Они пристали к берегу, и вскоре рядом с катером показались полицейские машины. Их было сразу четыре – еще бы, ведь на каналах давно не случалось подобного! Но когда детективы узнали, что это Альфред Шварцман, тот самый Ястреб, о котором были предупреждены все полицейские Бенилюкса, положение кардинально изменилось. Приехало еще несколько машин полиции. Прибыли эксперты, врачи, криминалисты. Приехал даже заместитель министра внутренних дел.
Пистолет, из которого стреляла Барбара, забрали, уложив его в специальный пакет. Следователи по горячим следам допрашивали всех троих, бывших на судне во время происшествия. Сделали срочные запросы в Интерпол с просьбой выслать отпечатки пальцев Шварцмана. Передали запрос даже в Бразилию. Никто не мог поверить, что наводивший ужас на полицию стольких государств, имевший на своем счету столько убийств профессионал Альфред Шварцман погиб от руки молодой женщины.
В четыре часа утра в полицейское управление приехали узнавшие обо всем журналисты, и начался самый настоящий кавардак, какой бывает в таких случаях. Все кричали одновременно, добиваясь каждый своего. А про Дронго и Барбару просто забыли.
Они сидели в комнате следователя, глядя друг на друга. Прошло уже достаточно много времени, чтобы они могли прийти в себя и осмыслить случившееся. Они молчали, словно не решаясь говорить именно в этом месте, слишком шумном и агрессивном.
Еще через час приехал Якобсон. Он все не мог понять, каким образом Ястреб мог подменить капитана катера и так подготовиться к этому «романтическому путешествию». Менеджера разбудили ночью, и теперь он недовольно морщился, пытаясь разобраться в случившемся. Очевидно, некоторые подозрения у него все-таки появились! Он бросал подозрительные взгляды на сидевших рядом Дронго и Барбару. Еще через час приехали два адвоката, представлявшие интересы Осинского в Голландии. И всех свидетелей наконец отпустили.
В отель они ехали с Якобсоном в одной машине. Дронго сидел впереди, рядом с водителем. Теперь, когда Ястреб был убит, внешняя угроза Осинскому, казалось, исчезла. Хотя бы на время.
– Не понимаю, – произнес Якобсон, когда машины сворачивали на мост, – не понимаю, как он мог узнать о вашем путешествии?
Дронго молчал. Барбара, взглянув на Якобсона, тоже ничего не сказала. Вопрос так и остался без ответа. В отеле они разошлись по разным номерам. Дронго так устал, что с трудом заставил себя раздеться и встать под душ. Очевидно, он долго стоял под горячей водой, если не услышал, как в его номер постучали в первый раз. Кто-то постучал во второй раз, чуть сильнее, и он, накинув халат, вышел из ванной.
– Кто там? – спросил, по привычке осторожно подходя к двери. Оружие осталось в полиции, а нового он не попросил. Якобсон мог решить, что ему нравится оставлять пистолеты в качестве сувенирных подарков полицейским разных столиц Европы.
– Это я, – сказала Барбара, и он быстро открыл дверь.
Она была тоже в халате, очевидно, после принятого душа. Женщина вошла в номер, закрыла дверь, и они шагнули друг к другу.
Она не оправдывалась, не пыталась что-то объяснить или рассказать. Она просто пришла к нему, и это было лучшим объяснением, которое она могла произнести. Словно повторилась та первая ночь в парижском отеле «Ритц», когда их вулканическая встреча стала подлинным слиянием обоих начал.
В этот раз все было несколько иначе. Эффект узнавания уже прошел, но радость повторения еще не была обретена. Однако убийство Альфреда Шварцмана, нервные потрясения в полиции сказались на обоих и прежде всего на женщине. Она словно выплескивала из себя всю накопившуюся обиду, раздражение, боль. Эта ночь была похожа и не похожа на предыдущую. Хотя справедливости ради стоит сказать, что это была уже не ночь. За окном уже было светло, когда она шагнула к нему в номер.
Он проснулся в одиннадцать часов утра. Барбара еще спала. Узкая кровать голландского отеля «Пулитцер» несколько отличалась от широкой королевской кровати в «Ритце» и заставляла их теснее прижиматься друг к другу. Он осторожно убрал руку, чтобы не разбудить ее, и пошел в ванную комнату.
Когда он вернулся, она все еще лежала с закрытыми глазами. Он подошел к телефону и набрал номер.
– Да! – раздался недовольный заспанный голос Якобсона. Очевидно, он тоже не ходил на завтрак.
– Это я, – негромко сказал Дронго. – Когда мы улетаем во Франкфурт?
– Через три часа, – сказал Якобсон. – Вы не ходили на завтрак?
– Нет, конечно. Почему вы спрашиваете?
– Барбара опять пропала. Нигде не могут ее найти. Думаю, вчерашнее событие ее сильно потрясло. Неужели это она стреляла в Ястреба? Никогда бы не подумал. Или это все-таки были вы?
– Это была она, – терпеливо сказал Дронго. – Она спасла мне жизнь.
– Удивительно, – пробормотал Якобсон. – Интересно, куда она могла пойти? В холле не видели, когда она уходила.
– Вы действительно не догадываетесь, где она может быть?
– Она у вас, – понял Якобсон. – Вообще-то я так и думал. Иначе бы она не стала стрелять.
– Очень глубокая мысль, – раздраженно заметил Дронго, положив трубку на рычаг. И, обернувшись, увидел, как смотрит на него Барбара.
– Он не верит, что я убила Шварцмана? – спросила она, поняв по ответам Дронго, что именно спрашивал их менеджер.
– Немного сомневается. Ястреб был слишком опасен, чтобы его могла вот так просто застрелить женщина.
– Он смотрел все время на тебя, словно меня и не было в каюте, – тихо сказала Барбара, – это было совсем не трудно.
– Очевидно, его предупредили, что ты не будешь вмешиваться.
– Да, – подтвердила она. – Я и не должна была вмешиваться.
– Ты знала, что меня должны были убить?
– Нет. Но я понимала, что там может случиться нечто подобное. Мне поручили организовать эту ночную прогулку по каналам Амстердама, выбрав именно катер, принадлежавший отелю.
– Но ты догадывалась, что меня могут убить?
– Догадывалась, – кивнула она, – но мне казалось это справедливой платой за твое равнодушие ко мне в Брюсселе. А когда ты сказал, что сожалеешь, я почувствовала, что начинаю сомневаться. Но самое главное – я увидела глаза Шварцмана. Это был взгляд палача. Безжалостного убийцы. Такой торжествующий и агрессивный одновременно. И я поняла, что никогда не прощу себе, если он останется победителем.
– Я еще тебя не поблагодарил. В этой поездке все решили спасать мне жизнь, – сказал Дронго, – во всяком случае, спасибо за твою решительность. Он бы наверняка выполнил угрозу, бросив меня в канал с простреленными конечностями. А может, придумал бы еще какое-нибудь издевательство.
– Я это почувствовала.
– Через три часа мы улетаем во Франкфурт, – сказал он, – там снова произойдет обмен. Рэнди улетит в Буэнос-Айрес, а настоящий Джордж Осинский займет его место. Вернее, свое место.
– Почему? – удивилась она.
– Там, на концерте, будет присутствовать американский посол в Германии. А он знает Осинского в лицо и может почувствовать подмену. Они решили не рисковать. Тем более сейчас, когда Ястреб убит. Хотя я думаю, что ничего еще не кончилось.
– Почему ты так считаешь?
– Ты знала, что Мартин работал на МОССАД?
– Нет, – изумленно произнесла Барбара, – конечно, не знала.
– Этот Фонд привлекает разведчиков всего мира, – пояснил Дронго. – Зато это знал Якобсон. Боюсь, что он подозревает и тебя. Это ничем хорошим не кончится.
– Я больше не буду работать с Джорджем, – чуть покраснела женщина, – я могу просто уволиться.
– Не разрешат. Ни в ЦРУ, ни люди Фонда. Как ты поддерживала контакты с представителями ЦРУ?
– Они звонили мне, когда было нужно, и мы встречались. Примерно раз в неделю.
– Каждый раз приходили разные люди?
– Да. Но чаще приходил один человек, которого я называла мистер Джоунс. Он встретился со мной и вчера, в Амстердаме.
– Когда вы должны с ним снова встретиться?
– Я должна ему позвонить перед отъездом в Германию и договориться о встрече во Франкфурте.
– Он оставил телефон?
– Да.
Дронго чуть приоткрыл занавеску своего окна.
– Сегодня хорошая погода.
– Ты не хочешь мне больше ничего сказать? – удивилась она.
– Ничего.
– Ты меня простил?
Он обернулся к ней.
– Ты спасла мне жизнь. По-моему, ты задала глупый вопрос.
Она снова закусила губу, но, ничего не сказав, поднялась, надевая халат.
– Я пойду к себе. Нужно собрать вещи.
Он поднялся, подойдя к ней, бережно поднял правую руку, чуть касаясь губами ее ладони. И больше ничего не было сказано. Она ушла, а он принялся одеваться, чтобы навестить Рэнди Александера, к которому у него был небольшой долг.
Одевшись, он вышел из номера и, спустившись на лифте, прошел в левое крыло, в апартаменты Рэнди. У входа стоял знакомый охранник из службы безопасности отеля.
– А где наши люди? – спросил Дронго.
– Они поехали в магазины, – улыбнулся охранник. – Говорят, уже можно. Вы сегодня нашли и пристрелили убийцу.
– Это был не я, – возразил Дронго, входя в номер.
Рэнди сидел за накрытым столом. По его указанию сюда приносили свежие фрукты, шоколад и шампанское, которые меняли каждые три часа. Рэнди, очевидно, любил клубнику. Увидев Дронго, он заулыбался.
– Я ведь предупреждал, – сказал Дронго, – чтобы ты не приставал к Барбаре. А ты в Брюсселе все-таки решил сделать по-своему.
Рэнди испуганно вскочил, отступая за стол.
– Нет! – запричитал он. – Ничего не было! Честное слово! Я только ей предложил. Ничего не было!
Дронго шагнул к нему, Рэнди побежал вокруг большого стола.
– Не нужно. Я больше не буду. Честное слово, ничего не было.
– Ах ты сукин сын! – зло выговорил Дронго и, рванувшись, успел схватить Рэнди за рубашку, измазавшись при этом в клубнике.
– Нет, – попросил Рэнди и отлетел на пол после сильного удара.
Он заплакал, размазывая слезы по лицу.
– Вставай, – предложил Дронго, – я ведь тебя честно предупреждал. Нельзя быть таким идиотом, Рэнди.
Тот потрогал свой опухший нос и заплакал еще сильнее. Дронго стоял над ним, испытывая смешанное чувство брезгливости и неприятия этого жалкого подонка.
– Вставай, – раздраженно сказал он, – я тебя больше не трону.
Рэнди испуганно отполз в сторону и поднялся, шмыгая разбитым носом, из которого потекла тоненькая струйка крови.
– Иди переоденься, – предложил Дронго, – и поменяй рубашку.
Рэнди поспешил в спальню. Дронго вошел следом за ним. Окна спальной комнаты были распахнуты настежь. Напротив располагались номера Брета и Хуана.
Решили, что все кончилось, вспомнил Дронго, вот молодцы, сразу воспользовались моментом. Он посмотрел на Рэнди, размазавшего слезы и кровь по лицу.
– Сначала умойся, – посоветовал он. В комнате Хуана кто-то отодвинул занавеску.
Наверное, уже вернулись, подумал Дронго. Он услышал шум и прошел в гостиную. Там был Якобсон.
– Эти ребята совсем распустились, – возмущенно говорил он, – сейчас встретил их на лестнице, идут с большими сумками, словно приехали сюда за покупками. Они решили, что охранять Рэнди совсем не обязательно.
Дронго чуть усмехнулся. Якобсон был прав, но и молодых ребят можно было понять. Они впервые оказались в таком городе, как Амстердам, и, наверное, их интересовали не столько магазины, сколько «розовый квартал», где они наверняка уже успели побывать.
– Они пошли в номер? – спросил он, улыбаясь.
– Нет, – раздраженно ответил Якобсон, – сейчас поднимаются сюда.
Дронго вспомнил отодвигавшуюся занавеску в номере Хуана. Мгновение на то, чтобы это вспомнить, мгновение, чтобы осознать значение этого факта, и еще одна секунда, чтобы понять сказанное Якобсоном. Оба охранника были на лестнице, значит, в номере Хуана был кто-то чужой. Или это была горничная. Но почему тогда она трогала занавеску именно в тот самый момент, когда Рэнди подходил к своему окну?
– Рэнди! – закричал Дронго изо всех сил. – Рэнди, падай на пол!
Оттолкнув изумленного Якобсона, он бросился в спальню. Но успел добежать лишь до дверей. Вышедший из ванной Рэнди уже подошел к раскрытым окнам и радостно вдыхал свежий воздух, видимо, сознавая, что легко отделался. Он не понимал, почему этот грозный тип так переживает из-за Барбары. В конце концов, она была его секретарем. О том, что Барбара Уэлш была секретарем самого Осинского, он уже забыл и отождествлял себя с настоящим Осинским. Не говоря уже о том, что в обязанности личного секретаря совсем не входили способы ублажения своего шефа.
Он смотрел на внутренний дворик отеля. Если не считать этого неприятного типа, который все время появлялся не там, где надо, последние дни были лучшими в его жизни. Рэнди радостно вздохнул. Ему все здесь нравилось. Хотелось быть Осинским всю оставшуюся жизнь. Он и не подозревал, что оставшаяся жизнь исчисляется несколькими секундами.
Из номера Хуана, расположенного напротив, раздалось два характерных щелчка.
– Нет! – закричал Дронго, но Рэнди, оглянувшись, испуганно уставился на два кровавых пятна, вырастающих у него на груди. И с улыбкой, не понимая, сполз на пол. У Дронго не было оружия, и поэтому он не мог выстрелить в ответ по окну, из которого стреляли. Вместо этого он подскочил к телу Рэнди и отодвинул его от окна, чтобы не было видно снаружи. И лишь затем крикнул Якобсону:
– Бегите! Скажите, чтобы они перекрыли все выходы из отеля! Пусть ищут убийцу!
Якобсон бросился к дверям. Дронго потрогал пульс лежащего на полу человека. Бедняга Рэнди был мертв.