На Московский вокзал Санкт-Петербурга они прибыли вечером. Уже из поезда Дронго позвонил Борису Райхману, чтобы договориться с ним о встрече. Банкир согласился переговорить с гостями, назначив встречу в легендарной «Астории». Именно поэтому напарники заказали себе два номера в этом отеле, чтобы никуда не ходить.

Ровно в девять в зале ресторана появился Борис Райхман. Ему было около пятидесяти. Среднего роста, с крупными чертами лица, в очках, на правой щеке довольно большая мясистая родинка. Подойдя к ним, он коротко представился, назвав свои имя и фамилию, холодно пожал руки обоим и уселся напротив, ожидая вопросов. Дронго тоже представился сам и назвал имя своего напарника.

– Вас, очевидно, уже проинформировал господин Кродерс о цели нашего визита, – начал он.

– Да, – подтвердил Райхман, – Петер позвонил и сказал, что вы приедете. И рассказал, что попросил вас провести специальное расследование по всем фактам, которые произошли с ним и с нами за последние несколько месяцев.

– Мы именно поэтому сюда и приехали, – подтвердил Дронго.

– Напрасно, – неожиданно произнес банкир. – Если бы вы заранее мне позвонили, я бы отговорил вас от этой поездки. Я и Петеру так сказал. Ничего особенного с нами не произошло. В начале года у многих банков были сложные времена, в том числе и у нашего. Глупо видеть в этом чью-то злонамеренную волю. После того как Кродерс рассказал мне эту невероятную историю с покупкой земли в Риге, я попросил нашу службу безопасности найти подходящих людей и провести тщательное расследование. К делу подключили лучших финансовых экспертов нашего города. И должен сразу сказать, что ничего особенного они не нашли. В тот момент финансовые сложности были у целого ряда банков, а банк, в котором работает мой родственник, вообще из-за этого закрыли. Можно считать, что нам еще повезло. Я говорил об этом Петеру, но у него идея фикс, что против нашей группы разработан целый заговор. Хотя не представляю, кому мы могли так «наступить на мозоль». Мне кажется, что и в случае с самим Кродерсом все достаточно прозаично. Кто-то действительно захотел перекупить его землю, затем не сумел ничего сделать и вынужден был продать ее по дешевке конкурентам. Обычная финансовая операция, неправильно спланированная и неудачно осуществленная. И не нужно здесь видеть чьи-то козни…

– Мы разговаривали с человеком, который возглавил эту подставную фирму, – возразил Дронго, – и точно знаем, что целью всей операции была задача не допустить Кродерса к покупке этой земли, что они и сделали.

– Возможно, и так, – спокойно согласился Райхман, – возможно, у Кродерса появился сильный и мстительный конкурент, который решил таким своеобразным способом разорить Петера. Но все равно этот случай не может быть основанием для подозрений в большом заговоре против всех нас.

– А остальные случаи?

– Клиника Старовских уже давно раздражала московских чиновников, – напомнил банкир. – Сначала была первая попытка наезда, которую они отбили, теперь – вторая. Смерть сына Фазиля – это просто трагическая случайность. Как и в случае с сыном Делии Максаревой. Я уверен, что правоохранительные органы разберутся и выпустят Игоря.

– Они уже разобрались, – сообщил Дронго, – и выяснили, что Игоря Максарева сознательно подставил его бывший знакомый, наркоман со стажем, некто Хасанов.

– Полиция не должна верить опустившемуся наркоману, который готов признаться в чем угодно, – все еще не сдавался Райхман.

Дронго переглянулся с Эдгаром. Подобная неуступчивость банкира была непонятна и немного подозрительна.

– Мы проверили все случаи, происшедшие с вашими знакомыми, – продолжал Дронго. – У Старовских вторая попытка рейдерского захвата была предпринята под нажимом вышестоящих чиновников. Охмановича уволили, явно подставив. У них в общем отделе работал молодой сотрудник, который просто поменял цифры доклада, высылаемого для канцелярии премьер-министра. В результате эти цифры попали в доклад, произошел грандиозный скандал, и Охманович был уволен, а руководитель общего отдела наказана. Заодно уволили и этого молодого сотрудника по фамилии Хузин.

– Значит, в этом случае справедливость хотя бы отчасти восстановлена, – неприятно усмехнулся Райхман.

– Не совсем, – возразил Дронго. – И учтите, что до сих пор не найден водитель грузовика, врезавшегося в машину сына Фазиля Мухамеджанова.

– С этим тоже все понятно. Это был какой-то гастарбайтер из Молдавии, просто сбежавший от страха, – предположил банкир.

– Во всех случаях действовал некто Моисеев, который уговорил рижского адвоката Звирбулиса перекупить землю, появился в доме у Хузина, поменявшего документы, дал деньги Хасанову, чтобы тот оклеветал своего бывшего однокашника.

– Вы нашли этого Моисеева? – поинтересовался Райхман.

– Нет, не нашли…

– Вот видите. Это пока одни предположения…

– Не нашли, – продолжал Дронго, – но мы точно знаем, что он появился в доме у Хузина за несколько минут до нашего появления. Нам описали его мальчишки, стоявшие в подъезде их дома…

– А сам Хузин в этом признался? – спросил, улыбаясь, Райхман. Он все еще не хотел верить в заговор против них.

– Он не мог ни в чем признаться, – пояснил Дронго, – мы немного опоздали. Когда мы проникли в его квартиру, выяснилось, что Хузина просто пристрелили. Если учесть, что за несколько минут до нашего появления там был человек, очень похожий на Моисеева, у нас есть почти стопроцентная уверенность, что убийцей и был этот человек, спланировавший увольнение Охмановича, подставивший Игоря Максарева и заплативший большие деньги в Риге Звирбулису.

Наступило долгое молчание.

– В Риге за землю заплатили шестьсот тысяч долларов, – поправляя очки, тихо напомнил Райхман. – Вы хотите сказать, что есть некто, кто так сильно ненавидит Петера и всех нас, что готов выбросить на ветер такую сумму?

– Получается так.

– Извините меня, господин Дронго, но я банкир и привык оперировать конкретными фактами. Неужели в наше сложное время могут появиться люди, готовые выбросить такие суммы только для того, чтобы осложнить жизнь своему ближнему?

– Очевидно, могут. Мы лично беседовали с этим бывшим рижским адвокатом. И он подтвердил, что ему заплатили именно за то, чтобы перекупить землю, а затем передать ее по цене, гораздо ниже даже номинальной стоимости, конкурентам Кродерса.

Снова наступило долгое молчание.

– Мне трудно в это поверить, – наконец сказал Райхман.

– Это те самые конкретные факты, о которых вы говорили, – напомнил Дронго.

– Тогда эти господа работали только на московско-рижском направлении, – пробормотал банкир. – У меня никаких особых неприятностей не было. А те, которые случились в начале года, уже благополучно завершены. И хотя мы вышли из этого кризиса с некоторыми потерями, но в моем случае не было ни нанятых адвокатов, ни неизвестных киллеров. Ничего подобного не было. Все факты проверила специальная группа детективов, частных экспертов и финансовых консультантов. Они ничего не нашли. Поэтому я так уверен, что меня подобный расклад не коснулся.

– Тот, кто замыслил и осуществил все эти ужасные акции, был человеком достаточно состоятельным, – убежденно произнес Дронго, – и мог выбросить на ветер не одну сотню тысяч долларов.

– Тогда получается, что я и есть главный подозреваемый, – понял Райхман. – Ведь я – банкир, и у меня есть свободные деньги. Хотя Фазиль гораздо богаче меня, но его вы не станете подозревать, ведь у него произошла такая трагедия, он потерял своего единственного сына. Может, это Старовские, обозлившиеся на весь мир из-за потери клиники? Но у них не могло быть столько лишних денег. Возможно, Охманович, который был чиновником достаточно высокого ранга; у него могли «заваляться» несколько сот тысяч долларов. Но опять главный вопрос – зачем? И пока на него не найден вразумительный ответ, я не могу поверить в этот невозможный заговор против нас. Даже после убийства этого… Кузина…

– Хузина, – поправил его Вейдеманис.

– Да, после убийства Хузина, – сказал Райхман.

Его упрямство начинало вызывать раздражение.

– Простите, – ответил ему Дронго, – но мне кажется, вы не совсем правы.

– В каком смысле?

– Когда говорите, что вас миновали неприятности. Возможно, в случае с финансовыми проблемами банка вы действительно смогли выстоять и даже восстановить утраченные позиции, но в вашей личной жизни произошли довольно существенные изменения…

– Это не подлежит обсуждению, – резко перебил его банкир, – надеюсь, вы не станете копаться в моей личной жизни. Это касается только меня и моей супруги. И никого больше. Или вы считаете, что этот ваш «неуловимый Джо-Моисеев» уговорил мою супругу уйти от меня? – криво усмехнулся он. – Давайте прекратим этот ненужный разговор. Вы сообщили мне ваши подозрения, и я их выслушал. Возможно, в Москве и в Риге действовал какой-то непонятный тип, который пытался устроить пакости моим друзьям, но у нас он точно не появлялся. И моя супруга ушла от меня совсем не потому, что ей заплатили или пообещали заплатить. К вашему сведению, хочу сообщить, что на сегодняшний день я не являюсь ни банкротом, ни неплатежеспособным банкиром. Мой банк входит в десятку самых крупных банков нашего города, а мой личный капитал превышает тридцать миллионов долларов. Поэтому сказка про то, что всех подкупили и всем заплатили, в моем случае явно не проходит. Не представляю, какую сумму должны были обещать моей бывшей супруге, чтобы она от меня ушла.

– Почему бывшей? Вы разве уже развелись?

– Мы уже подали документы в суд, – пояснил Райхман. – У нас не было совместных детей, но она подала в суд на раздел имущества. Судья Филипп Дмитриевич Дереч уже дважды откладывал заседания суда по ее просьбе. Он собирает нужные бумажки, как обычно бывает в таких случаях. К счастью, я был достаточно состоятельным человеком до своей женитьбы и собираюсь легко доказать это в суде. Кроме того, Жанна не была моей первой супругой. У нас оказалась слишком большая разница не только в возрасте, но и во взглядах на совместную жизнь. Хотя все это не имеет никакого значения. Я повторяю, что в моем случае искать какие-то козни глупо и непродуктивно. Я сам был заинтересован в том, чтобы найти истоки своих финансовых потрясений. После того как Кродерс рассказал мне о своих подозрениях, я создал комиссию, которая все проверяла. Повторяю, это были лучшие специалисты нашего города. У меня все нормально, я в этом уверен, – закончил банкир.

Дронго взглянул на Вейдеманиса, словно давая ему возможность задать еще несколько вопросов.

– Возможно, когда вы работали на этом «почтовом ящике», у вас были какие-то неприятности со службой безопасности или с кем-то из руководства предприятия? – спросил Эдгар.

– Какие неприятности? У меня были только благодарности и поощрения. А еще нам предложили вместе с Петером переехать в Северную столицу. Это воспринималось тогда как знак особого доверия. Если бы в наших анкетах был бы хоть какой-нибудь намек на нелояльность или ошибку, нас бы никуда не рекомендовали, можете в этом не сомневаться. В нашей бывшей стране секретность была на должном уровне.

– Вы встречаетесь каждый год?

– Да, практически каждый год. Иногда даже два или три раза в году, если бывает конкретный повод. Вот в этом году встречались у меня в Москве, когда я решил собрать всех уже после открытия нашего нового филиала.

– Это было после ваших неприятностей?

– Гораздо позже. Я еще хотел поддержать Фазиля. Ему особенно тяжело, нужно было вытащить его из дома. Он буквально обезумел от горя. Я почти насильно привез его в ресторан, чтобы он немного пришел в себя. Как раз после сорокового дня.

– Вы были с супругой?

– Конечно. Мы все были с женами. Делия Максарева была с сыном. Прошло все довольно неплохо, даже Фазиль в конце встречи два раза улыбнулся. У меня осталась пленка с записью. Илья Старовский напился так, что разбил тарелку…

– Вы никогда не слышали о господине Моисееве?

– Нет. Даже не представляю, кто это такой.

– Человек среднего роста, в очках, – начал описывать Вейдеманис.

– Я тоже среднего роста и в очках, – усмехнулся Райхман. – Вам не кажется, что это слишком неопределенные черты, по которым невозможно найти нужного человека?

– У него может быть северокавказский акцент, – продолжал Эдгар.

– У меня тоже такой акцент, – парировал банкир, – я ведь родом из Сочи. Но никакого Моисеева не знаю и никогда о нем не слышал. Надеюсь, у вас все? Или остались еще какие-нибудь вопросы?

Было понятно, что он вообще не желает обсуждать подобные темы, и переубедить его было практически невозможно.

– У вашей супруги есть свой дом? – уточнил Дронго.

– Откуда? – презрительно бросил Райхман. – Откуда у нее может быть свой дом? Когда мы поженились, у нее была обычная двухкомнатная квартира, оставшаяся от ее прежнего мужа, где она проживала со своим сыном. Можете себе представить, сначала она даже подала на алименты. Полная дура! Сыну уже девятнадцать, а я его никогда не усыновлял. И даже если бы усыновил, то и тогда бы ничего не платил, ведь он уже совершеннолетний. Поэтому никаких алиментов. Она и ее альфонс считали, что смогут доить у меня мои деньги. Достаточно и того, что я оставил ей свой загородный дом недалеко от Ораниенбаума. Там всего четыре дома, один из которых принадлежал мне. Но я, по глупости, переписал его на Жанну. Черт с ним, пусть останется ей и ее Роману.

– Кому? – не понял Дронго.

– Ее так называемый друг, который стал ее главным советчиком, – не скрывая своего презрения, произнес банкир. – Ему только двадцать восемь, но он считает, что вправе давать ей советы. А ведь ей уже сорок два, и она старше этого смазливого дегенерата почти на четырнадцать лет. Вот такая «рокировка», – зло добавил Райхман. – Сначала спортсмен, который был ее первым мужем, потом банкир, который оказался на шестнадцать лет ее старше, что тоже было очевидной глупостью с моей стороны, а в конце – типичный альфонс, который годится ей почти в сыновья и явно собирается жить за счет Жанны.

– Как фамилия этого Романа?

– Какая разница? Кажется, Керышев. Он сам из Майкопа, значит, мы с ним почти земляки.

– Простите, что задаю вам неприятные вопросы, но она давно ушла к этому Керышеву?

– Нет. Примерно месяц назад или чуть больше, когда этот смазливый ублюдок поставил условие, чтобы они были вместе. Подозреваю, что она встречалась с ним достаточно давно, но на разрыв решилась только сейчас. Наверное, решила, что сейчас самый удобный момент.

Дронго снова посмотрел на Вейдеманиса. Они уже давно научились понимать друг друга без лишних слов.

– Вы разрешите позвонить вам еще раз, если понадобятся какие-то уточнения? – спросил Дронго.

– Звоните, – согласился Райхман, – только учтите, что, в отличие от всех моих бывших друзей, со мной ничего такого не произошло. Я просто не по зубам ни вашему Моисееву, ни его покровителям.

– Почему «бывших»? – поинтересовался Дронго.

– Что?

– Вы сказали «бывших друзей»? Почему бывших, ведь они и сейчас ваши друзья?

– Я оговорился, – усмехнулся Райхман. – Кажется, я понимаю, зачем вы сюда приехали. Очевидно, решили, что я как банкир продумал и осуществил всю эту гадкую затею с нашими ребятами, после того как ушла Жанна? Такая глупая месть человечеству обозленного банкира? Но только Жанна ушла месяц назад, а сын Фазиля погиб более полугода назад. А у Кродерса землю перекупили два месяца назад. И сына Делии тоже посадили еще до того, как ушла Жанна. Поэтому не стоит ловить меня на слове, это глупо, вы так ничего не добьетесь.

– Мы и не пытаемся, – возразил Дронго, – я просто обратил внимание на ваши слова.

– Может, это мое подсознание, – неожиданно признался Райхман. – Знаете, после всех этих событий мы, по-моему, даже боимся друг друга. Как будто заразились несчастьем. Даже стали избегать встреч. У каждого свои проблемы, свои несчастья.

– Сына Делии Максаревой должны выпустить из тюрьмы, – сообщил Дронго.

– Ну, и хорошо, – сказал Райхман. – Представляю, сколько она перенесла… А насчет убийства этого Хузина, – на этот раз он сказал его фамилию абсолютно правильно, – вот что вам скажу. Может, у него были свои проблемы, и поэтому его убрали? И не обязательно, что в него стрелял ваш Моисеев. Это вполне мог быть совсем другой человек, среднего роста и в очках. Таких людей сколько угодно, и совсем не обязательно, чтобы это был тот, которого вы ищете.

– Это был он, – перебил банкира Дронго, – мы в этом уверены. И я надеюсь, что он никогда не появлялся в вашем городе. Хотя мы все равно будем проверять.

– Проверяйте, – почти весело согласился Райхман, – но только не забывайте, что я вам сказал. Я все сам проверил. И никакой московский или рижский гость здесь никогда не бывал.