Банкир вздрогнул, нахмурился, сжал зубы, и это было лучшим доказательством правоты слов Дронго.
– Вы все – члены масонской ложи, – уже не колеблясь, произнес Дронго, – и поэтому вы не хотите ничего рассказывать?
– Это не та организация, о которой хочется рассказывать, – недовольно заметил Штельмахер, – я же вам говорил, что у каждого такого клуба или сообщества есть свой устав и свои правила. Господин эксперт, – покачал он головой, – это организация «вольных каменщиков», и она была создана несколько веков назад единомышленниками, которые уже тогда провозгласили идеалы равенства, свободы и братства. Она не имеет никакого отношения к Бильдербергскому клубу, который в будущем году отметит свое шестидесятилетие. Это разные весовые категории. Клуб представляет собой сборище интеллектуалов всех мастей – государственных деятелей, политиков, финансистов, банкиров, олигархов. Это действительно настоящее мировое правительство, которое контролирует большую часть денег, находящихся в обороте. А масонская ложа – это многовековая традиция служения людям во имя Отца, Сына и Святого Духа. Это абсолютно разные организации и разные цели.
– Мне дали список именно в клубе, – напомнил Дронго, – значит, там знают о существовании вашей масонской ложи. Более того. Они подозревают, что именно «вольные каменщики» могли так быстро и эффективно расправиться с обоими банкирами.
– Это полный бред, – быстро произнес банкир, – и не нужно его повторять в моем кабинете. У масонов свои задачи, у клуба свои. И никто никогда не смешивает эти два понятия.
– Уже смешали, – слегка усмехнулся Дронго, – иначе я не сидел бы в вашем кабинете. Теперь я представляю в обших чертах возможные трения между членами клуба и потенциальными сторонниками масонов. Есть такая русская поговорка – «Нашла коса на камень».
– Я вас не совсем понимаю, – нахмурился Штельмахер, – вы хотите сказать, что могут существовать противоречия между нашим клубом и какой-нибудь закрытой ложей?
– Не так, – возразил Дронго, – я хочу сказать, что существуют более чем определенные разногласия между вашей ложей и клубом, членом которого вы являетесь, – он подчеркнул слово «вашей».
– Я не говорил вам, что являюсь членом какой-либо ложи, – быстро проговорил банкир, – я лишь высказал свое мнение об этих организациях.
– Список из семи человек, – продолжил Дронго, – в который входят самые известные политики и финансисты Европы. А ведь вас было на встрече более ста человек. Значит, в клубе тоже понимают, какую потенциальную угрозу может нести ваша масонская ложа?
– Не нужно так говорить, – попросил Штельмахер, – повторяю. Это разные организации, разные задачи, разные цели. У клуба глобальные интересы по всему миру, тогда как некоторые закрытые организации имеют свои локальные задачи и цели.
– В которые входит немедленное устранение ваших коллег в случае их обнаружения, – заметил Дронго.
Банкир недовольно покачал головой и встал с кресла.
– Мы никогда не договоримся, господин эксперт. Давайте закончим нашу беседу. Вы информировали меня, я вас выслушал и даже переговорил с вами. По-моему, мы должны поставить на этом точку.
– Точку может поставить следующий выстрел, – невозмутимо произнес гость, – и на этот раз будут стрелять именно в вас, герр Штельмахер.
Банкир судорожно вздохнул, провел рукой по лицу и снова уселся в кресло.
– Что вы хотите? – почти жалобно спросил он. – Или вы не понимаете, что есть принципиальные вещи, о которых я не могу с вами разговаривать. Если вы начнете сейчас расспрашивать меня о подробностях платежного баланса нашего банка, то должны понимать, что я вам никогда не отвечу. И не потому, что не хочу. А потому, что не могу. Просто не имею права.
– Сделаем иначе, – предложил Дронго, – я отлично понимаю сложность вашего положения. Поэтому давайте буду говорить я, а вы станете либо подтверждать мои версии, либо их опровергать, ничего не рассказывая «о платежном балансе» вашей ложи.
– Давайте попытаемся, – согласился банкир.
– Вы родились в семье крупного западногерманского банкира, – начал Дронго. – Ваш отец на момент вашего рождения уже был главой банка?
– Какое это имеет отношение к нашей беседе? – изумился Штельмахер. – При чем тут мой отец? Он давно уже умер.
– Вы родились в очень богатой семье, – невозмутимо продолжал Дронго, – и с детства шли достаточно уверенно по жизни, так как вам было гораздо легче, чем вашим сверстникам.
– Возможно. Но в этом я виноват меньше всего. Меня угораздило родиться в обеспеченной семье, – не без иронии заметил банкир.
– Верно. И я внимательно изучил вашу биографию, герр Штельмахер, очень внимательно. И обратил внимание, что в молодости ваш отец дружил с отцом Доменика Стросс-Кана, который тоже был вашим большим другом.
– Все правильно. Мы знакомы с детства. И наши отцы дружили. Только не понимаю, какое все это имеет отношение к нашему вопросу? – быстро и нервно спросил банкир. По тому, как он спрашивал и явно нервничал, покрываясь красными пятнами, было понятно, что он отдает себе отчет, почему гость начал именно с его биографии.
– Вы тесно сотрудничали с господином Стросс-Каном, когда он работал на высоких правительственных постах во Франции, и вы были одним из тех, кто поддержал его во время поисков подходящего кандидата на должность директора-распорядителя Международного валютного фонда. Все правильно?
– Абсолютно, – кивнул банкир, – и хочу вам сказать, что до сих пор не жалею о своей поддержке господина Доменика. Он был выдающийся финансист и политик. Если бы не эта грязная провокация в нью-йоркском отеле, он был бы сейчас президентом Франции.
– Не сомневаюсь, – кивнул Дронго, – с одной лишь поправкой. Его кандидатура не была утверждена членами Бильдербергского клуба.
– Откуда вы знаете? – дернулся банкир. – Почему вы так уверены в этом?
– Вы только что подтвердили мое предположение, которое действительно переросло в уверенность. Однако давайте продолжим. Итак, он становится во главе Международного валютного фонда, когда решающим был голос немецких банкиров, которых представлял глава Национального банка Германии. Я ничего не перепутал, герр Штельмахер?
– Повторяю. Я уверен, что наш выбор был верным и осознанным. Он приносил большую пользу. И я был уверен, что он будет реальным и самым сильным кандидатом от социалистов на пост президента Франции после этого неврастеника Саркози, которому его рост и амбиции мешали заниматься реальными делами и финансами. Его больше интересовала глобальная политика, он чувствовал себя немного Наполеоном, немного Де Голлем, – с явным презрением произнес Штельмахер, – и не хотел никого слушать. Даже история с его повторным браком была одним сплошным позором, который выставил его в истинном свете. Вы же наверняка все помните. Сначала он встречает свою будущую супругу Сессилию Мартен, регистрируя ее брак со своим знакомым, а затем отбивает ее, сделав своей второй супругой. При этом скандально разводится со своей первой женой Мари-Доминик Кюльоли. Но Сессилия достаточно быстро разочаровалась в этом фигляре и уехала к своему другу-журналисту, бросив этого неудачника. Очевидно, можно быть президентом Франции и неудачником по жизни. Идти на президентские выборы во Франции, имея такую позорную страницу в своей биографии, Николя Саркози не мог и не хотел. Рогоносец, да еще и брошенный муж. Возможно, он даже любил Сессилию и поэтому настоял на ее формальном возвращении, хотя бы до окончания выборов. Все помнят, как холодно и отстраненно она выглядела на инаугурации своего супруга, который пыжился изо всех сил, пытаясь в первую очередь понравиться именно ей.
Ну а потом она все-таки его бросила, и ему пришлось в срочном порядке искать замену. Ведь брошенный мужчина во Франции не имеет ни одного шанса на переизбрание даже мэром небольшого сельского поселка. Тогда он в срочном порядке обратил внимание на модель Карлу Бруни, которая казалась ему идеальным воплощением его замысла. Саркози не смутила ее скандальная биография, ее многочисленные любовники и целая галерея ее интимных фотографий, уже напечатанных во многих журналах. Ему было важно самоутвердиться, почувствовать себя снова мужчиной, который может покорять женщин. Ему изо всех сил нужно было восстановить свое пошатнувшееся реноме. И прежде всего для самого себя. Поэтому он так форсировал свои отношения с Карлой Бруни и уже второго февраля две тысячи седьмого года стал ее официальным супругом.
Позорная история с его телефонным посланием второй супруге Сессилии, которой он написал о своей готовности бросить Карлу Бруни накануне свадьбы ради нее, обошла весь мир. Ему повезло, что будущая супруга Карла Бруни на него не обиделась и не отказала ему в последний момент. Но все эти скандалы навсегда подорвали его шансы. И тут неожиданно появляется Стросс-Кан, которого обвиняют в таком диком преступлении, как изнасилование горничной в отеле. Эта темнокожая стерва была в два раза мощнее Стросс-Кана и при желании могла его просто придушить. Но он дважды «изнасиловал» ее оральным способом. Интересно, как это можно сделать? – спросил не без сарказма Штельмахер.
– Это была провокация, – согласился Дронго, – и в ФБР все быстро выяснили. Но я говорил не об этом. Возможно, вы были правы, когда выдвигали своего друга молодости на высший пост в МВФ. Не буду отрицать и его возможных деловых качеств. Но в клубе он не прошел собеседования, в этом я теперь уверен, и поэтому был обречен остаться не у дел. В биографии вашего друга молодости прямо указано, что его отец был одним из самых видных масонов Европы и состоял в масонской ложе. Он дружил с вашим отцом, который, очевидно, тоже состоял членом этой масонской ложи. Не нужно ничего подтверждать или отрицать, – попросил Дронго, увидев, как дернулся Штельмахер, собиравшийся что-то произнести, – я сейчас закончу.
Итак, вы пытаетесь провести на пост президента Франции своего человека из масонской ложи. Но в какой-то момент все летит прахом. Клуб, одобривший избрание Саркози, не может мириться с тем, что на выборах победит Стросс-Кан, да еще без их благословения. А ничтожный Оланд кажется им временной кандидатурой, которой можно разрешить баллотироваться и который даже в случае победы останется тем же ничтожеством, каким был до избрания президентом. Тогда кто-то очень влиятельный устраивает провокацию Стросс-Кану, а когда ему удается выскочить из лап американской Фемиды, дублирует это скандальное дело, обвиняя его в сутенерстве в отеле «Карлтон», находящемся в городе Лилле. Не сомневаюсь, что там были оргии и встречи с элитными проститутками. Но обвинять одного из самых известных политиков и финансистов мира в сутенерстве как минимум глупо и неправдоподобно. Ситуация напоминает историю с российским миллиардером Прохоровым, которого тоже умудрились обвинить во Франции в сутенерстве. Одного из самых богатых людей в мире! Понятно, что нужно было показательно скомпрометировать кого-то из российских олигархов, и выбор пал на Прохорова. Открою секрет: любая, самая дорогая и самая элитная проститутка согласится на все условия такого человека, даже не подумав об оплате. А обвинять богатейшего человека России в сутенерстве просто смешно.
– Вы считаете, что Доменика подставили именно потому, что он шел на выборы самостоятельным кандидатом? – спросил банкир.
– Нет, – возразил Дронго, – его подставили именно потому, что он не шел самостоятельным кандидатом. Он был кандидатом вашей масонской ложи. И тогда в клубе решили провести показательную порку и навсегда отлучить вашего кандидата. Для них ничтожный Оланд был гораздо более приемлем, чем масон Стросс-Кан, которого вы выдвинули.
Наступило молчание. Штельмахер размышлял. Затем осторожно произнес:
– Я не говорил вам, что согласен с вашей теорией.
– Это необязательно, – ответил Дронго, – у меня есть более конкретные факты. Третьего апреля одиннадцатого года на совместном заседании МВФ и Всемирного банка Доменик Стросс-Кан выступает с сенсационной речью, где говорит, что «вашингтонский консенсус с его упрощенными экономическими представлениями и рецептами рухнул во время мирового экономического кризиса». Обратите внимание, что он не обвиняет Вашингтон, а говорит о вашингтонском консенсусе, то есть о Бильдербергском клубе. Дальше все происходит по нарастающей. Уже в начале мая происходит сексуальный скандал, когда Стросс-Кана обвиняют в изнасиловании, буквально через месяц после его сенсационного выступления, в котором он потребовал пересмотра мировых приоритетов и отказа от вашингтонского диктата.
Его показательно снимают с самолета, уже готового вылететь, арестовывают и не отпускают под залог до тех пор, пока он не подает в отставку со своего поста. Поразительный факт. Как только он подает в отставку, которую немедленно принимают, судья сразу выносит решение о залоге в миллион долларов, и Стросс-Кана выпускают из тюрьмы. По-моему, любому непосвященному человеку все становится ясно. Клуб переиграл масонскую ложу, к которой принадлежал Стросс-Кан. Если его отец был видным деятелем масонской ложи «Великий Восток Франции», полагаю, что вы и он являетесь членами другой, гораздо более влиятельной ложи. И после случая с вашим возможным кандидатом в президенты ложа решила нанести ответный удар и начала собственную финансовую политику, имея в составе клуба таких деятелей, которые являются основными игроками на европейской арене.
Даже если я ничего бы не подозревал, то сейчас обратил бы внимание, с каким внутренним ожесточением вы говорили про Николя Саркози, считая, что ваш друг молодости Доменик Стросс-Кан был гораздо лучшей кандидатурой, чем Саркози и даже избранный Оланд.
– Да, – неожиданно согласился Штельмахер, – я в этом уверен. Доменик был бы лучшим президентом, если бы его так грубо и подло не подставили.
– И тогда вы решили отомстить, – предположил Дронго.
– Вы напрасно пытаетесь подловить меня, – сказал банкир, – я все равно не стану подтверждать ваши безумные версии.
– И вы отрицаете, что являетесь членом масонской ложи? – спросил эксперт.
– Без комментариев, – ответил Штельмахер.
– В таком случае перейдем от общей прозы к вашей личной судьбе. Итак, вы все отрицаете, и я отсюда уезжаю ни с чем. О моем визите к вам обязательно узнают обе стороны. В клубе поймут, что я подозреваю именно вас, если совершил этот визит в ваш банк. А в ложе, принадлежность к которой вы так рьяно отрицаете, посчитают вас предателем. Может, даже возможным предателем. Ведь вы еще не готовы на равных соперничать по влиянию и финансовой мощи с Бильдербергским клубом. И тогда будет принято решение о вашем устранении, как это произошло в случае с Мартинесом и Гальярдо. Ваша участь предрешена. Вас может сдать ваша собственная секретарша, кто-то из охранников, помощник Кепер или похожий на клерка сотрудник банка, сидящий внизу. У вас не будет гарантии защиты. И тогда вы просто обречены.
Штельмахер задумался, потом резко поднял голову и произнес:
– Даже если все, что вы сказали, истина, не понимаю, каким образом вы сможете меня защитить?
– Информация о нашей встрече будет уже сегодня донесена до всех членов Совета и сотрудников клуба, среди которых есть ваш осведомитель или человек, работающий на ложу. И уже вечером там будут знать, что вы не сказали мне ни слова. Только в этом случае у вас появляется ничтожный шанс на выживание. Очень небольшой, но появляется. Если же вы ничего мне не расскажете, я просто ничего не стану сообщать, и тогда шансов у вас не будет. Ни одного. В ложе решат, что вы предали их организацию и сделали то, чего не успели сделать Мартинес и Гальярдо. В этом случае решение будет принято незамедлительно.
– Это шантаж, – буркнул Штельмахер.
– Почти, – согласился Дронго, – но это единственный способ предотвратить дальнейшие убийства и попытаться сыграть с вашей ложей на ее поле. В противном случае я буду ждать, когда они совершат ошибку, попытавшись убрать именно вас.
– У вас просто безупречная логика, – вздохнул банкир. – Откуда вы взялись? Вы давно работаете на клуб?
– Я – частный детектив, и для моего дальнейшего расследования мне необходимо получить максимальную информацию о вашей ложе.
– Для этого я должен подтвердить, что являюсь членом такой ложи, – заметил Штельмахер.
– Наш разговор напоминает беспрерывно отбиваемый мячик, летающий с одного поля на другой, – недовольно произнес Дронго. – Мы разговариваем уже тридцать минут. Либо вы помогаете мне, соглашаясь на мои условия и получая шанс, либо я просто ухожу, а вы сидите и терпеливо ждете, когда вас найдет пуля. Выбирать можете сами. Необязательно, что вас застрелят. Вы можете выпасть из окна, попасть в автомобильную аварию, случайно порезаться или отравиться. Вариантов полно. Можете выбрать тот, который вам понравится.
– Я должен подумать.
– У вас нет времени на размышления. Либо вы мне все рассказываете, либо я ухожу отсюда, и вы остаетесь наедине со своими проблемами. Решать вам.
В тишине было слышно, как тикают большие настенные часы в кабинете.
– Что именно вас интересует? – наконец решившись, спросил банкир.
– Название ложи.
– «Великий Атлантический Союз».
– Все семеро, которые были на совещании в клубе, являются членами этой ложи?
– Возможно, – уклонился от конкретного ответа Штельмахер.
– Да или нет? – повысил голос Дронго.
– Возможно, да. Я не могу знать всех членов ложи, как и всех членов клуба. Но некоторые из них почти наверняка состоят в обеих организациях.
– Кто возглавляет ложу?
– Об этом нам не сообщают. Я всего лишь рядовой член ложи.
– И вы не знаете, кто ее возглавляет?
– Мне известен наш магистр, – вздохнул банкир, – но я не имею права говорить об этой кандидатуре. У нас свои правила чести, тем более среди коллег.
– Это тоже банкир, – понял Дронго, – финансист, который, возможно, был с вами на заседании в клубе. Марио Драги? – начал он размышлять вслух. – Нет. Он слишком заметная фигура. Ведь для того чтобы он прошел в президенты национального банка, пришлось со скандалом убрать его предшественника. А потом Драги выбрали в Европейский банк, несмотря на противодействие ваших немецких коллег. Нет, это не он. Гальярдо и Мартинес явно не подходят. Это Локателли? Тем более на него намекал Джордж в разговоре со мной.
– Возможно, – снова вздохнул банкир.
– Да или нет? Он магистр вашей ложи?
– Да, – поднял голову Штельмахер, – но он всего лишь магистр, который курирует свое направление и подчиняется Великому магистру и его заместителю.
– Я могу узнать, кто именно является Великим магистром вашей ложи? – поинтересовался Дронго.
– Этого не знаю даже я, – признался банкир, – могу только догадываться, что это достаточно влиятельный человек. Он не бывает на заседаниях нашей курии. Только магистр, который не имеет права принимать никаких самостоятельных решений, лишь передавать нам поручения вышестоящих инстанций.
– Негусто, – нахмурился Дронго, – но хорошо, что вы наконец подтвердили сам факт существования вашей ложи. Теперь дела пойдут веселее. Можете не беспокоиться. Я сдержу свое слово. Уже сегодня попытаюсь доложить о нашей неудачной беседе, во время которой вы ничего мне не рассказали. – Дронго поднялся с кресла и на прощание пообещал: – Постараюсь быть максимально объективным и взвешенным, а вы учтите, что затеяли опасную игру. Всегда сложно усидеть на двух стульях одновременно. В клубе вас будут считать человеком ложи, а в вашей ложе будут воспринимать за агента клуба. Это всегда опасно. Не будут доверять ни те, ни другие.
Он направился к выходу, но перед тем как выйти, обернулся и посмотрел на банкира. Тот сидел в кресле, опустив голову и размышляя о состоявшемся разговоре. Дронго осторожно прикрыл дверь.
– Герр Штельмахер просил его не беспокоить, – обратился он к симпатичной секретарше, выходя из приемной.
В коридоре его ждал охранник банка, который проводил его до кабины лифта, спустился вниз вместе с ним и проводил Дронго до выхода. На улице его ждали Мортон и Вейдеманис. У обоих были встревоженные, серьезные лица. Эксперт понял: пока он разговаривал со Штельмахером, здесь что-то произошло.
– Что у нас плохого? – осторожно спросил Дронго и услышал ошеломляющую весть.
– Сегодня в Лондоне мотоциклист сбил сотрудницу клуба госпожу Манчини, – сообщил Мортон, – нам нужно срочно возвращаться обратно в Лондон.
Интерлюдия
Когда Шефер сообщил о случившемся, Джордж сумел сдержаться и не высказать своего раздражения. Но когда Шефер и Лоусон уехали в больницу, он, уже не сдерживая эмоции, швырнул стакан в стену. Стакан разбился на мелкие кусочки. Приехав на работу в таком состоянии, Джордж прошел в свой кабинет и набрал номер телефона члена Совета, который все еще находился в Лондоне.
– Доброе утро, – нетерпеливо произнес он, – вы еще не уехали из города?
– Нет, – ответил тот, – собираюсь уезжать в конце недели. У меня есть еще некоторые дела в Лондоне, хотя в моем возрасте лучше сидеть дома.
– Вы еще в хорошей форме, – возразил Джордж, – дай бог, чтобы и я в вашем возрасте мог так передвигаться или мыслить.
– Раз начал с комплиментов, значит, у тебя не очень хорошие новости, – предположил его собеседник. – Что произошло?
– У нас проблемы, – признался Джордж. – Никогда не думал, что все будет так сложно.
– Рассказывай.
– Сегодня утром я хотел проверить сотрудников клуба на детекторе, который вчера вечером установили в нашем здании. Мы все заранее подготовили. И утром должны были проверить четверых: Шефера, Альдини, Лоусона и Аурелию Манчини. Хотя я мог бы поручиться за каждого из них.
– Твои личные пристрастия сейчас меня не волнуют. Что случилось?
– Все приехали, кроме госпожи Манчини. Мы ждали ее довольно долго. Но потом нам позвонили и сообщили, что ее сбил мотоциклист.
– Она погибла?
– Нет. Ее увезли в больницу.
– Инсценировка исключена? – сразу уточнил собеседник Джорджа. – Она знала о проверке?
– Знала. Она принимала всю аппаратуру. И знала, что всем проверяемым будут делать уколы. Хотя об этом было известно и остальным. Всем, кроме Лоусона. Он только утром приехал из Итона.
– Может, она нарочно подстроила эту – аварию?
– Абсолютно исключено. Аурелия в реанимации, врачи борются за ее жизнь. При падении она ударилась головой. И еще я хотел вам сообщить, что ее друг работает в полиции.
– Это положительный или отрицательный момент?
– Я просто сообщаю об этом факте. Она не стала бы участвовать в такой инсценировке.
– Тогда это покушение может быть поводом для того, чтобы отменить проверку. Возможно, это кто-то другой и авария подстроена специально. Мне не нравится копаться в этих криминальных разборках, Джордж. Я тебе говорил, что происходит настоящий системный кризис. Нас втягивают в такие уголовные дела, о которых мы никогда раньше даже не слышали. Нужно раз и навсегда с этим покончить. Мне кажется, что ты слишком поторопился, отправив домой эксперта, которого мы все единогласно выбрали.
– К расследованию обоих преступлений в Мадриде и Брюсселе подключились даже сотрудники Интерпола, – напомнил обиженный Джордж.
– Что это нам дает? Даже если мы каким-то чудом сумеем найти исполнителей? Но я сильно в этом сомневаюсь. В подобных случаях сразу обрубаются все концы, и наверняка обоих исполнителей уже нет в живых. Хотя повторяю, мне не нравится копаться в подобных делах. Этим должны заниматься профессионалы.
Джордж нахмурился. Возражать он не посмел, поэтому сразу сказал:
– Я все равно проведу проверку. И все равно узнаю, кто передает информацию. Как бы нам ни было сложно, я все узнаю.
– Успехов, – недовольно сказал его собеседник, заканчивая беседу. Он положил телефон на столик перед собой. И немного подумав, громко произнес: – Мальчишка!
Джордж перезвонил Шеферу.
– Поговорите с полицией, – посоветовал он, – нужно постараться найти того, кто сбил нашу сотрудницу. В нашем городе везде установлены видеокамеры. Наверняка какая-нибудь из них зафиксировала номер этого мотоциклиста. Пусть его обязательно найдут. Как себя чувствует Аурелия?
– Сейчас заканчивают операцию, – сообщил Шефер, – врачи надеются на лучшее. Ее друг находится рядом со мной.
– Передай ему привет и мое сочувствие, – попросил Джордж.
Он снова убрал телефон в карман и вызвал своего секретаря, приказав ей срочно соединить его с Брюсселем и Мадридом. Он хотел узнать, как продвигается расследование по фактам убийства двух банкиров. Сведения были неутешительными. Никаких явных следов пока не было обнаружено. Джордж с нарастающим раздражением бросил трубку телефона. И впервые подумал, что нужно было оставить этого эксперта Дронго еще на несколько дней. Но теперь уже поздно. Это означало бы полную потерю своего реноме. Джордж посмотрел на телефон. Почему все не так? Что именно они упустили? Может, действительно времена меняются и их клуб пора списывать в архив? Нет, упрямо решил Джордж. Это невозможно. Бильдербергский клуб столько лет служил основой стабильности и развития всего западного мира. И никто не сумеет победить в этом противостоянии, даже бросив им такой вызов.