Джордж Буш прилетел в Москву на подписание Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений в составе большой делегации. Когда в газетах появились наконец официальные данные о ядерных потенциалах двух стран, весь мир ахнул. Это было настоящее безумие – держать такие огромные потенциалы, способные разнести всю планету несколько раз. У Советского Союза было две тысячи пятьсот носителей, включая межбаллистические ракеты, баллистические ракеты на подводных лодках, тяжелые бомбардировщики. И десять тысяч двести семьдесят один боезаряд. У американцев – две тысячи двести двадцать два носителя и десять тысяч триста семьдесят один боезаряд. При этом по новому Договору предполагалось сократить до сорока процентов всех боезарядов, хотя и оставшиеся шесть тысяч были невероятным потенциалом, способным в одиночку уничтожить всю цивилизацию.
Спустя много лет найдутся «специалисты», которые будут говорить о вечном отставании Советского Союза от ведущих западных держав, об их технологическом превосходстве и развитой экономике. И это будет правдой. Но только частью правды. Несмотря на все огрехи своей экономики, Советский Союз на равных провел гонку вооружений с самой богатой экономикой мира, умудрившись даже превзойти американцев в числе ядерных носителей. У СССР были тысяча триста девяносто восемь межконтинентальных ракет, тогда как у американцев – только тысяча. В Советском Союзе на атомных подводных лодках размещались девятьсот сорок баллистических ракет, тогда как у американцев – только шестьсот сорок восемь. И только в тяжелых бомбардировщиках превосходство американцев было явным – пятьсот семьдесят четыре против ста шестидесяти двух. Создать такую армаду вооружений, на равных состязаться с самой богатой экономикой мира без собственной тяжелой промышленности и достаточно хорошей технологической базы просто невозможно.
Можно много критиковать Горбачева, но нельзя не признать, что в начале восьмидесятых мир балансировал на грани исчезновения, когда президент Рейган назвал Советский Союз империей зла. Идти на переговоры и сокращение ядерных боезарядов было не просто потребностью обоих государств, а вынужденной мерой, позволявшей избавиться от такого количества никому не нужного оружия. По большому счету, ни одна страна, даже самая большая, не сможет оправиться после попадания на ее территорию пятидесяти ядерных ракет, которые способны уничтожить все живое в пятидесяти крупных городах и населенных пунктах. Если откровенно, то для такого удара достаточно даже двадцати ракет, чтобы любая страна понесла невосполнимые потери. Все остальные десять с лишним тысяч боезарядов просто не нужны. Советский Союз не смог бы существовать, если бы на его территорию упало двадцать ядерных боеголовок, как не смогла бы выжить американская цивилизация при ответном ударе по двадцати крупным американским городам.
В какой-то момент это поняли все. И на Западе, и на Востоке. Сохранять подобные потенциалы было настоящим безумием, тем более что ядерные потенциалы всех остальных государств мира, вместе взятых, не составляли и десяти процентов от этого невероятного числа ракет, нацеленных друг на друга. Но почему тогда так убежденно протестовали советские военные? Они тоже прекрасно понимали необходимость сокращения немыслимых ядерных потенциалов обеих держав. Но предлагали увязывать подобные сокращения и с общим сокращением обычных вооружений в Европе, где находилась мощная группировка военных сил НАТО. Хотя их мнение, похоже, никто не собирался учитывать.
Буш провел в Москве переговоры не только с Горбачевым. Он встретился и с Ельциным в Кремле, что было важно для обоих политиков. А потом улетел в Киев на встречу с Кравчуком. Там он произнес свою знаменитую речь, которая обошла весь мир. Он откровенно заявил, что Соединенные Штаты будут поддерживать всех, кто стремится к демократии и экономической свободе, как, например, народы Балтики и Армении, но при этом обратил внимание, что его страна не будет поддерживать и пришедшие на смену коммунистическим режимам националистические движения. Однако мы не будем указывать вам, каким образом преобразовать ваше общество, обещал Буш. Мы поддерживаем Горбачева, который добился поразительных вещей, и его политика гласности, демократии и перестройки ведет к свободе всех народов большой страны. Однако, будучи федерацией, мы сами стремимся иметь хорошие отношения со всеми республиками Советского Союза. Но как строить свои отношения внутри государства – это ваше дело, а не дело Соединенных Штатов.
Его речь услышали все. И в прибалтийских государствах, полагавших, что он поднимет вопрос об их независимости на встрече с Горбачевым, и на Украине, где надеялись на его более радикальную речь, и на Кавказе, где поняли, что Буш выразил косвенную поддержку Горбачеву и не хотел бы вносить дополнительных осложнений для советского лидера. Поняли Буша и в российском руководстве. Однако самым большим подарком такое выступление было для Михаила Сергеевича Горбачева. Поэтому третьего августа президент СССР выступил по телевидению с программной речью «Союзный договор открыт к подписанию». Он обратил внимание, что за союзным Центром остаются только функции обороны, иностранные вопросы и безопасность государства, для чего остаются единые Вооруженные силы СССР и органы государственной безопасности. Республикам будет предоставлена полная экономическая и политическая свобода, обещал президент СССР.
После выступления Буша это было своевременное и очень нужное выступление. Горбачев уже понимал, что не может быть и речи о сохранении прежнего Союза, что прибалтийские страны и многие присоединившиеся к ним республики уже не допустят диктата Центра, не захотят жить в прежнем государстве, и поэтому шел на беспрецедентные уступки. Сказались и разговоры с президентом США Бушем, который в беседах с глазу на глаз посоветовал пойти на уступки и признать некоторую независимость республик. Всем, кому дорого Отечество, патетически восклицал Горбачев, нужно понимать, как важно согласие Центра и всех пятнадцати республик. Он закончил еще более воодушевленно: «Мы встали на путь реформ, нужных всей стране. И новый Союзный договор поможет быстрее преодолеть кризис, ввести жизнь в нормальную колею. А это – думаю, вы со мной согласитесь, – сейчас самое главное».
Его выступление слушали не только в тех республиках, которые готовы были присоединиться к подписанию Союзного договора, но и в тех, которые категорически отказывались даже разговаривать на эту тему. В Молдавии и в Армении сразу заявили, что внимательно отнесутся к выступлению президента СССР, а в Латвии официально отметили, что изучают речь Михаила Сергеевича. После киевской речи Джорджа Буша становилось понятно, что путь к полному отделению и суверенитету будет долгим.
Однако миллионы советских людей не могли знать, что в этот субботний день в Кремле состоялось заседание расширенного Президиума Кабинета министров СССР под руководством самого президента Советского Союза. При этом на заседание прибыли четырнадцать руководителей союзных республик. Четырнадцать. Все, кроме Литвы, в которой отмечался траур по погибшим таможенникам. Обсуждалось прежде всего состояние финансов и денежного обращения в стране. Это был вопрос, касавшийся всех республик без исключения. Именно он и заставил приехать в Москву руководителей правительств Эстонии, Латвии, Молдавии, Грузии, Армении. Не говоря уже об участии всех остальных республик, готовых подписать Союзный договор. Павлов выступил резко и предельно жестко, в своей обычной манере. Он прямо сказал, что Союз находится на грани финансового коллапса. И на государственный бюджет будущего года будут давить долги в пятнадцать миллиардов долларов, которые нужно находить и платить, а также сильная девальвация рубля и уже набиравшая рост инфляция. Он обратил внимание на невозможность какой-либо республики, даже России, в одиночку решить подобные вопросы. И с этим все были согласны.
Необходимо установить минимальный и предельный срок для стабилизации ситуации, подготовив комплекс неотложных мер, призывал Павлов. Практически все выступающие поддержали его. Разбалансированность экономики была чудовищной. В некоторых городах уже все основные продукты продавались только по талонам. Кто-то сообщил о введенных талонах на одежду для христианских покойников и материю для умерших мусульман. Павлов вскипел и начал даже задыхаться. Тучный гипертоник, он сразу краснел, как только повышалось давление.
– Десять дней, – предложил премьер-министр, – у нас будет только десять дней, чтобы стабилизировать ситуацию.
– Валентин Сергеевич, – удивился Горбачев, – вы считаете, что десяти дней достаточно?
На заседаниях Кабинета министров он обращался к Павлову на «вы», тогда как в более узком кругу обычно использовал привычное «ты».
– Это даже много, – жестко парировал Павлов, – сегодня каждый день важен для нашей экономики.
– В таком случае создадим комиссию под руководством Валентина Сергеевича и поручим им в десятидневный срок подготовить комплекс мер по скорейшему оздоровлению ситуации, – сразу предложил Горбачев. – И эти меры нужно заслушать на ближайшем заседании... – Все присутствующие были уверены, что президент скажет «на заседании Президиума Кабинета министров с моим участием». Но вместо этого он сказал: – На заседании... Совета Федерации.
Павлов вскинул голову, снова наливаясь кровью, с трудом сдерживаясь. Получалось, что экономическая стабилизация лежала на его плечах, тогда как самого президента СССР подобное опасное развитие не интересовало. Не выдержав, он огрызнулся:
– Совет Федерации ничего не решает. Нужно проводить специальное заседание Президиума с вашим участием, Михаил Сергеевич.
– Мы вышли на подписание Союзного договора, – строго напомнил ему Горбачев, – и я думаю, что все собравшиеся здесь руководители прекрасно понимают, насколько важно своевременное подписание этого документа, который стабилизирует и наши экономические отношения. А вы доложите ваши соображения на Совете Федерации. Так будет правильно.
Павлов шумно задышал, но не стал больше спорить. Высказался он только тогда, когда они вошли в кабинет Горбачева:
– Михаил Сергеевич, я вас не могу понять. Как такое возможно? Вы сидите и слышите, что говорят руководители республик, видите, в какую яму мы попали, и предлагаете нам отчитываться на Совете Федерации перед этими безответственными болтунами. Они заболтают любую проблему, а нам нужны конкретные действия и ваши указы, чтобы остановить сползание нашей экономики в пропасть.
– Не нужно, Валентин, так все утрировать, – строго перебил его Горбачев. – Я сегодня вечером выступаю по телевидению с обращением к народам страны. Думаю, что они меня поймут.
– Вам нельзя уезжать в Крым, – продолжал упираться Павлов, – через десять дней нужно проводить повторное заседание Президиума Кабинета министров с вашим участием. Вы же видели, что сегодня приехали все, кроме Литвы. И все понимают, как это важно.
– Они приехали потому, что их не поддержал Буш, – возразил Горбачев, – и давай закончим эту ненужную дискуссию. В конце концов, ты у нас премьер-министр, тебе и карты в руки. Не хочешь докладывать в Совете Федерации, не нужно. Соберемся снова и обсудим этот вопрос сразу после двадцатого августа, после подписания Союзного договора.
Павлов вышел из кабинета, чувствуя, как его душит гнев. Придя к себе, он увидел, что его ждет Бакланов, который должен был согласовать с премьером вопросы финансирования сокращения межконтинентальных ракет. На подобные операции требовались огромные деньги.
– Олег Дмитриевич, я не совсем понимаю в последнее время Михаила Сергеевича, – признался Павлов. – Вы знаете, что мы сегодня обсуждали такой важный вопрос, как стабилизация финансового обращения в стране. И все республики, кроме Литвы, прислали своих представителей. А он создает комиссию под моим руководством и дает нам десять дней для отчета на заседании Совета Федерации. При чем тут отчет или этот Совет Федерации? Нам нужно срочно принимать чрезвычайные меры, чтобы спасать нашу экономику. А он собирается улетать в Крым и вернется только к двадцатому августа.
– Я знаю, – поморщился Бакланов, – мы ему советовали никуда сейчас не улетать. Завтра должен вступить в силу Указ Ельцина о департизации. Из ЦК звонил Шенин, спрашивал, что делать. К ним обращаются коммунисты. А Михаил Сергеевич едет в Крым отдыхать.
– Ни на каком заседании я больше выступать не буду, – разозлился Павлов. – Нужно принимать срочные меры, чтобы спасать страну, иначе мы просто погибнем. Придется объявлять суверенный дефолт, и тогда девальвация рубля будет такой, как в двадцатые годы в Германии. Надо сделать все, чтобы этого не допустить.
– Каким образом? – устало спросил Бакланов.
– Вводить чрезвычайное экономическое положение. Полностью отменить хождение иностранной валюты, обязать все учреждения и предприятия стопроцентно сдавать всю выручку государству, усилить контроль за топливно-энергетическим комплексом страны, заморозить все социальные и популистские программы, – начал перечислять Павлов.
– Это невозможно, – перебил его Бакланов. – Вы же сами понимаете, что это невозможно. В условиях, когда каждая республика сама верстает свой бюджет и еще объявляет о своем суверенитете. Вы же видели, что на переговорах с Бушем был Назарбаев. А еще Буш встречался с Ельциным и Кравчуком. Сейчас другие времена.
– Тогда мы не сможем исправить ситуацию, – твердо проговорил Павлов.
Вернувшийся в свой кабинет Бакланов долго думал, как ему поступить. Формально он был одним из высших руководителей страны – заместителем председателя Совета обороны при президенте СССР. Полномочий у него было гораздо больше, чем у вице-президента, а реальная власть почти такая же, как у премьер-министра. Он понимал, как прав Павлов, возмущаясь отъездом Горбачева в самый напряженный для страны момент. Понимал и возмущение Шенина, который все время напоминал о завтрашнем дне, когда Указ Ельцина о департизации вступит в силу на территории России. Бакланов поднял трубку прямой линии связи с президентом.
– Слушаю тебя, – сразу взял трубку Горбачев.
– Михаил Сергеевич, извините, что я вас беспокою. У меня был Павлов. Он очень сильно переживает за состояние финансового обращения в стране. Может, нам стоит собраться и заслушать его отчет через десять дней?
– Не нужно, – неожиданно жестко заявил Горбачев, – пусть работает без истерик. Это его участок работы, и он обязан сам решать все возникающие проблемы.
После сегодняшнего заседания Президиума Кабинета министров и последующего разговора с Павловым, когда тот снова позволил себе не соглашаться и огрызаться, Горбачев твердо решил для себя, что сразу после подписания Союзного договора он уберет Павлова, заменив его Назарбаевым. Поэтому и смотрел на Павлова как на заранее обреченную фигуру. Бакланов этого еще не знал, но его удивил неожиданно жесткий ответ президента. Он решил не спорить и подождать Шенина, чтобы зайти вместе с ним к президенту.
РемаркаСообщение «Ассошиэйтед Пресс»
«Все отмечают, что для переговоров на встрече Горбачева с Бушем заявлены руководители двух советских республик – Ельцин и Назарбаев. Это свидетельство того, что внутри Советского Союза происходит серьезное перераспределение ролей, в том числе и во внешней политике. Американцы вынуждены все больше считаться с поднимающими голову республиками. Однако в ходе встречи обязательно будут затронуты вопросы о прибалтийских республиках. Джордж Буш уже заявил, что США поддерживают независимость Латвии, Литвы, Эстонии, и обещал затронуть прибалтийскую тему на встрече с Горбачевым».
Ремарка«Известия», 1991 год
«Борис Ельцин встретился с Джорджем Бушем, прибывшим в Москву на переговоры по ограничению стратегических наступательных вооружений. «Мы договорились сразу после подписания Союзного договора выйти на оформление наших отношений между Россией и США, – сказал Ельцин. – Будет принят меморандум или соглашение». После окончания встречи журналисты задали вопросы о ночной встрече в Новоогареве. Ельцин отметил, что теперь есть уверенность, что Михаил Сергеевич настроен на реформы бесповоротно. «Я полагаю, – сказал он, – что мой Указ о департизации Горбачев не станет отменять, чтобы не разрушить определенную стабильность, уже наметившуюся в наших отношениях». На вопрос, обсуждался ли этот указ, Ельцин ответил, что обсуждал его вместе с Горбачевым и высказался против его передачи в Комитет конституционного надзора, так как он должен начать действовать уже с четвертого августа. Обсуждалась и возможность всенародных выборов президента СССР и Верховного Совета СССР. Возвращаясь к Указу о департизации, Б. Ельцин подтвердил, что он не случайно появился накануне Пленума ЦК КПСС. «Я открыл второй фронт, чтобы реакционные силы, которые хотели устроить мощные залпы против Горбачева, все свои усилия бросили на этот второй фронт, что и случилось».
РемаркаСообщение Эн-би-си
«Переговоры Бориса Ельцина с президентом Бушем, как и приглашение в число участников саммита Н. Назарбаева, породили цепь комментариев. Их суть сводится к тому, что Белому дому придется самым внимательным образом следить за изменчивым соотношением сил в том, что здесь видят как нарождающийся триумвират руководителей Союза, России и Казахстана. Если только к этому числу не присоединится ожидающий Буша в Киеве руководитель Украины, Председатель Верховного Совета Кравчук».
Ремарка«Известия», 1991 год
«Правительство Грузии выступило с заявлением, в котором подвергло резкой критике некоторые высказывания президента США Джорджа Буша во время его визита в Москву и в Киев. В заявлении говорится, что в последнее время вновь возникли сомнения в роли США как бастиона свободы и демократии в мире. В заявлении отмечается, что определение, данное Бушем борьбе порабощенных народов Советского Союза за свободу и самоопределение как проявлению национализма, противоречит принципам Хельсинкского договора. Следует добавить, что в политических кругах республики заявление Буша о его поддержке Балтии и Армении, а также слова американского президента о том, что США не будут поддерживать те республики, где на смену коммунистической диктатуре приходят националистические авторитарные режимы, были расценены как негативное отношение к процессам, происходящим в Грузии».