Я вышла в приемную. Эсмира испытующе посмотрела на меня, словно хотела угадать, что рассказала мне Берта Иосифовна.

— Ну, вот мы и поговорили, — сообщила я, вспоминая, что именно Эсмира несколько минут назад посоветовала мне побеседовать с Бертой Иосифовной. Значит, Эсмира может знать и намеки, которые сделала мне финансистка. — Она сказала мне, что Николай Антонович не любил Артура. Это правда?

Я обращалась к Эсмире, но та молчала. Вместо нее вмешалась неугомонная Лена:

— Как ей не стыдно! Человека убили, а она вспоминает ту историю в ресторане.

— Какую историю? — спросила я Лену, не отводя глаз от Эсмиры.

Но она спокойно смотрела на меня и по-прежнему ничего не говорила.

— Они были вместе в ресторане, где Николай Антонович позволил себе немного перебрать, — пояснила Лена. — А там были гости, жены наших клиентов. Вот он и начал к одной из них приставать. Ничего страшного, но Николай Антонович вел себя не очень красиво, и Вадим Евгеньевич сделал ему замечание. Николай Антонович начал огрызаться, тогда Артур взял его за шиворот и вытащил из ресторана. Николай Антонович очень обиделся. После этого случая он несколько месяцев с Артуром не разговаривал. И вообще старался его не замечать, даже не здоровался, когда приходил сюда и видел Артура. И мусор заставлял его выбрасывать. Специально везде сорил, а потом громко требовал, чтобы Артур весь мусор убрал, как будто мы не могли этого сделать. В общем, он его очень не любил.

Я вспомнила, как разозлился Николай, когда мы заговорили об Артуре на даче Стрекавиных. Это было похоже на правду — он, видимо, действительно не любил телохранителя мужа своей сестры. Но ради этого решиться на убийство?..

Раздался телефонный звонок, и Лена подняла трубку. Пока она говорила, я обратилась к Эсмире:

— Вы сказали, что мне лучше побеседовать с Бертой Иосифовной, когда я спросила вас насчет возможных партнерш Стрекавина. Почему? Я могу узнать почему?

— Она вам ничего не сказала? — поняла Эсмира.

— Только намекнула. Сказала, что Николай Антонович ненавидел Артура. И долго объясняла мне, какую нравственную позицию она занимает. Вы можете мне что-то объяснить?

— Нет, — отрезала Эсмира, и сразу стало понятно, что она тоже скрывает от меня какую-то информацию. — Я ничего не хочу объяснять. Это не мое дело.

— А чье дело? — Я села напротив нее. — Вы же умный человек. Не девочка. — Я кивнула на Лену. — Почему вы не хотите мне помочь? Вы что-то знаете и скрываете.

— Мне нечего вам сказать, — упрямо заявила она.

— Вчера убили Артура, — напомнила я ей, — вам нужны еще убийства, прежде чем вы захотите говорить? Кого еще должны убить, чтобы вы решили, наконец, что мне можно доверять?

— Никого, — Эсмира отвернулась и опять надолго замолчала.

Лена положила трубку и уставилась на нас непонимающими глазами.

— Я жду, — я почувствовала, что у меня хватит терпения выдержать этот бесконечный спектакль, — или вы предпочитаете разговаривать только с прокурорами и следователями?

Этот довод должен был ее убедить. Эсмира профессиональный юрист и понимала, что мне можно ничего не говорить. Но если она будет скрывать правду как свидетель от расследующих дело следователей, то ее могут и привлечь к уголовной ответственности. В отличие от всех остальных Эсмира это хорошо понимала. Она глянула на меня, затем неожиданно резко встала и прошла в кабинет своего бывшего шефа, явно приглашая меня последовать за ней. И я это сделала. Лена смотрела на нас испуганными глазами. В кабинете Эсмира повернулась ко мне.

— Хорошо, — негромко проговорила она, глядя мне прямо в глаза. — Только дайте слово, что вы ничего не скажете Марии Антоновне.

— Даю слово, — я ждала, когда она наконец выдавит из себя правду.

— У Вадима Евгеньевича была своя пассия, — сообщила Эсмира, — постоянная пассия.

У меня, очевидно, был глупый вид. Я не понимала, о чем мне говорят. У богатого, молодого и красивого бизнесмена была любовница? Ну и что? Что здесь особенного?

— Это племянница Берты Иосифовны, — наконец открыла тайну Эсмира.

Вот это было самым важным. Теперь все стало понятно. Поэтому-то Берта Иосифовна и сказала, что любила своего шефа как племянника. Очевидно, она была в курсе отношений Стрекавина с ее племянницей. И это нравственная позиция? Не возражать против встреч своей родственницы с женатым мужчиной? Теперь все ясно.

— Кто-нибудь еще знал об этом? — спросила я у Эсмиры. — Почему Лена мне ничего не сказала?

— Лена не знает. Об этом знали только я, Берта Иосифовна и Артур. Может быть, еще Петр Петрович. И совсем недавно узнал Николай Антонович.

— Откуда вам известно об их встречах?

— Это моя подруга. Лана Гольдбах, она искусствовед. Артур возил ей цветы от Вадима Евгеньевича. Он вообще был в курсе всех дел Стрекавина.

— А Николай Антонович?

— А Николай Антонович как-то случайно увидел Стрекавина с Ланой в каком-то ресторане. И сразу все понял. Начал приставать к Артуру, пытаясь что-то выяснить, но тот послал его подальше. Между ними произошла безобразная сцена, они ругались вот здесь в коридоре и чуть не подрались. Николай Антонович ненавидел Артура, как можно ненавидеть доверенное лицо своего шефа. Все знали, что Попов полное ничтожество. И Артур не скрывал своего презрительного отношения к нему. А тот отвечал взаимностью.

— Николай Антонович мог рассказать своей сестре об увлечениях ее мужа?

— Никогда в жизни, — чуть улыбнулась Эсмира, — он был на полном содержании Вадима Евгеньевича. И знает характер своей сестры. Она не стала бы скрывать, откуда получила эту информацию. И тогда Попова сразу же выгнали бы. Мгновенно. И он остался бы без работы, без денег.

— Попов мог организовать убийство Артура?

— Я не думаю, хотя похоже, что Берта Иосифовна считает именно так. Она мне звонила сегодня утром, уверяла, что это Николай Антонович воспользовался тем, что Стрекавина уже нет, и убрал Артура. Берта вчера звонила Артуру и предложила ему отдать ключи от этой квартиры ее племяннице. Она сама мне об этом сказала. Вроде бы она знала, что эту квартиру Вадим Евгеньевич собирался подарить ее родственнице. Но я в это не верю.

— Дайте мне номер телефона вашей подруги. Обещаю, что никто, кроме меня, ни о чем не узнает. Даже в прокуратуре. А Стрекавин не мог уехать к ней?

— Он бы сразу позвонил. Вадим Евгеньевич не любил экспромтов. Он обязательно позвонил бы. Лана сама сейчас в таком диком положении. Не знает, что думать, куда он мог исчезнуть. Ничего не понимает. Мы поэтому и не говорили, чтобы не причинять ненужных страданий его жене. Его встречи с Ланой не имеют никакого отношения ни к его исчезновению, ни к убийству Артура. Я думаю, что здесь больше замешана экономика. Может, это самое дело с котлованом. Нужно было убрать Вадима Евгеньевича. А потом убрали и Артура. Может, он что-то слышал или знал.

— Не получается. — Я не могу молчать, когда нужно молчать. — Никто из посторонних не мог знать о моей встрече с Артуром на Чистых прудах. Знали только несколько человек. И один из них наверняка связан с убийцей. Или сам убил Мишарова.

— Может быть. — Эсмира смотрела на меня, не мигая. — Артур просил нас с Леной никому не говорить о квартире. Может, хотел ее продать или сдать. Его жена ждет ребенка, мы его понимали…

— И тоже ждали денег? — не смогла я удержаться от неприятного вопроса.

Но Эсмиру было трудно выбить из колеи.

— И тоже ждали денег, — повторила она, как эхо. — Неужели вы ничего не понимаете, Ксения? Если Вадим Евгеньевич действительно исчез, то, значит, его убили и его уже нет в живых. Куда нам идти в таком случае? Кто еще будет нам платить такую зарплату? Кто нас захочет взять к себе в секретари, после того как наш шеф так загадочно исчез? На нас ляжет клеймо обреченных. На нас на всех. Мы же не нужны его супруге в качестве секретарей. Я подозреваю, что она даже не знает, сколько мы получали на самом деле. Нас уволят через несколько дней. Уже сейчас мы работаем, по существу, бесплатно. Наша официальная зарплата около десяти тысяч рублей. Без вычетов. Мы ее и получили в конце августа. Деньги в конвертах нам давали по поручению Вадима Евгеньевича. А теперь, когда его нет, мы остались ни с чем. Сегодня или завтра нас отсюда выгонят. Мы все понимаем свое положение. И поэтому я не удивлюсь, если кто-то захочет воспользоваться ситуацией и прикарманить эту квартиру.

Ой, как же она была права! Деньги портят не только дружбу. Они — самое тяжкое испытание в жизни. Презирать деньги легко, когда вы очень богатый человек. И очень сложно, если они вам нужны. Очень трудно просто остаться порядочным человеком, когда у вас нет денег. Почти невозможно. Я давно обратила внимание на такую закономерность: тот, кто считает, что деньги самое важное на свете, действительно готов ради них на все. А деньги нужны для того, чтобы о них не думать.

— Вы не боитесь так говорить?

— Не боюсь, — ответила Эсмира. — Меня все равно выгонят через несколько дней. Своего шефа я не похищала, Артура не убивала. И на квартиру не претендовала. Я вообще старалась работать честно и добросовестно, мне хватало моей зарплаты. Теперь хватать не будет. И если бы мне предложили снова прожить последние годы, я придумала бы, как сделать деньги. Либо стала бы любовницей Стрекавина, либо получила бы запасные ключи от его квартиры. Или от какой-нибудь машины.

Я должна была возмутиться ее циничными словами. Но я понимала Эсмиру. Переехать в Москву и разориться. Выйти замуж за бизнесмена, который оказался несостоятельным. Защитить кандидатскую диссертацию в МГУ и пойти работать секретарем. Иметь подругу, которая стала любовницей твоего шефа, а в напарницах — дурочку, готовую оказывать услуги твоему шефу, как Моника Левински, встречаться с наркоманом и проводить время в ночных клубах. В общем, испытание не для слабонервных. Мне ее даже стало жаль. Может, предложить ее кандидатуру Марку Борисовичу Розенталю? Пусть он с ней поговорит. Нет, одернула я себя, не буду я ее устраивать. Нельзя брать такую умную и неудовлетворенную женщину к нам на работу. Она всегда будет помнить, что именно я ее туда рекомендовала. И поймет, что я это сделала из жалости. А такие вещи никогда не прощаются. Плюс к этому я еще не уверена, что Эсмира говорит со мной искренне. Может, таким образом она пытается оправдать свою собственную позицию? Она могла принять участие в похищении или ликвидации своего шефа, а потом организовать убийство Артура и похитить ключи. Семьсот тысяч долларов помогли бы ее мужу снова подняться, а ей не работать. Все верно, но только она не могла знать, что я назначу свидание Артуру вчера ночью в доме на Чистых прудах. Не могла.

— Думаете, что я такой монстр? — неожиданно спросила Эсмира. — Вы меня осуждаете?

— Нет. Понимаю, — почти искренне ответила я. Но Розенталю я решила ее не рекомендовать. В самый сложный момент она с удовольствием возьмет деньги от противной стороны и сдаст им всю информацию. Жизнь ее побила, сделала циничной. Это только в романах и кинофильмах человек проходит все испытания и остается добрым, отзывчивым. На самом деле, такие жизненные испытания озлобляют, заставляют ненавидеть весь мир и превращают людей в завистливых, подлых, расчетливых интриганов, стремящихся выжить любой ценой. Вот так, и никак не иначе.

Я попрощалась с Эсмирой и вышла из кабинета. Лена поднялась со своего места, настороженно глядя на меня. В глазах у нее была обреченность, хотя ей, наверное, было легче, чем Эсмире: у нее есть сын банкира, который может покупать не только наркотики, но и содержать свою знакомую. И тем не менее каждая думала о своей дальнейшей судьбе. Лене легче еще и потому, что она не столь привередлива, благодаря своей внешности легко найдет себе похожую работу. В коридоре я достала мобильный телефон и набрала номер Ланы Гольдбах. Интересно, что такого особенного нашел в ней Стрекавин? Хотя его, наверное, тянуло к интеллектуалкам.

Лана ответила сразу:

— Слушаю вас.

— Добрый день, Лана. Извините, что я вас беспокою. Мне нужно срочно с вами встретиться.

— Кто это говорит?

— Меня зовут Ксения Моржикова. Я сотрудник адвокатской конторы Марка Розенталя. — Ей необязательно было говорить, что я представляю интересы супруги Стрекавина. В таком случае она могла не захотеть со мной встречаться.

— По какому вопросу?

— По вопросам различной собственности, — не нужно вообще упоминать Стрекавина, иначе она замкнется, и никакой беседы у нас не состоится. Или позвонит кому-нибудь из своих знакомых. А мне необходимо с ней увидеться. Голос у нее оказался приятный, интеллигентный.

— Никогда не думала, что я имею отношение к таким вопросам, — заявила она, — но, если хотите, давайте увидимся. Я буду минут через сорок в галерее Айдан Салаховой. Вы сможете туда приехать? Знаете, где она находится?

— Знаю. — Я посмотрела на часы и понадеялась, что успею, хотя ближе к вечеру там бывают жуткие автомобильные пробки. Галерея «Айдан» довольно известное место в городе, я там была два или три раза. Место встречи уже говорило в пользу Ланы.

Мне удалось проявить чудеса изворотливости и, втискиваясь между рядами, приехать почти за сорок минут. Лана ждала меня у входа. Она была в белых брюках, серой майке и легкой льняной куртке. Девушка оказалась высокого роста, с длинными светлыми волосами, немного удлиненным лицом. Ее вполне можно назвать красивой, ревниво отметила я. На вид ей было не больше двадцати пяти. Я подошла к ней, поздоровалась. Честное слово, рядом с такими молодыми девочками я чувствую себя старой и больной коровой. Хотя почему больной? У меня ничего не болело, но это я так, на всякий случай.

— Может, посидим где-нибудь рядом, в кафе? — предложила я моей новой собеседнице.

— Давайте, — легко согласилась она. Есть такие легкие люди, с которыми всегда просто.

Мы прошли метров триста и вошли в кафе. Я попросила официантку принести нам два кофе. Мне нельзя много пить, приходится часто бегать в туалет.

— И про какую недвижимость вы хотите со мной переговорить? — поинтересовалась Лана. У нее были печальные глаза, должно быть, сказывалось неожиданное исчезновение ее друга.

Вместо ответа я тоже задала вопрос:

— Вы племянница Берты Иосифовны Гольдбах?

— Да, это сестра моего отца. А почему вы спрашиваете про нее?

— Я хочу поговорить с вами насчет Вадима Стрекавина, — рано или поздно я должна была это сказать.

У молодой женщины изменилось лицо. Она не вскочила, как я ожидала. И даже не удивилась. Вместо этого только тихо заметила:

— Значит, вы меня обманули. Приехали совсем по другому поводу. Кто вас прислал?

— Я вас не обманывала. Если хотите, позвоните вашей подруге Эсмире или вашей тете. Я с ними уже говорила. Мы ведем расследование по факту исчезновения Вадима Евгеньевича. А вчера произошла трагедия.

— Что случилось? — Тут Лана явно встревожилась.

— Убили Артура Мишарова. — Я увидела, как она вцепилась пальцами в столик, чтобы не закричать, как раскрылись от ужаса ее глаза, как она была ошеломлена.

Я так и думала. Ни тетя, ни подруга не рассказали ей о случившемся, чтобы не травмировать еще сильнее таким сообщением. Убийство Артура делало практически невозможным возвращение Вадима Стрекавина. Теперь становилось ясным, что и его убрали.

Лана отвернулась, достала платок, вытерла глаза. Эта молодая женщина понимала трагизм ситуации. Я молчала, сочувствуя ей.

Официантка принесла нам два кофе. Я терпеливо ждала, когда Лана справится с собой.

— Как его убили? — наконец спросила она.

— Он должен был с кем-то встретиться. — Ей незачем было знать, что он должен был встретиться именно со мной. — И его застрелили.

Лана опять помолчала, глядя в невидимую точку.

— Где это произошло?

Врать не имело смысла, она все равно узнает.

— На Чистопрудном бульваре.

На этот раз Лана не вздрогнула. Просто, глядя на меня, очень тихо произнесла:

— Это из-за меня. Его убили из-за меня.

— Почему из-за вас?

— Я там была, — она не играла, не пряталась за словами. Ее боль была настолько сильной, что она и не думала лицемерить. — Я была там несколько раз. Вместе с Вадимом. Артур меня туда привозил. На своей машине. Он знал, что мы встречаемся.

— У вас были запасные ключи от квартиры?

— У Артура. Они всегда были у него.

— Вы знали, что Стрекавин женат?

— Осуждаете?

— Нет. Это вообще не мое дело.

— Он был очень хорошим человеком, — печально поделилась со мной молодая женщина.

Я не стала уточнять, почему «был». Мне тоже уже казалось, что его нет в живых, но об этом было лучше не говорить.

— Вы с ним говорили неделю назад? Когда он неожиданно прилетел в Москву?

— Мы должны были увидеться, но не успели. В последний раз мы разговаривали с ним в субботу вечером. В воскресенье он поехал на работу, я сама ему туда звонила. У него было нормальное настроение. А потом я узнала, что он поехал в ресторан и исчез. Вадим любил ездить в ресторан на Покровке, но меня туда никогда не приглашал, его там многие знали в лицо. Мы с ним обычно обедали в других местах.

— Вы знаете, что вас с Вадимом Евгеньевичем однажды видел брат его жены?

— Нет, не знаю. Мне кажется, что Артур не любил этого родственника Вадима. Он мне про него рассказывал. Кажется, его звали… нет, не помню. Сейчас ничего не помню. Вы думаете, это он организовал убийство Артура и похищение Вадима?

— Вряд ли. Он работал в компании только благодаря Вадиму Евгеньевичу, и его терпели там только из уважения к нему. Как вы думаете, куда мог поехать Вадим Евгеньевич? Может, в казино или в какой-нибудь клуб?

— Он казино не любил, — ответила Лана, — считал глупым проигрывать свои деньги просто так. И в клубы не ходил, насколько я знаю. Нет, не могу даже себе представить, куда он мог деться. Когда я об этом думаю, мне жить не хочется, просто не хочется жить. — Она снова достала носовой платок и вытерла щеки.

И в этот момент очень некстати позвонил ее телефон. Лана достала аппарат.

— Здравствуй, — мягко произнесла она, — да, у меня все в порядке. Спасибо, тетя. А как у тебя? Нет, я сейчас занята. Что? Нет. Ко мне приехала адвокат. Да. Да. Это она. Моржикова. — Лана быстро взглянула на меня, и я увидела, как сменилось выражение ее лица. Сначала на нем отразилось разочарование, затем брезгливость и, наконец, настоящая ненависть. — Я все поняла, сказала она уже другим голосом: — Спасибо, что ты позвонила. Да, я все поняла. — Лана убрала аппарат. Нужно было видеть ее глаза. Они даже потемнели от гнева.

— Вы меня обманули, — сердито повторила она, глядя на меня. — Сказали, что занимаетесь расследованием, а сами являетесь личным адвокатом жены Вадима. Как вам не стыдно! Она специально вас послала ко мне, чтобы узнать о наших отношениях. Можете ей передать, что у нас ничего не было. И я его никогда не любила. Какая же вы дрянь, дрянь! — Она вскочила и сделала несколько шагов в сторону. Затем вернулась.

Я решила, что она передумала, но Лана достала сторублевую купюру и бросила ее на стол.

— Это за мой кофе, — уходя, она так толкнула столик, что моя чашечка опрокинулась прямо мне на колени. Затем ушла, а я осталась сидеть, облитая горячим кофе, чувствуя себя настоящей дурой.