Меликов сидел в машине, поминутно оглядываясь назад. Он понимал, что оставшиеся на даче охранники обязательно передадут сообщение по телефону, и все дороги будут перекрыты. Рано или поздно очередной пост дорожной автоинспекции остановит их машину, номер которой, очевидно, уже передан по трассе. Именно поэтому, увидев небольшую проселочную дорогу, Меликов приказал водителю:

— Давай в сторону.

Парень оглянулся и получил легкий удар по голове.

— Давай говорю, — проскрежетал зубами Мирза. — Сворачивай с шоссе!

— Хорошо. — пробормотал водитель.

Он уже принял решение: как только позволит обстановка, сбавить скорость и выпрыгнуть из машины. Вести автомобиль Меликов не сможет, в результате ему придется сидеть в машине, ожидая, когда сотрудники Баширова найдут его. Единственное, что он может сделать, это проползти несколько метров, хотя для этого ему нужно будет вылезти из автомобиля. Поэтому молодой человек охотно свернул с шоссе на проселочную дорогу, где, выпрыгнув, легче было скрыться в кустах.

Ему было двадцать пять лет. Он имел звание старшего лейтенанта и отличные показатели по всем параметрам физической подготовки. Конечно, его готовили и к подобным ситуациям, но одно дело — теоретические занятия, а другое — непосредственная встреча с таким отчаянным головорезом, как Меликов. Старший лейтенант не был готов к такому напряженному поединку с человеком, значительно превосходившим его по силе эмоций, по энергетике своей заряженности на побег.

Это неправда, что в спорте побеждает тот, кто физически сильнее, кто лучше других подготовлен. Побеждают прежде всего за счет силы духа. Превозмогая боль, обходя более сильных соперников, настоящий чемпион побеждает только за счет своей бешеной энергии, дающей ему особые силы. Можно вспомнить массу примеров в спорте, в человеческой истории, в любой области применения человеческих знаний, когда побеждали обреченные на поражение люди. Побеждали вопреки всем расчетам. Они бросали вызов судьбе — и выигрывали. Они совершали невозможное — и, смеясь смерти в лицо, хватали Фортуну двумя руками.

Любой уличный мальчишка скажет, что в драке побеждает не самый сильный, а самый упрямый, самый храбрый. Любой спортивный тренер прекрасно знает, как много зависит от настроя команды, когда, выходя на матч, она может выиграть у соперника, с которым даже теоретически не могла быть на равных.

Мирза уловил душевное смятение в глазах старшего лейтенанта. Любой другой охранник почти наверняка отказался бы помогать пленнику и уже получил бы свою пулю в голову. Но этот струсил. Он даже не струсил, он растерялся, оказался не готов к испытанию, и именно поэтому невероятный побег увенчался успехом. Но радоваться Меликов не имел права. Пока он только вырвался с дачи, которая должна была стать последним местом его обитания.

Машина прыгала по ухабам, уходя от шоссе все дальше и дальше. Меликов тревожно оглядывался. Здесь не было других машин, не встречались даже прохожие. Он искал место, где можно было остановить машину. И именно в этот момент его водитель решил все — и для себя, и для него. На одном из поворотов, у небольшой рощи, он внезапно резко затормозил. Меликов успел схватиться за ручку дверцы, но водитель уже выпрыгнул из машины и побежал к кустам.

— Стой! — крикнул Меликов, стреляя в его сторону. — Стой! — он выстрелил еще два раза.

Из кустов раздался сдавленный стон. «Очевидно, я попал в этого слизняка», — удовлетворенно подумал Меликов. На раздумья не было ни минуты. Он закрыл глаза, понимая, что должен решиться. Наклонившись, он перебросил свое тело через спинку переднего сиденья и оказался на месте водителя. Теперь ему понадобятся его костыли. Он приподнялся на руках, дотянулся до костылей, перетащил их к себе. И, орудуя ими вместо ног, тронул машину с места.

Он понимал, что не имеет права терять ни секунды. Через некоторое время он увидел небольшую поляну, куда можно было вырулить. На ней стояло мощное дерево. Не снижая скорости, он открыл дверцу и, схватив костыли, вывалился наружу. При падении он больно ударился и, не сдержавшись, закричал от боли. Машина врезалась в дерево, но не загорелась, как он рассчитывал. Очевидно, скорость разгона была недостаточной, да и ухабы помешали. Он зло выругался и на руках пополз к автомобилю. Сделать фитиль и поджечь машину, имея под рукой почти полный бензобак, было нетрудно. Теперь нужно было быстрее и как можно дальше отползти от машины. За спиной раздался громкий хлопок, и к небу взметнулось пламя. Дерево горело, и он удовлетворенно подумал, что это будет неплохим ориентиром для преследователей. Если он прав, то сейчас в небо поднимут вертолеты и поисковые группы с собаками начнут прочесывать местность. Значит, нужно торопиться. Он быстро пополз в сторону дороги, помогая себе костылями и рассчитывая выбраться к небольшому поселку, который был виден впереди.

Когда у человека сломаны обе ноги и приходится долго ползти на руках, даже самая сильная воля не может противостоять полному физическому истощению. Он задыхался, пот заливал лицо, но он продолжал упрямо двигаться вперед. Несколько раз он падал и скатывался с горок, чтобы быстрее уйти от того места, где горела машина, но чувствовал, что не слишком преуспел.

Примерно через полчаса, весь в грязи, он приподнялся, опираясь на ствол дерева и костыли. И едва не закричал от досады. Расстояние между ним и поселком не уменьшилось, скорее, наоборот, показалось ему, увеличилось. Он упал и снова пополз. Иногда он пытался помочь себе хотя бы одной ногой, но ноги отказывались ему подчиняться. Он даже не чувствовал боли, когда беспомощно пытался оттолкнуться одетыми в гипсовый панцирь ногами.

Где-то вдалеке раздался шум вертолета, и он, приподняв голову, прохрипел ругательство. «Воля к жизни, — подумал, усмехаясь, Меликов, — какая, к черту, воля, я просто хочу жить. Жить любой ценой». Он немного приподнялся, чтобы осмотреться, и снова упал, покатившись вместе с костылями в овраг. На этот раз он сильно ударился и снова застонал. Но жажда жизни и сила воли, в которой он себе отказывал и в которую не очень верил, гнала его вперед. Однако он так устал, что не мог подняться. Меликов лежал на земле, хватая ртом воздух. Сердце бешено колотилось. Он поднял пистолет. У него оставалось только три патрона. Вернее два, третий он оставит для себя. В очередной раз в руки полковника он живым не попадет.

Внезапно над головой появилась чья-то тень, и он как безумный схватил пистолет и уже готов был выстрелить. Но в последнюю секунду успел убрать оружие. Это была корова, очевидно, заблудившаяся в лесу. Теперь она вышла к человеку и жалобно замычала, глядя на него своими добрыми глазами.

— Ты тоже оказалась без дома, — прошептал он, глядя на нее.

Затем, сообразив, что корову, очевидно, не успели подоить, он перевернулся и подполз к ней сзади. Корова терпеливо ждала. В горах он привык ко всему. Он припал к ее вымени. Теплая молочная струя ударила ему в горло. Он пил, наслаждаясь молоком, чувствуя, как обретает силы. Когда он насытился и хотел отодвинуться, корова снова замычала. Очевидно, молоко распирало ее вымя, а он выпил совсем немного.

— Хорошо, хорошо, — сказал он.

Подтянувшись к ее вымени, он начал тискать его руками, выдаивая молоко на землю. Так продолжалось минут пять. Корова обернулась и посмотрела на него. В ее глазах ему почудилась благодарность.

— Знаю, — громко сказал он, лежа на земле, — сам знаю, что я законченный сукин сын. И наверняка попаду в ад, если он, конечно, существует. И хотя у тебя нет души, может, этот мой добрый поступок мне зачтется? Видит меня Бог или нет? А если видит, почему никогда не вмешивается. И кто из нас хуже — я или этот полковник, у которого вместо глаз две стекляшки, а вместо нервов стальные канаты.

Захватив костыли, он пополз к поселку. Корова двинулась следом.

— Только этого не хватало, — обернулся он к ней. — Уйди отсюда, уйди, говорю.

Меликов поднял камень и бросил его в животное. Она жалобно замычала, но не ушла.

— Что мне с тобой делать? — прошептал он. — Неужели нужно и тебя пристрелить, чтобы почувствовать, какая я сволочь? Если бы ты лошадью была, мне было бы легче. Хотя, может, ты мне заменишь лошадь? Я ведь тебе помог.

Он подтянул к себе костыли, поднимаясь на руках. Затем прыгнул к корове. Она лениво отошла в сторону, и он упал рядом с ней, окончательно вымазавшись в грязи.

— Так дело не пойдет, — рассудительно сказал он себе. — Тебе не нужно прыгать.

Несколько раз он пытался взобраться на спину коровы, но все время соскальзывал. Он был жилистым и худым — только такой и может выжить в горах, совершая многокилометровые переходы с оружием на плечах. Для коровы его вес — Мирза весил килограммов семьдесят пять — был слишком велик. И все-таки он сумел забраться ей на спину и, обхватив двумя костылями ее бока, закричал:

— Вперед, милая! Вперед, родная! Может быть, мне действительно повезет, и тогда я поверю в Бога, который послал мне ангела в твоем лице. Иди в поселок, вперед.

Он легонько постукивал ее костылями, и это оказывало свое действие. Она тяжело тронулась, неся на себе столь необычный груз. Он припал к коровьему хребту, чувствуя резкий запах и стараясь удержаться изо всех сил. Костыли помогали ему сохранять равновесие. Корова мерно двигалась к поселку.

— Иди, милая, иди, — продолжал бормотать он, глядя в небо.

Гул вертолета слышался где-то в стороне, очевидно, они прочесывали район вокруг сгоревшего автомобиля. Он подумал, что пока ему везло. Но это только пока. Ведь Баширов наверняка предпримет для поисков беглеца все возможное. Но пока он передвигался на корове и, тяжело дыша, подгонял ее, все еще не веря в свою удачу. Примерно через час они достигли наконец окраины поселка. Он осторожно слез с животного, снова упал, попытался подняться на костылях и упал в очередной раз. Затем, сумев все же подняться и уже не обращая внимание на свои ноги, стараясь лишь отталкиваться левой ногой, которая болела чуть меньше правой, он на костылях запрыгал в сторону небольшого заводика. Сделав несколько прыжков, он упал, вскрикнув от боли. Затем, сжав зубы, снова пополз. Завод давно уже не работал, и там время от времени появлялись лишь случайно забегавшие дети. Впрочем, в поселке к этому времени почти не осталось и детей.

Он твердо знал, что не имеет права никому доверять. Не имеет права на ошибку, и поэтому его никто не должен видеть. К счастью для него, поселок был немноголюдным, и в эти дневные часы у заброшенного завода никого не было. Продолжая довольно быстро ползти, он добрался до какого-то помещения, и заставив себя еще раз приподняться, чтобы преодолеть несколько ступенек, рухнул на пол. Ветер лениво то открывал, то закрывал входную дверь. На часах было четыре. Меликов подумал, что это самый долгий день в его жизни, который еще не закончился.