Он не успел дойти до своей двери, когда появившийся переводчик попросил его пройти в другой номер, где комиссар Морено беседовал со всеми свидетелями. Павел оглянулся. Недалеко стоял сотрудник полиции, внимательно наблюдавший за его оживленным разговором с Дронго. В десяти шагах стоял сам Дронго. Солицын пожал плечами и отправился за переводчиком. Дронго остался один. Полицейский отвернулся, словно предоставляя ему право действовать. Его успел предупредить Гарригес, рассказавший, что этот странный высокий мужчина один из самых известных сыщиков в Европе. Поэтому полицейский только наблюдал за действиями этого эксперта, не пытаясь вмешиваться.

Дронго подошел к двери апартаментов, которые занимали Солицыны, и позвонил. Довольно долго ждал, пока ему откроют дверь. Наконец послышались шаги.

– Это опять вы? – раздалось за дверью. – Я позвоню консьержу и скажу, что вы мешаете нам отдыхать. Или позову полицейского.

– Он стоит рядом со мной, – сказал Дронго, – вам не нужно никого звать.

Она резко открыла дверь. Уже успевшая переодеться, она была в бирюзовом коротком халате, который заканчивался гораздо выше колен. Инна с явным раздражением смотрела на непрошеного гостя. Она увидела и полицейского, стоявшего совсем недалеко.

– Кто вы такой? Зачем вы к нам пристаете? – спросила она. – И вообще, что вам нужно?

– Я только что говорил с вашим супругом, – сообщил Дронго, – а теперь хотел бы поговорить с вами.

– О чем? Я не разговариваю с неизвестными.

– Я частный эксперт по вопросам преступности. Меня обычно называют Дронго.

– Ну и что? Почему я должна с вами разговаривать?

– Вчера я был последним, кто разговаривал с другом вашего мужа, с погибшим Петром Золотаревым. Он был явно не в себе, много выпил, находился в состоянии тяжелой депрессии. Мне пришлось снять ему отдельный номер и проводить его туда. Он не хотел возвращаться ни к жене, ни к дочери…

– Возможно, все так и было. Но какое это имеет отношение ко мне? – поинтересовалась Инна.

– Он рассказал мне, чем была вызвана его депрессия, – сказал Дронго, внимательно следя за поведением своей собеседницы.

Этот удар был нанесен расчетливо точно. Она вспыхнула, хотела что-то сказать, даже открыла рот. Затем передумала.

– Разговаривайте с мужем, – предложила Инна, – я вам ничего не могу сказать. Или лучше выясняйте все с полицией. Это в ее компетенции.

– Подождите, – попросил Дронго, увидев, что она собирается закрыть дверь, – вы действительно считаете, что я должен все рассказать полиции? И о вашей последней встрече вчетвером им тоже нужно знать?

На этот раз она все-таки немного покраснела. Было заметно, как она нервничает. Она даже дернула головой.

– Что вы от меня хотите? – спросила Инна.

– Поговорить с вами, – упрямо повторил Дронго, – я боюсь, что вы не совсем осознали серьезность ситуации. Погиб компаньон вашего мужа. Умер насильственной смертью. После смерти Золотарева ваш супруг может стать единоличным владельцем контрольного пакета. А это значит, что у него мог быть конкретный мотив для убийства. Затем ваша встреча…

– Не нужно так громко, – раздраженно произнесла Инна, – лучше войдите сюда и затем чревовещайте. Не нужно кричать на весь коридор. Вас могут услышать…

Она наконец приоткрыла дверь, впуская его в апартаменты. Они вместе прошли в просторную гостиную. Инна села на диван, поправила свой короткий халат и предложила гостю стул. Дронго уселся напротив нее.

– А теперь скажите наконец, что именно вы хотите узнать, и уходите отсюда, – с явным нетерпением произнесла Инна.

– Мне нужно знать правду, – начал Дронго. – Дело в том, что погибший успел мне вчера все рассказать. И поэтому я знаю гораздо больше, чем может знать обычный следователь или даже самый близкий друг.

– Интересно, что он вам такое рассказал? – спросила она чуть изменившимся голосом. – Мы, кажется, ничего противозаконного не делали. Никого не убивали и не грабили.

– Я не об этом, и вы все прекрасно понимаете. Он рассказал мне о вашей последней встрече. Когда вы были вчетвером. Мне продолжать?..

– Не нужно. Что он вам рассказал? Впрочем, какая разница. Не нужно серьезно к этому относиться. Это были всего лишь его глупые фантазии. Бред пьяного человека. А вы поверили в такую глупость…

– Перед тем как войти сюда, я разговаривал с вашим мужем, – напомнил Дронго, – он тоже вспомнил об этой встрече.

– Мужчины ведут себя иногда так глупо, – с явной досадой произнесла Инна, – как самые последние дураки. Никогда не думала, что Солицын такой дурак. Ну зачем ему нужно было об этом вообще вспоминать? Чтобы в очередной раз вспомнить, как он опозорился? Дурак. Настоящий дурак.

– Почему опозорился?

– Неважно. Я оговорилась.

– Вы опять меня не хотите понять. Речь идет об убийстве вашего близкого знакомого. В его убийстве могут обвинить меня, могут обвинить вашего мужа и даже вас. Неужели вы так ничего и не хотите понять?

– Очень интересно, – произнесла она дрогнувшим голосом. – А меня почему? Они устраивают оргии, ведут себя безобразно, потом впадают в депрессию, начинают ругаться, а обвинять будут меня?

– Давайте по порядку. Ваш супруг и Золотарев серьезно поругались после того, как ваша встреча была завершена?

– Я не совсем понимаю, что именно вы вкладываете в слово «встреча».

– Хорошо. Я буду конкретен. После того, как вы решили устроить встречу в свингерском стиле.

– Вам не кажется, что это оскорбление? Я не стану вам отвечать.

– Повторяю. Мне рассказал обо всем сам Петр Золотарев. И подтвердил ваш муж. И я пришел сюда не за вашим признанием. Я пытаюсь сделать так, чтобы об этой истории никто не узнал. Ни в полиции, ни журналисты. Иначе вы просто не сможете вернуться обратно в Москву. Или этого вам тоже недостаточно?

– Значит, вы наш благодетель, – скривила губы Инна. – Что я должна вам рассказать? Показать, в каких позах мы спали? Что конкретно вас интересует?

– Кто был инициатором этой встречи?

– Не знаю. Мужчины сами договаривались. Насколько я могу судить, у них и раньше бывали подобные встречи. Я ведь работала секретарем у Солицына и знала, когда он договаривался о встрече со своими знакомыми девицами. На эти встречи часто приезжал и его друг. Очевидно, они практиковали и такие групповые встречи, и «обмен любезностями». Я выходила замуж осознанно, понимая, какой фрукт мне достался.

– Это он вам предложил провести свингерскую встречу?

– А как вы думаете? Если бы я посмела об этом заикнуться, он бы меня просто убил. А когда инициатива исходит от него, даже приятно. Он еще в прошлом году повез меня в такой свингерский клуб в Америке. Ничего особенного. Гора мускулов у накачанного лекарствами стриптизера с плохо работающим «аппаратом». Вы понимаете, о каком «аппарате» я говорю. И красивая глупая проститутка в качестве его жены. Конечно, это была обычная подстава для семейных пар, желающих развлечься. Эта дрянь ни разу даже не посмотрела в сторону своего «мужа». Он тоже не смотрел в ее сторону и, по-моему, однажды, перепутав, назвал ее другим именем.

Она поправила халат.

– Такое глупое развлечение. Мне было даже немного смешно. Я была, конечно, не девственницей, когда выходила замуж за Солицына. Но такого «пустышки» у меня никогда не было. Просто пустое место. Гора мяса и мускулов. А там, где надо, не было даже мускулов. Пустые глаза, глупые стоны и вздохи. Единственное, что я помню, – его крепкие объятия. Он заменял ими все остальное. Мы ушли разочарованными. Солицын тоже не новичок, он понял, что это была подстава.

И тогда он решил попробовать по-настоящему. Я думаю, что Алиса всегда ему нравилась. А с его другом они были как неразлучная пара, такие два «сиамских близнеца». Они даже передавали своих любовниц друг другу по наследству. И я думаю, что для них это была обычная шутка. У нас с Павлом уже был такой опыт общения, а Петр должен был уговорить Алису. Как ему это удалось, я не знаю. Но я думаю, что секрет был в их прежних отношениях. Как я однажды слышала, они пытались развестись. И даже разъехались. У Алисы появился свой «друг», а у Петра Константиновича своя «подруга». Потом оказалось, что оба эти варианта их не устраивали, а «друг» Алисы Владимировны оказался еще и прохвостом. Вот этого, по-моему, Петр Константинович никогда не мог простить своей супруге. Знаете, такой очень сильный мужской инстинкт. Она задела его мужское самолюбие, позволив себе увлечься таким ничтожеством. И он всегда об этом помнил, всегда сравнивал себя с тем, другим. И не мог этого простить своей жене. Никогда не мог.

Может, поэтому подсознательно он даже хотел ее публично унизить. А может, я ошибаюсь, и он просто хотел устроить себе такую оргию. Не знаю, не мне судить. Но он согласился и даже сумел уговорить свою жену. Может, у нее тоже был комплекс. И она тоже не могла простить ему измену с другой. Я не берусь никого судить. Просто понимаю, что совпали все обстоятельства, и мы вчетвером решили встретиться.

Она неожиданно поднялась, подошла к мини-бару, открыла дверцу. Достала небольшую бутылочку коньяка.

– Вы будете пить? – спросила она.

– Нет, – ответил Дронго.

– А я выпью. – Инна достала стакан, опрокинула содержимое маленькой бутылочки на дно стакана. Янтарной жидкости было совсем немного. Она пригубила. Поставила стакан на столик и снова уселась на диван, поправляя задирающийся халат.

– Потом была наша встреча, – уже немного успокаиваясь, произнесла Инна, – все было так, как и должно было быть. Сначала мы разделись все трое. А потом долго, очень долго ждали Алису. Она ушла в ванную и все не выходила. Я даже испугалась, что она там покончит с собой. Мелькнула и такая мысль. Но она наконец вышла из ванной. Разделась и вышла. Вышла с таким видом, словно шла на Голгофу. Не понимаю, почему такие страсти. В Германии мы все купаемся только раздетыми. И всегда все вместе. И мужчины, и женщины. Но здесь ей явно было не по себе. И Солицын повел себя не лучшим образом. Его словно стукнули по башке. А вот Петр Константинович, наоборот, был привычно раскован. Он сразу протянул ко мне руку и повалил на постель. В общем, у нас все нормально получилось. А другая пара так ничего и не смогла сделать. Они сначала трогали друг друга как дети, потом как-то неловко обнимались, лежали рядом, что-то говорили. В общем, у них ничего не получилось. Вот, собственно, и все подробности.

«Павел мне соврал, – вспомнил Дронго, – он сказал, что ничего не вышло у обоих мужчин. Значит, не хотел вспоминать о своей неудаче, о своем фиаско».

– Что было потом? – спросил он.

– Они подрались, – коротко сообщила Инна, – если это вам интересно. Но здесь уже было больше психоза со стороны моего Солицына. У него ничего не вышло, и он дико комплексовал из-за этого. Разве он вам не рассказал об этом? – с некоторой мстительностью спросила она.

– Такие детали я у него не уточнял.

– Напрасно. Нужно было узнать и про это. Про все, что вам так интересно. Я вдруг подумала, а может, вы никакой не эксперт. Может, вы обычный маньяк, которому нравится подглядывать за чужими людьми в замочную скважину. Я где-то об этом читала. Кажется, таких называют «вуеристами».

– Скорее «вуайеристами», – поправил ее Дронго. – Но могу вас успокоить, я не люблю подглядывать, а всего лишь пытаюсь понять, как произошло убийство. Вы никуда не выходили сегодня ночью?

– Нет, не выходила. И никого не убивала. Это я точно помню.

– А ваш супруг?

– Он тоже никуда не выходил. Во всяком случае, я не видела, чтобы он куда-то выходил.

– И рано утром вы поехали в магазин.

– И даже не в один. Мне отложили там мои покупки, и я решила поехать за ними. Взяла деньги и поехала. Я всегда так делаю. Откладываю покупку, чтобы немного подумать, не торопиться. Не суетиться. Может, в другом магазине я найду вещь еще лучше прежней. Поэтому я откладываю покупку и возвращаюсь за ней только на следующий день.

– Похвальная предусмотрительность, – кивнул Дронго, – в жизни вы тоже все так рассчитываете?

У нее изменилось выражение лица.

– Да, – ответила Инна, – в жизни я тем более все рассчитываю. Иначе нельзя, живем в плохое время. Если вы имеете в виду мое замужество…

– Я не хотел вас обидеть.

– Хотели. Расчетливо и точно хотели. И я вам отвечу так же расчетливо и точно. Я приехала в Москву из Архангельска, когда мне было семнадцать. Поступать в театральный институт. Не больше и не меньше. Мечтала стать актрисой, считала, что у меня есть талант и природные данные. И, конечно, сразу провалилась. Уже на первом экзамене. А тетка, у которой я должна была жить, выставила меня за дверь через две недели. Вот так. Одна, в семнадцать лет, без денег, без жилья, без знакомых, без друзей и без родственников. Какие перспективы у меня были? Стать обычной вокзальной шлюхой или работать на дальнобойщиков. А может, проституткой на Ленинградском. Это было девять лет назад, сразу после дефолта. У людей не было ни денег, ни надежд. А здесь я со своими проблемами.

Инна поправила волосы.

– Видимо, мне давно нужно было кому-то рассказать свою историю. Или написать о ней, чтобы другим девочкам ее читали в качестве назидательных уроков. Знаете, что я сделала? Никогда не поверите. Я остригла свои волосы под полный ноль, заклеила себе пластырем нос и выщипала брови. И стала похожа на полную идиотку. Почему-то таких жалеют и к таким не пристают. Меня устроили уборщицей в одном театре и разрешили спать в гримерке. На следующий год я опять провалилась в театральный. Но к тому времени я уже не очень переживала из-за этого. Я такого насмотрелась в этом театре, что можно целые тома написать. И о безнравственности, и о том, как они все ненавидят друг друга, какие гадости говорят за спиной и какие пакости устраивают в жизни. Чтобы стать популярной актрисой, нужно пройти через такое количество постелей, что поневоле станешь гениальной актрисой, притворяясь, что все эти старые и вонючие самцы тебе так приятны.

Через два года я поступила в индустриальный. Потом стало полегче. Меня взяли на работу оператором. Волосы уже выросли, но я их прятала под косынкой, делала себе невероятный макияж, мазалась как чучело, чтобы не приставали. Хотя приставали все равно. Потом меня перевели в другой отдел. Через год я ушла в другую компанию. Там начальником был лилипут. Самый настоящий лилипут, хотя он считался нормальным человеком со своим ростом в метр пятьдесят два. Говорят, что лилипуты должны быть меньше. И он начал ко мне приставать. Можете себе представить? Он был мне до пояса. Но этот Гулливер в стране великанов обещал мне однокомнатную квартиру. И я стала с ним встречаться. Он ползал по мне где-то внизу, а я все терпела. Вы не отворачивайтесь. Вы хотели выслушать мою историю, так слушайте ее до конца. Когда вспоминаю этого лилипута, хочется смеяться и плакать одновременно. Но свое обещание он выполнил, квартиру я получила. Однокомнатную квартиру в Мытищах. Еще через год я поменяла ее на коммуналку в центре, потом на другую коммуналку. А в двадцать пять я оказалась в компании Павла Солицына, который сразу взял меня своим секретарем. Солидный мужик, вдовец, очень богатый и щедрый. Не скрою, что с его помощью я получила двухкомнатную квартиру в центре. Стала наконец одеваться, купила себе небольшую машину. И делала все, чтобы ему понравиться. Все, что было в моих силах, и сверх того. Угадывала его желания, закрывала глаза на его загулы, сама назначала ему встречи с его девицами, обслуживала его прямо в кабинете. В общем, старалась стать незаменимой. Дома у него всю грязь за ним убирала вместо уборщицы. И наконец дождалась. Он решил сделать мне предложение…

Она резко поднялась. Подошла к пустому стакану. Но, передумав, подвинула к себе другой стул и уселась на него.

– Я думала, что теперь наконец можно успокоиться, расслабиться, пожить в свое удовольствие. Ничего подобного. Он начал набирать новых сотрудниц. Одну из таких молодых и бойких особ я поймала у него в кабинете, когда он уже стоял перед ней с расстегнутыми штанами. Что бы сделала другая жена? Дала бы по морде и ушла. А я все терпела. Ведь я помнила, откуда я приехала и с каким трудом поднялась. С какими муками выбилась на свое место. И когда он начал устраивать загулы, я тоже молчала. И когда он меня в свингерский клуб повез и отдал этой горе мускулов, я тоже сделала вид, что мне все нравится. И даже когда он предложил мне встретиться со своим другом у него на глазах, я тоже согласилась. Считаете меня циничной и расчетливой особой? Можете так считать. Только я была на все готова, чтобы сохранить свое положение. И поэтому сегодня утром я поехала в магазины. И поэтому я не вернулась, когда Солицын сообщил мне о смерти Петра Золотарева. Не мне было его жалеть. Не мне. Он и раньше на меня похотливо смотрел и губки облизывал. Поэтому я спокойно завершила свои покупки и вернулась в отель. А кто его убил, тому бог судья.

– Подождите, – вспомнил ошеломленный Дронго, – рассказывая о вашей встрече, вы сказали, что Петр Константинович был «привычно раскован». Что значит привычно? Вы разве с ним раньше встречались?

Инна отвернулась.

– Вы хотите вытрясти из меня все? Всю мою исповедь до последнего донышка? – с вызовом осведомилась она. – Неужели вы так ничего и не поняли? Конечно, мы с ним раньше встречались. Когда я только пришла к Солицыну. Они были компаньоны, хотя сидели в разных офисах. Он сразу подъехал ко мне и сделал недвусмысленное предложение. Я отказала. Он звонил еще два раза. И потом купил мне машину и поставил ее перед офисом. Тогда я согласилась. Мы несколько раз встречались. Но потом начался мой бурный роман с Павлом Солицыным, и я разорвала наши отношения. Золотарев все время звонил, просил, предлагал, угрожал. Но я твердо ему отказывала. К этому времени я уже поставила перед собой цель – выйти замуж за своего шефа. Видите, я с вами предельно откровенна. Я считаю, что это самая достойная цель, какая только может быть у молодой девушки-провинциалки, приехавшей в Москву. Не имеющей связи, денег, родных. Ее самый важный приз – это достойное замужество. Найти мужа-миллионера. Такой идеальный расчет. Как говорят англичане, любовь быстро уходит, а расчет остается. Я собиралась стать идеальной женой. И не могла себя компрометировать интимными встречами с его другом.

– Солицын так ничего и не узнал?

– Нет. А сейчас уже поздно ревновать. Золотарева нет в живых.

– Значит, вы были раньше любовниками, и поэтому он так стремился восстановить статус-кво?

– Верно. А дурак Солицын ему помог. Собственную жену подложил в постель к своему другу. И даже теорию придумал, что свингерство – это надежда человечества на выживание. Мол, когда в одной паре происходит генетический сбой, другая должна им помочь. Он ведь биолог по своему первому образованию, а только потом стал заниматься красками и обоями для строительства.

– Получается, Золотарев мне тоже лгал. Он был не совсем искренен, когда говорил о вас…

– Это вас удивляет? Я думала, что эксперты по вопросам преступности менее сентиментальные люди. В том положении, в каком находятся Солицын или Золотарев, лгать приходится всегда. Это основная часть их работы. Без этого нет их бизнеса, особенно в строительстве. Абсолютная ложь. Ложь, возведенная в квадрат и помноженная на ложь. Экономят на всем – на цементе, на строительных материалах, на бетоне, на штукатурке, на красках. И, конечно, на людях. Нанимают кого попало, лишь бы платить меньше. Таджиков, узбеков, молдаван. Самых несчастных, самых незащищенных. Однажды я слышала, как один из поставщиков со смехом сказал Золотареву, что им очень повезло с территорией, в Москве не бывает землетрясений. Иначе бы все новые дома сложились как карточные коробки. Или вы действительно не знаете, как в столице выигрываются строительные тендеры, как строят дома по точечной застройке, как работают рейдерские группы по захвату чужой собственности, как все это безобразие покрывают местные власти. И сейчас все находится в очень неустойчивом положении. Ведь все построено на системе личных договоренностей. И как только уйдет старый мэр, все сразу рухнет. И об этом говорят уже все с нарастающим ужасом.

– После ваших слов я должен сделать очень неутешительный для вас вывод. Боюсь, что и для меня тоже.

– Какой? – спросила она.

– У вас были все причины ненавидеть Золотарева, который обманул не только вас, но и вашего мужа. А значит, вы вполне могли зайти к нему в комнату и нанести этот удар лампой. Более того, я думаю, что вы были единственным человеком, кому бы он с радостью открыл дверь, если бы вы подошли к его номеру.

– Я не могла знать, в каком номере он остановился, – возразила Инна.

– Вы могли увидеть нас, когда мы туда поднимались. Или проходили по коридору.

– Понятно. Значит, моя откровенность сыграла со мной злую шутку. Вы начали подозревать еще и меня. Спасибо. Теперь вообще замолчу и не скажу больше ни слова.

– Наоборот. Сейчас вас вызовут на допрос к комиссару Морено, с которым беседует ваш муж. Если хотите, я дам вам один совет. Постарайтесь не вспоминать о своей молодости и своем замужестве. Они все равно ничего не поймут. Даже с помощью переводчика. Лучше четко и внимательно отвечайте на их вопросы. Они не знают о вашей совместной встрече. И не нужно, чтобы знали. Иначе эта история сразу попадет в газеты. Представляете, какая травма для семьи погибшего. Да и вам будет сложно вернуться в Москву с такой репутацией.

– Об этом не беспокойтесь, – отмахнулась Инна, – репутации делаются при помощи больших денег. Можно купить сразу несколько журналистов, и они напишут, что мы просто ангелы. И заставят всех в это поверить.

– Вам не говорили, что в свои двадцать восемь вы уже законченный циник и мизантроп?

– А вы думаете, что я могла быть иной? – спросила Инна. – Это с моим опытом выживания? Солицын говорит, что в природе обычно выживают только те виды, которые умеют приспосабливаться. Очевидно, я из такого вида. Это нашей Алисе Владимировне было легко. Она дочь известного профессора, мать у нее была депутатом горсовета. Она росла вместе с двумя братьями на всем готовом. В молодом возрасте вышла замуж за хорошего парня, а когда ей что-то не понравилось, она взяла дочку и просто уехала к своей матери.

– Откуда вы все это знаете?

– Сплетни составляют самую важную часть нашей московской тусовки, – усмехнулась Инна. – И, конечно, ей легко было сидеть и корчить из себя недотрогу. Хотя понимаю, что она комплексовала еще и из-за своего возраста. Но у меня не может быть никаких комплексов. Я должна держаться за Солицына, каким бы он ни был. Мне просто некуда уезжать. Мать у меня живет в таком доме под Архангельском, что вы там свою собаку держать не будете. А мой отец и брат уходят в море на промысел. Куда я поеду, если у меня начнут проявляться собственные амбиции? Я идеальная жена для любого мужа. Готовая стерпеть любое оскорбление, любую блажь, любую выходку своего благоверного. Я ведь сознательно шла на эту жизнь. Или так, или иначе. Или устраивайся как можешь, или проявляй свою гордость и подыхай от голода на улице. У меня есть подруга, с которой мы работали вместе в театре уборщицами. Очень хорошая девушка, ей уже тридцать. Не самая красивая, но добрая и отзывчивая. Можете себе представить, она до сих пор не вышла замуж. Встречается с каким-то парнем, он, кажется, работает в рекламной компании. Зарабатывает гроши. У них нет ни квартиры, ни машины, ничего нет. Она мне говорит, что иногда видит сны, как входит в магазины и покупает все, что ей хочется. Не смотрит на цену и покупает. Она себе этого позволить не может, а я могу. Поэтому я буду держаться за своего мужа изо всех сил. И соглашусь на любую свингерскую встречу, на любое свинство, лишь бы ему понравиться и быть рядом с ним. Вот такая у меня философия.

– Страшная философия.

– Зато очень практичная и реальная. Если у меня родится девочка, я постараюсь воспитать ее именно в таком духе. Плюнь на все эти сказки про любовь, романтику, волшебство. Когда подыхаешь с голоду и не можешь купить себе пару новых колготок, то об этом сразу забываешь. Надеюсь, что моей дочери не придется нуждаться и она выйдет замуж по любви. Но только за обеспеченного человека. За очень обеспеченного человека. Пусть он будет уродом, импотентом, извращенцем, кем угодно. Если у него хватило мозгов заработать миллион долларов, значит, он уже умный и вполне состоявшийся человек. А все остальное только глупые сказки.

– Вы так откровенны, что я даже начинаю пугаться.

– А зачем мне вас бояться? Вы и так уже знаете то, что другие люди не должны знать. И я уже устала бояться. После того, как муж вернул меня Золотареву, пусть даже на некоторое время, я поняла, что ничего святого в моей жизни не осталось. Ничего. Живи как можешь, устраивайся как можно лучше. И не обращай внимания ни на окружающих, ни на их мораль. Это только мешает. Я думаю, мы все такие. Просто Алиса еще не смогла понять всей этой правды. Но теперь и она поймет.

– Как вы думаете, кто мог ударить Петра Золотарева? Кто из вашей группы?

– Не знаю. Не хочу даже гадать. Но это была не я. Может, я бы его задушила, но не стала бы бить лампой. Слишком легко и просто.

– А ваш муж? Он мог убить своего компаньона?

– Вы задаете мне такой вопрос, прекрасно сознавая, что я не могу на него искренне ответить. Конечно, не мог. Неужели вы полагаете, что хоть одна женщина в моем положении может дать иной ответ?

– А если искренне? И не в вашем положении? Вы сказали, что устали бояться.

– Мог. Разумеется, мог. Особенно после того, как Золотарев над ним так поиздевался. По полной программе. Подставил Алису, которая сидела с каменным выражением лица, как прокурор на судилище. И заставил меня лечь с ним в постель. Не понимаю, как он все это вытерпел. Даже если он был до этого «заслуженным свингером» республики.

– А сама Алиса могла нанести этот удар?

– Безусловно. Нужно было видеть, как она на все реагировала. Я бы ему не позавидовала. После такой встречи он должен был опасаться своей супруги каждую секунду жизни.

– Ясно. Спасибо вам за вашу искренность. И за ваше доверие.

– Остался еще один подозреваемый, – неожиданно произнесла Инна, – и мне кажется, что вы напрасно обходите молчанием эту фигуру?

– Кого?

– Его дочь. У нее всегда были проблемы с отцом. Она всегда была на стороне своей матери. Такая же недоступная и отстраненная, как и Алиса. Если Лиза узнала о том, что произошло, она вполне могла выйти из себя. Знаете, у таких особ бывают внезапные вспышки гнева. Я однажды видела, как Лиза разозлилась. Сотрудники ГАИ потребовали, чтобы она сняла темную пленку со своего автомобиля. И вы знаете, что она сделала? Взяла монтировку и разбила стекло. Кажется, это называется подпресс или нечто в этом роде. Просто разбила вдребезги. Вот такой сложный характер. Я понимаю, как это невозможно звучит, но в последние два дня здесь произошло много невероятного. Проверьте заодно и эту версию, господин эксперт.

Дронго поднялся.

– Я все проверю, – твердо пообещал он. – Остался еще пятый член вашей группы. Зять покойного. Надеюсь, он ничего не ломал и не разбивал? И у него не столь сложный характер?

– Он наивный мальчик в свои тридцать лет, – усмехнулась Инна, – мне иногда кажется, что он младше меня на целую вечность. Может, сказывается мой опыт выживания. У этого мальчика его не было.

– До свидания, – сказал Дронго, – извините, что я заставил вас вспомнить некоторые печальные моменты вашей жизни.

– Ничего, – улыбнулась она, поднимаясь со стула, – иногда это даже полезно. Чтобы помнить о пройденной дистанции и не совершать новых ошибок.