Старовский позвонил примерно через три часа и сообщил, что только сейчас вышел из кабинета академика Киселева, которому рассказал о своих проблемах. Виталий Егорович согласился позвонить заместителю министра и попросить его принять своего знакомого по важному делу. Гурьянов назначил встречу на три часа дня. Посетитель должен позвонить снизу, чтобы ему заказали пропуск, о чем Илья Старовский и сообщил Дронго.

Без пятнадцати три Дронго уже был в бюро пропусков министерства, откуда позвонил в приемную Гурьянова и сообщил, что приехал посетитель от академика Киселева. Почти сразу секретарь перезвонила вниз и, уточнив имя и фамилию гостя, заказала ему пропуск. Дронго поднялся в приемную заместителя министра. За столом сидела женщина лет сорока. Она пригласила гостя сесть на стул и попросила подождать, так как у господина Гурьянова были посетители. Дронго уселся на стул и посмотрел на часы – было около трех часов. Обычно в таких случаях время тянется чрезвычайно медленно, но в этот раз оно стремительно летело. Он помнил, что на пять часов назначена встреча с Фазилем Мухамеджановым, а поездка из центра города может занять слишком много времени, и можно легко опоздать, попав в очередную автомобильную пробку. Поэтому Дронго смотрел на часы и пытался угадать, когда наконец Гурьянов освободится.

Через полчаса из кабинета вышли сразу трое мужчин, и секретарь любезно пригласила гостя к своему патрону.

Дронго вошел в кабинет. Гурьянов оказался мужчиной высокого роста, с зачесанными назад темными волосами, в строгом сером костюме. Ему было не больше сорока пяти. Он пожал гостю руку, пригласил к приставному столику и спросил:

– По какому вопросу вы хотели меня видеть?

– Я занимаюсь вопросами страховой компании одного крупного банка, – объяснил Дронго, – и мне хотелось уточнить у вас некоторые моменты, касающиеся деятельности банка.

– Готов поделиться с вами любой информацией, – сказал Гурьянов, – но не совсем понимаю, почему вы обратились именно ко мне. Какое отношение наше министерство имеет к банку? Со страховыми компаниями мы, конечно, связаны, но я не совсем понимаю, чем именно могу вам помочь.

– Дело в том, что их компания претендует на одну из частных клиник, владельцам которой они в свое время ссудили довольно большую сумму, – пояснил Дронго.

– Это частые споры между кредиторами и должниками, – вздохнул Гурьянов. – Министерство, к счастью, не имеет к ним никакого отношения. Мы не занимаемся подобными вопросами, они в компетенции судов.

– Нет, это совсем другой случай, – возразил Дронго, – по-своему исключительный. Дело в том, что претензии были сформулированы еще шесть месяцев назад. И тогда дело вроде бы урегулировали. Но спустя шесть месяцев инцидент возник снова, и был подан солидарный иск мэрии и страховой компании против клиники.

– Какая клиника? – устало спросил Гурьянов.

– Которая принадлежит семье Старовских, – пояснил Дронго.

Гурьянов опустил глаза. Правая рука дернулась в поисках ручки. Было заметно, как он волнуется.

– Я все понял, – сказал он тихим упавшим голосом, – понял, почему вы вышли на меня через Виталия Егоровича, почему сразу не сказали, какая клиника и какая страховая компания. Я должен был догадаться. Вас прислал Илья Старовский?

– Нет.

– Тогда кто? Кто вы такой?

– Меня обычно называют Дронго. Я эксперт по вопросам преступности.

– Вот как? И что вы от меня хотите?

– Только правды. И поверьте, что я пришел сюда не от имени Старовских. У меня поручение совсем других людей. Мне важно все проверить и убедиться в том, что не произошло ошибки.

– Какая ошибка? Наверное, я должен возмутиться и указать вам на дверь. Но я не буду этого делать, хотя вы и проникли ко мне не совсем честным путем.

– Вы считаете, что со Старовскими поступили честно?

– Мы не всегда решаем сами. Вы должны понимать, что я всего лишь государственный чиновник, хотя и высокого ранга.

– Сначала вы помогли своему бывшему другу, а потом сами подписали письмо о закрытии его клиники и вторичной проверке ее деятельности. И это при том, что сама страховая компания не подавала исковое заявление, а солидарный иск был оформлен через мэрию.

– Если вы все знаете, то я не совсем понимаю, зачем вы пришли? – недовольно произнес Гурьянов. – Вы должны были понимать, насколько мне неприятен этот разговор.

– Не сомневаюсь. Но я пришел, чтобы узнать, почему через шесть месяцев вы приняли такое решение. Ведь сначала именно благодаря вам был положительно решен вопрос об открытии клиники. И все знают, что вы достаточно порядочный и приличный человек. Что произошло? Почему вы так неожиданно изменили свое мнение?

– Сложно быть приличным человеком в наше время, – неожиданно проговорил Гурьянов.

Дронго молчал, ожидая, что еще скажет его собеседник.

– Я действительно помог Илье, когда на него наехали в первый раз, и мне было неприятно, что у них пытаются отобрать клинику таким наглым образом. Я сам все проверил и убедился, что страховая компания была абсолютно не права. Тогда я подписал письмо с требованием остановить беззаконие и разрешить работу учреждения. Мне казалось, что удалось убедить всех, что все претензии в адрес клиники, принадлежащей Старовским, оказались неправомерными… – Он опять вздохнул. – Всегда приятно чувствовать себя, как вы выразились, приличным человеком. И я считал, что поступаю абсолютно правильно, когда подписывал все документы. А потом… потом мне позвонили из мэрии, примерно два месяца назад, и объяснили, что по клинике принято определенное решение. И тогда я подписал письмо о ее закрытии. Хотел поговорить с Ильей, но подумал, что лучше этого не делать. Он все равно меня не поймет и не простит. Вы, наверное, знаете, что он пытался со мной поговорить. Но я считал, что не имею права его подставлять, рассказывая ему обо всем. Надеюсь, что вы меня понимаете?

Дронго молча кивнул. Он узнал все, что хотел.

– Вы должны были возражать, – убежденным тоном заговорил эксперт. – Ведь без вашего письма никто бы не решился сделать вторую попытку.

– Вместо меня подпись поставил бы кто-нибудь другой, – возразил Гурьянов.

– Да, это возможно. Но если каждый на своем месте будет хотя бы пытаться возражать против подобных попыток, то есть вероятность, что их будет гораздо меньше.

– Это демагогия. Вы прекрасно знаете, господин Дронго, что на одного отказавшегося поставить подпись всегда найдется сотня других, которые с удовольствием это сделают.

– Так можно оправдать любую безнравственность. Вам не кажется, что иногда нужно пытаться хотя бы противостоять этим попыткам?

– Я не герой, господин эксперт. Если я начну артачиться в подобных случаях, то у меня появится масса врагов, и меня довольно быстро уберут отсюда. На моем месте окажется другой, который не станет задавать лишних вопросов, не будет корчить из себя героя и будет подписывать все, что ему предложат.

– Легко жить, когда нет ни Бога, ни совести, – задумчиво произнес Дронго.

– Какой Бог? – даже обиделся Гурьянов. – Мы же современные люди. А насчет совести… Может, поэтому я вам и рассказываю об этом, что чувствую себя виноватым перед Ильей и его супругой. Хотя понятие «совесть» уже давно никого особенно не волнует. Вы много встречали совестливых чиновников? Или вообще совестливых людей в наше время?

– Кто вам звонил? – вместо ответа спросил Дронго.

– Зачем вам это нужно? Найдете другого академика, чтобы попасть на прием и к этому чиновнику? – невесело уточнил Гурьянов. – Уверяю вас, что в другой раз просто не получится. Ни один чиновник просто не станет с вами разговаривать. Поэтому не буду ничего больше говорить. Я и так сказал слишком много.

Дронго поднялся.

– Подождите, – остановил его Гурьянов, – если увидите Илью, передайте ему, что мне очень жаль. Просто сложилась такая ситуация, когда я ничего не мог сделать. Передадите?

– Передам, – кивнул Дронго, – но хочу вам заметить, что это слабое оправдание.

– А я не оправдываюсь, я просто пытаюсь объяснить.

– До свидания. – Дронго вышел из кабинета.

На часах было уже десять минут пятого. Нужно попытаться успеть. Он буквально сбежал вниз по лестнице. Сел в машину и объяснил водителю, куда ехать, добавив, что должен быть там к пяти часам вечера. Водитель согласно кивнул и тронулся с места.

Конечно, к пяти он не успел, но в половине шестого был уже в условленном месте, где его ждал автомобиль, на котором он и отправился на дачу Фазиля Мухамеджанова. Через массивные ворота машина въехала во двор и остановилась перед большим двухэтажным домом. У дверей их ждал пожилой мужчина лет шестидесяти, полноватый, мрачный, с аккуратно постриженными седыми волосами, рыхлым лицом и кустистыми бровями.

– Прошу вас, господин Дронго. – Очевидно, хозяин дома предупредил этого типа о возможном появлении гостя.

Они вошли в дом. В просторной гостиной было прохладно и темно. Сопровождающий Дронго незнакомец включил свет и пригласил гостя к столу. Затем молча и торжественно удалился. Почти сразу в гостиную вошел мужчина невысокого роста, с несколько вытянутой головой. У него были правильные черты лица, большие темные глаза, тонкие губы и тяжелый подбородок. Мухамеджанов был одет в черную рубашку и черные брюки. Он пожал руку гостю, пригласил к столу и сам сел напротив, внимательно глядя на прибывшего.

– Прежде всего позвольте принести вам мои соболезнования, – начал Дронго.

– Это случилось больше шести месяцев назад, – напомнил Мухамеджанов.

– Да, я знаю.

– Что еще вы хотите мне сказать?

– Я хотел поговорить с вами об этой аварии, если вы разрешите.

– Что можно сказать об аварии? – нахмурился Мухамеджанов. – Мой сын возвращался в город, когда на встречной полосе оказался грузовик из Можайска. Столкновение произошло почти лоб в лоб. У моего мальчика шансов не было. Ни одного. Но он еще жил некоторое время.

– Извините, что причиняю вам боль, но водителя так и не нашли?

– Я живу с этой болью уже шесть месяцев, – ответил Мухамеджанов, – а убийцу так и не нашли.

– Что говорят в полиции?

– Его ищут. Убийца – какой-то молдавский гастарбайтер, который сразу после аварии исчез. И его до сих пор не могут найти.

– Простите еще раз, что задаю такие вопросы… Вы не думаете, что эта авария была специально подстроена?

Мухамеджанов молчал. Долго молчал, секунд тридцать или сорок.

– Не знаю, – наконец сказал он, – я не знаю.

– Меня попросили расследовать эти события, – напомнил Дронго, – и мы проверили случаи с вашими бывшими сослуживцами. Почти в каждом имело место вмешательство неизвестного лица, который представлялся Николаем Алексеевичем Моисеевым. Вы случайно не знаете такого человека?

– Нет.

– В истории с Кродерсом Моисеев нанял некоего Звирбулиса, выплатил ему очень большую сумму денег и купил землю, только для того, чтобы она не досталась вашему знакомому. И как только они купили землю, сразу ее и продали.

Мухамеджанов молча смотрел на Дронго. Эта история его не удивила.

– Затем кто-то пытается отнять клинику у Старовских, не брезгуя никакими методами, – продолжал Дронго. – Кроме того, по заданию Моисеева сначала устроили наблюдение за семьей Максаревых, а затем подставили Игоря Максарева с помощью несчастного наркомана, который уже не отдает отчета в своих действиях. В результате грубой провокации уволили Охмановича. По-моему, более чем достаточно.

– Кто это сделал?

– Пока мы знаем только об этом Моисееве, который успел побывать повсюду, и пытаемся его вычислить.

– За рулем грузовика сидел явно не Моисеев, – убежденно произнес Фазиль, – там была экспертиза, и они все проверили. В кабине грузовика находился только этот молдаванин. Будь он проклят! – внезапно сорвался он, и стало понятно, что, несмотря на всю свою сдержанность, Фазиль до сих пор переживает смерть своего сына.

– Кродерс попросил нас все проверить и найти возможного организатора этих преступлений.

– И вы собираетесь его найти?

– Мы будем стараться.

– Кто это – мы?

– Я, мой напарник и мой помощник.

– Не очень большая группа.

– Не очень, – согласился Дронго, – но я привык работать с людьми, которым безусловно доверяю.

– Это правильное решение, – согласился Мухамеджанов. – Наш управляющий Бурхон, который встречал вас у дома, работает со мной уже много лет. Раньше Бурхон был моим водителем. Сейчас ему уже далеко за шестьдесят. Он работал со мной еще тогда, когда родился мой сын. Иногда я думаю, что он единственный человек, которому я могу доверять.

– Вы никого не подозреваете из вашего окружения?

– Если бы подозревал, лично бы все проверил, – твердо сказал Фазиль, – но в нашем окружении таких людей просто нет. Мы были счастливой веселой группой, которая встречалась раз в год, иногда даже чаще. Мы ведь жили вместе, ни у кого не было машины, электрички ходили и почти все оставались в Орехове Зуеве. Обычно собирались на квартире у Охмановича. Он жил в отдельном двухэтажном доме на окраине города у пожилой учительницы, и нам было удобно у него собираться.

– Может, там был какой-то недоброжелатель или соперник, о существовании которого вы даже не подозревали?

– Не думаю, что такой мог существовать в восьмидесятые годы, – ответил Мухамеджанов.

– Почему именно в восьмидесятые? – спросил Дронго. – А в наши дни такой человек мог появиться?

– Конечно, – бесцветным голосом согласился Фазиль, – сейчас другое время. Все дозволено и все можно. Нет ни Бога, ни совести, ни веры, ни уверенности в завтрашнем дне. Ничего нет. Ничего не осталось.

– У этого человека должны быть большие деньги, если он позволяет себе выкидывать на примитивную месть сотни тысяч долларов, – заметил Дронго.

– Тогда круг подозреваемых серьезно сужается, – сказал Мухамеджанов. – Среди тех, кто работал с нами, не было миллионеров, можете не сомневаться.

– Кроме банкира, – неожиданно произнес Дронго.

Фазиль, кажется, впервые изменился в лице. Он нахмурился:

– Что вы этим хотите сказать?

– Среди вашей шестерки был еще один человек, банкир Райхман, который сейчас живет в Санкт-Петербурге, – напомнил Дронго.

– Я уже понял, кого именно вы имеете в виду. Но бедный Борис совсем не тот человек, который мог бы замыслить и осуществить подобные операции. Вы с ним встречались?

– Пока нет.

– Тогда советую встретиться, и вы сразу откажетесь от этой мысли. Он явно не тот человек, которого вы ищете.

– Если отпадет и Райхман, у нас просто не останется других кандидатов, учитывая, что прошло уже столько лет, – задумчиво протянул Дронго. – Послушайте, господин Мухамеджанов, вы же умный человек и пережили страшную трагедию. Помогите нам, постарайтесь вспомнить, кто еще мог знать о вашей шестерке? Кто мог так сильно вас ненавидеть?

– Почему вы так уверены, что нас обязательно должны были ненавидеть? – спросил Мухамеджанов.

– А вы полагаете, что неизвестный нам Моисеев делает все это от сильной любви к вам?

– Я ничего не полагаю, – начал уже злиться Фазиль, – просто не хочу даже разговаривать на эту тему. Неужели вы этого не почувствовали?

– Мне было необходимо с вами увидеться, – возразил Дронго. – Еще раз простите, что побеспокоил вас. У меня последний вопрос – вы знали о неприятностях у Ставровских и у вашего друга Райхмана до того, как погиб ваш сын?

– Знал, – ответил Фазиль и тяжело поднялся со стула. – У вас больше нет вопросов?

– Нет. Больше нет, – ответил Дронго, тоже поднимаясь. Его угнетала сама атмосфера этого мертвого дома.