На этот раз все собрались в комнате менеджера отеля. Дронго попросил пригласить всех, кого могла вместить эта просторная комната. Здесь был комиссар Морено, мрачно смотревший на всех исподлобья, словно заранее уверенный в провале самой миссии Дронго. Сюда приехали два его помощника и следователь Гарригес, который так верил в этого приезжего щеголя. На стульях расселись все участники этой затянувшейся трагедии. Алиса села рядом с дочерью, которая взяла ее за руки. Рядом уселся Ираклий. Павел Солицын и его супруга сели чуть в стороне. Отдельно в кресле уселся сам Георгий Луарсабович. За его спиной почтительно стоял старший сын. Пришел даже переводчик, который помогал комиссару во время допросов.

Дронго попросил пригласить и седого консьержа Аргуэльо, и дежурившего в ту ночь портье Алваро Эрнандеса. Здесь же был и темнокожий сотрудник службы безопасности отеля. Все напряженно ждали, когда наконец Дронго объяснит, что именно здесь произошло, и укажет на возможного убийцу Петра Золотарева. Инна явно нервничала больше других. Она кусала губы, пытаясь успокоиться, словно заранее решила, что именно ее обвинят в этом убийстве.

– Ровно семнадцать ноль-ноль, – сообщил комиссар, взглянув на свои часы. – Теперь наступает ваше время, сеньор Дронго.

– Да, – согласился Дронго, – хотя ваши часы на самом деле спешат на полторы минуты, комиссар. Но я начну, чтобы не задерживать вашего внимания. Я буду говорить по-английски, чтобы меня все поняли. А для комиссара переводчиком согласился быть сам сеньор Гарригес. Господин Ираклий, может, вы подойдете к своему отцу и будете ему тоже переводить?

– Хорошо, – сказал Ираклий и, поднявшись, подошел к отцу.

Дронго взглянул на всех присутствующих и начал говорить:

– Итак, мы должны начать с того момента, когда сюда приехали на отдых две пары друзей и компаньонов. Две семьи – Золотаревых и Солицыных. Не буду вдаваться в долгие и запутанные отношения этих двух пар. Скажу лишь, что они приехали сюда на отдых и собирались весело провести время. Но абсолютно неожиданно для всех четверых их некие забавы и шутки привели к самой настоящей трагедии, когда все четверо неожиданно поняли, что оказались на краю пропасти, куда они могли свалиться все вместе.

– Вы говорите так сложно, что мы ничего не понимаем, – пожаловался Ираклий. – Вы можете нам объяснить, что именно здесь произошло и почему убили Петра Константиновича?

Георгий Луарсабович нахмурился. Младший сын заговорил без его разрешения. Это был непорядок. Дронго увидел выражение лица старика и сразу ответил его сыну:

– Терпение, мой молодой друг. Это я и пытаюсь сделать. Но некоторые факты я обязан подавать именно таким образом и надеюсь, что присутствующие меня понимают. Итак, наша четверка решила весело отдохнуть. Но в какой-то момент они перешли допустимую в их отношениях грань и только некоторое время спустя поняли, что допустили роковую ошибку, позволив себе подобные «эксперименты». Разумеется, все были обижены друг на друга. Более всех остальных страдал Золотарев, который считал, что потерял одновременно уважение жены и дружбу друга.

– Я ничего не понимаю, о чем вы говорите, – разозлился комиссар, – при чем тут уважение его жены? Зачем вы нас сюда собрали?

– Терпение, сеньор комиссар. Немного терпения. В тот день у Золотарева было плохое настроение. Очень плохое. Утром за завтраком он даже не захотел разговаривать со своим самым близким другом и компаньоном. И в течение всего дня с ним не разговаривала его супруга. К тому же сюда прилетела его дочь и зять, и он, очевидно, не хотел выяснять свои семейные отношения при них. Вечером он спустился в ресторан, чтобы напиться в одиночку. Считается, что это самый опасный и депрессивный вид алкоголизма – пить в одиночку. Я видел его состояние и его депрессию в ту ночь.

Неожиданно он обратил внимание на газету, которую я читал. Она была на русском языке. Он подсел ко мне и начал разговор, вспомнив, что мы уже однажды встречались. Хотя я его сразу не узнал. У него тогда была небольшая борода и усы. А сейчас он был гладко выбрит. Мы с ним говорили долго, минут сорок или более того. Он рассказал мне о своих проблемах, в том числе и семейных, пожаловался, что не хочет идти в свои апартаменты. Даже просился в мой номер. Но я решил, что будет лучше снять для него отдельный номер. И допустил, возможно, самую большую ошибку в своей жизни. Конечно, мне следовало сразу уйти и не проявлять к нему подобного сочувствия. Но я понимал, как ему плохо, и видел, в каком состоянии он находился.

Поэтому я отвел его к дежурному портье сеньору Эрнандесу и попросил дать нам одноместный номер. При этом господин Золотарев пытался достать свой бумажник, который упал на стойку перед портье, но сеньор Эрнандес справедливо заметил, что в таком состоянии их клиент не сможет нормально расписаться и может даже оспорить плату за свой новый номер, которую мы снимем с его кредитной карточки. Я посчитал, что портье прав, и не стал доставать кредитные карточки Золотарева. А вместо этого заплатил по своей и отвел его наверх, в новый номер.

При этом я не знал, что в отеле действует особая система безопасности, которая фиксирует все открытия и закрытия дверей, в том числе и в результате внешнего воздействия карточки-ключа. Портье выдал нам карточку только на одну ночь. Мы поднялись наверх, даже не предполагая, что за нами следят. Вошли в номер. Я помог раздеться Золотареву, который был в ужасном состоянии, снял с него обувь и пиджак. И здесь что-то упало на пол. Я включил настольную лампу и начал искать. Но ничего не нашел, что дало потом повод комиссару Морено посчитать меня почти лжецом, который не должен был дотрагиваться до лампы. Но там остались именно мои отпечатки пальцев.

Убедившись, что Золотарев удобно устроен, я вышел из номера, захлопнув за собой дверь. При этом карточку-ключ я оставил на столике. Через два часа система компьютерной защиты зафиксировала открытие дверей в этом номере изнутри. Затем примерно через пятнадцать минут дверь открыли еще раз, очевидно, для того, чтобы гость мог уйти. И через час в номере появился убийца, который и нанес роковой удар. Эксперты пришли к единодушному заключению, что Золотарев был убит именно в это время. Итак, мы теперь имеем все исходные данные, которые у нас были.

Комиссар проверил все отпечатки пальцев и радостно убедился, что в номере нет других отпечатков, кроме моих и самого погибшего. Что дало право сделать неправильный вывод о моей возможной причастности к этому убийству. Но я, конечно, не убивал Золотарева и не мог этого сделать хотя бы потому, что оставил на столе его карточку-ключ, которая затем непонятным образом исчезла.

Формально комиссар Морено был прав. Я действительно мог считаться единственным подозреваемым. Но уже тогда меня не покидало некое ощущение дежавю, которое затем только усилилось. Итак, сначала я должен был уточнить, кто именно входил в этот номер после меня. Примерно через два часа после моего ухода, когда Золотарев сам открыл дверь этому гостю. Утром я сидел в холле, когда там появилась сеньора Инна Солицына с несколькими пакетами в руках. У меня хорошая память, и я запомнил, какие именно пакеты она несла. А затем решил проверить. Это как раз в то время, когда наш уважаемый комиссар искал меня по всему отелю и даже приказал службе безопасности блокировать мою карточку, которая перестала работать.

Я проверил по всем магазинам и выяснил, что уважаемая госпожа Инна Солицына нигде не откладывала для себя товары, чтобы утром их забрать, как она меня уверяла. Она просто испугалась и решила уехать в магазины, чтобы не разговаривать с сотрудниками прокуратуры и полиции. И тогда я спросил себя, чего именно она испугалась? И тогда впервые в моей душе зародились некоторые сомнения. К тому же я вспомнил, что новый гость появился в номере, который я снял для Золотарева, примерно через два часа, то есть он увидеть нас мог только тогда, когда мы вместе шли по коридору. Но почему этот неизвестный ждал так долго? И я понял, что он ждал не меня и не Золотарева, который спал в этом номере. Он ждал удобного момента, чтобы выйти из своих апартаментов и пройти к номеру Золотарева. Это не могла быть Алиса, которая оставалась одна. Это мог быть кто-то из пары Солицыных, когда один из них ждал, пока уснет другой.

– Не может быть, – громко сказал Павел, – о чем вы говорите?

– Не нужно меня перебивать, – попросил Дронго. – Я подумал, что тема для разговора может быть только у вашей супруги.

Он видел, как напряглась Инна, жалобно взглянувшая на него, словно не ожидавшая подобного предательства. Георгий Луарсабович покачал головой, выслушав перевод Ираклия.

– Именно ваша супруга и позвонила в дверь номера, который занимал господин Золотарев, – сказал Дронго.

При этих словах Алиса повернулась и взглянула на Инну. Она могла бы воспламенить эту женщину одним взглядом. Павел нахмурился.

– Зачем она туда пошла? – спросил он.

– Чтобы окончательно расставить все точки, – пояснил Дронго. – После того как между вами пробежала черная кошка, она не могла забыть об этом неприятном для всех инциденте. Посвященные в эту тайну люди понимают, о чем я говорю. И она решила сразу сказать об этом господину Золотареву, чтобы у него не оставалось никаких иллюзий на этот счет. Я полагаю, она поступила правильно, решив поговорить с ним на эту щекотливую тему, чтобы навсегда ее закрыть.

Он увидел, как перевела дыхание Инна, немного успокаиваясь. Как она улыбнулась своему мужу. Но он заметил, как недовольно нахмурилась Лиза, не понимавшая, о чем идет речь, как сжала губы Алиса, которая поняла, почему он выгораживает Инну. Но она поняла и другое. Он скрывает правду и выгораживает саму Алису, не рассказывая никому об их совместной встрече.

– Госпожа Солицына была там недолго, – продолжал Дронго, – она вышла из номера. А через час там появился убийца. Самое поразительное, что сама госпожа Солицына вспоминает, что позвонила у дверей раз десять. Но на звонке не было ее отпечатков. И внутри нигде не было отпечатков пальцев. Уже этот факт показался мне подозрительным. Затем больше. Пиджак, который я повесил на стул и который видела там госпожа Солицына, неожиданно оказался на вешалке. Я видел, в каком состоянии был погибший Золотарев. И могу свидетельствовать, что он не мог перевесить свой пиджак со стула в шкаф. У него просто не хватило бы сил.

Меня очень смущала эта карточка, которая исчезла со стола. Ведь фактически это означало, что войти в номер могли только мы двое. Либо я, либо Инна Солицына. И тогда получалось, что кто-то из нас украл этот ключ, чтобы спокойно войти в номер к спящему.

Я решил проверить до конца. Сначала я попросил нашего уважаемого консьержа сеньора Аргуэльо провести там тщательную уборку. В этом случае наши планы с комиссаром полностью совпадали. И горничная нашла наконец закатившуюся за диван запонку, стук падения которой я услышал. Комиссар считал, что у меня не было повода дотрагиваться до лампы, именно потому, что они не смогли найти упавшую запонку. Но она нашлась, и мое алиби было отчасти восстановлено. Затем больше. Я внимательно прочитал протокол осмотра места происшествия и перечень вещей и денег, которые были у погибшего. И неожиданно поймал себя на мысли, что помню, как я держал этот бумажник в руках. Все кредитные карточки были действительно на месте, но вот наличных денег там было гораздо больше. Не две тысячи пятьсот, как указано в протоколе, а минимум тысяч тридцать или сорок. Я точно помнил, что этот бумажник был набит крупными бордовыми ассигнациями по пятьсот евро каждая. А теперь их уже не было.

Я понял ошибку, которую мы все допускали, проверяя в первую очередь приехавших с погибшим бизнесменом членов его семьи и его компаньона с супругой. На самом деле все было гораздо проще. Страшнее и совсем иначе. Дело в том, что убийца все вычислил очень верно. Просчитав свои ходы, он создал себе почти абсолютное алиби и заставил нас искать убийцу среди невиновных людей. А самое главное – он был единственным среди нас, кто точно знал, как работает система безопасности, подключенная к главному компьютеру.

– Скажите, кто это был? – крикнул Ираклий.

– Не перебивай старших, – сделал ему строгое замечание Георгий Луарсабович, – дай человеку договорить. Он нам все расскажет.

– Еще одну минуту. Итак, Золотарев был убит, никаких отпечатков пальцев, кроме моих, там не было, даже на звонке. Из номера исчезла карточка-ключ. Но на самом деле это был хорошо разыгранный блеф. Когда мы с Золотаревым подошли к стойке портье, мы достали бумажник, и сеньор Эрнандес сумел увидеть, как много там наличных денег. Остальное было дело компьютеров и его собственной ловкости. Он дает мне карточку-ключ и следит за моими перемещениями.

Мы поднимаемся наверх, и я оставляю эту карточку на столике. Через два часа потрясенный Эрнандес видит, как дверь открывается изнутри. И понимает, что к Золотареву пришел кто-то из его знакомых. Еще через четырнадцать минут этот знакомый уходит. Эрнандес понимает, что это его единственный и абсолютный шанс. Еще через час сам Эрнандес поднимается наверх. Он помнил, в каком состоянии был пьяный Золотарев. Эрнандес открывает дверь своим универсальным ключом, ему не нужна карточка-ключ, которая лежит на столике. Ведь система не фиксирует, каким именно ключом открывают двери. Она фиксирует лишь внешнее или внутреннее проникновение. Он входит в номер и неожиданно видит уже начинающего просыпаться Золотарева. Портье Эрнандес не мог знать, какой разговор состоялся у этого гостя с госпожой Солицыной. И тогда Эрнандес хватает лампу и наносит ею удар по голове Золотареву. Допускаю, что это был случайный удар или наш молодой портье просто испугался. Но удар действительно оказался роковым. Он пришелся точно в висок. И погибший упал на пол.

Эрнандес забрал почти все деньги. Но он достаточно разумный человек, чтобы не брать кредитные карточки. Он даже оставил немного денег, чтобы убедить всех в отсутствии грабежа. Ведь никто точно не мог знать, какая именно сумма наличными лежала в бумажнике миллионера Золотарева. Боюсь, что он сам не смог бы назвать нам точной суммы, и на этом строит свой расчет уже знающий психологию приезжающих гостей хитроумный портье.

Эрнандес забрал деньги и вышел из номера. Он взял и карточку, которая лежала на столе, чтобы подозрение пало на кого-то из нас. И здесь он допускает несколько мелких ошибок, которые в итоге оказались для него роковыми. Во-первых, он протирает на всякий случай кнопку звонка, что сразу вызовет мое подозрение. Ведь там должны были остаться отпечатки пальцев Инны Солицыной. Значит, их кто-то намеренно стер. Возможно, даже не так. Чтобы гарантировать свою безопасность, он сначала позвонил в дверь, но Золотарев его не услышал. И только тогда, протерев кнопку звонка, Эрнандес открывает дверь своим ключом.

После того как он наносит этот удар, Эрнандес вешает пиджак на вешалку в стенном шкафу, предварительно достав почти все деньги, но оставив бумажник с кредитными картами, по которым его легко могли бы вычислить. И, наконец, забирает карточку-ключ, чтобы выбросить ее и убедить полицию в том, что убийцей был кто-то из приехавших, кто сумел воспользоваться этой карточкой. Но именно здесь он допускает свою главную и роковую ошибку.

Все посмотрели на молодого портье. Он покраснел, закашлял. Затем с силой выкрикнул:

– Кто это докажет? Я ничего не делал. Пусть они сначала докажут, что это я убил нашего гостя. Пусть докажут…

Теперь все взгляды были прикованы к Дронго. Он улыбнулся, доставая карточку.

– Вот доказательство, – громко произнес Дронго. – Дело в том, что эта закатившаяся запонка невольно помогла мне изобличить убийцу. Когда упала запонка, я машинально положил карточку к себе в карман, включил свет и начал искать. А когда ничего не нашел, поднялся и оставил карточку на столике. Но у меня в этот момент в кармане были две карточки. От номера Золотарева и от собственного номера. Так вот, я случайно перепутал. Я оставил не карточку номера Золотарева, а свою собственную. И потом я не мог попасть к себе в номер с карточкой от чужого номера, которая осталась у меня в кармане. Я пытался попасть в свой номер, но безрезультатно. Тогда я спустился вниз, к стойке портье. Эрнандес в это время разговаривал с каким-то гостем. Он не обращал на меня внимания. Его мысли были заняты дверью в номер, где находился Золотарев. В тот момент его интересовали только деньги, которые он видел на своей стойке. Он даже не заметил, что его напарница выдала мне новую карточку. Я вернулся к себе в номер под впечатлением от своего разговора с Золотаревым и меньше всего думал о ключе, который я получил.

Но на следующий день комиссар Морено невольно заставил меня вспомнить об этом, когда приказал блокировать мою новую карточку-ключ и я не смог попасть в номер. У меня возникло ощущение дежа вю, и я вспомнил, как не смог попасть к себе в номер сразу после того, как оставил Золотарева в его новом номере. Нужно было проверить мою версию. Я взял оставшуюся у меня карточку и пошел проверять, подходит ли она к дверям номера, где был убит Золотарев. Там как раз в это время работали обе горничные. И она подошла. А это могло означать только одно. Безусловное и абсолютное алиби двоих гостей, которые были в номере Золотарева до убийства – мое и госпожи Солицыной. Той карточкой, которую я, случайно перепутав, оставил на столике, невозможно было открыть дверь в номер Золотарева. Это была карточка от моего номера. Но Эрнандес об этом не знал. Он открыл дверь своим универсальным ключом, уверенный, что компьютеры зафиксируют внешнее воздействие на замок. Но настоящей карточки-ключа, которую он мне выдал, у него уже не могло быть. Он ее забрал только для того, чтобы обеспечить себе алиби, выбросив где-нибудь эту старую карточку. Однако он здорово ошибся, не проверив выброшенную карточку. А я проверил оставшуюся у меня. Вот она. Это и есть та самая карточка от номера Золотарева, которую я, перепутав, оставил у себя в кармане.

Эрнандес поднялся. На него было жалко смотреть. По лицу пошли красные пятна. Он как-то нервно дергался.

– Сеньор комиссар, – торжественно закончил Дронго, – позвольте вам представить. Убийца вашего гостя Петра Золотарева сеньор Алваро Эрнандес. Я думаю, что если вы проведете тщательный обыск у него дома, то наверняка найдете украденные деньги. Большая пачка бордовых купюр по пятьсот евро. Очевидно, когда мы с Золотаревым случайно показали этот бумажник портье, он просто не выдержал. И решил любым способом завладеть этими деньгами. Сама ситуация идеально работала на него. Я снял номер на свою кредитку, к Золотареву зашла Инна Солицына, можно было легко свалить всю вину либо на меня, либо на гостью, либо на остальных участников этой группы. И только закатившаяся запонка, из-за которой я перепутал ключи и оставил другую карточку, полностью и абсолютно разоблачила этого убийцу. Вы можете его арестовать, сеньор комиссар.

– Я не хотел его убивать, – заплакал Эрнандес, падая на колени, – честное слово, не хотел. Я думал только его оглушить и забрать деньги. У этих русских миллионеров всегда так много наличных. Они их даже не считают. Никто бы и никогда не узнал. Даже он сам. А кредитные карточки я не трогал. Понимал, что меня могут вычислить. Богом клянусь, я не хотел его убивать.

– Идем, Алваро, – поднялся комиссар, – ты уже сделал все, что мог. И опозорил наш город в глазах гостей. Оставайся хотя бы мужчиной, если ты не смог быть порядочным человеком. Идем за мной.

Помощник комиссара ловко и быстро надел наручники на плачущего портье. Алиса с каким-то непонятным любопытством рассматривала этого человека, который сделал ее вдовой. Она брезгливо отвернулась. Он был ей противен. Но неожиданно Лиза вскочила и бросилась к стоявшему на коленях портье. Она ударила его по лицу, раз, другой, третий. Ираклий и его брат бросились к ней, оттащили ее от стонущего от страха портье.

– Он может подать на вас в суд, – быстро сказал переводчик по-русски, – нельзя бить человека по лицу.

– А убивать человека можно? – спросил Георгий Луарсабович. – Этот мерзавец убил ее отца. Она правильно сделала, что дала ему по морде. Это моя невестка, и если кто-нибудь подаст на нее в суд, то пусть имеют дело со мной. Это я разрешил ей ударить такого мерзавца.

Переводчик развел руками. Он не знал, что ему говорить. Перед тем как выйти, комиссар повернулся к Дронго.

– Я знаю, что должен извиниться перед вами, – нехотя произнес он, – но думаю, что вы тоже понимаете мое положение. В номере были только ваши отпечатки пальцев. Что я должен был думать? И как мне следовало поступать?

Он немного помолчал. Гарригес, затаив дыхание, слушал его.

– Но я вам благодарен, сеньор Дронго, – наконец произнес комиссар, – вы действительно смогли найти убийцу. Вот вам моя рука. Спасибо за вашу работу.

Дронго пожал протянутую руку.

– Ничего, – смущенно пробормотал он, – на самом деле нужно было только немного подумать.

– Какой молодец, – прошептал Георгий Луарсабович, – все правильно понял. Я же ему сразу подсказал, что это не психология, а убийство с ограблением. Самое примитивное убийство, чтобы украсть деньги у нашего родственника.

Алиса взглянула на Дронго и, не сказав больше ни слова, вышла из комнаты. Дочь и зять поспешили за ней. Инна Солицына подошла к нему. И хотя муж все время тянул ее в сторону, она протянула руку Дронго.

– Спасибо, – сказала она, пожимая ему руку, – вы не только нашли убийцу, но и сохранили нашу честь. И мою, и Алисы. Спасибо вам за все.

Павел Солицын недовольно кивнул на прощание, уходя вслед за женой. Георгий Луарсабович поднялся и подошел к Дронго.

– Ты все-таки хороший следователь. А почему ты не сказал о пяти процентах, которые купил Ираклий? Хочешь сделать сюрприз этому компаньону? Или ты чего-то нам недосказал? Разные туманные намеки об отношениях компаньонов. Не буду тебя спрашивать. Я привез с собой бутылку хорошего вина. Знаешь, как трудно сейчас возить в багаже это вино. В ручную кладь никакие жидкости не пускают, террористов боятся. А я свою бутылку привез. Вечером выпьем с тобой. Ты умный человек. И справедливый. Это так редко бывает. Не забудь, что сегодня вечером мы встречаемся.

В сопровождении своего старшего сына он покинул комнату менеджера. Дронго увидел, как поднявшийся со своего стула Гарригес подошел к нему, что-то пряча за спиной.

– Что это? – не понял Дронго, когда Гарригес протянул ему блокнот и ручку.

– Автограф, – умоляюще сказал следователь, – я же говорил вам, что моя супруга ваша поклонница. Она работала в Интерполе…

Дронго улыбнулся и, взяв ручку, поставил свою размашистую подпись.