К театру они подъехали через сорок минут – сказались автомобильные заторы в центре Москвы. Крушанов встречал их у служебного входа. Он энергично пожал руки обоим и проводил в комнату, где их уже ждал Полуяров. Молодой актер заметно волновался. От волнения у него даже выступили красные пятна на щеках. Это был сероглазый шатен, больше похожий на датчанина, чем многие из его товарищей по спектаклю. Среди его предков были прибалты, и это сказывалось и на внешности Полуярова. Когда Дронго и Вейдеманис в сопровождении завхоза вошли в комнату, он сразу поднялся, вытягиваясь в струнку, словно при появлении высокого начальства.
Полуяров не хотел признаваться даже самому себе, что ужасно боится этого разбирательства. Ему все время казалось, что именно его рано или поздно обвинят в непреднамеренном убийстве Натана Леонидовича Зайделя. Ведь именно он выносил к последнему акту связку рапир. И хотя рапирами пользовался Гамлет-Морозов, когда протыкал занавес со спрятавшимся там Полонием-Догелем, а затем ими пользовался Лаэрт-Шунков и его соратники, когда появлялись в королевском дворце, но тем не менее именно он, Озрик, выносил эту связку рапир, среди которых оказалась и та, злосчастная.
Следователь допрашивал его больше других. Даже Морозова, который, собственно, и нанес удар Зайделю, допрашивали гораздо меньше. Ведь Марат был звездой, играл Гамлета, успел получить заслуженного, а Полуяров был всего лишь приглашенным из провинции начинающим актером. И следователь отыгрался на нем по полной программе, едва ли не обвинив в преднамеренном убийстве. Однако Полуярова спасло то обстоятельство, что следователя убедили провести следственный эксперимент и из шкафа начали падать все рапиры. Иначе виноватыми могли сделать либо рабочего Ханларова, который выдал рапиры, либо актера Полуярова, который эти рапиры раздавал актерам на сцене. Только вмешательство главного режиссера уберегло их от огульного обвинения. Поэтому узнав, что эксперты снова проводят повторное расследование, Полуяров просто испугался, что на этот раз его точно обвинят в этом убийстве.
– Здравствуйте, – приветливо сказал Дронго, почувствовав состояние молодого актера.
– Здравствуйте, – судорожно кивнул Полуяров.
– Садитесь, – показал Дронго на стул и уселся напротив. Эдгар сел рядом. Крушанов посмотрел на актера и строго сказал:
– Это господа эксперты. Они хотят с тобой поговорить.
Ему явно нравилась менторская роль. Если бы завхоз попробовал так разговаривать с кем-то из известных актеров, он вылетел бы из театра через десять минут. Но он бы никогда и не посмел так разговаривать с другими актерами.
– Говори им всю правду, – нравоучительно произнес завхоз и вышел из комнаты.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Дронго.
– Спасибо, – нервно ответил Полуяров.
– Вам нужно успокоиться, – посоветовал Дронго, – мы ведь не следователи и не прокуроры. Мы всего лишь частные эксперты и не собираемся ни в чем обвинять вас.
– Спасибо, – еще раз сказал Полуяров.
– Отвечайте только на мои вопросы. Как вы относились к покойному Зайделю?
– Очень уважительно. Он был прекрасным актером.
– Вы знали, что некоторые не очень любили его?
– В любом театре бывают разные ситуации, – осторожно ответил Полуяров.
– Вы знали, что Ольга Шахова была его первой супругой?
– Об этом все знали.
– Когда вы поняли, что Зайдель умер прямо на сцене?
– Я не сразу понял. Мне казалось, что он просто потерял сознание. Только потом я начал понимать, что он совсем не двигается, и подошел к нему. Рядом с ним стоял Сказкин, который играл Горацио. Еще я помню, что Ольга Сигизмундовна даже открыла глаза и фыркнула на нас. Мы чуть не сорвали спектакль… Но все обошлось.
– Вспомните, кто был на сцене в тот момент, когда Морозов нанес свой удар. Там должны были находиться король, королева, Гамлет, Лаэрт, Озрик и Горацио. Кто еще по сценарию? Кто еще стоял рядом с вами на сцене?
– Вельможи, – вспомнил Полуяров, – двое вельмож и двое стражников. Все четверо – наши актеры.
– Где стояли стражники? Рядом с вами?
– Нет. В разных концах сцены. Они как бы очерчивали действие по замыслу Эйхвальда.
– А вельможи?
– Недалеко от нас. Один стоял около короля, а другой – рядом с Лаэртом. Был как бы его секундантом, если не считать меня. А рядом с Гамлетом был Горацио.
– Кто из актеров был рядом с королем?
– Анзор Ивардава. Он молодой, но тучный, и его загримировали под старика.
– А второй вельможа?
– Алексей Фишкин. Ему уже под шестьдесят, скоро на пенсию. Он играет таких благообразных стариков. Недавно сыграл Фирса…
– Но Фирс у Чехова не благообразный старик, – возразил Дронго. – Значит, на сцене были еще двое вельмож? А куда вы вынесли рапиры?
– На маленький столик, рядом с занавесом, – ответил Полуяров.
– Давайте по порядку. В тот вечер вы лично взяли связку рапир у Ханларова?
– Нет, – ответил актер, – они уже лежали на столике, за кулисами. Ханларов принес их еще в начале спектакля. Там были алебарды и рапиры. Их забирали все, кто участвовал в спектакле.
– Алебарды тоже, – вспомнил Дронго, – все правильно. Я совсем забыл про алебарды. Первый акт – стражники, тень отца Гамлета… Значит, они лежали на столе?
– Да. Несколько штук. Стражники забирали алебарды, когда выходили на сцену, и оставляли их на столике, когда возвращались обратно за кулисы. А связку рапир Ханларов принес немного позже. Я вынес несколько рапир, и среди них оказалась та самая, которую взял Гамлет. Вернее – Марат Морозов.
– Подождите, – нахмурился Дронго, – что-то не совсем получается. Давайте снова. Рапиры и алебарды лежали на столе. И вы взяли несколько рапир, когда выходили на сцену в заключительном акте. Правильно? Не две и не три?
– Да, конечно.
– Сколько?
– Пять или шесть. Точно не помню.
– Ты понимаешь, чего мы не учитывали с самого начала? – взволнованно спросил у Эдгара Дронго. – Здесь не могло быть заточенной рапиры. Ее не могли поменять ни в шкафу, ни заведующий реквизитом Аствацатуров, ни рабочий Ханларов, ни актер, игравший Озрика. Он не давал заточенную рапиру Гамлету. У нас были ложные предпосылки. Нам казалось, что заточенная рапира попала в связку рапир, и потом ее случайно достали оттуда. Но убийца был гораздо умнее, чем мы предполагали, – ведь Озрик мог вытянуть из связки незаточенную рапиру. И он должен был дать две рапиры Гамлету и Лаэрту. А остальные остались на столе. Правильно?
Вейдеманис кивнул. Полуяров смотрел на них, не понимая, что именно происходит.
– Да, – помедлив, испугался он, – все правильно.
– Стражники точно не подходили к вам? – переспросил Дронго.
– Нет, не подходили, – убежденно ответил Полуяров.
– Ваш спектакль кто-то записывал на пленку?
– Нет. Даже фотографировать не разрешают, чтобы не отвлекать актеров. А спектакль был записан на пленку еще зимой, когда его хотели выдвинуть на Государственную премию.
– Теперь мне все ясно. У меня осталось еще несколько вопросов. Как вы относитесь к актрисе, сыгравшей Офелию?
– К Лене Невзоровой? Очень хорошо. Нормальная девочка, неплохо играет. А почему вы спрашиваете?
– Нет, не к Невзоровой. Ведь в тот вечер играла Рогаткина?
– Она играет в спектакле реже, – не очень уверенно ответил снова испугавшийся Полуяров.
– Но в тот вечер играла именно она, – настаивал Дронго.
– Да. Но она играет гораздо реже.
– Почему?
– Не знаю. Это решает главный режиссер. Все роли играют конкретные актеры, а Офелию – две актрисы. Наверное, ему так удобнее.
– Потому что Рогаткина его протеже?
– Я этого не говорил, – выдохнул Полуяров. – Просто две актрисы играют эту роль. Вы спросили про Офелию, и я думал, что вы спрашиваете о Лене Невзоровой.
– Оставим Невзорову в покое, – предложил Дронго, – вы ведь прекрасно знаете, что Светлану Рогаткину в этот день поставили на спектакль, сменив Елену Невзорову. Было такое?
– Да. Их поменяли.
– Почему? Только не отводите глаза и не лгите. Почему одну актрису сменили на другую?
– Потому… потому… Светлана более общительный человек, легче идет на все контакты, – пояснил Полуяров, осторожно выбирая слова.
– В том числе и с главным режиссером, – продолжал давить Дронго.
– Она пользуется его поддержкой, – нерешительно подтвердил Полуяров.
– Зайдель тоже оказывал ей покровительство?
– Она многим нравится.
– Кому еще?
– Просто я сказал, что она многим нравится как красивая молодая женщина.
– Кому еще? – повторил свой вопрос Дронго, уже с нажимом.
– Я знаю, что она нравилась Морозову, Шункову… Даже ее преподаватель Сказкин говорил, что она очень симпатичная девочка, и рекомендовал ее Эйхвальду.
– Ладно. Давайте закончим на этом. Спасибо. Вы можете идти.
Полуяров поднялся и буквально выбежал из комнаты.
– Я не совсем понял про алебарды, – сказал Вейдеманис. – У тебя появилась новая идея?
– Алебарды – это такие топоры с длинной рукояткой, – задумчиво сказал Дронго, – и понятно, что они были в реквизите. Никто не станет носить такие штуки по улицам города. А рапиру вполне могли принести. Ты помнишь, что Арам Саркисович сказал нам про рапиру, которой нанесли укол Зайделю. Он был уверен, что это не его рапира, на ней не было его насечек. Значит, ее заменили.
– Это понятно. Он нам так и сказал. Я не совсем понимаю, что именно тебя взволновало. Кто-то принес рапиру и положил ее в шкаф, в связку незаточенных рапир. И нам нужно узнать, кто это сделал.
– Нет, – убежденно ответил Дронго, – все было совсем иначе. Убийство было идеально задумано и мастерски осуществлено. Дело в том, что убийца, во-первых, должен был видеть сцену смерти короля несколько раз, чтобы продумать свой план. И во-вторых – а это самое главное, – у меня есть конкретные подозреваемые в этом преступлении. Теперь уже есть.
– Тогда поясни мне, что ты об этом думаешь.
– Рапира не могла лежать среди других клинков, – возбужденно пояснил Дронго, – ведь даже по статистике она могла не попасть в число тех двух рапир, которые выдал Озрик Лаэрту и Гамлету для боя. Она была в связке, но ведь ее нужно было дать. И убийца вытащил ее из связки, положив отдельно для Озрика. Но тот перепутал – допустил небольшую ошибку. Заточенная рапира оказалась сначала у Гамлета, а тупая у Лаэрта. У Шекспира вся сцена гениально прописана. Вино, предназначенное Гамлету, пьет королева и умирает. А яд на клинке был предназначен тоже ему. И Лаэрт должен был нанести свой удар, после чего Гамлет отбирает у него рапиру, наносит свой удар и убивает дядю – короля. Человек, который придумал это убийство, прекрасно знает пьесу Шекспира.
Среди двух рапир одна была заточенной. И она случайно попадает в руки Гамлета. Здесь вариант пятьдесят на пятьдесят, и он не в пользу убийцы. Но выдает его с головой.
– Я по-прежнему ничего не понимаю, – признался Эдгар.
– Восемь рапир приносит Ханларов и кладет их на столик за кулисами. Из этой связки актеры берут рапиры для конкретных сцен, а в заключительном акте бóльшая часть рапир выносится на сцену Озриком. Среди них есть заточенная рапира, и убийца знает, что она там. Он вытаскивает ее из общей связки и кладет сверху для Озрика. Тот берет две рапиры и случайно отдает заточенную Гамлету, а незаточенную Лаэрту. Но у Шункова свои счеты с Морозовым, и когда тот случайно его ранит, он начинает нервничать. Потом он отнимает у Лаэрта рапиру, и с этой минуты все предопределено. Лаэрт наносит свой удар Гамлету. Все идет уже по Шекспиру. Гамлет возвращает себе рапиру и наносит удар Лаэрту. А потом бьет короля, своего дядю, не подозревая, что рапира заточена. И убивает его. Идеальное убийство. Обвинять можно кого угодно: главного режиссера Эйхвальда, завхоза Крушанова, заведующего реквизитом Аствацатурова, рабочего Ханларова, даже несчастного Озрика-Полуярова, который и выдал эти рапиры обоим актерам. Чуть ли не Шекспира… Но на самом деле там был убийца, который разработал этот план.
– Какой убийца? Кто?
– У нас есть несколько подозреваемых. Самого короля мы убираем как жертву. Озрик слишком труслив, не говоря уже о том, что именно он и раздавал рапиры. Остаются несколько человек, которые были в этот момент на сцене. Гамлет, королева, Лаэрт, Горацио и двое вельмож. Шесть человек. С Озриком семь. И никак не больше. Один из этой семерки и был убийцей Зайделя, разработав гениальный план его устранения.
– Но почему ты убежден, что убийца присутствовал на сцене в момент смерти короля?
– Заточенная рапира. Если убийца не дурак, то он должен был просчитать все шансы. Восемь незаточенных рапир на полке в шкафу, и две заточенные. Десять рапир. И только одна, которой можно нанести роковой удар. Конечно, убийца подменил все заранее, но сам не понес рапиры на сцену. А подождал, пока их принесет на столик Ханларов и вынесет на сцену Озрик-Полуяров.
До этого шансы на то, что в руках Озрика окажется нужная рапира, – один из десяти. Десять шансов из ста. Слишком маленький шанс, все может случиться. Убийца не стал пускать дело на самотек. Он подходит к столу прямо на сцене и выбирает рапиру, которую Озрик даст Гамлету. Вот с этой секунды все решено, и Зайдель действительно обречен.
– Господи, – прошептал Вейдеманис, – неужели ты все это сумел просчитать?
– Я подумал про алебарды, которые лежали за кулисами, и понял, как можно было совершить это преступление. Остается понять, кто и зачем это сделал.
– Тогда все ясно. Это сделала Ольга Сигизмундовна. Таким образом она отомстила своему первому мужу за свой выкидыш. Может, она даже считала себя вправе делать нечто подобное – ведь тогда его так и не посадили в тюрьму за то, что он с ней сделал. А сейчас она просто вершила правосудие. Помнишь, как в «Восточном экспрессе» у Агаты Кристи, когда порядочные люди вершат правосудие?
– Ее сложно назвать порядочным человеком, – возразил Дронго, – но она вполне могла это сделать. И Шунков под ее влиянием мог сделать нечто подобное. Он ведь абсолютно беспринципный эгоист и альфонс. У Сказкина было меньше причин для подобного. Остается поговорить с Маратом Морозовым, чтобы восстановить всю картину до конца. Может, он вспомнит, кто именно, кроме Озрика, подходил к столу с рапирами. И тогда мы наконец сможем вычислить убийцу. Не забывай, что мы ничего не знаем о двух актерах, сыгравших вельмож, – об Ивардаве и Фишкине. Нужно будет постараться найти и этих лицедеев, чтобы завершить наше расследование и найти убийцу.