Женщина подошла к стулу, взяла его и тяжело опустилась на него. Затем взглянула на гостей.

– Закройте дверь, – попросила она Вейдеманиса.

Эдгар подошел и прикрыл дверь в гостиную.

– Кто вам рассказал? – спросила Трегубова. – Он сам? Хотя этого не может быть. Он так переживал. Был в таком состоянии. Я не знала, как его успокоить.

– Будет правильно, если вы сами успокоитесь, – предложил Дронго. – Хочу вас заверить, что наш разговор останется между нами. Юристы немного похожи на врачей и священников. Так считал Бальзак. Мы поверенные в делах людей, в их душевных тайнах. Поэтому не волнуйтесь. Все, что вы нам расскажете, останется между нами. Я могу вам гарантировать, что ваш супруг никогда не узнает о подробностях нашего разговора.

Она кивнула в знак понимания.

– Вы разрешите нам сесть? – спросил Дронго.

– Садитесь, – тихо произнесла Арина Савельевна.

Эксперты уселись на стулья. Напротив хозяйки расположился сам Дронго. Эдгар уселся около дверей, словно решил охранять вход от незваных посетителей.

– Прохор Басманов был вашим первым мужем? – продолжил Дронго.

– Да. Я вам говорила. Это была такая студенческая любовь. Он был самым красивым парнем у нас в институте. Почти не учился, так как играл за нашу волейбольную команду. Все девочки сходили по нему с ума. Но он выбрал именно меня.

– Хочу заметить, что ваши бывшие однокурсники считали именно вас самой красивой девушкой в университете, – сказал Дронго.

– Тогда еще был институт, – вспомнила Арина Савельевна, – и все казалось таким легким, простым, счастливым. Даже когда он в августе девяносто первого поехал защищать Белый дом. Мне казалось, что с ним ничего не может случиться. С нами ничего не может случиться, – поправилась она.

Трегубова замолчала, тяжело вздохнула.

– Вы же знаете, как бывает у известных спортсменов. Или артистов. Каждый хочет выпить с вами на брудершафт. Я ему все время говорила, что опасно садиться за руль в таком состоянии. И еще все инспектора ГАИ знали его в лицо и отдавали ему честь вместо того, чтобы его задержать. В общем, тогда случилась эта авария. Я потеряла ребенка, он навсегда распрощался со своей спортивной карьерой.

Больше я не могла оставаться в городе. Каждый дом, каждый прохожий, каждый ребенок напоминали мне о моей трагедии. Я решила развестись и уехать в Москву. Хотя официально мы не сразу развелись, а я так и осталась с его фамилией. Даже когда выходила замуж за Трегубова, была еще Басмановой, но потом взяла фамилию мужа. Мне еще повезло, что я смогла родить Любу, хотя врачи категорически запрещали. Но я настояла и родила. Правда, чуть не умерла во время родов. Зато у нас появилась девочка. Мне было обидно, что у Трегубова есть своих двое детей, а у нас никого не будет.

Мы много лет не виделись с Басмановым. Я слышала, что у него были неприятности. Он работал грузчиком, экспедитором, водителем. Сидел в тюрьме. Много всякого слышала, когда приезжала в Тулу. Один раз даже поехала к его дому, где его мама раньше жила. Но так и не решилась войти в дом. А в прошлом году поехала на юбилей – двадцать лет окончания вуза. Все собрались вместе, он тоже пришел. Я когда его увидела, чуть не расплакалась. Вы знаете – есть такая теория, что женщина всегда помнит и любит своего первого мужчину. Как будто он открывает ей вход в другой мир. Не скажу, что я не люблю Трегубова, конечно, нет. Мы с ним живем уже восемнадцать лет и живем хорошо. Дружно. И я приняла его детей как своих. Но Басманов… Это было как воспоминание молодости. Бесшабашной молодости, когда все кажется таким радужным и многообещающим, когда живешь надеждами и завтрашним днем.

Она тяжело вздохнула.

– Как будто он был старше нас всех лет на десять или пятнадцать. Это ужасно. И я почти сразу уехала. Не смогла там долго оставаться. Просто не выдержала. Потом я долго думала о Прохоре. Даже собиралась послать ему деньги или каким-то другим образом помочь. И еще два раза приезжала в Тулу. Снова поехала к дому его матери и даже прошла к ним на первый этаж. Я долго стучала, но мне никто не ответил, и тогда я уехала. Однако он сам появился у нас на даче примерно две или три недели назад. Мне сообщил охранник, что приехал господин Басматин. Он так и сказал – Басматин, а я не сразу сообразила, кто это мог быть. Сказала, что не знаю никакого Басматина. Но сердце уже стучало. Охранник пришел и сказал, что это Прохор Басматин. И тогда я сама выбежала из дома к воротам. Он стоял там – такой необычный, тихий, даже какой-то застенчивый. Чисто выбритый, немного испуганный. Я провела его на дачу. В доме никого не было кроме кухарки, даже дочери. Он почти не разговаривал. Сидел здесь и молчал. Только односложно отвечал на мои вопросы. Но он так на меня смотрел. Как будто побитая собака. Нет, даже не побитая. Раненая. Такими вот взглядами смотрят раненые животные. Отказался от еды, почти ничего не пил, даже чай. Когда я стала его расспрашивать о личной жизни, он заторопился. Поднялся, сказал, что куда-то должен идти. Я видела, как он мучается. Два или три раза он возвращался, словно желая мне что-то сказать. Это было ужасно. Наконец я не выдержала, подумала, что он приехал попросить у меня деньги. Сама предложила ему деньги. Господи. Нужно было видеть, как он на меня посмотрел. Я такого дикого, безумного взгляда никогда не видела. Как будто я всадила ему в сердце нож. Он даже зашатался. А потом схватился за голову и побежал к воротам. Больше он не возвращался.

Она замолчала.

– Наверно, я неправильно себя вела, – после паузы призналась Арина Савельевна, – я чувствовала, что он хочет сказать мне что-то важное. А я предложила ему денег и этим его обидела. Может, даже оскорбила. Вы знаете, ведь к хорошей жизни быстро привыкаешь. Когда муж состоятельный человек, не думаешь о деньгах, можешь себе позволить любые траты. Начинаешь иначе думать, иначе себя вести. Как будто ухватила бога за бороду. Начинаешь презирать людей, у которых нет денег.

Она говорила почти искренне, забыв, что еще несколько минут назад предлагала гостям поужинать на кухне в ожидании хозяина дачи. Людям вообще сложно оценивать самого себя справедливо.

– Вот уже сколько дней я думаю о нашей встрече, – призналась Арина Савельевна, – и не могу отделаться от этого ощущения недосказанности. Как будто ему было важно в чем-то мне признаться. Я это чувствовала, видела. Но он так ничего мне и не сказал. Мужу я заявила, что приходил какой-то Басматин, который не туда попал. Ведь наш охранник называл именно эту фамилию.

– И больше вы с ним не виделись? – уточнил Дронго.

– Нет. Но я собираюсь поехать в Тулу в воскресенье. Навестить детский дом, который спонсирует моя семья. И обязательно зайду к нему домой. А теперь скажите, как вы узнали, что он у меня был, и почему это вам так интересно? Только откровенно?

Дронго взглянул на Вейдеманиса. Тот сохранял невозмутимое выражение лица. В конце концов, это право самого эксперта выбирать ту часть правды, которую он захочет рассказать.

– Он хотел переговорить с вами по поводу предложения, которое ему сделали конкуренты вашего мужа, – почти честно сказал Дронго.

– Ему? Конкуренты? – улыбнулась Арина Савельевна. – Не нужно меня смешить, господин эксперт. Они были из разных миров. Какое отношение мог иметь Басманов к компаниям конкурентов моего мужа? Там счета на десятки миллионов долларов, а у моего бывшего мужа наверняка не было лишних и ста долларов. Это я сразу поняла по его виду.

– Ему сделали предложение, от которого он отказался, – сообщил Дронго. – Ему предложили вас предать.

– Каким образом? – все еще не веря своему собеседнику, спросила Трегубова. – Мы уже давно не супруги и у нас не может быть никаких общих интересов. Или, кажется, поняла? Наверно, какой-нибудь глянцевый журнал хотел заплатить ему деньги, чтобы снять его квартиру и его самого, показав, каким был первый супруг Арины Трегубовой? Наверно, это они хотели сделать?

– Нет, – ответил Дронго, – они просили его еще раз приехать к вам на дачу и незаметно установить здесь подслушивающие устройства.

Глаза у женщины стали стеклянными. Она не хотела верить услышанному.

– Какая гадость, – наконец произнесла она с отвращением. – Неужели ему могли сделать подобное предложение? Он бы никогда в жизни на него не согласился. Даже умирая с голода. Представляю, как бы он возмутился. Нужно совсем не знать Басманова, чтобы предлагать ему совершить подобную низость.

Дронго старался не смотреть в сторону Вейдеманиса, словно ему было стыдно за свой обман.

– Он тоже не согласился, – сообщил эксперт.

– Все правильно, – кивнула женщина, – я в этом не сомневалась. И чем все закончилось?

– Печально, – признался Дронго. – Только давайте условимся, что вы сумеете меня спокойно выслушать.

– Что там случилось? – шепотом спросила Трегубова.

– Он погиб, – выдохнул Дронго, – случайная смерть. Погиб на вокзале. Попал под колеса поезда…

Он видел, как затряслись плечи женщины, потом все тело. По щекам покатились слезы. Она не закричала, не зарыдала. Она беззвучно заплакала.

– Я чувствовала, – негромко проговорила она, – я понимала. Он хотел со мной попрощаться. Он тоже чувствовал, что это наша последняя встреча.

Она отвернулась. Закачалась на месте. Вейдеманис поднялся и поспешил на кухню, чтобы принести стакан воды.

– Он не мог сделать подлости, – продолжала Арина Савельевна, – и поэтому пришел попрощаться. Это не была случайная смерть. Он не захотел больше жить. Я это видела, понимала. Он любил меня сильнее всех. По-прежнему любил.

Вошедший Вейдеманис протянул ей стакан воды. Трегубова сделала несколько глотков, поставила стакан трясущимися руками на стол.

– Простите, – сказала она, – я больше не могу. Извините меня, я должна подняться к себе. – Она встала, пошатнулась.

Дронго, поднявшись, хотел ей помочь, но она покачала головой. И, нетвердо ступая, пошла по коридору к лестнице. Они услышали ее шаги наверху. А потом со второго этажа раздались долгие сдавленные рыдания. Кухарка даже вышла в коридор, прислушиваясь к звукам наверху и не понимая, что происходит.

Вейдеманис посмотрел на Дронго.

– Не знал, что ты подашь все под таким соусом, – мрачно сказал он. – Не захотел говорить правды?

– Не сумел, – признался Дронго, – просто не сумел. Я понял, что все эти годы она по-прежнему его любила. Рассказать ей, что он сделал подлый поступок, согласившись предать ее за деньги, которые ему предложили, – значит нанести ей самую большую травму в жизни. Душевную травму, Эдгар, раны от которой никогда не затянутся. Это означало сломать ей жизнь. Пусть ей будет больно от сознания утраты своего бывшего друга, чем боль от сознания его предательства. Я подумал, что поступаю правильно. Кроме нас двоих, никто не знает всех подробностей этой трагедии. И я считаю, что никто и не должен знать. Так будет правильно. Он уже вынес свой приговор и привел его в исполнение. Самый суровой приговор, какой только мог. А ей будет легче жить с сознанием того, что в мире существует большая любовь, большие чувства, верная дружба и в ее жизни был человек, который все время любил только ее, отказавшись предать свою любовь.

– Даже немного обидно, – сказал Вейдеманис, – в твоем изложении это красивая история любви. А на самом деле история предательства, человеческой низости и расплаты за потерянную душу.

– Ты знаешь, я в молодости прочитал рассказ Мопассана «Счастье». Там говорится о старике и старухе, которые жили уединенно на острове среди коз всю свою жизнь. И когда туда приехал путешественник, он узнал в старухе дочь известного графа из их города. И эта графская дочь убежала сюда на остров, всю жизнь жила почти в хлеву, чтобы быть рядом с любимым человеком, обычным солдатом. И когда потрясенный путешественник спросил, была ли она счастлива, она ответила, что, безусловно, была всю жизнь невероятно счастливым человеком. Он был потрясен, поражен, изумлен величием ее любви.

– Хороший рассказ, – согласился Эдгар, – я его тоже помню.

– А потом я прочел дневники Мопассана, – продолжал глухим голосом Дронго, – и выяснилось, что история почти подлинная. Только этот старый самец, бывший солдат гвардии, из-за которого графская дочь сбежала и жила всю жизнь на этом острове, был не очень верным мужем. И когда в очередной раз он изменил своей супруге с какой-то грязной соседкой, жена поднялась на гору и бросилась оттуда в пропасть. Вот тебе сказка и реальная история. Скажу честно, что мне больше нравится сказка. Но я понимаю, что в реальной жизни все происходит прозаичнее. И трагичнее.

– Ты сделал ей больно, – согласился Вейдеманис, – но ты оставил ей великие иллюзии. И это важно. О его смерти она все равно бы узнала уже в эти выходные. Но ты скрыл факт его предательства и наполнил их историю любовью и верой.

Они услышали, как в дом входят люди. Это были Трегубовы. Очевидно, Вадим Олегович забрал по дороге сына с невесткой и привез их на дачу. Он все еще хотел, чтобы эксперты, поговорив с каждым членом его семьи, наконец выяснили, каким образом конкуренты могли узнать окончательные цены их заявки.

Трегубов вошел в комнату первым. За ним – сын и невестка. Она действительно была красивой женщиной. Сочетание азиатской и славянской красоты делало ее по-особенному привлекательной. Она смущенно улыбнулась.

– Это наша Биби, – представил невестку Вадим Олегович, – как видите, мне удалось уговорить сына наконец приехать сюда со своей женой и ответить на все ваши вопросы.

– В моем присутствии, – строго напомнил Алексей.

– Уже не нужно, – неожиданно сказал Дронго, – мы приехали специально для того, чтобы сообщить вам, господин Трегубов, что дело почти закрыто. Завтра мы доложим вам все детали случившегося. А сегодня разрешите нам уехать.

Трегубов удивленно посмотрел на сына и невестку. Затем перевел взгляд на гостей.

– Завтра вы все расскажете? – недоверчиво переспросил он.

– Обязательно, – заверил Дронго, – можете не сомневаться.

Вадим Олегович облегченно вздохнул, улыбнулся.

– А где Арина? – поинтересовался он.

– Наверно, наверху, – ответил Дронго, – мы только недавно приехали. Госпожа Трегубова поздоровалась с нами и прошла наверх.

– Может, вы хотя бы поужинаете с нами? – предложил Вадим Олегович.

– Мы уже ужинали, – сказал Дронго, – но если у вас есть хороший коньяк, мы его обязательно попробуем. У нас есть еще немного времени.

– Пойдемте ко мне в кабинет, – обрадовался Трегубов.

– С каких пор ты любишь пить коньяк? – удивленно шепотом спросил Эдгар.

– Тише, – попросил Дронго, – я подумал, что мы должны дать возможность Арине Савельевне немного успокоиться и прийти в себя, чтобы она не встречала своего мужа в таком растрепанном виде.

– Я думал, что меня уже невозможно удивить твоими поступками, – признался Вейдеманис, – но ты до сих пор меня удивляешь.