Мысль о трюке с двойником Осинского пришла в голову Якобсону уже давно. Но в Париже он просто не мог рисковать. Здесь были важны личные встречи Осинского, и ни при каких обстоятельствах нельзя было предъявлять двойника. И только теперь, когда парижские гастроли завершены, он решился подставить вместо Осинского двойника, чтобы избежать любой случайности.

Если искусно загримированному двойнику удавалось в течение двадцати минут скрывать свою истинную сущность даже от такого выдающегося аналитика, как Дронго, то другие могли и не разглядеть маэстро, тем более что в этих городах, в отличие от Парижа, не планировались пресс-конференции самого Джорджа Осинского или его встречи с кем-либо из знакомых людей. График был расписан четко и жестко. Два дня в Бельгии, три дня в Голландии, два дня в Германии.

Самая большая неприятность для Дронго состояла в том, что весь график предстоящего турне Осинского по Европе был опубликован во многих французских газетах. И его наверняка читал Ястреб. Сама затея с двойником Дронго очень не понравилась. В этом было нечто театральное, придуманное, и такой профессионал, как Шварцман, мог легко разгадать всю игру.

Теперь важны были даже не столько действия самого двойника Осинского, сколько окружавших его людей. Если Ястреб почувствует какую-то небрежность, какой-то просчет в действиях охраны, он моментально все поймет, сумев просчитать варианты. А скрывать от личных охранников Осинского сам факт его подмены практически невозможно. Тем более что об этом уже знали Хуан и Мартин.

Дронго помнил, как однажды в Москве имел дело с другим человеком, подставленным ему вместо реально существовавшего лица. Это была женщина, о существовании которой он знал, но которую никогда не видел, не был знаком и не мог точно ее идентифицировать. Она не была двойником в прямом смысле этого слова. Просто заменяла собой другого человека. Но здесь, в Париже, рядом с ним должен был действовать двойник всемирно известного композитора. И это было фактором, отныне усложнявшим все их действия. Хотя, с другой стороны, он понимал, почему Якобсон пошел на этот невероятный шаг. Он все-таки не очень верил в свою собственную охрану и даже в такого специалиста, как Дронго.

Теперь, имея за спиной ненастоящего Осинского, Якобсон мог рисковать, пытаясь привлечь внимание Ястреба и наконец выйти на него.

После ужина Дронго снова отправился к портье, вновь попросил разрешения воспользоваться компьютером отеля. Получив согласие, он вышел через сеть Интернет на Интерпол. Очевидно, все нужные данные он получил, так как довольно быстро поднялся к себе в номер, чтобы подготовиться к завтрашнему переезду в Брюссель.

Уже ближе к полуночи в дверь осторожно постучали. Он насторожился. Горничные уже успели побывать в его номере, приготовив постель и оставив привычную карточку с сообщением о завтрашней погоде. Вспомнив, что он не вернул оружие Брету, Дронго достал пистолет, осторожно подошел к двери, так, чтобы не оказаться прямо против дверного глазка. Стоявший за дверью вполне мог расстрелять его, даже находясь в коридоре.

– Кто там? – спросил он.

– Это я, – услышал он голос Барбары.

Спрятав оружие, он открыл дверь.

Барбара была в голубом платье, которое он еще не видел. Она успела переодеться после ужина и даже изменить прическу, снова собрав и уложив волосы. Женщина выглядела привычно элегантно и красиво. Он обратил внимание на ее обувь. Кажется, она начинает изменять американским модельерам, подумал Дронго. Туфли были с инициалами Карла Лагерфельда, возглавлявшего всемирно известную фирму «Шанель». Впрочем, все правильно, подумал он, посторонившись и пропуская ее в номер. В отеле «Ритц» просто нельзя носить другой обуви. Этот отель известен в первую очередь благодаря двум людям – Коко Шанель и Эрнесту Хемингуэю.

Барбара прошла в комнату. Он вошел следом за ней, незаметно убрав пистолет в шкаф.

– Я хочу с вами поговорить, – сказала Барбара, обернувшись к нему.

Он подвинул ей стул, подождал, пока она сядет, и лишь потом сел в кресло. Она молча смотрела на него. Потом спросила:

– Вас не удивил сегодняшний двойник?

– Какой ответ вы хотите от меня услышать? – спросил он.

– У вас есть разные варианты?

– Да. По обычной логике я должен был удивиться. Но я не удивлен. Я предполагал нечто подобное.

– Можно спросить, почему?

– Все связанное с Осинским и со мной, что происходит в последние дни, показывает, что нашему другу Якобсону очень нужен Ястреб. Он нужен так сильно, что ему даже стало изменять чувство меры. Если здесь нет самого Осинского, то что я тогда здесь делаю?

– Вы хотите сказать, что вас используют как приманку?

– Разумеется. И меня, и этого двойника. Якобсону нужен только один человек – Ястреб. Вернее, даже не он, а те, кто стоит за его спиной. Он так нужен Фонду нашего менеджера, что ради этого они готовы подставить под пули всю нашу компанию: меня, вас, троих охранников, этого двойника и даже, как ни странно, себя. Значит, для Фонда важнее всего узнать, кто именно нанял Ястреба и почему.

– Для вас тоже, – вдруг сказала Барбара.

– Что вы имеете в виду?

– Я видела вчера, куда вы поднялись. Я не люблю пользоваться лифтом и поднималась к себе на третий этаж, как обычно, по лестнице. И видела вас. Потом я видела, в какой именно номер вы пошли. Они уехали сегодня утром. Вы пробыли в их номере слишком долго. Я все время вам звонила.

Он молчал.

– Кто вы? – спросила Барбара.

– Во всяком случае, не убийца Осинского, это точно, – усмехнулся Дронго. – В этом деле слишком много секретов, Барбара. И лучше не пытаться их вызнать. Порой они кажутся слишком сложными даже для меня.

– Я боюсь за Джорджа, – призналась женщина, – он слишком доверчив.

– Вы его любите?

– Скорее жалею. Хотя по-своему, наверное, и люблю. Он талантливый человек, но не от мира сего.

– Вы знаете что-нибудь об этом Фонде, который представляет Якобсон?

– Ничего. Я даже не знаю, почему я отвечаю на ваши вопросы. Я ведь пришла задать вам свои.

– Тогда почему вы отвечаете на мои вопросы? – спросил он.

– Вы мне нравитесь, – спокойно сказала женщина, – в вас есть нечто, отличное от всех остальных. Какое-то непонятное свойство вашего характера. Или это такой своеобразный ум?

Он поднялся. Она встала со стула. Он сделал два шага к ней.

– Кажется, у нас одинаковые свойства характера, – пробормотал Дронго, – очевидно, это воздух. Парижский воздух. Он заставляет людей совершать безумства.

– Да, – согласилась она, глядя ему в глаза.

Он наклонился.

– Никогда не думал, что буду отбивать любимую женщину у своего клиента, – прошептал Дронго.

– Никогда не думала, что могу влюбиться в обычного телохранителя, – ответила она ему в тон.

Поцелуй был долгим и приятным. Так обычно целуются уже зрелые люди, миновавшие пик своей юношеской страсти, но сохранившие в душе чувство нового. Вместе с обретением опыта это делает сорокалетний возраст особенно удивительным и загадочным возрастом для любви и секса.

Уже в постели он понял, почему именно к Барбаре тянулся Осинский. Она была ведомой и ведущей одновременно. Она была уступчива и ненасытна, покорна и отважна, какими могут быть только зрелые женщины, успевшие почувствовать все могущество Эроса. Движениями рук, ног, тела она умела создавать ту гамму ощущений, из которых складывался весь процесс наслаждения.

Даже в позициях, где от нее требовалась некая статичность, она умудрялась вносить какое-то оживление неожиданными действиями, зачастую импровизированными и потому столь сладостными для партнера.

Может, высшее наслаждение – это именно наслаждение сорокалетних, когда необходимый опыт уже наработан, а нужное количество сил и энергии еще не растрачено. И если существует секс-пир, то он в полной мере может быть отнесен к эросу сорокалетних. Когда мудрость торжествует над нетерпением, выдержка над торопливостью, а желание доставить удовольствие партнеру становится главной целью интимного общения.

Оба партнера ясно сознавали, что это не любовь. Это не то всепоглощающее чувство, когда сама техника секса не столь важна, а лишь прикосновение к любимому человеку вызывает невероятный восторг, обостряя все чувства. И даже дыхание любимого в этих случаях обладает каким-то завораживающим действием, когда ясно сознаешь, что исходящее из этого тела тепло сливается с твоей энергией, создавая вокруг особое, неповторимое поле. В таких случаях происходит не столько слияние тел, сколько смешение ауры обоих партнеров, рождая из пары разнополых партнеров невероятную по своей внутренней энергетике пару.

В любви всегда присутствует элемент божественного, словно сотворение мира, начавшееся с Адама и Евы, повторяется каждый раз, когда сходятся два партнера. Но это только при большой, всепоглощающей любви Мужчины и Женщины. Энергетика однополой любви двух мужчин или двух женщин больше построена на телесном восприятии партнера, чем на божественных устремлениях. И хотя на протяжении человеческой истории лишь немногие младенцы были зачаты в энергетическом поле большой любви, тем не менее именно их путь был отмечен богами.

Сегодняшняя встреча в отеле «Ритц» двух прежде незнакомых людей не была любовью. Но это было взаимное влечение двух взрослых людей, уже хорошо узнавших жизнь и умевших чувствовать настроение партнера. Ведь в подлинной любви присутствует очень мало секса. Наслаждение доставляет само тело партнера, его тепло, его глаза, его присутствие рядом. Когда начинаешь интересоваться техникой секса, любовь умирает, остается только наслаждение при возможном взаимном влечении партнеров.

И этот ночной визит Барбары был той самой идеальной для секса встречей, когда подлинных больших чувств еще нет, а удовольствие от общения друг с другом они могут получить в полной мере, немного отстраняясь от своей души, чтобы насладиться своим телом и телом своего партнера. Кроме всего прочего, именно в сорок лет женщина начинает совершать безумства, познавая и получая запрещенные прежде удовольствия, ясно сознавая, как мало времени ей осталось для полного удовлетворения своего любопытства. Именно в этом возрасте женщина вспыхивает чаще всего как свеча, чтобы погаснуть затем навсегда.

В эту ночь они узнали немного больше о самих себе, словно удивляясь своей раскрепощенности и смелости. В эту ночь они стали чуточку опытнее и потеряли нечто, составлявшее частичку их молодости. В эту ночь они словно перешли рубеж, отделявший бесшабашную молодость от зрелости. И вдруг поняли, что первая половина их жизни уже пройдена, а вторую еще предстоит пройти.

Рано утром она ушла из номера. Они почти не спали в эту ночь. Просто лежали и смотрели друг другу в глаза, словно вели диалог, являвшийся логическим продолжением их встречи. А потом она встала и, не сказав больше ни слова, ушла.

Полежав немного, словно надеясь, что она снова вернется, он отправился принимать душ. И уже наслаждаясь сильными горячими струями, бьющими по телу, он услышал телефонный звонок. В его номере телефоны были повсюду, в том числе и в ванной комнате. Он снял трубку.

– Я забыла поблагодарить за картину, – услышал он голос Барбары. – Она мне очень понравилась. Спасибо. – И отключилась.

Он осторожно положил трубку и, улыбнувшись, сделал воду еще горячее, поднял голову навстречу бьющим сверху струям воды.