблестели, когда он услышал имя Арины.

– У нее была такая изумительная фигура, – продолжал профессор – можно было колечко надевать на ее тонкую талию. Такая была только у Людмилы Гурченко в «Карнавальной ночи». И у нашей Арины.

– И вышла замуж за вашего товарища, – продолжал Эдгар.

– Да, – вздохнул Ткаченко, – за Прохора Басманова, нашего лучшего волейболиста. Он уже тогда был кандидатом в мастера спорта, считался надеждой нашей сборной. Потом стал мастером спорта. Высокого роста, широкоплечий, красивый. Это ведь татарская фамилия – Басмановы. Хотя вы, наверно, слышали про опричников Басмановых. Они верой и правдой служили царю Ивану Грозному, пока однажды он не заподозрил их в измене. Говорят, что именно они были виноваты в смерти митрополита Филиппа и поэтому были прокляты.

Когда царь заподозрил обоих в измене, он посадил их в одну камеру в тюрьме. По легенде, царь сказал, что помилует того, кто выйдет оттуда живым. И тогда сын убил отца, но царь отказался его принимать, сказав «предавший отца предаст и меня». Говорят, что он не стал убивать сына, а выслал его из Москвы. И потом двух внуков этого мальчика усыновил князь Голицын. Так вот, один из этих внуков сыграл роковую роль в нашей истории, когда с войсками перешел на сторону Лжедмитрия Первого. И потом защищал самозванца. Их и убили вместе, обоих. А потом обоих голыми протащили по всей Москве. Так закончился опричный род Басмановых. Но с такой фамилией было еще много людей, в том числе и наш знакомый, за которого вышла замуж Арина.

– Очень интересно, – вежливо произнес Вейдеманис, – а где сейчас этот бывший волейболист?

– Разве вы ничего не знаете? – всплеснул руками Ткаченко. – Арина тогда вышла за него замуж. Наш ректорат в порядке исключения выдал ему одну комнату в общежитии, куда он и перевез свою молодую жену. Вся группа гуляла у них на свадьбе. Он был сильный и красивый парень. Никто даже не думал с ним соперничать. Но после той страшной аварии…

– Какой аварии? – уточнил Эдгар.

– Неужели она вам ничего не рассказывала? – удивился Андрей Данилович. – Как это на нее похоже. Они попали в аварию. Он купил себе тогда машину и катал на ней свою молодую жену. Но часто злоупотреблял спиртным. Время было такое нестабильное. А тут еще события августа девяносто первого года. Они с друзьями поехали защищать Белый дом и вернулись настоящими героями. Все ходили слушать их рассказы, как они защищали Ельцина от путчистов. Это сейчас мы знаем, что они немного привирали, а тогда они казались нам просто былинными героями. Ну и все начали приглашать Басманова, часто устраивали попойки. И он никому не отказывал. Молодым был. Только двадцать один год. Да еще такая слава и собственная машина. Тогда они и перевернулись. Арина попала в больницу, врачи сказали, что она ждала ребенка. Ну, а он не смог себе этого простить и начал еще больше пить. А во время аварии сломал себе обе ноги и, конечно, уже как спортсмен никуда не годился. В общем, печальная история. Она долго держалась, даже после того, как они расстались, не меняла фамилию, все еще на что-то надеялась. А он пил все сильнее, словно не мог себе простить этой аварии. Потом они официально развелись, она уехала в Москву, а он остался у нас в Туле.

Ткаченко вздохнул, поправил очки.

– Вот такая печальная история, – сказал он, – иногда в жизни бывают такие случайности, которые переворачивают всю нашу жизнь. Я так рад за Арину. Мы слышали, что она вышла замуж за достойного человека, родила дочь. Молодец. Она приезжала к нам в прошлом году на двадцатилетие выпуска нашей группы. Все так радовались.

– Басманов тоже был?

– Пришел, конечно. Хотя лучше бы не приходил. От прежнего красавца ничего не осталось. Он даже стал ниже ростом. Хотя понятно, что это был только обман зрения. Такой сморщенный, жалкий, дурно пахнущий. Жизнь его сильно побила. Работал экспедитором, грузчиком, каким-то агентом по продаже фальшивых лекарств. Потом даже ночным сторожем. В последние годы устроился в какой-то кооператив, возил товары с Украины. И пришел на наш юбилей. Наши девочки ахнули. Его никто не узнавал. Несчастья не красят человека, – убежденно произнес Ткаченко, – в общем, ничего хорошего. Вот так закончилась история любви нашего лучшего спортсмена и нашей первой красавицы. Хорошо еще, что она смогла найти свое счастье.

– И они разговаривали друг с другом?

– Да, разговаривали. Было заметно, как ей жалко своего бывшего мужа. Он ведь в девяносто шестом, уже после того как она уехала в Москву и вышла замуж, еще и пять лет получил за избиение какого-то приезжего кавказца. Он его чуть до смерти не забил, когда тот пытался увезти двух девочек на своей машине. Прохору тогда дали пять лет. Три года он отсидел и вышел. Вот такая у него была жизнь.

– А где его можно найти?

– Зачем его искать? – удивился Ткаченко. – Он живет в своем доме на Кузнецова, четырнадцать. Старый дом его родителей, туда Басманов переехал после смерти матери. Там и живет до сих пор на первом этаже. В их трехкомнатной квартире. Раньше у него была подруга, но она его тоже оставила. Он по-прежнему злоупотребляет спиртным, а такое безобразие ни одна женщина терпеть не будет.

– Нам нужно будет собрать материал по Арине Сидякиной, – решил сыграть до конца свою роль Вейдеманис.

– Я готов вам помочь, – откликнулся профессор, – у меня дома столько фотографий. Вы даже представить не можете. Я ведь увлекался фотоделом, ходил даже в кружок при нашем Дворце пионеров. И сделал тысячи фотографий. И я с удовольствием дам вам негативы, чтобы вы их напечатали. Вы, наверно, хотите сделать подарочный альбом?

– И альбом тоже, – кивнул Эдгар. Этот лучезарный профессор ему нравился, и ему было даже немного стыдно, что он обманывает его. – Я все уточню и обязательно вернусь к вам, – пообещал Вейдеманис.

– В любое время, – радостно произнес Ткаченко, – когда угодно. Я так рад, что могу сделать что-то приятное для Арины. Конечно, не нужно рассказывать ее мужу или моей супруге, но я до сих пор немного влюблен в нашу Арину.

– Не буду рассказывать, – пообещал Эдгар, на прощание пожимая пухлую ладошку профессора.

Он вышел из университета. Настроение было прекрасным. Остановив такси, попросил отвезти его в хороший ресторан. На часах было около четырех. Позвонив Дронго, Эдгар подробно рассказал ему о своей встрече с профессором.

– Значит, Басманов был ее первым мужем, про которого она не хочет вспоминать, – понял Дронго.

– Воспоминания будут очень горькими. Она потеряла ребенка, едва не погибла, – сказал Вейдеманис, – а он сломал ноги и вынужден был закончить свою спортивную карьеру. Ты ведь понимаешь, что профессиональный волейболист с такими травмами уже не мог играть. Тем более в девяносто втором, когда все рушилось. Хорошо, что он вообще жив остался.

– И в прошлом году она приезжала в Тулу на двадцатилетие их выпуска? – уточнил Дронго.

– Да, приезжала и даже общалась со своим первым мужем. Хотя говорят, что он опустился. От него ушла даже женщина, с которой он жил. А все пьянство.

– Будь осторожен, – предупредил Дронго, – бывший спортсмен и еще хронический алкоголик. Плюс неудачник по жизни. Такая гремучая смесь. Я начинаю жалеть, что послал тебя туда одного. Может, мне тоже подъехать в Тулу?

– У тебя и так полно дел в Москве, – возразил Вейдеманис, – не беспокойся. Ничего страшного не случится. Я только с ним побеседую. И сразу уеду. И не забывай, что я все-таки прошел профессиональную подготовку, прежде чем попал на работу в Первое Главное Управление КГБ СССР.

– И тем не менее будь осторожен, – посоветовал Дронго.

Эдгар убрал телефон в карман и отправился обедать в местный ресторан, затем прошелся по улицам города, а в половине седьмого снова взял машину и попросил водителя отвезти его на улицу Кузнецова. Когда они подъехали, он с облегчением вздохнул, увидев свет в нужной ему квартире. Эдгар вошел в темный подъезд, поднялся по грязным ступенькам и позвонил. За дверью послышались шаги, и она открылась. На пороге стоял высокий мужчина. У него была седая бородка, усы, всклокоченные волосы. Глаза угрюмо смотрели на гостя. Хозяин был одет в потертые джинсы и серую рубашку.

– Кто вам нужен? – спросил Басманов. От него остро несло перегаром.

– Вы Прохор Басманов? – спросил Вейдеманис.

– Да, – мрачно ответил тот.

– Я хотел бы с вами поговорить.

– Опять? – зло прокричал Басманов. – Опять вам нужно, чтобы я сделал очередную подлость. Идите вы все к чертовой матери! Ни за какие деньги больше не поеду. И вас всех выдам, сволочей.

– Подождите, – перебил несколько озадаченный словами Басманова Вейдеманис. – Я не имею никакого отношения к другим поручениям, о которых вы говорите.

– Чего тебе нужно? – нахмурился Басманов. – Зачем приперся?

– Побеседовать.

– Знаю я твои беседы. Опять захочешь, чтобы я туда поехал и что-нибудь сделал. А я не поеду. И ты меня, гнида, не купишь. Ни за какие деньги больше не купишь, – закричал Басманов.

Вейдеманис оглянулся. Соседи пока не выходили. Очевидно, они привыкли к пьяным крикам Прохора.

– Если вы будете орать, то я уйду, – негромко произнес Эдгар. – Я уже сказал, что не имею никакого отношения к людям, о которых вы говорите.

– Тогда зачем ты пришел?

Эдгара вдруг осенила мысль.

– Меня прислала Арина, – почти шепотом сказал он.

Стоявший перед ним мужчина качнулся. Придержал рукой косяк двери. Тяжело вздохнул.

– Она знает? – спросил он. – Уже все поняла?

– Нельзя разговаривать на лестничной клетке, – Вейдеманис вспомнил все уроки, которые получил во время своей подготовки разведчика. Нужно внушить собеседнику, что он понимает, о чем идет речь, и выйти на доверительный разговор.

– Заходи, – разрешил Басманов, посторонившись, – идем на кухню.

В квартире пахло пылью и грязью, если у грязи может быть свой специфический запах. Они прошли на кухню. Басманов сгреб грязную посуду в одну сторону, показал на свободный стул.

– Садись. – И сам первым опустился напротив.

Эдгар обвел глазами кухню. Повсюду были пустые бутылки. Сомнений не оставалось, перед ним был опустившийся тип.

– Что ты хочешь? – спросил Басманов.

– Вы уже ездили в Москву и сделали все, о чем вас просили? – начал Вейдеманис.

– Сделал, – выдохнул Прохор, – побрился, постригся, как мне приказали. Взял ваш билет, сел на поезд и поехал в Москву. Там меня встретили, повезли на дачу. И я зашел к Арине, чтобы сделать подлость. Подлость, – он стукнул кулаком по столу, и посуда вокруг загремела.

– Спокойно, – посоветовал Вейдеманис, – вы ей что-то предложили или передали?

– Ничего не передал, – нахмурился Басманов. – И ты дурака не валяй. Я сделал, как мне сказали. Прикрепил эту коробочку к столу у них в гостиной. А потом выпил у них кофе и сразу ушел. – Он тяжело вздохнул. – Второй раз предал свою женщину. Первый раз, когда убил нашего ребенка, а сейчас, когда себя убил.

– Не нужно так говорить, – попросил Эдгар.

– Нужно, – убежденно произнес Басманов. – Я ведь на подлость почему пошел. Думал, получу ваши деньги и смогу наконец вырваться отсюда. Человеком захотел себе почувствовать. Хотя бы на один день. Номер снял в гостинице, на чистом белье заснул. Ванную принял. А потом понял, что как был гнидой, так ею и остался. Никому я не нужен. Она меня с таким лицом встретила, я готов был сквозь землю провалиться. Как будто пришел просить подаяние. И когда я уходил, она еще спросила: «Может, тебе денег дать?» Лучше бы она меня ножом ударила, чем такой вопрос задавать. Я думал, что сдохну. Или вернусь, заберу вашу коробочку и размозжу кому-нибудь из вас голову. Тот гад кавказец меня долго уговаривал. Сначала десять тысяч предлагал, потом двадцать, потом сто. За сто тысяч он меня и купил, сволочь.

Только деньги я все пропил, а гнидой все равно остался. И свою судьбу вот так глупо пропил. – Он опустил голову и замолчал.

– Тебя попросили прикрепить эту коробочку у них в комнате, – произнес Вейдеманис, – а потом что с ней стало?

– Не знаю. Я сразу ушел, как только она мне деньги стала предлагать. Так стыдно стало, я чуть не задохнулся от злости на самого себя.

– Человек, который вам дал деньги, назвал себя?

– Нет. Он сказал, что они охраняют Арину и это нужно, чтобы ее не беспокоить. Я понимал, что врет, но хотел взять деньги. Сто тысяч рублей. Думал, что смогу на них жить целый год. А пропил за две недели. Раздал долги и пропил. Хорошо еще, что на могилу матери дал, теперь там памятник поставят приличный. Стыдно мне было, что памятника уже четыре года нет. Стыдно…

– Послушайте, Басманов, – сказал Эдгар, – я гарантирую вам, что мы вернем вам все ваши деньги. Мы определим вас в лучшую наркологическую клинику и постараемся вылечить. Мы сделаем все, чтобы помочь вам. Только с одним условием. Прямо сейчас вы поедете со мной в Москву. Немедленно. Собирайтесь. Обещаю, что на этот раз никакой подлости вы делать не будете. Только поедете со мной и ляжете на лечение. А потом мы с вами поговорим.

– Меня уже нельзя вылечить, – вздохнул Басманов, – поздно. Да и не нужно. Я уже сам никому не нужен. И себе я тоже не нужен. Вы бы видели, с какой жалостью она на меня смотрела. Не с отвращением, нет. Не с ненавистью. А именно с жалостью.

– Пойдемте, Басманов, – терпеливо произнес Вейдеманис, – я обещаю вам, что мы сумеем вам помочь и вылечить вас.

– Я если я не хочу, чтобы мне помогали? – спросил Прохор. – Ничего мне больше не нужно.

Эдгар задумался. Оставлять этого типа в таком виде нельзя. Его показания будут крайне важны в Москве, это он уже понимал. Но как уговорить Басманова поехать вместе с ним?

– Я предлагаю вам еще раз поехать в московскую гостиницу, – сделал он последнюю попытку уговорить Прохора поехать с ним, – и там мы сумеем побеседовать.

Ему было трудно понять логику пьющего человека, у которого уже началось искажение психики. Басманов поднял голову.

– Когда? – спросил он.

– Прямо сейчас, – предложил Вейдеманис.

– Опять в Москву, – криво улыбнулся Прохор, – хочешь обмануть и снова туда отвезти? Чтобы Арина опять предложила мне денег?

– Я уже вам объяснил, что ничего подобного больше не произойдет, – терпеливо пояснил Эдгар. – Найдите свой паспорт, и мы поедем.

– Он у меня в кармане пиджака, – вспомнил Басманов, – только у меня денег больше не осталось.

– Я заплачу деньги за ваш билет и гостиницу, – пообещал Вейдеманис.

– Поедем, – неожиданно легко согласился Прохор. – Только учти. Больше никаких подлостей не будет. А может, ты друг того лысого маленького подлеца, который у меня был. Очки все время поправлял и так ласково деньги в руки совал. Ты не его друг?

– Нет, – Эдгар подумал, что работающим с хроническими алкоголиками и наркоманами врачам нужно ставить при жизни памятники. Он с трудом себя сдерживал. Наконец Басманов поднялся и пошел в другую комнату. Раздался грохот опрокинутого стула. Потом еще одного. Вейдеманис неслышно выругался и пошел в комнату. Прохор сидел на обшарпанном рванном диване и молчал.

– Идемте, Басманов, – повысил голос Эдгар, – мы опоздаем на поезд.

– Поезд, – поднял голову Басманов, – конечно, поезд.

Он тяжело поднялся, пошел к вешалке и стал надевать пиджак. Прохор пошатнулся, и Эдгар поддержал его. Выходя из квартиры, он вытащил ключ из дверей, запер дверь, закрыл ее на замок и протянул ключ хозяину. Тот забрал ключ, что-то пробормотав. Затем, шатаясь из стороны в сторону, пошел вниз по лестнице и едва не упал. Эдгар бросился его поддерживать. На улице они остановили машину и поехали на железнодорожный вокзал. Таксист, почувствовавший запах алкоголя и видевший, в каком состоянии находится Басманов, все время опасливо поворачивал голову.

– Только ты следи за ним, – все время просил он, – у меня чехлы новые, чтобы он их не испачкал.

– Не испачкает, – пообещал Вейдеманис.

Было уже темно, когда они подъехали к вокзалу. До отхода московского поезда оставалось еще около тридцати минут. Эдгар, не отпуская своего напарника, прошел вместе с ним к кассам и купил два билета до Москвы. Затем, поддерживая шатающегося Басманова, провел его на перрон. Объявили о том, что поезд в Минск отходит через минуту.

– Минск, – задумчиво проговорил Басманов, – там у нас были соревнования. Я получил там кандидата в мастера. Как раз перед нашей свадьбой.

– Вы еще вернетесь в большой спорт, – пообещал Эдгар, – может, на тренерскую работу.

Позже, анализируя свои слова, он пришел к выводу, что это было его главной ошибкой. Воспоминания молодости потрясли Басманова. Соревнования, его жизнь в спорте, их свадьба, его предательство. Объявили о том, что поезд в Минск отходит. Состав начал уходить, набирая скорость. И в этот момент Басманов с неожиданной силой оттолкнул руку Эдгара Вейдеманиса и бросился под поезд. Где-то в стороне пронзительно закричала женщина. Все произошло в считанные мгновения. Через несколько секунд на путях лежал истерзанный труп.

 

Глава 11

Дронго вернулся домой, понимая, что больше не будет встречаться с этим следователем, который так и не захотел его выслушать. Кроме того, он чувствовал себя уязвленным тем обстоятельством, что молодой следователь никогда не слышал о Дронго и даже не собирался запоминать прозвище. Это было обидно, но Дронго старался не думать об этом, хотя понимал, что именно в этом основные причины его обиды. Теперь оставалось ждать звонков из Тулы и Москвы. Сначала позвонил Эдгар Вейдеманис и сообщил о том, что ему удалось узнать в Тульском государственном университете. А примерно через полчаса позвонил Кружков. Он сумел выяснить, кому звонил Чалмаев в тот вечер со своего телефона. Звонил он два раза какому-то Шулейко и еще два раза Дмитрию Кремею. Последние звонки легко можно было объяснить, ведь он отправил работавших с ним сотрудников фирмы «Исток» домой, объявив, что они закончили работу. И должен был позвонить Кремею и предупредить его о том, что на следующий день ему понадобятся итоговые акты проверок. Здесь все понятно. Но кто такой Аристарх Шулейко, на которого были записаны телефоны, было непонятно. Кружков сообщил, что уже звонил на этот телефон и услышал мужской незнакомый голос.

– Подставной телефон, – убежденно произнес Дронго, – на чужое имя. Просто использовали чей-то паспорт. Я могу поспорить, что это не господин Шулейко тебе отвечал.

– Что делать? – спросил Кружков.

– Пока ничего, – ответил Дронго, – мы пока ничего не можем сделать. А входящие звонки были?

– Два звонка от Шулейко и один от самого господина Трегубова, – сообщил Кружков, – видимо, он интересовался результатами поисков.

– Интересно, о чем с этим неизвестным Шулейко господин Чалмаев разговаривал четыре раза за такое короткое время? – сказал Дронго. – Давай сделаем так. Дай мне распечатку всех остальных звонков за последующие дни до гибели Чалмаева.

– Это будет дорого стоить, – предупредил Кружков, – за каждый день с меня возьмут деньги.

– Ничего, – успокоил Дронго, – мы оплатим все твои расходы. Я думаю, что нам все равно понадобится узнать, с кем и когда разговаривал погибший. Мне все больше и больше не нравится этот бывший сыщик, ставший начальником службы безопасности.

– Сделаю, – заверил Кружков, – постараюсь узнать необходимые вам данные.

Еще через час позвонила Иджиля. Увидев на дисплее уже знакомый номер, Дронго улыбнулся. Ему нравилась эта мужественная женщина, которая после ранений и стольких страданий все еще сохраняла в себе силы жить и радоваться жизни.

– Здравствуйте, господин эксперт, – услышал он голос Иджили.

– Здравствуйте, Суровая Волжанка, – сказал Дронго.

Она рассмеялась.

– Спасибо, что помните. Я выполнила ваше поручение.

– Я знал, кого и о чем просить, – пошутил эксперт, – и не сомневаюсь, что именно вы могли справиться с таким сложным заданием.

– Оно действительно было сложным, – сообщила Иджиля. – Дело в том, что Игорь наотрез отказывался даже разговаривать на эту тему, пока наконец я не сказала, что знаю о его нарушениях. Такой типичный полицейский ход с элементами блефа, чтобы заставить его разговориться. Я сказала, что все знаю и собираюсь доложить руководству. Вот тогда он завертелся и начал меня просить ничего никому не рассказывать.

– Все-таки были какие-то нарушения? – спросил Дронго.

– Выяснилось, что были, – ответила Иджиля. – Дело в том, что, по свидетельству Игоря Богданова, на даче под столом они нашли прикрепленный предмет, похожий на микрофон, который мог передавать речь на расстояние. Однако, когда Богданов обнаружил этот предмет и показал его Чалмаеву, тот забрал его и сказал, что в этом нет ничего страшного, так как Трегубов в курсе всего происходящего и нужно искать другие приборы.

– Он так и сказал «в курсе»?

– Да. И не разрешил Богданову говорить об этом даже своему напарнику или кому-то из посторонних. А когда они уезжали, Чалмаев сунул Богданову тысячу долларов в карман. Игорь решил, что это за молчание, и никому не стал рассказывать о случившемся. Его неприятно поразило, что я могла что-то узнать об этом деле. Он клялся, что в самой комнате никого кроме них двоих не было.

– Он ошибался. На кухне, рядом с гостиной, в этот момент находилась дочь хозяев дачи, которая слышала о том, что нашли этот предмет и Чалмаев громко сказал, что хозяин дома «в курсе». Он сказал именно эти слова и поэтому вашему Богданову можно верить.

– Он был очень напуган. Особенно боялся, что я заставлю его вернуть эти деньги. Я его успокоила, сказав, что они останутся ему. Тогда он согласился дать показания, хотя попросил, чтобы все осталось в тайне. Ведь иначе его просто выгонят с работы за подобное нарушение. Но здесь больше виноват Чалмаев. Ведь именно он пригласил наших людей для работы, и он должен был подписывать окончательный акт проверки, что он и сделал.

– Чалмаев погиб. И судя по всему, его убили.

– Возможно, вы правы, – согласилась Иджиля, – я чуть не убила нашего Игоря. Ведь из-за таких предателей всегда страдает общее дело. Именно из-за таких перерожденцев в меня три раза стреляли. Я чуть не забыла, в каком обществе мы находимся. Мне казалось, что в «Истоке» подобных предательств в принципе быть не может. Ведь здесь собрались единомышленники, которые раньше работали в правоохранительных органах. Но зараза коррупции коснулась и нас.

– Предатели могут быть в любом месте и в любое время, – сказал Дронго. – А вам спасибо. Значит, этот прибор мог фиксировать речь на расстоянии.

– Именно так. Он не записывал, а ретранслировал речь, и находившийся в другом месте человек на расстоянии примерно ста – ста пятидесяти метров мог четко слышать и фиксировать речь, которая предназначена не для его ушей.

– Кто именно записывал, можно установить?

– Об этом я тоже спросила. Но нужно было сразу найти возможного предателя, который находился в радиусе ста метров. Богданов не имеет понятия, кто это мог быть и почему такое устройство было установлено на даче господина Трегубова. И в данном случае я верю, хотя предателям верить вообще очень сложно. Но он действительно не знал, кто мог подслушивать.

– Еще раз большое спасибо, – поблагодарил Дронго, – вы нам очень помогли.

– Я помогала лично вам, – возразила Иджиля, – и хочу сказать, что вы мне нравитесь.

– Спасибо еще раз, – вздохнул эксперт, – у меня недавно была смешная история. Ко мне подошла молодая красивая женщина и сказала, что ей нравятся все истории, которые она обо мне слышала. А потом мы встретились на каком-то приеме и я сказал, обращаясь к нескольким дамам, что эта молодая особа любит все выдумки обо мне. Однако она громко возразила, сказав, что ей нравятся не байки, а я сам. Никогда в жизни не догадаетесь, что было дальше.

– Даже не пытаюсь, – призналась Иджиля.

– Я пригласил ее в закрытый клуб на ужин. Что, вы думаете, случилось? Она привела с собой подругу, которая в этот день должна была идти со своим женихом выбирать новое кольцо. Обе сказали, что им было просто интересно со мной общаться.

– Вы были разочарованы?

– Я был польщен. Но было грустно и смешно.

– Если вы пригласите меня еще и на ужин, то обещаю прийти без подруги, – сказала Иджиля.

– Тогда ловлю вас на слове. Обязательно приглашу, – пообещал он, – а сейчас еще раз большое спасибо.

Дронго положил телефон на столик и задумался. Значит, все подтверждается. Конкуренты не могли взять цифры с потолка. Им нужны были конкретные данные, и они узнали их благодаря тому, что под столом в гостиной на даче Трегубова был установлен микрофон. Теперь появились новые вопросы. Во-первых, кто установил эту аппаратуру, если посторонние в доме не появлялись. Во-вторых, куда делась эта аппаратура, после того как ее обнаружил Богданов. В-третьих, почему, взяв тысячу долларов, он все-таки не доложил о случившемся своему руководству. Ведь он понимал, что грубо нарушает свои должностные обязанности за такую ничтожную сумму. Хотя, возможно, для него она была и не ничтожной. Наконец, в-четвертых. Почему молчал Чалмаев, который приехал на дачу искать эту аппаратуру. Почему, найдя ее, он не стал показывать хозяину дачи, ничего не сказал хозяйке? И самое главное, не поднял шума? А постарался все замять, забрав аппарат и солгав, что сам Вадим Олегович «в курсе».

Что именно стоит за всеми этими странными играми? И кто являлся организатором и исполнителем подобных авантюр? В таком случае смерть самого Андрияна Чалмаева выглядит как попытка скрыть сам факт обнаружения подслушивающего устройства. И, наконец, пятый и самый главный пункт. Кто такой Аристрах Шулейко, кому сразу позвонил Чалмаев и потом еще перезванивал? Похоже на попытку торговли. Они никак не могли наговориться. Или договориться. Черт возьми. Все номера телефонов регистрируются на определенные паспорта. При этом никто паспорта не сверяет с людьми, покупающими сим-карты, ведь прислать можно любого человека с любым паспортом. Поэтому сложно вычислить того, кто скрывается под фамилией Шулейко. Им может быть кто угодно. Сам Трегубов, Лазарь Маркович Каплан, даже Скорынкин, который таким образом решил общаться с Чалмаевым. Хотя нет, только не Скорынкин – слишком большая фигура для бывшего следователя Чалмаева. Последний не посмел бы звонить такому высокому чиновнику. Скорынкин еще и член Совета Федерации, сенатор, известный меценат. Нет, Чалмаев не посмел бы с ним торговаться. Тогда мог быть Абессалом Тордуа, которого лично знал Чалмаев. Или Думитру Кремей, который решил регистрировать свои телефоны на подставные имена, чтобы его не могли вычислить. Так. Слишком много вариантов. Нужно остановиться и успокоиться.

Дронго поднялся и прошел в ванную комнату, чтобы умыться. Теперь постепенно вырисовываются контуры этого странного дела, в котором кроме самого хищения информации было еще и конкретное убийство. Напрасно молодой дурак Парфентьев сидит и ждет, когда ему найдут машину, сбившую Чалмаева. Уже понятно, что ее не найдут никогда, даже если сотрудникам госавтоинспекции укажут марку машины, ее цвет и номер. Такого автомобиля просто нет в Москве. Его давно разобрали на запчасти. А если это было спланированное убийство, то убийца, совершивший подобный наезд, уже давно покоится в укромном месте с пулей в затылке. Ради пятидесяти миллионов можно убить и еще нескольких человек. А убили только бывшего следователя Чалмаева и наехавшего на него убийцу, которого, согласно той же нормальной логике, должны были застрелить и спрятать в ту же ночь. И конечно, никогда больше живого водителя, совершившего наезд на Чалмаева, они не найдут. Это факт.

Дронго взял чистый лист бумаги. И написал имя Биби. Это имя молодой супруги Алексея Трегубова, с которой он еще не встречался. Сам Трегубов-младший делал какие-то непонятные намеки, но жену для беседы не привел. И дочь Трегубовых тоже сказала, что допрашивать нужно друзей родителей, которые появлялись в этом доме. Интересно, кого именно она имела в виду? Самое примечательное, что она услышала переговоры между Чалмаевым и Богдановым, когда первый забрал прикрепленный микрофон и сказал, что хозяин дома «в курсе». Эти слова он сказал и самому Богданову, о чем сообщила Иджиля. Такие детали не могут совпадать. Значит, прикрепленный микрофон действительно был и Богданов его действительно обнаружил.

«Нужно было поехать домой к Чалмаеву еще вчера, – подумал Дронго, – хотя и вчера уже было поздно. Идеальный вариант поехать в тот самый день, когда его сбила машина. Попытаться понять, как жил этот человек. Что именно его интересовало, каков был его доход от пенсии следователя по особо важным делам и зарплаты начальника службы безопасности. Наверно, не маленький. Но вместе с тем он утаил от своего начальства этот найденный микрофон. Почему? Он о нем заранее не знал, это абсолютно точно, иначе просто не позволил бы его найти – заранее сорвал его из-под стола. Это аргумент в его пользу. Но Богданов его нашел, и Чалмаев его сразу отобрал, сославшись на хозяина дачи. И этот аргумент категорически против него. Интересно. Нужно было действительно сразу отправиться к нему домой. А сейчас уже поздно. Там наверняка орудуют его родственники, которые вывозят из квартиры все самое ценное. Как обычно бывает в таких случаях. Пока человек живет один, никто о нем даже не вспоминает, не обращает внимания. А как только пожилой и состоятельный человек уходит в другой мир, сразу появляется куча жадных и беспринципных родственников, готовых делить наследство до последнего гвоздя».

Дронго сел в кресло, закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. И в этот момент раздался телефонный звонок. Он протянул руку к телефону и глянул на дисплей. На нем высветился номер телефона Эдгара Вейдеманиса.

– Алло, – сказал Дронго, – я слушаю. Что случилось?

– У нас несчастье, – услышал он приглушенный голос Эдгара.

– Говори, – крикнул Дронго, опасаясь, что несчастье произошло с его напарником. – Как у тебя дела?

– Плохо, – услышал он ответ, – первый муж Арины Трегубовой Прохор Басманов только что бросился под поезд.

– Как это бросился под поезд? – не понял Дронго. – Он с ума сошел. Тоже мне Анна Каренина. Нашел время, когда бросаться. Как это случилось?

– Он рассказал мне обо всем, – сообщил Эдгар, – и я решил привезти его в Москву для дачи показаний. До вокзала все было нормально. А потом здесь он увидел поезд, отходивший в Минск, где он был накануне своей свадьбы и получил звание кандидата в мастера. Возможно, он растрогался, вспомнил молодость, свои отношения с первой женой, свои спортивные победы. В общем, это я виноват. Не сумел прочувствовать момента. Он оттолкнул мою руку и бросился под поезд. Спасти его было невозможно.

Дронго сумел удержаться от громкого восклицания. Перевел дыхание. И, стараясь говорить как можно спокойнее, произнес:

– Иногда в нашем деле случаются и такие трагедии. Успокойся и не нервничай. Тебе лучше сесть в первый же московский поезд и вернуться в столицу. Ты лучше скажи – на вокзале были свидетели происшедшего? Или тебя обвиняют в этом самоубийстве?

– Никто не обвиняет. Здесь было полно свидетелей. Все видели, как он, толкнув меня, бросился под поезд, – сообщил Вейдеманис глухим голосом. Он все-таки очень тяжело переживал случившееся.

– Возвращайся, – повторил Дронго, – я пошлю за тобой машину на вокзал.

 

Глава 12

Известие было невероятным, ошеломляющим, трагичным. Уже когда Вейдеманис сел в поезд, направлявшийся в Москву, Дронго немного успокоился. Он позвонил своему водителю и попросил того поехать на вокзал и встретить Эдгара. Теперь следовало успокоиться и понять, что иногда в подобных расследованиях случаются и такие трагедии. Хотя нужно не допускать подобных случаев. Вейдеманис бывший разведчик. Он умел просчитывать варианты, его учили вести беседы с разными людьми, чувствовать их состояние, использовать слабые места, извлекать информацию из любой фразы. Но он никогда не был профессиональным сыщиком, а лишь помогал Дронго в его расследованиях. И конечно, психология спившегося алкоголика или опустившегося на социальное дно наркомана была ему чужда. Я должен был поехать туда сам, в который раз говорил себе Дронго, прекрасно зная, что не позволит себе никогда в жизни упрекать своего друга за происшедшую трагедию.

Наконец Вейдеманис показался на пороге его квартиры. Он был бледен сильнее обычного. Эксперт проводил его на кухню, заварил крепкий кофе, щедро плеснул коньяк в бокал и протянул его другу.

– Выпей и успокойся. Только не смакуй, это явно не тот случай. Вот шоколад, можешь закусить.

Эдгар кивнул и выпил содержимое бокала. Взяв шоколадку, мрачно посмотрел на своего друга и напарника.

– Это я виноват, – глухо произнес он, – не сумел до конца прочувствовать его состояние. Нужно было не выводить его ночью из квартиры. Привычная обстановка действовала на него умиротворяюще. Нужно было остаться рядом с ним, чтобы он успокоился. Приготовить ему кофе или крепкий чай. Он был еще в таком возбужденном состоянии.

– Не нужно себя винить, – возразил Дронго.

– Я ведь точно знаю, что при тебе подобного бы не случилось, – горько произнес Вейдеманис, – ты бы такого не допустил. Я все время нахожусь рядом с тобой, помогаю тебе, пытаюсь быть тебе полезным. И у меня закружилась голова. Я решил, что могу заменить Дронго. Собака ходила со львом и решила, что стала львом. А она осталась собакой.

– Ты с ума сошел, – крикнул эксперт, теряя терпение, – перестань говорить глупости. Много лет назад ты был на грани смерти, когда врачи не давали и пяти шансов из ста на удачную онкологическую операцию. И ты тогда верил, что выживешь. Ты был сильным и ничего не боялся. А сейчас ты ведешь себя как размякшая баба. Хватит. Понимаю, что ты испытал, когда у тебя на глазах человек бросился под поезд, но это не повод так убиваться. Его невозможно было спасти от самого себя. Если бы ты его оставил дома, возможно, он бы повесился или перерезал себе вены. Труднее всего на свете – спасти человека от самого себя. Иногда это бывает просто невозможно. Поэтому успокойся. – Он налил еще один бокал коньяка своему другу. Затем, немного подумав, достал пустой бокал и налил себе на четверть.

– Выпей еще, – сказал Дронго, – и сегодня будешь ночевать у меня. – Он поднял бокал и громко ударил его о другой бокал. Вейдеманис поднял свой. Тяжело вздохнул. Но выпил до конца напиток и снова закусил шоколадкой. Дронго лишь пригубил свой коньяк.

– Теперь рассказывай, – потребовал он. – Пей кофе и рассказывай, почему он так сделал?

– Он мне признался во всем, – сообщил Эдгар, – поэтому он так тяжело переживал. У него вообще жизнь пошла наперекосяк после случившейся аварии. Большой спорт пришлось оставить, начал злоупотреблять алкоголем, любимая женщина уехала в Москву. И еще вдобавок попал в тюрьму, отсидел три года. Потом где только не работал. А в прошлом году отправился в университет и снова увидел бывшую жену. Можешь себе представить, какое впечатление она на него произвела.

– Стоп, – сказал Дронго, – с этого момента подробнее. Значит, там они встретились, и кто-то мог узнать об этой встрече. И тогда решил использовать бывшего супруга Арины, чтобы проникнуть на их дачу. Посторонних туда не пускают, а свои бывают не так часто. Вот поэтому Басманов и стал идеальной фигурой для подобного замысла. Нам нужно будет проверить, кто именно мог знать об этой встрече в Тульском педагогическом университете.

– Кто-то из ее близких знакомых, – предположил Вейдеманис.

– Видимо, да. Давай рассказывай дальше, – предложил Дронго. – Что еще с ним произошло после того, как он отсидел в тюрьме?

– Арина уехала в Москву, и он попал в тюрьму, – повторил Эдгар. – В общем одна трагедия за другой. Пришла беда, открывай ворота, так, кажется, говорится в русской пословице. Вот такие ворота и открыл сам Прохор Басманов. Он остался один. Даже женщина, которая с ним жила, его бросила. Тогда появился какой-то невысокий мужчина с кавказским акцентом. Он предложил Басманову поехать к своей бывшей супруге и прикрепить под столом микрофон. Мужчина стал предлагать деньги. Начал с десяти тысяч и дошел до ста тысяч рублей.

– Это он установил микрофон? – не поверил Дронго. – Значит, он окончательно опустился. Нормальный мужчина никогда в жизни не пошел бы на такое ни за какие деньги.

– Он пошел, – снова вздохнул Вейдеманис, – ему нужно было поставить на могилу матери памятник. И еще он хотел снова ее увидеть. Его можно понять. Но микрофон к столу в гостиной прикрепил он. И здесь его бывшая супруга сделал чудовищную ошибку. Видя, в каком он состоянии, она предложила ему денег, чем окончательно добила его. Басманов почувствовал себя законченным мерзавцем. Ушел оттуда и две недели беспробудно пил, пропивая все деньги. Возможно, ты прав, он готовил себя к самоубийству. Когда я пришел к нему, он уже был во взвинченном состоянии. Кричал, что я не заставлю его снова сделать подлость. Успокаивался и снова кричал. Я с трудом уговорил его поехать со мной на вокзал. А там, увидев минский поезд, он вспомнил свою молодость. И, оттолкнув мою руку, бросился под состав. Я не сумел его остановить. – Вейдеманис посмотрел на бутылку коньяка. – Налей еще, – попросил он.

– Значит, ты уже успокоился, – сказал Дронго, наливая только на четверть бокал, – и начал понимать, что от тебя ничего не зависело.

– Если бы ты был там, ты бы сумел его остановить, – упрямо произнес Эдгар, – у тебя есть особый дар чувствовать людей, уметь с ними разговаривать, понимать их состояние. Меня этому учили в школе разведки, а ты владеешь им от рождения. Поэтому люди тебе верят.

– Тебе тоже верят, – возразил Дронго, – значит, к нему приезжал не Чалмаев.

– Нет, это точно. Чалмаев другой. Он сказал, кавказец невысокого роста, лысый, в очках и говорил с акцентом. Но имя не называл.

Дронго взял телефон, позвонил Трегубову.

– Добрый вечер, Вадим Олегович. Извините, что так поздно вас беспокою. Скажите, пожалуйста, в вашей службе безопасности есть кавказцы?

– Кажется, есть. Двое или трое, – ответил Трегубов, – лучше позвонить Рыжанкову. Он их всех знает. У него в отделе работают двадцать два человека, я не смогу всех вспомнить.

– Продиктуйте мне его телефон, – попросил эксперт.

Трегубов продиктовал и отключил связь. Дронго набрал номер телефона Рыжанкова и довольно долго ждал ответа, очевидно, тот уже спал.

– Слушаю вас, – наконец раздался сонный голос Рыжанкова.

– Извините, что я вас беспокою, – сказал Дронго, – понимаю, что вы уже отдыхали. Но дело очень важное. У вас есть в службе охраны кавказцы, которые говорят с характерным кавказским акцентом, неважно с каким?

– Есть четверо, – сразу ответил Рыжанков.

– Нам нужен человек невысокого роста, лысый, в очках и говорящий с кавказским акцентом.

– С каким именно? – спросил Рыжанков.

– Хороший вопрос, – сказал Дронго, – но это я сам могу отличить грузинский от армянского, азербайджанский от лезгинского. А обычный человек нет. Для него все кавказцы на одно лицо. У вас есть кавказец невысокого роста?

– Есть осетин и грузин, оба высокие, хотя и говорят с сильным акцентом. Есть лысый кабардинец, но он тоже высокий и полный, обычно работает с Рахимовым, – вспомнил Рыжанков, – а невысокий у нас только один из Азербайджана. Ильгар Мамедов. Но он не лысый, хотя и ходит в очках. Он наш оператор и говорит по-русски без акцента. Учился в Москве, супруга русская. Нет, это явно не он.

– Значит – нет?

– Нет, – твердо ответил Рыжанков, – кавказцев с такими приметами у нас нет. А лысый только один, но он высокий и полный. Бывший борец, чемпион Европы.

– Спасибо. Извините еще раз за беспокойство, – Дронго положил телефон на столик перед собой. – Нет таких в их службе безопасности, – задумчиво произнес он, – ни одного.

Эксперт посмотрел на часы – без пятнадцати двенадцать.

– Если я сейчас позвоню женщине, это будет удобно? – спросил Дронго. И, не дожидаясь ответа, набрал номер телефона. И почти сразу услышал голос Иджили.

– Я вас слушаю, господин эксперт.

– Скоро вы начнете меня проклинать, – пробормотал Дронго, – простите еще раз. За то, что я не даю вам спать.

– А я не спала, – призналась она, – я чувствовала, что вы сегодня мне еще раз обязательно позвоните. Не знаю почему, но чувствовала.

– У вас хорошо развита интуиция, – сказал эксперт. – Вы правы. У меня опять к вам важное дело.

– Если я скажу, что я этому безумно рада, вы поверите?

– У меня разовьется чувство неполноценности из-за вас, – предупредил Дронго. – Вы делаете слишком много комплиментов, хотя на самом деле комплименты должны делать вам. За ваш героизм и мужество.

– Нет, – возразила она, – я только делаю свою работу. А вас никто не заставлял приглашать меня сегодня на обед. Просто вы доказали, что даже в наше сволочное время есть еще настоящие мужчины. Доказали такой дуре, как я.

– Будете себя ругать, и я отключу телефон, даже не сказав, зачем вам позвонил, – шутливо пригрозил Дронго.

– Что случилось на этот раз?

– Сколько людей работают в вашей компании?

– Больше восьмидесяти. Их всех нужно найти прямо сейчас?

– Нет, – усмехнулся Дронго. – Меня интересуют только кавказцы. Вернее, один кавказец, говорящий с кавказским акцентом. Невысокого роста, лысый, в очках. У вас есть такой?

– Сейчас даже не вспомню. По-моему, нет. Нет, такого у нас нет. Кавказцев много. Есть двое армян, двое чеченцев, трое из Дагестана, один из Абхазии. Нет, я всех знаю. Один есть в очках, лысоватый и говорит с очень сильным акцентом. Но он высокого роста, почти такой же, как вы, – не удержавшись, сделала она комплимент.

– Нет. Он должен быть невысокого роста. А кто это?

– Наш начальник отдела снабжения, но он действительно очень высокого роста. Кажется, под два метра. Устраивает?

– Не совсем.

– Тогда не знаю. Вы понимаете, как сильно я хочу вам помочь, но такого человека у нас действительно нет.

– Может, кто-то из тех, кто работает с Мурадяном и Богдановым? – предположил Дронго.

– Нет, – услышал он в ответ, – я всех знаю.

– Спасибо. И извините еще раз. Обещаю больше вас не тревожить.

– Вы обещали и в прошлый раз, – засмеялась женщина, – звоните в любое время суток, даже когда я сплю. Вы ведь знаете, как я к вам отношусь.

– Я ценю ваше отношение, – сказал Дронго. – До свидания!

Взглянул на Вейдеманиса. Тот сидел улыбаясь. Его уже развезло от выпитого коньяка. Ведь он выпил почти половину бутылки.

– Такого нет нигде, – сказал Дронго, – ни в «Истоке», ни в службе безопасности «Инсеко». Может, Басманов ошибся и акцент был не кавказский, а среднеазиатский?

– Кавказцев от среднеазиатов они еще умеют отличать, – резонно возразил Эдгар, – и лица другие, и акцент. Эти азиаты, а кавказцы почти европейцы. Особенно красивые мужчины попадаются среди чеченцев. Они ведь в большинстве своем тонкокостные.

– Не знал, что ты такой поклонник мужской красоты, – признался Дронго, – теперь я боюсь оставить тебя у себя дома.

Оба усмехнулись его шутке.

– Кто туда мог приехать? – спросил Вейдеманис.

– Тот, кто больше всех заинтересован в установке этого устройства, – напомнил Дронго. – У нас в запасе есть еще один кавказец – Абессалом Тордуа. Ты знаешь, как он выглядит?

– Нет, не знаю.

– И я не знаю. Который час? Уже полночь. Леня Кружков наверняка видит не первый сон. Не буду его будить, завтра все узнаем. Возможно, он видел этого Тордуа и может его описать.

– Давай позвоним прямо сейчас, – предложил Эдгар.

– Зачем? Если это был сам Тордуа, то он никуда от нас не убежит. Завтра узнаем, пусть Кружков поспит.

– Обидно, – посетовал Вейдеманис, – из-за одного негодяя пострадало столько людей. Убили Чалмаева, покончил с собой Басманов.

– Из-за чего убили Чалмаева, для нас все еще загадка. Хотя мы теперь знаем, что он не был ангелом. А всегда очень умело балансировал между светом и тьмой, не понимая, что подобное равновесие всегда заканчивается падением. А вот Басманова нам придется записать на совесть этого кавказца. И здесь ничего не поделаешь. Он заплатил деньги, он вручил этот микрофон, и ему нужен был конкретный результат. Значит, на его совести смерть Прохора Басманова.

– Может быть, – Эдгар поднял бокал, но не стал пить, а только понюхал коньяк.

– Все начинает выветриваться, – признался он, – моя дурь тоже. Ты меня извини за все, что я сегодня тебе наговорил.

– А я ничего не помню, – улыбнулся Дронго, – допивай свой коньяк и идем спать. Уже первый час ночи. Тебя проводить?

– Не нужно, – возразил Вейдеманис, – я еще держусь на ногах, хотя и с большим трудом, – добавил он, поднимаясь и отправляясь во вторую спальню.

Дронго прошел в свой кабинет и снова уселся за стол и уставился на лежавший перед ним лист бумаги.

– Тордуа, – прошептал Дронго, – неужели он мог на такое решиться? Или это совпадение. С другой стороны, его и поставили там для того, чтобы любым путем обеспечить победу «Орфея» в этом тендере. Любым путем. Что он успешно и сделал. Хотя это невероятно. Неужели такой известный человек, как Матвей Михайлович Скорынкин, мог связаться с обычными уголовниками? Хотя уже связался. Он ведь наверняка знает, кем именно был Тордуа в прошлой жизни. Но все равно взял и поставил его руководителем этой неправедной компании.

Он еще долго сидел перед этим листом бумаги, размышляя над случившимся.

 

Глава 13

Рано утром эксперт, взяв свой мобильный телефон с тумбочки прямо из спальни, позвонил Кружкову. Он прекрасно знал, что Леонид «жаворонок» по своим биоритмам и просыпается рано утром, а ложится в десять-одиннадцать вечера. В отличие от двух напарников, которые были явными «совами» и могли спокойно бодрствовать до утра, а потом отоспаться.

– Доброе утро, – начал Дронго. На часах было около девяти.

– Доброе утро, – ответил удивленный Кружков, – вы так рано проснулись?

– Пришлось. Не хотел будить тебя вчера поздно вечером, – признался эксперт.

– Я уже договорился насчет телефонов, – сообщил Кружков, – получу распечатку всех входящих и исходящих телефонных звонков Чалмаева сегодня после обеда.

– Хорошо. Но у нас к тебе есть еще одно дело. Ты проверял «Орфей», ездил туда, чтобы выяснить, где находится эта компания и сколько человек в ней работают.

– Это не компания, – убежденно произнес Кружков, – а подставная фирма. В ней работают только четыре человека. И еще четверо охранников. Они просто кинули «Инсеко» с этим тендером. В «Орфее» работает четыре человека, пусть даже восемь с учетом охранников, а в «Инсеко» полторы тысячи людей. И тендер выигрывает «Орфей». Несправедливо. Нечестно.

– Согласен, – сказал Дронго, – давай более конкретно. Ты видел сотрудников «Орфея»?

– Конечно. Всех четверых. Вернее, всех восьмерых.

– Там есть такой кавказец невысокого роста, лысый, в очках? Говорит с сильным кавказским акцентом?

– Конечно, есть, – тотчас ответил Кружков, – это сам Абессалом Константинович Тордуа, шеф их организации. Вы сейчас его описали. Говорят, что он связан с уголовниками. У него было несколько судимостей. И разговаривает он с сильным грузинским акцентом, хотя всю жизнь провел в нашей стране.

– Грузинам сложно бывает переучиваться, – пояснил Дронго, – особенно тем, кто с детства говорит на грузинском. Можно выучиться русскому языку, можно стать даже профессором-русистом, но неистребимый грузинский акцент все равно останется на всю оставшуюся жизнь. Даже у такого человека, как Сталин, который всю жизнь практически провел среди русскоязычных людей. И даже писал в своих анкетах национальность – «русский».

– Никогда этого не знал, – признался Кружков. – Неужели действительно писал, что он русский? И никого это не смешило?

– Писал, – подтвердил Дронго, – в те времена не много было людей, которые могли позволить себе смеяться над Сталиным. А он искренне считал, что именно русский народ цементирует всю большую страну. Наверно, правильно считал. Это вообще феномен, когда представитель небольших народов становится во главе больших наций и делает все для их развития и величия. Корсиканец Наполеон у французов, грузин Сталин и немка Екатерина Великая у русских, француз Бернадот у шведов. Они бывают даже большими патриотами, чем представители коренных наций.

– Вам нужно писать книги, – убежденно произнес Кружков.

– Великим писателем я не стану, – рассмеялся Дронго, – уже слишком поздно. А вот в качестве хорошего сыщика я еще могу послужить человечеству, как бы высокопарно это ни звучало. Спасибо, Леонид, за информацию. Не забудь про распечатку телефонов Чалмаева.

– Не забуду, – пообещал Кружков.

Дронго услышал, как из коридора его зовет уже проснувшийся Эдгар Вейдеманис. Он поднялся и, надев халат, вышел к своему другу.

– Как спалось? – поинтересовался он.

– Отвратительно, – признался Вейдеманис, – вчера перепил коньяку, и теперь болит голова. Такие спазмы.

– У меня есть лекарство, – сказал Дронго, – иди на кухню. Кстати, мы обнаружили этого лысого невысокого кавказца в очках и с сильным акцентом. Это сам Абессалом Тордуа, как мы и думали. Его сразу же по описанию узнал Кружков.

– Сукин сын, – с чувством произнес Эдгар.

– Возьми таблетку и не ругайся, – предложил Дронго, – у нас еще будет возможность нанести этому типу визит. А я пойду принимать душ и бриться. У тебя есть вторая ванная, можешь ее использовать по своему желанию. Свежее полотенце там висит.

Через полчаса они уже завтракали за столом. Дронго рассказывал о телефонных звонках Чалмаева какому-то Аристарху Шулейко. Вейдеманис с мрачным видом кивал.

– Подставное лицо, – убежденно сказал он, – нужно выяснить, кому именно принадлежат номера телефонов.

– Каким образом?

– Найти Аристарха Шулейко, – пояснил Эдгар.

– Как?

– Через справочную службу. Узнать, где живет этот тип, – предложил Вейдеманис.

Он взял трубку, позвонил в информационный центр Министерства внутренних дел и назвал специальный внутренний код, который был известен только некоторым профессионалам. Уже через двадцать минут он знал адрес и домашний телефон Аристарха Петровича Шулейко. Набрав домашний городской номер, Эдгар терпеливо ждал, когда ему ответят. Наконец женский голос произнес:

– Здравствуйте. Алло. Кто говорит?

– Это квартира Аристарха Петровича Шулейко? – поинтересовался Вейдеманис.

– Да, это его квартира.

– Можно его к телефону? – попросил Эдгар.

– Нет. Конечно, нельзя. Кто спрашивает?

– Его знакомый.

– Очевидно, вы его дальний знакомый. Слишком дальний, – сказала женщина, – если не знаете, что он умер в прошлом году.

– Простите, – пробормотал Вейдеманис, – а его мобильный телефон? Я все время звоню, и мне отвечает чужой голос.

– Это не его телефон, – пояснила женщина. – После его смерти его паспорт пропал, а потом всплыл вот таким бессовестным образом. Мы уже звонили и просили закрыть все номера на фамилию Шулейко.

– И вы не знаете, кто именно мог воспользоваться паспортом господина Шулейко, чтобы приобрести новые сим-карты? – удивленно спросил Эдгар.

– Не знаем, – ответила женщина, – папа вообще не любил говорить на подобные темы. Он их сознательно избегал.

– Спасибо. Извините еще раз.

– Вы не представились, – напомнила дочь Аристарха Петровича.

– Это уже не важно, – сказал Вейдеманис, отключая связь. – Не получилось, – признался он, – даже не представляю, что именно можно сделать в такой ситуации.

– Мы найдем лже-Шулейко, – успокоил друга Дронго, – хотя я думаю, что он тоже ходит где-то недалеко рядом с «Орфеем». Теперь наши главные интересы должны быть в этой небольшой фирме. Как только позавтракаем, мы с тобой едем туда. Их руководитель оказался слишком интересным человеком, чтобы остаться без нашего внимания.

– Меня беспокоит другое, – сказал Вейдеманис. – Если Чалмаев не знал про спрятанный передатчик, то почему сразу забрал его себе и стал звонить этому Шулейко? Получается, что он заранее знал об этом, но ничего не сообщал остальным.

– Возможно, все было именно так, – согласился Дронго, – но пока мы только гадаем. А нам нужны конкретные факты. И факт обнаружения этого передатчика, который работал как микрофон на запись неизвестных людей, уже практически доказан. Дочь Трегубова это подтвердила. Об этом рассказал и Богданов, который получил тысячу долларов, закрыв глаза на этот передатчик. И, наконец, об этом тебе рассказал и сам Прохор Басманов, установивший этот передатчик в гостиной. Ничего удивительного, что когда там появились Каплан и Трегубов, они говорили достаточно громко, чтобы их можно было услышать благодаря этому передатчику, и недостаточно тихо, чтобы было невозможно их записать.

– А если мы ошибаемся, – неожиданно спросил Эдгар, – и все гораздо проще? Возможно, когда Лазарь Маркович был в гостях у Трегубова, это он установил передатчик, чтобы знать его дальнейшие планы. А мы ищем виновного. Может быть, тот передатчик, что вручили Басманову, был лишь для отвода глаз. Таким образом хотели отвести подозрения от самого Каплана?

– Гениальный план, – согласился Дронго, – остается только доказать, что это был Лазарь Маркович или кто-то другой. И опять сакраментальный вопрос – зачем и кому это выгодно?

– Когда мы поедем в «Орфей»? – вместо ответа спросил Вейдеманис. – По-моему, уже подошло время лично увидеть этого мерзавца.

– Прямо сейчас, – решил Дронго, – я очень хочу познакомиться с батоно Тордуа. Такой интересный человек. Только учти, что после нашего посещения этой фирмы пути назад уже не будет. Господин Тордуа не тот человек, который сможет простить нам вторжение в его личную жизнь.

– Ты считаешь, что нам может угрожать реальная опасность? – понял Эдгар.

– Более чем. Судя по методам его работы. Если именно он приехал к Басманову, предлагая ему навестить свою первую жену. Какой тонкий психологический расчет. С одной стороны, сам Басманов хотел увидеть Арину, а с другой – его купили большой суммой денег. Все было рассчитано с предельной жестокостью и цинизмом. Поэтому нам нужно быть осторожнее. Но наша встреча с ним – это как раз то, что нам необходимо, чтобы выманить их на себя.

«Орфей» занимал несколько комнат в высотном здании. Они прошли в него, минуя охрану, и поднялись на четвертый этаж, где находилась компания «Орфей». В коридоре дежурили двое охранников, больше похожих на костоломов из бандитских фильмов. На этаже было несколько комнат. В одной из них располагался своеобразный склад и в соседней комнате сидел заведующий хозяйством. В другой на компьютере работала пожилая женщина. Она строго посмотрела на гостей, проходивших мимо ее комнаты, но ничего не сказала и не спросила. Все двери были открыты, словно нарочно демонстрируя количество сотрудников фирмы. В следующей комнате, в приемной сидела миловидная женщина лет тридцати пяти, которая тоже работала на компьютере. Увидев гостей, она приветливо спросила:

– Что вам нужно?

– Мы хотим встретиться с господином Тордуа, – несколько торжественно произнес Дронго.

– Как вас представить? – поинтересовалась секретарь.

– Скажите, что мы приехали из закупочной комиссии, – солгал эксперт.

Она быстро поднялась со своего места и вошла в кабинет. Через минуту вышла.

– Абессалом Константинович ждет вас, – проговорила она.

Кабинет был большой, светлый, со множеством шкафов, набитых книгами. Правда, при ближайшем рассмотрении было заметно, что некоторые книги никогда не открывали. Тяжелая массивная мебель. Красный кожаный диван и такие же тяжелые кресла из красной кожи. Мебель была темно-коричневого цвета с красноватым оттенком. Было ясно, что этот кабинет предназначался для представительских целей. В нем находился мужчина небольшого роста, лысый и в очках. Облик был таким же, каким его описывал Басманов. Выбежав из-за стола, Тордуа с радостным видом предложил гостям сесть в глубокие красные кожаные кресла. А сам уселся на диван и достал сигару.

– Я вас слушаю, господа! – проговорил он.

Ни Дронго, ни Вейдеманис так и не протянули руки для приветствия хозяину кабинета. Впрочем, он тоже явно не горел желанием обмениваться с ними рукопожатием.

– Мы из контрольной закупочной комиссии, – продолжал блефовать Дронго, – это наш инспектор господин Вейден, – он нарочно сократил фамилию Эдгара, – а моя фамилия… – и он назвал первую пришедшую на ум фамилию. Тордуа с благосклонным видом кивнул головой.

– Мне приятно, что вы приехали именно к нам. Наша компания как раз недавно выиграла тендер, и теперь мы готовимся заключать новые договора, – сообщил Абессалом Константинович, отводя глаза.

– Поэтому мы и приехали, – сказал Дронго. – Такая большая сумма. Вы сумеете освоить пятьдесят миллионов долларов?

– Конечно, – улыбнулся Тордуа, продолжая дымить сигарой. Он сидел на диване, и ноги не доставали до пола, настолько маленьким он был.

Дронго посмотрел на пепельницу, в которой были окурки нескольких сигарет. Он обратил внимание, как вдавливались эти окурки в пепельницу.

– Мы все предусмотрели, – сообщил Абессалом Константинович, – и можем гарантировать бесперебойность поставок и комплектующих по оптимальной цене.

– Каким образом? Сколько человек работает в вашей компании? – спросил Дронго.

Тордуа улыбнулся так широко, словно поймал своего собеседника на неточностях.

– У нас целая сеть поставщиков, которые работают с нами много лет, – пояснил он.

– Но ваша компания была создана совсем недавно. Так написано в ваших уставных документах, – настаивал Дронго.

– Все правильно, – у Тордуа было прекрасное настроение. – Мы всего лишь переоформили нашу компанию. А наши сотрудники и наши агенты, не находящиеся в штате, работают с поставщиками уже много лет.

Этот человек был как ванька-встанька, его невозможно было сбить с позиции, он снова возвращался в исходное положение и причем говорил громче, чем следовало бы.

– Насколько я слышал, в компании «Инсеко» работает более полутора тысяч человек, – вставил Вейдеманис, – а у вас только несколько человек. И вы собираетесь конкурировать с таким гигантом?

– Конечно, собираемся, – радостно сообщил Тордуа, – ведь маленькие частные фирмы всегда бывают мобильнее неповоротливых гигантов, каким является «Инсеко». У них раздуты штаты, слишком много денег уходит на выплаты разных бонусов. На содержание никому не нужного аппарата. А у нас все просто, компактно, естественно. Есть глава фирмы, который подписывает документы, есть заведующий хозяйством, который оформляет все поступающие детали, есть юрист фирмы, которая проверяет наши договора, и мой секретарь. Вполне достаточно. Зато представьте себе, насколько мы сократили наши издержки на содержание аппарата и раздутых штатов. Уверяю вас, что дело за такими небольшими фирмами, как наша. Хотите чаю или кофе?

– Нет, – сердито ответил Вейдеманис. Он все еще помнил, как бросился вчера под поезд Басманов, и не хотел скрывать своего отношения к этому типу.

– У вас есть еще какие-нибудь вопросы? – уточнил Тордуа, поправляя очки. У него были дорогие очки известной французской фирмы. И еще Дронго обратил внимание на обувь этого господина. Ее шили явно на заказ. Размер ноги у Абессалома Константиновича, очевидно, был тридцать шестым или тридцать седьмым. На фоне сорок шестого размера обуви Дронго его ножки выглядели миниатюрными.

– И вы считаете, что при подаче тендерной заявки были соблюдены все юридические нормы? – снова не удержался от вопроса Вейдеманис.

– Мы даже в этом не сомневаемся, – сказал Тордуа, положив сигару на край массивной пепельницы. Блеснул перстень на его маленькой руке. – У нас все абсолютно законно.

– Да, это чувствуется, – не удержался теперь уже Дронго, – судя по вашей мебели и вашим сигарам, вы явно хотите минимизировать ваши расходы.

– Это только на представительские нужды, – развел руками Тордуа. – Разве у вас не бывает расходов на такие нужды? – поинтересовался он. – Иногда необходимо производить хорошее впечатление. Кто-то принимает гостей в своем офисе, кто-то у себя дома. У каждого свой стиль работы.

Дронго посмотрел на говорившего. Намек был более чем очевидным. Неужели его собеседник знает, кто именно к нему пришел? В таком случае их дальнейшая беседа просто теряла всякий смысл. Тордуа счастливо улыбнулся. Было заметно, что он рад своему выпаду.

«Знает, – понял Дронго, – он точно знает, кто именно к нему пришел. И поэтому говорит, уже не пытаясь маскироваться. Играет открыто, уверенный в своем превосходстве».

Больше не следовало ничего говорить, чтобы не выдать себя. Гости поднялись. Оба кивнули на прощание хозяину кабинета, чтобы снова не подавать руки. Кажется, он это понял, но только радостно улыбнулся. Гости вышли из кабинета, а он остался стоять у дивана. Сигара дымилась в пепельнице. Когда гости ушли, Тордуа повернул голову, словно ожидая увидеть еще кого-то. Один из книжных шкафов открылся. Это была дверь в комнату отдыха. Оттуда вышел высокий мужчина с перебитым носом, какой бывает обычно у боксеров, подошел и встал рядом с хозяином кабинета.

– Первый Эдгар Вейдеманис, а второй сам Дронго, – пояснил он. – Это та самая пара. Я их сразу узнал.

– Очень хорошо, – почти пропел Тордуа. – Думают, что могут вести себя таким наглым образом, приходя ко мне под другими именами. Я действительно не хотел никакой войны, но если они первым начали. Пришли в мой кабинет, не захотели даже со мной здороваться, обманули меня. Как все это некрасиво. Я думаю, что за такие дела надо наказывать. А как ты считаешь, Боксер?

– Когда? – прохрипел тот.

– Зачем откладывать? – ласково спросил Тордуа. – Не нужно позволять им ходить и делать пакости. Завтра они еще что-то придумают. А вот я думаю, что начать нужно прямо сегодня. Либо с самого эксперта, либо с его напарника. Это как получится. Желательно тихо, без ненужной суеты. Аккуратно. Чтобы вечером один из них уже беседовал с ангелами. Ты меня понимаешь Боксер? Нам лишние неприятности не нужны.

– Сделаю, – кивнул тот, – не впервые.

 

Глава 14

Они вышли из здания. Сели в машину.

– Куда едем? – спросил водитель.

– Никуда, – ответил Дронго, – давайте немного отъедем, но только так, чтобы мы видели двери здания. Потом остановимся и будем ждать. Посидим и подождем.

– Чего подождем? – не понял Вейдеманис.

– Этот тип точно знал, кто мы такие, – пояснил Дронго, – он улыбался, говорил какие-то банальности, но глаза его выдавали. Было заметно, как сильно он нас ненавидит. И он знает наши настоящие имена. Среди уголовников меня знают даже лучше, чем среди правоохранителей.

– Ты думаешь, что он знает, кто к нему пришел? – удивился Эдгар.

– Убежден, – сказал Дронго. – А теперь посмотрим, кто именно выйдет из их здания. Я обратил внимание, как разговаривал с нами Абессалом Константинович. Чуть громче, чем нужно. Явно в расчете на человека, который находился в соседней комнате и слышал нашу беседу. Несколько раз Тордуа повернул голову, глянув на книжный шкаф, который явно вел в другую комнату. И на столе лежала пепельница, где кроме его сигары были смятые окурки сигарет.

И еще. Предлагая нам войти в кабинет Тордуа, его секретарь даже не поинтересовалась, как именно нас зовут, потому что знала, как именно. Кстати, он не стал протягивать нам руки. В уголовной среде не принято пожимать руку следователям и сотрудникам правоохранительных органов. А мы для него следователи. И это значит, что в соседней комнате находился другой преступный авторитет, перед лицом которого Абессалом Константинович не мог так опозориться.

– Кто-то идет, – показал водитель на выходящего из здания человека.

– Все правильно, – кивнул Дронго, – посмотрите на этого типа. Он явно не специалист по закупкам, а специалист по иному профилю. Обрати внимание на его «Мерседес» с затемненным стеклами. И на его навороченный номер. А сейчас позвони в информационный центр МВД кому-нибудь из наших друзей и узнай, кому принадлежит эта машина. Хотя мне показалось, что я узнал этого типа, бывшего спортсмена и бандита по совместительству.

Вейдеманис достал телефон, набрал нужного ему абонента и, попросив уточнить имя владельца автомобиля, продиктовал номер машины. Когда через минуту ему сообщили данные, он изумленно взглянул на Дронго.

– Я думал, ты шутишь, – признался он. – Это известный криминальный авторитет Нодар Чургулия по кличке Боксер. Этот автомобиль зарегистрирован на его имя.

– Что и следовало ожидать, – кивнул Дронго. – И еще одна «приятная» особенность. Чургулия по отцу грузин, а по матери абхазец, а Тордуа грузин по отцу и осетин по матери. Но работают вместе. Такой прекрасный преступный интернационал. Меня всегда умиляет братство азербайджанских и армянских бандитов. Пока там, на Кавказе, шли кровопролитные войны и погибали люди с обеих сторон, здесь бандиты обеих национальностей прекрасно договаривались и вместе работали. Такой изумительный интернационал.

– Он профессиональный убийца, – сказал Вейдеманис, выслушав сообщение из информационного центра МВД, – нам нужно быть осторожнее.

– Нет, – сказал Дронго, – это им нужно быть осторожнее. После того как вчера ты вернулся в таком состоянии. Это я настоящий убийца, который не знает ни жалости, ни прощения. И в отличие от нашего знакомого Тордуа и этого господина Чургулия я не имею приводов в полицию и за мной не числится уголовных наказаний. Поэтому я более опасный убийца, чем эти господа, вместе взятые. И я собираюсь им это доказать. Поехали, Валера, – сказал он, обращаясь к своему водителю.

Машина тронулась с места.

– Что теперь? – спросил Эдгар.

– Теперь будем проверять досье Чалмаева, который мне нравится все меньше и меньше, – признался Дронго. – Нужно будет выяснить, какие дела он вел в последние годы. Дмитрий Кремей вспомнил, что перед самым увольнением Чалмаеву объявили выговор. Нужно узнать, за какие грехи. И вообще этот человек кажется мне не совсем адекватным. Все в один голос говорят, что он был неплохим профессионалом, сказывались десятилетия работы в Министерстве внутренних дел. Но никто не хвалит его как человека. Наоборот, говорят, он был замкнутым, неразговорчивым, жестким. Поэтому наша первоочередная задача состоит в том, чтобы выяснить, каким человеком на самом деле был господин Чалмаев. Но… но… Приехав к господину Тордуа, мы невольно спровоцировали слишком большой интерес к своим персонам. И если я правильно понимаю человеческую психологию, то наш новый знакомый Боксер уже сегодня получит задание по устранению одного из нас. Меня лично беспокоит этот неприятный факт. И еще мне одинаково неприятно будет, если начнут стрелять в меня или в тебя. Не хочется оставаться одному, за столько лет я уже привык к тебе.

– Только из-за этого? – прищурился Вейдеманис. – Спасибо и за это.

– Надеюсь, тебе тоже будет скучно одному, – продолжал Дронго, – поэтому мы просто обязаны объявить охоту на тигра с приманкой на козленка. Нужно только определить, кто именно будет «козленком». Полагаю, что я могу тебе довериться и выступать в этой роли, чтобы ты был «охотником».

– Нет, – решительно возразил Эдгар, – ты у нас профессиональный стрелок, и здесь не может быть никаких сомнений. Я буду козленком, а ты – охотником. Не могу пожелать, чтобы ты не промахивался, учитывая, как здорово ты стреляешь. Но могу пожелать – не опаздывать. Чтобы он не успел выстрелить первым.

– Не успеет, – твердо пообещал Дронго, – это я могу тебе гарантировать. Шерлоку Холмсу было легче, он подставлял манекен. А нам нужно подставлять друг друга, что гораздо опаснее.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – сказал Эдгар.

– Поехали домой за оружием, – решил Дронго, – а потом мы немного помучаем нашего друга Боксера. Он получил этот титул за победу на молодежном чемпионате России. Но с тех пор громких спортивных побед у него не было. Только криминальные.

– Напрасно они связались с тобой, – усмехнулся Вейдеманис. – Я бы на их месте не рискнул. Ты действительно слишком опасный человек. Я тоже обратил внимание на окурки в пепельнице Тордуа, но думал, что они остались от прежнего посетителя.

– Который не мог уйти, не столкнувшись с нами, – заметил Дронго. – Кстати, нам важно узнать, каким образом Тордуа мог выйти на первого мужа Арины Савельевны. Хотя бы для того, чтобы защитить несчастную женщину в будущем.

– Это ее первый муж был несчастным человеком, – вспомнил Вейдеманис, – он так переживал, что совершил подлость.

– Типичный синдром опустившихся людей, – жестко сказал Дронго, – сначала поддаться соблазну, совершить недостойный поступок, а потом раскаиваться и сожалеть о нем. Все типы, страдающие различными формами социальных «маний», похожи друг на друга. Алкоголики, наркоманы, азартные игроки, даже обжоры. Сначала они изо всех сил пытаются держаться, потом срываются, потом ругают себя за эти срывы, потом снова срываются и в конце концов просто обреченно машут на себя рукой и пускаются «во все тяжкие». Басманова погубила не авария и не сломанные ноги. И уж тем более не Абессалом Тордуа, появившийся у него дома в роли своеобразного искусителя. Его погубили собственное малодушие и страсть к алкоголю, которая стала его формой существования.

– Тебе не говорили, что ты иногда бываешь жестоким, – заметил Эдгар, – я видел вчера, как сильно он переживал. В конце концов своей смертью он доказал, что действительно раскаивался.

– Он доказал только свою слабость, – возразил Дронго, – может, поэтому во многих религиях самоубийц не хоронят на освященных кладбищах, считая их поступок смертным грехом. Это всегда проявление слабости. Жизнь – абсолютный и уникальный дар, который дается человеку один раз. Как вспышка света между двумя абсолютно темными провалами. И так обидно бывает, когда человек не может или не хочет распоряжаться этим уникальным даром, когда губит свое тело и душу, тратит время на пустяки, не пытаясь увидеть, осознать, понять, прочувствовать всю красоту этого мира.

– Тебе нужно выступать с лекциями на подобные темы, – добродушно заметил Вейдеманис, – учитывая твой агностицизм вкупе со способностью убеждать, это может производить сильное впечатление.

– Убедил. Брошу свою работу и пойду в проповедники-агностики, – рассмеялся Дронго.

Они подъехали к дому, машина вкатилась во двор.

– Выходим осторожно и сразу в подъезд, – напомнил Дронго, – а ты, Валера, оставь машину и уходи домой. Чтобы больше я тебя здесь не видел. Приедешь, когда я тебя позову. Только через несколько дней.

– Хорошо, – согласился водитель.

Дронго и Вейдеманис вошли в дом и стали подниматься наверх.

– Что ты придумал? – спросил Эдгар. – Я ничего не понимаю.

– И не нужно понимать, – улыбнулся Дронго, – сейчас приедет моя кухарка, и мы останемся дома. На весь день. Может, еще посидим дома и завтра. Понадобится, и послезавтра. Продуктов дома у меня много, я человек запасливый. Кухарка приготовит нам еду на два-три дня. Мясо уже привезли, овощи и фрукты тоже.

– Ничего не понимаю, – повторил Вейдеманис, – почему мы должны сидеть у тебя дома. Чего мы будем ждать?

– Пока сдадут нервы у наших друзей, – пояснил Дронго, – ведь они не знают, что нам известно об их присутствии. И будут ждать нас, чтобы в той или иной форме высказать свое «фи». А мы будем сидеть дома, вместо того чтобы проводить расследование. Можешь себе представить, как сильно это будет доставать наших друзей. После самоубийства Басманова и нашего нахального появления у Абессалома Константиновича. Они ждут наших активных действий, а мы не выходим из дома. Тем более из моего дома. Можешь себе представить, как это будет нервировать наших противников. Они не поверят, что мы никуда не выходим, и обязательно рискнут проверить лично, что происходит. Вот здесь мы и будем их встречать.

– Почему ты так уверен, что все это сработает?

– Ты видел, как улыбался Тордуа? Он был абсолютно убежден, что мы в его власти. И поэтому его друг выходил из здания, даже не пытаясь спрятаться или немного задержаться, чтобы не появляться сразу за нами. Об этом они даже не думают. Они чувствуют себя охотниками, которые вышли позабавиться, и чувствуют себя хозяевами положения. Два бандита против двух интеллигентов-хлюпиков. То есть против нас с тобой. Хотя бандитов не обязательно будет двое. Их может быть гораздо больше. А вот наша задача доказать им, что добро иногда бывает с кулаками, как бы пафосно громко это ни звучало.

– Не лучше ли вызвать полицию и устроить засаду?

– Нет, не лучше. Среди вызванных сотрудников обязательно будет осведомитель бандитов, который сообщит им о нашем плане. В таких случаях лучше не доверять посторонним. А ты и Леонид Кружков – единственные люди, которым я могу доверять. Тордуа решил поиграть с нами в кошки-мышки, не подозревая, что сам станет мышкой. Мы вызовем полицию только в последний момент, когда наши убийцы будут уже за дверью.

– Делай, как считаешь нужным, – согласился Эдгар.

– Дело в том, что у нас на лестницах есть двери, которые могут быть заблокированы в случае пожарной тревоги, – пояснил Дронго. – Не сомневаюсь, что у этих типов есть свои специалисты по открыванию замков. Они поднимутся к нам все вместе. И нам останется попросить Кружкова отключить кабины лифтов и заблокировать двери на лестницах, чтобы они не могли уйти. А ты будешь исполнять роль испуганного свидетеля, который попытается с ними договориться. Они ведь не могут знать, что у нас есть оружие.

– И это считается ролью «козленка»? – фыркнул от возмущения Вейдеманис. – Я буду за стальной дверью, которую трудно вышибить даже тараном. И еще вооруженным, рядом с тобой. Это уже не «козленок», а сидящий в бронетранспортере наводчик орудия. Неужели ты думаешь, что они посмеют полезть в квартиру?

– Уверен. Они не поверят, что можно сидеть дома, получая гонорар за расследование этого дела. Такие понятия просто не укладываются в головах бандитов. Получив деньги, нужно их отрабатывать, – это закон уголовного мира и закон бизнеса, – а не сидеть дома, запершись в своей квартире.

В этот день они играли в шахматы, и Дронго сумел выиграть белыми только одну партию, проиграв четыре. В этот день Кружков получил распечатку всех остальных разговоров погибшего Чалмаева, и там опять был номер телефона, зарегистрированного на Аристарха Шулейко, которому Чалмаев звонил за несколько минут до своей гибели. И наконец, в этот день кухарка, приготовив еду, быстро ушла из дома, оставив напарников вдвоем. Дронго уселся за свой компьютер, Вейдеманис достал книгу и, устроившись на диване, начал читать. Минуты складывались в часы. В шестом часу вечера им позвонил Трегубов.

– У вас есть какие-нибудь новые сведения? – спросил он.

– Очень много разных сведений, и не все приятные, – признался Дронго. – Но потерпите еще несколько дней.

– Я не совсем понимаю, чем вы занимаетесь, – пробормотал Трегубов, – я думал, что уже сегодня вы закончите расследование и назовете мне имя возможного предателя, который слил информацию «Орфею». Кстати, своего сына я уломал, и его супруга будет послезавтра у нас на даче. Можете приехать после шести вечера. Завтра они будут на дне рождения у своих знакомых, а послезавтра приедут к нам.

– Постараемся, – пообещал Дронго, – но пока не могу обещать ничего конкретного. У нас слишком много работы.

Разочарованный Трегубов попрощался и отключил связь.

– Какие-то непонятные дилетанты, – громко сказал он, обращаясь к супруге, – а мне еще хвалили этого эксперта и говорили, что он лучший.

В этот день, уже ближе к восьми часам вечера, Кружков позвонил Дронго.

– У вашего дома примерно два часа стоит машина, – сообщил он. – В ней двое людей. Рядом припаркован еще один «Мерседес», о котором вы говорили. И там еще один человек. Все нервничают, все время смотрят на двери вашего подъезда, на ваш двор и на часы.

– Пусть смотрят, – усмехнулся Дронго, – ты можешь ехать домой. Передай список телефонов на мой электронный адрес.

– Уже передал, – сообщил Кружков.

Автомобили отъехали от дома только во втором часу ночи, так и не дождавшись появления на улице Дронго или его напарника. На следующее утро, примерно в половине десятого, оба автомобиля снова появились у дома. Кружков доложил, что сидящие в нем люди все время жуют и смотрят на часы. Дронго и Вейдеманис продолжали оставаться в квартире. Прошел еще день. Ближе к вечеру из первой машины вышел один из бандитов, который подошел к дежурному охраннику.

– Вам не говорят, когда жильцы куда-то уезжают? – поинтересовался он.

– Нет, – ответил охранник, – это не наше дело. Главное, чтобы здесь не было чужих.

На этот раз машины стояли до половины первого, и первая машина уехала с громким скрежетом, словно вымещая злость на новых шинах. Второй автомобиль отъехал гораздо тише. Кружков доложил, что сидевший в первой машине громко ругался. Дронго и Вейдеманис не отвечали на звонки городских телефонов и опускали плотные шторы по вечерам, прежде чем включить свет. Со стороны вообще было непонятно – живут ли в этой квартире люди или она пустая. На третий день обе машины появились уже в половине девятого, словно ожидая, кто именно наконец выйдет из дома.

В одиннадцать утра из «Мерседеса» решительно вылез Чургулия, который приблизился к одному из охранников, работавших в доме. Тот поднялся при виде незнакомца. Второй охранник поливал цветы в горшках, стоявших в глубине здания.

– Доброе утро, – поздоровался Чургулия. – Скажи, дорогой, ты не знаешь, господин Дронго сейчас дома? Может, он куда-нибудь уехал? Уже два дня мы его не можем найти.

– Может, и уехал, – пожал плечами охранник, – а может, дома. Это меня не касается. Захочет – выйдет. Не захочет – не выйдет. – Он не успел договорить, когда Боксер вдруг зло и решительно ударил его левой рукой. Дежурный буквально взлетел на несколько метров и упал на пол. Второй дежурный, обернувшись, увидел свалившегося товарища и бросился к нему на помощь, и тут получил еще более сильный удар и тоже упал без чувств. Боксер огляделся, оттащил обоих дежурных в их комнату, запер ее на замок и вышел на улицу, приглашая жестом обоих подельников, сидевших в другой машине. Они быстро вылезли из своего автомобиля и вошли в дом.

– Охраны нет, – сообщил Боксер, – мы можем подняться.

– А где эти ребята? – не понял один из бандитов.

– Спят, – зло пояснил Боксер, – пошли все вместе. Может, они заперлись и сидят у себя в квартире. Нужно будет действовать как можно быстрее. Пушки с собой?

– Взяли, – показал пистолет один из бандитов.

Они поднялись на этаж, и Боксер позвонил в дверь. Перед тем как подняться, он вытащил большую коробку из комнаты дежурных. Она была пустой и легкой. Он пробил отверстие рукой и вложил в коробку свое оружие. Оба бандита двинулись следом. Когда раздался звонок в дверь, Дронго, сделав знак Вейдеманису, чтобы тот молчал, подошел к дверям и осторожно посмотрел в глазок. Сомнения не было – прибыли бандиты.

Держа перед собой большую коробку, в которой был пистолет, Боксер снова позвонил в дверь.

– Вам посылка, – прокричал он.

– Вот так, – сказал Дронго, – даже когда не хочешь убивать, приходится стрелять. Ты видишь, они просто напрашиваются на мои выстрелы. А я ведь действительно не хочу никого убивать. Теперь можно будет вызывать полицию и попытаться задержать этих ребят у наших дверей еще на несколько минут.

– Охранники не отвечают, – сообщил Вейдеманис, пытавшийся дозвониться до сотрудников охраны, находившихся в своей комнате.

– Молодцы, – сказал Дронго про бандитов, – мы недооценили этих ребят. Они сначала убрали обоих охранников, а потом поднялись наверх. Теперь нужно будет попросить Кружкова заблокировать кабины лифтов и закрыть двери на лестницах.

Боксер позвонил в третий раз.

– Вам посылка, – еще раз прокричал он, потрясая коробкой. Дронго собирался осторожно отойти от дверей, когда вдруг с нарастающим ужасом увидел, как открылись створки кабины лифта и из него вышла Иджиля Батаева, которая, пройдя мимо двоих бандитов, остановились рядом с Боксером.

– Вы думаете, он дома? – спросил тот, криво улыбаясь.

– Думаю, что да, – ответила она, – поэтому я и приехала к нему. – В руках у нее была какая-то книга.

Боксер счастливо улыбнулся, опуская коробку. Теперь он был уверен в том, что Дронго сам откроет им дверь.

 

Глава 15

Такое тоже иногда случается в жизни: в самый идеальный план вмешивается непредсказуемая случайность, и все задуманное рушится. Дронго смотрел в глазок и видел Иджилю, стоявшую между тремя мужчинами. Он видел довольную улыбку Боксера, понявшего, что эта прихрамывающая женщина появилась здесь не просто так и теперь Дронго вынужден будет открыть дверь, иначе его подружка-хромоножка умрет прямо на пороге его квартиры.

– Что случилось? – спросил Вейдеманис, заметив, как помрачнел его друг. Он уже держал в руках телефон.

– Пришла Иджиля, – вздохнул Дронго, – та самая женщина, о которой я тебе рассказывал. Она стоит среди них. Все трое вооружены. И теперь я просто обязан открыть дверь, иначе они порежут ее у нас на глазах.

– А если откроешь дверь, то они убьют всех троих, – меланхолично заметил Вейдеманис, – или ты считаешь этот вариант более приемлемым?

– Я считаю неприемлемым сидеть за железной дверью, когда женщина, которой я восхищаюсь, находится в руках бандитов, – заметил Дронго.

– Господин эксперт, открывайте дверь, – почти пропел Боксер, позвонив в очередной раз. Он уже не скрывал своего торжества. Иджиля, очевидно начав что-то понимать, мрачно взглянула на всех троих мужчин.

– Вы разве не из охраны здания? – спросила она. – Я не видела внизу охранников.

– Конечно, мы из охраны, – усмехнулся один из бандитов.

Иджиля прикусила губу. Она поняла, что именно здесь происходит. И догадалась, что случайно подставила не только себя, но и обоих мужчин, находившихся за дверью. Дронго, доставая телефон, неслышно выругался. Он позвонил Кружкову и объяснил, что план поменялся. Затем подошел к дверям.

– Отойди от дверей, Боксер, – громко сказал он, – чтобы мог открыть дверь и переговорить с тобой.

– Вот и умница, – сказал бандит, доставая свой пистолет и отбрасывая коробку в сторону. Иджиля не успела даже крикнуть, как ее схватили руки обоих бандитов и она почувствовала на своем горле лезвие ножа.

– Еще минуту задержишься и получишь отрезанную голову своей хромоножки, – пообещал Боксер.

– Напрасно ты так, – с сожалением сказал эксперт, – а еще кавказский мужчина. На женщину руку поднял.

– Открывай, собака, – закричал, теряя терпение, Боксер, – иначе я сам ее придушу.

Дронго держал в руках телефон. Нужно было рассчитать все по секундам. В это мгновение открылись створки кабины лифта и кто-то выплеснул на стоявших людей воду, словно решив пошутить с ними. Все четверо невольно повернулись в эту сторону, где с ведром воды стоял Кружков. И в эту секунду дверь открылась и прозвучали несколько выстрелов. Раздались крики бандитов. Дронго стоял на пороге с дымящимся пистолетом. Из-за его спины выглядывал Эдгар Вейдеманис, в руках которого тоже был пистолет. Но он не успел сделать ни одного выстрела. Он только сильно толкнул дверь, чтобы открыть пространство для своего друга. Дронго был слишком опытным стрелком, чтобы промахнуться с трех-четырех метров. Двоим бандитам, которые держали женщину, он прострелил ноги, и они теперь катались по полу, визжа от боли. Боксеру он выстрелил прямо в живот, и тот, медленно осев на пол, выпустил из рук оружие. На рубашке расплывалось большое кровавое пятно. Боксер пытался улыбнуться, но улыбка получалось вымученной, жалкой. Ему было больно, но он терпел, стиснув зубы.

– Вызови «Скорую помощь», – попросил Дронго, обращаясь к Вейдеманису. Тот в знак согласия кивнул и достал телефон. Боксер посмотрел на Дронго. Он хотел что-то сказать, но не мог. Раздирающая боль была нестерпимой. Оба его подручных кричали, не стесняясь своей боли. А он сидел, стиснув зубы, и молчал. Иджиля брезгливо переступила через одного из бандитов и подошла к Дронго.

– Я, наверно, виновата, – сказала она, – я хотела сделать сюрприз, привезла вам книгу, в которой написано обо мне. И там я признавалась, что вы мой кумир. Извините. Я не думала, что тут может случиться такое… Не думала, что они будут ждать вас здесь…

– Вы не виноваты, – возразил Дронго, – это скорее моя вина.

Боксер начал валиться в сторону. Эксперт бросился к нему. Кружков пытался ему помочь.

– Собери лучше оружие у этих придурков, – посоветовал Дронго, продолжая держать в руках раненного бандита. Тот открыл глаза.

– Я хотел тебя убить, – прошептал он.

– Молчи. Ничего не говори. Сейчас приедет «Скорая помощь», – сказал Дронго. Он был весь перепачкан кровью Боксера.

Кружков собирал выпавшие пистолеты и нож, довольно бесцеремонно обыскивая продолжавших кричать бандитов. Кто-то из соседей открыл дверь и сразу закрыл, увидев пятна крови на лестничной площадке.

– Не закрывай глаза, – крикнул Дронго, обращаясь к тяжелораненому бандиту. Он уже жалел, что выстрелил ему в живот. Но в тот момент это было единственным правильным решением, так как, опоздай он хотя бы на одну секунду, Боксер успел бы выстрелить первым. Тот слабо застонал, очевидно, силы уже покидали его. Иджиля наклонилась к бандиту, чтобы перевязать ему рану. Вейдеманис принес бинты и вату.

– Больше я не разрешу тебе стрелять, – сказал он, – гораздо гуманнее было пристрелить всех троих. Три пули в лоб – и никто не мучается.

– Я не могу, – признался Дронго, – не могу убивать людей. Это уже не зависит от меня. Только в самом крайнем случае я могу выстрелить в голову. У этой тройки не было ни одного шанса против меня. Они даже не успели поднять свои пистолеты.

– Тоже мне ковбой-одиночка, – покачал головой Вейдеманис.

– Нет, – неожиданно открыв глаза, сказал Боксер, – ты не ковбой. Ты мужчина. Извини… извини, что мы… напали на твою женщину. Это было неправильно…

Он закрыл глаза и потерял сознание. В этот момент открылись створки кабины лифта, и на лестничной площадке появились несколько врачей и санитаров с носилками. Почти сразу прибыли сотрудники полиции, прокуратуры, еще врачи и еще санитары. Дронго и Вейдеманис поехали в полицию, чтобы написать объяснения. Иджиля отправилась вместе с ними. Кружкова отпустили. Он всего лишь вовремя оказался на месте, плеснув воду в сторону бандитов и отвлекая на одну секунду их внимание на себя. В полиции Дронго написал объяснение, рассказывая, как и почему он стрелял в нападавших. Один из инспекторов уголовного розыска, прыщавый молодой человек лет тридцати в форме старшего лейтенанта, поднял листок с показаниями и, прочитав несколько строк, покачал головой.

– Ты у нас просто «Виннету, вождь апачей». Значит, все сразу сообразил и приказал своему другу плеснуть в них водой, чтобы отвлечь на секунду, а сам открыл дверь и начал стрелять. И ты хочешь сказать, что за секунду успел сделать три выстрела и все три раза попал? Тогда ты уже Дронго, а не человек, – сказал старший лейтенант и вызвал бурю смеха в комнате. Смеялись все – Эдгар Вейдеманис, Иджиля Батаева, пожилой следователь, знавший эксперта в лицо. Старший лейтенант недоумевающе смотрел на смеющихся.

– Чего вы ржете? – удивленно спросил он.

– Это и есть Дронго, – пояснил следователь, показывая на эксперта.

Старший лейтенант ошеломленно уставился на незнакомца. Попятился, споткнувшись об стул и чуть не упав.

– Вы? – недоверчиво спросил он. – Вы тот самый Дронго?

– Не знаю какой. Но я только один с такой птичьей кличкой, – сказал эксперт.

Старший лейтенант покачал головой.

– Извините, – сказал он, – я не думал, что когда-нибудь вас увижу. Вот таким образом.

Их выпустили через полтора часа. Иджиля была рядом. Когда они наконец вышли из здания полиции, было уже поздно. Приехавший за ними Кружков сидел в своей машине, ожидая, когда они наконец выйдут.

– Поедем обедать. Или ужинать, – предложил Дронго, – если, конечно, дама не возражает. Только мне нужно заехать домой переодеться. Я весь в крови этого бандита. Надеюсь, что он выживет.

– Поедем домой, – согласилась Иджиля, – а насчет вашего «подопечного» я не уверена. Вы попали ему прямо в живот. Вот двое других точно выживут, у них ранения в ноги. Хотя вы стреляли в кость с расчетом причинить болевой шок.

– У меня были секунды на раздумья. Один из них угрожал вам ножом, – напомнил Дронго. – Честно говоря, мы нарочно не выходили из дома, чтобы эти придурки собрались у моей квартиры. Тогда можно было вызвать полицию и повязать всех троих. У бандитов своя логика. Они знали, что мы частные эксперты и выполняли просьбу Трегубова расследовать это дело. Согласно их бандитской логике, мы обязаны были бегать по городу, пытаясь все выяснить. А мы несколько дней сидим дома и никуда не выходим. От этого можно сойти с ума. Получается, что мы не отрабатываем своих денег. Для бандитов такое поведение просто немыслимо. Все было точно рассчитано. Но вы появились у меня на лестничной площадке и изменили наши планы.

– Я уже поняла и поэтому извинилась, – напомнила она, – а книгу я положила у вас в холле у вешалки. Можете посмотреть ее, когда у вас будет время. Она была готова еще задолго до нашего знакомства. Меня спросили про идеального мужчину, и я назвала вас. Еще не зная вас лично.

– Спасибо. Но это не совсем правильно, – сказал Дронго, – хотя бы потому, что я совсем не идеальный мужчина.

– У меня есть собственное мнение, – возразила женщина.

Уже поднявшись в квартиру, Дронго взял книгу и стал перелистывать страницы. Здесь были очерки о героических буднях сотрудников полиции с очерками об Иджилии Батаевой. Там размещалась ее фотография, где она была гораздо моложе. Иджиля пожала плечами, увидев, с каким любопытством он разглядывает эту фотографию. Дронго унес книгу в свой кабинет, затем прошел в спальню, переоделся.

Эдгар и Иджиля его ждали.

– Кушать я не хочу, – неожиданно произнес Вейдеманис. – Поезжайте вдвоем. Я уже наелся за эти два дня, сидя в квартире, теперь мне нужно устраивать разгрузочные дни. Лучше я поеду домой.

– Кружков отвезет тебя, – предложил Дронго.

Так и получилось, что они оказались вдвоем с Иджилей в ресторане. Дронго предложил отправиться в небольшой ресторан «Барашка», сеть которых принадлежала известному ресторатору Новикову. Уже сидя за столом, Дронго поднял бокал с вином.

– Спасибо, что принесли мне эту книгу. Но плохо, что вы оказались так неожиданно рядом с бандитами. Я думал, подобные истории случаются только в кино или в книгах, когда в самый напряженный момент происходит появление другого человека или исчезновение важного свидетеля. А теперь вижу, что подобное случается и в реальной жизни.

– Я не хотела говорить вам заранее. Думала сделать сюрприз, – призналась женщина. – Вы упомянули, что обычно по утрам, до полудня, бываете дома.

Сегодня Иджиля сделала красивую прическу, завила волосы и даже надела свое самое любимое темно-синее платье. Он только сейчас понял, что она была утром у парикмахера. В этот момент зазвонил его телефон. Эксперт взглянул на дисплей, на нем высветился номер телефона Трегубова. Дронго нахмурился. Они совсем забыли о том, что сегодня должны были встречаться на даче Вадима Олеговича с его невесткой.

– Когда вы приедете? – спросил после приветствия Трегубов.

– К сожалению, сегодня мы не сможем приехать, – пробормотал Дронго.

– Почему? – поразился позвонивший. – Я ведь предупреждал вас, что сегодня к нам приедут мой сын с невесткой. И она готова с вами разговаривать в присутствии моего сына. Не понимаю, какие важные дела у вас могут быть. В конце концов, не забывайте, что мы подписали договор и я перечислил деньги.

– Я об этом помню, – ответил Дронго, – но если вы будете каждый раз напоминать, что вы заплатили деньги, то мы просто разорвем договор и вернем вам ваши деньги.

– Я не хотел вас обидеть, – примиряюще произнес Трегубов, – но согласитесь, что я вправе настаивать. Мне непонятно, чем именно вы занимались два дня, если даже сегодня вы не можете к нам приехать.

– Могу сообщить, чем именно мы занимались, – пояснил Дронго. – В течение двух последних дней банда в составе трех вооруженных рецидивистов осаждала мою квартиру, пытаясь убить меня и моего напарника. В результате сегодняшней перестрелки все трое нападавших бандитов были ранены. Двое – относительно легко, один – тяжело. Он сейчас находится в реанимации. Всех троих ранил ваш покорный слуга, который успел сделать это за мгновение до того, как они открыли стрельбу. К тому же у них была в качестве заложницы моя знакомая женщина. Если вы вспомнили о деньгах, то посчитайте, сколько может стоить такой расход нервной энергии и смертельного риска, при котором меня, моего друга и мою знакомую едва не убили. И учтите, что все это случилось именно потому, что мы расследуем ваше дело.

Дронго замолчал. Сидевшая напротив Иджиля грустно усмехнулась. Трегубов тоже молчал. Видимо, он переваривал эту невероятную для него информацию.

– Вы серьезно? – пробормотал он. – Они действительно хотели вас убить?

– Я дам вам телефон следователя и адрес больницы, где сейчас находятся эти бандиты, – ответил Дронго. – Можете все выяснить лично. Во всяком случае, если бы не мое умение применять оружие в нужных случаях, вы бы сейчас со мной не разговаривали. Я был бы трупом, и, возможно, вас пригласили бы в морг для моего опознания.

– Извините, – пробормотал Трегубов, – я ничего этого не знал.

– Все гораздо сложнее и опаснее, чем вы полагали, – продолжал безжалостно давить Дронго, – и давайте договоримся, что вы не будете нас торопить. Дело оказалось слишком непредсказуемым. В котором уже пролилась кровь, – добавил он.

– Я все понимаю, – быстро сказал Вадим Олегович, – извините, что я дергаю вас по пустякам. Я больше не буду звонить. Но вы хотя бы объясните, что именно происходит. Может, и нам грозит опасность? Или мне лучше увести отсюда свою семью?

– Завтра я сам вам перезвоню, – пообещал Дронго, – а пока ничего не предпринимайте. До свидания.

Он убрал телефон в карман. Иджиля спросила:

– Это был ваш заказчик?

– Да, – ответил Дронго, – мы договаривались встретиться сегодня у него на даче, но вы сами знаете, что именно у нас произошло. Нашу встречу пришлось отложить.

– Честно говоря, я еще раз убедилась, что вы необыкновенный человек, – сказала женщина. – Вы ведь могли спокойно вызвать полицию и подождать, пока приедут сотрудники правоохранительных органов. Бандиты все равно бы никуда не делись. Уйти из вашего подъезда они не могли. Но вы предпочли открыть дверь и начать стрелять.

– Они могли причинить вам неприятности, – возразил Дронго, – поэтому наш план пришлось корректировать на ходу.

– Это я поняла. Когда не увидела внизу охранников, то очень удивилась. А когда поднялась наверх, то не сразу поняла, что это обычные бандиты. Только когда они начали доставать оружие. А у меня ничего с собой не было, и я не могла вам помочь.

– Давайте не будем про это, – предложил Дронго, – все закончилось благополучно. Если узнаю, что Нодар Чургулия, которого я тяжело ранил, тоже выжил, то я буду просто счастливым человеком.

– Вы знаете, как его зовут? – снова поразилась Иджиля.

– Знаю, конечно. И даже знаю, кто именно его послал. Но мы пока еще до того не добрались. Ничего страшного, все равно найдем и изобличим. Спасибо, что вы снова приняли мое приглашение.

– Скорее сама напросилась, – улыбнулась она.

– В этой жизни не так много женщин, которыми мы можем восхищаться, – возразил Дронго. – Есть женщины, с которыми нам хочется встречаться, есть женщины, которые способны создавать уют и тепло любимого очага, воспитывать детей и быть добрыми бабушами, есть женщины, с которыми вообще не хочется даже разговаривать, и очень мало женщин в нашем мире, которыми хочешь восхищаться. Я всегда восхищался своей матерью, она была больше тридцати лет ректором университета и у нее были тысячи студентов, среди которых был и я. Вы тоже одна из немногих женщин, кем я могу восхищаться.

– Жаль, – неожиданно сказала она, – а я бы хотела, чтобы вы мечтали со мной встречаться. Просто так. Не из восхищения. А как с женщиной.

– Я женатый человек, – пробормотал Дронго, отводя глаза. Ему было стыдно за свою ложь. И не потому, что он не был женат. Он был женат на Джил уже много лет. Но ложь была в том, что его семейное положение никогда не мешало ему иметь романы на стороне с женщинами, которые ему нравились. Но говорить об этом Иджиле ему не хотелось. Но женщина сама все поняла.

– Я бы пошла за вами на край света, – призналась она, – сделала бы все, что вы мне приказали. И с радостью умерла бы рядом с вами.

– Надеюсь, что до этого дело не дойдет. Мы еще очень молодые люди, особенно вы.

– Я имела в виду не смерть от старости, а смерть в бою, – пояснила Иджиля. – Где-то я читала, что ваш любимый писатель Эрнест Хемингуэй сказал, что мужчина не имеет права умирать в постели. Только в бою.

– Не будем такими кровожадными, – возразил Дронго, – мы и так сегодня пустили слишком много крови.

– Вы жалеете этих негодяев? – изумилась Иджиля.

– Они тоже люди, а я стрелял так, чтобы сделать им больно. О чем сейчас сожалею, – признался Дронго.

– Вам не кажется, что вы слишком положительный для обычного человека? – рассмеялась она. – Просто как библейский образ. Жалеете врагов своих.

– Сначала я причинил им эту боль намеренно, а только потом пожалел, – напомнил Дронго. – И с женщинами тоже не все так просто. Я уже говорил, что не являюсь идеальным мужчиной в вашем понимании слова. Не всегда и не везде я мог сохранять верность брачному обету и, конечно, позволял себе подобные увлечения разными женщинами.

– Не нужно об этом говорить, – попросила Иджиля.

– Это правда, – сказал Дронго, – но я не раскаиваюсь. Грехи прелюбодеяния и чревоугодия – грехи, которые я признаю и слишком часто совершаю. Может, еще грех тщеславия, ведь я хочу не только победить своего врага, но и не возражаю, когда об этом узнает большое количество людей. Хотя бы для того, чтобы они понимали – зло не всегда остается безнаказанным. Надеюсь, мне простятся эти грехи, которые, по моему мнению, не столь ужасны. А может, я обманываю самого себя. И мои грехи продолжение моего характера, который я уже не в силах изменить.

– Можно я задам вам один личный вопрос? – спросила Иджиля.

– Конечно, – Дронго понимал, о чем именно она может его спросить, но не мог придумать, каким образом можно уклониться от ее вопроса.

– У меня есть шансы? Хотя бы один из ста? Когда-нибудь переместиться в категорию женщин, с которыми вы хотите встречаться, а не только восхищаться.

Он взял ее руку, поцеловал.

«Мы все мужчины сволочи», – с отчаянием подумал он.

– Вы мне очень нравитесь, – сказал Дронго, почти не солгав, – но я хотел бы, чтобы мы навсегда остались только друзьями. А не любовниками. По-моему, так будет лучше.

– Я поняла, – кивнула она, невесело усмехнувшись. – Когда говорят подобные слова, это означает, что вы не хотите рассматривать меня в качестве обычной женщины. Все правильно. Я не в обиде. А книгу вы оставьте себе. На память о наших встречах.

«Все мы сволочи», – снова подумал Дронго.

 

Глава 16

Утром следующего дня к Дронго приехал Вейдеманис. Они договаривались о встрече в одиннадцать часов утра, и именно в это время Эдгар позвонил ему в дверь.

– Надеюсь, что сегодня ночью ничего страшного с тобой не случилось, – начал Вейдеманис, войдя в квартиру.

– В каком смысле?

– К тебе больше никого не послали? Я имею в виду знакомых нашего друга Абессалома Константиновича.

– Я уверен, что он уже знает о случившемся. Уголовная почта работает безупречно, лучше всякой американской экспресс-почты ночью. Ему наверняка сообщили, чем закончилось нападение его людей на мою квартиру.

– Тебе нужно менять адрес, – пробормотал Эдгар. – Дело становится чрезвычайно опасным. А как твоя спутница? Ты не пригласил ее домой? Извини, что спрашиваю, но, по-моему, она в тебя влюблена. Ты видел, какими глазами она смотрела на тебя после того, как ты в таком героико-романтическом образе перестрелял всех нападавших бандитов.

– Хватит, – сказал Дронго, – я сделал это только в силу крайней необходимости. Ты прекрасно знаешь правило любого разведчика – в тот момент, когда вы достаете оружие, вы уже проиграли.

– Я знаю другое правило. Негодяев нельзя увещевать. Иногда необходимо достать оружие и выстрелить в живот, чтобы почувствовал, – жестко произнес Вейдеманис. – Значит, она тебе не понравилась?

– Наоборот, очень понравилась. Потрясающая женщина, такая внутренняя сила. Три тяжелых ранения.

– Тогда почему ночью ты был один? Извини, что я тебя спрашиваю. Если хочешь, можешь не отвечать.

– Не знаю. Она красивая женщина. Но мне показалось неправильным вести себя подобным образом. Я понимал, что она не откажет. Но считал такое поведение не совсем разумным. Она работала в отделе по борьбе с проституцией и жаловалась мне, что среди знакомых ее подопечных были известные мужчины, которые пользовались услугами платных жриц любви. Она презирала таких мужчин. Мне захотелось сохранить некий пьедестал, на который она меня поставила. – Он немного подумал и неожиданно сказал: – А может, все проще. Я просто не хотел с ней встречаться. Она интересна мне как сильная женщина, но не интересна как партнерша в кровати. Согласись, что это разные вещи.

– Ты у нас философ. Под каждую встречу с женщиной подводишь философское обоснование, – усмехнулся Вейдеманис.

– Хватит, – прервал собеседника Дронго, – давай подумаем, что нам делать дальше. Тордуа, конечно, знает о случившемся и на несколько дней заляжет на дно. Не будет ничего предпринимать. Значит, сейчас наша задача узнать, почему Чалмаев не стал рассказывать никому про этот передатчик, найденный у Трегубова. А наоборот, спрятал его ото всех и еще выдал тысячу долларов за молчание Богданову.

В этот момент зазвонил телефон. На дисплее высветился незнакомый номер, но Дронго решил ответить.

– Слушаю вас.

– Говорит следователь Парфентьев, – услышал он уже знакомый голос молодого следователя. – Вы были у меня несколько дней назад.

– Да, я помню.

– Дело в том, что в карманах погибшего мы нашли связку ключей, которая не подходит ни к его квартире, ни к служебному кабинету. Мы показали эти ключи его заместителю, но он тоже не знает, для какой двери они предназначались. Господин Рыжанков посоветовал показать эти ключи вам.

Дронго вспомнил, как его принимал молодой следователь. В эту минуту ему более всего хотелось послать своего собеседника куда-нибудь подальше и положить трубку. Но он был профессионалом и понимал, что не имеет права поддаваться эмоциям.

– Хорошо, – сдержанно произнес он, – я сегодня приеду и посмотрю на ваши ключи. Выпишите мне пропуск.

Вейдеманис посмотрел на друга.

– Парфентьев, – понял он. – Что за ключи?

– Они были в кармане погибшего Чалмаева, – пояснил Дронго, и целую неделю Парфентьев пытался найти замок и дверь, к которым подошли бы эти ключи. Но так ничего и не нашел. Он показал их Рыжанкову, и тот предложил показать их мне.

– Когда бывает сложно, они вспоминают про тебя, – пробормотал Эдгар. – Мы еще не смогли узнать про последние дела Чалмаева. Нужно найти людей, с которыми бы он работал.

– Дмитрий Кремей, – вспомнил Дронго. – Может, он поможет? Он наверняка знает, с кем именно работал Чалмаев в последние годы перед своим выходом на пенсию. Сейчас я ему позвоню.

Снова вытащив телефон, он набрал номер Кремея.

– Добрый день, Дмитрий, – начал Дронго. – У меня к вам снова небольшое дело.

– Пожалуйста. Чем я могу вам помочь?

– Мне нужно знать, кто именно в последние годы работал с Чалмаевым? Кто был его самым близким другом?

– Он не имел таких друзей, – ответил Кремей, – я вам говорил, что Чалмаев был человеком малообщительным. Хотя один следователь довольно часто работал с ним в группе. Зубков Николай Викторович. Если хотите, я продиктую вам его номер телефона, и в случае чего вы можете сослаться на меня, сказав, что я вам его дал. Зубков меня хорошо знает.

– Большое спасибо. Вы, как всегда, нам очень помогли, – сказал Дронго.

Кремей продиктовал номер телефона и на прощание, не удержавшись, спросил:

– Я слышал, что у вас были неприятности? Говорят, что вы один перебили целую банду?

– Вот так возникают легенды. Ничего подобного. Я просто помог скрутить на улице одного пьяного хулигана, – ответил Дронго.

– А я слышал, дело было иначе. Говорят, что вы перестреляли нескольких человек и даже спасли жизнь нескольким заложникам, – настаивал Кремей.

– Людям нравится рассказывать о героических приключениях. Но они скорее выдумки для подростков, чем реальная жизнь, – возразил Дронго. – Еще раз спасибо вам за помощь.

Он сразу перезвонил Зубкову.

– Николай Викторович, здравствуйте, – начал Дронго, – я звоню от господина Дмитрия Кремея, вашего знакомого.

– Как у него дела? – поинтересовался Зубков.

– Неплохо. Работает в «Истоке», жив, здоров. Скажите, мы могли бы увидеться?

– По какому вопросу?

– Несколько дней назад погиб ваш бывший коллега господин Чалмаев. Мы сейчас проводим частное расследование по факту его смерти. Вы не могли бы с нами побеседовать?

– Мог бы, – согласился Зубков. – Я сижу в городском управлении. Если хотите, приезжайте в перерыве на Петровку. Я как раз выйду, и мы можем увидеться. Только я не совсем понимаю, что означает «частное расследование». Насколько я знаю, этим делом занимается следователь Парфентьев и оно еще не закрыто.

– Мы из службы безопасности компании «Инсеко», где работал господин Чалмаев, – пояснил Дронго.

– Тогда понятно, – сказал Зубков, – передайте привет Рыжанкову. Мы виделись с ним на похоронах. Подъезжайте к половине второго и ждите у входа. Я к вам выйду.

– Спасибо. – Дронго отключил связь и посмотрел на Эдгара. Тот удовлетворенно кивнул.

Сначала следовало навестить Парфентьева. На этот раз пропуск выписали почти сразу, и Дронго поднялся в уже знакомый кабинет. Следователь не заставил его ждать – открыл дверь и пригласил войти в свой кабинет. Затем достал связку ключей и показал ее Дронго.

– Вот эти ключи. Мы не можем понять, как они попали в карман погибшего. Никто из его родных или знакомых не знает, откуда они.

Дронго взглянул на ключи и отрицательно покачал головой.

– Я тоже не знаю, – сказал он, – даже не представляю, что это за ключи. Может, вы ошиблись? Эти ключи не Чалмаева?

– Они были в его кармане, – пояснил Парфентьев.

– Это ничего не значит, – возразил эксперт. – Была авария, наезд со смертельным исходом. Возможно, кто-то из зевак наклонился к погибшему, и ключи упали рядом с телом. А потом их просто автоматически запихнули в карманы погибшего. Такое иногда случается.

Парфентьев нахмурился, испытующе глядя на гостя.

– Вы думаете, это чужие ключи?

– Если вы за столько дней не смогли найти замок для этих ключей, то они наверняка чужие, – сказал Дронго. – А вы проверяли? На них были отпечатки пальцев погибшего?

– Нет, – растерянно произнес следователь, – не проверял. Я считал само собой разумеющимся, что ключи его, раз мы нашли их в карманах Чалмаева. И тех пор их столько людей держали в руках. Нет, конечно, я не проверял.

– Это ошибка, – укорил молодого следователя Дронго, – нужно было сразу проверить. Но сейчас уже поздно. Можете считать, что ключи не принадлежат погибшему. И не приобщать их к делу. Возможно, кто-то, обнаружив потерю своих ключей, придет за ними к вам.

– Вы так считаете? – все еще сомневался следователь.

– Уверен, – сказал Дронго. – Если у вас больше нет вопросов, разрешите мне уйти. Только подпишите мой пропуск.

Парфентьев молча подписал пропуск. Дронго вышел из здания и подошел к машине, где его ждали водитель и Вейдеманис.

– Ты не поверишь, Эдгар, в новость, которую я тебе сейчас расскажу, – сказал он. – Только, что мне показали ключи, которые были найдены в кармане погибшего Чалмаева. И я сразу их узнал. Они от квартиры Полины Рыбалко. Можешь себе представить?

– И ты сказал об этом Парфентьеву? – спросил изумленный Вейдеманис.

– Конечно, нет. Но я их сразу узнал, ведь Полина Прокофьевна давала мне свои ключи, и я не мог перепутать.

– Значит, она была права, – вспомнил Эдгар, – к ней действительно влезли чужие. И теперь получается, что этим чужим был именно Чалмаев.

– Единственный человек, который мог войти и выйти из приемной под взглядом нацеленных на него камер, – напомнил Дронго. – Ведь он сам тоже работал на восьмом этаже и часто входил в служебные кабинеты руководителей компании. Она не могла даже предположить, что именно он сделал дубликаты ключей от ее квартиры.

– И зачем он это сделал? Не доверял ей? Хотел провести негласный обыск? Пытался найти компрометирующие материалы?

– Нет, – возразил Дронго, задумавшись, – обыска не было. Иначе она бы это заметила и рассказала бы нам. Он сделал ключи для иной цели. Он не мог не понимать, что она никогда не выдаст секретов компании. И дело не только в том, что она тоже была акционером компании. И не в том, что работала больше тридцати лет с Рахимовым. Конечно, эти слагаемые тоже важны, но достаточно посмотреть на нее внимательно, чтобы понять – такая женщина просто не может быть осведомителем другой компании. А Чалмаев был следователем с многолетним стажем и должен был разбираться в людях.

– Тогда зачем ему вторые ключи от этой квартиры? Может, ты все-таки перепутал?

– Нет. Я не мог перепутать. Это те самые ключи, я в этом уверен.

– Тогда еще одной загадкой стало больше, – вздохнул Вейдеманис.

– Поехали на Петровку, – распорядился Дронго, – нужно встретиться с Зубковым.

Конечно, они опоздали. Снова сказались пробки в центре города, и они прибыли к зданию городского управления внутренних дело только в час сорок пять. Дронго позвонил Зубкову.

– Где вы были? – спросил тот. – Я вас ждал десять минут.

– Мы только сейчас приехали, – сообщил Дронго, – извините. В центре города ужасные автомобильные пробки.

– Да, я знаю, – согласился Зубков, – сейчас выйду.

Он появился через четыре минуты. Высокого роста, седоволосый, с хорошей выправкой, приятным лицом. Он был почти ростом с Дронго. Рукопожатие оказалось крепким.

– Может, где-нибудь посидим? – предложил эксперт.

– У меня мало времени, – возразил Зубков, – осталось только пятнадцать минут. Скажите как вас зовут?

Дронго назвал свое настоящее имя. Он не хотел, чтобы Зубков понял, с кем разговаривает.

– Давайте немного пройдемся, – предложил Николай Викторович, – и вы скажете мне, что именно вас интересует.

Они направились в сторону парка.

– Чалмаев вышел на пенсию по возрасту, – напомнил Дронго, – но говорят, что он получил выговор незадолго до увольнения.

– Выговор сняли перед уходом на пенсию, – пояснил Зубков, – его обвиняли в жестоком обращении с подозреваемыми.

– Были основания?

– Возможно. Андриян Максакович никогда не отличался ангельским характером. Он был жестким человеком. Можно даже сказать, жестоким. Умел добиваться нужного результата, сдавал дела вовремя, но мог позволить себе дать по ушам кому-то из молчавших насильников или запирающихся свидетелей. Я думаю, не секрет, что такие методы иногда просто необходимы. Вы сами работали в правоохранительных органах?

– Недолго, – ответил Дронго.

– Тогда вы меня понимаете. Чтобы добиться нужных показаний, иногда приходится прибегать к угрозам, иногда к мерам физического воздействия. И это не секрет. Если наркоману вовремя не дать «дозу», у него начнется «ломка». Об этом знают и сам наркоман, и следователь. Поэтому между ними устанавливается негласная договоренность. Наркоману не дают мучиться, что гуманно, а следователь получает нужную информацию, что справедливо.

– Какие дела вел Чалмаев в основном?

– Хищения и мошенничества. В основном хозяйственные, он на них специализировался. У нас еще шутили, что ОБХСС давно нет, а следователи, которые ведут дела по их линии, все еще работают. Вы работали вместе с ним?

– Да, в службе безопасности. С Рыжанковым.

– Я вас не помню. Вы не были на похоронах?

– Нет. Я находился в служебной командировке. Раньше я работал в нашем юридическом отделе.

– Тогда понятно. Вас бросили на укрепление службы безопасности, – добродушно произнес Зубков.

– Вы не слышали такую фамилию – Тордуа?

– Как вы сказали?

– Абессалом Константинович Тордуа, – повторил Дронго. – Может быть, это имя когда-то всплывало во время работы с вами Чалмаева?

– Может, до меня, – пожал плечами Зубков, – но я никогда его не слышал.

– А Скорынкин? Матвей Михайлович Скорынкин?

Зубков остановился. Посмотрел на своего собеседника.

– Вы с ума сошли? – спросил он. – Вы знаете, кто такой Скорынкин? Вице-президент крупнейшей компании. Сенатор. Член Совета Федерации. Лауреат Государственной премии. При чем тут Скорынкин?

– Среди бумаг, найденных дома у Чалмаева, были записи с именем этого человека, – солгал Дронго.

– Это, наверно, из-за тендерной заявки, – вспомнил Зубков, – об этом написали все газеты. Компания «Инсеко» ее проиграла. Но в любом случае Скорынкина лучше не вспоминать. Это заоблачная фигура для нас, простых смертных.

– В последние годы у Чалмаева были какие-нибудь дела, связанные с Тулой?

– Не помню. Прошло несколько лет. Нет, по-моему, ничего не было.

– Как вы считаете, его могли убить?

– Убить могут каждого, – невесело усмехнулся Зубков, – но убивают только из-за больших денег. Это на Кавказе есть еще такие понятия, как «честь» и «гордость», из-за которых иногда звучат выстрелы. У нас убивают только из-за больших денег. А какие деньги могли быть у бывшего следователя, возглавившего службу безопасности компании? Гроши. По сравнению с теми миллионами, которыми ворочают хозяева вашей компании. Какая у вас зарплата? – неожиданно спросил Зубков.

– Около двух тысяч долларов, – ответил с некоторой заминкой Дронго.

Зубков, конечно, заминку почувствовал. И добродушно усмехнулся.

– Не хотите говорить правду. Не беспокойтесь. Я знаю про конверты, которые вы получаете за верную службу. Такие компании, как ваша, больше всего на свете не любят делать отчисления в фонд социального страхования, в пенсионный фонд, платить налоги в полной мере. И поэтому добрая половина ваших сотрудников получает деньги в конвертах. Все, как и в других местах.

– У Чалмаева были враги?

– У следователей-важняков всегда полно врагов, – вздохнул Зубков, – но он вышел на пенсию уже несколько лет назад. Все враги за это время переключили свое внимание на других следователей. Не думаю, что оставались такие мстительные типы, которые помнили об этом столько лет. Хотя у нас был случай, когда один наш молодой следователь дважды занимался одним и тем же рецидивистом. Он отправлял его в тюрьму, а тот выходил через некоторое время по вновь открывшимся благополучным для него обстоятельствам. И в обоих случаях дело передавали на контроль Чалмаеву.

– Понятно, – сказал Дронго, уже понимая, что ничего более конкретного он не узнает.

– И кличка у этого бандита была запоминающаяся, – добавил Зубков. – Он был бывший спортсмен, в молодости добивался больших успехов. Его звали Боксер.

Дронго остановился, замер, боясь пошевелиться, словно Зубков мог услышать его мысли.

– Вы сказали Боксер? – переспросил Дронго.

– Да, – кивнул Зубков, – довольно известный криминальный тип. Кажется, из Грузии или Абхазии, хотя раньше это была одна республика.

 

Глава 17

После разговора с Зубковым Дронго вернулся к машине, где его ждал Вейдеманис, и рассказал обо всем своему другу.

– Нужно срочно ехать в больницу, – решил Эдгар, – если он еще жив и нас к нему пустят. Иначе потом будет поздно.

– Поехали, – согласился Дронго, – хотя вчера он был в ужасном состоянии.

По дороге в больницу он позвонил, чтобы уточнить, как чувствует себя Нодар Чургулия, попавший накануне в больницу. Ему сообщили, что больной находится в реанимации и вчера ему была сделана операция по извлечению пули. Состояние больного тяжелое, но стабильное. Дронго и Вейдеманис приехали в больницу и обнаружили стоявшего у дверей палаты дежурного сержанта полиции, который отказался пропускать посторонних. Пришлось звонить следователю и доказывать, как важна эта встреча. Переговоры длились около трех часов. Наконец следователь сам приехал в больницу и разрешил Дронго трехминутное свидание.

Эксперт осторожно вошел в палату. Нодар Чургулия лежал на кровати с подключенной к нему системой очищения крови. Он был в сознании. Увидев вошедшего, попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой, ему удалось только пошевелить губами. Дронго подошел ближе.

– Пришел полюбоваться? – спросил Нодар, сделав некоторое усилие, чтобы произнести эти слова.

– Ты знаешь, что нет, – ответил Дронго, – У меня к тебе другое дело.

– Говори, – разрешил Чургулия, закрывая глаза.

– Ты был знаком с бывшим следователем Чалмаевым, – сказал Дронго.

Нодар открыл глаза. Уставился в потолок.

– Дальше, – потребовал он.

– И вы вместе спланировали всю операцию, – продолжал эксперт, – чтобы не подставлять Чалмаева. Вы нашли Басманова, убедили его подложить передатчик в доме Трегубовых, чтобы узнать конкретные цифры. На работе установить эту аппаратуру Чалмаев, видимо, не разрешил, понимал, что его могут обнаружить. И потом начал поиски возможного осведомителя. Когда нашли передатчик, он его отобрал и заплатил тысячу долларов, чтобы никто об этом не узнал. Договорился с тобой и с Тордуа, на которого ты работал.

– Все? – наконец посмотрев на Дронго, спросил Чургулия.

– Нет, не все, – ответил эксперт. – В кармане бывшего следователя нашли дубликат ключей от квартиры Полины Рыбалко, которые мог украсть только Чалмаев. Я думаю, что он понимал, как быстро смогут вычислить возможного осведомителя, и решил подставить несчастную женщину. Поэтому сделал ее ключи. Она была идеальным вариантом для такой подставы. Теперь все.

Нодар снова уставился в потолок.

– Меня интересуют только два вопроса, – продолжал Дронго. – Первый: как вы смогли выйти на Басманова? И второй – почему убили Чалмаева?

Чургулия все еще молчал.

– Я задал тебе вопросы, – продолжал Дронго, – как видишь, я уже многое узнал. Если не хочешь, можешь ничего не говорить. Если хочешь – говори сейчас. У нас десять секунд.

Он подождал десять секунд, затем повернулся и пошел к выходу.

– Подожди, – услышал Дронго слабый голос Нодара и повернулся к лежавшему на кровати бандиту. Подошел ближе.

– Следователь сказал утром, что вчера ты меня на руках держал, – с трудом выговаривая слова, произнес Чургулия, – это правда?

– Правда. Не хотел, чтобы ты умер. Вчера вы не должны были трогать женщину. И все должно было случиться по-другому. Я хотел вызвать полицию и сдать вас всех троих.

– Мы бы не стали ждать полиции, – выдохнул Нодар.

– Стали, – возразил Дронго, – мой напарник должен был попытаться с вами договориться.

– Мы бы убили и его, – сказал Чургулия.

– Зная ваше благородство, не сомневаюсь. Но нам нужно было задержать вас на несколько минут, пока приедет полиция. Мой человек должен был заблокировать кабину лифта и двери на лестницах. Вы бы не смогли уйти, после того как поднялись наверх. Но ты внес коррективы в этот план, отключив обоих охранников. Хотя мой помощник все равно дежурил внизу для страховки. Но когда появилась женщина, я внес коррективы и попросил его набрать ведро воды и выплеснуть ее на вас, чтобы на секунду отвлечь.

– Умный ты, – прохрипел Нодар, – спасибо, что не дал умереть.

– Я не хотел твоей смерти. Тебя ведь послал Тордуа. Не возражай, я не спрашиваю, кто послал. Знаю ваши правила, ты сказать не можешь, чтобы не сдавать коллегу. У меня другие вопросы. Как вышли на Басманова и почему убрали Чалмаева? Это ты мне можешь сказать?

Дверь приоткрылась. Возмущенная врач показала на часы. Три минуты уже закончились.

– Меня зовут, – сказал Дронго.

– Подожди, – повторил Чургулия, – насчет Басманова ничего не знаю. Никогда не слышал. А насчет этого бывшего следователя… Он жадный был. Жестокий и жадный. Ты прав. Он хотел эту старуху подставить, чтобы мы ее потом задушили. Не успел. А сам денег хотел. Много денег. И тогда умные люди посчитали, что дешевле его задавить, чем платить такие деньги.

– Сколько он хотел?

– Миллион, – криво усмехнулся Нодар, – я же говорю, что был жадным. Хозяин был согласен, но бывший легавый не хотел делиться. И мы решили не давать ему эти деньги.

– Кто сидел за рулем автомобиля?

– Какая разница? Он был плохим следователем и плохим человеком. Предателем. И он умер. Больше я тебе ничего не скажу.

В палату решительно вошла врач.

– Вы злоупотребляете нашим терпением, – нервно произнесла она.

– Все, – согласился Дронго, – я закончил. – Он наклонился к раненому.

– Извини, что причинил тебе боль. Другого выхода у меня не было. Желаю тебе поправиться. Даже если остаток жизни проведешь в тюрьме, чтобы живым и здоровым был. Прощай.

Нодар взглянул на него и снова попытался улыбнуться.

– Прощай, – сказал он, – на тебе моей крови нет. Я все понимаю.

Дронго повернулся и пошел к выходу. В коридоре его ждали следователь и Вейдеманис.

– Он вам что-то рассказал о нападении на вашу квартиру? – поинтересовался следователь.

– Нет. Он только сказал мне о проступке вашего бывшего коллеги, – признался Дронго, – но это не имеет никакого отношения к их нападению. Спасибо вам за понимание. До свидания.

Вместе с Эдгаром они пошли к выходу.

– Чалмаев их предал, – сообщил Дронго, – он знал, что Басманов будет на даче Трегубова и установит этот «жучок», который потом обнаружил и снял Богданов.

– Почему он не установил эту аппаратуру на своем этаже? – поинтересовался Вейдеманис.

– Он был опытным человеком, – пояснил Дронго, – разработал целую операцию прикрытия. Басманов должен был побывать на даче и установить этот передатчик. Но про него никто не должен был знать. Этот передатчик позже должны были обнаружить в квартире Полины Прокофьевны. Может, он и сейчас там, спрятан где-то среди вещей. Чалмаев понимал, что возможного предателя будут искать. И искать тщательно. Поэтому он сделал дубликаты ее ключей, чтобы подкинуть ей передатчик. Боксер рассказал мне, что они планировали задушить женщину.

– Занятно, – процедил Вейдеманис. – А как они вышли на Басманова?

– Этого раненый не знает. Видимо, эту часть операции проводили без него.

– А Чалмаев? Зачем они его убили?

– Он хотел миллилон долларов в качестве своей платы за услуги, – пояснил Дронго.

– Недурной аппетит. Он, наверно, совсем рехнулся.

– Вот видишь, Эдгар, ты тоже не знаешь современного масштаба цен, – укоризненно произнес Дронго, – это на самом деле не так много. За контракт в сорок семь миллионов долларов нужно получать откаты минимум в пять или десять миллионов. В России был премьер, который охотно брал по три процента с каждой сделки и считал это нормальной маржой. А бедняга Чалмаев захотел только два процента от общей суммы. И его за это убили, посчитав сумму слишком большой.

– Кто убил?

– Этого Боксер мне, конечно, не сказал. Но понятно, что всю операцию продумал и осуществил именно Чалмаев. Хотя мы так и не выяснили, каким образом он мог узнать про Басманова. Супруга Трегубова не хочет даже вспоминать о своем первом муже. Она не могла никому рассказать о том, в каком положении находится Прохор Басманов. Об этом должен был узнать человек, который был очень близок к семье Трегубовых. И это не мог быть Чалмаев, с которым Арина Савельевна даже не стала разговаривать. Когда проверяли ее дачу, она поднялась в свою спальню. Для нее Чалмаев был из разряда слуг, обслуживающих их дом. Поэтому нам еще предстоит выяснить, кто и каким образом рассказал Абессалому Константиновичу о первом муже Трегубовой. Тордуа и Чалмаев сразу поняли выгоду такого ценного для них человека, как Басманов, который мог появиться на даче Трегубовых и, вот здесь самое главное, о котором никогда не станет рассказывать хозяйка дома своему мужу. Понимаешь? Они были в этом уверены. Поэтому Чалмаев так спокойно отобрал этот передатчик, заявив, что Трегубов в курсе.

Они вышли из здания больницы, уселись в машину.

– Куда едем? – спросил водитель.

– На дачу Трегубовых, – предложил Дронго. Он достал телефон и стал набирать знакомый номер.

Услышав голос Вадима Олеговича, сообщил, что они могут приехать сегодня на дачу и хотели бы переговорить с невесткой и супругой Трегубова.

– Вы уже разговаривали с моей женой, – напомнил Трегубов, – осталась только невестка.

– Нам нужно уточнить некоторые нюансы у Арины Савельевны, – пояснил Дронго, – мы постараемся не очень долго их задерживать.

– Хорошо. Я сейчас найду сына, – недовольно проговорил Вадим Олегович.

– Он обещал их найти, – сказал Дронго. – Давайте по дороге где-нибудь остановимся и поужинаем. Кажется, наше дело близится к финалу. Если, конечно, опять не произойдет что-нибудь неожиданное.

– Все неожиданности закончились, – возразил Вейдеманис, – их было и так слишком много.

После ужина они отправились на дачу Трегубовых и подъехали туда в седьмом часу вечера. Самого хозяина еще не было дома. Сын с невесткой тоже не успели подъехать. Их встретила кухарка, которая провела обоих напарников в гостиную. Через несколько минут появилась хозяйка. Арина Савельевна была в зеленном шелковом халате. Но волосы уложены в прическу.

– К сожалению, Вадима Олеговича еще нет дома, – сообщила она, – и Алексей с женой не успели подъехать. Они ждали вас вчера и уехали, так и не дождавшись. Но ничего страшного. Вы можете пока поужинать на кухне, а они скоро подъедут. Даша, накормите наших гостей, – крикнула она, поворачиваясь, чтобы уйти.

– Извините, – остановил ее Дронго, – а где ваша дочь?

– Ее тоже нет, – повернулась к ним Арина Савельевна, – она будет на дне рождения своей подруги, и ее привезут после десяти. Она опять вам нужна? Мне казалось, что мы закончили все наши разговоры в прошлый раз и вы получили исчерпывающую информацию от нас обоих.

– Не совсем, – возразил Дронго, – по ходу дела выяснились некоторые подробности, которые вы не успели нам сообщить.

– Какие? – криво усмехнулась Трегубова. – Или вы действительно считаете, что я могла подслушать разговоры моего мужа с господином Капланом, записать все эти цифры и передать их конкурентам? Возможно, такие вещи бывают в каком-нибудь шпионском детективе, но в реальной жизни таких глупостей просто не случается. Зачем мне вредить компании моего мужа и выдавать коммерческую информацию? Или зачем это делать нашей дочери? Наконец, Алексею, которого отец взял к себе в компанию, чтобы сделать из него бизнесмена? По-моему, вы просто теряете время, каждый раз приезжая на нашу дачу.

– Те сведения, которые мы узнали в последние несколько дней, позволяют нам сделать вывод, что наши посещения вашей дачи принесли существенную пользу, – сообщил Дронго, – хотя некоторые члены вашей семьи проявили неискренность.

– Алексей всегда хочет доказать свою самостоятельность, – усмехнулась Арина Савельевна, – а наша дочь бунтует в силу своего возраста. У вас все? Можете поужинать, пока вернутся остальные члены нашей семьи.

– Мы уже успели поужинать, – сказал Дронго, – и намеренно прибыли чуть раньше, чтобы поговорить именно с вами, госпожа Трегубова.

– Со мной? – весело спросила она. – Опять со мной? Это уже интересно. Надеюсь, вы не меня имели в виду, когда говорили о проявлениях неискренности?

– Да, – кивнул Дронго, – я имел в виду именно вас.

Улыбка сползла с ее лица. Она нахмурилась.

– Вы сошли с ума! – громко и нервно произнесла она. – Не забывайте, господин эксперт, вы находитесь в моем доме. Я больше не хочу с вами разговаривать. Будете беседовать с Трегубовым, когда он вернется. И с его сыном.

Она в очередной раз повернулась, чтобы уйти.

– Госпожа Трегубова, – снова остановил ее Дронго, – нам хотелось побеседовать с вами о вашем первом муже. Господине Прохоре Басманове, который несколько дней назад был на вашей даче.

Женщина замерла. Они видели только ее спину. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Арина Савельевна медленно повернулась к ним. Если минуту назад у нее было лицо молодой, красивой, счастливой и жизнерадостной женщины, то теперь казалось, вместо лица была серая маска. Она задыхалась от волнения.

– Откуда? – спросила она, делая над собой усилие, словно комок, застрявший у нее в горле, не давал ей говорить. – Откуда вы узнали про него? Кто вам рассказал, что он приезжал?

 

Глава 18

Женщина подошла к стулу, взяла его и тяжело опустилась на него. Затем взглянула на гостей.

– Закройте дверь, – попросила она Вейдеманиса.

Эдгар подошел и прикрыл дверь в гостиную.

– Кто вам рассказал? – спросила Трегубова. – Он сам? Хотя этого не может быть. Он так переживал. Был в таком состоянии. Я не знала, как его успокоить.

– Будет правильно, если вы сами успокоитесь, – предложил Дронго. – Хочу вас заверить, что наш разговор останется между нами. Юристы немного похожи на врачей и священников. Так считал Бальзак. Мы поверенные в делах людей, в их душевных тайнах. Поэтому не волнуйтесь. Все, что вы нам расскажете, останется между нами. Я могу вам гарантировать, что ваш супруг никогда не узнает о подробностях нашего разговора.

Она кивнула в знак понимания.

– Вы разрешите нам сесть? – спросил Дронго.

– Садитесь, – тихо произнесла Арина Савельевна.

Эксперты уселись на стулья. Напротив хозяйки расположился сам Дронго. Эдгар уселся около дверей, словно решил охранять вход от незваных посетителей.

– Прохор Басманов был вашим первым мужем? – продолжил Дронго.

– Да. Я вам говорила. Это была такая студенческая любовь. Он был самым красивым парнем у нас в институте. Почти не учился, так как играл за нашу волейбольную команду. Все девочки сходили по нему с ума. Но он выбрал именно меня.

– Хочу заметить, что ваши бывшие однокурсники считали именно вас самой красивой девушкой в университете, – сказал Дронго.

– Тогда еще был институт, – вспомнила Арина Савельевна, – и все казалось таким легким, простым, счастливым. Даже когда он в августе девяносто первого поехал защищать Белый дом. Мне казалось, что с ним ничего не может случиться. С нами ничего не может случиться, – поправилась она.

Трегубова замолчала, тяжело вздохнула.

– Вы же знаете, как бывает у известных спортсменов. Или артистов. Каждый хочет выпить с вами на брудершафт. Я ему все время говорила, что опасно садиться за руль в таком состоянии. И еще все инспектора ГАИ знали его в лицо и отдавали ему честь вместо того, чтобы его задержать. В общем, тогда случилась эта авария. Я потеряла ребенка, он навсегда распрощался со своей спортивной карьерой.

Больше я не могла оставаться в городе. Каждый дом, каждый прохожий, каждый ребенок напоминали мне о моей трагедии. Я решила развестись и уехать в Москву. Хотя официально мы не сразу развелись, а я так и осталась с его фамилией. Даже когда выходила замуж за Трегубова, была еще Басмановой, но потом взяла фамилию мужа. Мне еще повезло, что я смогла родить Любу, хотя врачи категорически запрещали. Но я настояла и родила. Правда, чуть не умерла во время родов. Зато у нас появилась девочка. Мне было обидно, что у Трегубова есть своих двое детей, а у нас никого не будет.

Мы много лет не виделись с Басмановым. Я слышала, что у него были неприятности. Он работал грузчиком, экспедитором, водителем. Сидел в тюрьме. Много всякого слышала, когда приезжала в Тулу. Один раз даже поехала к его дому, где его мама раньше жила. Но так и не решилась войти в дом. А в прошлом году поехала на юбилей – двадцать лет окончания вуза. Все собрались вместе, он тоже пришел. Я когда его увидела, чуть не расплакалась. Вы знаете – есть такая теория, что женщина всегда помнит и любит своего первого мужчину. Как будто он открывает ей вход в другой мир. Не скажу, что я не люблю Трегубова, конечно, нет. Мы с ним живем уже восемнадцать лет и живем хорошо. Дружно. И я приняла его детей как своих. Но Басманов… Это было как воспоминание молодости. Бесшабашной молодости, когда все кажется таким радужным и многообещающим, когда живешь надеждами и завтрашним днем.

Она тяжело вздохнула.

– Как будто он был старше нас всех лет на десять или пятнадцать. Это ужасно. И я почти сразу уехала. Не смогла там долго оставаться. Просто не выдержала. Потом я долго думала о Прохоре. Даже собиралась послать ему деньги или каким-то другим образом помочь. И еще два раза приезжала в Тулу. Снова поехала к дому его матери и даже прошла к ним на первый этаж. Я долго стучала, но мне никто не ответил, и тогда я уехала. Однако он сам появился у нас на даче примерно две или три недели назад. Мне сообщил охранник, что приехал господин Басматин. Он так и сказал – Басматин, а я не сразу сообразила, кто это мог быть. Сказала, что не знаю никакого Басматина. Но сердце уже стучало. Охранник пришел и сказал, что это Прохор Басматин. И тогда я сама выбежала из дома к воротам. Он стоял там – такой необычный, тихий, даже какой-то застенчивый. Чисто выбритый, немного испуганный. Я провела его на дачу. В доме никого не было кроме кухарки, даже дочери. Он почти не разговаривал. Сидел здесь и молчал. Только односложно отвечал на мои вопросы. Но он так на меня смотрел. Как будто побитая собака. Нет, даже не побитая. Раненая. Такими вот взглядами смотрят раненые животные. Отказался от еды, почти ничего не пил, даже чай. Когда я стала его расспрашивать о личной жизни, он заторопился. Поднялся, сказал, что куда-то должен идти. Я видела, как он мучается. Два или три раза он возвращался, словно желая мне что-то сказать. Это было ужасно. Наконец я не выдержала, подумала, что он приехал попросить у меня деньги. Сама предложила ему деньги. Господи. Нужно было видеть, как он на меня посмотрел. Я такого дикого, безумного взгляда никогда не видела. Как будто я всадила ему в сердце нож. Он даже зашатался. А потом схватился за голову и побежал к воротам. Больше он не возвращался.

Она замолчала.

– Наверно, я неправильно себя вела, – после паузы призналась Арина Савельевна, – я чувствовала, что он хочет сказать мне что-то важное. А я предложила ему денег и этим его обидела. Может, даже оскорбила. Вы знаете, ведь к хорошей жизни быстро привыкаешь. Когда муж состоятельный человек, не думаешь о деньгах, можешь себе позволить любые траты. Начинаешь иначе думать, иначе себя вести. Как будто ухватила бога за бороду. Начинаешь презирать людей, у которых нет денег.

Она говорила почти искренне, забыв, что еще несколько минут назад предлагала гостям поужинать на кухне в ожидании хозяина дачи. Людям вообще сложно оценивать самого себя справедливо.

– Вот уже сколько дней я думаю о нашей встрече, – призналась Арина Савельевна, – и не могу отделаться от этого ощущения недосказанности. Как будто ему было важно в чем-то мне признаться. Я это чувствовала, видела. Но он так ничего мне и не сказал. Мужу я заявила, что приходил какой-то Басматин, который не туда попал. Ведь наш охранник называл именно эту фамилию.

– И больше вы с ним не виделись? – уточнил Дронго.

– Нет. Но я собираюсь поехать в Тулу в воскресенье. Навестить детский дом, который спонсирует моя семья. И обязательно зайду к нему домой. А теперь скажите, как вы узнали, что он у меня был, и почему это вам так интересно? Только откровенно?

Дронго взглянул на Вейдеманиса. Тот сохранял невозмутимое выражение лица. В конце концов, это право самого эксперта выбирать ту часть правды, которую он захочет рассказать.

– Он хотел переговорить с вами по поводу предложения, которое ему сделали конкуренты вашего мужа, – почти честно сказал Дронго.

– Ему? Конкуренты? – улыбнулась Арина Савельевна. – Не нужно меня смешить, господин эксперт. Они были из разных миров. Какое отношение мог иметь Басманов к компаниям конкурентов моего мужа? Там счета на десятки миллионов долларов, а у моего бывшего мужа наверняка не было лишних и ста долларов. Это я сразу поняла по его виду.

– Ему сделали предложение, от которого он отказался, – сообщил Дронго. – Ему предложили вас предать.

– Каким образом? – все еще не веря своему собеседнику, спросила Трегубова. – Мы уже давно не супруги и у нас не может быть никаких общих интересов. Или, кажется, поняла? Наверно, какой-нибудь глянцевый журнал хотел заплатить ему деньги, чтобы снять его квартиру и его самого, показав, каким был первый супруг Арины Трегубовой? Наверно, это они хотели сделать?

– Нет, – ответил Дронго, – они просили его еще раз приехать к вам на дачу и незаметно установить здесь подслушивающие устройства.

Глаза у женщины стали стеклянными. Она не хотела верить услышанному.

– Какая гадость, – наконец произнесла она с отвращением. – Неужели ему могли сделать подобное предложение? Он бы никогда в жизни на него не согласился. Даже умирая с голода. Представляю, как бы он возмутился. Нужно совсем не знать Басманова, чтобы предлагать ему совершить подобную низость.

Дронго старался не смотреть в сторону Вейдеманиса, словно ему было стыдно за свой обман.

– Он тоже не согласился, – сообщил эксперт.

– Все правильно, – кивнула женщина, – я в этом не сомневалась. И чем все закончилось?

– Печально, – признался Дронго. – Только давайте условимся, что вы сумеете меня спокойно выслушать.

– Что там случилось? – шепотом спросила Трегубова.

– Он погиб, – выдохнул Дронго, – случайная смерть. Погиб на вокзале. Попал под колеса поезда…

Он видел, как затряслись плечи женщины, потом все тело. По щекам покатились слезы. Она не закричала, не зарыдала. Она беззвучно заплакала.

– Я чувствовала, – негромко проговорила она, – я понимала. Он хотел со мной попрощаться. Он тоже чувствовал, что это наша последняя встреча.

Она отвернулась. Закачалась на месте. Вейдеманис поднялся и поспешил на кухню, чтобы принести стакан воды.

– Он не мог сделать подлости, – продолжала Арина Савельевна, – и поэтому пришел попрощаться. Это не была случайная смерть. Он не захотел больше жить. Я это видела, понимала. Он любил меня сильнее всех. По-прежнему любил.

Вошедший Вейдеманис протянул ей стакан воды. Трегубова сделала несколько глотков, поставила стакан трясущимися руками на стол.

– Простите, – сказала она, – я больше не могу. Извините меня, я должна подняться к себе. – Она встала, пошатнулась.

Дронго, поднявшись, хотел ей помочь, но она покачала головой. И, нетвердо ступая, пошла по коридору к лестнице. Они услышали ее шаги наверху. А потом со второго этажа раздались долгие сдавленные рыдания. Кухарка даже вышла в коридор, прислушиваясь к звукам наверху и не понимая, что происходит.

Вейдеманис посмотрел на Дронго.

– Не знал, что ты подашь все под таким соусом, – мрачно сказал он. – Не захотел говорить правды?

– Не сумел, – признался Дронго, – просто не сумел. Я понял, что все эти годы она по-прежнему его любила. Рассказать ей, что он сделал подлый поступок, согласившись предать ее за деньги, которые ему предложили, – значит нанести ей самую большую травму в жизни. Душевную травму, Эдгар, раны от которой никогда не затянутся. Это означало сломать ей жизнь. Пусть ей будет больно от сознания утраты своего бывшего друга, чем боль от сознания его предательства. Я подумал, что поступаю правильно. Кроме нас двоих, никто не знает всех подробностей этой трагедии. И я считаю, что никто и не должен знать. Так будет правильно. Он уже вынес свой приговор и привел его в исполнение. Самый суровой приговор, какой только мог. А ей будет легче жить с сознанием того, что в мире существует большая любовь, большие чувства, верная дружба и в ее жизни был человек, который все время любил только ее, отказавшись предать свою любовь.

– Даже немного обидно, – сказал Вейдеманис, – в твоем изложении это красивая история любви. А на самом деле история предательства, человеческой низости и расплаты за потерянную душу.

– Ты знаешь, я в молодости прочитал рассказ Мопассана «Счастье». Там говорится о старике и старухе, которые жили уединенно на острове среди коз всю свою жизнь. И когда туда приехал путешественник, он узнал в старухе дочь известного графа из их города. И эта графская дочь убежала сюда на остров, всю жизнь жила почти в хлеву, чтобы быть рядом с любимым человеком, обычным солдатом. И когда потрясенный путешественник спросил, была ли она счастлива, она ответила, что, безусловно, была всю жизнь невероятно счастливым человеком. Он был потрясен, поражен, изумлен величием ее любви.

– Хороший рассказ, – согласился Эдгар, – я его тоже помню.

– А потом я прочел дневники Мопассана, – продолжал глухим голосом Дронго, – и выяснилось, что история почти подлинная. Только этот старый самец, бывший солдат гвардии, из-за которого графская дочь сбежала и жила всю жизнь на этом острове, был не очень верным мужем. И когда в очередной раз он изменил своей супруге с какой-то грязной соседкой, жена поднялась на гору и бросилась оттуда в пропасть. Вот тебе сказка и реальная история. Скажу честно, что мне больше нравится сказка. Но я понимаю, что в реальной жизни все происходит прозаичнее. И трагичнее.

– Ты сделал ей больно, – согласился Вейдеманис, – но ты оставил ей великие иллюзии. И это важно. О его смерти она все равно бы узнала уже в эти выходные. Но ты скрыл факт его предательства и наполнил их историю любовью и верой.

Они услышали, как в дом входят люди. Это были Трегубовы. Очевидно, Вадим Олегович забрал по дороге сына с невесткой и привез их на дачу. Он все еще хотел, чтобы эксперты, поговорив с каждым членом его семьи, наконец выяснили, каким образом конкуренты могли узнать окончательные цены их заявки.

Трегубов вошел в комнату первым. За ним – сын и невестка. Она действительно была красивой женщиной. Сочетание азиатской и славянской красоты делало ее по-особенному привлекательной. Она смущенно улыбнулась.

– Это наша Биби, – представил невестку Вадим Олегович, – как видите, мне удалось уговорить сына наконец приехать сюда со своей женой и ответить на все ваши вопросы.

– В моем присутствии, – строго напомнил Алексей.

– Уже не нужно, – неожиданно сказал Дронго, – мы приехали специально для того, чтобы сообщить вам, господин Трегубов, что дело почти закрыто. Завтра мы доложим вам все детали случившегося. А сегодня разрешите нам уехать.

Трегубов удивленно посмотрел на сына и невестку. Затем перевел взгляд на гостей.

– Завтра вы все расскажете? – недоверчиво переспросил он.

– Обязательно, – заверил Дронго, – можете не сомневаться.

Вадим Олегович облегченно вздохнул, улыбнулся.

– А где Арина? – поинтересовался он.

– Наверно, наверху, – ответил Дронго, – мы только недавно приехали. Госпожа Трегубова поздоровалась с нами и прошла наверх.

– Может, вы хотя бы поужинаете с нами? – предложил Вадим Олегович.

– Мы уже ужинали, – сказал Дронго, – но если у вас есть хороший коньяк, мы его обязательно попробуем. У нас есть еще немного времени.

– Пойдемте ко мне в кабинет, – обрадовался Трегубов.

– С каких пор ты любишь пить коньяк? – удивленно шепотом спросил Эдгар.

– Тише, – попросил Дронго, – я подумал, что мы должны дать возможность Арине Савельевне немного успокоиться и прийти в себя, чтобы она не встречала своего мужа в таком растрепанном виде.

– Я думал, что меня уже невозможно удивить твоими поступками, – признался Вейдеманис, – но ты до сих пор меня удивляешь.

 

Глава 19

Поздно вечером Дронго позвонил сначала Полине Прокофьевне, а затем Дмитрию Кремею и попросил их о помощи на завтрашний день. Оба, выслушав его аргументы, согласились помочь. Утром следующего дня Дронго позвонил следователю Парфентьеву и пообещал, что сегодня сумеет найти организатора убийства бывшего следователя Андрияна Чалмаева. Следователь молча выслушал его и сухо сказал, что верит только в конкретные факты. Дронго, в свою очередь, пообещал предоставить эти факты до конца дня. Наконец он побеседовал с водителем семьи Трегубовых, который обычно возил Арину Савельевну в Тулу. Самого же Трегубова попросил собрать всю свою семью вечером в его служебном кабинете. И также пригласить Полину Прокофьевну, Лазаря Марковича и Рыжанкова, исполнявшего обязанности руководителя службы безопасности.

Только после этого он позвонил Абессалому Константиновичу Тордуа. По телефону ответила секретарь, которая попросила оставить свой номер телефона, чтобы господин Тордуа мог перезвонить. И он действительно перезвонил через десять минут.

– Добрый день, господин из контрольной закупочной комиссии, – издевательски начал Тордуа, – не помню, какую фамилию вы назвали, но понимаю, что помнить даже не обязан, так как вы все равно солгали. А вашу птичью кличку мы знаем хорошо, господин Дронго. Хочу вас предупредить заранее, что наш разговор записывается и при малейших угрозах или попытках шантажа я передам дело на вас в прокуратуру и в суд.

– Не сомневаюсь, – сказал Дронго, – учитывая ваш большой опыт в судейских разбирательствах…

– Что вам угодно? – спросил Тордуа.

– Мне угодно посадить вас в тюрьму за то, что вы прислали ко мне домой банду, которая едва не убила моих друзей. Ваши люди несколько дней дежурили у моего дома, а затем попытались взять мою квартиру штурмом.

– Какая глупость, – сказал с наигранным возмущением Абессалом Константинович, – я ведь вас предупреждал, что не потерплю шантажа. Я не имею абсолютно никакого отношения ни к этой неизвестной банде, ни к нападению на вашу квартиру. Нужно быть сумасшедшими, чтобы в центре города нападать на чужой дом. Вы должны были сразу вызвать полицию и отправить этих людей за решетку.

– Мы так и сделали. Только отправили всех троих в больницу. Вы, наверно, об этом уже слышали.

– У меня нет никаких связей с уголовным миром, – издевательски произнес Абессалом Константинович, – ну откуда я могу знать, что случилось с бандитами. Даже само предположение об этом меня глубоко оскорбляет.

– Не сомневаюсь, – сказал Дронго, – вы известны как человек большой нравственности и морали. А еще вы законопослушный гражданин с тремя судимостями.

– Из которых две сняты, – с удовольствием напомнил Тордуа.

– Все правильно, – согласился Дронго, – и именно поэтому вы возглавляете такую успешную фирму. Не сомневаюсь, что у вас все в порядке.

– Мы работаем только законными методами, руководствуясь российским законодательством, – любезно сообщил Абессалом Константинович.

– Поэтому я и позвонил. Хочу пожелать вам еще больших успехов, – сказал Дронго.

– И вам того же, – пожелал ему Тордуа. – Если у нас и были какие-то накладки, то не обращайте на них внимания. Мы все очень ценим и уважаем ваш незаурядный опыт и мастерство. Надеюсь, что бандиты, посмевшие напасть на такого уважаемого человека, получат по заслугам.

– Я тоже надеюсь, – сказал Дронго, – до свидания.

Он положил трубку и весело подмигнул Эдгару.

– Ты сильно рискуешь, – сказал Вейдеманис, – насчет Чалмаева уже все понятно. А вот с Тордуа тебе будет непросто. Они могут его не отдать. Ведь он сделал все, что ему поручали. Сумел победить в этом тендерном конкурсе, узнать окончательные цифры заявки компании «Инсеко». И не забывай, что контрольный пакет акций «Орфея» принадлежит супруге Скорынкина. А ты записался к нему на прием.

– Вместе со следователем, – напомнил Дронго.

– Тем более, – сказал Вейдеманис. – Скорынкин опытный чиновник. Он сразу поймет, почему к нему записались на прием следователь и частный эксперт, и вызовет к себе Тордуа. Понимаешь, что получится? Твое слово против его слова. И кому поверит Скорынкин? Или даже не так. Кому захочет поверить Скорынкин? Ты об этом не подумал?

– Это не тот случай, когда можно сидеть и ничего не делать, – возразил Дронго. – Абессалом Константинович виновен в двух убийствах – Чалмаева и Басманова. На самом деле во втором случае тоже было убийство. Он сначала растлил и убил душу Басманова, а уже потом тот покончил со своим телом.

– Ты нашел виновного в утечке информации, – напомнил Эдгар, – тебе поручали именно это дело. Никто не просил тебя выступать мстителем за убийство двух не самых праведных людей – мошенника Чалмаева и спившегося алкоголика Басманова. И ты поэтому идешь к Скорынкину на прием? Он может выгнать вас прямо из приемной и даже не захочет разговаривать.

– Поэтому я иду туда со следователем, – возразил Дронго. – После того как Быстрыкин стал главой Следственного комитета, он превратился в самый мощный карающий орган страны. Гораздо более сильный, чем прокуратура или МВД. Ведь Бастрыкин еще и личный друг Путина. Ни один чиновник, какой бы высокий ранг он ни занимал, не посмеет выгнать следователя из своей приемной. Себе дороже. Он хотя бы нас примет, и, значит, у меня появится шанс рассказать ему правду об этом Тордуа.

– Он знает его много лет. И если поставил на такую должность, значит, его вполне устраивает Абессалом Константинович. Ты ломишься в открытые ворота, – все еще пытался отговорить Дронго от его затеи Эдгар.

– Я не люблю сдаваться, – пояснил эксперт, – и не забывай, что вечером мы еще встречаемся в «Инсеко». Нужно рассказать Трегубову и всем остальным, что произошло.

– Про Басманова тоже будешь говорить?

– Только в общих чертах. И только то, что можно сказать.

Вечером в служебном кабинете Вадима Олеговича Трегубова собрались члены его семьи. Пришел Лазарь Маркович Каплан, который уселся у окна. Арина Савельевна весь день плохо себя чувствовала, но объявила, что обязательно поедет на эту встречу. Она приехала и села на диван. Рядом устроилась Люба. Затем появился Алексей со своей молодой супругой, пришла Полина Прокофьевна. Чуть позже подъехал Дмитрий Кремей. И наконец появился сам Дронго в сопровождении Эдгара Вейдеманиса. Рядом с ними находился и улыбающийся следователь Парфентьев. Все заметили его счастливое лицо, словно сегодня он получил повышение по службе. Трегубов недовольно посмотрел на следователя, не понимая, зачем его пригласили в кабинет. Но не стал задавать лишних вопросов. Последним вошел Рыжанков и устроился у дверей.

– Итак, дамы и господа, – начал Дронго, – вы уже знаете, что произошло в вашей компании. Сумма в заявке, которую вы подавали, оказалась больше, чем в заявке, поданной компанией «Орфей». Разница составила только две тысячи долларов, и в результате «Инсеко» проиграла тендер, уступив его «Орфею». Однако сумму поменяли в последний момент, и это сделал сам президент компании вместе с господином Трегубовым, а конверт запечатала присутствующая здесь Полина Прокофьевна. Вечером, проводив президента компании на самолет, отправлявшийся в Америку, господин Трегубов приехал на дачу и, встретившись там с господином Капланом, сообщил ему окончательные цифры. И еще он нарушил негласную договоренность, сообщив об этом своему сыну.

Трегубов взглянул на Алексея и нахмурился. Но не стал ничего опровергать.

– Сумма заявки стала известна конкурентам, и они, успев оформить свою заявку, выиграли тендер, – сообщил Дронго, – и вот тогда господин Трегубов, справедливо понявший, что таких случайностей не бывает, попросил нас вместе с моим напарником уточнить, кто виноват в утечке информации. Он вспомнил, что эти цифры назывались у них в служебных кабинетах и на его даче. Именно поэтому он попросил начальника службы безопасности господина Чалмаева проверить все эти помещения. Но проверка ничего не дала.

Вейдеманис усмехнулся. Дронго не захотел раскрывать все подробности дела: приезд Басманова, установку подслушивающего устройства, найденный Богдановым аппарат и поведение Чалмаева.

– Однако было понятно, что информацию успели сдать конкурентам, – продолжал эксперт. – Более того, нам стало известно, что были попытки проникновения на дачу Трегубовых посторонними лицами.

– Это невозможно, – вставил Вадим Олегович, – у нас надежная охрана. Повсюду стоят камеры.

– Господин Чалмаев обратил внимание на частые поездки в Тулу супруги господина Трегубова, – пояснил Дронго, – и он даже расспросил водителя о том, куда и зачем они ездят. Узнав, что госпожа Трегубова была на вечере, посвященном юбилею окончания института, откуда ушла вся в слезах, Чалмаев отправился туда и легко узнал, что Арина Савельевна училась в педагогическом вузе, где была замужем за известным спортсменом Прохором Басмановым.

Трегубов нахмурился. Этот эпизод жизни его супруги не стоило рассказывать при детях и посторонних людях. Ему вообще не нравилось, когда вспоминали о том, что его супруга была дважды замужем. Он не возражал, когда вспоминали о его двух брачных союзах. Люба взяла руку матери, которая, слушая эксперта, побледнела от волнения.

– Приехавший в Тулу некий господин предложил Басманову большую сумму денег с условием, что он навестит семью Трегубовых и сумеет установить свой «жучок» на их даче, – пояснил Дронго.

Вадим Олегович, уже не скрывая своего недовольства, громко кашлянул. Но эксперт, не обращая внимание на недовольное лицо хозяина кабинета, продолжал:

– Конечно, госпожа Трегубова никогда бы его не приняла, но Басманову сделали такое предложение. Однако он был человеком чести и отказался совершить столь низкий поступок. Несмотря на то что испытывал недостаток в денежных средствах, Прохор Басманов остался верен своим принципам. Он не пошел на компромисс со своей совестью и несколько дней назад бросился под поезд.

– Какая трагедия, – всплеснула руками Полина Прокофьевна.

Люба крепко сжала руку матери.

– Он, наверно, тебя безумно любил, – прошептала она.

Мать, не выдержав напряженности момента, снова заплакала. Трегубов покачал головой.

– Просто индийский сериал, – сказал он недовольно. – Может, вы наконец скажете, кто виновен в этих трагедиях?

– Так погиб господин Басманов, – вдохновенно продолжал лгать Дронго, – но цифры нужно было обязательно узнать. И тогда «жучок» спрятали в кабинете Рахимова, чтобы узнать всю информацию об окончательной сумме, проставленной в заявке.

– Туда никто не мог войти, – перебил эксперта Трегубов, – это было просто невозможно.

– Никто кроме Чалмаева, – возразил Дронго, – именно он установил там «жучок», затем сумел незаметно его снять. Но он понимал, что начнутся поиски возможного предателя. И тогда он разработал операцию по дискредитации одного из сотрудников вашей компании. Для этой цели он сделал дубликаты ключей от квартиры Полины Прокофьевны и, проникнув в ее дом в отсутствие хозяйки, подложил туда этот аппарат.

– Чалмаева уже нет в живых, и вы можете придумать все, что угодно, – окончательно разозлился Трегубов, – у вас нет никаких фактов, подтверждающих, что это было именно так.

– Есть, – сказал Дронго, – вот дубликат ключей, которые принес следователь. Они были найдены в кармане погибшего Чалмаева. А вот настоящие ключи. Можете сами сравнить. И наконец сегодня утром по моей просьбе господин Кремей отправил своих специалистов в квартиру Полины Прокофьевны. Они все осмотрели и нашли этот «жучок», спрятанный в ее бельевом шкафу. Она сама присутствовала в момент его обнаружения. – Он положил небольшое устройство на стол.

Каплан покачал головой.

– Молодцы, – сказал он, – просто молодцы. Это уже конкретные доказательства.

– Чалмаев продумал всю операцию до мельчайших подробностей, – продолжал Дронго, – но его погубила жадность. Он потребовал один миллион долларов за свои услуги. И когда попытался получить эти деньги, его просто убили. Но убийцы совершили глупость: они украли эти деньги, а своим большим боссам сообщили о том, что миллион был выплачен Чалмаеву. Этого им не простили.

– Доказательства его убийства у вас тоже имеются? – поинтересовался Лазарь Маркович.

– Имеются, – ответил вместо Дронго следователь Парфентьев, – мы арестовали виновного еще два часа назад.

 

Интерлюдия

Вместе со следователем Парфентьевым Дронго приехал в Роснефтегазпром, где их должен был принять вице-президент компании Матвей Михайлович Скорынкин. Им пришлось ждать около полутора часов, пока большой чиновник наконец соизволит их принять. В его кабинете уже сидел улыбающийся и довольный Тордуа. Было понятно, что они опоздали. Парфентьев посмотрел на дверь, словно собирался сразу сбежать. Он подумал, что напрасно поверил этому эксперту. Хозяин кабинета с недовольным видом показал гостям на стулья и мрачно поинтересовался:

– Что у вас за вопрос? Я слишком занятой человек, чтобы заниматься разными глупостями. Господин Тордуа уже рассказал мне, что вы собираетесь выдвигать против него какие-то чудовищные обвинения в связях с бандитами и воровством данных заявки компании «Инсеко». Но это все несерьезно. Мы работаем с уважаемыми компаниями, а не с разной шантрапой. Говорите быстрее, у вас две минуты.

Парфентьев, и без того напуганный огромным кабинетом и властным голосом Скорынкина, испуганно посмотрел на Дронго. Следователь не смог бы сказать в такой обстановке и двух слов.

– Если можно, четыре минуты, – попросил Дронго, – за меня и за господина следователя. Обещаю, что уложусь.

– Пусть будет четыре, – согласился Скорынкин.

– Три дня назад банда, напавшая на мою квартиру, попала в больницу, – сообщил Дронго. – Организатором нападения был сидящий в вашем кабинете господин Тордуа.

Скорынкин посмотрел на Абессалома Константиновича, но тот улыбнулся и покачал головой.

– Ложь и провокация, – громко сказал он.

– Вы все слышали? – спросил Скорынкин. – Господин Тордуа все отрицает.

– Он приехал в Тулу и лично договорился с неким Прохором Басмановым о том, что он установит подслушивающее устройство на даче у вице-президента компании «Инсеко» Вадима Трегубова, – сообщил Дронго. – Только поэтому они смогли узнать итоговые цифры. Но позже, вызвав специалистов якобы для проверки, «жучок» с дачи Трегубова удалили.

– Какая глупость, – пожал плечами Абессалом Константинович, – этот Басманов был спившейся личностью, и мне о нем докладывали. Он бросился под поезд в состоянии белой горячки. Не нужно говорить глупости, я не общаюсь с хроническими алкоголиками.

– Это вы тоже слышали? – снова обратился к Дронго Скорынкин. – У вас осталось полторы минуты. Пока я не получил никаких убедительных доказательств вины господина Тордуа.

– Он организовал вместе с Чалмаевым преступную группу… – попытался сказать Дронго.

– Это уже не лезет ни в какие ворота, – перебил его Абессалом Константинович, – не нужно меня оскорблять. Откуда такие слова про преступную группу?

– Вы хотите еще что-то сказать? – спросил Скорынкин. – У вас осталась последняя минута. И вообще, почему я должен верить вам больше, чем человеку, которого знаю много лет?

Парфентьев вздохнул. Он уже понял, что их появление в этом кабинете является большой ошибкой. И готов был ретироваться. Но Дронго вспомнил слова Боксера, сказавшего, что «хозяин был готов заплатить, но мы решили не давать эти деньги».

– Потому, что он обманывает вас на деньги, – ответил он.

– Каким образом? – нахмурился Матвей Михайлович.

– Они договорились с Чалмаевым получить окончательные цифры за день до завершения подачи заявок. И Чалмаев попросил за свои услуги один миллион долларов, – пояснил Дронго, – и я думаю, что этот миллион даже списали с ваших счетов. А вам сообщили, что деньги передали. Но они вас обманули. Они убили Чалмаева, а деньги забрали себе. И убили таким образом, чтобы выдать его смерть за обычное автопроисшествие.

Матвей Михайлович метнул в сидевшего за столом Тордуа огненный взгляд, словно собирался его испепелить. Тот съежился и будто стал еще меньше ростом.

– У вас есть доказательства? – прохрипел хозяин кабинета.

– Есть, – ответил Дронго, доставая распечатку телефонных переговоров погибшего Чалмаева. За эти дни они провели большую работу, чтобы найти наконец человека, которому принадлежал номер телефона, зарегистрированного на имя Аристарха Шулейко.

Эксперт показал лист бумаги Скорынкину.

– Обратите внимание на номер телефона. Погибший Чалмаев даже за минуту до своей смерти звонил по этому номеру, – сказал Дронго.

– Ну и что? – спросил Матвей Михайлович.

Вместо ответа Дронго взял свой телефон. Он набрал номер, который был указан в распечатках. И раздалась мелодия звонка телефона Абессалома Константиновича Тордуа. Тот попытался достать телефон, чтобы его выключить, но мобильник выпал из дрожащих рук.

– Негодяй, – с чувством произнес Скорынкин, – значит, ты не только убийца и мошенник, но еще и вор. Вы можете его задержать? – спросил он у следователя.

– Прямо сейчас, – обрадовался Парфентьев, – мы обвиним его в убийстве Чалмаева.

– Значит, решил украсть мои деньги, – не мог успокоиться Скорынкин, – и еще уверял, что заплатил все сполна.

 

Эпилог

Дронго играл в шахматы против Вейдеманиса, пытаясь спасти безнадежную позицию, когда зазвонил его телефон. Он взял телефон и привычно буркнул:

– Я вас слушаю.

– Вас беспокоит Арина Трегубова, – услышал он знакомый голос, – я хотела вас поблагодарить за вашу деликатность и понимание, которое вы проявили. Мы с мужем решили поставить памятник на могиле Басманова. Моя дочь все время вспоминает эту историю и уверяет, что я счастливая женщина, если меня так любили. Спасибо вам большое за все.

– Не за что, – ответил Дронго. Хорошо, что она никогда не узнает всех подробностей, подумал он.

– Звонила Трегубова, – сообщил Дронго своему другу.

– Благодарила, – понял Эдгар, – а ты так ничего и не рассказал. Тебе не кажется, что ты поступил не совсем правильно? Может, ей следовало узнать всю правду?

– Нет, – возразил Дронго, – правда иногда так обжигает, что ее приходится опасаться. Что касается меня, то этот проступок будет на моей совести. В конце концов, любой сыщик совершает в жизни те или иные проступки. Пусть этот будет моим.