В этот день по всем вечерним информационным программам сообщили о начале президентской кампании в Соединенных Штатах. И если у демократов уже был единственно приемлемый кандидат партии – президент Билл Клинтон, то республиканской партии предстоял выбор сразу из нескольких кандидатов, среди которых нужно было назвать достойного.

Все сообщения начинались с того, что безусловным фаворитом считался лидер республиканского большинства в сенате Доул, которого чаще других и показывали в информационных блоках всех программ. Сенатор, которому шел уже семьдесят второй год, решился бросить вызов молодому Клинтону, годившемуся ему по возрасту в сыновья, и начать предвыборную гонку в своей партии, надеясь победить на первичных выборах. По всем каналам транслировалось самоуверенное высказывание Доула, заявившего о том, что претендентом может быть только победитель первичных выборов в штате Нью-Гэмпшир, с которого начиналось выдвижение кандидатов на республиканский съезд.

Дронго сидел перед телевизором, думая о полученной информации. Ее было слишком много, и нужно было разобрать все факты, отобрав необходимые и выстроив их в какую-то последовательную систему. По глубокому убеждению самого Дронго, компьютеры помогали аналитикам, выдавая нужную информацию, обрабатывая необходимые факты, но не могли заменить самого аналитика. И не потому, что уступали ему в каких-то параметрах. У компьютеров отсутствовала интуиция, знание человеческой психологии, умение понимать мотивы человеческих поступков. Они были безупречно логичны и потому односторонне ущербны, так как человеческое поведение явно не укладывалось в подобные жесткие схемы, будучи иррациональным, зачастую даже лишенным очевидной мотивации.

Именно поэтому он сидел перед телевизором, почти не видя, что происходит на экране. Он анализировал полученную информацию, пытаясь найти рациональные зерна иррационального поведения людей.

На ужин он спустился в ресторан первого этажа, немного опоздав. Осинский, Якобсон, Барбара уже сидели за столом. Дронго, извинившись, занял четвертое место. Осинский оживленно комментировал высказывания Доула, уверенный в его победе. Якобсон иногда вставлял редкие слова. Барбара и Дронго почти все время молчали. После ужина, когда принесли кофе, Осинскому сообщили, что приехала сама Кэтрин Муленже, и он, извинившись, ушел вместе с Барбарой приветствовать гостью. Французская гостья была звездой первой величины и, по слухам, ближайшим другом самого президента Франции.

Осинский принимал ее в своем номере, и поэтому Дронго остался с Якобсоном на десерт. Причем Дронго попросил заменить ему кофе и принести традиционный чай.

– Она действительно такой хороший прозаик? – спросил Дронго, когда они остались вдвоем с Якобсоном.

– Да, – ответил Якобсон, – я думаю, она не просто литератор, она символ поколения. У нее очень интересный стиль.

– Я бы хотел что-нибудь почитать, – заинтересовался Дронго, – надеюсь, ее переводили на английский?

– Ее переводили даже на русский, – ответил Якобсон, – думаю, завтра я смогу достать вам несколько ее книг. Она своеобразный, но интересный писатель.

– Спасибо. Когда будет третье представление оперы маэстро Осинского?

– Уже завтра, – вздохнул Якобсон, – нам нужно все предусмотреть. Меня очень беспокоит этот Шварцман. Вдруг он спрячется среди зрителей и выстрелит в Джорджа? Вы представляете, какая будет трагедия?

– Не выстрелит, – убежденно ответил Дронго, – можете не волноваться.

– Почему вы так уверены?

– Вчера на стоянке «Роллс-Ройс», на котором мы приехали, стоял рядом с «Мерседесом», – пояснил Дронго, – я специально звонил туда, узнавал подробности.

– Ну и что? – не понял Якобсон.

– Шварцман наверняка знал, что мы приехали на другом автомобиле. Что ему мешало заложить взрывчатку и в «Роллс-Ройс»? Отсутствие информации? Не думаю. Он следит за нами достаточно тщательно. Жалость? Это на него не похоже. Тогда в чем дело, спрашивал я себя. Из разговора с Мартином я узнал, что вскрыть блокирующую систему бронированного «Роллс-Ройса» почти невозможно. И самое главное, в этом автомобиле есть генератор, подавляющий любой сигнал, поданный на взрывное устройство. Кроме того, в этом автомобиле довольно надежная сигнализация и к нему невозможно даже притронуться.

– Поэтому он и не сумел добраться до «Роллс-Ройса», – сделал нетерпеливый жест рукой Якобсон.

– Он не хотел добираться до «Роллс-Ройса», – возразил Дронго, – он знал, что это невозможно. Он специально заложил взрывчатку в «Мерседес», зная, что таким образом выведет из строя ваших охранников и заставит нас паниковать. Я был прав. Это не холостой выстрел. Это пристрелка.

– Я начинаю бояться этого убийцы, – нервно заметил Якобсон, – он прямо какое-то исчадие ада.

– Он вышел из человеческого ада, – кивнул Дронго, – его подлинное место там.

– А почему вы так уверены, что он завтра не выстрелит?

– У него две цели. И пока он не уберет одного, не будет стрелять в другого, – ответил Дронго, посмотрев в глаза Якобсону.

– Надеюсь, вы имеете в виду не меня? – спросил тот.

– Нет. Первая его мишень совсем другой человек. Это я, – просто сказал Дронго, – и, кажется, я знаю его пособника в этом отеле.

– Да? – оживился Якобсон. – Кто это?

– Вы, – холодно ответил Дронго, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.

Тот непроизвольно дернул рукой, пролив остатки кофе на свои брюки. С проклятием вскочил и, уже не обращая внимания на пролитый кофе, закричал:

– Вы с ума сошли? Как я могу быть его пособником?

Вместо ответа Дронго достал из кармана один из листов, отпечатанный для него лазерным принтером из компьютерной сети Интернета, и протянул Якобсону.

– Что это такое? – недовольно спросил тот, несколько успокаиваясь. Подскочивший официант заменил ему кресло, вытер брюки. Якобсон внимательно посмотрел на лист. Это была первая страница той самой бразильской газеты, которую он показывал Дронго. Но на ней не было ни фотографии тюремной камеры Шварцмана, ни самого плаката с изображением американского композитора. Якобсон все понял. Он положил бумагу на стол и слегка нахмурился. – Я не думал, что вы так быстро разоблачите меня, – честно признался он.

– Это была слишком явная ложь, – заметил Дронго, – профессиональный убийца, вышедший из тюрьмы и получивший задание убить человека, никогда не оставит его портрета в своей камере. Тем более Шварцман, который не станет делать столь непрофессиональных вещей. Я уже не говорю о том, что ему наверняка сообщили о цели его освобождения только после выхода из тюрьмы. Я вам не поверил с самого начала, но запомнил название газеты и ее номер. Остальное было несложно. Я послал запрос и получил первую страницу этой газеты из библиотеки Белу-Оризонти. Вы меня обманули. И мне интересно, зачем вы это сделали.

Якобсон молча поднял на него глаза. Он постукивал пальцами по столу. Дронго обратил внимание на его перстень с большим аметистом.

– Вы правы, – сказал наконец Якобсон, – этот газетный лист мы отпечатали специально, чтобы убедить вас в необходимости помогать Осинскому. Нам было очень важно именно ваше участие.

– Я даже знаю почему, – сказал Дронго. – Именно поэтому я говорил о двух целях Шварцмана. И именно поэтому я твердо знаю, что первым он должен убить меня. Иначе после смерти Осинского я снова исчезну, а Ястреб не собирается летать за мной по всему миру. Он решил совместить приятное с полезным. Удовольствие от моего убийства с порученным ему убийством Осинского. А зная, что я охраняю Осинского, он не станет убивать композитора, пока не разберется со мной. Осинского гораздо легче найти, чем меня. Вы специально вызвали меня сюда, чтобы поставить рядом с Осинским, несколько смягчая удар. Я прав?

Якобсон продолжал стучать по столу. Он ничего не отвечал. Дронго терпеливо ждал.

– Что вы хотите? – спросил наконец Якобсон.

– Правду, – жестко сказал Дронго. – Вы не ответили. Я прав или нет? Только не нужно рассказывать мне сказки, что вы искали меня по всему свету, потому что я хороший аналитик. Вы специально искали именно меня, чтобы отвести беду от Осинского. Правильно?

– Может быть, – нехотя признался Якобсон, – для вас разве это имеет какое-то значение? У вас все равно та же задача – найти и ликвидировать Ястреба.

– Тогда каким образом вы узнали о готовящемся покушении? Поймите, Якобсон, чем больше вы мне расскажете, тем легче мне будет остановить Шварцмана. Неужели вы и этого не можете понять?

– Могу, – Якобсон оглянулся по сторонам, – только не здесь. Давайте пройдем в бар и там поговорим. Здесь становится слишком шумно.

Они вышли из ресторана и, проследовав в другой конец этажа, ближе к выходу, вошли в бар. Заказали себе два мартини, уединившись в углу. Якобсон достал из кармана скэллер, включил его, снова положив в карман. И лишь затем сказал:

– Дело в том, что наш Фонд достаточно независимая организация, существующая на частные пожертвования. Мы занимаемся различного рода программами по всему миру. Это, разумеется, привлекает внимание к нашей деятельности некоторых спецслужб мира. И мы обязаны учитывать это в повседневной работе.

– Поэтому вы стараетесь быть немного похожими на них? – пошутил Дронго.

– Нет. Просто поэтому мы обязаны учитывать реалии современной жизни. Поэтому наш Фонд имеет некоторые связи с определенными ведомствами. К сожалению, это обычная практика для международных организаций, под прикрытием которых действуют иногда специалисты другого профиля.

– Понимаю, – согласился Дронго, – надеюсь, они не заменяют всех ваших сотрудников?

Якобсон уловил иронию. Он чуть улыбнулся. После полученного шока в ресторане он уже пришел в себя и обрел привычную уверенность.

– Не всех, – честно ответил Якобсон, – мы просто имеем некоторые связи и получаем необходимую для нас информацию, предоставляя в случае нужды свои услуги различным странам. У нас нет конкретных пристрастий. Именно поэтому мы смогли вовремя узнать о том, что Шварцман бежал из тюрьмы и, по сообщениям некоторых наших друзей, получил конкретное задание на ликвидацию опекаемого нами композитора Джорджа Осинского. Тогда мы стали думать, что делать. Спрятать Осинского нельзя, это мы сознавали. Он слишком хорошо известен во всем мире. К тому же в Париже должна была состояться премьера его оперы. Мы снова обратились к некоторым нашим друзьям. И узнали, что в восемьдесят восьмом году именно вы сумели переиграть Шварцмана, арестовав его во время попытки вашего убийства. И тогда мы решили повторить подобный результат, тем более что наработанный опыт действий против Ястреба у вас уже был.

– Надеюсь, теперь вы говорите правду, – пробормотал Дронго. – Хотя мне не нравится подобная роль приманки, будем считать, что вы меня убедили.

– Вы останетесь? – спросил Якобсон. – Надеюсь, вас не обидели мои слова?

– Ну что вы, – зло ответил Дронго, – они мне даже польстили. Вы решили, что моя голова и мое тело более значимы, чем голова Джорджа Осинского. Хотя бы для Шварцмана. Меня это радует!

Интересно, подумал он, что придумает этот мерзавец, если я задам ему еще несколько вопросов. Но он не стал их задавать. Теперь он знал: нужно, как обычно, рассчитывать только на себя.