Расставшись с Матвеем Суровцевым, Дронго приехал в кафе, попутно проверяя, нет ли за ним наблюдения. Пока все было достаточно спокойно. Он не стал ждать в кафе, когда туда придет Регина. Вместо этого вошел в магазин, расположенный напротив, чтобы иметь возможность увидеть свою будущую собеседницу. Она появилась ровно за минуту до назначенной встречи. Сказывалась дисциплина хорошо вымуштрованного секретаря. Высокого роста, одетая в достаточно строгий серый костюм, длинная юбка-макси, серый пиджак, светлая блузка. В руках у нее была небольшая серебристая сумочка от «Prada» и обувь, подобранная в тон, такого же серебристого цвета, но скорее от «Salvatore Ferragamo». После выхода в свет известного голливудского фильма с Мерил Стрип в главной роли многие молодые женщины предпочитали именно эту марку сумочек.
Волосы у нее были собраны, макияж был достаточно незаметен. Внешне такая женщина производила впечатление идеального секретаря. Очень стильно и дорого одетая, ухоженная, породистая. Красивое запоминающееся, немного вытянутое лицо, миндалевидные зеленые глаза, идеальный нос, чувственные губы. Она вошла в кафе, оглядываясь по сторонам. Посмотрела на часы. И прошла к столику, попросив официанта принести ей зеленый чай. Интересно, что она выбрала почти идеальное место в углу, откуда можно было видеть всех входящих, оставаясь достаточно незаметным. Дронго подождал несколько минут. Никто больше не появился. Он вошел в кафе, направляясь прямо к Регине. Она глянула на него снизу вверх, оценила качество его костюма, галстука, успела увидеть обувь. «Эта женщина обладает целым рядом скрытых достоинств», – подумал Дронго.
– Добрый день, – она чуть приподнялась, протягивая руку. Он пожал ладонь, усаживаясь рядом с ней.
– Мне тоже зеленый чай, – попросил сразу подскочившего официанта.
– Вы тот самый Дронго? – спросила она с некоторым любопытством, глядя на него.
– Не знаю, что вы до сих пор слышали, но меня обычно так называют, – кивнул он.
– Говорят, что вы волшебник. Умеете находить любого преступника, как бы умно и ловко он ни маскировался.
– Это невозможно. Я всего лишь иногда пытаюсь нормально сделать свое дело.
– Не скромничайте. Мы столько про вас слышали, прежде чем решили идти на контакт. Лев Давидович попросил Тарханова все устроить, чтобы в любом случае договориться с вами.
– Я должен быть польщен таким вниманием. Но, собственно, именно поэтому я и встречаюсь здесь с вами.
– Мне все известно. Как только я сказала Льву Давидовичу, что иду на встречу с вами, он сразу разрешил мне уйти, даже ничего не спрашивая. Обычно он интересуется, куда и зачем я отлучаюсь. Но в данном случае, похоже, он заинтересован, чтобы вы добились успеха.
Официант принес заказанный Дронго чайник с зеленым чаем. Налил в небольшую чашечку и удалился.
– Что, по-вашему, означает слово «успех» в данном случае? – поинтересовался Дронго, пробуя чай.
– Найти Неверова, – пожала она плечами, – или его документы. Насколько я поняла, они очень важны для моего шефа.
– Вы знаете о Неверове?
– Конечно, знаю. Они ведь сначала вышли на меня. Через его племянника Вострякова. Такой слабый и тонкий голос. Я сразу поняла, что это не тот человек, с которым будет разговаривать мой шеф. Не того калибра.
– Вы по голосу определяете, с кем соединять вашего шефа или не стоит?
– Я не соединяю, – снисходительно улыбнулась Регина, – для этого есть другой секретарь. А я решаю вопросы более важные, в том числе определяю, с кем будет или не станет встречаться Лев Давидович.
– И вы сразу решили, что Востряков не достоин такой чести?
– Я тотчас поняла, что дело необычное. Представьте себе, что звонит с улицы человек, который требует срочной встречи с президентом огромной компании, у которой тысячи сотрудников и многомиллионный оборот. Как вы считаете, в какой стране мира президент такой компании дал бы согласие на встречу с первым позвонившим? К тому же говорившим невнятно, путано и довольно неубедительно.
– И вы ему отказали?
– Конечно. Потом пришло первое письмо. Я обязана читать всю приходящую почту, но не особенно поняла, что именно они хотели. Решила только, что именно он звонил и поэтому написал такое письмо. Я сразу отдала его шефу.
– Что было потом?
– Он был в плохом настроении весь день, я это видела. Явно нервничал. Переживал, но старался не показывать своего настроения. Он вообще не любит, когда кто-то чувствует его состояние. Считает, что это мешает бизнесу. Никаких личных чувств на работе, часто говорит он.
– После первого письма были и другие?
– Да. Второе и третье. Но после первого письма это ничтожество Востряков снова позвонил, попытался меня уговорить на личную встречу. Или хотя бы соединить с Львом Давидовичем. Я, разумеется, сразу отказала. Тогда пришли еще два письма. После второго шеф предупредил меня, чтобы я не читала эти письма, а сразу передавала их ему. Во втором были документы, копии акционерных договоров, какие-то банковские счета. Третье письмо, не читая, я передала ему.
– В третьем было то же самое.
– Да, – машинально кивнула она и вдруг испугалась: – Но я его не читала.
– Конечно. Но любопытство взяло верх, и вы его просмотрели.
– Нет. Я машинально сказала вам «да». Третье письмо я даже не смотрела. Только раскрыла пакет и сразу отнесла Льву Давидовичу.
– Понятно, понятно. Вы сказали «пакет». Письмо было большим?
– Да. Плотный пакет белого цвета. Такие продаются на почте. Насколько я знаю, Суровцев потом проверял, откуда могли приходить пакеты. Их можно купить на почте.
– А почему вы раскрыли пакет?
– У нас такой порядок. Запечатанные письма нельзя передавать президенту компании. Против этого возражает служба безопасности. Помните, был такой сумасшедший ученый-террорист, который рассылал всем белый порошок. Вот они опасаются нечто подобного. Сначала все письма проверяют на рентгеновском аппарате, чтобы не было взрывчатки или яда. И только затем передают в нашу канцелярию.
– У вас солидное учреждение. Прямо как на режимном предприятии. Раньше такие назывались «почтовыми ящиками».
– Может быть. Я не помню. Тогда мне было только десять лет.
– И вы не успели вступить даже в пионеры?
– Не успела. Но октябренком была. Ходила со значком Ленина-ребенка. Сейчас понимаю, что это было наивно, но тогда я так гордилась этим значком. А к тому моменту, когда меня должны были принимать в пионеры, Советский Союз рухнул.
– И третье письмо-пакет вы вскрыли, но не читали?
– Нет, – нервно ответила она, – и не нужно смотреть на меня таким недоверчивым взглядом. Я действительно его не читала, но там тоже были копии документов, это я успела увидеть.
– И вы отдали его своему патрону?
– Конечно. Он сразу приказал позвать всех троих к нему в кабинет. Как и после второго письма. Что я и сделала.
– Кого троих? Суровцева, Погосова и Арсаева?
– Да. Всех троих. – Она выпила свой уже остывший чай. Поставила чашку на столик. – Лев Давидович попросил меня быть с вами откровенной, поэтому я рассказываю вам обо всем с такими подробностями.
– Вы давно работаете у Деменштейна?
– Три с половиной года.
– И сразу главным секретарем?
– Нет, не сразу. Первые несколько месяцев я работала в канцелярии, затем перевели обычным секретарем. И только через полгода я стала, как вы выразились, «главным». Хотя у нас говорят иначе. Я личный секретарь, а Замира просто секретарь шефа. Вот и вся разница.
– Нравится?
– На личные вопросы я тоже должна отвечать? – удивилась Регина.
– Это не личный вопрос. Мне интересно, насколько комфортно вы чувствуете себя на вашей работе.
– Очень комфортно и хорошо, – сказала она, подчеркивая каждое слово. – Мне нравится моя работа и мой оклад, который платят за мою работу. Вас удовлетворяет такой ответ?
– Вполне. А какой оклад? Я просто не успел уточнить у Льва Давидовича.
Она назвала сумму. Очень большую. И не только по кризисным временам.
– В месяц или в год? – иронично уточнил он.
– В месяц, – гордо ответила Регина.
– Зарплата квалифицированного служащего за год. Очень серьезная зарплата. Кажется, я продешевил. Нужно было взять с вашего босса более солидный гонорар.
– А сколько он вам пообещал? – поинтересовалась она.
– Это я вам сказать не могу. Коммерческая тайна. Конкуренты поймают и убьют меня где-нибудь в подворотне от зависти. А Министерство налогов меня просто засудит.
Оба улыбнулись друг другу.
– У вас все получают такие зарплаты? – спросил Дронго.
– У нас богатая компания. Одна из самых больших в стране, – пояснила Регина.
– В таком случае сколько получает Замира, второй секретарь? – неожиданно уточнил Дронго.
Она замолчала. Лгать не имело смысла, говорить правду не хотелось.
– Меньше, – призналась она, – гораздо меньше.
– Сколько? – настаивал Дронго.
– Спросите сами у Льва Давидовича, – немного раздраженно ответила Регина.
– Это не ответ. Зачем его беспокоить, если вы знаете точный ответ? Если не ошибаюсь, он просил вас быть достаточно откровенной. Или нет?
– Она получает… – Регина назвала цифру, которая была меньше ее зарплаты примерно в два с половиной раза.
– Солидная разница, – заметил Дронго.
– Хватит, – попросила она, отодвигая от себя пустую чашку. – Если вы намекаете, что у нас с шефом какие-то особенные отношения, то не нужно мне этого говорить. Я просто хорошо делаю свое дело.
– Не сомневаюсь. Он давно женат?
– На эти вопросы я отвечать не обязана. Можете спрашивать у меня все что угодно о моей личной жизни и нашей работе. Но личная жизнь Льва Давидовича – это его личная жизнь, и вы можете спрашивать о ней только его самого.
– Согласен. Тогда поговорим именно о вас. Насколько я знаю, у вас есть друг?
– Кто вам сказал? Впрочем, какая разница. Да, есть. А почему он вас так интересует? И вообще, почему у вас такой болезненный интерес именно к моей личной жизни? Какое это имеет отношение к проходимцу Вострякову, к исчезнувшему Неверову, к его письмам?
– Откуда вы знаете, что Неверов исчез?
– Об этом все знают. Наши сотрудники говорят, что шантажист, который решился на подобную глупую акцию, сбежал за границу и теперь там прячется. А второго сделали идиотом, когда Погосов колол ему свою «сыворотку правды».
– Почему именно Погосов?
– Он же врач. Кто еще мог это делать? Он у нас психиатр и заместитель начальника службы безопасности в одном лице.
– Вернемся к вашему другу. Он знает о том, что происходит в данный момент в вашей компании?
– В общих чертах, может быть. Он обращает внимание, что я нервничаю. В последнее время с трудом сдерживаюсь, чтобы не закурить снова. А я ведь бросила сигареты примерно три года назад.
– По просьбе Деменштейна?
– Почему вы так решили? – снова вспыхнула она. – На что вы все время намекаете?
– Вы сами сказали, что первые полгода работали в канцелярии обычным секретарем. Значит, уже три года вы работаете на своей нынешней должности. И вот уже три года как бросили курить. Насколько я мог заметить, ваш шеф тоже не курит. Я просто сделал надлежащие выводы.
– Он никогда не курил, – кивнула она, – я тоже решила бросить. Это неправильно, когда секретарь дымит, а ее шеф некурящий. От меня разило за версту сигаретами. Представляю, как ему было неприятно.
– Это он вас попросил или вы сами решили бросить?
– Скорее намекнул. А я человек понимающий. Сразу решила, что брошу курить. И бросила, хотя сначала было очень сложно. Что только я не использовала. Жвачки всякие, таблетки, пластыри. Я ведь дымила с четырнадцати лет.
– В это время уже вступали в комсомол, – заметил Дронго. – Вашим воспитанием не занималась общественность?
– Не занималась, – улыбнулась Регина, – нас две девочки у мамы. Мы погодки. А отец ушел, когда мне было только тринадцать. Через год я начала курить, чтобы доказать самой себе, что мы можем выжить и без него. Хотя было очень трудно.
– Начало девяностых, – вспомнил Дронго, – эти слова вы сказали неправильно. Было не «очень трудно», а почти невозможно жить. Вот так станет правильнее.
– Верно, – согласилась она, – вот тогда я и начала курить. Знаете, что меня спасло? Мамина конституция тела. Она у нас волейболисткой была, кандидат в мастера спорта. У меня в нее и фигура, и внешность. Хотя она всегда говорила, что я больше на отца похожа. У него были такие же миндалевидные глаза. Наполовину был калмыком, значит, я на четверть калмычка.
– Прекрасно. Но мы все время уклоняемся от основной темы. Итак, ваш друг знает о том, что у вас происходит?
– Он не имеет к происходящим событиям никакого отношения, – твердо заявила Регина.
– Я об этом не спрашивал. Мне интересна его реакция на ваши возможные срывы. Как он реагирует?
– Тоже переживает, когда мы видимся. Хотя в последнее время это происходит не так часто. У всех кризис, всем приходится больше работать.
– Вы живете не вместе?
– Честное слово, я не понимаю, почему должна отвечать на такие вопросы. Да, мы живем не вместе. У меня отдельная двухкомнатная квартира в доме нашей компании.
– У вашей компании есть собственный дом?
– Значит, вы не все знаете, – улыбнулась Регина, довольная этим обстоятельством. – У нас два построенных дома. Чуть дальше Ленинского проспекта. Их заложили еще шесть лет назад, а закончили только в позапрошлом году. Там, говорят, были неприятности, когда сбежал кто-то из основных проектировщиков. Или застройщиков. Я точно не знаю. Но дома построили и успели сдать еще до кризиса.
– У Льва Давидовича там тоже есть квартира?
– Конечно. Последние два этажа. О его квартире писали в «Уикенде», может, вы читали. «Восемьсот метров над уровнем Москвы», кажется, так называлась эта заметка.
– И вы живете с ним в одном доме?
– Нет. В соседнем. Но он почти никогда не бывает в этой квартире. Они с супругой живут на Рублевке. У них там своя дача.
– Где еще могут жить люди подобного типа, – иронично заметил Дронго, – только на Рублевке.
– Можно подумать, вы живете в трущобах, – обиделась за своего шефа Регина.
– Нет. Я живу в хорошем и новом доме, где у меня большая квартира, – очень серьезно ответил Дронго, – и у меня есть квартиры в других городах. Но их все я купил на деньги, заработанные своим трудом. В отличие от большинства господ на Рублевке, которые ловко украли деньги у своих сограждан. Пользуясь моментом, обстоятельствами, выгодной ситуацией, беспечностью сограждан и покровительством вороватых чиновников. Поэтому есть большая разница.
– Вы опять на что-то намекаете? – дернулась Регина. – Ну скажите прямо, что именно вы хотите знать? Я ведь вижу, чувствую, вы все время ходите вокруг этого вопроса. Значит, вы заработали себе на квартиру, а я не заработала. Получила ее другим способом. Так скажите об этом сразу, зачем вы все время виляете?
– Я не виляю. Я просто не хотел вас об этом спрашивать. И вы напрасно так болезненно на все реагируете. Я не стал бы спрашивать вас о ваших отношениях с шефом, если бы вы все время к ним не возвращались. Меня больше интересовала реакция вашего друга. Но раз вы об этом сами заговорили… Вы встречались со своим шефом?
Она подвинула к себе чашку, налила холодный чай, посмотрела на Дронго и неожиданно усмехнулась.
– Он ведь наверняка сказал вам об этом, – произнесла она, глядя на чашку. – Лев Давидович не тот человек, который станет щадить чье-то самолюбие. Да, конечно, мы встречались. И не один раз…