Следующая неделя была наполнена разнообразными событиями. В Москве состоялся грандиозный прием по случаю приезда гостей. На вокзале торжественно играл оркестр, чиновники говорили приветственные речи. Правда, встреча с мэром города в саду «Эрмитаж» не состоялась. Вместо него приехали другие чиновники. И ни с кем из руководителей страны участники «Экспресса» тоже не встретились.

В гостинице «Россия» шумно отпраздновали свадьбу Сильвии Треудел. Затем была встреча в Минске. Белоруссия была самой бедной из стран, принимавших гостей из «Экспресса», но прием был самым радушным. Здесь их принимали особенно тепло, старались выполнять все пожелания гостей и создать им максимально благоприятные условия для работы.

Минск приятно поразил ухоженным видом, чистотой, своими проспектами и улицами. В представлении западных писателей Белоруссия была оплотом диктатуры Лукашенко, в которой не могло быть ничего хорошего. Разгромленная экономика и авторитаризм в политике должны были сказаться и на стране. Но вместо этого они увидели идеально ухоженный город, который являл собой контраст полуразрушенному Санкт-Петербургу. Несмотря на очевидную бедность, в Минске не было нищих на улицах, не было разваливающихся зданий, покосившихся оконных рам, плохих дорог. Участники «Экспресса» побывали на открытии памятника жертвам холокоста. Приехавшие из разных стран евреи открывали его в Минске, недалеко от гостиницы «Беларусь». Этот памятник должен был сказать всему миру: вселенское зло, поразившее однажды Европу, не должно повториться.

Одиннадцатого июня поезд прибыл в Варшаву. Гостей разместили в центре столицы, в отелях «Метрополь» и «Полония», расположенных на пересечении Иерусалимской аллеи и Маршалковской улицы. Это было в ста метрах от вокзала, рядом с которым вздымалась вверх сталинская многоэтажка, подаренная полякам полвека назад Советским Союзом.

Здесь, в Польше, на исходе шестой недели, стало ясно, что «Экспрессу» пора сворачивать свою работу. Многие устали, некоторые разъехались по домам. Еще раньше уехал Павел Борисов, которого отозвали, поняв, что больше ничего не случится. Но Яцек Пацоха и Дронго оставались в «Экспрессе», намереваясь до конца выдержать испытание.

На следующий день их повезли в музей Шопена. Многие отказались от этой поездки, предпочитая остаться в Варшаве. Но два автобуса с экскурсантами отправились в дорогу, и Дронго находился в одном из них. Все эти дни он был мрачен и задумчив как никогда. Неприятная история с Селимовичем, который вынужден был остаться в Москве для лечения, поразила его своей обычной необычностью. Во все времена после войны оставались раненые люди, но еще больше было раненых душ. Дронго знал это лучше других. Побывавший на нескольких войнах, оставшийся в живых после невероятных событий, дважды раненный, он знал, как это больно — иметь раненую душу. И поэтому горькие мысли его были о несчастном Мехмеде Селимовиче, заплатившем страшную цену за развязанную кем-то гражданскую войну в Югославии.

В музее их недолго водили по комнатам, где жил великий польский композитор, рассказывая о его жизни. А затем они разместились на скамейках перед домом, и звуки музыки полились из раскрытых окон, заполняя пространство вокруг. Дронго сидел, закрыв глаза. Музыка Шопена — одно из тех проявлений человеческого гения, которое никого не может оставить равнодушным. Казалось немыслимым, что человек может найти такие необычайные сочетания звуков. От радостно-нежных до щемяще-грустных. Они будоражили душу, заставляя людей верить в существование Бога, позволившего проявиться столь невероятному дару. В гениальной музыке всегда есть некая гармония Вселенной. Словно это космическое послание, переданное человечеству в закодированном виде.

Музыка смолкла. Под впечатлением услышанного люди сидели на скамьях, наслаждаясь тишиной, в которой как бы продолжала звучать музыка. Аплодисменты были бы излишними, в музыке Шопена важна также и наступившая после нее тишина, соединяющая вас с этим миром.

Когда зрители стали расходиться, Дронго подошел к двум женщинам, сидевшим в первом ряду. Мэрриет вытирала слезы — так растрогала ее музыка. Мулайма Сингх взглянула на Дронго и улыбнулась. У нее была очаровательная улыбка, мягкая и немного лукавая.

— Нужно возвращаться к автобусам, — напомнила Мэрриет, убирая носовой платок.

— Может, вы останетесь? — спросил Дронго у Мулаймы.

— А как мы доберемся до города? — улыбнувшись еще раз, спросила она.

— Возьмем такси, — предложил Дронго.

Мулайма согласно кивнула. Тактичная Мэрриет, поняв, что будет лишней, взяла свою сумку и попрощалась:

— До свидания, надеюсь, вы не очень задержитесь.

Мэрриет ушла, и они остались вдвоем. Пели птицы, словно вторя мелодиям Шопена.

— Завтра утром мы уезжаем в Берлин, — задумчиво сказала Мулайма, — там мы и расстанемся.

— Да, наше невероятное путешествие подходит к концу.

— Оно вам понравилось?

— Конечно, — кивнул Дронго. — Полтора месяца в такой компании, столько приятных людей. По городам и странам Европы, из одного конца в другой. Это было изумительно. Если бы не было такой идеи, ее нужно было бы придумать.

— Говорят, Вольфарт носится с идеей проехать и по американскому континенту.

— Тогда снизу вверх, — предложил Дронго, — от Патагонии до Канады, через Южную и Северную Америку.

— Это невозможно, — засмеялась она, — но все равно романтично. Вы любите музыку Шопена?

— Я вообще поклонник классической музыки, — признался он. — Моцарт, Шопен, Брамс, Штраус… Мне по душе их легкость, их наполненная солнцем и радостью музыка.

— Вы романтик, — сказала она убежденно. — это хорошо.

— Скорее, я пытаюсь быть романтиком, — он взял ее руку в свою, наклонился и мягко поцеловал.

Она взглянула на него более внимательно. В его глазах была такая тоска, словно он решится продолжить разговор, переступая через себя.

— Мулайма, — прошептал он, — зачем вы меня обманули?

Она вздрогнула. Она ожидала любой развязки, любой неожиданности, но только не этих слов. Дронго держал ее руку в своей и, глядя ей в глаза, задал вопрос, от которого она вздрогнула. Пытаясь освободиться, она старалась выдернуть руку из ладони Дронго, но тот крепко держал ее.

— Почему вы меня обманули? — снова спросил он. — Вы говорили, что не знаете греческого языка, а сами беседовали с Константином по-гречески.

У нее чуть расширились зрачки. Они сидели близко, поэтому он заметил ее реакцию.

— Может быть, и беседовала. Я знаю немного слов по-гречески, — с вызовом ответила Мулайма, вырывая руку.

— Ваше купе было рядом с тамбуром, — продолжал Дронго. — Я еще тогда подумал, что одна из вас троих была бы идеальным помощником Бискарги. Но Сильвия была увлечена телефонным разговором с женихом, а Мэрриет почти не выходила из купе. Конечно, подозрение пало бы на вас, если бы я знал, что вы владеете греческим.

— С каких это пор знание языка считается преступлением? — она пыталась сохранить лукавую улыбку, но он видел, как проваливаются в пустоту ее глаза.

— С тех пор как убили Темелиса, — сухо ответил Дронго. — Виржиния слышала, как Темелиса кто-то позвал, и он ответил по-гречески. И я много дней пытаюсь понять, кто же его позвал. Сейчас я знаю: это были вы. Югославы, владеющие греческим, были в другом вагоне. И несчастный Селимович делал укол Джепаровскому именно в тот момент, когда произошло убийство. В последнем купе вас было трое. Очевидно, вы позвали Темелиса, и он пошел за вами в тамбур, где неожиданно увидел Альваро Бискарги, уже открывшего дверь вагона. Все было рассчитано до мелочей. Только человек, сидевший в последнем купе, имел возможность позвать Темелиса в тамбур.

— Что вы говорите! — воскликнула она. — Получается, что я помогла Бискарги убить Темелиса!

— И не только его, — сказал Дронго. — Именно вам принес свой пистолет Альваро после того, как застрелил Густафсона. Я все время думал, каким образом можно было спрятать пистолет, и только недавно это мне подсказала Мэрриет. Я узнал, что вы отправили несколько посылок с книгами в Берлин. Не сомневаюсь, что там будет найден пистолет, — из которого Бискарги стрелял в Густафсона.

— Не говорите ерунды, я лучше уйду, — она попыталась подняться.

— Не нужно, — сказал он. — по моей просьбе ваша посылка уже проверена. Там нашли пистолет.

Она замерла. Взглянула на него, все еще не веря в случившееся. Попыталась улыбнуться, но улыбка получилось вымученной.

— Я для этого и попросил вас остаться, — продолжал Дронго. — Вы помогли Бискарги в Мадриде, поэтому, когда мы проверяли в Лилле весь багаж, в его чемодане оружия не оказалось. Потом он получил другой пистолет, и я не мог понять, откуда он у него взялся. Поверить в существование связного, который ездит с нами по Европе и снабжает Альваро пистолетами, было бы наивно. Но мне помогла ваша подруга Мэрриет. Она вспомнила, что в Ганновере вы получили посылку. Вероятно, там был второй пистолет, предназначенный для Бискарги. Первый вы отправили в Берлин, а второй вручили Альваро.

Она молчала. Смотрела на него и молчала.

— Кроме того, я вспомнил, что именно вы были соседкой Темелиса в Мадриде. Очевидно, пуговицу Бискарги подбросил по вашему предложению. Ведь Темелис мог видеть, к кому именно входил Бискарги, когда избавлялся от оружия после убийства. Все должны были думать, что убийцей был Стефан Шпрингер, который оказался соседом Темелиса в мадридском отеле. На самом же деле Бискарги, очевидно, шел к вам, и несчастный грек это видел. И именно для того, чтобы отвести подозрение от вас, Бискарги подбросил пуговицу и оставил щетку под умывальником, чтобы мы нашли ее вместе с пуговицей. Правда, потом Мехмед Селимович несколько спутал ваши планы. Кстати, вы тоже были в саду, когда я разговаривал с Густафсоном. И теперь я не уверен, что все детали его убийства придумал только Альваро Бискарги. Здесь чувствуется присутствие и более изощренного женского ума.

— Хватит! — резко сказала она. — Я все поняла. У вас все равно нет доказательств.

— А пистолет в Берлине, найденный в вашей посылке? — спросил Дронго. — Вы не считаете это главной уликой?

— Вы действительно нашли там оружие? — она все еще не верила в свой провал.

— А вы как думаете?

Словно некая натянутая струна лопнула, и она вдруг обмякла. Он увидел в ее глазах растерянность и страх.

— Что теперь со мной будет? — неожиданно спросила она, и это было равносильно признанию.

— Кто вас нанял?

— Фонд стратегических исследований Востока. Он находится в Штутгарте, — пояснила Мулайма. — Впрочем, вы и без меня все узнаете. Они наняли и Бискарги, и этого дурака Густафсона.

— Это вы разработали план его убийства?

— Нет, Бискарги, — чуть помедлив, ответила она, и он уловил колебание в ее голосе.

— И Темелиса убивал тоже только Бискарги? — немного насмешливо спросил Дронго.

Она не стала отвечать, уловив в его голосе насмешку.

— Вот и все, — сказал он, словно подводя итог. — Зачем вы на это пошли?

— А зачем вообще люди что-то делают? Деньги, — пожала она плечами. — Мне казалось, что это нетрудно. Нужно было только помогать Бискарги. Я должна была получить еще одну посылку в Москве. И подробный план действий.

— Деньги, — повторил Дронго, словно пробуя это слово на вкус.

— Можно подумать, что вы не получаете денег за свою грязную работу, — сорвалась она на почти истерический выкрик.

— Получаю, — согласился Дронго, — и действительно за очень грязную работу. Я служу ассенизатором, очищаю наш мир от грязи.

Она не заплакала даже после таких слов. Только моргнула, словно он ударил ее. Дронго снова закрыл глаза.

— Уходите, — неожиданно сказал он.

— Что? — не поверила она.

— Уходите, — повторил он, открывая глаза, — я блефовал. Никто не проверял вашу посылку. Но ее обязательно проверят в Берлине. У вас есть два дня, чтобы уехать из Европы. Потом вас будет искать «Интерпол».

— Блефовали?!

Мулайма вскочила, сжимая кулачки. Кажется, она готова была его убить.

— Но я ведь оказался прав, — угрюмо выговорил Дронго, — если бы я попросил кого-нибудь заглянуть в вашу посылку, вы бы сейчас не сидели со мной, а находились в тюремной камере.

— Какой вы благодетель, — произнесла она с иронией.

— Нет, — ответил Дронго, — я не благодетель. Я всего лишь растерявшийся человек, который не знает, как ему поступить. Уходите, — снова повторил он, — иначе я передумаю. Если хотите, ради вас я даже решился на такую ересь.

— Летнюю ересь. — неожиданно произнесла она с явном насмешкой. — Всего хорошего, мистер супераналитик! Счастливо оставаться. Не могу сказать, что была рада нашему знакомству.

Впервые в жизни он не встал, прощаясь с женщиной.

— Прощайте, Мулайма, — сказал он негромко, — надеюсь, что вам удастся уехать. И помните: у вас только два дня.

Она отступала, пятясь назад. Затем повернулась и побежала. Он смотрел ей вслед. «Красивая женщина, — подумал Дронго. — И так все печально закончилось». Неожиданно на повороте она обернулась и закричала:

— Я соврала! Я была рада нашему знакомству. Прощайте. И спасибо вам за ваше понимание.

В отель он возвращался один. Сидя в такси, он дремал. Все было слишком тяжело и слишком необычно. Вейдеманис, позвонив сегодня утром, передал последние новости из Москвы. Генерал Городцов отправлен послом в Новую Зеландию, а Баширов и Хоромин переведены из органов ФСБ в Службу внешней разведки. Мирза Меликов получил по решению суда пожизненное заключение без права обжалования приговора, но, кажется, выиграл больше других.

На следующий день вечером в номер Дронго пришел Пацоха. Впервые за все время он был одет в цивильный костюм и выглядел непривычно тихим и спокойным. Не было прежних шуток и анекдотов, к которым все так привыкли. Пацоха долго молчал, а потом сказал:

— Пропала одна участница нашего «Экспресса». Мы опросили всех и выяснили, что последним, кто видел Мулайму Сингх, был ты. Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Я думаю, она уехала, — ответил Дронго. — Наверное, ее уже нет в Польше.

— И ты мне только сейчас об этом говоришь? — спросил Пацоха без гнева.

— Да, — кивнул Дронго, — с меня достаточно истории с Мехмедом Селимовичем. Я думаю, что она уже уехала, — повторил он, глядя куда-то перед собой.

Пацоха поднялся. Постоял. И потом спросил:

— Это была она?

— Не знаю, — ответил Дронго. — Я действительно ничего больше не знаю. Извини меня, Яцек, но мне кажется, что все уже давно закончилось. А мы с тобой просто ищем несуществующие тени.

— Тени, — повторил Пацоха. — Ты очень странный человек, Дронго. Я никогда не встречал таких людей. Но я рад, что мы познакомились. Можешь считать, что у тебя в Варшаве есть еще один друг.

Дронго поднялся и пожал руку этому удивительному человеку, с которым он подружился за последние несколько недель.