Они играли в шахматы, и Дронго отчаянно сопротивлялся, чтобы свести партию вничью. У него была очень слабая позиция, но даже в этих условиях он проявлял чудеса изобретательности. Уступая в качестве, он сумел наконец разменять две свои фигуры на две фигуры Вейдеманиса и, переводя игру в эндшпиль, добился наконец предложения Эдгара о ничьей.

Эдгар Вейдеманис, его напарник и многолетний партнер, начал собирать фигуры в коробку.

– Ты здорово защищался, – сказал он, обращаясь к своему другу, – но у тебя чувствуется отсутствие школы. Первые двадцать ходов опытные шахматисты обычно делают автоматически, а ты каждый раз пытаешься что-то придумать и поэтому с самого начала попадаешь в невыгодное положение.

– Зато мне удается запутать соперника, – возразил Дронго, – но, в общем, ты прав. Учитывая, насколько лучше ты играешь в шахматы, моя ничья – это огромное достижение. Ты помнишь, я рассказывал тебе о моих личных встречах с Гарри Каспаровым?

– Когда вы ходили в бакинский Дворец пионеров? – рассмеялся Вейдеманис. – Ты мне рассказывал эту историю. Счет твоих личных встреч с Каспаровым – два ноль в его пользу.

– Я тогда чуть не заплакал, – признался Дронго, – я ведь старше Каспарова на несколько лет. Пришел играть на соревнования, а напротив меня сидит мальчик, совсем ребенок. Он меня довольно легко обыграл, играя белыми. Я разозлился и предложил ему сыграть снова. На этот раз белые были у меня. Я проиграл еще быстрее. С тех пор и горжусь, что счет наших личных встреч – два ноль в его пользу. Сыграть с Каспаровым, даже когда он был совсем ребенком, – для этого нужно иметь мое мужество.

Оба расхохотались.

– Но тогда ты не мог знать, что он будет чемпионом мира, – заметил Эдгар.

– Есть такая известная восточная пословица, что гениальность ребенка можно определить даже по его… как бы помягче выразиться… какашкам. Вот так, мой друг. Уже тогда было ясно, что он гений. А из меня ничего путного в плане шахмат не получилось. Потом я познакомился с его дядей – известным композитором Леонидом Вайнштейном и много лет дружил с ним. Но играть в шахматы с Каспаровым больше никогда не садился. Глупо устраивать боксерский поединок с одним из братьев Кличко, играть в шахматы с Каспаровым или бегать дистанцию с Борзаковским. Если есть хоть один шанс, нужно пытаться бороться, но когда вероятность победы равна нулю, нужно уметь признавать чужое превосходство.

– Любой другой человек мог бы сказать подобное, и я бы ему поверил. Но только не тебе, – улыбнулся Вейдеманис, – ты все равно ввязался бы в боксерский поединок с Кличко, даже не имея ни одного шанса, и все равно упрямо попытался бы обыграть Каспарова, прекрасно понимая, что он легко выиграет у тебя даже без пары фигур.

– Без трех фигур, не меньше, – вздохнул Дронго. – Но такой у меня дурацкий характер. Не люблю заранее предрешенные результаты.

В этот момент зазвонил его городской телефон. Оба взглянули на аппарат. Первый звонок, второй, третий… Затем включался автоответчик, который сообщал, что хозяина нет дома, и просил оставить сообщение. После некоторой паузы раздался женский голос.

– Вам звонит Нина Зайдель, супруга покойного Натана Леонидовича Зайделя, – сообщила позвонившая. – Простите, что я вас беспокою, но ваш телефон дал мне режиссер Симаков, с отцом которого вы дружили. Извините, что я решилась позвонить, но у меня к вам очень важное дело.

Она положила трубку. Дронго взглянул на своего друга.

– Что ты об этом думаешь?

– Это тот самый известный актер, который умер на сцене несколько месяцев назад, – вспомнил Эдгар. – Между прочим, я ходил на его спектакли. Поразительного мастерства был актер. Ведущий актер Театра на Остоженке у самого Зиновия Эйхвальда. А тот справедливо считается одним из лучших режиссеров, и не только Москвы. У него европейское имя и слава блестящего театрального экспериментатора. Его шекспировские постановки приезжают смотреть из Англии. Можешь себе представить?

– Могу, – кивнул Дронго, – я видел «Отелло» с участием Натана Зайделя. Мне понравилось. У него Отелло был не придурковатым афроамериканцем, который умирает от ревности к своей белой супруге и слишком доверяет подлецу Яго, а философом, который пытается понять причины тех или иных поступков окружающих его людей. И еще был просто великолепен Яго. Он наслаждался своим злодейством. Он чувствовал себя глубоко уязвленным своим низким постом и подчинением Кассио, которого ненавидел не меньше Отелло. Ведь тот обошел его по службе.

– Вот видишь. Значит, ты у нас тоже театрал, – удовлетворенно кивнул Вейдеманис. – Будешь ей звонить?

– Обязательно. Говорили, что Зайдель умер от сердечного приступа на сцене. Потом пошли разные слухи, что на самом деле там был какой-то невероятный несчастный случай. Об этом писали некоторые газеты. Меня тогда не было в Москве, но я читал об этом в интернетных сообщениях.

– Я тоже читал, – вспомнил Эдгар. – Он был одним из самых известных актеров современной России. Жаль, что все так получилось. Насколько я помню, он был относительно молод. Только пятьдесят два года.

Дронго подошел к столу и включил компьютер, входя в Интернет. Уже через несколько минут он смотрел на фотографии народного артиста республики Натана Леонидовича Зайделя, которые были выставлены на сайте театра. Здесь же был довольно внушительный список его ролей в театре и гораздо меньший список его ролей в кино. Про смерть известного актера газеты писали, что это был несчастный случай: кончик заточенной рапиры попал в сердечную мышцу, вызвав мгновенную смерть. Соболезнования по поводу смерти известного артиста прислали не только ведущие режиссеры и актеры, но и руководство страны. Дронго обратил внимание, что последняя роль, во время исполнения которой погиб Зайдель, была роль короля в спектакле «Гамлет». Закончив чтение, он распечатал некоторые материалы и передал их Вейдеманису. Тот начал читать, Дронго терпеливо ждал. Наконец Эдгар поднял голову.

– Очень интересно. Но не совсем понятно, как он мог умереть на сцене.

– Это мы сейчас узнаем, – кивнул его напарник, придвигая к себе телефонный аппарат.

Набрав номер телефона, Дронго услышал женский голос.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался он, – это госпожа Зайдель?

– Да, – голос был довольно молодой.

– С вами говорит эксперт Дронго, которому вы недавно звонили.

– Спасибо, что перезвонили, – взволнованно сказала она. – Как мне к вам обращаться?

– Дронго. Меня обычно так называют.

– Очень приятно. А я Нина…

– Простите, как ваше отчество?

– Можете без отчества. Просто Нина. Я хотела бы с вами срочно встретиться. Понимаете, речь идет о моем погибшем муже…

– Понимаю. Где и когда мы можем с вами встретиться?

– Где угодно и когда угодно. Чем раньше, тем лучше. Мне нужна ваша помощь.

Дронго взглянул на Вейдеманиса.

– Если хотите, я могу приехать к вам, – предложил он, – или вы ко мне. Или встретимся на нейтральной территории.

– Как вам удобно. Давайте лучше вы ко мне.

– Где вы живете?

– На Тверской, недалеко от отеля «Марриотт». Я вам все объясню, – она назвала адрес.

– Я знаю это место. Вы будете одна?

– У меня есть домработница. Но я ее отпущу, если нужно.

– Я буду со своим напарником, – сообщил Дронго, – если вы не возражаете.

– Нет-нет, конечно.

– Это обычная мера предосторожности, – пояснил Дронго, – в этом городе есть несколько человек, которым я не очень нравлюсь. Вы меня понимаете?

– Конечно, понимаю. Можете приехать. Запишите мой адрес. Внизу у нас сидит дежурная, которую я предупрежу о вашем приезде. Когда вы сможете приехать?

– Через час.

– Очень хорошо. В таком случае я буду вас ждать ровно через час. Большое спасибо, что вы откликнулись на мое предложение. И еще раз извините меня, что я позвонила сама на ваш домашний телефон. Поверьте, у меня просто безвыходная ситуация.

– Верю. И до встречи.

Он положил трубку. Посмотрел на своего друга.

– Новые приключения Шерлока Холмса и его друга доктора Ватсона, – улыбнулся тот. – Едем вместе?

– Куда я без тебя денусь, – пробормотал Дронго. – И судя по тому, как регулярно ты обыгрываешь меня в шахматы, – это ты Шерлок Холмс со своим могучим интеллектом, а я всего лишь доктор Ватсон.

– Не нужно скромничать, – возразил Вейдеманис, – ты у нас главный эксперт, а я – всего лишь помощник. Игра в шахматы не имеет к этому никакого отношения. Иначе самыми лучшими сыщиками в мире были бы Крамник или Каспаров.

– Между прочим, доктор Ватсон оставил воспоминания об их подвигах, – напомнил Дронго. – А ты хоть бы один раз что-нибудь написал о наших расследованиях.

– О половине из них вообще никогда нельзя будет написать, а другая половина – слишком громкие дела, которые могут привлечь к тебе излишнее внимание. Тебе это нужно? Среди следователей и экспертов Европы у тебя и без того слишком громкая известность.

– Убедил, – кивнул Дронго, – не нужно ничего писать. Пусть я умру безвестным героем.

– С этим повремени, – посоветовал в тон своему другу Эдгар, – надеюсь, что мы еще поживем.

Через час они уже входили в дом. Бдительная дежурная задала им несколько вопросов, а затем позвонила наверх и сообщила Нине Владленовне, что прибыли гости. На шестом этаже их уже ждала хозяйка квартиры. Ей было где-то около сорока. Миловидное лицо с правильными чертами, видимо красивое в молодости, голубые глаза. Уже сильно располневшая фигура, крупные формы. Женщина была в юбке и светлой блузке, которая обтягивала ее и несколько стесняла движения. Очевидно, что после смерти мужа она не очень следила за собой и поправилась. У нее были красивые каштановые волосы. Женщина предложила им пройти в просторную гостиную. Там стояла тяжелая испанская мебель. На стенах висело несколько картин русских художников начала века; на самом видном месте – картина, изображавшая самого Натана Зайделя в роли Ричарда Третьего.

– Чай или кофе? – спросила хозяйка. – Я отпустила мою помощницу, но могу приготовить сама.

– Не нужно, – ответил Дронго, – давайте сядем и переговорим.

– Да, конечно, – кивнула Нина Владленовна, усаживаясь на один из резных стульев с высокой спинкой, стоявших вокруг стола. Гости уселись напротив.

– Я думала, что вы гораздо старше, – смущенно призналась хозяйка квартиры. – Представляю, что думает наша бдительная консьержка. Двое молодых мужчин приходят вечером к вдове, – она невесело усмехнулась.

– Тогда хорошо, что нас двое. И уже не совсем молодых, – возразил Дронго. – Насколько я знаю, ваш муж погиб несколько месяцев назад прямо во время спектакля. Все правильно?

– Да. Именно поэтому я и хотела с вами переговорить.

– Мы вас слушаем.

– Дело в том, что он не погиб. Его убили, – сообщила вдова, – и уже несколько месяцев я пытаюсь понять, что там произошло.

– Давайте по порядку. Сначала расскажите, что вам известно.

– Да, конечно, – вздохнула она. – Это случилось в тот вечер, когда в Театре на Остоженке, где работал мой муж, давали спектакль «Гамлет». Вы, наверное, слышали об этом спектакле. Его собирались даже выдвинуть на Государственную премию. Это была одна из лучших ролей моего супруга. – Было заметно, как она волнуется.

– Не нервничайте, – посоветовал Дронго. – Я понимаю, как вам тяжело, но мне важно услышать от вас достаточно беспристрастную версию случившегося. Если это возможно…

– Вы правы. Я должна немного успокоиться… В тот вечер играли спектакль, на котором было много известных людей. Даже министр культуры. Можете себе представить, как играли актеры, понимающие, что в зале находится такая публика!

– Не сомневаюсь, что играли хорошо. Насколько я знаю, Театр на Остоженке сейчас находится на взлете и режиссер Эйхвальд считается одним из лучших мастеров российской сцены.

– И самым лучшим его актером был мой погибший муж, – глухо произнесла Нина Владленовна. – Он играл короля. Вы знаете, какого напряжения и нервной отдачи требует эта роль. И вообще, играть у Эйхвальда вполсилы невозможно. Он не терпит пренебрежительного отношения актеров к своему делу.

Дронго согласно кивнул.

– Они играли последний акт, – продолжала вдова, – помните, когда Гамлет и Лаэрт фехтуют. Здесь все произошло как в реальной жизни. У актера, игравшего Гамлета, в руках оказалась заточенная рапира, и он нанес болезненный удар Лаэрту, слегка поранив ему руку. Лаэрта играл молодой Федя Шунков. Он разозлился и в ходе сцены, завладев именно этой рапирой, ударил Гамлета в плечо и тоже нанес ему рану. Уже тогда нужно было остановить спектакль и разобраться, что там происходит. Но разве можно останавливать спектакль, когда в зале находится сам министр культуры?

Потом они поменялись рапирами, и уже Гамлет попытался ударить Лаэрта, но только разорвал ему рубашку. Они оба не понимали, насколько опасны их «театральные игры». Или делали вид, что не понимают, я не знаю, что сейчас думать. А потом началась знаменитая сцена, где умирает королева и Гамлет кричит: «Ну так за дело, яд!», закалывая короля. Не могу об этом даже вспоминать. Меня не было в тот вечер на спектакле, хотя обычно я ходила на все спектакли мужа. Но именно в тот вечер меня там не было. Гамлет ударил мужа в сердце, как и полагалось по сценарию. И все актеры заметили, как муж дернулся, словно ему было больно. Но останавливать спектакль все равно не стали. Говорят, что режиссер, почувствовав, что актеры теряют нить игры, даже побежал за сцену, чтобы помочь им, а Горацио, которого играл актер Сказкин, увидев, в каком состоянии мой муж, даже забыл свою роль. Окончание спектакля они скомкали. Никто не мог даже представить себе, что Зайдель умирает. Говорят, в этот вечер аплодисменты были особенно бурными. Смерть под аплодисменты… Наверное, так и должны уходить великие актеры. Только мне от этого совсем не легче.

Она перевела дыхание и продолжала:

– Наверное, каждый большой актер мечтает умереть именно так, как погиб Зайдель, под аплодисменты в спектакле великого драматурга. Умереть на сцене – что может быть лучше для артиста? Но он даже не понял, что именно произошло, когда Морозов нанес ему этот удар. А потом оказалось, что рапира была заточенной и острие вошло прямо в сердце, пробив желудочек. Муж умер на месте. Тело отправили в больницу, все проверили, возбудили уголовное дело. Какой-то важный следователь все время допрашивал актеров. Он мне сразу не понравился. Такой надутый индюк, который ничего не понимает ни в театре, ни в жизни. И через два месяца вынесли заключение, что это был несчастный случай. Среди театральных рапир случайно оказалась рапира, которая была заточена. Никто так и не нашел виновных. Главным виновником случившегося назначили заведующего реквизитом Арама Саркисовича Аствацатурова. Милый старик, который очень хорошо относился к мужу. Ему объявили строгий выговор, и на этом все закончилось. А мужа похоронили на Ваганьковском кладбище и написали, что театральная общественность потеряла выдающегося Мастера. Только мне, повторяю, от этого не легче.

Она замолчала и взглянула на своих гостей.

– Соболезную вам еще раз, – тихо сказал Дронго, – и понимаю ваше состояние. Значит, получается, что актер, игравший Гамлета, ударил вашего мужа рапирой, которая была заточена, и попал ему в сердце?

– Да. И самое неприятное, что он точно знал о том, что рапира была острой. Но все равно ударил с такой силой… Эйхвальд говорит, что актер в этот момент обязан был забыть обо всем и играть по системе Станисловского, отрешаясь от всего, что может ему помешать. Но актер обязан был помнить о том, что рапира была острой. Он мог бы ударить немного слабее.

– В роли Гамлета был Марат Морозов?

– Да. Наша восходящая звезда. Я ничего не могу сказать, Марат действительно известный актер, но, по-моему, он просто завидовал моему мужу.

– Почему вы так думаете?

– Натан Леонидович стал заслуженным артистом в двадцать шесть лет, это было еще при Советском Союзе. А народным – в тридцать три. Тогда, перед распадом страны, Горбачев дал звания целой группе актеров. Присвоил звания народных аристов СССР Пугачевой и Янковскому, а народным артистом России стал тогда Зайдель. Ну и потом, уже позже, получил две государственные премии. А Морозов считается нашей восходящей звездой. Но заслуженного актера он получил только в тридцать лет. И очень хочет стать народным, хотя ему только тридцать восемь. Или уже тридцать восемь. Эти амбиции у него проявляются все время. Вы знаете, считается, что в стране есть пять известных актеров его поколения. Пять «М», как их все называют. Пять самых знаменитых актеров: Машков, Миронов, Меньшиков, Маковецкий – и Морозов. И, конечно, Морозов – один из самых перспективных. Он нравится женщинам, у него очень известные роли, и он работает у самого Эйхвальда, имеет хорошую прессу, благожелательное отношение критиков. Но до сих пор не получил народного. Я не знаю, как будет сейчас, но говорят, что спектакль «Гамлет» все равно выдвинут на Государственную премию. Мужу, наверное, дадут ее посмертно, если вообще о нем вспомнят.

Она замолчала, отвернувшись в сторону. Достала платок, вытерла глаза, взглянула на Дронго.

– Я не могу и не хочу поверить, что это был несчастный случай и никто не виновен в смерти моего мужа. У меня двоюродный брат работает в Новосибирске в милиции. Он рассказал мне, что вы один из самых лучших экспертов. Вы можете расследовать это преступление и найти преступника. Я человек небедный, Натан оставил мне достаточно денег на то, чтобы не умереть с голоду. Я готова оплатить все ваши расходы. Но я нуждаюсь в вашей помощи, господин Дронго. Пожалуйста, не отказывайте мне в моей просьбе! Мне очень важно понять, что именно произошло в тот вечер на спектакле, где погиб мой муж.