Начало лета девяносто первого выдалось достаточно жарким, особенно в Москве. А уже к концу июля стало немного прохладнее. Эльдар вместе с остальными сотрудниками отдела изучал Указ президента РСФСР о департизации, который им передали для анализа. Элина Никифоровна настаивала, что текст справки, подготовленной для президента, должен указывать на абсолютно незаконный и провокационный характер данного документа, который фактически отстраняет Коммунистическую партию в Российской Федерации от любой деятельности в органах власти. По мнению Дубровиной, это было не просто вызовом, но и политической провокацией. Тулупов соглашался с ней, не пытаясь спорить. Он вообще был редким циником. А вот Кирилл Снегирев и Эльдар Сафаров справедливо указывали, что данный указ можно считать политически вредным, но его нельзя назвать антиконституционным, так как из статей Конституции СССР и Конституции РСФСР уже были исключены положения о руководящей и направляющей роли Коммунистической партии. Дубровина нервничала и напоминала своим обоим сотрудникам, что они являются членами партии, а Эльдар вообще перешел на работу в президентскую администрацию из аппарата административного отдела ЦК КПСС.
– Почему мы не можем дать объективного заключения по этому вопросу? – недоумевал Снегирев. – Конечно, если оценивать указ с политической и партийной точек зрения, то это настоящая провокация и вызов существующей системе власти. Но нас здесь держат не как коммунистов, а как специалистов по праву. И мы обязаны выдавать объективное заключение по этому вопросу.
– Ничего объективного в праве тоже не бывает, – меланхолично заметил Тулупов. – Не забывайте, Кирилл, что право отражает реалии существующего государства. Во времена Сталина или Брежнева такой указ не мог появиться, а сейчас он кажется вполне возможным. Не забывайте, что во многих советских республиках власть уже не является прерогативой Коммунистической партии.
– Именно поэтому российский президент и издал такой указ, – не успокаивался Кирилл, – ни у одной партии уже нет права на истину. Это и есть демократия.
– А я прежде всего коммунист, а уже потом юрист, – отрезала Дубровина, – и мне непонятен подобный указ, который я тоже считаю политической провокацией. Получается, что из-за того, что я работаю в государственном учреждении, я должна отказаться от своих взглядов? От своих идей? Вы так можете далеко зайти в своих утверждениях, Снегирев. Этот указ не может быть выполнен хотя бы потому, что уже через несколько дней мы должны свернуть деятельность всех партийных организаций в государственных учреждениях Российской Федерации. Вы представляете, что это означает на деле? Полный развал, всеобщий бардак, который и так у нас царит уже несколько лет.
– Я не говорил об отказе от своих взглядов, – покраснел Снегирев, – я говорил о справке, которую мы должны подготовить как юристы, а не как члены одной партии.
– Мы здесь все члены одной партии, – напомнила Элина Никифоровна, – и наш президент – тоже член этой партии. И осмелюсь вам напомнить, что господин Ельцин тоже был членом этой партии в течение многих лет и получил такую известность и популярность именно потому, что был руководителем крупной партийной организации в Свердловском обкоме, а потом руководил и Московским горкомом партии.
– И вы сами, Снегирев, вступили в партию в двадцать четыре года, – напомнил Тулупов, усмехнувшись, – и еще были секретарем комсомольской организации вашего института. Разве это не правда? Или тогда у вас были другие взгляды?
– Я своих взглядов не менял, – снова покраснел Снегирев, – просто высказываю свое мнение, как профессиональный юрист.
– Оставьте свое мнение при себе, – посоветовала Дубровина, – мы готовим справку для президента страны, а не даем изложение своих сомнений и мнений.
– Может быть, было бы правильно указать в справке различные мнения, которые существуют в нашем отделе? – предложил Эльдар. – Так будет более объективно.
– Я такую справку не подпишу, – жестко отрезала Элина Никифоровна, – и тем более не отнесу ее к Валерию Ивановичу для Михаила Сергеевича. А вы, Сафаров, еще очень молоды, чтобы давать подобные советы. Не забывайте, что вы только несколько дней как перешли к нам на работу.
– Я не забываю, – тихо ответил Сафаров, – но я хочу поступить именно как коммунист. Почему мы должны скрывать наши сомнения в правовой основе подобного указа? Я думаю, что Снегирев прав, мы обязаны показать президенту весь спектр наших мнений. Так будет правильно и объективно.
– Боюсь, что мы с вами не сработаемся, – разозлилась Дубровина. – В конце концов, я подписываю этот документ и не собираюсь устраивать дискуссию по этому вопросу.
– Но тогда нас обвинят в некомпетентности, а это еще хуже, – заметил Кирилл, поправляя очки. – И еще неизвестно, какое заключение выдаст Комитет конституционного надзора. Профессор Алексеев – один из лучших юристов в нашей стране. Мы ведь все с вами учились по его учебнику «Теория государства и права». Можете себе представить, что произойдет, если наше правовое заключение не совпадет с мнением его комитета. А там работают очень квалифицированные юристы. И неизбежно встанет вопрос о нашей квалификации.
Дубровина замерла и посмотрела на Тулупова.
– А вы как считаете, Александр Гаврилович? – спросила она уже не столь уверенным голосом.
– Полагаю, что в этом как раз Снегирев прав. Будет не совсем правильно, если мы дадим правовое заключение, в корне отличающееся от решения Комитета конституционного надзора, – подтвердил Тулупов.
Элина Никифоровна растерянно посмотрела на троих мужчин. Она поняла опасность ее односторонней аналитической записки.
– Сделаем так, – предложил Тулупов, почувствовав ее колебание, – подготовим строго юридическое заключение об указе Ельцина и добавим к нему нашу политическую составляющую. С точки зрения закона здесь нет особых нарушений, но с политической точки зрения здесь явный вызов союзной власти, внесение дестабилизации в работу государственных учреждений на территории Российской Федерации и антикоммунистическая направленность данного решения. В конце концов, мы можем сделать заключение и как юристы, и как члены партии.
– Правильно, – согласилась Дубровина, – так все и сделаем.
Кирилл и Эльдар переглянулись, улыбнувшись. Кажется, их строгий руководитель понял, что речь может идти о ее собственной карьере.
На следующий день подробная аналитическая записка с анализом ситуации вокруг указа Ельцина была передана руководителю президентской администрации. И уже через полчаса он вызвал к себе Дубровину. Она вернулась в ужасном состоянии. Все лицо было покрыто красными пятнами, руки дрожали, по глазам была размазана тушь. Мужчины молчали, понимая ее состояние. Когда зазвонил ее телефон, она не смогла поднять трубку, рука у нее дрожала. В конце концов она разрыдалась.
Тулупов поднялся, налил ей воды, протянул стакан.
– Успокойтесь, Элина Никифоровна, не нужно так волноваться.
– Он накричал на меня, как на девчонку, – всхлипнула Дубровина, – говорил, что мы все не имеем права работать в администрации президента с такими взглядами. Обещал уволить всех четверых.
– Нужно было объяснить ему, что наше мнение не может кардинально расходиться с возможным решением Комитета конституционного надзора, – напомнил Тулупов.
– Я ему говорила. – Она залпом выпила воду и поставила пустой стакан на стол. – Но он не хотел меня слушать. Сказал, что не потерпит у себя ренегатов и предателей, и приказал дать другое заключение, в котором мы должны обосновать незаконность указа Бориса Николаевича. И добавить туда вторую часть нашей записки о политическом противостоянии и провокационных действиях российских властей.
– Успокойтесь, – снова посоветовал Тулупов, – мы все сделали правильно. Завтра, если появится заключение комитета, мы всегда можем показать нашу первую записку. А если будет другое решение, мы предъявим наш второй документ. Так будет правильно.
Кирилл громко выражал свое возмущение. Эльдар молчал. Он не предполагал, что в администрации президента, на самом олимпе власти, возможны такие скандалы.
На следующий день Элина Никифоровна предложила ему просмотреть документы, подготовленные к приезду в Москву президента США, по которым тоже необходимо было выдать правовое обоснование. В материалах уже были подробные справки юридического отдела Кабинета министров, различных служб и ведомств Министерства обороны СССР и заключение министерства иностранных дел СССР.
Эльдар читал и строго секретные документы с возражениями по новому договору, которые обосновывал военный советник президента маршал Ахромеев. Он справедливо указывал на имеющийся ракетный потенциал Великобритании и Франции, направленный прежде всего против Советского Союза, а также на ряд неточностей в подсчетах истинных потенциалов обеих сверхдержав. Ведь ракеты и самолеты малого и среднего радиуса действий не могли долететь из Советского Союза до Америки, тогда как подобные ракеты могли достать территорию Советского Союза с многочисленных баз НАТО, находившихся в Западной Европе. При этом Ахромеев особо указывал, что все договоры по СНВ должны быть увязаны с договорами по противоракетной обороне, иначе невозможно подлинное сокращение ядерных ракет. Ахромеев писал, что по крылатым ракетам морского базирования американцы имеют большое преимущество, и необходимо рассматривать сокращение этого вида вооружений в рамках договора об СНВ. Однако Генеральный штаб согласился рассматривать вопрос об этих ракетах вне договора СНВ. В документе указывалось, что дальность подобных ракет была до двух тысяч шестисот километров, а высота – до пятидесяти метров.
Он читал эти документы, недоумевая, как вообще они могли попасть в их отдел, настолько все было секретно. И только через некоторое время понял: все данные по этим ракетам были известны обеим сторонам и опубликованы в американской прессе, поэтому уже не являлись секретом ни для кого в мире, кроме советских людей. Однако с правовой точки зрения все было сделано почти идеально, сказывался опыт многочисленных переговорщиков и крючкотворов с обеих сторон. По каждому пункту, по каждому разделу, по каждому слову, переведенному на оба языка, стороны договаривались очень тщательно, вникая в любые детали.
Дубровина приказала ему отнести документы в 19-й кабинет, где сидел маршал Ахромеев. Эльдар забрал документы и вышел из комнаты. Поднялся на другой этаж и нашел 19-й кабинет. В приемной сидел офицер, очевидно, работавший вместе с маршалом в качестве его адъютанта или помощника. Он доложил Ахромееву о появлении гостя, и тот пригласил Сафарова к себе.
Эльдар вошел в небольшой кабинет. Ахромеев оказался мужчиной среднего роста, в штатском он выглядел как-то странно. Пожав руку гостю, забрал документы, предложил гостю сесть. Просмотрел заключение юристов и улыбнулся:
– Считаете, что все правильно?
– Так точно, товарищ маршал. – Эльдару было немного не по себе, он впервые в жизни разговаривал с Маршалом Советского Союза.
– Я здесь всего лишь советник президента, – напомнил Ахромеев, – и, как видите, иногда хожу даже в штатском. Поэтому не нужно ко мне так обращаться. И не вставайте, пожалуйста. Вы сами откуда родом?
– Из Баку.
– Я у вас бывал. Прекрасный город, и такие гостеприимные люди. Как у вас сейчас там?
– Сложно, – честно ответил Сафаров.
– Сейчас везде сложно, – согласился Ахромеев. – А где вы раньше работали? Вы такой молодой и уже работаете в администрации президента.
– В прокуратуре, – ответил Эльдар, – а потом в административном отделе нашего ЦК. В конце прошлого года меня перевели на работу в административный отдел ЦК КПСС, а несколько дней назад сюда.
– Значит, вы стремительно делаете успешную карьеру, – кивнул маршал. – Сколько вам лет?
– Тридцать два.
– Прекрасный возраст. Это ваш отдел готовил юридическую экспертизу документов?
– Так точно. Только мы поставили свои визы. Там все было выверено до мелочей.
– Вы имеете в виду правовую основу, конечно, а не военную?
– Конечно. Мы давали обоснование с точки зрения правового содержания этих договоров и их последующей ратификации. Но там есть и все остальные заключения экспертов. А военная составляющая не была предметом нашей экспертизы.
– Это я понимаю, – согласился Ахромеев, – но вы юрист и, несмотря на свой относительно молодой возраст, прошли уже большую жизненную школу. Ответьте мне, только честно. Что вы думаете по поводу Указа Ельцина о департизации? Мне это очень важно знать.
– Мы дали свое заключение... – начал Эльдар.
– Я спрашиваю вас не об официальной позиции вашего отдела и не о вашем заключении. Мне просто интересно мнение молодого человека, который достаточно неплохо разбирается в подобных вопросах, если сумел сделать такую карьеру. Иначе вас просто не выдвигали бы, если бы вы были посредственным работником.
– Мы считали, что с точки зрения существующих правовых норм указ не противоречит нашей Конституции и другим подзаконным актам, – честно ответил Эльдар, – но при этом ущемляется право людей быть членами партии и создавать свои организации в государственных учреждениях. А с политической точки зрения указ явно не направлен на достижение согласия в нашем обществе, а скорее провоцирует раскол в Российской Федерации.
– Вы абсолютно правы. Честно и объективно. – Ахромеев поднялся, подошел к Эльдару и пожал ему руку. Несмотря на возраст, рука у пожилого человека была еще достаточно сильной. – Может, вы еще станете нашим Генеральным прокурором, – улыбнулся на прощание он. – Спасибо за вашу откровенность.
Эльдар вышел из кабинета, довольный состоявшейся встречей. Значит, и здесь, на самом высшем олимпе власти, можно встретить людей понимающих и разумных, не зашоренных идеологическими рамками собственного невежества. Он возвращался к себе в кабинет в гораздо более хорошем настроении. И оно еще улучшилось, когда Снегирев сообщил, что звонил из ЦК КПСС Михаил Алексеевич Журин. Сафаров сразу набрал знакомый номер.
– Как твои дела? – поинтересовался Журин.
– Работаем, – улыбнулся Сафаров.
– А меня, кажется, хотят куда-то выдвинуть, – проворчал Михаил Алексеевич. – Наш Савинкин пообещал, что сразу после съезда меня назначат прокурором Новгородской области. Через три месяца. Ты бывал в Новгородской области?
– Нет.
– Значит, будешь приезжать ко мне в гости. Но я звонил не по этому поводу. Ты теперь так высоко, что областной прокурор не может тебя серьезно интересовать.
– Вы мне всегда интересны, – возразил Эльдар.
– Ну, тогда это комплимент. А я с хорошей новостью. Звонила твоя знакомая.
– Светлана Игоревна, – понял Сафаров.
– Она. Очень удивилась, когда я сообщил, что ты у нас больше не работаешь. Ты знаешь, что я не имею права давать телефон сотрудников администрации президента, поэтому я честно сказал ей, что перезвоню тебе и дам ее номер. Если ты, конечно, захочешь позвонить. Но мне показалось, что ты захочешь...
– Какой номер? – перебил его Эльдар.
– Записывай, – продиктовал Журин. Это был домашний номер ее городского телефона.
Не дослушав Журина, Эльдар дал отбой, чтобы сразу перезвонить Светлане, и услышал ее голос:
– Здравствуйте, Эльдар.
– Добрый день, Светлана Игоревна.
– Я уже просто боюсь вам звонить, – шутливо призналась она. – Мне казалось, что вы и так занимали чрезвычайно высокую должность для вашего возраста, но, оказывается, я не права. С тех пор вас повысили еще больше. Боюсь, что при нашей следующей встрече вы будете министром или послом в какой-нибудь европейской стране.
Последний раз они встречались всего лишь месяц назад, когда она была у него в гостях. И, уезжая, даже поцеловала его в щеку. Он не думал, что она так быстро вернется в Москву.
– Вы приехали надолго? – поинтересовался он.
– Боюсь, что да, – призналась она. – Кажется, моего мужа отзывают на работу в МИД. Во всяком случае, мы получили официальную телеграмму от нашего министра. Возможно, ему предложат работу в руководстве одного из подразделений министерства.
– Я вас поздравляю.
– Считаете, что сейчас лучше оставаться в Москве, чем работать в Швейцарии? – рассмеялась она.
– Для меня – лучше, – смело ответил он.
– Надеюсь, что наш разговор не прослушивают, – игриво продолжала Светлана Игоревна. – Давайте договоримся, что я сама вам позвоню, как только немного приду в себя. Хорошо?
– Конечно. Запишите мой новый служебный номер.
– Надеюсь, что это не секретная информация.
– Нет. Можете звонить в любое время. А по вечерам я бываю дома. Мой домашний телефон вы тоже знаете.
Она записала телефон и, попрощавшись, закончила разговор. Эльдар, счастливо улыбаясь, положил трубку и увидел насмешливый взгляд Кирилла.
– Твоя знакомая? Вернулась из отпуска?
– Из командировки, – все еще улыбаясь, ответил Сафаров.
– Вы передали документы в приемную Сергея Федоровича? – спросила Дубровина. Ей всегда не нравилось, когда на работе велись личные разговоры по служебным телефонам. Может, потому, что сама их никогда не вела.
– Передал лично ему в руки, – ответил Эльдар.
– И как тебе понравился маршал? – не унимался Кирилл.
– Мировой мужик, – ответил Сафаров, – очень понравился.
– Не забывайтесь, – строго одернула его Элина Никифоровна, – вы говорите о военном советнике президента страны, Маршале Советского Союза. Надеюсь, вы не сказали в его кабинете ничего лишнего?
– Я только передал ему документы, – соврал Эльдар. Он сейчас меньше всего думал о документах, о своей работе, даже о встрече с маршалом. Сафаров помнил только одно: они возвращаются в Москву, и он теперь сможет чаще видеть женщину, которая ему так нравилась.
Ремарка«Известия», 1991 год
«Председатель Комитета конституционного надзора С.С. Алексеев дал пресс-конференцию, отметив, что никакого решения по указу российского президента комитет пока не выносил. Он отметил, что комитет не обсуждает вопрос, превысил ли свои полномочия президент России, издавая подобный указ. Оценку его указу должны давать Верховный Совет РСФСР и Верховный Совет СССР или Съезды народных депутатов. Комитет рассматривает этот Указ с точки зрения нарушения основных прав и свобод граждан. Однако журналистов интересовал вопрос: каких именно прав и свобод, гарантированных Конституцией или международными пактами, мог коснуться данный Указ о департизации? Ведь политическая деятельность не запрещается, членство в любой партии остается добровольным и свободным, а партийность или беспартийность не влечет никаких последствий. В указе лишь запрещены организационные структуры любых партий и политических движений на госпредприятиях, в госучреждениях и органах управления. При этом деятельности профсоюзов, женского и ветеранского движений, изобретательства и самодеятельности данный указ не касается. На прямой вопрос, об ущемлении каких прав идет речь, председатель Комитета конституционного надзора не ответил, заявив, что скоро пройдут публичные слушания по этому вопросу».
РемаркаСообщение «Интерфакс»
«Ленинградское городское управление внутренних дел создало отряды муниципальной милиции для борьбы со спекуляцией и проституцией. Предполагается, что отныне изъятые ценности будут реализовываться через сеть коммерческих магазинов. Сорок процентов от продажи будет перечисляться на банковский счет управления муниципальной милиции. Кроме того, многие муниципальные милиционеры будут производить патрулирование на велосипедах, поскольку автотранспорта у ГУВД не хватает, а имеющиеся автомобили невозможно использовать для оперативной работы».
РемаркаСообщение «Постфактум»
«К действующим в Казани семнадцати видам талонов на наиболее необходимые продукты питания и промышленные товары добавляется еще один – талон на покойника. Вводится обязательный перечень гардероба для усопшего, который предусматривает костюм и сорочку мужские либо платье женское и платок головной, по одной штуке, чулочная-носочная пара, одна пара обуви, один платок носовой. Мусульмане будут получать по талонам пятнадцать метров полотенечной ткани».