Сергеев в очередной раз помог. Это было несложно. Перезвонить в бывшую гостиницу обкома и узнать, кто приходил к проживающему здесь Вячеславу Томину. В Перми он встречался только с одним человеком. И это был... гравировщик фабрики «Гознак» некто Данила Петухов. Оставалось теперь найти Петухова и выяснить, о чем именно они могли говорить с погибшим Томиным. От радостного предвкушения удачи Эльдар даже не мог сидеть на месте. Он позвонил Сергееву и передал ему свою, как ему казалось, обоснованную версию. Генерал выслушал его, не перебивая, и сразу согласился.

– Ты напрасно ушел из следователей, – убежденно сказал он, – тебе нужно было продолжать карьеру комиссара Мегрэ.

– Может, меня еще выгонят с партийной работы, и я вернусь на следовательскую, – улыбнулся Сафаров.

– Еще накаркаешь, – хмыкнул Сергеев. – Ладно, я позвоню в Пермь, чтобы Петухова задержали и допросили. Если твои подозрения окажутся верными, готов поставить бутылку коньяка. Ты просто молодец, сумел раскрыть такое дело...

– Пока не раскрыл, – возразил Эльдар. – Найдите Петухова и узнайте, зачем он приходил в гостиницу к Томину и что именно ему было нужно.

– Это мы сделаем быстро, – пообещал генерал.

Но прошел час, потом второй, а Сергеев не звонил. Эльдар набирал его номер, но тот не отвечал. Журин видел, как нервничает его напарник, и пытался успокоить Эльдара. Наконец через три часа Сергеев объявился и убитым голосом начал:

– Здравствуй...

– Что произошло? – перебил его Эльдар. – Ты говоришь таким голосом, словно тебя опять посылают в Вильнюс.

– Все еще хуже, чем ты думаешь, – пробормотал Сергеев. – Мы нашли твоего Петухова. Долго искали, но нашли. Он сейчас в морге.

– Что? – не понял Эльдар. – О чем ты говоришь?

– О гравировщике фабрики «Гознак» Петухове, – устало пояснил генерал. – Он погиб несколько дней назад. Его сбила неустановленная машина...

– Когда именно он погиб?

– На следующий день после Томина.

– И ты веришь в случайность этого наезда?

– Какая, к черту, случайность! Конечно, нет. Его специально ждали, когда он выйдет на улицу, и дважды переехали. Это был не наезд, его сбили целенаправленно. Вот так. И обрубили все концы.

– Не все, – возразил Эльдар. – Нужно срочно сформировать группу из бывших сотрудников БХСС и отправить ее в Пермь на тщательную проверку всех связей погибшего и аудиторскую проверку этой фабрики. Очень тщательную.

– Мы так и сделаем. Черт побери, мы могли так легко раскрыть убийство Томина. Ты думаешь, что оба убийства связаны между собой?

– Обязательно, – ответил Эльдар, – именно поэтому так быстро убрали и Петухова. Я буду ждать новых известий из Перми. До свидания. – Он положил трубку.

– Неприятности? – спросил Журин. – Ничего не получилось?

– Похоже, – ответил Эльдар.

Итак, эта линия оборвалась. Петухов был каким-то образом связан с Томиным. Он приходил к нему в гостиницу. Теперь надо подойти с другого конца. Петухов погиб, и здесь все понятно. Но каким образом Томин мог быть связан с этим типом, если раньше в Перми не бывал? Или бывал? Нужно уточнить...

Он вообще не хотел ехать в Пермь, так сказал Лернер. Но потом передумал. Уехал к себе на дачу и... там передумал. Даже перезвонил Эммануилу Иосифовичу и сказал, что поедет. Что могло произойти на даче? Если знать точно, в какой это было день, можно сделать запрос по их телефону. Узнать, кто мог звонить Томину в этот день. Но Лернер наверняка не вспомнит. Значит, эта версия не годится. Дальше. Он поехал и остался в Перми. Черт возьми, если бы разрешили отправиться туда, можно было бы опросить всех сотрудников местной гостиницы, выяснить, как и зачем приходил Петухов, кто еще там появлялся. Предположим, пришел и что-то передал или сообщил. У Томина сразу появляются деньги. Много денег, целая пачка. А потом деньги исчезают. Но в доме убитого остались драгоценности его супруги, картины, вазы... Значит, убийце не нужны были все эти ценности, он боялся за эти деньги, раз пропала именно эта пачка.

Тогда получается, что убийцы каким-то образом узнали про деньги, вернее, испугались, что Томин их выдал. Логично? Возможно. Но тогда получается, что Томин рассказывал им о деньгах. Абсурд! Ведь убийцы – это как раз те самые люди, которые и передали Томину эту пачку денег. Зачем давать деньги, а потом убивать, чтобы вернуть их? Легче не давать и просто убить.

Эльдар почувствовал, что начинает выходить на верный след. Что это, интуиция или привычка к упорному логическому построению возможной схемы поведения жертвы и убийцы? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Получается, что неизвестные не хотели убивать Томина. Он выполнил их поручение, и они ему заплатили. У него появились большие деньги. Возможно, именно из-за этого он и задержался в Перми. Конечно, из-за этого. Задержался в Перми и заработал деньги. А потом убийцы передумали. Почему? Значит, Томин ошибся, что-то рассказал или показал. Показал... Показал свою пачку денег Автандилу... Черт возьми! Конечно! Он не должен был показывать деньги оперному певцу. Тот увидел деньги и... Нет, он не убийца. Снова не получается. Если он убийца, то не стал бы рассказывать про эти деньги. Снова никакой логики. Он мог просто вычесть двести рублей из этой суммы. Но он получил деньги и удивился, да, именно удивился, увидев большую сумму у своего друга.

– О чем задумался? – спросил Журин. – Снова думаешь, как найти убийцу? Тебя нужно рекомендовать начальником МУРа. Будешь ловить преступников.

Эльдар улыбнулся. Вот оно как! Автандил увидел пачку и рассказал. Рассказал следователю. А через два дня Томина убили. Случайное совпадение? Скорее, логическая цепочка. На следующий день убили Петухова. Так, еще раз с самого начала. Томин не хотел ехать в Пермь, но, когда Лернер позвонил на дачу, он перезвонил ему и согласился. Раз. Когда Вячеслав вернулся, он пригласил к себе Автандила и вернул ему долг. Тот забрал двести рублей, удивился, увидев пачку денег, а потом перезвонил, но не застал своего друга. Тогда позвонил на дачу. Стоп! Второй раз дача. В первый раз именно с дачи звонил Томин. Второй раз, позвонив ему на дачу, Автандил его не нашел. Случайность? Или закономерность?

Эльдар подвинул к себе телефон и набрал номер оперного певца, благо, все номера телефонов, даже семизначных, он запоминал наизусть. Маргвеладзе сразу ответил:

– Я вас слушаю.

– Здравствуйте, Автандил Вахтангович, – начал Эльдар. – Говорит Сафаров, я к вам вчера приходил.

– Да, я помню.

– У меня один вопрос. Когда вы звонили на дачу и искали своего друга, вы кому-нибудь рассказывали о его деньгах?

– Нет, никому. Это ведь его деньги. Какое мне дело до чужих денег? – рассудительно проговорил Автандил.

– Спасибо. – Разочарованный Эльдар уже собирался повесить трубку, но Автандил вдруг сказал:

– Подождите, я вспомнил. Про деньги я никому не рассказывал, но у Леонида Наумовича спросил. Я ведь сразу подумал, что это он дал деньги Славику, иначе откуда они могли у него появиться? Но тот ответил, что никогда не дает денег взаймы или на благотворительность. И сразу положил трубку. По-моему, даже обиделся.

– Вы сказали ему, что у Томина видели большую пачку денег?

– Я только поинтересовался, не он ли ее давал, – пояснил Автандил, – и, кажется, что-то сказал про деньги.

– Что именно?

– Он спросил, почему я интересуюсь, и я все рассказал.

– Как фамилия Леонида Наумовича?

– Эпштейн. Он глава коммерческого банка «Эллада». Вернее, вице-президент. А вы разве не знаете?..

– Знаю. Спасибо вам еще раз. – Эльдар положил трубку и вскочил с места.

– Если я опять должен тебя покрывать, это уже свинство с твоей стороны, – иронично заметил Журин. – Сколько можно! Опять нашел очередного злодея?

– Да... нет... Мне кажется. Я не знаю. Но я должен поехать и все проверить. Прямо сейчас.

– Ну, тогда поезжай. А куда поедешь?

– К Сергееву.

– Тогда все в порядке. Это твоя непосредственная работа – контакт со своими курируемыми офицерами. Ты все делаешь правильно. Отправляйся, а я прикрою.

– Спасибо, – кивнул Эльдар, хватая пальто и выбегая из кабинета.

До Петровки ехать было совсем не долго, и вскоре он сидел в кабинете Сергеева, подробно излагая ему свою версию.

– У тебя не голова, а вычислительная машина, – кивнул генерал.

– Сейчас узнаем про твой банк «Эллада». – Он кому-то позвонил, долго искал, затем перезвонил. Потом позвонил по другому телефону и, наконец, нашел нужного человека. – Извините, Петр Трофимович, что я беспокою лично вас, – начал генерал. – Мне хотелось бы получить справку насчет одного финансового учреждения.

– Какого? – спросил его собеседник, очевидно, бывший сотрудник ОБХСС, работающий теперь в другом подразделении, занимавшемся финансами и финансовыми учреждениями.

– Банк «Эллада», – коротко сказал Сергеев.

– Лучше не говорите, – сразу начал Петр Трофимович. – Вы тоже обратили внимание на их показатели? Это просто безобразие! Нужно позвонить Войлукову, заместителю Геращенко, и уточнить цифры. Но уже сейчас понятно, что там цифры явно завышенные.

– Что вы хотите сказать? – нахмурился Сергеев.

– У нас большие сомнения именно по банку «Эллада». Госбанк попросил нас подключиться к этим проверкам, вот мы и составили небольшой список самых подозрительных коммерческих структур, которые умудрились сдать гораздо больше обычного. Они обычно имеют наличность на сумму триста – триста пятьдесят тысяч рублей, для их профиля вполне достаточно. А после денежной реформы они сдали семнадцать с лишним миллионов! Понимаете, какая разница? Почти в пятьсот раз больше. Такие цифры не могут возникнуть просто так. Значит, им было известно, когда и как пройдет денежная реформа, и они успели тщательно подготовиться. Мы сейчас выйдем с ходатайством – проверить финансовые потоки этого банка. Вырасти за месяц в пятьсот раз не может никто. Даже мыльный пузырь.

– Ясно. Спасибо за информацию, Петр Трофимович. – Сергеев положил трубку и посмотрел на сидевшего напротив Эльдара.

– Похоже, бутылку коньяка я тебе проиграл. Банк «Эллада» явно готовился к обмену. Видимо, гравировщик должен был назвать время и купюры, которые будут менять. Точного времени он не должен был знать, а вот какие именно купюры будут обменивать, знал наверняка. И они успели подготовиться. По данным Госбанка, первая волна была именно в декабре, когда неожиданно стали сдавать много крупных купюр. На это сразу обратили внимание.

– А теперь пошла вторая волна, и Автандил, получивший свои деньги, невольно спровоцировал убийство своего друга, когда рассказал одному из владельцев банка «Эллада», что видел большую сумму у Томина, – закончил за него Сафаров. – Вот все и становится на свои места.

– Поедем прямо сейчас. Возьмем его «тепленьким», чтобы не сумел отвертеться. Хотя не знаю, как он может вразумительно объяснить выросшие в пятьсот раз остатки наличности.

– Поедем, – кивнул Эльдар. Он еще подумал, что нужно позвонить Светлане, но, с другой стороны, банкир может узнать и снова подготовиться к их встрече или вообще сбежать и уехать из страны. Нужно было брать его прямо в кабинете.

Здание банка находилось на Красной Пресне в помещении бывшего филиала института. Сергеев взял с собой шестерых оперативников, которые быстро перекрыли все ходы и выходы. Узнав о том, что президент банка сейчас отсутствует и его заменяет Леонид Наумович, они, даже не спрашивая миловидную секретаршу, прошли в кабинет вице-президента.

Эпштейн разговаривал по телефону. Он был невысокого роста, с волнообразной прической каштановых волос и квадратным лицом, на котором проявлялся слой крема и пудры. Он замер, увидев незнакомых людей, вошедших без доклада. Затем положил трубку и осторожно спросил:

– Что вам нужно, товарищи? По какому делу?

– По вашему, – ответил Сергеев, – по вашему, Леонид Наумович, – и прошел к столу. – Расскажите нам, откуда взялись семнадцать с лишним миллионов лишних денег.

– Откуда вы пришли, товарищи? – поднялся со своего места Эпштейн. – Если за кредитами, то это не ко мне...

– К тебе, – сказал Сергеев. – Думаю, ты уже все понял. Мало того что ты обманул государство и наверняка всех своих партнеров, ты еще организовал убийство мужа сестры твоей супруги. И только потому, что он мог выдать ваш план.

– Что вы такое говорите?

Даже если бы Эльдар сомневался, теперь никаких сомнений не оставалось. Леонид Наумович испугался. Было видно, как он волнуется, доставая свой носовой платок. У него начали дрожать руки. Не каждый день ему предъявляли обвинение в организации убийства своего родственника.

– Вот и все, – закончил Сергеев. – Завтра вам будет предъявлено официальное обвинение в прокуратуре. А пока прошу пройти с нами.

Эпштейн покачал головой и с трудом выдавил:

– Вы совершаете ошибку, я никого не убивал.

– Возможно, вы просто заплатили за убийство, – согласился Сергеев.

– И организовали убийство сразу двоих людей, которые могли выдать вас, – вставил Эльдар. – Своего родственника Вячеслава Томина и гравера Петухова.

– Вы ошибаетесь, – повторил Эпштейн. Было заметно, как капельки пота выступили у него на лбу. – Это все неправда. Я не знаю, кто такой Петухов. Я ничего не организовывал.

– Поедем с нами, – еще раз предложил Сергеев.

– Подождите. Откуда вы приехали? Из МВД? Я хочу позвонить своему родственнику. Вы знаете, кем работает брат моей супруги?

– Не нужно звонить, – поморщился Сергеев. – Мы знаем. Заместителем министра внутренних дел России. Генерал Ванилин. Только он не догадывается, что это именно вы организовали убийство другого своего родственника – Вячеслава Томина.

– Глупости! Я любил Славика...

– И поэтому заставили его поехать в Пермь. Вы понимали, что за сотрудниками фабрики «Гознак» могут следить и появление в городе банкира сразу вызовет определенные подозрения. Зато приехавший на гастроли пианист таких подозрений не вызывал. Петухов сообщил, какие именно купюры будут обменивать. – Эльдар говорил, глядя в глаза банкиру, и видел, как в них растут страх и ужас. – А потом вы основательно подготовились к этому обмену, очевидно, решив отмыть чьи-то неправедно нажитые деньги. Вам будут предъявлены обвинения сразу по нескольким статьям, – закончил он, выходя вперед.

– Вы ничего не докажете, – прошептал банкир, – у вас нет доказательств. Я не ездил к Томину и никого не убивал.

Сергеев с интересом взглянул на Эльдара, ожидая его ответа.

– Есть еще одно доказательство, – сказал Сафаров. – Подозреваю, что вы действительно не стали бы лично убивать своего родственника. Грязная это работа, да вы и не смогли бы так хладнокровно добить его контрольным выстрелом. Вы наверняка нашли другого исполнителя. Только один небольшой факт, который вы не смогли учесть, – убитый сам открыл дверь своему убийце. Вряд ли в окружении пианиста Томина были криминальные авторитеты или убийцы. Скорее всего, вы позвонили и предупредили его о том, что к нему приедет от вас человек. И Томин спокойно открыл дверь незнакомцу. Мы возьмем распечатку городских телефонов, и там наверняка последним будет ваш телефонный звонок. И еще самое важное – сотрудники Госбанка и МВД обязательно проверят, откуда у вас в банке образовалось так много налички и именно в крупных купюрах.

Эпштейн махнул рукой, снова доставая платок. Он уже понял, что проиграл. Его волновало даже не столько обвинение в убийствах, сколько деньги, которые они сдали.

– Это наши остатки, – хрипло выдавил он.

– Боитесь, – понял Эльдар. – Значит, это чужие деньги, вы их только обналичивали. Тогда у вас будут неприятности не только с правоохранительными органами, но и с теми, кто дал вам эти суммы. А они шутить с вами не будут. Ваше единственное спасение – все честно рассказать следователю.

Леонид Наумович опустил руку с платком. Казалось, что сейчас он расплачется. Через несколько минут его вывели из здания сотрудники, приехавшие с генералом Сергеевым.

Вечером Эльдар набирал телефон Светланы до полуночи, но никто не ответил. А утром его вызвал Савинкин и приказал лететь в Южную Осетию, где уже шли ожесточенные бои местного значения между грузинами и осетинами. Его сразу повезли в аэропорт, откуда он вместе с несколькими сотрудниками МВД СССР вылетел в Осетию.

 

Ремарка

За прошедшие сутки обстановка в Южной Осетии оставалась сложной. По сведениям, предоставленным корреспонденту ТАСС в пресс-центре МВД СССР, сегодня ночью в больницу города Цхинвали поступили три человека с огнестрельными ранениями. Освобождены заложники осетинской национальности – один военнослужащий и пятеро гражданских лиц. В свою очередь, осетинской стороной освобождены три заложника грузинской национальности. Во время вооруженного нападения на Зиаурский РУВД неизвестными захвачено семнадцать автоматов «АКМ». Отмечены обстрелы осетинских домов в селах Андзиси и Приси.

Сообщение ТАСС, 1991 год

 

Ремарка

В результате совершенного неустановленными лицами вооруженного нападения в селе Авневи убиты четверо и ранены восемь человек, лиц грузинской национальности. В расположенном поблизости населенном пункте найдены «Жигули» с двумя трупами. На месте происшествия изъято семь стволов огнестрельного оружия и пять гранат. С начала конфликта в Южной Осетии погибли 33 человека, из которых 14 осетин и 19 грузин. Ранены 145 человек. По данным МВД Северной Осетии, в настоящее время в республике насчитывается 4 тысячи беженцев, из которых почти половина дети.

Сообщение ТАСС, 1991 год

 

Ремарка

«Порог Кремля переступлю только гражданином свободной Грузии», – заявил председатель Верховного Совета Грузии Звиад Гамсахурдиа. В предстоящем референдуме, который не будет проводиться в Грузии, каждый должен определиться сам для себя. Он уверен, что грузинский народ не примет участия в референдуме, так как уже определился, провозгласив свой суверенитет и независимость. Вместе с тем он подчеркнул, что попытка Южной Осетии и Абхазии принять участие в референдуме будет означать фактическое невыполнение постановлений Верховного Совета Грузии. Гамсахурдиа заявил, что главной опасностью остаются криминальные банды, орудующие в этих местах, а также организация «Мхедриони», созданная профессором и бывшим вором в законе Джабой Иоселиани.

Сообщение Азеринформ, 1991 год

 

ИНТЕРЛЮДИЯ

Он всегда старался честно выполнять свою работу. Николай Солнин. Один из секретарей Южно-Осетинского обкома партии, всю свою жизнь проработавший на советской и партийной работе. Он помнил, как уходил на войну отец, когда ему было только одиннадцать лет, как через Северную Осетию рвались на Кавказ танки фельдмаршала Клейста и как старики вечерами обсуждали положение на кавказском фронте. С шестнадцати лет Солнин работал в комсомоле, восстанавливал объекты на Северном Кавказе. Учился и работал. В тридцать он уже был комсомольским вожаком Цхинвали, в сорок два стал секретарем горкома, в пятьдесят пять – секретарем обкома.

О его принципиальности и честности знали все соседи. За всю свою жизнь он не позволил себе унизиться до взятки, сделать одолжение родственнику, словчить или обмануть ближнего. Он не считал это чем-то особенным, так жили большинство людей в их городе.

Он был счастлив в браке, с женой они прожили много счастливых лет. Родились две дочери. Одна переехала с мужем в Москву, и вскоре у них появились две очаровательные внучки. А старшая вышла замуж за прекрасного парня, грузина по национальности, работавшего агрономом в соседнем районе, и на их свадьбе гулял весь город. Какое тогда было время! Осетины, грузины, абхазы, русские, мингрелы – все жили дружно, как одна семья.

У дочери родился сын. Константин. Его гордость и надежда. У него не было сыновей, и внук стал ему вместо сына. Все в один голос говорили, что он похож на своего знаменитого деда.

Все изменилось в конце 80-х, когда появились эти новые веяния, когда к власти в Тбилиси пришел бывший диссидент и сын выдающегося грузинского писателя Константина Гамсахурдиа – Звиад. Тогда казалось, что этот человек, сам пострадавший от несправедливостей советского режима, сумеет вывести свою республику из экономического и политического коллапса, наступившего в Грузии сразу после апрельских событий.

Но все надежды оказались тщетными. В одном из своих первых выступлений Гамсахурдиа заявил, что настоящими гражданами Грузии могут быть только те, чьи предки проживали в стране до 20-го года, когда республика потеряла свою независимость. Дальше – больше. Он даже заявил, что в идеале нужно проверить всех до 1801 года, пока Грузия не вошла в состав России. И конечно, ликвидировать автономные образования осетин, абхазов, аджарцев. На этой почве почти сразу начались межнациональные столкновения. Солнин хорошо помнил день, когда дочь в слезах сообщила ему, что внуку вызывали врача.

Он вошел в комнату Константина и не поверил своим глазами. Все лицо мальчика напоминало один сплошной синяк. Дед впервые в жизни почувствовал, как у него перехватывает дыхание. Он потребовал объяснений. Внук, также впервые в жизни, отказался разговаривать с дедом. Потом дочь сообщила ему, что мальчика избили местные осетины, называя его грузином и оскорбляя его мать, посмевшую выйти замуж за грузина. Мальчик не сдержал обиды, ему было только семнадцать лет, и бросился на своих обидчиков.

Солнин потом долго разговаривал с внуком. Но вирус вражды между грузинами и осетинами, между двумя братскими народами, веками живущими на этой земле, был уже занесен и прочно поселился среди сел и городов Южной Осетии. А еще через несколько месяцев они услышали крики и шум драки, когда вечером у их дома сразу две группы молодых парней сошлись в ожесточенной схватке. В ход пошли ножи и обрезки труб. Еще мгновение, и ребята покалечили бы друг друга. И тогда из своего дома вышел Солнин. Его знали и уважали все в этом городе. И грузины, ведь его зять был грузином, и осетины. Он подошел к парням и выстрелил в воздух, останавливая драку. Затем прошел в центр схватки. Все замерли, глядя на него.

– Я понимаю, что не смогу вас остановить, если вам хочется убивать друг друга, – сказал он, глядя им в глаза, – и никто не сможет вас остановить. Но если в вас осталась хотя бы капля совести и немного чести, прошу вас уйти с этой площади, не убивать друг друга.

Они не захотели его слушать. Ненависть была слишком сильной. И тогда он снова выстрелил в воздух, громко крича:

– Клянусь Богом, я убью себя, если вы сейчас не разойдетесь, и пусть моя кровь будет наказанием за ваше упрямство! – И приложил пистолет к голове.

Молодые оболтусы остановились. Они знали, что он не будет блефовать. Слышали о нем еще в детстве, когда он, один и безоружный, задержал сразу двух вооруженных бандитов. В его личной смелости и готовности пожертвовать собой никто не сомневался. И тогда, бормоча какие-то ругательства, они, наконец, разошлись. Он вернулся домой, уставший и разбитый. Увидел внука, стоявшего на пороге. Убрал свой именной пистолет в ящик стола.

– Ты их разогнал? – ровным голосом спросил Константин.

– Они разошлись, – тяжело подтвердил дед, опускаясь на диван. – Кажется, мне удалось их остановить.

– Только на один день, – горько возразил внук. – Они все равно будут убивать друг друга, и ты не сможешь им помешать.

Солнин понимал, что внук прав. Но ему так не хотелось признавать его правоту.

– Может, они одумаются, – прошептал он, – может быть, хоть кто-нибудь из них.

– Не одумаются, – проговорил Константин, – и ты знаешь, что они все равно найдут место, где будут убивать друг друга. И никто их больше не остановит.

Дед молчал.

– Что мне делать, дада, – неожиданно спросил внук, – когда они снова начнут убивать друг друга? Куда мне идти? К грузинам, ведь мой отец грузин, и я ношу его фамилию? Или к осетинам, чтобы драться за тебя и мою мать? Как мне разделиться, скажи, дада?

Солнин закрыл глаза и молчал. Иногда лучше молчать, любой ответ будет неправильным. Позже он поймет, что и молчание было трагической ошибкой. Внук повернулся и ушел, не сказав больше ни слова. А потом начались настоящие военные действия, когда грузины и осетины, уже не раздумывая, убивали друг друга.

Его внук застрелился из того самого пистолета, из которого хотел убить себя сам Солнин. Константин оставил записку, попросив прощения у деда. Разорваться на две половинки он не мог и не хотел. Поэтому решил выбрать именно такой путь. Эта реальная история произошла в Цхинвали в 91-м году. Только фамилия у Солнина была немного другая. Но разве дело в фамилии?