Горбачев вернулся из Лондона в плохом настроении. Все советские газеты написали о прорыве в отношениях Советского Союза с Западом, о встрече советского президента с руководством развитых западных стран, о возможном сотрудничестве. Но сам Горбачев прекрасно понимал, что его визит носил лишь декоративный характер и не имел никаких долговременных последствий. В последний день визита они с Раисой Максимовной даже побывали у бывшего премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер и удостоились чести быть на приеме у королевы Елизаветы. Тэтчер не скрывала, что озабочена трудностями, с которыми сталкивается советский президент в своих внутренних делах, и советовала продолжать проводить радикальные экономические и политические реформы, не сворачивая с этого пути.
Почти семь лет назад именно она впервые поверила, что с молодым советским руководителем можно иметь дело. Именно она – первая среди западных лидеров – осознала возможный потенциал этого относительно молодого члена Политбюро, который занимал при больном и дряхлом Черненко роль его своеобразного преемника, и всегда старалась поддержать Михаила Сергеевича, доказывая другим западным лидерам, что с этим человеком можно иметь дело. Все эти годы ей казалось, что она не ошиблась. Однако события последних лет, особенно январские события в Вильнюсе, несколько подточили ее веру в демократизм и либеральные реформы Горбачева. Но она продолжала упрямо твердить о необходимости поддержки Михаила Сергеевича на международной арене. Он встретился и с ее преемником – Джоном Мэйджором, который был весьма любезен, но так ничего конкретно и не сказал. Все были готовы его слушать, вежливо улыбаться, соглашаться с его высказываниями, даже говорить о своей поддержке, но не предлагали ничего конкретного. Разве только Коль был готов на любую помощь Советскому Союзу. И его можно понять. Осложнения в СССР сказывались на экономическом положении самой Германии, в которой после объединения с восточными землями хватало и своих проблем. Курс марки напрямую зависел от положения в СССР, ведь в Восточной Германии все еще находился многотысячный контингент советских войск.
Западные газеты упражнялись в нападках на Горбачева за его неудачный визит в Лондон. Словно прочувствовав ситуацию и решив, что настало время взять удобный реванш, точно через три дня после возвращения Горбачева из Лондона Борис Николаевич Ельцин издал Указ президента России о департизации. В свое время именно после неудачи Ельцина в Страсбурге Горбачев перешел в наступление, заставив своего оппонента пойти на соглашение по Союзному договору. Теперь явная неудача в Лондоне обернулась Указом Ельцина о департизации. Весь парадокс был в том, что президент страны был не только руководителем государства, но и Генеральным секретарем Коммунистической партии и обязан был каким-то образом реагировать на подобный выпад.
Болдин принес указ президента России и молча передал его Горбачеву. Не было произнесено ни слова. Михаил Сергеевич открыл папку и, морщась словно от зубной боли, прочел указ. В нем говорилось, что через четырнадцать дней прекращается всякая организационная деятельность структур политических партий и массовых общественных организаций в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР. Указом не допускалось создание новых и деятельность прежних партийных структур в органах государственного управления РСФСР на всей территории республики, а также в государственных учреждениях, организациях, концернах, ведомствах, расположенных на территории РСФСР, независимо от их подчиненности. Исполнительным органам власти было поручено до первого октября пересмотреть все нормативные акты, принятые совместно с органами политических партий и массовых общественных движений.
Самое поразительное, что в указе Ельцина был еще один абсолютно возмутительный пункт, в котором рекомендовалось Верховному Совету РСФСР рассмотреть вопрос о внесении в союзный парламент законопроекта о запрете функционирования организационных структур политических партий в Верховном суде СССР, Комитете конституционного надзора СССР, Генеральной прокуратуре СССР, в вооруженных силах и частях Комитета государственной безопасности СССР и Министерства внутренних дел СССР.
Горбачев с понятным раздражением отодвинул от себя папку. Болдин терпеливо ждал. Президент сделал знак рукой, позволяя ему сесть, затем поднял трубку и позвонил Лукьянову.
– Ты уже слышал об указе Ельцина? – поинтересовался он.
– Сейчас читаю, – ответил Лукьянов.
– Что об этом думаешь?
– Это объявление войны, – убежденно произнес Лукьянов. – Он прекрасно понимает, что за две недели нельзя убрать все парткомы и распустить партийные организации, невозможно провести массовую департизацию в такой короткий срок. И до первого октября тоже невозможно успеть. Я всегда говорил, что он не собирается подписывать новый проект Союзного договора и сделает все, чтобы сорвать подписание. Или найдет в нем соответствующие просчеты и недостатки, чтобы затем использовать их в своей новой деятельности. Нужно проводить очень тщательную юридическую экспертизу всех наших документов.
– Думаешь, он может отказаться от подписания Союзного договора? – неприятно поразился Михаил Сергеевич.
– Он может сделать все что угодно, – ответил Лукьянов, – и нам нужно быть готовыми к его очередным выкрутасам. Вы же видите, что он сделал, как только его избрали президентом. Дальше будет еще хуже.
– Что ты советуешь?
– Обратимся в Комитет конституционного надзора, – предложил Лукьянов. – На время рассмотрения его указа пусть отменит действие этого закона или хотя бы перенесет сроки его исполнения. Но нам понадобится официальное обращение Секретариата ЦК, как высшего органа партии.
– Мы это организуем, – пообещал Горбачев.
Он попрощался и положил трубку. Посмотрел на сидевшего в его кабинете Болдина.
– А ты что об этом думаешь?
– Он сделал нам подарок к очередному Пленуму, – сказал Болдин. – Можете себе представить, какой будет реакция секретарей обкомов на этот указ.
Горбачев еще раз внимательно посмотрел на него и потянулся к трубке. Он хотел позвонить своему заместителю Ивашко, но в последний момент передумал. Ивашко не пользовался авторитетом даже среди украинских секретарей обкомов. И уж тем более он не мог бы ничего решить с российскими партийными главами регионов, многие из которых все еще сохраняли на местах реальную власть. Вместо Ивашко он позвонил Шенину. Горбачев не просто выдвигал этого способного человека в секретари ЦК КПСС. Он считал, что на съезде Шенин сможет заменить Ивашко и руководить партией как первый заместитель Генерального секретаря.
– Олег Семенович, здравствуй, – начал Горбачев.
– Здравствуйте, Михаил Сергеевич, – ответил Шенин.
– Читал постановление Бориса Николаевича о департизации в Российской Федерации?
– Читал, конечно. Мы все читали, и все возмущены его очередным выпадом против партии, которой он стольким обязан.
– Что думаете делать?
– Не выполнять его распоряжений. Я уже говорил с нашими юристами. Указ президента России не может являться основанием для пересмотра ситуации в Российской Федерации, пока она входит в состав Советского Союза. Приоритет союзных законов над российскими очевиден.
– Приезжай ко мне, нам нужно поговорить, – сказал Горбачев и положил трубку.
– Это все из-за лондонских встреч, – решил подать голос Болдин, – многие считают, что Ельцин решил использовать ситуацию.
– Выбрал нужный момент, – нахмурился Горбачев, – наши западные партнеры тоже хороши. Только болтают, и ничего конкретного.
– Буш скоро приезжает в Москву, – напомнил Болдин, – на подписание договора. Можно будет показать это подписание как итог нового мышления, итог нашей новой политики.
– Это их уже не остановит, – отмахнулся Горбачев. – У меня были наши военные. Ахромеев вообще считает, что мы не должны торопиться из-за явного дисбаланса в Европе, а Варенников просто требует заморозить все наши отношения с Западом и наращивать нашу группировку в Европе. Они все еще мыслят устаревшими категориями. Моисеев тоже хорош. На встречах в Америке соглашается на все инициативы американцев, а, попадая в Москву, к своим, начинает говорить совсем иное.
– Туда он летает вместе с работниками МИДа, а здесь он в своей привычной среде, – пояснил Болдин.
Раздался телефонный звонок. Горбачев недовольно посмотрел на аппарат, снял трубку и, услышав голос председателя КГБ, поморщился. Этот тип уже давно его нервировал.
– Михаил Сергеевич, извините, что беспокою вас, – начал Крючков. – Дело в том, что опять звонит Борис Николаевич. Он требует определиться с созданием российского Комитета государственной безопасности. Говорит, что у независимой России должны быть свои органы госбезопасности и обороны. Я ему уже в третий раз пообещал, что мы рассмотрим этот вопрос.
– Зачем ему свой КГБ? – разозлился Горбачев. – Они еще называют себя демократами! Скажи ему, что этот вопрос так просто не решается. Нужны кадры, техника, люди, финансовые возможности. А у нас сейчас нет никаких возможностей создавать новые министерства. Как будто он не знает, что мы каждый день ищем деньги на исполнение бюджета.
– Я хотел бы к вам зайти, – попросился на прием Крючков.
– Не сейчас, – отрезал президент, – через несколько дней. Сам знаешь, что у нас скоро очередной Пленум ЦК. Мне нужно к нему подготовиться.
Горбачев попрощался и положил трубку. Он ведь заранее знает, что скажет ему этот помешанный на шпионах старый аппаратчик. Будет говорить о коварных замыслах Запада, об управляемых попытках разрушить страну, об агентах влияния, которые есть в окружении самого Горбачева. Все эти разговоры не принесут в казну ни одного лишнего рубля. А сейчас нужно думать прежде всего об укреплении экономической ситуации в стране. Павлов докладывает почти каждый день о нарастающих проблемах, с которыми Кабинет министров справляется с огромным трудом. И на фоне неудачной поездки в Лондон эти проблемы вырастут еще больше.
Он разрешил Болдину уйти, а через десять минут ему доложили, что приехал Шенин. Горбачев сразу его принял. Поднялся из-за стола, пожал ему руку.
– Видишь, какие у нас решительные демократы появились, – криво усмехнулся он, – не успел приступить к работе, как сразу подписал Указ о департизации. Он сам вышел из партии и теперь решил избавить от нее всю Российскую Федерацию.
– Нужно было его исключить из партии еще в восемьдесят седьмом, – мрачно произнес Шенин, – уже тогда было понятно, что нам не по пути с этим перерожденцем.
– Мы хотели использовать его большой опыт в работе нашего строительного комплекса, – заметил Горбачев, – хотя сейчас об этом лучше не вспоминать. Ты сам знаешь, что происходит. Из партии уже вышли Гейдар Алиев, Эдуард Шеварднадзе, академик Шаталин...
– Алиев считал себя незаслуженно отстраненным, – напомнил Шенин, – но он не стал пользоваться политической демагогией, перекрашиваясь в демократа. Я слышал, что и в Баку на него продолжаются нападки. Поэтому он решился на подобный шаг. А вот Шеварднадзе и Шаталин объявили себя убежденными демократами, несогласными с консервативной линией партии. И это уже обычная демагогия. Почему член Политбюро и министр иностранных дел не видел ничего консервативного в партии, когда был у власти?
– Это ты его спроси, когда увидишь, – посоветовал Горбачев, – я до сих пор считаю, что он напрасно устроил такую демонстрацию со своей отставкой. Хотя, с другой стороны, было понятно, что его уже никто не поддерживает. А ошибки у него, конечно, были...
Шенин не стал спорить. Он мог бы сказать гораздо больше о существенных просчетах бывшего министра иностранных дел, но не хотел портить настроение президенту страны.
– Я почему тебя позвал, – продолжал Горбачев. – Ты знаешь, что через несколько дней состоится очередной Пленум ЦК. Мы готовим новую Программу партии и собираемся объявить о созыве очередного съезда. А через несколько дней к нам прилетает Джордж Буш. И мне меньше всего хочется, чтобы на Пленуме опять устроили разбирательство и снова потребовали моей отставки. Тебе нужно поговорить с российскими секретарями обкомов, чтобы они правильно ориентировали людей. В конце концов, можно немного подождать. Если им так не нравится Горбачев, я могу уйти уже на съезде в этом году. Пусть выбирают другого Генерального секретаря. Это их право. Но пусть не трясут всю страну. Сейчас, после указа Ельцина, чехарда с Генеральным секретарем может сказаться и на нашей политике, и на наших отношениях с западными странами. А Договор по СНВ нам очень нужен, ты об этом сам знаешь.
– Может, провести заседание Политбюро и рассказать, что мы готовимся к съезду? – предложил Шенин.
– Это мы сделаем обязательно, – поддержал его Горбачев, – но нужно поработать и с российскими секретарями. Пусть понимают, что, если сейчас начнем выяснение отношений, будет сплошной раздрай в партии и государстве. Если коммунисты считают, что я должен уйти, то я готов уйти, но это нужно сделать на съезде, чтобы не подставлять партию под удар.
Шенин прекрасно знал настроения в партии. Знал, что больше девяноста процентов членов Пленума уже просто не выносят своего Генерального секретаря, его многословных рассуждений об обстановке в стране, которая ухудшается с каждым днем. Но семьдесят лет господства одной партии сыграли с коммунистами злую шутку. Они отучились от критики своих вождей, привыкли всецело им доверять, привыкли полагаться на коллективное мнение Политбюро. Все еще надеялись, что можно изменить ситуацию, попытаться спасти разваливающуюся экономику страны, удержать республики в составе единого Союза.
– Я поговорю с российскими регионами, – пообещал Шенин, – но мы должны объявить на Пленуме точную дату съезда.
Это означало, что необходимо указать коммунистам, когда именно уйдет их Генеральный секретарь. Горбачев понял это высказывание Шенина и впервые подумал, что, возможно, он ошибается и в этом секретаре ЦК, которого сам выдвинул и всячески поддерживал.
– Иначе их невозможно будет успокоить, – понял Михаил Сергеевич. – Да, пусть будет так. На Пленуме мы объявим о созыве очередного съезда партии. И объявим о создании новой программы. И еще. Я говорил с Анатолием Ивановичем. Нужно сделать срочное обращение в Верховный Совет СССР по поводу этого указа Бориса Николаевича, чтобы они могли поручить рассмотреть его Комитету конституционного надзора.
– Вы сами скажете об этом Ивашко, – уточнил Шенин, – или мне передать ему ваши слова?
– Сам скажу, – решил Горбачев.
Когда Шенин уехал, он позвонил Ивашко, рассказал ему об инициативе Лукьянова и предложил в ближайшие дни собрать Политбюро. Затем быстро положил трубку. Ему не хотелось обсуждать другие вопросы со своим заместителем по партии. И вообще, он не хотел сейчас обсуждать никакие вопросы. Этот Указ о департизации, вышедший сразу после лондонской встречи, был как вторая пощечина после первой, полученной в Лондоне. Они обещали взять его только в качестве «младшего партнера». Его – руководителя второй супердержавы мира, все еще располагающей ядерным потенциалом, способным уничтожить весь мир. И руководители Италии и Канады, побежденных Советским Союзом Германии и Японии не стесняются предлагать ему быть их «младшим партнером». Снова зазвонил телефон, и он яростно обернулся, чтобы поднять трубку и сорваться, кто бы это ни был. Но это звонила его супруга. Гнев моментально прошел, он успокоился, сам ее голос действовал на него магически.
– Михаил Сергеевич, здравствуйте. Я звоню из Фонда культуры. Мы хотели бы уточнить один вопрос...
РемаркаСообщение «Рейтер»
«Ни правые, ни левые недовольны итогами визита президента Горбачева на совещание стран «семерки». Почти все рассматривают этот визит в Лондон как абсолютный провал. Вместе с тем центральные советские газеты широко подали фотографии Горбачева с лидерами западных государств, а телевидение показывало помпезные детали лондонских встреч, не упоминая о конкретных деталях происходивших переговоров».
РемаркаСообщение Би-би-си
«Оппозиционная социал-демократическая партия Германии подвергла резкой критике канцлера Гельмута Коля, обвинив его в том, что он не сумел убедить других лидеров «семерки» оказать немедленную и конкретную финансовую помощь Горбачеву. В результате встреча на высшем уровне завершилась одними декларациями о намерениях, без конкретного содержания. Представитель СДПГ Вольфганг Рот заявил, что такой исход встречи приведет к тому, что Горбачев будет подвергнут у себя дома еще большему давлению, и это, в свою очередь, может привести к повороту вспять политических реформ».
Ремарка«Известия», 1991 год
«По мнению профессионального советолога из Массачусетского технологического института Стенли Фишера, помощь Горбачеву отвечает интересам Запада. «Я думаю, что если мы будем попросту стоять и наблюдать, то получим в результате усугубления кризиса в СССР вариант Югославии, но с ядерным оружием. Комментируя различие в подходах к экономической помощи СССР, когда США, Великобритания, Канада и Япония относятся к этой идее прохладно, а Германия, Франция, Италия горячо ее поддерживают, Стенли Фишер выводит на первое место «географический фактор». По его мнению, в случае распада СССР США не будут непосредственно затронуты в той же степени, как Западная Европа».
Ремарка«Уолл-стрит джорнэл»
«Советские бизнесмены знают, что они могут выжить только благодаря «милости» местного партийного чиновника. Их бизнес может быть закрыт под любым предлогом, их собственность в любой момент может быть конфискована. У них нет стимула вкладывать деньги в собственное производство. Частный сектор, пусть и растущий, действует в дикой природе, без шансов добиться выполнения контрактов или найти защиту от рэкетиров... В подобных условиях необходимо выступить против слабой и почти невероятной попытки предоставить Советскому Союзу кредит в размере десяти миллиардов на стабилизационный фонд для поддержки конвертируемости рубля».
Ремарка«Вашингтон пост»
«Было ясно и раньше, что Горбачев не получит в Лондоне реальной финансовой помощи. Он должен понимать, что это – начало длительного процесса. Сейчас двери открыты только для ассоциированного членства в МВФ. Возможно, позже будет и полное участие в нем. Это поможет в получении СССР кредитов и во вхождении его в мировую экономику. Это всего лишь начальный шаг, а не поворотный пункт. Возможно, что кто-то в СССР испытывает разочарование. Но Москва и Вашингтон должны назвать эту встречу успешной, хотя речь идет скорее о полууспехе».
РемаркаСообщение Си-эн-эн
«Горбачев получил в Лондоне массу дружеских советов и обещаний. Вместе с тем страны «семерки» пообещали сделать его своим младшим партнером».
РемаркаСообщение «Франс Пресс»
«Указ российского президента Бориса Ельцина о департизации государственных учреждений и организаций – очевидный вызов союзному руководству и прежде всего президенту страны Михаилу Горбачеву, который все еще остается Генеральным секретарем ЦК Коммунистической партии Советского Союза. В условиях подобного противостояния Горбачев лишается последней возможности для маневра и будет вынужден действовать в тандеме со своим вечным оппонентом».
РемаркаСообщение ТАСС
«В связи с обращениями в Верховный Совет СССР Секретариата ЦК КПСС, органов некоторых других общественных организаций и граждан по поводу издания Указа президента РСФСР «О прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР», председатель Верховного Совета СССР А.И. Лукьянов поручил Комитету конституционного надзора СССР дать заключение о соответствии упомянутого указа Конституции СССР и законам СССР «Об общественных объединениях» и «О профессиональных союзах и гарантиях их деятельности», а также международным конвенциям, участниками которых является СССР».
РемаркаСообщение ТАСС
«Комитет конституционного надзора СССР, приняв к рассмотрению вопрос о соответствии Конституции СССР и международным обязательствам СССР положений Указа президента РСФСР «О превращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР», принял решение обратиться к президенту РСФСР Б.Н. Ельцину с предложением отменить введение в действие указа на период рассмотрения данного вопроса в Комитете конституционного надзора СССР».