Глава 1

Его нашли в Италии. Он точно знал, что его не могут и не должны найти. Его итальянского адреса и номера телефона не знал никто. Или почти никто, если не считать Эдгара Вейдеманиса и Леонида Кружкова, так часто и много помогавших ему в Москве. Но существовал еще и третий человек, который не только знал, где и как можно найти Дронго, но был осведомлен и о его семейной жизни, чего тоже не должен был знать никто. Или почти никто.

– Извини, что решил тебя побеспокоить, – услышал Дронго знакомый голос и нахмурился, понимая, что лишь абсолютно невероятные события могли заставить этого человека позвонить.

– Что-нибудь случилось? – спросил он, кажется, нормальным голосом, стараясь не выдавать своего беспокойства.

– Думаю, что ты догадался. Я хотел бы с тобой срочно встретиться. Как быстро мы можем это сделать?

– Вы же знаете, что я ненавижу летать, – в сердцах пробормотал Дронго. – Мне придется поехать в Рим, взять билет на первый же рейс в Москву, а перед этим еще объяснить Джил, почему я решил так неожиданно оставить ее и детей. Мне будет трудно объяснить почему. Вы не могли бы мне подсказать?

– Не притворяйся. Ты все прекрасно понял, – отозвался собеседник, – если я звоню, значит, дело того стоит. И, думаю, ты понимаешь, что оно безотлагательное. Кстати, летать в Москву тебе пока не надо. Я забыл сообщить, что говорю с тобой из Рима. Так что тебе нужно только сесть за руль автомобиля и приехать в столицу Италии. Кажется, от вашего дома она не так далеко. Хотя я забыл, что ты не любишь ездить за рулем. Прямо скажу, никудышный из тебя Джеймс Бонд.

– Я это знаю, – согласился Дронго и почувствовал, что настроение у него окончательно испортилось. Неужели все так плохо, что его собеседнику пришлось самому прилететь в Рим?

– Между прочим, я завязал, – попробовал пошутить Дронго, – и дал себе слово никогда не встречаться с официальными представителями разведслужб.

– Тогда считай, что я прилетел как твой друг. Ты можешь уделить один час своего драгоценного времени другу?

– Если бы только час, – вздохнул Дронго.

– Ты что-то сказал? – поинтересовался человек на другом конце провода.

– Вам послышалось. Куда мне приехать?

– Отель «Тициано». Это на корсо Витторио Эммануэле.

– Знаю. Не доезжая до Ватикана. Буду через два часа. Кстати, там рядом, у моста, есть неплохой ресторан. Мы можем туда сходить. Как вы относитесь к итальянской кухне?

– Ты заранее хочешь вычислить, есть ли у меня время на разговор с тобой? – понял собеседник. – Ресторан – это нормально. Время у меня есть. Хотя и не так много. Буду ждать тебя в отеле.

– Последний вопрос. Вы один? Или…

– Или. Но можешь не комплексовать. Моего спутника ты хорошо знаешь. И он тебя знает. Вы вместе работали… Между прочим, можешь потребовать двойной гонорар.

– Понятно, – пробормотал Дронго, – вы просто держите меня за горло. Чтобы уважать себя, я должен зарабатывать деньги и не сидеть на шее Джил. И вы умело пользуетесь этим обстоятельством. А если я сейчас положу трубку и никуда не приеду?

– Я буду очень разочарован и сегодня же улечу обратно в Москву. Но это не самый худший вариант.

– А какой самый худший?

– Если приедешь, услышишь от меня, почему тебя так срочно ищут, но если и после этого не полетишь в Москву, тогда и я уже не смогу улететь обратно. Либо с тобой, либо мы оба остаемся в Италии. И мой спутник тоже, хотя подозреваю, его это не очень обрадует.

– То есть мне лучше не приезжать?

– Нет, лучше все же приехать. Встречаемся через два часа в отеле «Тициано». Или «Тициан», так правильнее по-русски.

Дронго убрал телефонный аппарат. Если его собеседник решился на такой перелет, значит, его погнала сюда чрезвычайная необходимость. К тому же он тяжело передвигается, пользуясь палочкой. Интересно, о каком спутнике он говорил? Все равно придется ехать в Рим. И нужно будет попросить водителя Джил, чтобы отвез его в тот самый отель. Так, кажется, он уже начал сходить с ума – забыл, что в такие дела нельзя вмешивать посторонних. Правильно сделать так: вызвать такси, доехать до центра Рима, там пересесть в другое такси – и уже на нем подъехать к отелю «Тициан». А еще лучше поменять машину два раза. В таком случае водитель Джил не получит случайную пулю в живот, когда решат проверить, каким образом Дронго приехал в Рим. И никто не явится сюда, чтобы уточнить, рассказывал ли водитель кому-нибудь о том, куда именно он возил мужа хозяйки.

Методы спецслужб не изменятся даже еще через тысячу лет. Работая с ними, всегда нужно быть готовым к предательству, неожиданной смене ролей, различным непредвиденным обстоятельствам. Нельзя расслабляться ни на минуту. Хотя все может оказаться гораздо прозаичнее, чем они думают. Возможно, позвонивший прилетел вместе с обычным «исполнителем» или «чистильщиком», как их называют. Или даже с «ликвидатором» – одним из тех внимательных и аккуратных ребят, многие из которых после девяносто первого года остались без дела и потому перешли работать на мафию. В девяностые годы их выстрелы звучали по всему миру – не только в России и странах СНГ. Сколько их, таких умелых парней, осталось в Чехословакии, ГДР, Югославии! Странно, что ни одного из этих государств не осталось на карте мира. Победители стерли их с политической карты мира, как ненужные воспоминания прошлого. А побежденные начали мстить победителям. Все логично и правильно, как и должно быть.

Может, и его в отеле ждут, чтобы угостить хорошей порцией свинцового заряда, после чего Дронго никому ничего не расскажет? Хотя это маловероятно. Во-первых, он не так много знает современных секретов, чтобы его убирать. Во-вторых, достаточно часто помогает своими консультациями и советами, чтобы устранять его, не объяснив причины. Хотя в их деле бывает все, что угодно. О настоящей причине может не знать даже начальник отдела, отдавший приказ на устранение неугодного эксперта. С чего это такие мрачные мысли лезут ему сегодня в голову? Дронго вспомнил, что ему нужно еще предупредить Джил, и, поднявшись с дивана, отправился ее искать.

Через два часа он подъехал к отелю «Тициано». Если бы его ждал кто-нибудь другой, Дронго принял бы обычные меры предосторожности, поменяв в пути машины. Но в данном случае это была совершенно ненужная трата времени. Когда автомобиль мягко затормозил у отеля, он увидел Владимира Владимировича, сидящего на противоположной стороне улицы и приветливо ему помахивающего. Неизменная палочка, на которую он опирался при ходьбе, стояла около него.

Дронго расплатился с водителем такси и начал тут же переходить улицу, но раздавшийся рядом противный скрежет тормозов его остановил. Оказывается, он чуть не попал под машину. Из окна «Форда», замершего буквально в нескольких сантиметрах от Дронго, высунулся водитель и прокричал в его адрес все мыслимые и немыслимые оскорбительные выражения.

– Извините, синьор, – улыбнулся Дронго, – кажется, я переходил дорогу в неположенном месте.

Затем он медленно пересек оставшуюся часть дороги, сел на каменный бордюр возле Владимира Владимировича и вежливо произнес:

– Добрый день.

– Здравствуй. Ты всегда так переходишь улицу? Однажды доиграешься, собьют. Особенно это немудрено здесь, в Италии.

– Это я волновался перед встречей с вами, – мрачно пошутил Дронго.

– Я так и понял. Следующий раз смотри сначала налево, потом – направо. А в Англии соответственно наоборот. Если ты еще помнишь.

– Хотите послать меня в Англию?

– Нет, просто вспомнил правила дорожного движения, которые различаются в разных странах Европы.

– Учту. Неплохое пожелание долгой жизни. Хотя, как я понимаю, вы приехали сюда, чтобы максимально сократить возможный срок, отпущенный мне книгой Судеб?

– Не стоит так мрачно. Нам нужны лишь твои аналитические способности.

– А я думал, кулинарные, – в сердцах буркнул Дронго. – Итак, в чем дело?

– Появилась серьезная проблема. В Казахстане…

– Только этого мне не хватало! Я люблю казахов, но вы можете мне объяснить, какое я имею к ним отношение? И какое вы имеете к ним отношение?

– Подожди, – перебил его Владимир Владимирович, – все гораздо серьезнее, чем ты полагаешь.

Дронго вздохнул и приготовился слушать.

– Два месяца назад в больницы одного областного центра Казахстана попали сразу трое больных, – начал рассказ Владимир Владимирович. – Врачи сразу определили, что все они получили очень сильную дозу радиации. Спасти не удалось никого. Все трое умерли очень быстро. А через две недели в больницу другого областного центра поступили еще двое похожих больных. Один из них жив до сих пор, хотя находится в крайне тяжелом состоянии. Второй умер несколько дней назад. И опять же врачи установили, что имело место облучение, хотя и в гораздо меньших дозах, чем в первом случае. Можешь догадаться, что все пятеро оказались связаны между собой.

– Ясно, – хмуро отозвался Дронго. – Как я понял, это всего лишь затравка. А поскольку вы пока не назвали городов, дальше, думаю, последует самое интересное. Я просто дрожу от нетерпения.

– А дальше придется вести расследование, – пояснил Владимир Владимирович. – И ты обязан согласиться им заняться еще до того, как я продолжу…

– Кому обязан? И почему? Насколько мне помнится, я не работаю ни на российскую, ни на казахстанскую разведки. Или меня уже зачислили в штат без моего ведома?

– Оставим шутки для следующего раза, – предложил Владимир Владимирович. – Твой гонорар будет удвоен. И мы просим тебя согласиться. Есть много причин, по которым расследование этого неприятного для всех инцидента должен провести именно ты.

– Изложите…

– Сначала мне нужно получить твое согласие.

– Тогда не нужно было говорить о гонораре. Я чувствую себя почти оскорбленным. Хотя сейчас время дикого капитализма. Раньше мне напоминали о чести и совести, о служении Отчизне, а теперь, когда мою Родину разорвали на куски, мне предлагают двойной гонорар. Между прочим, я до сих пор гражданин Азербайджана.

– А мы, между прочим, много раз предлагали тебе звание полковника и гражданство России. Учитывая, что ты живешь в Москве, мог бы и согласиться.

– Я плохо отношусь к людям, которые меняют свои убеждения и гражданство, – пробормотал Дронго. – Я родился в Баку – это мой родной город. И надеюсь, останется таковым до конца моей жизни. А насчет полковника спасибо. Учитывая, что ваш президент всего лишь подполковник, это более чем щедрое предложение. Но я в очередной раз его отклоню. И в очередной раз приму ваше первое предложение. Как я понял, вам нужен именно такой эксперт, как я?

– Да, – кивнул Владимир Владимирович, – между прочим, против твоей кандидатуры не возражают и спецслужбы Казахстана. Там тебя до сих пор помнят.

– Трогательно, – кивнул Дронго. – Теперь продолжайте…

– Мы обязаны были проверить все возможные варианты, – сообщил Владимир Владимирович, – и достаточно быстро выяснили, что все пятеро погибших были связаны между собой. Трое таджиков, один афганец и один узбек, причем двое последних из одного города. Ты понимаешь, что нас заинтересовал тот факт, что все пятеро получили такую сильную дозу радиации. В горах, конечно, фон другой, но не такой, словно они побывали на развороченной атомной станции.

– Может, они герои Чернобыля, которым вовремя не заплатили? – зло поинтересовался Дронго. – Или у вас еще где-то произошла похожая авария?

– Ничего подобного. Мог бы и не спрашивать. Аварии, конечно, не было. Но в Северном Казахстане находилось старое захоронение отходов, законсервированное еще в конце шестидесятых. Там даже не было нормальной охраны. Все давно о нем забыли…

– Но тут кто-то о нем вспомнил, – невежливо продолжил Дронго.

– Да, кто-то вспомнил, – подтвердил Владимир Владимирович. – Сейчас мы проводим проверку. Подключили контрразведки России, Казахстана и Узбекистана. Но нужно учесть, что тогда технологии были не столь совершенны, как сейчас. Накопилось много грязных отходов. Когда после распада Советского Союза подписывался договор о вооружении, было решено вывести все ядерное оружие с территорий Белоруссии, Украины и Казахстана в Россию. Но об этом захоронении тогда никто не вспомнил.

– Тогда о многом не вспомнили, – печально произнес Дронго. – Забыли, например, о Крыме, о вашем Черноморском флоте. Забыли о гражданской войне в Таджикистане, о военных конфликтах в Нагорном Карабахе, Абхазии, Осетии, Приднестровье. У меня может получиться слишком длинный счет к вашему бывшему президенту. И к двум остальным придуркам, которые подписывали это Беловежское соглашение.

– Не нужно, – поморщился Владимир Владимирович, – это уже история.

– А эти ваши пятеро, получившие такую чудовищную дозу облучения, тоже история?

– Нет. К сожалению, нет. Хранилище имело два входа. Основной, который охраняли посты внутренних войск Казахстана, и запасной, о котором многие даже не знали. После распада СССР прошло тринадцать лет, многие документы оказались просто утеряны. Тем более на объект, законсервированный почти тридцать пять лет назад. Там даже нормальной охраны, по существу, не было. Лишь один формальный пост.

– Почему в Казахстане? – не понял Дронго. – Я думал, захоронения ядерного топлива находятся только в России.

– Тогда это был Советский Союз, – терпеливо напомнил Владимир Владимирович. – На этот вопрос невозможно ответить однозначно. Выбирали удобное место, не думая о том, где оно находится. Кто мог предполагать, что между республиками появятся государственные границы? Тем более в конце шестидесятых. За одно такое высказывание могли посадить в тюрьму. Или в сумасшедший дом. Почему Байконур в Казахстане? Тогда это была единая страна, и могильники размещали не только в России. А теперь получается, что Гагарин и все остальные первые космонавты летали в космос с территории чужого государства. Так пишут в наших учебниках истории. Представляю, что думают наши дети, когда читают эти строки.

– Не нужно было разрушать собственную страну, – отрезал Дронго. – А насчет Байконура я как раз знаю. Тогда для космодрома выбирали такое место, чтобы оно было ближе к экватору. Поэтому и у американцев космодром на мысе Канаверал. Все правильно. Но какой чудак решил размещать ядерные отходы в Казахстане? Или там были не только отходы с атомных станций?

– Сам все узнаешь, – ответил Владимир Владимирович. – На месте получишь всю документацию. Сейчас там работает смешанная комиссия. В общем, нет сомнений, что в том могильнике поработали чужие. И вывезенного ими сырья вполне достаточно для двух «грязных» бомб. Впечатляет?

Дронго повернулся и посмотрел на двух мальчишек, играющих рядом с ними. Обоим было не более десяти лет. И тогда он беззвучно выругался.

 

Глава 2

Потом они долго молчали. Дронго было нужно осмыслить услышанное. Наконец он, тяжело вздохнув, посмотрел на Владимира Владимировича.

– Спасибо, – поблагодарил он за предоставленную возможность подумать, – такие новости слышишь не каждый день. И где теперь эти «отходы»?

– Они могут быть где угодно, – безжалостно сообщил Владимир Владимирович. – В Москве, в Лондоне, в Вашингтоне… Их могут разместить в Афганистане или в Пакистане, в Астане или в Ташкенте. Они могут оказаться даже здесь, в Риме…

Дронго снова посмотрел на играющих рядом с ними детей. Мальчики увлеченно гоняли по кругу гоночные автомобили, управляя ими с помощью небольших пультов дистанционного управления.

– Так вот почему вы нашли меня, – понял Дронго. – Решили, что я идеальный кандидат для розыска ваших террористов? Или я сразу должен искать эти бомбы?

– Сначала понять, кто и зачем вывез эти отходы, – пояснил его собеседник, – и параллельно начать их поиск. Теперь я скажу, почему мы решили обратиться именно к тебе. Во-первых, твоя кандидатура была согласована на совместном заседании руководителей разведслужб стран СНГ, в том числе России и Казахстана. Во-вторых, придется действовать на южном направлении, возможно, в Афганистане или в Пакистане. Мы не знаем ни маршрута террористов, ни их целей. Но аналитики считают, что при любом развитии ситуации, какой бы маршрут они ни избрали, там будут задействованы и представители местного населения, и наемники. Значит, нужен человек, сочетающий в себе западный рационализм и восточный иррационализм. Ты знаешь другого такого специалиста, кроме себя? Я уже не говорю, что для начала хорошо бы изучить некоторые восточные языки и говорить по-русски. А еще быть специалистом такого класса, как ты. Достаточно или продолжать?

– Всегда хочется узнать о себе что-то новое, – пробормотал Дронго. – Может, еще немного похвалите?

– У тебя есть возможность работать там, где не могут работать другие, – продолжил Владимир Владимирович. – Мы помним, что именно ты ездил в свое время в осажденный Багдад, был в Афганистане и Сирии. Конечно, ты не единственный, но один из самых лучших. В Афганистане сейчас американцы. У них там неплохая агентурная сеть. В Пакистане тоже работают ЦРУ и британская разведка. И все тебя знают. В данном случае не нужно ничего объяснять. Они готовы помогать тебе, понимая, что мы выполняем общее дело. Ты один из самых известных аналитиков в мире. И чтобы ты не очень обольщался, должен тебе сообщить, что, кроме тебя, этим делом будет заниматься очень много людей в разных точках земного шара. Мы уже подключили к нему всех возможных специалистов. И сообщили американцам о нашем возможном выборе.

– Все?

– Нет, не все…

– И… – Дронго повернул голову и посмотрел в глаза своему собеседнику.

Тот выдержал его взгляд.

– Что «и»?

Если бы Владимир Владимирович не усмехнулся, Дронго не стал бы продолжать эту тему. Но тот усмехнулся, и поэтому Дронго улыбнулся в ответ.

– Вы не договорили, – сказал Дронго, – тут должен быть еще один фактор.

– Должен, – согласился приехавший из Москвы гость. – Есть еще одно обстоятельство. Мы считаем, что захват был проведен достаточно профессионально. Спланирован и осуществлен таким образом, что понятно – в операции принимал участие очень подготовленный специалист.

– И вы его нашли?

– Мы подозреваем, что в планировании захвата принимал участие специалист по ядерной энергетике. В течение последних двух месяцев мы старались его вычислить. И если это тот человек, которого мы подозреваем, то положение не просто тревожное, оно – катастрофическое. Это один из создателей атомного оружия в Пакистане. Если мы правы, то он сумеет использовать похищенные материалы для создания такой «грязной» бомбы, что она может «испортить атмосферу» многомиллионного города. И мы не уверены, где она сейчас.

– Больше ничего приятного не скажете?

– На этом все. Тебе надо лететь в Казахстан. Прямо сегодня.

– Это я уже понял. – Дронго в очередной раз посмотрел на играющих рядом с ними мальчишек. Они улыбались. Дети были счастливы.

– Фамилию «специалиста» можете мне сказать?

– Ахмед Парвиз, – сообщил Владимир Владимирович. – Между прочим, он стажировался в Кембридже. Говорят, блестящий специалист.

– И потом вернулся в Пакистан?

– Нет. Потом он уехал в Америку. Работал три года в Спрингфилдском университете. Но в Чикаго у него произошла трагедия. Погибла его жена. Тогда он решил вернуться в Пакистан, где и принял участие в разработке атомного оружия. Затем уехал оттуда…

– Давайте по порядку, – попросил Дронго. – Что у него случилось в Чикаго?

– Несчастье. Мы проверяли через ФБР. Это был обычный грабеж. Его супруга была со своей подругой, когда на них напали двое грабителей. Все могло кончиться гораздо спокойнее, но неожиданно появились офицеры полиции. В перестрелке погибла супруга Ахмеда Парвиза. Возможно, от случайного выстрела. Но он был потрясен этим обстоятельством. Ужасно потрясен. И решил вернуться на родину.

– Вот так формируется образ врага, – прокомментировал Дронго. – Сначала его учат в Кембридже, затем приглашают на работу в США, а потом там убивают его жену… Представляю, как он ненавидит теперь весь западный прогнивший мир. Всю эту цивилизацию. Мотивы ясны. Что дальше? Почему он оставил работу в Пакистане? Там тоже произошло нечто похожее?

– Почти. Его сына едва не арестовали. Семья Парвиза принадлежит к местным шиитам, а там постоянные волнения между шиитами и суннитами.

– Дальше можете не говорить… – Дронго покачал головой. – В этом безумном мире все сошли с ума. Что происходит в Пакистане между суннитами и шиитами, я неплохо знаю. Там уже взрывают мечети друг друга.

– Да, – кивнул Владимир Владимирович, – поэтому мы и позвали тебя.

– Это я тоже понял. Наиболее радикальное крыло в исламе – это суннитские ваххабиты, а им противостоят радикальные шииты, которые просто считают мученичество продолжением нормальной жизни. И самые непримиримые организации в мире – это шиитские ордена мучеников ислама. В Палестине, в Иордании, в Ираке, в Пакистане. И есть только две страны в мире, где эта форма ислама является основной. В Иране и… в Азербайджане.

– Верно.

– И поэтому вы говорили о моем восточном иррационализме?

– И поэтому тоже.

– Почему же вы сразу не спохватились? С тех пор как нашли этих несчастных, прошло два месяца. Так вы сказали. Или больше?

– Немного больше. Сначала никто не мог понять, что именно произошло. Там же недалеко Семипалатинск, думали, это связано с тем самым полигоном, который закрыли еще во время перестройки. Помнишь, какие были протесты? Иногда там бывали подобные случаи. Появлялись больные, получившие повышенную дозу радиации. Трое первых попали в разные больницы, поэтому никто не придал этому значения. Потом еще двое. Кто-то из сотрудников контрразведки решил проверить, где эти люди могли так облучиться. Пока дело дошло до Астаны, пока проверили все факты, пока связались с Москвой, пока мы все перепроверяли… Словом, прошло много времени… С поправкой на обычную восточную неторопливость.

– И спохватились только сейчас.

– Несколько дней назад. Наши аналитики считают, что у нас нет времени. Груз может находиться в Москве. Или в любом другом городе России. Его могли вывезти за это время куда угодно. Наши эксперты гораздо лучше просчитывают логику западных разведслужб, чем возможные действия террористов с Востока. Там все слишком нерационально. Трудно иметь дело с людьми, для которых сама жизнь не является главным приоритетом.

– Вы знаете, что в восточных странах нет такого понятия, как детективная литература? – неожиданно спросил Дронго. – Я об этом часто думаю. Дело в том, что западная цивилизация слишком рациональна. Все просчитано и прагматично. Они рисуют в своих храмах Христа, рядом обязательно где-нибудь присутствует Иуда, предавший Учителя, и Дьявол, соблазняющий людей. Даже в Сикстинской капелле четко видно, где праведники, а где – грешники. От кого Христос отвернулся, к кому – повернул лицо. А в исламе такого просто не может быть. Любые изображения запрещены. Вера существует на подсознательном уровне. Бог есть Бог, и он всегда прав, а Сатана лишь пытается соблазнить человека. И вера должна быть не в конкретных образах, а в душе. Поэтому детектив, излагающий факты против формально невиновного человека, у мусульман почти невозможен. Здесь чувства и вера играют бóльшую роль, чем формальное соблюдение закона. На Востоке человек не может быть оправдан, если он виновен. Даже если расследование происходило с нарушением каких-то формальных процедур. На Западе человек не может быть признан виновным, если во время задержания и допросов формально были нарушены процессуальные нормы. В первом случае речь идет об убежденности вины, во втором – о формальном следовании закону. И я не уверен, что западный судья всегда прав, когда в силу юридических тонкостей должен оправдывать негодяя или насильника. Хотя помню, что любое сомнение должно толковаться в пользу обвиняемого. Но это уже классика западной юриспруденции.

– Чего в тебе больше? – поинтересовался Владимир Владимирович. – Западного рационализма или восточного иррационализма?

– Всего понемногу. Насколько я помню наш утренний разговор, вы говорили, что у меня будет еще и напарник. Как вы знаете, я не люблю работать вместе с кем-то. Это мешает и отвлекает. А если буду думать еще и о том, как обеспечить его безопасность, то у меня просто не останется времени на работу. Кто этот человек?

– Он ждет нас в отеле, – ответил Владимир Владимирович. – Подозреваю даже, что сейчас сидит в холле и наблюдает за нами…

– Кто это?

– Ты встречался с ним в прошлом году. Мы называем его Профессором.

– Господи, только этого не хватало! – невольно вырвалось у Дронго. – Это же Пьеро!

– Кто? – не понял Владимир Владимирович.

– Я прозвал его Пьеро. Потому что он похож на этот образ из итальянских комедий. Такой отстраненный, всегда печальный и грустный…

Владимир Владимирович улыбнулся и одобрил:

– Хорошую кличку ты ему придумал. Он действительно похож на Пьеро. Только мы не зря зовем его Профессором. Ты ведь знаешь, чем он занимается?

– И даже слишком хорошо. Он – профессиональный ликвидатор. И должен сказать, большой мастер своего дела. Но если вы посылаете его со мной, то, очевидно, считаете, что в живых не должно остаться никаких свидетелей?

– Почти никаких, – великодушно подтвердил Владимир Владимирович, – кроме тебя, разумеется. Он будет послушно выполнять все твои распоряжения. Считай, что мы просто тебя вооружили.

– Ружьем, которое стреляет само по себе, – прокомментировал Дронго. – Опасно вешать такое «ружье» на стену, оно может стать неуправляемым.

– Не станет, – успокоил его Владимир Владимирович, – это просто не тот случай. Мы будем очень благодарны тебе, если ты выйдешь на похитителей в максимально короткие сроки.

– Сколько у меня времени? Месяц?

– Нет.

– Десять дней, пятнадцать?

– Нет.

– Неделя?

– Еще меньше…

– Не понимаю. Как быстро я должен их найти?

– Их нужно было взять еще вчера, – заявил Владимир Владимирович. – И это не расхожий штамп как свидетельство нашей озабоченности. У тебя всего несколько дней. Три или четыре. По расчетам наших аналитиков, их «бомбы» должны сработать именно за такой период. В ближайшие несколько дней. Но ты должен выйти на них раньше, чем они заявят о своих требованиях.

– Понимаю. А если не заявят? Если их цель – чистый террористический акт где-нибудь в США или Великобритании. Насколько я знаю, похитители самолетов в Америке одиннадцатого сентября не предъявляли никаких требований. Просто захватили самолеты и врезались на них в башни Торгового центра. Абсолютная классика. Террористический акт как законченное произведение террористов. Им нужен был страх, жертвы, развалившиеся здания, потрясение основ. Без всяких переговоров.

– Поэтому мы и считаем, что у тебя есть в запасе лишь несколько дней. Самолет улетает вечером. У меня для тебя есть билет.

– Ненавижу самолеты, – пробормотал Дронго. – Как я полечу из Италии?

– Через Стамбул. У них есть вечерний рейс в Казахстан.

– С вами?

– Нет. С тобой полетит твой напарник.

– Понятно. А у вас есть обратный билет в Москву?

– Ты хочешь узнать, взял ли я тебе билет заранее?

– Да, именно это я и хочу узнать.

– Тогда ты прав. Я был уверен, что ты согласишься. И взял два билета для вас. Я был убежден, что ты не откажешь. После Беслана…

У Дронго потемнело лицо. При воспоминании об этой страшной трагедии его начинало трясти. Любой нормальный человек не может спокойно говорить об этой чудовищной трагедии начала двадцать первого века.

– У меня столько друзей среди осетин, – поделился он, – и среди ингушей тоже… – Дронго опустил голову, закрыл глаза правой рукой, – одну семью, в которой погиб ребенок, я лично знал. До сих пор не могу поверить, что такое могло случиться… – Он опустил руку. – Чувствую себя виноватым. Как будто и я должен был стоять перед этой школой, пытаясь помочь детям. Как и все остальные. – Дронго еще раз посмотрел на играющих рядом мальчишек. – «Я в ответе за всю красоту мира», – сказал один из английских королей, – напомнил он. – Они лучше понимали свою меру ответственности. И еще… вы же знаете про меня почти все. Москва – мне такой же родной город, как Баку. И знаете, сколько у меня друзей и знакомых в этом городе. Думаю, знаете и сколько среди моих знакомых чеченцев. И если выяснится, что эти «отходы» вывезли в Москву, то я сделаю все, чтобы их найти. Найти и уничтожить тех, кто это сделал. Или хочет сделать. – Он отвернулся. Помолчал и добавил: – И насчет войны тоже скажу. Я никогда не оправдаю ни одного убийцу. Ни русского, ни чеченца, ни ингуша, ни осетина. Ни одного. В божий суд я не очень-то верю. Каждый должен получить по заслугам еще в этой жизни. Но если вам интересно мое мнение, то могу сказать. Не нужно было начинать эту проклятую войну. Ее невозможно выиграть. Ее можно только остановить. И победа в ней тоже невозможна. Иначе придется убить всех чеченцев. Всех, до последнего человека.

Владимир Владимирович положил руку ему на плечо.

– Не нужно больше ничего говорить, – посоветовал он, – я и так все знаю. И я не сомневался, что ты полетишь. Даже если бы я не приехал за тобой в Рим.

 

Глава 3

Они вылетели в Алма-Ату в пять часов пятнадцать минут вечера по стамбульскому времени. «Аэробус-310» взял курс на бывшую столицу Казахстана. В салоне бизнес-класса находилось лишь несколько пассажиров. В третьем ряду рядом с Дронго сидел его спутник. У него было худое, вытянутое лицо, печальные глаза с опущенными уголками бровей, узкий нос, нависший над тонкими губами. Внешне этот человек был похож на неудачливого музыканта или поэта. Если не знать, что он был профессиональным «ликвидатором». Считалось, что к сорока годам человек имеет такое лицо, какое заслуживает. Но у «Профессора» было лицо нервного интеллектуала, а не хладнокровного убийцы. Может, поэтому он считался лучшим в своей среде.

Дронго не любил сидеть у окна, поэтому с удовольствием уступил это место напарнику, который задремал, едва оказался в кресле. До места назначения было чуть больше пяти часов полета. Через полтора часа начало ощутимо трясти, и недовольный Дронго выпил два бокала вина, чтобы немного расслабиться. Тряска продолжилась, и тогда, поднявшись, он прошел в коридор между салонами, где стюардессы готовили тележки с едой и напитками для пассажиров.

– Вернитесь на свое место и пристегнитесь ремнями, – попросила одна из них, обратившись к нему по-английски.

– Разумеется, – согласился Дронго. – Кстати, можете говорить со мной по-турецки, я все понимаю, – добавил он, возвращаясь в первый салон.

Пьеро открыл глаза, когда он усаживался рядом с ним, и снова закрыл их. У этого человека было поразительное чувство «волка». Он умел чувствовать приближение постороннего. Дронго подумал, что они в этом похожи. Он также чувствовал присутствие постороннего и спал чутким сном, просыпаясь от любого перемещения другого человека рядом с собой. Более того, слышал во сне все, что происходит рядом с ним. Именно поэтому почти никогда не мог заснуть в присутствии другого человека, даже если это была Джил.

Над Каспийским морем снова затрясло и включилась табличка с предупреждением пассажиров о турбулентности. Дронго недовольно нахмурился. Этого следовало ожидать. В этой части акватории всегда сильные ветры. Триста дней в году. «Если так пойдет и дальше, я буду передвигаться только на поезде, – раздраженно подумал он. – Хотя на каком поезде доедешь за один день из Рима до Алма-Аты? Из Рима до Москвы нужно три дня трястись в поезде через все европейские границы, а потом еще четыре дня до Казахстана. За это время террористы успеют несколько раз сделать то, ради чего они полезли в это хранилище».

Когда самолет перелетел через Каспийское море, тряска прекратилась и приветливая стюардесса спросила, не желают ли пассажиры кофе. Пьеро не ответил, а Дронго попросил принести ему европейский чай с лимоном. Дело в том, что турецкий чай слишком крепкий.

Дронго вытащил ручку и достал блокнот. Хищение отходов произошло почти два месяца назад. И, судя по всему, похитителей не предупредили об особой опасности в обращении с зараженными материалами. Это похоже на террористов. Они пренебрегают не только чужими жизнями, им одинаково безразличны и жизни их сообщников.

Владимир Владимирович сказал, что всю документацию ему выдадут на месте. И не назвал место нахождения захоронения. Но его можно вычислить. Он говорил, что они ошибались, подозревая, что эти больные – остаточное явление полигона у Семипалатинска. Можно вспомнить карту Казахстана. Ядерные захоронения не делали вблизи границ, это невозможно. Отходы вывозили в глубь страны. Пустынные области на северо-западе Казахстана можно исключить. Там рядом много крупных городов на Волге. Остаются северные и северо-восточные области. Семипалатинск находится на северо-востоке. Когда умеешь слушать, многое услышишь. В этой части страны можно было разместить не только ядерный полигон, но и хранить отходы с атомных станций.

Дронго поставил точку и обвел ее кружком. Конечно, оттуда этот груз удобнее всего везти на север. И может получиться, что вся эта операция была затеяна для того, чтобы устроить грандиозный террористический акт в Москве или в каком-нибудь крупном российском городе. Если он правильно помнит, там поблизости Новосибирск. И еще… Омск. Как хорошо, что он любил в школе географию! Преподававший географию директор школы был от него в полном восторге. Дронго закрыл глаза. Он вспомнил, как ему нравилось изучать карту, путешествуя по незнакомым маршрутам. Названия экзотических стран, далеких городов, бурных рек – все это тогда казалось немного нереальным и поэтому почти сказочным. Разве он мог предположить, что сумеет посетить большинство этих фантастических мест, о которых тогда мог только мечтать. А теперь вот кто-то решил, что одно из таких мест нужно уничтожить.

Дронго провел от круга линию наверх, на север. Такое предположение возможно, но оно не бесспорно. Террористический акт где-нибудь в крупном российском городе будет настоящей трагедией. Но только в том случае, если этот террористический акт планируется исключительно против России. В Москву они могут не сунуться – просто не доедут, учитывая меры охраны, которые сейчас задействованы при подъездах к столице. Тогда террористический акт в крупном городе.

Он задумался. А если выбран маршрут на юг? В Афганистан? Это нереально. Зачем устраивать такой террористический акт в стране, где американские войска рассредоточены по огромной территории? В лучшем случае можно уничтожить несколько сот американских военных и несколько миллионов афганцев. Как ни цинично это звучит, но погибнут миллионы невиновных людей. Террористов это, конечно, не остановит. Но цель не та. Слишком грозное оружие. Тогда Пакистан? Тоже непохоже. Консультантом был пакистанский ученый. При всем антагонизме к суннитам, он не устроит такого чудовищного злодеяния в своей собственной стране. Индия? Очень может быть, особенно если в деле замешаны спецслужбы Пакистана. Грандиозное побоище в Индии. Среди погибших будут миллионы индусов и миллионы мусульман. Если бы сейчас шла война, такое предположение было бы возможно, но в настоящий момент у них отношения гораздо лучше, хотя и не столь хорошие.

Дронго перечеркнул южную линию. Остается западное направление – американские города, крупные европейские столицы и…

Он вдруг вспомнил, как во время поездки в Израиль в прошлом году встречался с одним из специалистов по международному терроризму. Этот генерал произвел на него впечатление своей осведомленностью. Между прочим, он прямо так и сказал: «Пока происходят мелкие террористические акты на автобусных остановках и у наших блокпостов. И мы понимаем, что, несмотря на весь ужас происходящего, это всего лишь отдельные мелкие террористические акты. Мы пытаемся блокировать эти вылазки террористов, и они очень болезненно воспринимаются в нашем обществе, но мы сознаем, что пока сталкиваемся лишь со смертниками, убивающими наших людей. Мы боимся другого – настоящего мегатеракта. Как боялись ракет Саддама с биологическим или химическим оружием».

Дронго написал рядом: «Израиль». Наиболее вероятное направление появления там ядерного оружия. Его можно разместить в любом палестинском городке или в селе. Оно убьет всех живущих в этом селе, но и причинит невероятный вред окружающей территории, всем городам. На такое террористы могут пойти – это вполне возможный вариант.

Где еще? Конечно, крупные американские города. Ясно, что такой террористический акт будет настоящим потрясением основ, если он произойдет в Нью-Йорке, Вашингтоне, Бостоне или Лос-Анджелесе. Последний город можно исключить. Он размазан по огромной территории – в нем террористический акт не будет столь эффективен. Господи, какие страшные мысли приходят в голову! Именно поэтому он исключил и российские города. Как акт устрашения ядерный взрыв там, конечно, возможен, но все знают, что после Беслана ничем более страшным людей уже не испугаешь и не удивишь. Можно вызвать лишь обратную реакцию – начнутся массовые погромы.

Дронго поставил вопрос у северной линии и написал лишь одно слово «Москва». Затем добавил «Нью-Йорк» и «Вашингтон». Бостон можно убрать. Во время событий одиннадцатого сентября оттуда, кажется, вылетели два самолета, захваченные террористами, но это вотчина демократов, которые так решительно критикуют республиканцев. Если зачеркнуть Бостон, останутся три крупных американских города. И не исключено, что Израиль. Сектор Газа. Или Хеврон. Возможно, Тель-Авив, но, конечно, не Иерусалим, в котором происходит так много террористических актов. На такое никто не решится. В Иерусалиме находятся святыни сразу трех религий, и устроить там нечто подобное – значит восстановить против себя одновременно верующих всего мира: христиан, мусульман, иудеев. Надо быть абсолютным безумцем, чтобы пойти на такое. Хотя разве можно считать террористов нормальными людьми? Они все немного безумны. Или очень много – это вечно спорный вопрос.

Остается Европа. Испанию можно убрать, после трагических событий в Мадриде она вывела свои войска. Париж и Берлин исключаются сразу, французы и немцы всегда призывают к диалогу с мусульманской цивилизацией и были против вторжения войск коалиции в Ирак. Эти государства вообще демонстрируют всему миру пример подлинной толерантности, принимая миллионы людей другой веры, открывая свое общество для иных идей. Дронго вспомнил, как ему рассказывали историю бывшего канцлера Германии Гельмута Коля, сын которого полюбил турецкую девушку. По строгим канонам, существующим в турецкой семье, отец жениха обязан просить разрешения на брак у отца невесты. И тогда канцлер Коль, один из самых известных в мире политиков, лидер крупнейшей страны Европы, прилетел в Турцию, чтобы просить руки девушки для своего сына. Не все способны на такой символический жест. А немцам в этом отношении еще труднее, у них был такой опыт нетерпимости во времена фашистского режима. Может, поэтому их бывший канцлер Брандт встал на колени перед погибшими узниками концлагерей в Польше, а нынешний канцлер Шредер решил усыновить ребенка из детского дома Санкт-Петербурга? Среди крупных городов в Европе выделяются два – Лондон, как главный союзник американцев в Европе, и… Рим. Разумеется, Рим, поддержавший вторжение американцев в Ирак. Дронго чуть не задохнулся от волнения. Конечно, Рим находится достаточно далеко от места, где живет его семья, но если это случится, никто не сможет гарантировать безопасность ни Джил, ни его детям.

Итак, в особой опасности пять городов. Два – в Америке, один – в Великобритании, по одному – в Италии и России. Рим может прельщать террористов еще и потому, что там резиденция папы римского, и потому, что сам Вечный город – символ западной цивилизации. Пять городов и вся территория Израиля – основные объекты для возможного террористического акта, при котором террористы не станут предъявлять никаких требований, постаравшись провести свой мегатеракт как можно быстрее.

Дронго покосился на дремавшего Пьеро. А если он ошибается? Вдруг террористы готовятся совершить свое злодеяние, например, в Ташкенте, где уже было столько взрывов, или в Душанбе, где однажды победили правительственные войска, изгнав оттуда оппозицию? Нет, нет и нет! В Душанбе уже вернулись представители оппозиции, а в Ташкенте непримиримые рассчитывают на местное население, среди которых есть их приверженцы. Они не пойдут на такой бесчеловечный поступок. Нужно очень ненавидеть цивилизацию и тот город, в котором они вознамерились это сделать. Стоп. А ведь он знает город, который может ненавидеть Ахмед Парвиз. Это Чикаго. В нем погибла его жена. Так что в список можно внести и Чикаго. Хотя те, кто финансировал задуманную операцию, разумеется, менее всего думали о чувствах ученого. Но все-таки интересно, где похоронена его жена? Нужно узнать это как можно быстрее. Дронго осторожно дотронулся до своего напарника, и тот сразу открыл глаза.

– Вы не знаете, где похоронена супруга Ахмеда Парвиза? – спросил Дронго.

– Какого Парвиза? – не понял Пьеро.

– Того самого пакистанского ученого?

– Моя задача помогать вам и устранять причины, мешающие вашему расследованию, – напомнил напарник, – а все остальное мне знать не нужно.

– Ясно. У вас удобная позиция.

– Очень. Так спокойнее. Вы еще хотите что-нибудь спросить?

– Спасибо. Пойду поищу телефон. В самолетах «Люфтганзы» обычно устанавливают телефоны, с которых можно поговорить по кредитной карточке. Вы не знаете, здесь есть такой телефон?

– Понятия не имею, – попытался закрыть глаза Пьеро.

– Подождите, – снова остановил его Дронго, – как мне вас называть? Профессором слишком претенциозно, хотя внешне вы больше похожи на Пьеро.

– У меня документы на имя Николая Ивановича Дубова, – сообщил Пьеро, – но можете меня называть, как вам нравится.

Этот профессиональный убийца имел уравновешенный, спокойный характер. Казалось, его невозможно обидеть или вывести из себя. Впрочем, почему казалось? Все, кто пытался ему помешать, давно находятся на небесах. Может, поэтому он такой уверенный в себе и незлобивый?

Дронго вызвал стюардессу.

– У вас в салоне есть телефон? – спросил он.

– Нет, – удивилась она. – У нас не разрешено звонить по телефону из самолета.

– Извините. – Дронго написал слово «Чикаго» и поставил рядом с ним вопрос.

Затем снова посмотрел на свою схему. Если все правильно, то террористы должны были продумать, каким образом вывезти эти отходы из Казахстана. Через южную границу, рискуя нарваться на несколько пограничных постов? Чтобы попасть в руки американцев, находящихся в Афганистане? Нет, это самый худший вариант. Тогда получается, что они воспользовались либо железной дорогой, либо самолетом. В первом случае Москва – наиболее реальный объект. Во втором – груз могли отправить в Европу. До Америки оттуда далековато, и вряд ли самолет мог лететь туда без посадки в промежуточных аэропортах. Впрочем, сейчас возможна любая невозможная вещь. В таком сумасшедшем мире мы живем. Кто мог представить, что двадцать первый век начнется одиннадцатого сентября падением двух башен Всемирного торгового центра, а потом будут война в Афганистане, непрекращающаяся бойня в Ираке, многочисленные террористические акты в Израиле и России, трагедия в Мадриде и, наконец, Беслан? Не слишком ли много всего лишь для четырех лет нового века?

Самолет наконец пошел на посадку, и через двадцать минут они уже выходили из лайнера. После обретения независимости многие города, области и страны поменяли названия, сделав их труднопроизносимыми, словно устраивая некий конкурс на самое нелепое название. Именно поэтому Таллин стали писать с двумя «н», Башкирия превратилась в Башкортостан, а прежний город Алма-Ата стал Алматы. Хотя можно привести и другие примеры. Столицей Киргизии долгое время был город Фрунзе. Учитывая, что киргизы не выговаривали букву «Ф», столицу собственного государства они произносили как «Прунзе». Таких примеров грамматического идиотизма можно припомнить сколько угодно. Совершенно понятно, что любая страна имеет право давать любые названия своим городам и областям, а другая – произносить их в соответствии с лексическими нормами своего языка. Так, например, привычные для русского языка Китай, Венгрия или Эквадор сами китайцы, венгры и эквадорцы произносят как Чайна, Хунгария, Эукадор.

В аэропорту их ждали. Двое мужчин пожали руку Дронго и проводили его в приготовленную для встречи комнату. Очевидно, эти двое знали, что его напарник всего лишь исполнитель, и поэтому его туда не пригласили. Один мужчина с характерной восточной внешностью представился как Кенжетаев Савутжан Шарипович, другой назвался Решетиловым Юрием Васильевичем. Обоим было лет по пятьдесят. Оба так испытывающе смотрели на Дронго, словно решали, можно ли ему доверить столь серьезную миссию.

На стол поставили чай. Встречающие мужчины молчали, очевидно, ожидая кого-то третьего. Дронго решил не задавать лишних вопросов.

– Вам уже рассказали о том, что у нас случилось? – спросил наконец Кенжетаев.

– Да, – коротко ответил Дронго. – А вы случайно не знаете, где похоронена супруга Ахмеда Парвиза?

– Этого пакистанского ученого? – уточнил генерал Решетилов.

– Он похоронил ее в Чикаго или привез тело на родину?

Решетилов удивленно посмотрел на своего коллегу. Кенжетаев пожал плечами. Этот вопрос оба генерала себе не задавали. Он их просто не интересовал.

– Узнаем, – буркнул Кенжетаев. – Сейчас придет руководитель специальной группы.

– Как вообще могло произойти такое, что кто-то залез в этот могильник? – задал новый вопрос Дронго.

На этот раз Кенжетаев посмотрел на своего российского коллегу, предоставляя право ответить ему.

– Состояние бардака, которое длится вот уже пятнадцать лет, – в сердцах произнес Решетилов.

– Мы даже не предполагали, что там кто-то может появиться, – добавил Кенжетаев. – Нам казалось, что эти отходы надежно погребены на большой глубине. Кто в нашей стране мог об этом помнить? У нас ведь нет ядерного оружия. Там был обычный пост внутренних войск. Мы даже собирались убрать его оттуда.

– Каким же образом террористы проникли в хранилище?

– Они использовали запасной вход. Можете себе представить, каким старым было это захоронение? Запасной вход в него даже не охранялся. В общем, это стало полной неожиданностью для всех нас, – развел руками Кенжетаев.

– Только не для террористов, – напомнил Дронго. – Уже известно, кто снабдил их информацией?

Кенжетаев опять посмотрел на Решетилова.

– Проверяем, – недовольно буркнул тот.

Дверь открылась, и в комнату вошел красавец мужчина, на вид лет тридцати пяти – сорока. С первого взгляда было ясно, что в нем перемешано множество кровей – серые глаза, высокий рост, восточные скулы… В руках он держал папку.

– Извините, – негромко произнес вошедший, – у нас все готово.

– Хорошо, – кивнул Кенжетаев. По-русски он говорил без акцента, очевидно, в молодости учился в известном московском краснознаменном институте, где готовили разведчиков. – Это наш сотрудник, – пояснил он Дронго, – подполковник Мукан Бадыров. Он руководит оперативной группой, которая занимается этим делом.

Бадыров кивнул гостю. Дронго он понравился. Сдержанный, воспитанный, наблюдательный. Дронго обратил внимание, как подполковник вошел, как мгновенно огляделся и выбрал место, откуда хорошо мог видеть всех присутствующих.

– Здравствуйте, – сказал ему Дронго, – у меня к вам сразу есть вопрос. Вы не знаете, где похоронена супруга Ахмеда Парвиза?

– Мы тоже этим интересовались, – ответил Бадыров, и Дронго понял, что этому серьезному человеку можно доверять. – Нам показалось, что он может ненавидеть Чикаго до такой степени, что попробует переправить груз именно туда. Но он похоронил жену именно там, в Чикаго, мы проверили.

– Спасибо, – кивнул Дронго, – мне нужно было это знать.

Кенжетаев и Решетилов переглянулись. Генералам не понравилось, что у них не было ответа на вопрос, который им задал этот эксперт. Поэтому им одинаково пришлась не по душе и осведомленность подполковника. А еще больше – сам этот непонятный эксперт, который начал с того, что поставил их в неловкое положение. Люди не любят, когда им задают вопросы, на которые у них нет ответов.

– Понимаете, что произошло, – Кенжетаев решил, что нужно сразу показать, кто здесь главный, – никто не мог даже подумать, что это хранилище, этот, если хотите, – могильник, принесет нам столько неприятностей. Теперь мы пытаемся вычислить, куда могли вывезти отходы. И судя по заболевшим, их транспортируют, не считаясь с жертвами…

Он опять выразительно посмотрел на своего коллегу, словно нуждался в его поддержке.

Тот согласно кивнул.

– Наши аналитики стараются разобраться в случившемся, – сообщил Решетилов. У него было широкое лицо, редкие рыжеватые волосы и большие мешки под глазами. Очевидно, он уже давно нормально не высыпался. – Судя по тому, как погибают исполнители, устроителей этого террористического акта совершенно не беспокоит, что он повлечет за собой многочисленные жертвы. И плюс к этому мы имеем Ахмеда Парвиза, несчастного ученого, получившего несколько ударов судьбы и поэтому возненавидевшего весь мир.

– Вы, очевидно, представляете два разных ведомства? – понял Дронго.

– Да, – ответил Решетилов, – я генерал Федеральной службы безопасности России, а мой коллега руководит местной контрразведкой. Мы решили, что будет правильно, если мы объединим наши усилия.

– Что говорят ваши аналитики? – поинтересовался Дронго. – Какие объекты могли выбрать террористы для нанесения удара?

Решетилов посмотрел на Бадырова, и тот, достав листок бумаги, положил его перед Дронго. В нем было только пять слов. Дронго невольно нахмурился, прочитав названия пяти городов:

«Москва, Вашингтон, Лондон, Рим, Тель-Авив».

Пять городов, в которых могут оказаться террористы. Пять городов. Он полез в карман и, достав свой список, положил его рядом. Бадыров и оба генерала, убедившись в их несомненном сходстве, удивленно переглянулись.

– Вы подготовили идентичный список? – произнес Кенжетаев. – Наверное, это хорошо. Хотя аналитики обеих спецслужб считают, что Нью-Йорк из него можно исключить. Сработает некий стереотип, по которому террористы не станут во второй раз наносить удар по одному и тому же месту. Хотя бы потому, что сейчас Нью-Йорк охраняется лучше других городов. Они полагают, что теперь атаке террористов подвергнется скорее всего Вашингтон. Если помните, одиннадцатого сентября Пентагон почти не пострадал, не считая одного его крыла, а в самом Вашингтоне не было никаких разрушений. Четвертый самолет, который должен был врезаться либо в Белый дом, либо в Капитолий, потерпел аварию в Пенсильвании.

– У вас есть предположения, куда могли вывезти груз? – поинтересовался Дронго.

Кенжетаев взглянул на Бадырова.

– Да, – кивнул тот, – мы работаем над этой проблемой уже почти две недели.

– И есть результаты?

– Есть, – ответил подполковник, – я привез все материалы. Покажу их вам в самолете. Мы вылетаем через полчаса.

– Опять вылетаем? – У Дронго испортилось настроение. – Сейчас половина третьего ночи. Куда на этот раз?

– В Павлодар, – сообщил Кенжетаев, – самолет нас уже ждет. Хранилище находилось на северо-востоке нашей республики.

– И, учитывая расстояния, мы должны лететь туда ночью, – покорно согласился Дронго.

– Вы не любите летать? – полюбопытствовал удивленный Решетилов.

– Обожаю, – буркнул Дронго, – просто мечтал стать летчиком. – И заметил, как улыбнулся Мукан Бадыров.

 

Глава 4

Перелеты на этом не закончились. В аэропорту Павлодара их ждали два вертолета, которые, как только они в них пересели, взяли курс на север к небольшому поселку Успенка примерно в семидесяти километрах от города. Дальше на север идут непроходимые болота, но именно в них и оказалось спрятано хранилище, о котором на многие годы забыли. В Успенке располагался взвод внутренних войск, который обеспечивал его охрану. На дежурство ежедневно выходило пять-шесть человек во главе с офицером и сержантом. Эти люди даже не знали, что конкретно они охраняют. Некоторые считали, что единственную атомную бомбу, оставшуюся в Казахстане. Другие полагали, что штаб объединенного командования среднеазиатских войск. Третьи всерьез уверяли, что здесь обнаружили базу НЛО. В общем, никто ничего толком не знал, хотя службу военные несли исправно. Но однажды к ним приехали проверяющие – генералы и офицеры. И разразился скандал. Всех офицеров, обеспечивающих дежурство, поснимали с их должностей, всех солдат арестовали. Проверяющих понаехало больше, чем в Успенке служило мужчин. Начались допросы. Учитывая, что отсюда до границы с Россией всего около сорока километров, никто не удивился, что среди приехавших было много российских офицеров и даже два генерала.

Когда же появились врачи, жители Успенки всерьез поверили, что на болотах нашли базу НЛО. Правда, говорили об этом шепотом, чтобы не раздражать понаехавших важных начальников. Поселок оцепили, никому не разрешили выезжать за его пределы, даже руководителю местной администрации.

Вертолеты приземлились недалеко от хранилища, далее они отправились на нескольких джипах. Уже подъезжая к объекту, Дронго обратил внимание на старый шлагбаум, выцветший от времени. Последние тридцать лет его явно не обновляли. Будка постовых почти развалилась. Кенжетаев, перехватив взгляд эксперта, отвернулся. Кто же мог подумать, что эти отходы надо тщательно охранять, в который раз мысленно оправдал его Дронго.

Они подъехали к самому хранилищу. Покосившаяся металлическая дверь на его поверхности даже не закрывалась до конца, оставляя широкие щели. Дронго, стараясь не смотреть на злое лицо казахстанского генерала, первым полез внутрь. За ним последовали остальные. По лестнице пришлось спускаться довольно долго – минут семь или восемь. В небольшой комнате перед другой дверью сидел дежурный офицер. Это был явно не тот офицер, который мог дежурить здесь до случившегося. Он был в новой форме, гладко выбрит и, совершенно очевидно, уже ждал гостей. Увидев Кенжетаева, привычно ему отрапортовал. Генерал отмахнулся, сейчас было не до этого.

– Пройдем дальше? – спросил он.

– Зачем? – пожал плечами Дронго. – Мне и так все понятно. Давайте поднимемся наверх и посмотрим второй вход. Не понимаю: для чего его делали?

– Тогда всё так строили, – недовольно пояснил Решетилов. – Мы подняли документацию шестидесятых годов. Все подземные объекты должны были иметь два входа. Основной и запасной. Таковы были правила. Мы в России потом их пересмотрели, и все запасные входы и выходы в могильниках закрыли. А здесь не успели. Просто забыли. Кто мог вспомнить об оставшихся отходах в Казахстане? Конечно, их нужно было вывезти вместе с нашим ядерным оружием…

– Они шли по ведомству разных министерств, – пояснил Кенжетаев. – Ядерное оружие находилось в компетенции Министерства обороны, отходы с атомных станций – в распоряжении Министерства атомной энергии, а хранилища сооружались под эгидой Министерства общего машиностроения. В общем, полная неразбериха. Кто мог предположить, что этот могильник о себе когда-нибудь напомнит? Мы собирались засыпать его землей, а вокруг сделать охранную зону, не привлекая к ней лишнего внимания.

Подниматься наверх было еще сложнее, чем спускаться. Оба генерала задохнулись. Дронго вежливо пропустил их вперед, чтобы приноровиться к их темпу. Когда вышли на свежий воздух, генералы, не сговариваясь, сразу сели на землю.

– Пойдемте, – предложил Дронго. – Нужно осмотреть второй вход.

Решетилов обреченно махнул рукой и поднялся первым. За ним поднялся более грузный Кенжетаев. На джипах они объехали болото, под которым находилось хранилище. У второго входа ничего не было заметно, если не считать, что теперь сотрудники контрразведки установили тут наблюдательный пункт. Увидев знакомые лица, офицеры выстроились на небольшой поляне.

– Покажите нам это место, – зло приказал Савутжан Шарипович.

Один из офицеров, нагнувшись, открыл люк – второй вход в хранилище.

Дронго глянул на тучного Кенжетаева и его российского коллегу.

– Не возражаете, если мы полезем вдвоем? – спросил он. – Я и подполковник Бадыров?

– Идите, – махнул рукой Кенжетаев. Ему явно не хотелось еще раз лезть под землю.

Решетилов просто отвернулся. Пьеро, стоящий чуть в стороне, тоже не изъявил желания следовать за своим напарником.

Дронго и подполковник Бадыров начали спускаться вдвоем. И если у первого входа была еще нормальная лестница, то здесь приходилось рассчитывать на руки и ноги одновременно.

– Вероятно, они доставали бочки, привязав к ним веревки, – предположил Бадыров. – На некоторых перилах стерта краска.

– Какой здесь фон?

– Нормальный. Радиация есть, но не сильная. Скорее всего уже где-то в пути произошла разгерметизация. Ничего удивительного, эти бочки столько лет пролежали под землей и не предназначались для новой транспортировки.

– Сколько же бочек украли?

– Семь или восемь. Может, шесть. Но все равно много. Очень много. Сейчас мы это уточняем, проверяем по спискам.

– Кто вы по образованию? – остановился Дронго, чтобы отдышаться.

– Физик, – ответил Мукан Бадыров, – я учился в Ленинграде, закончил институт с красным дипломом в восемьдесят девятом и сразу оказался без работы. А в девяносто первом мне предложили работу в контрразведке, я и согласился.

Они шли по коридору. Вокруг пахло сыростью и гнилью. Под ногами хлюпала вода.

– Жалеете? – спросил Дронго.

– Нет, – отрезал подполковник. – Кому-то нужно этим заниматься. Нет, не жалею. – И, немного помолчав, сменил тему: – Сегодня должен прилететь академик Селихов. Он был на научной конференции в Китае, вернулся в Москву, а сейчас летит в Павлодар. Надеюсь, вечером мы с ним встретимся. Он должен просчитать эффект от возможной разгерметизации груза. И у него есть свои предположения о том, как его могут использовать. Я уже предупредил сотрудников моей группы.

– Много у вас людей?

– Четверо. Но нам обещали поддержку. На самом высоком уровне. Между прочим, американцы уже знают о случившемся. Мы хотели скрыть, но они знают. Подтвердили через свою агентуру, что Ахмед Парвиз бесследно исчез из Пакистана. Я думаю, в ЦРУ берут на контроль всех специалистов, которые имеют или могут иметь отношение к ядерному оружию. Особенно мусульман.

– А вы не мусульманин? – улыбнулся Дронго.

– Вообще-то я агностик, – признался Бадыров, – но по рождению и по принадлежности к своему народу, наверно, да. Хотя бабушка у меня немка. Значит, я на четверть протестант, а на три четверти – мусульманин.

– Можно купить любого ученого, – заметил Дронго. – Хотя боюсь, что Ахмед Парвиз держится на другой страсти – на ненависти к западной цивилизации. А это стимул не менее сильный, чем деньги.

– Американцы тоже так считают. Обещали любую помощь. Предложили прислать своих специалистов. Но наши спецслужбы решили, что это будет ненужная демонстрация наших недостатков. Поэтому руководство посчитало нужным найти вас. Такой авторитетный эксперт окажет влияние и на позицию американцев.

– Понятно, – пробормотал Дронго, останавливаясь у разбитой стены. Было ясно, что именно через нее преступники проникли внутрь. – Удивительно, что они не вывезли все бочки, – зло пробормотал он.

– Не успели, – предположил Бадыров. – Хотя, возможно, и не очень хотели. Не забывайте, им еще нужно было отсюда уехать, добраться до железной дороги. С большим грузом они не ускользнули бы незамеченными.

– Стратеги, – проворчал Дронго, трогая руками разбитую стену. – Они сломали стену или взорвали?

– Наши эксперты считают, что сломали. Здесь над нами болото, все протекает. За столько лет стена практически сгнила.

– А если бы контейнеры начали тут разлагаться?..

– Думаю, это было бы лучше. Мы эвакуировали бы отсюда все посты и засыпали хранилище. Вокруг болото, поселок далеко, в озеро отходы попасть не могли, тогда это строго проверяли. А на болото местные не ходят… Я думаю, что хранилище строили с таким расчетом, чтобы через лет пятьдесят его засыпать. Или через сто. Здесь все равно была бы радиация…

Дронго осмотрел пролом в стене. Затем перелез через него в большой зал хранилища. Увидев бочки, аккуратно сложенные рядами, поморщился. Здесь стоял странный запах, словно пахло радиацией и смертью. Он повернулся и полез обратно. Подполковник молча следовал за ним. В нос бил отвратительный запах аммиака.

– Мы проверяли, – крикнул Мукан Бадыров, – здесь тоже нет радиации. Хотя общий фон, конечно, повышенный. Но непосредственной опасности пока нет.

– Будете ждать, когда эти бочки сгниют окончательно? – зло спросил Дронго.

– Нет. Будем перевозить, – спокойно ответил подполковник. – Теперь их нельзя здесь оставлять.

Заметив, что на полу что-то блеснуло, Дронго наклонился. Это оказалась старая, еще доперестроечного времени монета достоинством в три копейки. Он не стал ее поднимать.

Обратно они вернулись быстрее. Уже на поверхности, вдохнув свежего воздуха, Дронго мрачно спросил:

– Как они сюда добирались? У них тоже были вертолеты и джипы?

– Нет, – усмехнулся Бадыров, – у нас такого добра в провинции не бывает. Мы проверили. Они доехали до Таволжана на поезде, а там наняли два грузовика. Их было шестеро. Водитель одного грузовика исчез вместе со своей машиной, мы его до сих пор не можем найти. Второй вернулся домой. Он их ждал в стороне. Его, наверное, взяли для подстраховки. Вместе с ним находилось двое преступников. Одного из погибших он опознал. Они ничего отсюда не вывозили, так он нам рассказывает. Только везли с собой непонятный груз, палатки, лопаты, ломы, чемоданы. А потом они попросили отвезти их на станцию в Павлодар. По дороге к ним подсел еще один человек, и они доехали до города. Щедро расплатились, забрали весь свой груз. Мы считаем, что похищенные отходы находились во втором грузовике, водитель которого исчез вместе со своей машиной. Сейчас местные власти ищут их по всем дорогам. Водитель и его машина объявлены в розыск.

Дронго сел на землю, подумав, что его итальянский костюм совсем не предназначен для такого рода испытаний. Но жалеть костюм было глупо. Он так устал, что ему требовался пятиминутный отдых. Кто-то дал ему стакан воды, и он жадно выпил, сминая пластиковый стаканчик.

– Мы должны вернуться в Павлодар, – напомнил генерал Кенжетаев. – Туда сегодня прилетает академик Селихов. Это самый известный в мире специалист по ядерному топливу. И по атомным электростанциям.

Дронго согласно кивнул и поднялся, подумав, что вся земля вокруг может быть заражена радиацией.

– Вы уже знаете, куда они могли уехать из Павлодара? – спросил он Бадырова.

– Пока нет, – отозвался подполковник. – Проверяем все направления. Ясно только, что первоначально груз находился на железнодорожной станции. Там его погрузили в товарный вагон. Но куда вывезли – неизвестно. Хотя есть предположения. Трое первых заболевших были выявлены в Караганде, двое других – в Талды-Кургане. Значит, они выбрали южное направление, в этом мы сейчас уверены.

В Павлодар они возвращались на вертолетах. Качка была такой неприятной, что Дронго под конец не выдержал.

– Может, они наконец сядут, а мы дойдем пешком? – со злостью проворчал он.

В Павлодаре их привезли в какой-то дом, очевидно, для гостей областной администрации. Здесь их уже ждали несколько человек, среди которых были руководители области и прилетевший полчаса назад академик Селихов. Было решено, не откладывая, провести совещание в самом большом номере, предоставленном московскому гостю.

Кенжетаев сел справа от Селихова, Решетилов – слева, взяв его в своеобразные «генеральские клещи». Кенжетаев на правах хозяина представил гостя:

– Это академик Селихов Валентин Алексеевич. Он прилетел специально, чтобы помочь нам в решении нашей проблемы, – пояснил генерал.

У академика было полное, рыхлое лицо, большие залысины, умные, добрые глаза, курносый нос, полные щеки. Он постоянно поправлял очки и время от времени сбивался на менторский тон, словно находился среди своих аспирантов. Было заметно, что Селихов волнуется. Очевидно, его уже посвятили в суть проблемы. Сидящий около Кенжетаева руководитель областной администрации, суровый мужчина лет сорока пяти, все время хмурился, словно случившееся каким-то непонятным образом бросало тень на доброе имя их области.

Дронго решил, что пора начинать беседу, иначе он прямо в этой комнате заснет. Сказывались вторые сутки без сна. Среди находящихся в номере были его напарник Пьеро, подполковник Бадыров, еще несколько незнакомых мужчин и две женщины. Одна из них, лет пятидесяти, слушая Селихова, старательно записывала его слова. Дронго подумал, что она, очевидно, из какого-нибудь научно-исследовательского института и, вероятно, прилетела сюда вместе с академиком. У нее были светлые волосы, стянутые на затылке резинкой. Вторая женщина помоложе – лет тридцати, с характерной восточной внешностью. Тоже внимательно его слушала, но ничего не записывала. Когда Бадыров вошел в комнату, первой в знак приветствия он кивнул ей. Дронго подумал, что, вероятно, это его сотрудница, и отметил, что подполковник подобрал очень симпатичную женщину. У нее были красивые раскосые глаза, густые темные волосы, чувственные губы. Все ждали вопросов Дронго, понимая, что отныне главная ответственность за поиски похитителей отходов лежит на нем.

– Как вы считаете, Валентин Алексеевич, это очень опасно? – прежде всего спросил он. – Я не специалист, и моих гуманитарных образований не хватит для понимания ваших сложных технических вещей. Я хочу, чтобы вы просветили нас хотя бы в общих чертах, с чем мы имеем дело, и мы наконец поняли, что нам нужно искать и с чем придется столкнуться.

– Это несложно, – охотно отозвался академик. – На любой атомной электростанции, использующей ядерное топливо, остаются отходы, которые затем вывозятся и складируются в специальных хранилищах. Разумеется, эти хранилища должны хорошо охраняться, а переработанное топливо – содержаться там в специальных контейнерах, чтобы не допустить соприкосновения его с водой или землей.

– Что произошло в нашем случае?

– Сейчас расскажу. – Академик поправил очки и начал говорить так, словно стоял на кафедре перед студентами. – Как вам, наверное, известно, первая атомная станция была открыта в Обнинске двадцать седьмого июня пятьдесят четвертого года. До этого момента обычная энергия атомного ядра использовалась исключительно в военных целях. В августе пятьдесят пятого состоялась первая Международная конференция в Женеве по мирному использованию атомной энергии. Затем были введены в эксплуатацию атомные электростанции в Колдер-Холле в Великобритании и в Шиппингпорте в США. У нас в пятидесятые и шестидесятые годы построили Сибирскую АЭС, Нововоронежскую. В Ульяновской области такая станция была сооружена в Мелекессе, а затем там же был построен опытный реактор на быстрых нейтронах. И тогда же перед нами встала серьезная проблема хранения ядерных отходов.

– До этих пор все понятно, – кивнул Дронго. – А теперь расскажите, пожалуйста, об этом топливе.

– Начнем с ядерного реактора, – предложил академик. – Это место, где происходит деление атомных ядер, то есть реакция, в результате которой выделяется энергия. Все ядерные реакторы условно можно разделить на два типа. Первые работают на тепловых нейтронах, вторые – на быстрых. В первом случае ядерные стержни окружены материалами, которые должны уменьшать энергию нейтронов, так называемые замедлители. Лучшими из них считаются дейтерий и изотопы водорода. А когда используются быстрые нейтроны, то замедлитель не нужен, сама цепная реакция поддерживается за счет повышенного содержания делящегося материала в урановом топливе.

– Подождите, – попросил Дронго, – здесь я начал чувствовать себя идиотом. Пока все было понятно. Для работы ядерного реактора нужно иметь ядерное топливо. Это я уяснил. А какой вид топлива? Что могло находиться в этом хранилище?

– Отходы ядерного топлива, – ответил Селихов. – Дело в том, что сейчас в реакторах используют ядерное топливо в виде смеси диоксида урана и диоксида плутония или искусственного изотопа, который получают из тория. При обогащении уран переводится в форму гексафторида урана, и затем при нагреве происходит процесс диффузии урана, который в газообразном состоянии проникает через пористую перегородку из состояния с высокой концентрацией в состояние с низкой концентрацией. При этом легкие молекулы проникают гораздо быстрее тяжелых молекул…

– Я слышал, что иногда применяются высокоскоростные центрифуги, – вставил Дронго.

Селихов изумленно взглянул на него.

– Браво! А вы совсем не такой, каким хотите казаться. Да, действительно, мы применяем центрифуги, чтобы более легкий газ скапливался в их центральной части. Само ядерное топливо располагается внутри топливных элементов на основе урана. Отработанное топливо обычно удаляют из активной зоны реактора на переработку. Вот здесь-то и появляется самый неприятный для нас момент, так как топливные отходы после отделения урана и плутония сохраняют очень опасный уровень радиации еще в течение большого времени. Вот почему во всем мире так остро и стоит проблема утилизации этих отходов.

– А как долго сохраняется уровень радиации? – поинтересовался Кенжетаев. – Год, два, десять, двадцать? Может, через тридцать или сорок лет это топливо уже не так опасно?

– Опасно, – упрямо возразил академик, – исключительно опасно. По нашим данным, смертельный уровень радиации может сохраняться около шести-семи веков. Примерно семьсот лет.

Кенжетаев даже крякнул от неожиданности и изумленно посмотрел на своего российского коллегу. Тот пожал плечами. Такой срок оба генерала восприняли как шоковое известие. Семьсот лет…

– Из похищенного материала можно изготовить ядерную бомбу? – прямо спросил Решетилов. – Скажите: да или нет.

– Можно, – не задумываясь, ответил Селихов. – Даже если у них нет ракеты-носителя. Достаточно разместить эти отходы в крупном городе и устроить небольшой взрыв. Радиация будет такая, что вокруг гарантированно погибнут миллионы людей. Это очень опасно. Террористам даже не нужно ничего придумывать. А если они сумеют использовать и плутоний… – Он развел руками и как-то особенно беспомощно поправил очки.

– Договаривайте, – потребовал Решетилов, – что вы хотели сказать?

– В реакторах-размножителях на быстрых нейтронах обычно используется плутоний, – пояснил академик. – Он получается, когда атом урана поглощает нейтрон, образуя плутоний. Или его получают из нептуния. В любом случае эта масса означает либо сырье для ядерного топлива, либо сырье для ядерной бомбы. Тут нет никакого отличия. Все процессы абсолютно идентичны.

– То есть они могут создать ядерное оружие? – уточнил российский генерал.

– Боюсь, они его уже имеют, – признался Селихов. – А если там еще задействован Ахмед Парвиз, то результат предсказать несложно. Я встречался с ним в Англии, он действительно выдающийся ученый.

Генералы переглянулись. Было заметно, что они сильно встревожены.

– Спасибо, – первым не выдержал Кенжетаев. – Я обязан доложить обо всем президенту нашей страны.

– А я должен позвонить в Москву, – поднялся следом за ним Решетилов.

В абсолютной тишине оба генерала вышли из комнаты. Следом за ними выбежал руководитель областной администрации. Наступило тягостное молчание.

– Я что-то сказал не так? – спросил Селихов.

Все смотрели на Дронго. Даже Мукан Бадыров. После ухода генералов он остался старшим по званию. Но все смотрели на гостя, ожидая его распоряжений. Словно он мог сказать нечто самое важное. Дронго покачал головой.

– Все правильно, – произнес он, – просто очень страшно. Если сейчас эта бомба уже устанавливается в одном из мегаполисов… Представляете степень нашей ответственности? А мы здесь сидим и рассуждаем, что может случиться…

– Я могу вам ответить, – печально проговорил академик. – Если такую бомбу установят в центре многомиллионного города, то треть населения сразу погибнет в невероятных мучениях, а половина из оставшихся будет умирать от нее еще много лет. Это статистика, с ней трудно спорить.

 

Глава 5

В этот вечер Дронго не явился на ужин, чтобы отоспаться за два дня и отойти от множества перелетов. И, провалившись в сон, проспал целых одиннадцать часов. Утром за завтраком он был молчалив и сосредоточен. На десять утра с согласия Бадырова Дронго назначил совещание группы, чтобы понять, по каким направлениям они работают. «Пьеро», занимавший соседнюю комнату, неслышно позавтракал и устроился в углу комнаты, где они должны были встретиться. Казалось, его не волнует ничего, кроме прошлогодних журналов, которые он молча и сосредоточенно просматривал. Обычно Дронго не представлял его остальным, ибо не мог о нем сказать ничего конкретного. А его напарник вел себя так, словно его ничего не интересует. Однако Дронго замечал, как внимательно «Пьеро» прислушивается ко всему, что происходит рядом с ним. Прислушивается, не подавая вида.

Вот и сейчас он сидел в углу, продолжая изучать старый журнал, так, будто ничего более занимательного никогда не видел.

В комнату вошли Мукан Бадыров и четверо его сотрудников. Все чинно устроились за столом. Дронго улыбнулся. Они были похожи на студентов, пришедших к строгому преподавателю. С одной стороны, ему это было приятно, с другой – грустно. Чувствовать себя в сорок пять лет таким наставником немного обидно. Среди вошедших была и вчерашняя молодая женщина, на которую он обратил внимание.

– Это наши сотрудники, – объявил Мукан Бадыров и представил каждого. – Старший следователь майор Олег Пашко. – Он показал на светлоусого коренастого мужчину лет сорока. – Следователь капитан Султан Есбатыров. – Второй офицер был высокого роста и черноусый. – Старший лейтенант Сергей Тумасов. – Этот мужчина был молодой, не старше двадцати восьми лет. Он счастливо улыбался, словно уже получил награду. – И старший лейтенант Галия Рахимджанова. – Подполковник показал на молодую женщину.

– Очень приятно. – Дронго обернулся. Его напарник по-прежнему листал старый журнал. – А это мой помощник, – нехотя выдавил Дронго, – Николай Дубов.

Пьеро, не поднимая головы, кивнул. Мукан улыбнулся, кажется, он понял, какие бывают «помощники» в столь сложном деле.

– Давайте приступим к делу, – предложил Дронго. – Насколько я понял, все облученные оказались в больницах, находящихся на юге вашей страны. Правильно?

– Да, – подтвердил Бадыров. – Трое первых облученных были выявлены в Караганде, затем еще двое – в Талды-Кургане. Мы считаем, что груз вывозили в южном направлении. Очевидно, в дороге произошла разгерметизация одного из контейнеров, и все сопровождавшие груз получили сильную дозу облучения.

– Южное направление, – задумчиво повторил Дронго. – Если судить по маршруту, то он не совпадает с тем списком, который вы мне дали. И с моим списком тоже не совпадает. Вы проверили поезда, которые шли на юг?

– Проверяем, – кивнул Бадыров. – По моему указанию проверяются все составы, которые в тот день прошли на юг через Павлодар. Я даже распорядился, чтобы наши сотрудники вооружились счетчиками Гейгера и определяли уровень радиации в каждом вагоне. Возможно, разгерметизация прошла в пути, тогда такой вагон просто опасен для окружающих.

– Очень хорошо, – кивнул Дронго. – Есть результаты?

– Почти нет. Мы нашли сразу несколько вагонов, где фон выше, чем в остальных, но не настолько, чтобы люди там могли облучиться. Проверка продолжается, однако уже сейчас можно сказать, что разгерметизация контейнеров не могла произойти в вагоне.

– Тогда выходит, что она произошла где-то в другом месте, – подвел неутешительный итог Дронго. – У вас есть крупная карта Средней Азии? Или вашей страны?

– Конечно. – Бадыров взглянул на Тумасова, и тот, достав карту из своей папки, разложил ее на столе.

Дронго глянул на названные города, оба южных областных центра оказались довольно далеко от Павлодара.

– Если предположить, что мы все не ошибаемся, – задумчиво произнес он, – и наши эксперты, и ваш покорный слуга. Тогда выходит, что террористы решили двинуться на юг. Из Талды-Кургана они могли перевезти груз в Алма-Ату. А из Караганды… – он провел пальцем по красной ниточке, означающей железную дорогу, вниз, – они могли отправиться в Бишкек, столицу Киргизии, или в Ташкент…

Все пятеро смотрели на него словно в ожидании чуда.

– Американская база рядом с Бишкеком, – неожиданно напомнила Галия. – Они могли двинуться туда.

– Возможно, – согласился Дронго. Ему понравилась ее смелость и находчивость.

– Среди погибших был узбек, – сказал Бадыров. – Возможно, они повезли груз в Ташкент. Чтобы попытаться нанести удар по режиму Ислама Каримова.

– Так, давайте договоримся о терминах, – предложил Дронго. – Не будем употреблять такие слова, как «режим». Я понимаю, что демократия в Средней Азии имеет свои специфические черты, знаю, что все правители здесь несменяемые и пожизненные, кроме правителей Таджикистана, где была гражданская война. Но даже и в этом случае предлагаю воздержаться от политических комментариев. Наша задача – найти бомбу прежде, чем она где-то сработает, и выловить преступников.

– Согласен, – улыбнулся Мукан, – считайте, что это у меня вырвалось случайно. Больше ничего подобного не скажу.

– Военная база американцев в Киргизии – очень неплохая цель, – продолжил Дронго. – Показать американцам, что не все рады их появлению в Средней Азии. Эффект был бы громкий. Неплохо, неплохо. Но, думаю, это слишком локальная цель. К тому же те, кто планирует подобные террористические акты, умеют здорово просчитывать и результативность от их проведения, и долговременные последствия. Предположим, террористический акт удался. Что это дает террористам? Временную передышку. Американцы все равно не уйдут из Средней Азии, но их положение там будет значительно ослаблено, чем немедленно воспользуется Россия. В данном случае я пытаюсь рассуждать с точки зрения террористов. А Москву они не любят так же, как Вашингтон. Поэтому не стоит недооценивать их ум. Так что закладка пропавших контейнеров на американской базе маловероятна. Хотя такой вариант мы должны иметь в виду. – Он помолчал, оглядывая собравшихся. Сидящий за спиной в углу комнаты Пьеро немного его нервировал. Но Дронго твердо решил не поворачиваться в его сторону. Затем продолжил: – Предположим, аналитики двух спецслужб не зря едят свой хлеб. Предположим, и я кое-что понимаю в этих преступлениях, поэтому мой список совпал со списком аналитиков. А тогда выходит, что контейнеры должны сейчас находиться далеко за пределами Казахстана. Это значит, что их могли вывезти только на самолетах. Из той же Алма-Аты или из Бишкека. Тогда становится понятно, почему облученные появились в Караганде. Они решили уехать как можно дальше, чтобы не вызывать подозрений.

– Мы проверяем и все самолеты, – перебил его подполковник Бадыров, – и хотя там общий фон радиации гораздо выше, чем в поездах, ничего особенного найти тоже не удалось.

– Вы просто злой гений, – устало упрекнул его Дронго. – На любое мое предложение моментально находите ответ, сообщая, что уже проверили или собираетесь проверить мою версию. Давайте пойдем дальше. Контейнеры не могли хорошо сохраниться в той сырости, в какой они находились. Выходит, перевозимый груз оставлял следы, которые мы обязаны найти. Вы проверили самолеты государственной авиакомпании или и все остальные лайнеры тоже?

– Что значит остальные? – не понял подполковник.

– Частных компаний, – пояснил Дронго, – различных перевозчиков, в том числе и иностранных. Похитители отходов могли нанять самолет через западные страховые компании. Такой вариант вы исключили полностью?

Бадыров глянул на Пашко, и тот быстро сделал пометку в своем блокноте.

– Необходимо проверить все самолеты, вылетевшие из Алма-Аты и Бишкека за последние два месяца, – добавил Дронго.

– Сделаем, – твердо пообещал Пашко.

– Самолеты не обязательно должны быть дальнемагистральными, – продолжил объяснять Дронго. – Это мог быть небольшой самолет, который нашли для перевозки груза на небольшое расстояние. А в условном месте его ждал уже другой самолет. Поэтому проверяйте всех подряд.

Пашко сделал еще одну запись.

– Как они попали в больницы? – поинтересовался Дронго. – Все трое одновременно?

– Нет. Одного сняли с поезда Караганда – Алма-Ата. Он был в очень плохом состоянии. Двое других обратились в больницы позже, через два дня. Причем один попросил помощи в Темиртау, и его отправили в Караганду, а второй сразу оказался в областной больнице, где поняли, что он получил большую дозу облучения, – пояснил Бадыров.

– А если наши предпосылки неверны? – задал вопрос Дронго. – Что, если груз вообще никуда не вывезли, а перегрузили в Караганде? Вы проверяли, почему эти трое оказались так далеко от места событий?

– Одного опознали в местной гостинице, – вставил Пашко, – но мы не были уверены…

– Дело в том, что аналитики невольно сбили вас с толку, – предположил Дронго. – Они полагают, что груз обязательно должен быть доставлен в крупный город или столицу какого-нибудь государства. А там его либо попытаются активизировать, либо переправят оттуда в другой мировой центр. Обратите внимание, мы ведь тоже начали наш анализ с таких прогнозов. Представить, что конечным пунктом террористов может быть Караганда, мы просто не в состоянии. Мы видим перспективу, но не хотим видеть предметов, находящихся рядом с нами.

– Зачем устраивать такой террористический акт в провинциальном областном центре? – не понял Пашко. – Мне кажется, мы верно рассуждали.

– Место отправки груза, – подчеркнул Дронго. – Мы исходим из посылки, что это должен быть аэропорт, где садятся достаточно крупные самолеты. А если нет? Если в Караганде бочки погрузили на обычный вертолет или небольшой самолет? И не обязательно, чтобы эти самолеты были из Караганды. За грузом могли прилететь из другого города. Например, какой-нибудь ведомственный транспортный лайнер.

Подполковник Бадыров посмотрел на своих сотрудников. Стало ясно, что такую версию они отработали не до конца.

– Мы проверяли, – возразил другой следователь. – Из Караганды они не могли вылететь. Но рядом находится несколько небольших аэродромов. Сейчас их проверяют.

– Хорошо. А двое других? Как они попали в больницы?

– Одного тоже сняли с поезда, следующего из Алма-Аты, – сообщил Бадыров, – а второй упал на улице, имея в кармане только водительское удостоверение. Его сразу отвезли в больницу.

– Они не могли везти груз в том виде, в каком его достали из хранилища, – заметил Дронго. – Маркировка на контейнерах указывает на опасность того, что в них содержится. Им нужна была какая-то промежуточная станция, чтобы перегрузить отходы. Никакой утечки скорее всего не было, просто эти несчастные не знали, с каким страшным материалом они имели дело. Где-то в пути следования была подготовлена лаборатория, где содержимое контейнеров перегрузили в другую тару, удобную для транспортировки. В любом серьезном аэропорту мира такие бочки не пропустила бы таможня. – Он склонился над картой. – Итак, мы считаем, что груз из Павлодара повезли на юг. А что, если на север? – Дронго повел пальцем вверх. – Тут близко от границы Новосибирск. – Он посмотрел на сидящих рядом людей. – Что, если лаборатория находится там? В Новосибирске филиал Академии наук, много научных институтов, лабораторий. Другой такой базы в регионе больше нет. Или я ошибаюсь? – Немного помолчав, но не дождавшись реакции слушателей, Дронго продолжил: – Те, кто задумал эту операцию, обязаны были знать все последствия неосторожного обращения с радиоактивными отходами. Могли они устроить провокацию? Вполне. Сообразив, что у них начались проблемы с облученными людьми, специально приказали им ехать на юг, чтобы нас запутать, чтобы у нас не возникло сомнений, что груз тоже отправился в южном направлении. Возможно, людей просто подставили, понимая, что скрыть их состояние невозможно.

– Тогда получается, что они проехали через нашу государственную границу, – заметил подполковник. – Но мы не можем работать в России. Наша группа создана для работы в Казахстане.

– Вы полагаете, что так трудно пересечь государственную границу между Казахстаном и Россией? – не без иронии спросил Дронго. – Особенно в тех местах, где ее можно переехать на грузовике, даже не показывая документов? Вы помните, какова протяженность границы между вашими странами?

Подполковник, кивнув, ничего не ответил.

– Вы допрашивали оставшегося в живых террориста? – задал следующий вопрос Дронго. – Что он говорит?

– Бредит. Ничего особенного выжать из него не удалось. В первые дни он был в сознании, но тогда мы еще сами не знали, что произошло. Документы его проверили. Оба заболевших в Талды-Кургане прибыли к нам из Узбекистана. Разумеется, мы послали запрос в Ташкент. Вчера врачи сообщили, что его состояние несколько улучшилось. Возможно, теперь удастся его допросить.

– Это очень важно, – согласился Дронго. – Вы взяли его под охрану?

– Конечно. У его палаты постоянно дежурят двое сотрудников. Думаю, как только он сможет разговаривать, мы с ним переговорим.

– А пока нужно проверить оба направления. И северное, и южное, – напомнил Дронго.

– Если груз перевезли в Новосибирск, то мы должны дать соответствующие пояснения российской стороне, – напомнил Бадыров.

– Ничего не нужно объяснять, – возразил Дронго. – С нами находится генерал ФСБ. Я думаю, будет правильно, если ваши следователи продолжат поиски возможных самолетов на всем протяжении южного пути. А мы с вами выедем в северном направлении.

– Если разрешите, наш специалист по радиационному облучению Галия Рахимджанова, – подполковник показал на нее, – тоже поедет с нами. А Сережу Тумасова мы оставим здесь для координации наших действий.

– Согласен. – Дронго посмотрел на молодую женщину. – Какое у вас образование?

– Я училась в Лондоне, – скромно ответила она, – и стажировалась в Дубне.

– Что? – изумился Дронго. – Сколько вам лет?

– Двадцать девять, – улыбнулась Галия, – меня взяли на работу три года назад.

– Почему в контрразведку? – не понял Дронго. – Вы все бросили и пошли в контрразведку, имея такое образование?

Она застенчиво улыбнулась и посмотрела на подполковника. Тот понял, что настала пора вмешаться.

– Офицер Рахимджанова не является сотрудником нашего ведомства, – пояснил он. – Она прикомандирована к нам из другой организации.

Дронго понимающе кивнул. Мог бы и догадаться, разочарованно подумал он. Зачем брать такую женщину в контрразведку? Она из другого ведомства, которое больше интересуется положением дел у соседей. Любая страна старается получить необходимую информацию о новейших технологиях, появляющихся у других. Тем более такая, как Казахстан, расположенная одновременно и в Европе, и в Азии. При ее размерах и нестабильном положении на юге можно предположить, что казахи укрепляют свою разведку в первую очередь. Поэтому Бадыров не может оставить эту женщину вместе со всеми.

– Хорошо, – согласился Дронго. – Сегодня же поговорю с Решетиловым.

Не успел он договорить, как в комнату вошли оба генерала, словно они стояли за дверью.

– Ваш террорист умер в Талды-Кургане, – зло объявил Решетилов. – Наши аналитики считают, что счет пошел на часы. Вы пришли к какому-нибудь выводу или собираетесь продолжать ваши научные диспуты?

Было заметно, как он нервничает. Все находящиеся в комнате поднялись, даже Пьеро бросил свой журнал.

– Мы считаем, что груз мог быть вывезен в северном направлении, – сообщил Дронго, решив не обращать внимания на хамский выпад генерала. Он понимал его состояние.

– А я с самого начала был уверен, что его туда повезли, – неожиданно заявил Решетилов. – Вы же видели список наших аналитиков. И сами такой же список составили. В них первой строчкой указана Москва. Я не верил, когда здесь говорили, что груз повезли на юг. С самого начала точно знаю, что его украли, чтобы переправить к нам, в Россию.

Наступило неловкое молчание. Фактически российский генерал обвинял группу Бадырова в нежелании смириться с реальной ситуацией.

– Что вы решили? – прервал затянувшуюся паузу Кенжетаев.

– Нужно немедленно лететь в Новосибирск, – отозвался Дронго. – Мы полагаем, что разгерметизации контейнеров не было. Их сознательно вскрыли либо для того, чтобы провести необходимые работы на месте, либо для того, чтобы найти им более подходящие контейнеры и переправить дальше… Куда именно, мы пока не знаем. А Москва была первой в этих списках только потому, что Россия непосредственно граничит с Казахстаном. Я думаю, что террористы с таким же успехом могли избрать Тель-Авив или Вашингтон…

Решетилов тяжело вздохнул.

– Извините, – выдавил он. – Я, кажется, сорвался. У меня трое внуков в Москве. Если с ними что-нибудь случится… – Генерал сжал кулаки. – Не знаю, как это объяснить… Но после Беслана мы все немного сумасшедшие.

– Вы можете организовать нам самолет в Новосибирск? – сменил тему Дронго.

– Мы дадим вам самолет, – тут же откликнулся Кенжетаев. Он так же, как и его российский коллега, понимал всю серьезность положения.

Дронго подумал, что мир, в котором они живут, действительно изменился. И не в лучшую сторону.

 

Глава 6

В Новосибирск они прилетели поздно вечером. Прежде было необходимо получить разрешение на перелет и прибытие самолета, не входящего в список давно согласованных пассажирских рейсов из Казахстана в Россию. Пока Решетилов вел переговоры, Дронго сидел на стуле рядом с ним, печально размышляя, что террористам не нужны такие формальности – они свободно передвигаются из страны в страну.

Когда к вечеру все вопросы были решены, небольшой самолет «ЯК-42» взял курс на Новосибирск. Дронго трясся в неудобном кресле, поглядывая вниз. В первом ряду сидели оба генерала. Во втором – Дронго и подполковник Бадыров. За ними – Галия и неизменный Пьеро, непонятной тенью следующий за экспертом и не сказавший за все время пребывания в Казахстане даже нескольких фраз.

«Еще немного, и я буду летать на планерах», – раздраженно думал Дронго. Самолет кидало из стороны в сторону, в салоне было холодно и неуютно. Казалось, в нем несколько щелей, в которые можно увидеть землю. «ЯК-42» был старый, прослуживший уже лет сорок, если не больше.

– Мы послали запрос в пограничную службу, – сообщил Бадыров, – хотим узнать, не пересекал ли нашу государственную границу Ахмед Парвиз.

– У него был паспорт на другое имя, – тихо заметил Дронго. – Они наверняка это предусмотрели.

– Мы проверяем всех граждан Пакистана, – пояснил Бадыров. – Возможно, среди них окажется и Ахмед Парвиз. Из Москвы нам передали на него досье. Ему пятьдесят три года, среднего роста, большелобый, темнокожий. У него очень характерная внешность. Если он пересекал границу, его могли запомнить.

– А если нет? – Дронго посмотрел вниз и отвернулся. Не нужно было садиться у иллюминатора, раздраженно подумал он. – Предположим, груз вывезли в Новосибирск. Зачем ему тогда было летать в Казахстан? Он мог спокойно приехать в Россию и готовить лабораторию в Новосибирске, ожидая, когда туда прибудет груз. Нужно отправить запрос в Россию, проверить, не пересекал ли там границу человек, похожий на Ахмеда Парвиза. Хотя у него может быть паспорт любой страны.

Бадыров нахмурился.

– На всем постсоветском пространстве одинаковые проблемы, – продолжил Дронго, – массовая коррупция, полное пренебрежение к законам, отсутствие всяких нравственных норм. Люди миллионами уезжают, разочаровавшись не только в своих странах, но и во всех идеалах, которые им пытались привить семьдесят лет. Возможно, то общество было не очень совершенным, но провозглашенные им идеалы были гуманистическими. А сегодня главная цель – быть богатым, успешным, вовремя украсть и вовремя сбежать. Все наши проблемы растут оттуда, с середины восьмидесятых, когда мы начали методично разрушать нашу веру в собственные идеалы. Поэтому я уже давно ничему не удивляюсь. Абсолютный цинизм и полное забвение моральных норм – вот атмосфера, которая теперь царит на одной шестой части земного шара.

– Вы пессимист, – осторожно заметил подполковник.

– Я реалист, – вздохнул Дронго, – слишком хорошо знаю процессы, которые у нас происходили. Вы понимаете, почему стал возможен Беслан? Или Буденновск? Можете себе представить меру коррумпированности в правоохранительных органах? Или откуда берется столько оружия? Неужели его привозят из-за рубежа? Конечно, нет. Все покупается на месте. Гораздо легче привезти деньги. Небольшую пачку долларов. И все проблемы решить с их помощью. Я абсолютно уверен, что кто-то из тех, кому в свое время доверили военную тайну, теперь захотел на ней заработать, сообщив террористам место нахождения хранилища ядерных отходов под Павлодаром. И можно не сомневаться, что все необходимые документы на провоз опасного груза через все внутренние границы стран СНГ у террористов были в порядке. Могу также предположить, что им продавали любые паспорта и документы в любой стране СНГ, гражданство которой они хотели иметь. На одного честного сотрудника милиции приходится десять не совсем порядочных. Воровство и коррупция стали синонимами государственной службы.

– Неужели все так печально? – усмехнулся Бадыров. – Если с вами согласиться, то невозможно вообще жить.

– Не все, – согласился Дронго. – И, возможно, приведенное мною соотношение не совсем правильное. Кто-то еще работает, кто-то борется с террористами, кто-то рискует жизнью. Но их гораздо меньше тех, кто видит в своей службе лишь кормушку. Перед глазами людей наглядный пример олигархов. И не только российских, которые у всех на слуху и заработали миллиарды долларов. В каждой стране есть свои «карликовые олигархи». Как правило, эти люди – крупные государственные чиновники либо лица, связанные родственными и дружескими отношениями с правящей элитой. Пробившихся своим умом или трудом среди них почти не бывает. Такого новичка просто изгоняют из стада. Он всегда чужой. И люди понимают, что для обогащения нужно не иметь совести, плевать на все законы, обладать надежными связями, забыть о моральных нормах. «Если им можно, то почему нельзя нам?» – рассуждает каждый из тех, кто видит и понимает, что происходит. Поэтому идет постепенная коррозия нравственности. На самом деле настоящие бомбы находятся внутри нас. Они как нейтронные бомбы убивают в нас все живое, делают жадными, завистливыми, вороватыми, несчастливыми.

– И никакого рецепта для исцеления?

– Не знаю. Я не лекарь. Раньше я думал, что люди меняются к лучшему. Сейчас в этом не уверен. Мы слишком плохо начали двадцать первый век. И дело уже не только в нашей действительности. Все так мечтали покончить с коммунизмом, так изгалялись на обломках некогда великой Идеи. А теперь началось настоящее столкновение цивилизаций. Я думаю, что западная цивилизация, представляющая северных христиан, уже обречена. Во всех странах Европы происходят невероятные этнические изменения, они уступают под напором приехавших, других религий, других этносов. Но существует такое понятие, как южная христианская цивилизация. И это не только испанцы или итальянцы, кстати, гораздо лучше отстаивающие собственные ценности. Это и латиноамериканцы, и африканцы, которые в своей пассионарности уже не уступают мусульманам. А значит, грядущие столкновения почти неизбежны. И плюс две гигантские страны, которые уже сейчас составляют почти сорок процентов всего человечества: Китай и Индия. Я действительно не знаю, чем все это закончится, но уже сейчас ясно, что наступающий век будет самым тяжким веком испытаний для человечества. Мы думали, что двадцатый век в своих трагических эпизодах превзошел все, что было до сих пор. Две мировые войны потрясли нас так, что казалось – повторить подобное уже невозможно. Но вот мы летим в Новосибирск, понимая, что где-то уже тикает бомба, готовая уничтожить миллионы людей. И я уверен, что это не предел. Рано или поздно в своем диком противостоянии одна сторона дорвется до ядерного оружия. Или начнут применять биологическое и химическое оружие. Трудно остановить людей, которые хотят умереть и уничтожить при этом своих врагов.

– Картина Апокалипсиса, – грустно подвел итог Бадыров. – Зачем тогда вы летите со мной? Вы же не на службе. Могли бы махнуть на все рукой. Я слышал, что вы достаточно независимый человек. Зачем вам все это нужно?

– Я люблю этот мир, – признался Дронго. – Мне нравятся его люди и города, его океаны и горы, леса и реки. Легче всего говорить о закате человеческой цивилизации, наблюдая за всем из собственного укрытия. Но это не моя позиция. За мир нужно драться. Драться изо всех сил. И еще я думаю, что нас может спасти культура. Я пытаюсь примерять на себе три великие составляющие нашей цивилизации – христианство, мусульманство и иудаизм. Если мы научимся с уважением относиться к другой культуре, к пониманию ценностей другой веры, то научимся и противостоять этому безумию. Через культуру, толерантность, взаимную терпимость. Только так, хотя боюсь, что большинство людей со мной не согласятся.

Дронго говорил достаточно тихо, чтобы его не слышали другие пассажиры, находящиеся в салоне. Но как только закончил, к ним повернулся Решетилов.

– Я позвонил в Новосибирское управление ФСБ, – сообщил он. – Они уже начали поиск лаборатории. Правда, они уверены, что такое место невозможно оборудовать за несколько дней. Нужны специальные камеры, костюмы, аппаратура. Поэтому сейчас проверяют все лаборатории.

– Нет, – возразил Дронго, – скажите им, чтобы расширили зону поиска. Видимо, они исходят из того, что контейнеры могли вскрываться только в специальных камерах, оборудованных радиационной защитой. Но это не так. Террористы, с которыми мы имеем дело, не ценят человеческие жизни. Ни чужие, ни свои. Они могли вскрыть контейнеры обычными инструментами, поэтому погибшие и получили такую дозу облучения.

Решетилов тяжело вздохнул.

– Вы хотя бы слышите, что говорите? – спросил генерал.

– Если человек способен сесть в машину, начиненную взрывчаткой, и въехать на ней в чужую гостиницу, то у него другое состояние психики. И другое понимание жизни, смерти. Если женщина способна надеть на себя пояс смертницы и подорвать себя в людном месте, значит, у нее произошли необратимые психические изменения, которые невозможно понять, пользуясь обычной логикой. Тогда почему они должны бояться вскрыть эти контейнеры голыми руками? – вопросом на вопрос ответил Дронго.

– Мне кажется, вы готовы их оправдать, – разозлился Решетилов.

– Я готов их понять, чтобы знать, где и кого мне искать, – возразил Дронго. – Я должен чувствовать, как они, иначе мне их не найти. А вы сказали еще сегодня утром, что счет идет уже на часы.

Генерал раздраженно отвернулся, и в этот момент самолет сильно тряхнуло.

– Идем на посадку, – сообщил командир экипажа.

Ремень оказался настолько коротким, что его невозможно было пристегнуть. Дронго посмотрел на него и пожал плечами. В конце концов, постоянно приходится терпеть какие-то неудобства. Он с отвращением оглядел свой мятый костюм. Щеголять в таком дорогом костюме в этих местах глупо и не совсем корректно, но и переодеться не во что.

В седьмом часу вечера они приземлились в аэропорту города. Их уже ждали. Правда, генералов встретили как особо важных гостей и разместили в первой машине. Дронго подумал, что все так и должно быть.

Их привезли в здание управления Федеральной службы безопасности. В кабинете начальника управления уже находилось несколько его сотрудников. После того как генерал Михалев представил своих офицеров, все расселись вокруг длинного стола. Очевидно, за ним проводились самые важные совещания.

– Мы начали проверку, – сообщил начальник управления. Ему было сорок восемь лет, но выглядел он гораздо старше. Землистый цвет лица, уставшие глаза, глубокие морщины вокруг рта. Генерал работал на своей должности уже около трех лет и хорошо знал город, его окрестности. До этого Михалев почти семь лет был заместителем начальника УФСБ Новосибирской области.

– Сколько людей вы задействовали? – Как и все приехавшие из центра, Решетилов не совсем доверял провинциальным руководителям, считая, что лучшие кадры традиционно трудятся в столице.

– Всех, кого можно, – ответил Михалев, – я попросил привлечь не только наших сотрудников, но и офицеров МВД. Задействовано два батальона химической защиты. Они проверяют все возможные места, где груз мог быть принят и обработан.

– Наш эксперт считает, что необходимо расширить зону поиска, – показал на Дронго генерал Решетилов. – Он полагает, что они могли вскрывать контейнеры в неподготовленном помещении, не оборудованном защитой от радиоактивного излучения.

Михалев посмотрел на Дронго и нахмурился.

– Я с вами не согласен, – устало произнес он, – это ведь верная смерть. Если груз переправили к нам прямо из хранилища, то там можно получить такую дозу облучения, которая несовместима с жизнью. Наши эксперты говорят, что это чрезвычайно опасный груз. Его нет надобности даже «перерабатывать». Достаточно вскрыть где-нибудь в центре крупного города.

– Все правильно, – согласился Дронго, – но вы применяете обычную человеческую логику в том случае, когда она неприемлема. Мы имеем дело не просто с террористами, захватившими такой опасный груз. Мы имеем дело с теми, кто не ценит ни собственной жизни, ни жизни своих помощников. Они могли вскрыть контейнеры вручную.

– И представляете, какую дозу облучения получили бы? – упорствовал Михалев.

Дронго обернулся к Бадырову.

– Дайте мне фотографии погибших, – попросил он подполковника.

Тот протянул ему папку с фотографиями.

– Вот, посмотрите, какую дозу облучения они получили, – Дронго передал папку с фотографиями Михалеву, – и скажите, где еще они могли схватить такие чудовищные дозы?

Генерал внимательно, не поморщившись, просмотрел все фотографии. Затем аккуратно сложил их в конверт, убрал обратно в папку.

– Убедили, – коротко сказал он. И, обращаясь к одному из своих заместителей, приказал: – Осматривать все заброшенные помещения. Пусть ходят с радиационными счетчиками. Если эти контейнеры вскрывали, там должна быть очень сильная доза радиации.

Заместитель поднялся и вышел из кабинета.

– Теперь придется подождать, – заявил Михалев.

– Проверку необходимо завершить завтра, – жестко проговорил Решетилов. – Если не хватает собственных сил, подключайте все возможные резервы. У меня есть указание задействовать армейские части.

– Пока в этом нет необходимости, – возразил Михалев, – мы справляемся нашими силами.

– Нужно послать запрос в Москву, – решил перебить спорящих генералов Дронго. – Постарайтесь проверить, не пересекал ли ваши границы человек с внешностью Ахмеда Парвиза. Насколько я понимаю, у вас могут быть копии визовых документов. Вполне возможно, что он прибыл в вашу страну с чужим паспортом. Учитывая, что пограничников снова вернули в систему ФСБ, думаю, вам будет нетрудно организовать эту проверку.

– Где у вас телефон? – резко спросил Решетилов, которому не понравилось, как бесцеремонно прервал их Дронго. – Я сам займусь этой проверкой, позвоню в Москву, чтобы ею срочно занялись.

– Два месяца назад, – напомнил Дронго. – Парвиз должен был прилететь два месяца назад.

Решетилов пошел к письменному столу. Кенжетаев, глянув на него, обратился к Бадырову:

– Мы тоже должны проверить, куда мог приехать этот ученый.

– Уже проверяем, – отозвался Бадыров.

Дронго пересел поближе к Галие Рахимджановой. У нее были светлые глаза, кажется, зеленые, как он успел заметить, когда она взглянула на него.

– Как вы считаете, – тихо спросил Дронго, – если контейнеры вскрывали в необорудованном помещении, там сила излучения должна быть достаточно мощной?

– Конечно, – шепотом ответила она. – Думаю, что и в соседних комнатах фон был бы такой же смертельный.

– А в соседних зданиях?

– Слабее. Смотря из какого материала построены эти здания. Но в любом случае сохранился бы повышенный фон. Очень сильно отличающийся от обычного.

– Спасибо. – Дронго поднялся и подошел к Михалеву. – Мы можем ускорить проверку. Вместо бессистемной беготни по всему городу и области лучше срочно свяжитесь с горздравом. Узнайте, не попадал ли кто-нибудь за последние два месяца в больницы с симптомами отравления или плохого самочувствия, когда не было видимых причин для такого состояния. Я полагаю, что так можно найти людей, которые получили меньшие дозы радиации, если бочки вскрывали в необорудованном помещении. Ведь пострадать могли не только террористы, но и случайные люди, находившиеся поблизости.

– Сейчас попрошу проверить, – согласился Михалев.

Ждать пришлось долго. Около трех часов. Когда напряжение уже достигло предела, раздался звонок заведующей городским отделом здравоохранения.

– Нашли двоих мужчин, получивших сильную дозу облучения, – сообщила она. – Сначала не могли понять, что с ними, но потом специалисты установили, что оба получили большую дозу радиации. Только где они могли ей подвергнуться, мы не представляем…

– Где эти мужчины живут? – перебил ее Михалев.

– Один в самом центре, рядом с Театром юного зрителя. У него двое детей…

Михалев нахмурился.

– У генерала дочь там живет, – негромко сообщил Дронго один из заместителей генерала.

– А в семьях пострадавших нет? – поинтересовался Михалев.

– Кажется, нет.

– Что значит – кажется? – повысил он голос.

– Мы не проверяли специально, но детей к отцу не пускаем. Объявили карантин и перевели его в реанимацию.

– А второй?

– Он тоже в реанимации. Молодой мужчина двадцати шести лет. Холостой.

– Где он живет?

– На другом берегу. А почему вы спрашиваете? Мы установили, что они оба работали малярами в порту и…

– Подождите, – снова перебил ее генерал, – они вместе работали?

– Да. В порту. Мы думаем, что они имели дело с некачественными реактивами или какими-нибудь другими вредными химикатами. Хотя такую дозу облучения получить даже от очень вредных химикатов практически невозможно.

– Все. Спасибо. Мои сотрудники сейчас к вам приедут. Нужно дать им подробные описания болезни обоих ваших пациентов, – попросил Михалев и, попрощавшись, положил трубку. – Вы были правы, – с невольным уважением сказал он Дронго. – Ваша находчивость позволила нам значительно сократить время поисков и найти очаг заражения. – Генерал подошел к столу и вызвал начальника отдела, отвечающего за поиски мест, где мог находиться груз. – Всем переместиться в порт, – приказал он ему. – Пусть люди наденут костюмы защиты, и снабдите их индивидуальными счетчиками. По нашим предположениям, там находится сильный очаг радиации. Вы меня поняли?

– Все ясно. Сейчас дам указание моим сотрудникам.

– Уберите из порта всех посторонних. Там очень опасно. Оцепите район порта, прекратите все работы. Будьте очень осторожны, мы не должны подставлять наших людей. Прикажите всем солдатам докладывать о любом нарушении радиационного фона. Даже о самом незначительном. Мы тоже выезжаем на место.

– Я останусь здесь, – заявил Решетилов. – Буду ждать сообщения из Москвы. Савутжан Шарипович, вы останетесь со мной?

– Да, – кивнул Кенжетаев, – я там не нужен.

Михалев согласно кивнул и, обернувшись, посмотрел на Дронго.

– Вы поедете со мной?

– Разумеется, – поднялся тот.

– Если разрешите, я тоже, – вскочил подполковник Бадыров.

Пьеро просто встал. Его никто не спрашивал, но было ясно, что он собирается сопровождать своего напарника даже в самую зараженную зону. Кенжетаев недовольно поморщился, глянув на своего подполковника, проявляющего, по его мнению, ненужную самостоятельность.

– Я тоже поеду, – заявила Галия.

– Идемте, – скомандовал генерал Михалев и первым вышел из кабинета. – Он предложил Дронго место в своем автомобиле и, когда машины тронулись, спросил: – Не боитесь? Мы можем случайно получить такую дозу радиации, что окажемся в больнице вместе с этими малярами.

– Боюсь, – честно признался Дронго, – но, видимо, не очень сильно, если решил вообще заняться этим гиблым делом. Я все время думаю, где может оказаться этот груз. И при одной мысли об этом мне становится гораздо страшнее.

 

Глава 7

Пока они ехали в порт, Михалеву позвонили в машину и доложили, что повышенный фон радиации обнаружен в районе научного городка Сибирского отделения Академии наук. Генерал раздраженно ответил, что они опоздали, и отключился. Дронго смотрел в окно, на мелькавшие здания.

– Там есть центрифуга? – спросил он у Михалева.

– Какая центрифуга? В порту? – не понял тот.

– Нет, в научном городке. Я думаю, потом нам нужно будет проехать туда, где нашли повышенный фон. Боюсь, находка в порту особенно нас не продвинет к раскрытию этой тайны.

– Посмотрим, – отрезал генерал.

В порту находилось около пятидесяти человек. Несколько офицеров в тяжелых костюмах для защиты от радиации исследовали заброшенный склад и обнаружили в дальнем его углу несколько пустых бочек из подземного хранилища, заваленных ветошью и мусором. Выяснилось, что эти бочки здесь появились два месяца назад. А несчастные маляры прятались на этом складе от дождя, забегали сюда отдохнуть и перекурить. В результате и получили сильную дозу облучения. Их третий постоянный собутыльник все это время лежал в больнице с аппендицитом, что его невольно спасло от гораздо более опасной болезни.

К тому же оказалось, что маляры использовали одну из бочек для обогрева помещения – разводили в ней костер. Было даже удивительно, что они до сих пор не погибли, получив огромную дозу облучения, но, возможно, разведенный огонь и хорошая доза спиртного помогли их организмам противостоять радиации.

– Вот вам польза от алкоголя, – прокомментировал генерал Михалев. – Наверное, эти парни родились в рубашке.

– Здесь пустые контейнеры, – напомнил Дронго. – А ваши сотрудники, похоже, нашли в Академгородке помещение, где их содержимое перегружали в другие емкости.

– Поехали, – согласился Михалев. Он понял, что этот высокий мужчина, похожий на западного киноактера, действительно необыкновенный эксперт. Он и раньше слышал о каком-то неведомом Дронго, именем которого в разных городах называют клубы и рестораны. Но считал его выдумкой писателя или следователей, изобретших героя для подражания. Но вот этот реальный человек уже несколько часов рядом с ним и дал за это время несколько очень дельных советов.

В научный городок они приехали в первом часу ночи. Их ждали. В этой части городка оказалось несколько заброшенных лабораторий, находящихся под замком уже больше пяти лет. Их неохотно использовали зарубежные фирмы – лаборатории располагались в тупике и не имели выхода на улицу. К тому же заброшенные помещения были в очень плохом состоянии. Радиационный фон в одном из них оказался гораздо выше, чем в остальных. Два офицера, облаченные в тяжелые костюмы, вели там съемку.

С первых кадров стало ясно, что в этой лаборатории недавно работали. Столы были вычищены, в углу сложены брезент, лопаты, веревки, обнаружился даже разбитый, видимо, от падения счетчик Гейгера.

– Вот здесь вскрывали контейнеры и перегружали отходы в другую тару, – констатировал Дронго. – Работали, очевидно, без костюмов. Отсюда и такие страшные последствия. А потом бочки отвезли на заброшенный склад в порту.

– Во что же они могли переложить такой груз? – Вглядываясь в монитор, Михалев старался понять, что находится на столе.

– Они поменяли бочки на ящики, – сказал Дронго. – Посмотрите на куски брезента. Они повторяют форму ящиков. Очевидно, преступники очень торопились, коли бросили тут же все ненужные инструменты. Им было не важно, найдут их здесь или не найдут. Они были уверены, что их уже не остановят. А как вы считаете? – обратился он к Бадырову.

– Надо найти их как можно быстрее, – мрачно произнес подполковник. – Пока они готовятся применить свое оружие.

– Какие контейнеры могут поглощать такое излучение? – поинтересовался Дронго у подполковника.

– Его стенки должны быть пропитаны солью борной кислоты, которая хорошо удерживает нейтроны, – пояснил тот. – Такие контейнеры готовит известная шведская фирма «ЭСИ-АТОМ». Есть они и у МАГАТЭ. По такому принципу строятся и современные атомные станции. – Он посмотрел на Галию, словно предлагая ей продолжить.

– Радиоактивные изотопы распадаются с излучением определенных частиц или квантов, – подхватила она. – Но для человека наиболее опасны альфа-, бета– и гамма-лучи. Особенно гамма-излучение. Оно состоит из фотонов, заряд и масса покоя которых равняется нулю. Гамма-частицы способны проникать сквозь живые ткани, вызывая необратимые изменения в человеческом организме, в том числе и тяжелые онкологические заболевания.

– Они могли поменять здесь контейнеры? – спросил Дронго.

– Теоретически это абсолютно исключено, – честно ответила она. – Но, судя по всему, могли решиться на такой безумный шаг. А к чему это привело, вы знаете. Здесь и сейчас очень высокий уровень радиации.

– У кого были ключи от этой лаборатории? – строго спросил Михалев, обращаясь к одному из своих офицеров.

– У завхоза, – ответил тот. – Сейчас его привезут. Михаил Михайлович Суша, бывший сотрудник института. Был начальником отдела снабжения. В последние годы заместитель по хозяйственной части, но, по существу, завхоз. Имеет две погашенные судимости. За хищение и за мошенничество. Оба раза попадал под амнистию.

– Какой человек! – «понимающе» восхитился генерал. – Поистине с героической биографией. Удивляюсь, что он еще не член нашего правительства и не местный олигарх. Прямо образцовый герой капиталистического труда.

– Завтра мы начнем проверку всего института, – тихо сообщил офицер.

– Поздно, – оборвал его Михалев. – Два месяца назад нужно было проверять. А сейчас уже поздно…

Он повернулся и пошел к своему автомобилю. Дронго еще раз посмотрел в монитор. Если специалисты верны в расчетах, то содержимое шести бочек преступники переложили в два больших контейнера. И вполне вероятно, что эти контейнеры оборудованы дополнительным слоем защиты, чтобы на таможне не уловили повышенный радиационный фон.

По дороге обратно Михалев позвонил своему помощнику.

– У тебя найдется что-нибудь выпить? – спросил он.

– В каком смысле? – испугался помощник. Михалев слыл убежденным трезвенником.

– В смысле водки, – разъяснил генерал. – Есть или нет?

– А зачем? – все еще не понимал помощник. – Мы на работе не пьем…

– Знаю. Поэтому и спрашиваю. Достань одну бутылку. Мы сейчас с нашим экспертом к тебе приедем. Говорят, что эта лучшая защита от радиации.

– Понял, – довольным голосом откликнулся помощник.

– Лучше красное вино, – меланхолично заметил Дронго. – Оно гораздо эффективнее.

– Не люблю вино, тем более красное, – признался Михалев. – У меня от него голова болит.

– Тогда водку, – согласился Дронго. Он обратил внимание на то, как генерал уважительно произнес «наш эксперт».

В кабинете помощника они выпили по две стопки. И почувствовали себя немного бодрее. Предусмотрительный помощник даже приготовил два бутерброда с сыром. Они уже собирались уходить, когда генералу доложили, что привезли завхоза.

– Убери бутылку, – приказал Михалев. – Я буду с ним разговаривать прямо у тебя. Вы не возражаете? – спросил он у Дронго.

– Нет, – ответил тот, усаживаясь на стул рядом с генералом.

Юридически допрашивать свидетеля в такое позднее время нельзя. В два часа ночи свидетели и подозреваемые должны спать, но исключительные обстоятельства требовали и исключительных мер. Михалев решил, что санкцию прокурора можно испросить параллельно с допросом подозреваемого в пособничестве террористам.

В кабинет осторожно протиснулся бывший снабженец, а ныне заместитель по хозяйственной части. У него была мешкообразная фигура, маленькая голова с глубоко вдавленными глазами, нос картошкой, пухлые губы. Увидев Михалева, он сразу начал улыбаться.

– Как приятно вас снова видеть, – произнес завхоз, шагнув к генералу и протягивая ему руку. – Последний раз, помнится, мы виделись у Нонны Александровны.

Генерал не заметил протянутой руки.

– Садитесь, гражданин Суша, – процедил он сквозь стиснутые зубы и показал на стул у стены.

Завхоза такая встреча не очень смутила. Очевидно, он ожидал чего-то подобного.

– Мне очень приятно вас видеть, – на всякий случай повторил он, убирая руку и осторожно усаживаясь на стул. Даже проверил его на прочность, прежде чем разместил на нем свою квадратную задницу.

– А мне неприятно, – резко отрезал генерал. – Значит так, Михаил Михайлович, долго я говорить не стану. Мне нужно знать, где, когда, с кем и почему вы имели контакты. И кого пустили в лабораторию. Только учтите, что времени у нас совсем нет. И если вы начнете мне врать, я вас просто посажу по закону о терроризме. На целый месяц к нашим отпетым негодяям. И обещаю, что вы проведете ровно месяц в одной камере с самым ужасными насильниками нашей области.

– Какой ужас! – всплеснул короткими ручками Суша. – Что вы такое говорите? Я всегда готов помогать нашим славным органам.

– Не сомневаюсь, – кивнул Михалев. – Кому вы сдавали лабораторию примерно два месяца назад? Вспомните как можно быстрее. И как можно точнее. Кому?

– Двум студентам, – сразу ответил Суша, – и вспоминать тут нечего. Двое иностранных студентов пришли ко мне вместе с Адабашевым и попросили о помощи. Я пошел им навстречу. Что здесь плохого? Сдал им лабораторию на три дня. У нас часто просят ключи от подсобных помещений.

– Не лгите, Суша, – предупредил Михалев, уловив в словах завхоза недосказанность. – Сколько вам заплатили?

– Я не говорил, что предоставил им лабораторию бесплатно, – обиделся Михаил Михайлович, – конечно, заплатили. Я должен содержать все хозяйство, оплачивать труд уборщиков, дворников, чистить эти «конюшни». И все за счет нашего скудного бюджета.

– Сколько?

– Триста долларов, – ответил Суша. – А сколько можно взять с них за несколько дней работы? Хорошая цена, мы сразу договорились.

– И вы не контролировали, чем они тут занимались?

– А зачем? Они ученые, у них свои проблемы. Тем более что с ними был Роберт Надирович. Я им доверял. Они закончили работу даже на один день раньше, сдали мне ключи. Вместо трех дней уложились в два. Все законно.

– Вы подписывали с ними договор?

– Нет, конечно. Какой договор? Я просто пожалел ребят и пустил.

– Вы сказали, что это были иностранцы. Из какого государства?

– Паспорта я у них не спрашивал, – удивился Суша. – За них поручился Роберт Надирович. Я считал, что это его студенты. Кажется, один был из Ирака, а второй – из Ливии, но точно не знаю. А говорили они по-арабски, в этом я уверен. Я их язык слышал, когда в Египет ездил. Я три раза был в Египте, у нас договор был на поставку…

– Потом расскажете, – перебил его генерал. – Значит, вы считаете, что это были арабские студенты?

– Уверен. Молодые ребята. Лет по двадцать пять. Может, не студенты, а аспиранты…

Он еще продолжал говорить, когда Михалев поднял трубку и попросил принести ему фотографии погибших. Так и сказал – «погибших». И Суша это услышал.

– Неужели их убили? – горестно спросил он. – Какое ужасное время! Наверное, в Ираке подозревались. Какой ужас…

– Кто такой Роберт Надирович? – задал вопрос генерал. – Он работает у вас?

– Работал, – ответил Суша. – Адабашев Роберт Надирович, специалист по ядерной физике. Вы, наверное, о нем слышали. В конце восьмидесятых о нем много писали. Считали его талантливым человеком. А потом у него случились неприятности в семье. Жена от него ушла. Он начал крепко пить. Так докторскую и не защитил. И дочь его оставила. В общем, ничего путного не вышло, хотя говорят, что специалист он был хороший и как преподаватель сильный. Его все студенты любили, даже студентки, хотя у него всегда был потрепанный вид. Не следил за собой, не брился, носил какие-то свитеры. Ему ведь уже пятьдесят шесть было. Но студенты его любили, – повторил Суша.

– Где он сейчас?

– Уехал. Уволился два месяца назад. Или чуть меньше. Как раз после того, как студенты мне лабораторию сдали. Они там столько мусора оставили, мы даже убрать не успели. Они уехали, и он почти сразу же решил уехать. Через три или четыре дня. Пришел к нашему директору какой-то всколоченный, потерянный, сказал, что ему нужно срочно в Москву. Я знаю, что его уговаривали не ездить, но он настаивал.

– Вы знаете, к кому он уехал?

– Нет. Но у него сестра в Москве живет. Наверное, к ней.

– Адрес у вас есть?

– Конечно, есть. В его личном деле. Да я сам уговаривал его не увольняться. Только недавно учебный год начался. Ну, мог бы оформить три дня за свой счет или отпуск взять. Или даже командировку, мы бы ему пробили. Никого не послушался, уволился. Сейчас работу найти очень трудно, а с его образованием вообще невозможно.

– Почему? – заинтересовался Дронго. – Кандидат наук, физик, специалист по ядерной энергетике, хороший преподаватель…

– Кому он сейчас нужен? – цинично отозвался Суша. – Это в советское время были «физики» и «лирики». А теперь ни те и ни другие никому не нужны. «Физики» без работы сидят, только и мечтают куда-нибудь за бугор свалить. А ему уже за пятьдесят. Кто его возьмет на Западе? И нам столько физиков не нужно. Про «лириков» вообще не говорю. Где они сейчас – вся эта публика? Поэты, драматурги, критики… Кому они нужны? Зачем сейчас людям стихи? Задницу подтирать в туалете? Выпускают книжонки тиражом в сто экземпляров и дарят друг другу. Смех один.

– Может, не стоит так грубо? – поморщился Дронго. – А говорят, что в России «поэт больше, чем поэт».

– Вы меня не смешите, – возмутился Суша. – Где он теперь, этот «больше чем поэт»? В Америке сидит, в школе учителем работает, чтобы с голоду не умереть. Кому он сейчас нужен?

– Какая поразительная осведомленность, – вздохнул Дронго. – Вашу бы энергию да на добрые дела. Города можно было бы освещать.

– А вы не издевайтесь, – отрезал Суша. – Вот у меня сын тоже поэзию полюбил, стихи писать стал. Я ему сразу сказал: «Пиши. Хочешь, значит, пиши. Только научись стихами торговать, чтобы мог своим будущим детям кусок хлеба купить. Ах, не можешь? Не умеешь? Ну тогда поступай на отделение менеджеров и учись торговать. Учись настоящие деньги зарабатывать, а не трепаться».

– Может, ваш сын мог стать гениальным поэтом, – заметил Дронго, – а вы сделали его торгашом.

– Всю жизнь потом меня благодарить будет, – заявил Суша. – Вы хоть одного счастливого поэта знаете? Хотя бы одного? Это у нас в бывшем Советском Союзе они как сыр в масле катались. А в мире поэты никому не нужны. Кроме таких бесноватых, как они сами. И их стихи не нужны, и их книги. Вред от них один, дурацкие мысли молодым прививают. Будь голодным, но честным. Пусть твоей семье будет плохо, но ты оставайся со своими принципами. Тьфу, галиматья все это! Нет таких принципов ни у кого. Давно уже нет.

– Хватит, – прервал его Михалев. – Вас послушать, так мне надо бежать на угол продавать государственные секреты…

– Вы человек государственный. У вас другие стимулы, – возразил осторожный Михаил Михайлович.

– Какие же? – поинтересовался генерал.

– Карьеру сделать хотите. О перспективе роста думаете. В Москву мечтаете перебраться. Молодой еще, все у вас впереди. Орденов хотите, славы. Я не говорю, что это плохо, это нормально…

– И такой человек имеет отношение к науке, – криво усмехнулся Михалев. – Ладно, Суша, хватит. Наслушались мы ваших речей. Честно скажу, противно. И гадко. Я еще проверю все ваши слова. И если выяснится, что вы хоть каким-то образом связаны с этими «студентами» и с этим вашим бывшим преподавателем, то посажу вас на всю жизнь в самый страшный лагерь. Чтобы вы из него никогда не вышли.

– Я, может, человек маленький, – сказал Суша, – но не дурак. Неужели вы думаете, что если бы я заподозрил их хоть в чем-нибудь, то сам бы их вам не сдал? Сразу же сдал бы, немедленно. Зачем мне неприятности от одного разложившегося типа и двух иностранцев? Кумовья они мне, что ли, или братья? Я первый к вам прибежал бы. Поэтому можете меня не запугивать, ничего вы против меня не найдете.

В кабинет внесли папку с фотографиями. Михалев бросил их на стол, кивнув завхозу:

– Посмотрите.

Тот поднялся, осторожно подошел к столу, словно подозревая, что в папке может находиться змея. Открыл ее, достал из конверта фотографии, сразу уронил их на стол и брезгливо произнес:

– Какая гадость!

– Кого-нибудь из них знаете? – спросил генерал.

– Вот этот из Ливии был. – Завхоз поднял одну фотографию. – Он еще шутил, говорил, что должен вернуться к своему Каддафи. Точно он. А второго здесь нет.

– Сейчас вас отведут в другую комнату и попытаются составить фоторобот, – сообщил генерал. – Постарайтесь им помочь. И утром из отдела кадров заберите личное дело Адабашева. Хотя нет. Будет поздно. Поезжайте прямо сейчас. Найдете начальника отдела кадров, пусть даст нам личное дело вашего бывшего преподавателя. Так будет быстрее.

– Вы не скажете мне, что с ними случилось? – поинтересовался потерянным голосом Михаил Михайлович. – Их пытали?

– У вас извращенная фантазия, Суша, – ровным голосом отозвался генерал. – Они заболели редкой болезнью, и подозреваю, что подцепили ее в вашей лаборатории. И скажу вам больше. Если бы сегодня ночью мы не привезли вас сюда, вполне вероятно, что уже через несколько дней вы вошли бы в оставленную лабораторию и оказались бы с похожей болезнью на больничной койке.

Суша отшатнулся от стола.

– Идите, – разрешил генерал, махнув рукой.

Бывший снабженец, а ныне заместитель директора по хозяйственной части Михаил Михайлович Суша поспешил выйти из кабинета.

Когда он ушел, Михалев обратился к Дронго:

– Удивлены? Или вы часто сталкиваетесь с подобными типами?

– В последнее время все чаще и чаще, – признался тот.

– Вот и я так, – задумчиво поделился генерал. – Я все время думаю, ради кого и ради чего мы рискуем? Работаем, не жалея себя, подставляемся под пули и ножи контрабандистов, ищем террористов, ловим всякую мразь. И думаю, я знаю ответ на этот вопрос. Чтобы моя дочь могла читать стихи, которые ей нравятся, а мои внуки могли свободно жить там, где они хотят, и выбрать себе такую профессию, какую захотят.

– Получается? – полюбопытствовал Дронго.

Вместо ответа генерал поднял трубку, вызвал помощника.

– Виктор, – негромко приказал он, – верни нашу бутылку. Мы с экспертом не допили. Нам еще немного нужно принять, чтобы не сойти с ума.

 

Глава 8

К утру общая ситуация несколько прояснилась. По сведениям пограничной службы, два месяца назад никто из иностранцев, похожих на Ахмеда Парвиза, визы не запрашивал. Ни один гражданин Пакистана с похожими приметами не пересекал государственную границу России. Стало ясно, что могли сбыться худшие опасения Дронго.

Михалев на правах хозяина сидел за столом, проводя импровизированное совещание. Было понятно, что ситуация становится все более критической. Не оставалось сомнений, что пятеро умерших в Казахстане получили критическую дозу радиации именно в Новосибирске, сначала в заброшенной лаборатории, где груз перекладывали в другие контейнеры, а затем в порту, когда пустые бочки складировали в заброшенном сарае. Двое маляров также получили свои дозы радиации в этом месте.

– У нас ничего нет, – подвел неутешительный итог генерал Михалев. – Мы не имеем ни одной зацепки, позволяющей нам хотя бы приблизительно очертить район поиска. Ясно, что отходы были в Новосибирске, понятно, что содержимое бочек тут упаковали в новые контейнеры, доставленные в лабораторию. Михаил Суша опознал в одном из погибших «студента», который выпросил у него лабораторию якобы для каких-то опытов.

– Вы передали в Москву адрес сестры этого преподавателя? – вмешался Решетилов, решив, что позволил местному генералу слишком долго председательствовать на этом совещании.

– Еще четыре часа назад, – ответил Михалев. – Сейчас там ночь, поэтому операцию проведут утром.

– Кретины, – недовольно прошептал Решетилов, – теряют время. Нужно было сообщить мне, чтобы я позвонил.

– Они не хотят показывать террористам свою осведомленность, – пояснил Михалев. – Если Адабашев связан с террористами, то лучше взять его без шума. В квартире его сестры, по нашим данным, проживают, помимо нее, двое ее детей-подростков, муж и мать мужа. Врываться глубокой ночью в такой дом было бы не совсем правильно.

– Они не понимают, что происходит, – раскипятился Решетилов, – счет идет на часы.

– Утром Адабашева найдут, – пообещал Михалев. – Впрочем, если хотите, можете позвонить.

– Так и сделаю, – заявил Решетилов, чтобы не терять лица.

– Давайте разберемся с ситуацией в самом городе, – предложил Дронго, опасаясь, что спор генералов может затянуться.

– С какой ситуацией? – не понял Решетилов.

– Контейнеры привезли в город, значит, они прошли государственную границу, – напомнил Дронго. – Нужно проверить, когда и каким образом они прошли пограничные и таможенные посты. Как бы неприятно вам ни было это слышать, проверить это придется, и проверить быстро.

Решетилов нахмурился, ему было неприятно слышать такие слова в присутствии казахстанской делегации от эксперта с непонятным статусом. Михалев согласно кивнул, хотя понимал, что все ошибки пограничников спишут на его управление.

– Это во-первых. – Дронго решил, что время для дипломатических бесед давно закончилось. – Во-вторых, хотелось бы понять, почему они отправили своих людей умирать обратно в Казахстан. Если просто для того, чтобы избавиться от них, это одно. Но если для того, чтобы замаскировать северный маршрут, – то это совсем другое. Нужно более внимательно проанализировать путь каждого из погибших.

Кенжетаев взглянул на Бадырова, и тот, согласно кивнув, сделал пометку в своем блокноте.

– В-третьих, необходимо наконец узнать, кто выдал террористам тайну нахождения хранилища, которое было заложено так много лет назад. У вас уже есть списки? – обратился Дронго к Решетилову.

– Это наше дело, – буркнул генерал. – Вас наняли, чтобы вы искали пропавший груз, а не совали свой нос в наши дела.

– Вы не правы, Юрий Васильевич, – мягко возразил Дронго. – Но раз вы так говорите, позвольте, я изложу четвертый и пятый пункты моих рассуждений. – Он заметил, как внимательно смотрят на него Галия и Мукан Бадыров. – В-четвертых, я считаю, что нужна комплексная проверка всех возможных путей, по которым могли вывезти груз из Новосибирска. Такая проверка была проведена в Казахстане, нужно проверять не только рейсы грузовых авиалайнеров и всех поездов, отправившихся в разные стороны, в том числе и на Восток, но и самолеты всех частных компаний. Времени почти нет, однако это надо сделать как можно быстрее, и поэтому будет лучше, если сотрудники вашего управления обратятся за помощью к группе Мукана Бадырова, у которой уже есть необходимые наработки. – На этот раз он обращался к Михалеву, и тот согласно кивнул.

Но Решетилову это снова не понравилось.

– Незачем указывать, что мы должны делать, нам известны наши задачи. – Его уже трудно было остановить.

– И в-пятых, – улыбнулся Дронго, – думаю, будет правильно, если я вас покину и уеду отсюда. В Новосибирске я больше не нужен. А что касается вашего замечания, генерал Решетилов, то хочу обратить ваше внимание, что меня никто и никогда не нанимал. Нанимают прислугу или лакея для соответствующего антуража. Меня же попросили оказать экспертные услуги в столь непривычном деле, которое произошло в Павлодаре, и я честно старался помочь. Очень жаль, что вы не оценили моих усилий. Но подобного хамства я не намерен терпеть ни с вашей стороны, ни с любой другой. Поэтому давайте на этом закончим наши отношения. Мой гонорар можете оставить себе. Как говорят в таких случаях грузины: «Сдачи не нужно». Прощайте, господа, желаю вам удачи. – Он встал и в полной тишине вышел из комнаты, успев заметить, как улыбнулась Галия. Ему понравилась ее понимающая улыбка.

Но едва Дронго закрыл за собой дверь, как опомнившийся Решетилов крикнул:

– Куда он идет? Задержите его!

– Извините, генерал, – вмешался Михалев, – но, насколько я понял, он не имеет к хищению грузов никакого отношения. На каком основании мы должны его задержать?

– Как вам не стыдно! – вспыхнул Решетилов. – Вы же видите, что у нас просто сдают нервы.

– Он не тот человек, который прощает подобные выпады, – вдруг тихо произнесла Галия, но ее все услышали.

Пьеро встал и незаметно для окружающих вышел следом за Дронго.

– Нужно его вернуть, – уже более примирительным голосом сказал генерал Решетилов. – Скажите ему, что я готов извиниться. – Он начал понимать, что случилось. Эксперт, приглашение которого было согласовано с Интерполом и всеми заинтересованными государствами, отказался работать из-за его трудного характера. Генералу даже страшно было представить, как к этому отнесутся в Москве, где решат, что он провалил операцию. – Верните его, – повторил он, почему-то глядя на Галию, словно молодая женщина обладала влиянием на Дронго. А может, потому, что она была единственной женщиной среди присутствующих.

– Он не вернется, – убежденно произнесла она, но поднялась и вышла из комнаты.

– Не знаю, как пятый, но остальные четыре пункта, высказанные экспертом, достаточно интересные, – издеваясь над Решетиловым, заметил Михалев.

– Мы готовы оказать необходимую помощь, – подтвердил Кенжетаев, – давайте начнем еще раз. Мы и так потеряли много времени…

Дронго спустился вниз, вышел из здания. Дежурный офицер у выхода отдал ему честь. На улице было прохладно.

«Так мне и надо, – подумал Дронго. – Мне следовало давно принять их предложение и перейти куда-нибудь на государственную службу. В Баку или в Москве, в Минске или Ташкенте». Его звали многие государства. В нескольких странах он был почетным членом спецназа. Но ему не хотелось терять свою независимость.

Рядом с ним появилась тень Пьеро.

– Возвращайтесь, – сказал Дронго, не глядя на него. – Я только что расторг контракт с вашей организацией.

– Извините, – вежливо произнес «напарник», – но генерал Решетилов – это еще не вся организация. Кроме того, я не имею отношения к его организации. У меня несколько другая специфика.

Дронго обернулся и изумленно уставился на стоящего рядом Пьеро.

– Ну, конечно, – проговорил он, – я иногда начинаю путать ваши ведомства. Вы ведь «ликвидатор» для внешней политики. Внутри страны есть свои штатные палачи. Вы из Службы внешней разведки. Поэтому будете ходить за мной тенью, пока не получите указания от своего руководства.

– Правильно, – спокойно подтвердил Пьеро, – буду ходить за вами. Я думаю, вы напрасно сорвались. Решетилов дурак, и его поправят. Но вы не должны были срываться. Я считал, что вы сильнее.

– Был, – ухмыльнулся Дронго, – раньше я был другим. Но меня столько били, что я стал слабым. И немного истеричным. Словом, другим. И мне неприятно, когда со мной говорят таким уничижительным тоном.

– Мы должны лететь в Москву, – неожиданно заявил Пьеро. – Если хотите, я закажу нам билеты. Все равно теперь ясно, что основные сведения мы получим именно там.

– У нас пять возможных городов для атаки террористов, – напомнил Дронго, – но вообще-то вы правы. Очень может быть, что вся эта гадость уже в Москве.

Из здания областного управления выбежала Галия. Дронго подумал, что строгий костюм ей очень идет. Она была без плаща.

– Извините, – произнесла молодая женщина, чуть задыхаясь, – я думала, вы еще в здании. Генерал Решетилов готов извиниться, он просит вас вернуться на совещание.

– Нет, – отрезал Дронго, улыбаясь вдруг появившемуся солнцу.

– Но он сказал… – Галия явно растерялась.

– Генерал может говорить все, что ему угодно, – продолжил улыбаться Дронго, – мне он неинтересен. – Он глянул на Пьеро. – Идите за билетами, мой верный Вергилий. Надеюсь, мы вместе пройдем эти круги ада.

– Где вы будете? – спросил Пьеро.

– Включу мобильный телефон, и вы сможете меня найти, – отозвался Дронго. – Надеюсь, вы не боитесь, что я сбегу?

– Не боюсь, – даже не улыбнувшись, ответил Пьеро.

Он отошел от них, а Галия осталась стоять рядом с Дронго, тревожно глядя на него.

– Это ваш телохранитель? – полюбопытствовала она.

– Почти. – Дронго проводил ушедшего долгим взглядом. – Это мой архангел-хранитель, – он намеренно сказал не «ангел», а «архангел».

Галия не стала переспрашивать. «В восточных женщинах изначально присутствует какая-то мудрость по отношению к мужчинам», – подумал Дронго.

– Вы хотите всех бросить? – помолчав, задала она вопрос.

– Конечно, нет. Не могу же я из-за одного придурка, даже если он генерал, обижаться на весь мир. Нам все равно нужно найти этот груз. Обязательно найти.

Дронго тяжело вздохнул. На часах было около девяти. Он вспомнил, что ничего не ел, кроме бутербродов, уже целые сутки. Поэтому предложил:

– Пойдемте куда-нибудь завтракать.

– Куда? – Молодой женщине показалось, что она ослышалась.

– Завтракать, – повторил он. – Или вы хотите вернуться на совещание?

– Нет, – усмехнулась она, – не хочу. Но в отличие от вас я не принадлежу самой себе.

– Разве может человек кому-то принадлежать? – удивился Дронго. – Пойдемте со мной. Вам даже не понадобится ваш плащ, посмотрите, как распогодилось.

– Меня выгонят с работы, – улыбнулась Галия.

– Можете сослаться на меня. Скажете, что повсюду меня искали.

Она как-то не совсем уверенно кивнула, и Дронго протянул ей руку. У нее была холодная узкая ладонь. И длинные пальцы. Галия послушно пошла с ним, уже ни о чем не спрашивая.

– У вас красивая рука, – заметил Дронго. – Вы занимались музыкой?

– Нет, – опять улыбнулась она, – у меня такие пальцы от мамы. Она была музыкантом.

– Вы замужем? – поинтересовался Дронго.

– Это нужно для вашего расследования? – уклонилась Галия от ответа.

– Не уверен, – пробормотал он. – Вы бывали раньше в Новосибирске?

– Никогда. А вы?

– Кажется, был один раз, проездом. Но ни одного приличного ресторана все равно не знаю. Тем более открытого в такое раннее время. Если бы мы были в Риме или Париже, я мог бы точно сказать, где находятся рестораны, работающие круглосуточно. Но здесь…

– Хорошо, – откликнулась она. – В следующий раз встретимся в Париже или в Риме. И вам придется пригласить меня на завтрак.

– Договорились, – кивнул Дронго. – А сейчас нужно узнать, где тут рядом хоть одна приличная гостиница. Там обязательно есть ресторан.

Они искали ее недолго, минут пять. В двух кварталах от места, где они встретились, им показали на отель, в котором работал ресторан. Еще через несколько минут они уже заказывали себе завтрак. Дронго попросил принести ему чай. Галия, поколебавшись, тоже попросила чая.

– Я думал, вы возьмете кофе, – сказал Дронго.

– Учеба в Лондоне сделала меня чаеманкой, – пояснила она. – Я слышала, что вы хорошо говорите по-английски.

– Надеюсь, это не единственное мое достоинство, – пробормотал он.

– И еще говорят, что вы умеете находить любого преступника, раскрывать самые сложные преступления, – лукаво улыбнулась молодая женщина.

– Это уже сказки. Кстати, вы не ответили на мой вопрос насчет вашего супруга.

– Почему вас это так волнует? – не поняла Галия.

– Не знаю. Возможно, старорежимное понятие – не встречаться с замужними женщинами. Или я старомоден?

– Очень, – ответила она. – Но чтобы вы были спокойны, сообщу, что я была замужем и развелась три года назад. Нет, уже четыре.

– И после этого пошли в разведку? – понял Дронго. – Решили резко изменить судьбу?

– Отчасти. – Она не стала ничего объяснять.

– У вас есть дети?

– Нет. К сожалению, нет. А почему вы решили, что мы обязательно должны встречаться? – Эта женщина умела задавать вопросы.

– Я не сказал, что должны. Но даже завтрак с чужой женой – это покушение на чужую собственность. Разве не так?

– Боже мой! А я-то слышала, что вы много лет жили за рубежом. Неужели совместный завтрак – это так страшно? А если вы пригласите меня на ужин, то это будет уже преступлением с вашей стороны? Или с моей?

– Не приглашу, – ответил Дронго, – это будет слишком двусмысленно.

– Жаль, – неожиданно отреагировала она. – Я думала, вы смелее.

– Перед вами ужасный трус, – заявил Дронго. – Знаете, я боюсь очень многого. Не люблю проигрывать, опасаюсь сильных женщин, не выношу самолетов. Хотя много летаю, часто встречаю сильных женщин и так же часто проигрываю.

– Если вы можете говорить об этом, значит, не все потеряно, – улыбнулась она. – Как вы считаете, каким образом они могут задействовать похищенное ядерное топливо?

– Об этом я должен спросить у вас, – отозвался Дронго. – Но судя по всему, руководители этой террористической группы не ценят человеческую жизнь. Поэтому я даже боюсь что-либо говорить. Москва – первый город, с которого я начал список наиболее вероятных мест, где они могут совершить свое злодеяние. И боюсь, пока остается первым. Если, конечно, у террористов нет более глобальных планов по переустройству мира. Или это Вашингтон. Или Тель-Авив. Но гадать бессмысленно, нам нужно вычислить эту группу и найти груз.

– А если выяснится, что груз вывезли в Москву, вы все равно туда вернетесь? – спросила Галия.

– Обязательно вернусь. Именно для того, чтобы защитить город от возможной атаки. Но, судя по размаху операции, я начинаю думать, что цели ее устроителей были совсем иного рода.

Галия внимательно посмотрела на него.

– А вы женаты. – Она не спросила – это было утверждение.

– И поэтому не могу с вами завтракать? – осведомился Дронго.

– Можете. Конечно, можете. Я много про вас слышала. Одни говорили, что вы женоненавистник, другие, извините, что невероятный бабник.

– А на самом деле?

– По-моему, ни то и ни другое, – она посмотрела ему в глаза, – вы просто интересный человек, с которым любая женщина чувствует себя… немного иначе.

– Убедили, – согласился он.

– Я могу вас попросить об одной услуге? – неожиданно спросила молодая женщина.

– Разумеется, – удивился Дронго, – о чем?

– Когда все закончится, пригласите меня на ужин. Мне интересно в вашей компании. Очень интересно.

– Обязательно, – не совсем искренне улыбнулся Дронго, – оставьте мне ваш телефон.

Он точно знал, что никогда не позвонит. Просто в силу своего характера. Никогда и никому. Может, в этом и была его самая главная проблема в жизни. Он не умел притворяться и не хотел учиться урокам лицедейства в оставшийся период жизни. И поэтому он точно знал, что никогда не сядет ужинать с молодой и красивой женщиной по имени Галия. Но Дронго не мог знать, что им предстоит провести вместе еще несколько тревожных дней. И вместо торжественного ужина у них будут совсем другие встречи.

 

Глава 9

Их все-таки нашли. Сам Мукан Бадыров пришел за ними в ресторан, чтобы передать Дронго извинения Решетилова, который заверил, что не хотел оскорбить эксперта, и попросил его вернуться. Дронго понимал, что генерал волнуется, ведь по существу он отвечает за жизни миллионов людей, которые могут подвергнуться невероятной атаке. Но и прощать его выпады ему не хотелось. Поэтому он предложил Бадырову присоединиться к ним, спокойно позавтракал и лишь затем вернулся в управление ФСБ.

Решетилов сидел за столом красный от повышенного давления. Когда Дронго вошел в комнату, генерал поднялся и негромко буркнул, что сожалеет о случившемся. Дронго решил, что не стоит усугублять конфликт, и согласно кивнул.

– Мы уже начали работу по всем вашим пунктам, – сообщил Михалев. Ему было приятно, что этот эксперт поставил на место зарвавшегося генерала из Москвы. – Сейчас руководство погранотряда проверяет, каким образом этот груз мог попасть на территорию нашей области. Совместно с группой Бадырова будет проведена комплексная проверка самолетов всех авиарейсов и железнодорожных вагонов.

– А мы проверим, как эти погибшие оказались снова в нашей стране, – добавил Кенжетаев.

– Насчет того, кто мог выдать тайну хранилища, пока ничего не известно, – добавил Михалев. – Ну вот, кажется, все.

– Нет, не все, – упрямо возразил Дронго.

В комнату вошел Пьеро и сел на стул у стены.

– Подполковник Бадыров сообщил мне, что шведская фирма «ЭСИ-АТОМ» разработала новые контейнеры для перевозки радиоактивных материалов, – сказал Дронго. – Нужно связаться с ними и узнать, не получали ли они в течение последних нескольких месяцев заказ на такие контейнеры. Они ведь должны производить их под строгим контролем МАГАТЭ, агентства по атомной энергии.

– Только этого не хватало! – вырвалось у Решетилова.

– Ни в коем случае, – поддержал его Кенжетаев. – Это означает рассказать всем о том, что у нас случилось. Представляете, какой разразится скандал? Мне даже не хочется об этом думать. Их инспекторы должны были проверять хранилища с отходами ядерного топлива. Если выяснится, что мы столько лет не сообщали им об этом хранилище… Нет, этого нельзя делать.

– Тогда давайте продолжать обманывать весь мир, – разозлился Дронго. – Расскажем всем, что из вашего болота украли пару ящериц и лягушек, которые там не водятся. Скажем всем, что ничего страшного не произошло. И будем ждать, когда где-то взорвется эта «грязная бомба». А потом будем оправдываться, объясняя всему миру, что нас не так поняли. Вы этого хотите? Вы не понимаете, что нам нужно задействовать все международные организации, отказаться от глупых штампов насчет ЦРУ и МАГАТЭ, а не ждать, когда террористы устроят свой фейерверк?

– У меня нет полномочий на такие действия, – твердо заявил Кенжетаев, – и не нужно считать себя единственным спасителем человечества.

– Я предлагаю вам разделить со мной эту почетную миссию, – парировал Дронго.

– Какой у вас плохой характер, – вмешался Решетилов. – Вот теперь вы скандалите с нашим казахстанским коллегой.

– Неужели вы не понимаете, что происходит? – возмутился Дронго. – Ваши эксперты настаивают, что в любой момент эта бомба может сработать. В любой момент похищенные два месяца назад ядерные отходы могут быть переработаны в небольшую бомбу. В одну или в две, и террористы устроят апокалипсис. И вы считаете, что мы должны искать их, не предупреждая никого об опасности? Думаете, это наиболее правильная позиция?

– Мы офицеры, – напомнил Кенжетаев, – и у нас есть свои руководители. Без согласования с ними мы не можем ничего предпринимать. У нас такой порядок. Я думал, вы нас понимаете.

– Тогда нужно говорить с теми, кто решает эти вопросы, – заявил Дронго, – и немедленно. Положение настолько опасное, что силами одной или двух стран мы уже не обойдемся. Против нас действуют не террористы-одиночки. Эта мощная, отлично финансируемая и хорошо подобранная международная группа. А мы пока только идем по их следам.

Михалев, сидящий во главе стола, согласно кивнул.

– Мне кажется, что в рассуждениях нашего эксперта есть здравый смысл. Из Павлодара звонил академик Селихов. Он считает, что украденные отходы были очень токсичными, гораздо более опасными, чем нынешние, учитывая несовершенство технологий шестидесятых годов, – сообщил генерал. – А еще мне только что звонили из нашего научного городка. Уровень радиации в той самой лаборатории выше нормального фона в несколько десятков раз.

В этот момент раздался еще один телефонный звонок. Михалев, недовольно взглянув на аппарат, поднял трубку.

– Это вас, Юрий Васильевич, – позвал он Решетилова.

Тот подошел к телефону.

– Слушаю. Да, я все понял. В какой больнице? Пусть установят пост и никого к нему не пускают. Да, да, я все понимаю. – Он положил трубку, недовольно обвел взглядом всех присутствующих и рассказал: – Они вошли в квартиру сестры Адабашева. Там никого не оказалось. Ее брат уже целый месяц лежит в больнице на Каширке. Там онкологическая больница, – почему-то добавил он. И, не выдержав, выругался: – Сукин сын! Сначала помогает террористам, а потом ложится в нашу больницу, чтобы его вылечили.

– Зачем он поехал в Москву? – спросил Дронго. – Это ведь срывает всю операцию. Если цель террористов – Москва, то он не должен там появляться ни при каких обстоятельствах. Почему он туда поехал? Мы ведь считали, что южное направление в Казахстане было отвлекающим маневром, поэтому они и выслали туда всех зараженных.

– Он лежит в больнице, – упрямо повторил Решетилов. – Когда они понимают, что могут умереть, то сразу забывают обо всем на свете.

– Уехать в Москву, чтобы там умереть? – Дронго покачал головой. – Я думаю, нужно с ним встретиться.

– Поэтому там и поставили охрану, – победно вскинул голову Решетилов. Наконец-то эксперт хоть в чем-то признал его правоту.

– Наши пограничники уверены, что груз не проходил через таможню и пограничные посты, – сообщил Михалев, – иначе они обратили бы внимание на эти бочки. Такого груза просто не было.

– Значит, его ввезли нелегально, – предположил Дронго, – и не по железной дороге, а на том самом исчезнувшем грузовике. Вполне вероятно, что его нужно искать не в Казахстане, а в вашей области.

– По железной дороге они могли провезти груз через три станции, – объяснил Михалев, – с юга через Семипалатинск в наш Веселоярск. Непосредственно из Павлодара через Кулунду и могли ввезти с запада через Карасук, но это наименее вероятный путь.

– Почему? – не понял Кенжетаев.

– Эта дорога из Омской области. Она проходит через вашу территорию, срезая угол. Но там на вашей стороне нет крупных станций.

– Они могли отправиться на север и там перегрузить контейнеры в вагоны, чтобы сбить все следы, – предположил Дронго. – Психологически это оправдано. Они понимают, что составы, следующие из Омской области, будут проверять не так тщательно, как остальные. На вашем месте я проверил бы в первую очередь именно это направление.

– Сейчас наши сотрудники щупают документацию по всем направлениям, – заявил Михалев.

– А если контейнеры ввезли на грузовике? – спросил Дронго.

Михалев покачал головой.

– Сотни километров необорудованной границы, – напомнил он. – Мы не можем гарантировать, что они где-то не прорвались. И не только в нашей области.

– Тысячи, – вмешался Решетилов, – тысячи километров никем не охраняемой границы. Можете себе представить эту невероятную линию в виде государственной границы между Россией и Казахстаном? У нас была такая государственная граница страны на юге, когда существовала единая страна. Там был оборудован каждый километр. А теперь все нужно делать заново.

По лицам присутствующих офицеров Дронго понял, что с Решетиловым многие согласны. Но никто больше не произнес ни слова. Михалев закончил совещание, сообщив, что присутствующим взяты билеты на рейс в Москву.

– Вы вылетаете через два часа, – добавил генерал, – мы взяли пять билетов.

– Почему пять? – не понял Решетилов. – Я думал, мы летим вместе с нашим экспертом.

– Его помощник, – показал генерал Михалев на Пьеро, который даже не поднял головы, увлеченно разгадывая кроссворд в прошлогоднем журнале, – и двое наших гостей – подполковник Бадыров и старший лейтенант Рахимджанова. Мы согласовали этот вопрос с руководством обеих спецслужб. Савутджан Шарипович останется с нами, для координации общих действий.

– Да, – недовольно подтвердил Кенжетаев, – так решило руководство. – Было очевидно, что ему не нравилось такое решение, сам он с удовольствием отправился бы в Москву вместо своего подполковника.

Через два часа самолет взял курс на Москву. Дронго и генерал Решетилов получили места в салоне бизнес-класса, а остальных разместили во втором салоне. И поэтому почти четыре часа Дронго должен был терпеть соседство генерала, которому он не симпатизировал. Решетилову тоже не понравилась такая компания, но он благоразумно решил промолчать, догадываясь, что в Москве этот эксперт станет самым важным специалистом, к мнению которого будут прислушиваться и все остальные руководители. Он вообще не понимал, зачем нужно было приглашать постороннего человека для работы по такому деликатному вопросу. Следовало задействовать собственных специалистов. И не обращать внимания на американцев, которые могли требовать все, что угодно.

Все четыре часа в самолете Решетилов недовольно сопел, поглядывая на сидящего рядом эксперта. Он с удовольствием отказался бы от сотрудничества с этим типом, а заодно разогнал бы и всю команду, летящую вместе с ними в самолете. А этот его непонятный молчаливый «охранник», похожий на рефлексирующего интеллигента? Наверное, официально он секретарь Дронго. Генерал, несмотря на свой огромный опыт, даже не мог себе представить, что на самом деле этот человек – полковник разведки и один из лучших «ликвидаторов» в их прежнем общем ведомстве. Теперь, когда стало ясно, что террористы выбрали северный маршрут, по его мнению, нужно было бы отказаться от сотрудничества с южными соседями и создать собственную группу. И хотя Решетилов знал, что оба офицера, следующие с ним в Москву, хорошие специалисты в области физики и ядерного топлива, тем не менее считал их появление в столице ненужным. Но спорить с руководством ему не хотелось.

Он не пил спиртного, зная, что в Москве их будут встречать. Во время полета генерал выпил шесть или семь чашек кофе, что сказалось на цвете его лица. Генерал страдал повышенным давлением, но, кроме кофе, ничего больше не пил. Дронго выпил традиционный чай и даже попросил бокал красного вина. Он понимал состояние Решетилова, но его более всего волновало загадочное поведение Адабашева, который зачем-то отправился в Москву, неожиданно уволившись из своего института. Если он больше не собирается возвращаться в Новосибирск, то логика его действий ясна. Но почему ему разрешили лечь в больницу именно в Москве? Или вот таким странным способом хотят дать понять, что ее можно исключить из числа городов, где может произойти террористический акт? Почему они так подставляются после столь успешной операции в Казахстане? Или это личная инициатива Адабашева? При этом Дронго отлично знал, что ответы на все эти вопросы можно будет получить, лишь встретившись с преподавателем.

– Юрий Васильевич, – не выдержал он, обратившись к генералу, – я думаю, нас встретят в Домодедове?

– Конечно, встретят, – недовольно буркнул тот.

– Может, нам лучше сразу отправиться в больницу? – предложил Дронго. – Она на Каширском шоссе, мы все равно будем проезжать мимо нее, когда поедем из аэропорта в центр.

– Так будет лучше, – согласился генерал. Он подумал, что о его поступке сразу доложат руководству и это даст ему несколько лишних очков. Вот ведь после столь изнурительной и ответственной командировки Решетилов не успел вернуться в столицу, как сразу отправился в больницу. Такое его поведение не может не понравиться руководству. И самое важное – они не потеряют время.

– Откуда вы так хорошо знаете Москву? – поинтересовался генерал.

– Вы так ничего и не поняли, – снисходительно улыбнулся Дронго. – Разве вам не говорили, где я живу?

– В Италии, где-то под Римом, – вспомнил Решетилов.

– Я там бываю не всегда. Москва мне такой же родной город, как и вам, генерал. Неужели вы до сих пор не поняли, что нас многое связывает? Или вы уже не хотите этого видеть?

– Опять нарываетесь на скандал? – нахмурился Решетилов.

– Нет. Вы уже сказали мне все, что думаете о моей персоне. Я не люблю, когда меня оскорбляют, как и всякий разумный человек. Но могу понять логику ваших рассуждений. Вам кажется оскорбительным, что по этому важному вопросу обратились именно ко мне, к какому-то эксперту.

– Я не комментирую решения вышестоящего руководства, – огрызнулся генерал, – хотя мне действительно не очень понятно, почему выбрали именно вас. Но я не привык обсуждать приказы.

– Я могу задать вам один вопрос?

– Давайте.

– В каком управлении вы работали? Или вас перевели в Москву из провинции?

– Меня никуда не переводили, – обиделся Решетилов. – Я закончил институт в Москве еще в семидесятые годы. А потом поехал на БАМ в составе студенческого отряда. Затем целых двадцать лет работал в органах контрразведки, в Питере.

– Ах, так вы питерский? – улыбнулся Дронго. – Путинский призыв?

– Нет, меня перевели в столицу еще шесть лет назад.

– А генерала вы получили недавно?

– В прошлом году, – гордо ответил Решетилов. – У вас есть еще вопросы по моей биографии?

– Никаких. Значит, вы не питерский, а только работали там.

– Считаете, что я недостаточно интеллигентен? – понял его намек генерал. – Да, я родился в Макеевке и этим очень горжусь. Это настоящий рабочий поселок, где жили и живут честные, работящие люди.

Дронго кивнул в знак согласия. Он мог бы догадаться. Если генерала ФСБ посылают для координации действий в Казахстан и поручают работать с приехавшим экспертом, то сразу понятно, что самого лучшего не пошлют. Выберут не худшего. Тем более что в Москве, очевидно, поначалу считали пропавшие контейнеры проблемой казахов. И только позже осознали всю сложность положения.

Больше они не разговаривали. В Домодедове их действительно ждали. Едва они вышли из самолета, как их встретили офицеры, прибывшие в аэропорт. Гостей провели сразу к машинам, уже поджидающим прилетевших.

– Почему не в VIP-зал? – недовольно поинтересовался Решетилов. – Мы могли бы подождать там, пока все оформят.

– Извините, Юрий Васильевич, – осторожно ответил один из офицеров, – но они снова подняли цены.

– Какие цены? Что значит «подняли»?

– За каждого пассажира нужно платить двести долларов, – пояснил офицер, – за пятерых – тысячу. Мы решили, что будет правильно, если сразу проведем вас к машинам.

– Двести долларов за пользование VIP-залом? – не поверил Решетилов. – Совсем с ума сошли! Неужели все платят?

– Да, – кивнул офицер, – такие цены.

– И не дают даже стакана минеральной воды бесплатно, – добавил Дронго.

– Вы тоже знаете об этих ценах? – понял генерал.

– Конечно. Я же часто летаю. Билет туда и обратно порой стоит дешевле, чем разовое посещение вашего VIP-зала в Домодедове. Или вы не знаете, генерал, что таких высоких цен, как в Москве, нет нигде в мире?

Вместо ответа Решетилов выругался. Затем сел в автомобиль, сильно хлопнув дверцей. Когда Дронго устроился рядом с ним, генерал, посмотрев на него, вдруг сказал:

– Я пытаюсь разобраться в собственных ощущениях. Вы знаете, в чем причина моего предубеждения к вам? Я родину защищаю, а вы за это гонорар получаете. Наверное, поэтому я так психую.

– Это и мой город, генерал, – возразил Дронго. – Только я пытаюсь мыслить глобально. Если взорвут Лондон или Вашингтон, мне будет так же больно. А что касается гонорара… Я ведь нигде не получаю зарплату в отличие от вас. И у меня не будет генеральской пенсии. На какие средства прикажете мне жить? Учитывая цены в нашем городе?

Предпоследнее слово он подчеркнул. Решетилов невесело усмехнулся:

– Наглядный урок политэкономии. Но двести долларов! Совсем с ума посходили. Полный беспредел, творят, что хотят. Поехали! – обратился он к офицеру, который уселся на переднее сиденье, рядом с водителем, и приказал: – Поедем прямо в больницу.

 

Глава 10

В этой больнице витает дух обреченности, несмотря на успешные операции, число которых здесь перевалило за многие тысячи, несмотря на все достижения современной медицины и сотни спасенных жизней. Одно слово «онкология» вызывает смертельный страх, отмечая печатью безысходности каждого попадающего сюда больного.

Эта обреченность сквозит в их движениях, разговорах, прочитывается на лицах… Даже выходя отсюда относительно здоровыми после успешно проведенных операций, больные еще долго, много лет или даже всю оставшуюся жизнь помнят это место, считая, что здесь находится своеобразное чистилище, пропускающее через себя тысячи человеческих судеб.

Решетилов приказал второй машине ехать в управление, а сам вместе с Дронго и дежурным офицером отправился в больницу, чтобы лично поговорить с исчезнувшим из Новосибирска преподавателем.

У его палаты дежурили сразу двое сотрудников ФСБ. Увидев Решетилова, оба вскочили со стульев. Очевидно, их уже предупредили о визите генерала. Офицер, сопровождавший гостей, был в штатском, но сделал знак обоим сотрудникам оставаться на месте, а сам вошел следом за Дронго и генералом в небольшую палату.

Адабашев лежал с подключенной капельницей. У него было худое, вытянутое лицо, трехдневная редкая щетина покрывала его узкие скулы. Услышав, что в палату вошли люди, больной открыл глаза, но не произнес ни слова. Только внимательно следил за пришедшими. Решетилов и Дронго подошли к нему ближе. С другой стороны встал сопровождавший их офицер – мужчина лет тридцати пяти с восточными раскосыми глазами и тяжелым подбородком. Очевидно, он уже общался с Адабашевым, потому что, увидев его, тот устало закрыл глаза.

– Ты из себя умирающего не строй, – громко сказал офицер, посмотрев на Решетилова, – к тебе люди пришли, поэтому открой глаза и отвечай на вопросы. Врачи говорят, что ты еще все соображаешь.

– Подождите, – прервал его Дронго. – Как ваша фамилия?

– Набиуллин, – ответил офицер.

– Не нужно так кричать, господин Набиуллин, – попросил Дронго, видя, что генерал молчит. – И вообще будет лучше, если вы подождете нас за дверью. Юрий Васильевич, вы не возражаете?

– Нет, – буркнул Решетилов.

Офицер изумленно глянул на генерала и, повернувшись, вышел из палаты.

– А теперь, Роберт Надирович, расскажите нам все, что вы знаете, – мягко попросил Дронго.

Адабашев открыл глаза. У него дернулось лицо.

– Мы разве знакомы? – удивился он.

– Нет, – ответил Дронго, – но мне про вас много рассказывали. Говорят, вы были лучшим преподавателем в вашем институте и вас очень любили студенты… И даже студентки… – добавил он, чуть улыбнувшись.

У Адабашева увлажнились глаза.

– Спасибо, – пробормотал он, – спасибо.

Решетилов, заметив, что в палате только один стул, подошел к двери, приказал принести еще один. После чего уселся около больного, решив не мешать Дронго. А тот благодарно подумал, что генерал еще способен обучаться и это свидетельствует в его пользу.

– Меня перевели в эту палату, – пробормотал Адабашев. – Вчера я лежал в общей. Но сегодня утром пришел этот… эти… этот… Он сказал, что я террорист… кричал на меня… – Глаза несчастного снова наполнились слезами.

– Успокойтесь, – посоветовал Дронго. – Когда вас перевели в эту палату?

– Несколько часов назад, сегодня утром. Еще он сказал, что за мои действия ответит семья моей сестры… Это правда?

Решетилов крякнул от досады. Иногда среди их сотрудников встречаются такие идиоты.

– Неправда, – ответил Дронго. – Мы понимаем ваше состояние. Не волнуйтесь и не думайте ни о чем таком. Когда вы попали в больницу?

– Две недели назад. Я так и знал, что туда нельзя было входить. Но даже не мог предположить, что так получится…

– Успокойтесь, – снова попросил Дронго, – и расскажите все по порядку. Что случилось в Новосибирске? Откуда взялись эти иностранные студенты, с которыми вы обратились к вашему завхозу?

– Вы уже знаете? Это он вам рассказал? – Очевидно, состояние больного было гораздо хуже, чем они могли себе представить.

– Не нервничайте. И давайте по порядку. Откуда вы их знаете?

– Я их не знаю, – ответил Адабашев. – Мне позвонил мой знакомый из Москвы и попросил им помочь. Сказал, что это талантливые ребята, которым нужна небольшая лаборатория. Я пообещал помочь. Они приехали ко мне, и мы вместе отправились к Михаилу Михайловичу. Это наш…

– Знаем, знаем. Спокойно. Вы пошли к нему и попросили ключи от лаборатории.

– Да. Она находится в заброшенном корпусе, и я подумал, что ее можно использовать. Суша согласился дать нам это помещение на три дня за пятьсот долларов.

Решетилов посмотрел на Дронго и усмехнулся. Они оба помнили, что в показаниях завхоза фигурировала другая сумма.

– Вы не поинтересовались, зачем им эта лаборатория? – задал следующий вопрос Дронго.

– У нас часто просят помещения. Хранят там разные грузы. В прошлом году мы даже отдавали целое крыло института под строительные материалы. Об этом все знают. И все институты в научном городке сдают свои помещения, чтобы как-то выжить.

– И что было потом?

– Мне тоже дали двести долларов, хотя я не хотел брать. Их было несколько человек, и среди них один, хорошо говорящий по-русски. Кажется, из Прибалтики. Он дал мне деньги и посоветовал не приходить в лабораторию после того, как они уедут.

– Не объяснил почему?

– Объяснил, – тяжело выдохнул Адабашев. Было заметно, что ему тяжело говорить, но Дронго не собирался заканчивать разговор, твердо решив узнать все, что только можно узнать. – Он сказал, что у них ядовитые краски, испарения от которых продержатся в лаборатории еще несколько дней. Я ему, конечно, не поверил, но промолчал. Через два дня они уехали. Ключи оставили мне, и я захотел проверить. Нужно было предупредить Михаила Михайловича о возможном отравлении. – Абадашев опять тяжело вздохнул. – Войдя в помещение, я сразу почувствовал, что мне больно глотать. Я такие симптомы знаю, мне рассказывали о них чернобыльские ветераны. Поэтому сразу вышел, затем принес в лабораторию счетчик Гейгера. Там оказался такой фон! Тогда я немедленно предупредил Михаила Михайловича, что туда никого нельзя пускать. Но он только рассмеялся.

– Что происходило дальше?

– Я обратился в милицию. Написал заявление, что в лаборатории проводились какие-то непонятные опыты. Надо мной там лишь посмеялись и посоветовали сходить к психиатру, даже не захотели меня слушать.

Стул под Решетиловым угрожающе заскрипел.

– Тогда я решил поехать в Москву и сам во всем разобраться, – продолжил Адабашев, – но у меня начались сильные боли. Я уже тогда понял, что получил очень сильную дозу облучения. Поэтому пришел к директору и уволился с работы. Я понимал, что уже не смогу вернуться. Но хотел все выяснить.

– Нужно было идти в ФСБ, – не выдержал Решетилов.

– Куда? – не понял Адабашев.

Генерал отвернулся, ничего не объясняя.

– У меня были двести долларов, которые они мне дали, – выдохнул Адабашев, – и еще свои деньги. Я купил билет и приехал сюда. Моя сестра ничего не знает. Я с ней говорил только по телефону, чтобы к ним не ходить. У нее дети, две девочки, я побоялся к ним зайти… – Он опять начал волноваться.

– Ясно, ясно, – успокоил его Дронго, – я все понимаю. Не нужно так беспокоиться… Значит, вы приехали в Москву и пошли к вашему знакомому. К тому самому, который рекомендовал вам этих «студентов» с их опытами? Верно?

– Да. Я думал… я хотел все выяснить…

– Кто этот человек? – спросил Дронго.

Адабашев отвел глаза.

– Вы приехали в Москву из-за него. Вы получили сильную дозу облучения, – напомнил Дронго, – он по существу вас подставил. А вы не хотите его назвать. Кто этот человек?

– Я не могу…

Решетилов заерзал на месте. Дронго глянул на него и прочитал в глазах генерала решимость любым способом узнать правду. В отличие от несчастного преподавателя Дронго понимал, что у Адабашева нет никаких шансов сохранить свою тайну. Достаточно сделать один укол «сыворотки правды», и ослабевший организм больного не сможет сопротивляться. Но ему не хотелось передавать его в руки «эскулапов» из контрразведки.

– Мне нужно знать имя этого человека, – упрямо повторил он. – Боюсь, вы не до конца осознали, что произошло у вас в Новосибирске. Там выгружали контейнеры с отходами ядерного топлива. Ваша лаборатория заражена так, что ее нужно уничтожить. Это чудо, что вы еще живы. Скажите мне, кто это был. Поймите, речь идет о жизни миллионов людей.

– Это мой знакомый, – выдавил Адабашев. – Я не хочу, чтобы вы его допрашивали, мучили… Ваши офицеры…

– Наши офицеры не будут с ним разговаривать, – перебил его Дронго, – назовите мне его имя.

– Нам необходимо знать, – не выдержал Решетилов.

Дронго сделал ему знак рукой, чтобы он не вмешивался, видя, как тяжело говорить больному. В любую секунду Адабашев мог потерять сознание.

– Роберт Надирович, – постарался как можно спокойнее сказать Дронго, – я хочу вам объяснить, что происходит. В этом городе живут ваша родная сестра, двое ее детей, ее муж со своей мамой. Вы не ходили к ним, чтобы, не дай бог, не причинить им какого-нибудь вреда. Теперь послушайте меня. Эти компоненты, которыми вы облучились, вывезли из Новосибирска. И мы подозреваем, что в Москву. У нас есть основания предполагать, что здесь готовится террористический акт. Невероятный, чудовищный, после которого в городе будет невозможно жить еще много веков. Если вы меня понимаете… Смотрите на меня, – потребовал он, увидев, что больной закрывает глаза. – Я хочу, чтобы вы подумали о семье вашей сестры. Они сгорят первыми. Вы же ученый, должны это понимать.

– Они… они могут погибнуть?..

– Да. – Дронго поднялся со стула и наклонился к больному. Он подумал, что нельзя так близко подходить к облученному человеку, но сейчас было не до таких опасений. – Кто ваш знакомый? – снова спросил Дронго. – Назовите мне его имя.

– Он… он сейчас болеет… – выдохнул Адабашев. – Его нельзя трогать. У него был инфаркт. Его нельзя нервировать…

– Мы не будем его нервировать. Назовите его имя. Кто это?

– Мой учитель… – Адабашев закрыл глаза, и Дронго с ужасом подумал, что сейчас он потеряет сознание и они никогда не узнают имени, которое может их привести к раскрытию преступления. Даже Решетилов, должно быть, испугавшись того же, поднялся с места.

– Говорите! – Дронго протянул руку, чтобы дотронуться до Адабашева, и стыдливо отдернул ее. Он боялся трогать этого человека. И не заметил, что перешел на крик.

– Это мой учитель… Сургутский Николай Федорович… профессор Сургутский… только его нельзя сейчас беспокоить. Я ему звонил, хотел с ним встретиться… Мы с ним один раз разговаривали, и я ему сообщил про лабораторию… Сказал… А потом мы должны были встретиться еще раз. Но он попал в больницу. Думаю, что это я виноват… это я довел старика…

– Не нужно так переживать. – Дронго отыскал глазами кнопку вызова медицинской сестры и нажал на нее. Когда вбежала медицинская сестра, он показал на больного. – Кажется, ему совсем плохо. Сделайте ему укол.

– Уходите, – замахала на них пожилая женщина. – Уходите отсюда. Довели человека…

Дронго и Решетилов вышли из палаты. За дверью их ожидал Набиуллин. Увидев генерала, он вытянулся перед ним.

– Капитан Набиуллин, – отчеканил Решетилов, – возвращайтесь в управление и доложите, что я отстранил вас от этого дела. Вы не умеете разговаривать с людьми. Все ясно?

– Так точно. Но я…

– Выполнять! – Решетилов повернулся к нему спиной. – Здорово, – обратился он к Дронго. – Все выяснили так быстро и четко. Хорошо, что вы вспомнили о семье его сестры. Это на него подействовало сильнее всего.

Дронго тяжело вздохнул. Каждый такой разговор отнимает много сил. Было ясно, что несчастный преподаватель, решивший самостоятельно провести расследование, обречен. И Шерлока Холмса из него явно не получилось. Дронго посмотрел в конец коридора и увидел знакомую фигуру Пьеро. Тот так спокойно сидел на подоконнике, словно давно привык ожидать своего напарника в этой больнице. Дронго подошел к нему.

– Зачем вы сюда приехали? – удивленно спросил он. – Мы никуда не сбежим. Отсюда заедем в другую больницу, а потом в ФСБ.

– У меня есть приказ моего руководства быть постоянно с вами, – улыбнулся Пьеро. – И в счастье, и в горе, как раньше говорили при венчании, богатым и бедным, на земле и на воде мы должны быть вместе…

– Боитесь, что я могу узнать какие-то ваши тайны? – разозлился Дронго.

Пьеро скучающе посмотрел на него.

– Я ничего не боюсь, – спокойным голосом ответил он, – мне приказали, и я буду с вами.

– Что вы себе позволяете? – спросил Решетилов, подходя ближе. Пьеро соскочил с подоконника, вытянулся перед генералом. – Возвращайтесь в управление.

– Нет, Юрий Васильевич, – улыбнулся Пьеро, – я должен быть рядом с экспертом. Такая у меня задача от моего руководства.

– Вы разве не из нашего ведомства?

– Из Ясенева, – пояснил Пьеро.

– Ясно. – Генерал нахмурился. – Поедете с нами, – приказал он. – У нас в машине есть свободное место. – Затем повернулся к Дронго: – Надеюсь, он не будет вам надоедать.

– У нас еще один больной, – напомнил Дронго. – Нужно найти этого Сургутского. И немедленно. Если он тоже в больнице, значит, мы должны отправиться к нему. И как можно быстрее.

– Сейчас найдем, – пообещал генерал, вытаскивая мобильный телефон.

 

Глава 11

По дороге в другую больницу Дронго подумал, что Решетилов имеет ряд положительных качеств, которые явно помогли ему в продвижении по службе. Дисциплинирован, настойчив, энергичен. Вцепившись в проблему, не успокаивается, пока не получает конкретного результата. Несколько хамский характер – это результат его воспитания, но, очевидно, он проявил себя ценным работником, умеющим решать проблемы, стоящие перед их ведомством.

На этот раз они направлялись в знаменитую больницу на улице Грановского, где раньше лечили исключительно высокопоставленных государственных служащих и членов Политбюро. Находилась она рядом с домом, в котором тоже жили многие выдающиеся люди, в том числе прославленные маршалы. А сейчас, по полученным сведениям, именно туда госпитализировали семидесятилетнего профессора Сургутского.

В центре они попали в автомобильную пробку. Решетилов поминутно доставал мобильный телефон, связываясь со своими сотрудниками.

– Скоро по Москве ездить будет совсем невозможно, – раздраженно жаловался он им, – повсюду эти дурацкие пробки. Вадим, включи мигалку, – обратился генерал к водителю, – может, с ее помощью сумеем быстро проскочить.

– Нет, Юрий Васильевич, – виновато ответил тот, – я уже пытался. Тут все забито. Пока впереди машины не пройдут, нам отсюда не выехать. Извините…

Решетилов в очередной раз достал телефон, набрав номер, сразу спросил, явно продолжая предыдущий разговор:

– У него есть семья?

– Есть, – сообщил ему собеседник. – Сын Аркадий Николаевич Сургутский, сорок три года, кандидат наук. Работал в системе Внешторга за рубежом. В настоящее время работает в представительстве шведской компании «ИКЕА». Несколько дней назад был в Стокгольме. Разведен. От первого брака у него восьмилетний сын. Во втором браке детей нет. У самого профессора Сургутского супруга умерла четыре года назад. Долго и тяжело болела. В настоящее время он проживает в их квартире на улице Тимура Фрунзе вдвоем с дочерью.

Генерал коротко пересказал это сообщение Дронго и продолжил телефонный разговор:

– Понятно… Сургутский – специалист по ядерным проблемам? Он был засекречен?

– Не был. Он занимается химической физикой. Очень известный специалист. Его труды печатались в Америке, Англии, Швейцарии. Преподает. Мы все проверили. Он действительно был учителем Адабашева.

– Распечатка его телефонных разговоров уже есть?

– Сейчас должны подвезти. Все разговоры за последние три месяца. И с домашнего телефона, и с двух мобильных – его и дочери. Нет сомнений, они знакомы с Адабашевым.

– Сургутский бывал в Пакистане? – поинтересовался Решетилов.

– Никогда не был. Последний раз был на конгрессе в Лозанне два года назад. До этого – на научных форумах и симпозиумах в Монреале и Хьюстоне. Сейчас мы проверяем, был ли там в это время Ахмед Парвиз.

– Быстрее проверяйте, – потребовал генерал, – что еще?

– Мы уже начали операцию по внедрению в их квартиру. Через пятнадцать минут дочь Сургутского вызовут к отцу в больницу, и мы туда войдем. Установим микрофоны, проведем предварительный обыск.

– Совсем не обязательно, что он непорядочный человек, – вставил Дронго. – Может, его попросил об услуге коллега, он и позвонил своему ученику…

– Все может быть, – согласился Решетилов, повернувшись к нему. – Но мы обязаны проверить. Что у нас нового по поводу этого хранилища? – спросил он у своего сотрудника.

– Пока проверяем, – ответил тот. – Поднимаем документы шестидесятых годов. Очень многих уже нет в живых, товарищ генерал.

– У нас нет времени, – напомнил Решетилов, – ищите быстрее. Нам нужно выйти на конкретных людей уже сегодня к вечеру. Подключите сотрудников других отделов. С нами приехали двое из группы Бадырова. Используйте их наработки.

– Казахи уже здесь, – сообщил офицер, – мы начали с ними работу.

Решетилов убрал аппарат и, не выдержав, заорал на водителя:

– Ну, сделай же что-нибудь! Иначе мы простоим в этих пробках до вечера.

Водитель испуганно обернулся, начал энергично сигналить, включил мигалку. Подталкивая другие машины, он попытался выехать. Раздался противный скрежет металла трущихся друг об друга автомобилей. Но водителя в этот момент меньше всего волновала сохранность его машины. Он старался выехать из пробки, лихорадочно вращая руль. Сидящий рядом с ним Пьеро являл собой образец благоразумия. У него не изменилось даже благодушное выражение лица, словно они находились не в пробке, а дышали свежим воздухом на загородном участке под Москвой. Впрочем, Дронго знал, что вывести из себя этого человека практически невозможно.

– Уже столько времени прошло, – проворчал Решетилов, – а мы ничего не знаем.

Словно в ответ на его слова раздался звонок.

– Слушаю, – уставшим и раздраженным голосом отозвался генерал и как-то сразу подобрался, услышав, с кем ему предстоит разговаривать. Было заметно, как изменилось выражение его лица. – Выключи мигалку и не сигналь, – быстро приказал он водителю.

Тот послушно выполнил распоряжение генерала.

– Слушаю вас. – Решетилов назвал своего собеседника по имени-отчеству, и Дронго понял, что генерала соединили с руководителем Федеральной службы безопасности.

– Что у вас происходит, Юрий Васильевич? – спросил директор ФСБ. – Мне доложили, что вы все еще не можете выйти на группу похитителей, а они ввезли этот груз в нашу страну?

– Это пока наше предположение, – выдохнул Решетилов, – мы решили перестраховаться и предположить, что груз…

– Груз был в Новосибирске, – перебил его директор. – Сейчас там работают эксперты Министерства обороны, и мы попросили сотрудников Федерального агентства по атомной энергии разобраться на месте. Судя по первым результатам, мы имеем дело с абсолютно больными людьми. Они вскрывали контейнеры в необорудованном помещении, понимая, что все находившиеся рядом люди погибнут от сильной дозы облучения.

– Мы это знаем. – Решетилов достал платок и вытер лицо.

– А если знаете, то должны понимать степень своей ответственности, – отчеканил директор. – Я уже доложил Президенту о случившемся. В городе введен план перехвата. Повсюду проверяют радиационную обстановку. Но вы же понимаете, что этих мер недостаточно. Если террористы разместили свою «грязную бомбу» где-нибудь в Подмосковье, мы об этом никогда не узнаем. Или узнаем слишком поздно. Что нам делать? Попытаться эвакуировать десять миллионов человек? Устроить в городе панику? Объявить на весь мир о нашей несостоятельности?

– К вечеру у нас будут конкретные результаты, – выдавил генерал.

– Надеюсь, что будут. И учтите, Юрий Васильевич, что никто не снимает с вас персональной ответственности за эту операцию. Как ваш эксперт, он прилетел вместе с вами?

– Да, – отозвался Решетилов, глянув на Дронго.

– Используйте его опыт, – посоветовал директор. – Судя по его биографии, он умеет находить нестандартные решения. Вы уже выяснили, кто передал данные о хранилище в Казахстане?

– Нет, – честно ответил генерал, – ведем проверку. Но проблема в том, что утечка могла произойти и в Казахстане.

– Пусть об этом они сами думают, – раздраженно заявил директор, – только вы не очень на них рассчитывайте. Вся документация хранилась у нас, и если мы вовремя не предупредили Астану, то в этом виноваты прежде всего мы сами. А судя по направлению движения груза, они решили выбрать в качестве объекта именно Москву…

– Мы пока в этом не уверены, – попытался возразить Решетилов, – у нас еще нет точных данных…

– Когда они появятся, будет уже поздно, – отрезал директор. – Объявить всем сотрудникам, что мы переходим на чрезвычайное положение. У вас срок до вечера. Считайте, что опасность угрожает непосредственно нашему городу. Любую помощь вы получите. Сегодня вечером я должен знать, куда вывезли груз из Новосибирска, на чем его вывезли и кто им помогал в Москве. До свидания. – Он отключился, ничего больше не добавив.

Решетилов посмотрел на Дронго и опустил аппарат.

– Будь оно все проклято! – проговорил генерал, затем снова поднял телефон, быстро набрал номер. – Михалев, это Решетилов. Вы выяснили наконец, как груз вывозили из вашей области?

– Нет, – ответил Михалев. – У меня здесь столько народу. Приехали сотрудники Федерального агентства по атомной энергии, офицеры Министерства обороны. У нас не осталось свободных кабинетов…

– С меня требуют конкретного отчета, – сообщил Решетилов. – Послушай, Михалев, подними всех, кого можешь. Объявляй чрезвычайное положение. У тебя есть несколько часов. Нам нужно знать, как вывезли груз из вашей области. Если понадобится, останови все поезда и самолеты в Сибири, да хоть по всей стране. В любой момент эта гадость может взорваться в Москве. И тогда мы с тобой пойдем под суд.

– Ты меня не пугай, – сжав зубы, отозвался Михалев.

– Я тебя не пугаю. Я сам боюсь. У меня семья здесь, в городе. И если что-нибудь случится…

– Ладно, все, – прервал его Михалев, – мы и так работаем. Будем искать. До свидания.

– До свидания. – Решетилов положил телефон рядом с собой на сиденье и уже собрался снова крикнуть на водителя, но в этот момент их автомобиль наконец выбрался из пробки, выехав на встречную полосу.

– Жми, Вадим! – приказал генерал. – Не обращай внимания на встречные машины.

Через сорок минут они были в больнице. Там уже находились двое сотрудников ФСБ. Из салона автомобиля они вышли втроем. Пьеро следовал за Дронго словно тень, хотя в самой больнице остался на первом этаже, не поднявшись следом за Дронго и генералом на второй. Решетилов кивнул офицерам и, набросив белый халат, поспешил к палате, в которой лежал профессор Сургутский. Дронго, тоже натянув на себя халат, поспешил за ним. В коридоре их ждал лечащий врач, молодой мужчина лет тридцати пяти.

– Николаю Федоровичу нельзя волноваться, – предупредил он посетителей, – мне сказали, что вы к нему…

– Мы только на минуту, – вежливо начал Дронго, но Решетилов просто отодвинул врача и вошел в палату. Оба офицера ФСБ встали перед дверью, преградив доктору путь.

Сургутский лежал в дальнем углу. Увидев вошедших, он не удивился, словно ждал, когда к нему наконец придут. В палате, кроме него, находился еще один больной.

Решетилов подошел ближе. Дронго встал рядом с ним.

– Бегаем по больницам, – недовольно заметил генерал. И, наклонившись к больному, громко сказал: – Здравствуйте, Николай Федорович.

– Здравствуйте, – неожиданно ясным и достаточно уверенным голосом ответил Сургутский.

– У нас к вам дело, – гораздо тише объявил Решетилов. Видимо, он решил допрос второго свидетеля провести сам.

– Кто вы такие? – поинтересовался профессор.

– Я генерал Федеральной службы безопасности, – ответил Юрий Васильевич, – моя фамилия Решетилов.

Сосед Сургутского испуганно выглянул из-под одеяла. Очевидно, должность и место работы Решетилова производили на него впечатление.

– Вы приехали сюда из-за сына? – неожиданно спросил профессор.

Решетилов и Дронго переглянулись.

– Нет, – ответил генерал, – мы хотим поговорить с вами. Извините, что вынуждены беспокоить вас в таком состоянии.

За дверью послышался шум. Очевидно, лечащий врач хотел войти в палату и помешать допросу, но стоящие в дверях офицеры ФСБ не пустили его в комнату.

– Мы хотим побеседовать с вами насчет вашего бывшего ученика. – Решетилов заговорил громко и четко, выделяя каждое слово. – Вы знаете Адабашева Роберта Надировича?

– Конечно, – ответил Сургутский и тяжело вздохнул. – Значит, вы пришли сюда за этим…

– Мы пришли узнать, почему вы ему позвонили и попросили о помощи, – объяснил генерал. – Вы сказали Адабашеву, что нужно помочь студентам-иностранцам, найти для них лабораторию. Вы знаете этих людей? Вы их видели?

Сургутский молчал.

– Вы меня слышите? – встревожился генерал, наклоняясь к больному.

– Конечно, не знаю. Но не нужно так громко, – попросил профессор. – Вы, наверное, и сами догадываетесь, что я никого из них не мог знать. Меня попросили позвонить, я и позвонил моему бывшему ученику. А через несколько недель Адабашев появился у меня. Он, кстати, очень плохо выглядел. И рассказал мне, что лабораторию использовали в каких-то непонятных целях. Мне, конечно, было неприятно. У нас состоялся очень сложный разговор. И в результате я попал в больницу. А где он сейчас?

– Тоже в больнице. Абадашев получил очень сильную дозу облучения.

– Я так и думал. Значит, они действительно использовали лабораторию для какого-то непроверенного эксперимента. Какое безобразие! Нужно запрещать такие опыты.

Решетилов глянул на Дронго. Кажется, профессор не собирался издеваться над ними.

– Вы думаете, там проводили опыты? – переспросил генерал.

– Конечно, – ответил Сургутский, – иначе в лаборатории не остался бы такой фон. Сейчас в погоне за деньгами готовы делать все, что угодно. Любые рискованные эксперименты, любые непроверенные опыты.

– Возможно. – Решетилов не хотел ничего объяснять. – Так кто же попросил вас об этом? Вы ведь сказали, что не знали этих иностранцев. Тогда почему вы позвонили Адабашеву?

– Меня попросили… – Сургутский отвернулся.

– Погодите, – уже более настойчивым голосом произнес генерал, – кто попросил? Мне нужно знать, кто вас попросил!

– Этого я вам не скажу. Это мое личное дело.

– Не личное, – повышая голос, заявил Решетилов, – совсем не личное. – Он посмотрел на второго больного. – Я не хочу вас пугать, профессор, но положение гораздо хуже, чем вы можете себе представить. И нам нужно немедленно знать имя человека, который просил вас позвонить Адабашеву.

– У вас свои обязательства, а у меня – свои, – отозвался Сургутский. – И я не собираюсь больше разговаривать с вами на эту тему. Достаточно и того, что я попал в больницу…

За дверью усилились голоса. Вероятно, к лечащему врачу прибыло подкрепление.

– Мы заберем вас отсюда, – принял решение генерал. – И тогда вы узнаете, почему мы так настаиваем.

– Я нетранспортабелен, – сообщил профессор. – Или вы хотите меня убить за мою ошибку?

– Подождите, – вмешался Дронго, дотронувшись до генерала, – не спешите. Я все понял. Не нужно так нервничать, Николай Федорович. Вы ведь попали в больницу недавно? А ваш бывший ученик болеет уже давно. Значит, инфаркт случился у вас не после разговора с ним, а после разговора… – Сургутский напрягся, сосед на всякий случай закрылся одеялом и отвернулся в другую сторону, Решетилов нахмурился. – После разговора с… вашим сыном, – выпалил Дронго, глядя на больного.

Тот дернулся.

– При чем тут Аркаша? Его обманули, он не виноват.

– Но вы же понимаете, что сделали что-то неправильно, – возразил Дронго. – Когда мы вошли, вы были уверены, что мы приехали из-за вашего сына. Он прилетел несколько дней назад, а вы сразу попали в больницу после разговора с ним. Это он попросил вас позвонить Адабашеву?

– Вы хотите, чтобы я сдал вам моего сына? – спросил профессор. – А я думал, что тридцать седьмой год больше никогда не повторится.

Решетилов вспыхнул и уже собирался что-то сказать, когда Дронго удержал его за руку.

– Не нервничайте, Юрий Васильевич. Профессор Сургутский даже не представляет себе, в какую жуткую историю его втянули.

– Представляю, – возразил Сургутский. – Они наверняка проводили эксперименты с изотопами. Или что-то в этом роде. Поэтому я и здесь, что очень хорошо все представляю.

– Где сейчас ваш сын? – строго спросил Дронго.

– Этого я вам не скажу. Он ни в чем не виноват. Его обманули, и он был вынужден… Он ничего не знал…

– Где он? – повторил вопрос Дронго.

– Не нужно, – вмешался Решетилов. – Мы его найдем.

Дверь наконец открылась, и в комнату вошли сразу несколько врачей.

– Что здесь происходит? – требовательно спросил один из них. – По какому праву вы врываетесь к тяжелобольным? Кто вы такие?

– Извините, – сказал Решетилов, – мы уже закончили.

– Он ни в чем не виноват, – попытался подняться Сургутский.

– Не сомневаюсь, – зло буркнул генерал, выходя из палаты.

– Он ничего не знал! – крикнул профессор.

– Вам нельзя нервничать, – подскочил к нему врач.

– Не беспокойтесь, – сказал на прощание Дронго, – никто его не обвиняет. Нам нужно только узнать, почему он просил вас об этом.

Профессору стало плохо, и врач укоризненно покачал головой.

– Вы его убьете! – крикнула медсестра, с ненавистью глядя на незваного гостя.

В коридоре Решетилов достал телефон.

– Срочно уточните домашний адрес сына Сургутского, – приказал он, – мне нужно знать, где он сейчас находится.

– Мы уже все проверили, – упавшим голосом ответил ему офицер.

– Дайте мне адрес, – потребовал генерал.

Офицер молчал.

– Ты меня слышишь? – теряя терпение, крикнул Решетилов.

– Два дня назад на даче обнаружили труп Аркадия Сургутского, – доложил офицер, – мы получили сообщение об этом только что. Прокуратура возбудила уголовное дело по факту убийства. Старику ничего не говорят, чтобы не волновать его, иначе он не выдержит.

Решетилов отключил аппарат и растерянно посмотрел на Дронго.

– Последняя ниточка оборвалась, – прохрипел он. – Его сына убили два дня назад.

И впервые за все время знакомства с генералом Дронго увидел в его глазах ничем не прикрытую ярость.

 

Глава 12

Нужно было отправиться домой и принять душ. Ему хотелось спать, сильно болела голова, сказывались невероятно долгие перелеты. Сначала короткий – из Рима в Стамбул, затем долгий – из Стамбула в Алма-Ату. Следом еще один перелет в Павлодар. Потом полеты на вертолетах, перелет в Новосибирск. И наконец, четырехчасовой перелет в Москву. Такое «путешествие» способно вымотать кого угодно. Дронго даже заснул в салоне автомобиля, пока они ехали в ФСБ, и открыл глаза только тогда, когда машина мягко затормозила у подъезда.

– Выходите, – устало бросил Решетилов. – Сегодня меня выгонят с работы, и я попрошусь к вам помощником. Возьмете?

– Помощником возьму, – честно ответил Дронго, вылезая следом за генералом из машины, – а вот руководителем не утвердил бы. Своим, во всяком случае.

Пьеро, выйдя из салона, встал рядом с автомобилем. Казалось, это бессловесное существо никогда не устает.

– Почему? – удивился генерал.

– У вас тяжелый характер. С вами трудно работать. Хотя как обычный сотрудник вы можете быть незаменимым. Ваша добросовестность и пунктуальность – очень ценные качества для помощника.

– Только помощника? – лязгнул зубами Решетилов. – Ну, спасибо и за это. А насчет моего характера я сам знаю. Только я не в бакалейной лавке работаю и не в парке культуры, чтобы всем улыбаться. У меня другие задачи.

– Понятно, – Дронго потрогал лицо, – мне нужно, чтобы сюда привезли мой чемодан. И покажите, где у вас туалет. Мне необходимо побриться и переодеться. Если бы я еще мог помыться, то это было бы абсолютно идеально.

– Туалет в конце коридора, – усмехнулся Решетилов. – Скажите, Дронго, вы всегда так держитесь или специально меня дразните?

– Вы о себе слишком высокого мнения, – улыбнулся Дронго. – Всегда. Я не меняюсь. Или даже так – не хочу меняться. Через десять минут я буду у вас. И не дергайтесь, генерал, еще не все потеряно. Как бы цинично это ни звучало, но у нас теперь наконец-то появилась реальная зацепка.

– Да что вы говорите? – изумился Решетилов. – Какая зацепка? Мы потеряли последнего свидетеля.

– Это с вашей точки зрения, – возразил Дронго. – Вы мыслите категориями контрразведчика: или вы обнаружили террориста, или он ушел. А у меня другой взгляд. Если бы мы так продолжали искать, то сын Сургутского мог бы указать на своего друга или знакомого, уехавшего в Пакистан. Или в Антарктиду. Но, думаю, нам никто не дал бы времени на командировку в Антарктиду. Поэтому, хотя, повторюсь, это звучит цинично, убив сына Сургутского, они невольно себя выдали. Теперь можно уверенно сказать, что вся операция готовилась с небывалым размахом. Посмотрите, какая цепочка. Сначала похищают контейнеры из заброшенного хранилища. Затем их нелегально перевозят через границу России. Параллельно в Новосибирске нашли место для смены контейнеров. И те, кто это сделал, очень хорошо знали об опасности от радиации. Но пошли на этот шаг, приказав всем заболевшим двинуться на юг, чтобы сбить нас с толку.

На Адабашева они вышли через его преподавателя. А профессора нашли каким-то образом через его сына. Представляете, какая сложная цепочка? Заранее подготовили новые контейнеры, заранее нашли самолет или вагон для транспортировки этого груза. Все просчитали. Но случился небольшой сбой. Мы должны были искать их на юге, а двинулись на север. Сначала все испортил Адабашев, так некстати появившийся в Москве. Затем профессор Сургутский, у которого состоялся нелегкий разговор с сыном. После него профессор попал в больницу с обширным инфарктом, а его сына через два дня нашли погибшим. Отсюда вывод, что кто-то из этой группы либо вся группа находятся в Москве. И стоило Аркадию Сургутскому попытаться что-то прояснить, как его убрали. Я думаю, мы вправе выстроить именно такую логическую цепь.

По коридору несли его чемодан. Пьеро шел следом за чемоданом.

– В туалет! – крикнул Дронго. – Несите сразу в туалет. А вы будете охранять меня и в туалете ФСБ? – зло спросил он у Пьеро.

– Я буду в коридоре, – ровным голосом откликнулся тот.

– Вы думаете, что меня успокоили? – спросил Решетилов. – Получается, что они в Москве?

– Кто-то, безусловно, в Москве. Но после убийства Аркадия Сургутского я лично думаю, что Москва стала менее опасным городом, чем все остальные.

– Почему? – не понял генерал.

– Если они хотели замаскировать движение контейнеров по северному пути, выслав людей на юг, то почему так себя подставили, убрав Аркадия Сургутского? Можно было избавиться от него, не оставляя следов. Но его убили, и теперь у нас два варианта. Либо бомба в Москве и она сработает прямо сегодня, а им уже нечего терять. Либо ее нет в Москве, а убийство Аркадия Сургутского лишь часть их большого плана. Эти люди не могут допустить, чтобы кто-то вышел на них раньше, чем они будут готовы. А готовы они будут в таком случае не в Москве, а в одном из четырех других городов. И боюсь, нам предстоит еще вычислять, куда могли отправиться террористы.

– Надеюсь, – с чувством произнес генерал, – моя задача, чтобы ничего страшного не случилось в Москве…

– А моя задача, чтобы эта «бомба» не взорвалась ни в одном из пяти предполагаемых городов, – заявил Дронго.

– Пусть в Тель-Авиве или Вашингтоне о себе сами заботятся, – буркнул Решетилов. – У них прекрасные специалисты. Пусть и ищут своих террористов. А нам нужно обеспечить безопасность нашей столицы. Идите бриться. У вас пятнадцать минут.

Дронго отправился в туалет. Даже в самых строгих учреждениях города в подобных туалетах не бывает той идеальной чистоты, которой славятся американские туалеты. Дронго помнил, как его когда-то изумили туалеты на Арлингтонском кладбище – идеально чистые, одетые в мрамор с тканевым покрытием. Или туалеты в Монако, где особое устройство протирало доску после каждого клиента, дезинфицируя все вокруг. Но это было в богатом Монако. А здесь ему пришлось бриться, стоя перед замызганным зеркалом и плохо вымытой раковиной. Но как бы там ни было, через пятнадцать минут он появился в приемной Решетилова, выбритый и вымытый, успевший сменить рубашку и надеть другой костюм. От него даже пахло неизменным «Фаренгейтом». Секретарь разрешила ему войти к Решетилову, который заканчивал с кем-то говорить по телефону.

– Какой франт! – не очень любезно пробурчал он, взглянув на Дронго. – Успели даже переодеться…

– Что у нас нового? – Дронго сел на стул перед генералом и повертел головой, которая болела все сильнее. «Если и дальше так пойдет, нужно будет что-нибудь принять», – подумал он. Спазмалгон или аспирин. Дронго знал, что может принимать любые лекарства, кроме нитроглицерина. Много лет назад ему дали полтаблетки нитроглицерина, и он тогда чуть не умер от головной боли. Очевидно, для сосудов его головы это средство оказалось чересчур радикальным.

– Я говорил с прокурором, – сообщил Решетилов. – Они ведут расследование. В теле погибшего нашли три пули. Два выстрела в грудь и контрольный – в голову. Это не грабеж, в доме ничего не пропало. Соседи ничего не слышали. Следователь считает, что стреляли из оружия с глушителем. Работал профессионал. Рядом с домом никакая машина не останавливалась. Труп обнаружили только вечером, когда приехала супруга Аркадия Сургутского.

– Профессионалы, – согласился Дронго, – один или двое?

– Работал один, но следователь считает, что их было двое. Второй стоял у забора, очевидно, подстраховывая напарника.

– Ясно. Скажите, чай у вас дают? Про обед не спрашиваю, понимаю, что придется голодать.

– Я уже заказал обед из нашей столовой, – ответил генерал. – Только будете есть без меня. У меня совсем нет аппетита. Вы представляете, какую территорию нужно проверить, чтобы найти вагон или самолет, на котором вывезли новые контейнеры из Новосибирской области? Она равна нескольким Европам.

– Не обязательно проверять все вагоны и самолеты, – заявил Дронго. – С таким грузом они не стали бы долго ждать. Опасно и нецелесообразно. Скорее всего в тот момент, когда одна группа террористов вывозила пустые бочки в порт, вторая – грузила новые контейнеры. Значит, разница во времени только несколько часов. Пусть посчитают, когда это было, пусть проверят по дням и получат точную дату. И время. Вот тогда поиск пойдет гораздо быстрее.

Генерал хотел что-то возразить, даже, возможно, сказать какую-то колкость, но промолчал. Вместо этого взял трубку, набрал номер Михалева и передал ему новый совет Дронго.

– Мы и проверяем все грузы, вышедшие из города в тот день, – отозвался Михалев. – Вы лучше ищите вашего «крота», который выдал террористам тайну хранилища.

– Спасибо, что напомнили. – Решетилов с грохотом положил трубку на рычаг и, нажав кнопку селекторного аппарата, вызвал кого-то из сотрудников. – Вы уже определили круг людей, знавших о хранилище? – спросил он.

– Список был готов несколько дней назад, – доложил офицер, – сейчас идет проверка по каждой кандидатуре.

– Сколько еще осталось?

– Сорок два человека.

Решетилов шумно выдохнул. И, глянув на Дронго, поинтересовался у своего собеседника:

– И сколько вам еще нужно времени на проверку?

– Два или три дня, Юрий Васильевич. Люди работают сутками, никто не уходит домой.

– Много, – возразил Решетилов, – у нас должны быть конкретные результаты уже сегодня к вечеру…

– Не успеем, – честно признался офицер.

– Вечером, – упрямо рявкнул генерал, отключая селектор, и повторил: – Сорок два человека. Они действительно могут не успеть.

– Пусть принесут копию списка, – попросил Дронго. – И пригласите приехавших с нами гостей из Казахстана. Я думаю, будет правильно, если мы просмотрим эти списки еще раз все вместе. Может, сумеем чем-нибудь помочь.

– Принесите списки, – распорядился генерал, в очередной раз подняв трубку, – и позовите наших гостей. Пусть сразу зайдут ко мне в кабинет. Соберите начальников отделов, скажите, что совещание начнется через час.

В кабинет принесли обед на двоих. Решетилов нетерпеливо махнул рукой, приказывая девушке побыстрее удалиться. Она расставила все на столе и тут же вышла.

– И покормите охранника нашего эксперта! – крикнул ей вслед генерал.

Дронго усмехнулся.

– Между прочим, этот охранник – полковник службы внешней разведки, и я подозреваю, что у него больше наград, чем у всех ваших помощников, вместе взятых, – сообщил он.

– Значит, не очень хороший профессионал, если его приставили к вам охранником, – благодушно возразил генерал, доставая бутылку коньяка. И в этот момент понял, что именно сказал ему Дронго.

– Я думаю, у него есть полномочия принять решение в отношении меня, – улыбнулся Дронго, – и в отношении вас, генерал.

У Решетилова опять испортилось настроение. Он поставил бутылку на стол.

– По-моему, вам нравится надо мной смеяться, – прошипел он.

– Нет. Это правда. Неужели вы думаете, что его поставили меня охранять? И такой дисциплинированный охранник ходит за мной по всему миру, от Рима до Павлодара, от Новосибирска до Москвы? Дело в том, Юрий Васильевич, что я его немного знаю. Он профессиональный «ликвидатор», который может помочь нам решить некоторые проблемы. Или убрать такую проблему, как я. Он будет моей тенью до тех пор, пока ему не прикажут раствориться в воздухе. Или материализоваться и сделать контрольный выстрел в мою сторону. Такая у меня работа, генерал. Если я ошибусь, меня не выгонят с работы, как вас. Меня сотрут из этой жизни с помощью вот такого «ликвидатора». Раз и навсегда. И даже если не ошибусь, а всего лишь слишком хорошо проведу порученную мне операцию, то и тогда могут принять такое же решение. Начальство не любит умных и ретивых. И особенно не любит очень ретивых и очень умных. Поэтому и принимает подобные решения. Но, исходя из того, что я пока что жив, в некоторых ведомствах меня считают не очень умным и не очень ретивым.

Решетилов взял бутылку и налил коньяк в две небольшие рюмки.

– Держитесь, – сказал он, протягивая одну из них Дронго, – не знаю, как мы с вами выберемся из этого дерьма, но если выберемся, я предложу руководству взять вас на работу…

– А я откажусь, – улыбнулся тот. – За успех!

– За успех! – поднял свою рюмку генерал, и они, чуть слышно чокнувшись, выпили.

– Собачья у вас работа, – вдруг сказал генерал, – а я думал, что хуже моей ничего нет. Вы меня извините насчет того разговора про гонорар. Я не хотел вас оскорбить.

– Принято, – кивнул Дронго. – Я думаю, мне нужно заняться тем, чем я обычно занимаюсь. Поиском конкретных преступников. Если разрешите, я поеду к следователю прокуратуры и попытаюсь вместе с ним выяснить, кто мог убить Аркадия Сургутского.

– Как это вы выясните? – не очень уверенно произнес генерал. – Хотите найти убийцу за один день? Так не бывает. Это только Шерлок Холмс или комиссар Мегрэ устраивали такие фокусы. И то не за один день.

– У меня есть свой метод, – заявил Дронго. – Я думаю, что, учитывая все обстоятельства дела, мы уже к вечеру сможем выйти на заказчиков этого преступления. Если нам немного повезет.

Решетилов уставился на него. Он не понимал, когда этот странный человек смеется, а когда говорит серьезно. Его нервировало непонятное стремление Дронго многое превращать в шутку. Генерал взял бутылку и снова наполнил рюмки.

– Значит так, – решительно проговорил он, выпив коньяк, – делайте все, что хотите. Я дам вам моего офицера для сопровождения. И позвоню прокурору города.

– Офицер мне не нужен, у меня есть свой, – напомнил Дронго. – И покажите список подозреваемых Бадырову. Они же тоже проверяли всех подозрительных. Может, он найдет там знакомую фамилию. А я постараюсь быстро вернуться.

– Я дам вам машину, – пообещал генерал.

 

Глава 13

В прокуратуру Дронго приехал в пятом часу дня. Но не один и не в сопровождении своего неизменного спутника. Вместе с ним сюда прибыло сразу несколько сотрудников ФСБ, среди которых и следователь Коробов – старый знакомый Дронго. Расположившись в отведенном им кабинете, они вызвали к себе следователя Мурашкина, проводившего следствие по делу погибшего Сургутского. Мурашкину было чуть больше тридцати, он уже восемь лет трудился в прокуратуре и успел дослужиться до младшего советника юстиции, считаясь перспективным работником. Его умение дотошно и придирчиво проводить допросы, грамотно оформлять дела для направления в суд, использовать любые факты против подозреваемых приносило ему ощутимую пользу. Количество раскрытых им дел росло. Обвиняемые получали причитающиеся им сроки, и дела Мурашкина никогда не возвращались из суда на доследование.

Он был среднего роста, со светло-голубыми немигающими глазами, в целом приятной наружности, и лишь слегка оттопыренные уши немного портили это общее впечатление. Мурашкин знал Коробова и испытывал к нему искреннее уважение, какое обычно испытывает младший по опыту и званию профессионал к старшему. Правда, в душе Никита Мурашкин не сомневался, что со временем перерастет Коробова и в должностном, и в профессиональном плане. Но пока он подробно доложил о расследовании убийства, глядя немигающими глазами на полковника, сидящего перед ним.

Массивный, с большой лысой головой, Коробов был похож на уменьшенную копию Марлона Брандо в тот момент, когда тот появлялся из темноты. Коробов вообще не любил болтунов, ему нравились люди, излагающие дело коротко и ясно. Мурашкин принадлежал именно к таким. Он не говорил лишних слов, и это радовало следователя ФСБ.

Но Мурашкина немного смущал сидящий рядом с ним неизвестный мужчина лет сорока пяти. Он был такой же массивный, как и Коробов, так же внимательно слушал, задавал вполне профессиональные вопросы, однако Мурашкин подсознательно чувствовал, что это совсем другой, не принадлежащий к их ведомству человек. И к организации Коробова тоже не имеющий отношения – слишком уж велика была в нем степень внутренней свободы. Следователи, привыкшие к допросам подозреваемых и свидетелей, это чувствуют сразу. Словом, Мурашкина этот человек смущал, но его представили как эксперта, и поэтому он не задавал лишних вопросов.

Погибшего Аркадия Сургутского нашли два дня назад. Супруга вернулась на дачу поздно вечером и обнаружила калитку запертой. Собака подозрительно молчала. Женщина долго стучала, звонила, но ей никто не открыл. Тогда она попросила у соседей лестницу, решив, что муж заснул и не слышит ее звонков. Но даже когда сосед перелез через ограду и открыл ей входную калитку, собака не появилась во дворе, а муж не вышел из спальни. Встревоженная женщина вошла в дом и обнаружила мужа застреленным в просторной гостиной. Она в ужасе закричала, выбежала из дома, а сосед нашел убитую собаку. Сразу вызвали милицию и прокуратуру.

Было установлено, что погибший лишь недавно вернулся из командировки в Швецию и Германию. На работе его характеризовали как исключительно дружелюбного и корректного специалиста. Он был неплохим менеджером по продажам, знал иностранные языки, обладал хорошей коммуникабельностью.

Мурашкин излагал факты ровным, спокойным голосом. Убийство Аркадия Сургутского было лишь эпизодом в его работе. Никаких эмоций он не выражал, а когда закончил говорить, Коробов задал ему несколько уточняющих вопросов и, получив ответы, посмотрел на Дронго.

– Вы хотите что-то спросить?

– Да, если можно. – Дронго повернулся к Мурашкину. – Вы знаете, что несколько дней назад погибший имел очень неприятный разговор со своим отцом?

– Мне рассказала об этом сестра погибшего, – кивнул следователь. – И очень просила не сообщать их отцу о его смерти. Он лежит в ЦКБ, в палате реанимации. У него обширный инфаркт, я все проверил. Поэтому мы решили пока не тревожить старика.

– Похвальное решение, – не удержался Дронго, – но вы знали об этом скандале?

– Конечно. Я же говорю, что нам рассказала о нем сестра погибшего.

– Она не говорила, о чем они спорили?

– Какое это имеет значение? – удивился Мурашкин. – Обычные семейные неурядицы. Я все проверил. Профессор характеризуется с самой лучшей стороны. У него много учеников по всему бывшему Советскому Союзу. Его уважают за рубежом, он достаточно состоятельный человек. Он действительно получил инфаркт сразу после разговора с сыном и попал в больницу. – Мурашкин облизнул тонкие губы и, не удержавшись, добавил: – Я проверил, не мог ли старший Сургутский выйти из больницы, если вы имеете в виду это обстоятельство. В моей практике бывало, когда семейные споры заканчивались трагедией. Но он никак не мог приехать на дачу к сыну. У него абсолютное алиби. Жена и сестра погибшего тоже вне подозрений. Сейчас мы изучаем его связи…

– Подождите, подождите, – перебил его Дронго, – я не это имел в виду. Я встречался с профессором в больнице и могу подтвердить, что он не только не мог поехать на дачу, но и самостоятельно выйти из больницы. Я говорю не об этом. Дело в том, что сразу после разговора с сыном отец получает обширный инфаркт и попадает в больницу, а через два дня его сына находят убитым на даче. Вы не видите здесь связи?

– Не совсем, – пожал плечами Мурашкин. – Или вы думаете, что отец нанял киллера?

– Нет, – разочарованно отозвался Дронго. У этого следователя к тридцати годам уже было зашоренное сознание. Он слишком много работал с обычными преступниками, совершившими убийства на бытовой почве, из ревности, из корысти. На все остальные фантазии у него просто не было времени.

– Я расскажу вам, как все было, – сказал Дронго, – но в этом нет вашей вины. Вы просто не знаете обстоятельств, предшествующих этому убийству. Дело в том, что несколько месяцев назад Аркадий попросил отца найти в Новосибирске его бывшего ученика Роберта Адабашева и в свою очередь попросить того оказать услугу иностранным студентам, нуждающимся в помещении для проведения каких-то опытов. Отец выполнил просьбу сына, нашел своего бывшего ученика и попросил его об этой услуге.

Ни профессор Сургутский, ни его ученик не знали, какие именно опыты собираются делать эти «студенты» и для чего им понадобилась заброшенная лаборатория. Однако Адабашев заподозрил, что это не обычные «студенты», когда ему за два дня аренды заплатили целых двести долларов. Роберт Адабашев отправился в эту лабораторию и получил там сильную дозу радиационного облучения. Тогда он решил приехать в Москву, чтобы выяснить у своего учителя, откуда взялись эти «студенты» и чем они занимались в лаборатории.

Роберт Надирович приехал в столицу уже в очень плохом состоянии. Но встретился и поговорил с учителем, а затем попал в больницу на Каширке. От него профессор Сургутский впервые узнал, что в новосибирской лаборатории проводили какие-то недозволенные опыты. Он дождался возвращения сына из командировки и потребовал объяснений. Между ними произошел бурный разговор, в результате которого отец получил обширный инфаркт, а сын уехал на дачу. Вот с этого момента что-то и начало происходить. И через два дня Аркадия Сургутского нашли убитым.

Когда Дронго закончил говорить, Мурашкин снова облизнул губы.

– Интересная версия, – сказал он, – но это пока лишь версия. Мы отрабатываем все возможные варианты. Знаете, сколько людей арендовали через Сургутского пустующие помещения? Это ведь огромные деньги. Сейчас мы проверяем его коммерческие связи…

– Правильно делаете, но я говорю о другом. Сразу после скандала Аркадий уехал к себе. Мне нужны все распечатки его телефонных разговоров в тот день. И в последующие два дня тоже. Кто ему звонил, и кому звонил он.

– Завтра мы вам привезем, – согласился Мурашкин.

– Сейчас, – возразил Дронго, – немедленно. У меня каждая минуту на счету.

Коробов покосился на него и кивнул головой.

– Он прав.

– Мы пока только проверяем, – попытался объяснить Мурашкин.

– Дело не в убийстве Аркадия Сургутского, – добавил Коробов, – у нас гораздо более масштабная задача. Поэтому нужны номера телефонов прямо сейчас.

– Я могу позвонить, чтобы их вам приготовили к завтрашнему дню, – пообещал Мурашкин.

– Немедленно, – повторил Дронго.

Следователь посмотрел на него и, поднявшись, вышел из кабинета. Коробов ничего не сказал. Достав сигареты, он закурил. Двое других офицеров ФСБ также достали сигареты, и Дронго с неудовольствием понял, что ему придется дышать табачным дымом. Он поднялся и вышел в коридор. Следом за ним, как бесплотная тень, вышел и вездесущий Пьеро. Дронго обернулся к нему.

– Вы не курите? – спросил он своего странного напарника.

– Бросил, – серьезно ответил тот. – Это вредно для здоровья.

– Правильно сделали. А вот я никогда не курил. За всю жизнь не выкурил ни одной сигареты. Наверное, это неправильно, как вы считаете?

Пьеро не любил категорических утверждений. И вообще не любил высказываться по какому-либо поводу. Он только пожал плечами. Это было не его дело.

– Меня волнует один момент, который я хочу у вас уточнить, – сменил тему Дронго. – Вас не беспокоит то обстоятельство, что вы себя так явно демонстрируете? Специалисты вашей профессии не должны столь часто появляться на людях. Или я не прав?

– Не правы, – ответил Пьеро. – Помните Эдгара По? Где лучше спрятать лист? В лесу. Если меня никто не будет видеть, я сразу вызову подозрение, как только появлюсь рядом с вами. А так все привыкли…

– Убедили, – мрачно ухмыльнулся Дронго. – Вам действительно необходимо постоянно быть рядом со мной.

Они вернулись в комнату. Вскоре появился и Мурашкин с сотрудником прокуратуры. Они принесли распечатки всех телефонных разговоров погибшего за несколько дней.

Началось внимательное их изучение. Дронго особенно интересовали номера телефонов, по которым Аркадий звонил в первые минуты после скандала с отцом. Среди них он обратил внимание на номер какой-то Лолы, которой младший Сургутский звонил в тот день три раза и разговаривал с ней пять, шесть, двенадцать минут. В записной книжке убитого она значилась как Лола, но следователь успел выяснить, что это Елена Кочурина – молодая женщина без определенных занятий. Вернее, установить тип ее занятий оказалось очень несложно.

Но у Сургутского после скандала с отцом состоялось несколько разговоров и еще с одним человеком – сотрудником британского посольства Десмондом Абрахамсом, с ним Аркадий беседовал трижды. Первый разговор длился несколько секунд, второй – более пяти минут, третий – больше десяти.

– Дипломат… – задумчиво произнес Коробов. – Вы думаете, что мы его нашли?

– Не знаю, – признался Дронго. – Слишком невероятная цепочка. Но, полагаю, откладывать встречу с ним нельзя. Надо прямо сейчас ехать в британское посольство и постараться с этим человеком поговорить. А заодно нанести визит и этой Лоле, чтобы выяснить, почему сразу после скандала с отцом Аркадий звонил ей трижды. Или так нуждался в ее помощи в тот момент?

– Я вызвал ее повесткой на завтра, – сообщил Мурашкин.

– Нужно поговорить с обоими немедленно, – заявил Дронго. – Почему именно им Аркадий так настойчиво звонил после разговора с отцом? Что он услышал от него такого, что его, судя по всему, взволновало?

– Вы представляете, какой будет международный скандал, если выяснится, что объединенную группу террористов поддерживает британский дипломат? – задал вопрос Коробов.

– Каких террористов? – не понял Мурашкин.

– Расскажем потом, – отмахнулся Коробов, – я позвоню Юрию Васильевичу, чтобы он помог нам выйти на посла Великобритании, а мы пока поедем к этой Лоле. Нужно срочно с ней поговорить.

– Она живет в новом доме на Ленинском, – сообщил следователь.

– Не сомневаюсь, – отозвался Коробов, – сейчас в новых домах могут позволить себе покупать квартиры либо воры, либо проститутки. А я с семьей моей дочери вот уже сколько лет живу в двухкомнатной квартире. Поехали быстрее!

– Я не понимаю, – тихо произнес Мурашкин. – Что происходит? Почему такая спешка?

– Позвоните ей и скажите, что мы сейчас приедем, – попросил Коробов. – Пусть ждет нас дома и никуда не уходит. У них вечерами самый разгар работы.

– Сейчас позвоню. – Мурашкин достал документы, проверил номер телефона и набрал номер. – Алло, Елена Евгеньевна? Добрый вечер. Вас беспокоит следователь Мурашкин.

– Здравствуйте. – Любой человек чувствует себя не очень уютно, когда вечером ему звонит следователь прокуратуры.

– Вы извините, что мы вас беспокоим, – сладко пропел Мурашкин, – но мы хотели бы встретиться с вами…

– Я знаю. Мне принесли вашу повестку, и я завтра буду у вас в прокуратуре…

– Нет, нет. Мы не хотели бы вас беспокоить. Если разрешите, мы прямо сегодня встретимся с вами. Я могу приехать к вам домой, чтобы вас не утруждать.

– Сегодня? – удивилась молодая женщина. – Почему такая спешка? И что вообще случилось?

Она, очевидно, еще не знала о смерти Аркадия Сургутского.

– Ничего, – ответил Мурашкин, – мы хотели бы с вами встретиться.

– Ну не знаю… Почему сегодня?.. У меня куча дел… А у вас долгий разговор?

– На пятнадцать минут. Мне нужно уточнить некоторые обстоятельства, не связанные с вами. Это касается ваших знакомых…

– Каких знакомых? – сразу насторожилась Кочурина. – Кого именно?

– Наших общих знакомых, – нашелся Мурашкин. – Мы расскажем вам обо всем, когда приедем.

– Что-нибудь случилось с… – Она не договорила. – А у вас есть документы? Учтите, у нас в доме охрана, вас будут проверять…

– Конечно, есть, – улыбнулся Мурашкин, – я действительно следователь прокуратуры и могу оставить вам свой номер телефона. И это моя подпись стоит на вашей повестке.

– Хорошо, – наконец согласилась его собеседница, – только приезжайте побыстрее. Мне правда некогда.

Мурашкин положил трубку и сообщил:

– Она нас ждет.

– Поехали! – решил Коробов, поднимаясь со стула. – Поедем втроем.

– Боюсь, что вчетвером, – напомнил Дронго. – Мой напарник не отпустит меня одного, в этом я уверен.

Пьеро смущенно улыбнулся, как будто его попросили сыграть концерт Прокофьева.

– Тогда вчетвером, – решил Коробов, – и давайте побыстрее. А я позвоню Решетилову.

В тот момент он и предположить не мог, какие последствия вызовет его звонок. Узнав о британском дипломате, генерал Решетилов тут же сообщит об этом директору ФСБ. Через несколько минут эту новость узнает секретарь Совета безопасности. Еще через пять минут – руководитель Администрации Президента. А еще через пятнадцать минут доложат и самому Президенту о том, что среди тех, кто помогал группе международных террористов, готовящих невиданный по размаху террористический акт, оказался британский дипломат. И так скандал, набирая обороты, будет нарастать с каждой минутой. Президент решил позвонить британскому премьеру, но только после того, как генерал Решетилов и сопровождающие его люди поговорят с послом Ее Величества и самим дипломатом, которому звонил Аркадий Сургутский.

И еще до того, как группа Коробова отправилась к Лоле, генерал Решетилов получил разрешение на встречу с британским послом.

 

Глава 14

Автомобиль резко затормозил, и водитель неслышно выругался. Перед ними так же резко затормозил черный «Мерседес», очевидно, принадлежавший кому-то из жильцов дома.

– Быстрее, – приказал Коробов, – второй подъезд.

Они подошли к дежурному охраннику, и Коробов предъявил свое удостоверение.

– Мне сказали, что будут из прокуратуры, а вы из ФСБ, – недоуменно сказал молодой охранник.

«С такими бицепсами иметь мозги совсем необязательно», – подумал Дронго, глядя на лицо, лишенное всякого интеллекта.

– Это я из прокуратуры, – показал свои документы Мурашкин, – а они со мной.

– Вы можете пройти, – разрешил охранник, – а остальные пусть подождут на улице.

– Парень, – разозлился Коробов, – ты не понял. Перед тобой полковник ФСБ, а это следователь прокуратуры и двое наших экспертов. Если ты сейчас же нас не пропустишь, ты помешаешь нам в поисках опасных террористов. Тебе нужны проблемы?

– Какие проблемы? – удивился молодой человек. – Мне приказали пропустить только сотрудника прокуратуры.

– А я тебе приказываю пропустить всех остальных, – жестко отрезал Коробов. – Или позвони своему начальству и объясни, что ты остановил полковника ФСБ. Ты совсем не хочешь соображать?

– Проходите, – пожал плечами охранник. – Зачем ругаться? Сказали бы мне, что у вас важное дело.

– Идиот, – неслышно пробормотал Коробов.

В кабину лифта они вошли вчетвером. Дронго обратил внимание на выражение лица Пьеро. Оно было таким безмятежным, словно он поднимался на вечеринку. И будто не было изнурительных перелетов из столицы Италии в Казахстан через Турцию, из Сибири – в Москву.

Поднявшись на нужный этаж, они позвонили в квартиру. Очевидно, охранник успел предупредить Кочурину о появлении у нее четырех гостей. Потому что, не открывая дверь, она спросила:

– Почему вас так много?

– Со мной сотрудники ФСБ, – пояснил Мурашкин. – Они тоже хотят с вами поговорить.

– И я должна всех вас впустить к себе домой? – удивилась Кочурина. – Даже и не думайте. Пусть один останется, а остальные уйдут. Я живу одна и боюсь, когда ко мне стучится сразу столько мужчин.

– Вот сука! – негромко высказался Коробов. – А по очереди можно? – разозлился он. – Открывайте дверь, Кочурина, и хватит над нами издеваться. У нас к вам несколько вопросов, и как только мы получим на них ответы, то сразу уйдем.

Она не заставила себя долго упрашивать и открыла дверь. Пьеро тактично отошел в сторону, и трое мужчин вошли в квартиру.

– Проходите на кухню! – крикнула хозяйка. – Я сейчас!

– Обращается как с прислугой, – пробормотал Коробов.

Он и Дронго заняли все пространство коридора. Но кухня неожиданно оказалась большой. Вернее, это была кухня-столовая метров на тридцать. Дожидаясь хозяйки, мужчины разместились на стульях перед стойкой.

Лола появилась в эффектном коротком белом платье и в белых туфлях. Дронго оценил ее наряд, густые белокурые волосы, пухлые губки. И абсолютно пустые глаза. Ей было лет двадцать пять или чуть больше. Похоже, эта девица зарабатывала очень даже неплохо, коли смогла в этом возрасте уже иметь такую роскошную квартиру.

– Добрый вечер, – улыбнулась Кочурина, оценивающе оглядев всех троих мужчин. Коробов ей не понравился – слишком вульгарен и груб, Мурашкина она вообще не удостоила вниманием. А вот на Дронго задержала взгляд. И вдруг удивленно спросила:

– У вас костюм от Эрменджильо Зенья? Надо же, как хорошо стали зарабатывать следователи прокуратуры!

– Я не из прокуратуры, – объяснил Дронго, – я всего лишь эксперт. А вы надели платье от Вивьен Вествуд. Верно?

– Браво! – Лола захлопала в ладоши. – Может, еще скажете и какая у меня обувь?

Коробов и Мурашкин переглянулись. Такого начала разговора они не ожидали.

Дронго поднялся, подошел к хозяйке квартиры, посмотрел на ее белые туфли с высокими каблуками, с удлиненными носами и задумался. Она высунула язычок, наблюдая за ним.

– Гуччи, – улыбнулся Дронго, – очень хорошая обувь. – Он не стал добавлять, что это прошлогодняя модель и теперь ее цена упала ровно наполовину.

– Как интересно! – Она взглянула на его обувь. – У вас тоже хорошие туфли, но вы их где-то испортили. Будто лазили по болотам.

– Если бы вы знали, как вы правы! – улыбнулся Дронго. – К большому сожалению. Правда, я недавно их почистил, но боюсь, они испортились окончательно. Это «Балли». Я ношу обувь этой фирмы уже много лет.

– Впечатляет. – Лола села на высокий стул, высоко подняв при этом правую ногу. – Это вы хотели задать мне вопросы?

– Нет, – улыбнулся Дронго, – наш следователь из прокуратуры. – И он показал на Мурашкина, явно не произведшего на женщину никакого впечатления. На нем был неказистый коричневый костюм, из-под которого выглядывала розоватая рубашка и непонятный галстук буро-коричневого цвета.

– Мы хотели с вами поговорить, – осторожно начал Мурашкин, водружая на столик портативный микрофон. – У вас есть знакомый Аркадий Сургутский?

Он не сказал «был», и Дронго оценил его мастерство.

– Конечно, – удивилась Кочурина, – это мой старый и близкий друг. А почему вы о нем спрашиваете? С ним что-то случилось? Я ему два дня звоню, но у него отключен мобильный телефон.

– А домой позвонить не пробовали?

– Нет. Дома у него ревнивая жена, а многие женщины не понимают, что между мужчиной и женщиной могут существовать духовные отношения. – Она так и сказала, вызвав у Дронго усмешку, которую он сумел подавить.

– У вас с ним были только «духовные отношения»? – переспросил Мурашкин.

– У нас были нормальные приятельские отношения, – отрезала она. Здесь Лола чувствовала себя на своем поле, с которого ее нелегко было выбить.

– Он вам звонил несколько дней назад, – напомнил следователь. – Звонил несколько раз.

– Кажется, звонил, – улыбнулась она, – ну и что?

– Он позвонил вам в семь часов вечера, затем еще раз через час и еще через сорок минут. Вы помните, о чем с ним говорили?

– Господи, как я могу помнить, о чем я говорила с человеком несколько дней назад? А вы помните, о чем говорили с собственной женой три дня назад? Ну как можно задавать такие вопросы?!

– Если бы моя жена позвонила мне три раза подряд, я запомнил бы, – возразил Мурашкин. – Тем более что в третий раз вы проговорили целых двенадцать минут. И у нас есть предположение, что ваш собеседник был сильно взволнован.

– Может быть, – натянуто улыбнулась она, отводя глаза, – но я не помню…

В этот момент Коробову позвонил генерал Решетилов.

– Я получил разрешение на срочную встречу с послом Великобритании. Сейчас с ним договариваются сотрудники МИДа. Будьте у посольства Великобритании вместе с нашим экспертом через сорок минут. Вы все поняли?

– Так точно. – Коробов убрал телефон и решительно поднялся. Затем взял микрофон следователя и демонстративно его выключил. – Все, что ты рассказала, было очень интересно. А теперь быстро вспомни, почему он три раза тебе звонил. И без глупостей, Лола!

– Фу, как грубо! – возмутилась она. – Мужчины, вы меня не будете защищать? – Она больше обращалась к Дронго, чем к Мурашкину.

Но следователь молчал, а Дронго развел руками.

– Увы, в мире больше не осталось мужчин, – загробным голосом констатировала хозяйка. – Какое разочарование!..

– Рассказывай! – Коробов надвинулся на нее, как скала.

Женщина отпрянула и едва не перевернулась на своем стуле.

– Почему он тебе позвонил? – требовательно спросил Коробов.

Лола встала со стула, сделала шаг назад.

– Я не помню, – упрямо повторила она, и снова стало ясно, что она лжет.

– Значит так, – разозлился Коробов, – у меня нет времени на разговоры с тобой. Если сейчас же не вспомнишь, я вызову сюда патрульную машину и тебя арестуют на тридцать суток. Посадят в тюрьму с проститутками и ворами. А через тридцать дней по тебе будут ползать вши, а не твой Гуччи…

– Что я вам сделала? – закричала женщина. – Что вы от меня хотите?

– Твой друг убит, – коротко сообщил Коробов. – И я хочу знать, о чем вы говорили. Только быстро. Вспоминай: о чем?

– Убит? – Лола сделала еще один шаг назад. Что-то упало со стола, когда она беспомощно дернула рукой. – Убит? – переспросила изумленно.

– Повторяю последний раз – о чем вы говорили?

– Вы все врете! – крикнула она. – Не может этого быть!

– У нас есть его фотографии? – обратился Коробов к Мурашкину, применив обычный прием следователей, когда свидетелю нужно устроить шок.

Мурашкин вытащил несколько фотографий, бросил их на столик. На них был запечатлен убитый Аркадий Сургутский во всех позах.

– Уберите, – прошептала Лола, – уберите быстрее! Это не я… я не хотела… это все Алик… Это он. Это он все устроил. Уберите эти фотографии…

– Кто такой Алик? – спросил Коробов. – Только очень быстро. У меня нет времени.

– Алик Тифлисский, – пробормотала женщина сквозь слезы. – Господи, я так и думала, что все этим кончится. Аркаша позвонил мне и так кричал! Говорил, что я связалась с негодяями. И еще ругал этого англичанина. Говорил, что они его подставили, подвели его отца. Я ничего не могла понять. Он все время ругался…

Коробов посмотрел на Дронго. Самое главное они узнали.

– Какого англичанина? – тут же уточнил Дронго.

– Этот Десмонд чертов, – пробормотала Лола. – Это я, я их всех познакомила. Думала, он мужик нормальный. А его, оказывается, женщины вообще не волнуют. Видела я его жену, ночью приснится – от страха помрешь. И дети на нее похожи. Представляете?

– Вы познакомили Десмонда Абрахамса, Алика Тифлисского и Аркадия Сургутского, – повторил Дронго, – все правильно?

– Да. Только я ничего не знала.

– Где живет ваш Алик? Как его фамилия?

– У меня есть его телефон. Фамилия, кажется, Мебуришвили. Но только не говорите, что это я его дала. Только не выдавайте меня.

– Телефон! – рявкнул Коробов, и она пробормотала номер телефона.

– Поедем, – предложил Коробов эксперту, – нас уже ждут в посольстве. А здесь останется Мурашкин, он свое дело знает.

Дронго подошел к женщине.

– На вашем месте я сменил бы квартиру, – посоветовал он, – и не заводил бы таких связей.

– Это он купил мне квартиру, – вытерла она слезы. – Куда я поеду? Обратно в Гомель?

Дронго понимающе кивнул и вышел, не сказав больше ни слова. Пока они ждали лифт, к ним бесшумно подошел Пьеро.

– Вы действительно разбираетесь в моде или издевались над ней? – поинтересовался Коробов у Дронго.

– Насчет моды не знаю, но в некоторых вещах действительно разбираюсь.

Коробов нахмурился.

– Видели ее квартиру? На содержании у бандита можно себе позволить так жить. А скромная молодая девушка будет всю жизнь работать, но так и не купит ни такой квартиры, ни такой кухонной мебели. Я не думаю, что все это правильно.

Они спустились вниз, сели в автомобиль.

– К британскому посольству, – приказал Коробов. А когда они отъехали, обернулся с переднего сиденья к Дронго.

– Вы знаете, о чем я подумал? Что истоки нашей коррупции вот в этой квартире. Когда молодые люди – юноши и девушки – видят, как живет и одевается эта проститутка, которую взял на содержание какой-то толстосум или бандит, каждый начинает размышлять: «А почему я должен работать всю жизнь и остаться нищим?» И делает вывод, что в жизни надо устраиваться как можно лучше. И мы, взрослые люди, выглядим дураками, когда к нам приходят наши дети. Все наши идеалы они находят глупыми и надуманными, когда они читают, что Абрамович купил очередную яхту или замок. Поэтому и милиционеры у нас такие продажные, да и в нашем ведомстве всякого дерьма хватает. Обидно. Раньше такого не было. Я не жалуюсь, просто размышляю. Как им быть честными, если они все это видят?..

Пьеро смотрел в окно, его, казалось, не волновала эта тема. Водитель тоже молчал.

– Во все времена было искушение золотом, – заметил Дронго.

– Наши времена самые поганые, – хмуро отозвался Коробов. – Вы думаете, эти контейнеры вывезли просто так? Нет, сначала кто-то, сидящий в Москве, выдал тайну их нахождения, потом террористам купили паспорта, чтобы спокойно проехать в Павлодар. Затем этот груз перевезли через нашу границу. Представляете, переправили через государственную границу, и никто ничего не заметил?! Разве такое могло быть раньше? И я вам скажу, что наверняка заметили, только взяли деньги и пропустили. Наши же пограничники. Будут еще они по бочкам разным лазить!

А потом лабораторию нашли. Ну хорошо, этот профессор честным оказался, даже инфаркт получил; он своему ученику звонил. Но все остальные? Его сын, который был связан с такой, как эта Лола, или другой ее друг-бандит? А теперь содержимое контейнеров доставили в Москву. Может, в эту минуту они уже запускают бомбу. Может, успели все переработать на каком-нибудь московском заводе или в другой лаборатории. Им же любую установку продадут, лишь бы заплатили. А может, уже завтра нашего города не будет. И все эти Лолы, Алики, Аркаши погибнут от радиационного облучения. Или так и должно быть? – вдруг с ненавистью спросил он.

– А миллионы обычных людей? – отозвался Дронго. – А семья вашей дочери? И все остальные, нормальные люди, которых большинство?..

– Если большинство мирится с таким беспределом, – задумчиво проговорил Коробов, – может, это и будет Страшный суд. Как вы считаете? Может, мы должны пройти через такое очищение?

Водитель изумленно глянул на сидящего рядом с ним полковника. Он никогда не слышал от Коробова таких размышлений. Пьеро хранил молчание, никак не выказывая своего отношения к разговору.

– У меня, наверное, приступ меланхолии, – вдруг пожаловался Коробов. – В последнее время чувствую себя неважно. Как будто воюешь с ветряными мельницами. И эти проклятые контейнеры всех нас уже достали. Мы третьи сутки не спим. По всему городу проверяем уровень радиации. Ждем, когда эта бомба сработает. Но не обязательно, что будет какой-то взрыв. Они просто оставят где-нибудь эти контейнеры и откроют их. А тысячи людей рядом и вокруг начнут умирать. И никто не сможет их защитить. – Он достал телефон, набрал номер и коротко приказал: – Немедленно свяжитесь с уголовным розыском. Алик Мебуришвили, или Алик Тифлисский. Пусть начнут его поиски. Он нам срочно нужен. Все понятно? Что? Звонили из Новосибирска? Да, я все понял. Хорошо. Да, передам. – Коробов отключил аппарат и снова обернулся к Дронго. – Нашли грузовой самолет, на котором контейнеры вывезли в Москву. Теперь уже точно известно, что они прилетели в аэропорт Домодедово. Вот так.

Дронго увидел, что Пьеро, ощутимо вздрогнув, повернул к ним голову. И почти сразу почувствовал, что ему трудно проглотить слюну, неизвестно откуда появившуюся во рту. Словно действие оглушающей радиации уже началось.

 

Глава 15

В салоне автомобиля всем четверым вдруг стало трудно дышать. Коробов в очередной раз обернулся к Дронго.

– Это как раз то, что я говорил. Нашелся какой-то снабженец или дежурный, который закрыл глаза на два неустановленных контейнера. И груз спокойно прилетел в Москву. Сейчас и в Домодедове, и в Новосибирском аэропорту идут проверки. Да что там говорить!..

У нас уже десять лет идет война, а в аэропортах по-прежнему полный хаос. Вы помните, что два последних взорвавшихся самолета вылетели из Домодедова, потому что сначала какой-то армянин продал женщинам-смертницам спекулятивные билеты, а затем другой мерзавец, уже наш, пропустил их в самолеты без досмотра. В результате два взорванных лайнера и девяносто погибших.

– Я помню эту трагедию, – печально отозвался Дронго, – только там все было немного по-другому. Мне вообще кажется, что нам нужно более внимательно присмотреться к собственной истории. Вы знаете судьбу этого армянина? Я вам расскажу. Он подавал очень неплохие надежды как певец, его заметил даже Зураб Соткилава. А потом началось армяно-азербайджанское противостояние в Нагорном Карабахе. Этот армянин попал на войну и получил тяжелое ранение в грудь. С карьерой певца ему пришлось расстаться. Чтобы прокормить семью, он начал спекулировать билетами в аэропорту и вот продал их двум женщинам, даже не подумав о том, что они могут пронести на борт взрывчатку. Я его не оправдываю, но согласитесь, что это очень поучительная и страшная история. Если бы мы тогда все остановили, если бы в восемьдесят восьмом объяснили людям, к чему приведет противостояние двух соседних народов, может, кто-то бы и образумился. Ведь именно тогда начался неуправляемый распад великой страны и то общее безумие, которое потом охватило все народы.

– Всегда легко объяснить причины чужих заблуждений, – вздохнул Коробов. – А что мы скажем миллионам людей, если эта «грязная бомба» сработает в Москве? Как мы им объясним, что кто-то получил ранение, у кого-то проблемы с властью, кто-то не сумел устроиться в жизни – и теперь все остальные должны за это платить?

– А если усложнить? – не согласился Дронго. – Если в рядах террористов молодая женщина, у которой убили мужа, мать, потерявшая детей, или сестра, не дождавшаяся брата после очередной «зачистки»? Я никогда не смогу оправдать ни одного террориста. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Любое убийство аморально по своей сути, а убийство беззащитных людей, к тому же ни в чем не виноватых, аморально вдвойне. Но я пытаюсь понять страшную логику этих людей, которые берут пояса, начиненные взрывчаткой, и идут умирать. Иногда я читаю глупые высказывания журналистов, что, отправляя на такие задания, женщин накачивают наркотиками, гипнотизируют, зомбируют… Ничего подобного! Они осознанно идут умирать, их невозможно остановить. Останавливать нужно не этих несчастных, им уже ничего не страшно. Останавливать нужно тех, кто им платит. Кто платит за кровь, за смерть, за каждого убитого. И кто наживается на этой войне. Или вы не знаете, кто из российских олигархов давал деньги на войну? Не знаете, кто ввел практику «выкупа» заложников, кому выгодна вся эта нестабильность в стране и на Северном Кавказе? Про зарубежных «спонсоров» я уж не говорю, там все ясно. Чем слабее Россия, тем лучше. У каждого свои геополитические интересы. Так было, и так будет всегда.

Автомобиль мягко затормозил, и Дронго с Коробовым вышли из салона. Пьеро впервые остался сидеть на своем месте.

– В посольстве мне появляться не обязательно, – объяснил он. – Им может не понравиться такая «шумная» компания.

Дронго улыбнулся. Иногда у Пьеро просыпалось чувство юмора.

Им пришлось пройти долгую процедуру проверки, прежде чем их впустили в здание посольства. Дежурный офицер внимательно изучил их паспорта. Затем приехавших проводили в небольшую гостиную, где их уже ждал генерал Решетилов.

– Вы слышали? – сразу же поинтересовался Юрий Васильевич. – У меня новости из Новосибирска. Михалев сумел найти самолет, на котором вывезли оба контейнера. Сейчас в обоих аэропортах работают специалисты. Они считают, что две бомбы изготовить наверняка не получится, но на один ядерный заряд малой мощности похищенного топлива может хватить. А этого достаточно, чтобы уничтожить половину нашего города. Пойдемте, посол уже нас ждет.

Они прошли в другую комнату, где их встретил посол Ее Величества вместе с переводчиком и военным атташе, вызванным для беседы с генералом Решетиловым. Мужчины уселись в кресла, переводчик, женщина лет тридцати пяти, устроилась рядом с послом, который неплохо понимал русский язык, но решил, что для такой ответственной встречи лучше воспользоваться услугами профессионала.

Решетилов коротко изложил суть проблемы. Он старался ничего не скрывать и рассказал обо всем. Как в хранилище на северо-востоке Казахстана проникли чужие, как похитили бочки, как перевезли их в Новосибирск, перегрузили в другие контейнеры и вывезли в Москву. Во время его рассказа лицо посла ничего не выражало. Но было ясно, что все это его чрезвычайно взволновало. Он даже не мог себе представить всю опасность того, что может произойти. Наконец Решетилов сообщил, что в ходе долгой проверки им удалось выйти на человека, который, возможно, является пособником террористов. И этот человек – сотрудник британского посольства Десмонд Абрахамс.

– Мы хотели бы его допросить, – прямо заявил он и выждал, когда переводчица донесет его слова до посла и его военного атташе.

Когда она наконец закончила говорить, посол мрачно покачал головой, сразу давая отрицательный ответ.

– Вы не можете его допросить, господа. Не забывайте, что он дипломат и находится под защитой своего статуса. И пока мы не дадим согласие на его экстрадицию, он не может быть ни арестован, ни подвергнут допросу. Надеюсь, вы соблюдаете законы собственной страны…

– Господин посол, – очень невежливо перебил его Решетилов, – мне кажется, вы не поняли, о чем и о ком идет речь. Если мы правы, то эта «бомба» может уничтожить все живое в радиусе нескольких миль. Или этого вам недостаточно?

Посол повернулся к военному атташе, и они о чем-то тихо переговорили. Гости терпеливо ждали.

– Послушайте, господин посол, – не выдержал наконец Дронго, – никто не собирается арестовывать вашего сотрудника или немедленно его изгонять, объявляя персоной нон грата. Но мы должны с ним поговорить, чтобы понять, как могла возникнуть такая ситуация. И у нас нет времени на дипломатический этикет. Вы просто обязаны помочь нам встретиться с вашим дипломатом.

Он говорил по-английски, и посол понимал его без переводчика. Когда Дронго закончил, посол еще раз глянул на военного атташе и приказал привести Абрахамса в гостиную. В наступившей тишине было слышно лишь прерывистое дыхание остальных мужчин.

– Вы послали сообщение в МАГАТЭ? – поинтересовался посол.

– Обязательно пошлем, – пообещал Решетилов, – но сначала мы должны знать, где находятся эти контейнеры. И почему ваш сотрудник помогал им.

– Это еще не доказано, – возразил посол.

– У нас нет времени на формальности, – признался Решетилов. – Возможно, мы вообще уже опоздали. Но пока у нас есть шанс все остановить, мы пытаемся его использовать.

Через несколько минут военный атташе снова появился в гостиной. Он вошел в сопровождении мужчины средних лет, одетого в штатское. Самое удивительное, что дипломат Абрахамс оказался темнокожим. Его предки, очевидно, были выходцами из какой-нибудь английской колонии, и он совсем не походил на тех спесивых и хладнокровных англичан, ярким представителем которых был сам посол. Войдя в комнату, Абрахамс сделал несколько шагов по направлению к послу и замер в ожидании его распоряжений.

Военный атташе вернулся на свое место. Решетилов смотрел на стоящего перед ним дипломата, и было заметно, что он волнуется. Коробов нервничал не меньше. Когда Абрахамс вошел, посол поднялся. Следом за ним поднялись и все остальные.

– Мистер Абрахамс, – холодно начал посол, – к нам приехали представители российской службы безопасности. Они утверждают, что вы были связаны с местным криминалом.

Дипломат молчал. Цвет его кожи не выдавал заметного волнения, но на висках появились капельки пота. В английской дипломатической службе не принято перебивать послов, когда они обращаются к своим сотрудникам. Поэтому Абрахамс стоял, вытянувшись перед послом, и выслушивал его слова.

– Вы знали человека по имени Аркадий Сургутский? – спросил его посол.

Абрахамс отвел глаза. Даже если бы он ничего больше не сказал, стало понятно, что ему неприятен этот вопрос.

– Вы можете ответить? – ледяным тоном переспросил посол.

– Я не знаю такого человека, сэр, – заявил Абрахамс.

– У нас есть расшифровки разговоров Сургутского с мистером Абрахамсом, – неожиданно сказал по-английски Решетилов.

Дронго изумленно посмотрел на генерала. Он не знал, что тот владеет английским. Кажется, он совсем недооценил Юрия Васильевича.

Коробов достал отпечатанные на компьютере листы, протянул их послу. Но вместо него их взял военный атташе и стал просматривать, пока посол молча глядел на всех остальных.

– У вас есть вразумительные объяснения этому, мистер Абрахамс? – ледяным тоном осведомился посол.

Абрахамс облизал полные губы, но не сказал ни слова.

– Этот человек знает о перевозке контейнеров в Москву, – не выдержал Решетилов. – В любую секунду они могут быть пущены в дело.

– Мистер Абрахамс, – терпеливо произнес посол, – мы ждем ваших объяснений.

Дипломат молчал.

– Он координировал весь путь от Новосибирска до Москвы, – уверенно заявил Решетилов. – Нам нужно знать, где сейчас находятся эти контейнеры. Господин посол, вы должны нас понять. В Москве живет более десяти миллионов человек. И среди них несколько тысяч ваших соотечественников. И ваша семья, господин посол, тоже находится в Москве. Если что-нибудь произойдет… мы не сможем никого спасти…

Посол не изменился в лице. Воспитанный в английских традициях, он не запаниковал, не засуетился. Вместо этого снова посмотрел на своего сотрудника.

– Послушайте меня, мистер Абрахамс, – холодно проговорил посол, – я не знаю, с кем вы связаны и почему решились на такой безумный шаг. Возможно, тут какая-то ошибка, и тогда я первым принесу вам мои извинения. Поэтому я не буду вас больше ни о чем спрашивать. Сегодня ночью вы будете разговаривать с другими людьми. Но я хочу получить ответ только на один вопрос. Как вы могли пойти на такое? Ведь у вас двое детей, проживающих вместе с вами в Москве. Вы о них подумали? Или вам все равно, что с ними будет? И куда я должен теперь выслать мою семью? И семьи наших дипломатов?

Абрахамс тяжело дышал. Он уже понял, что ему придется отвечать за содеянное.

– Вы не хотите говорить? – спросил посол.

– Взрыва в Москве не будет, – неожиданно сообщил Абрахамс. – Этому городу ничего не грозит. И вашей семье тоже ничего не грозит.

Все присутствующие переглянулись. Это был абсолютно новый поворот в их трагических поисках.

– Что вы сказали? – шагнул к Абрахамсу Решетилов. Казалось, он готов задушить дипломата своими руками. – В Москве взрыва не будет, а где он будет? Отвечайте, Абрахамс, где будет взрыв?

– Достаточно, господин генерал, – прервал его посол. – Наши представители спецслужб уже сегодня свяжутся с вами. Мистер Абрахамс, я отстраняю вас от работы. Спасибо, господа, за ваше сообщение. Мы уже завтра начнем необходимые консультации с вашим Министерством иностранных дел.

Решетилов хотел еще что-то сказать, но передумал. Он понимал, что нужно вести себя более сдержанно. Поэтому, сжав зубы, лишь попрощался.

– До свидания, – сказал генерал и, повернувшись, вышел из комнаты.

Следом за ним, шумно вздохнув, вышел Коробов. Дронго решил задержаться.

Посол уже повернулся, чтобы выйти из гостиной с другой стороны, когда он его остановил.

– Господин посол, я хочу обратить ваше внимание еще на один факт. Аналитики российской Федеральной службы безопасности составили список самых опасных мест, куда могут вывезти похищенное отработанное топливо для его переработки в «грязную» бомбу. Самые опасные места на планете. Первым в нем значится Москва, а вторым – Лондон. Если вы считаете, что угроза нескольким семьям ваших соотечественников, проживающим в Москве, достаточно велика, то можете себе представить степень угрозы Лондону?

Посол нахмурился. Впервые за все время разговора он позволил себе проявить эмоции. И ни слова больше не сказав, даже ничего не переспросив, вышел из комнаты. Дронго догнал Решетилова и Коробова. Все вместе они вышли из здания посольства. Стало уже темно. Решетилов тяжело вздохнул.

– Как нам понимать этого сукина сына? – со злостью спросил он. – А если не в Москве, то где? Куда они перевезли эти контейнеры?

– Думаю, нужно срочно найти этого криминального авторитета, – отозвался Дронго. – Вряд ли английский дипломат мог иметь такие связи в Москве, чтобы наладить прием и отправку контейнеров в другое место.

– Найдем, – решительно пообещал Решетилов. – Весь город обыщем, но найдем. Я уже дал указание, их будут искать по всей Москве.

– Все эти черные, – вдруг выругался Коробов, – всякие кавказцы, негры, казахи, чеченцы… Это они все против нас.

– А я считал вас умным человеком, – поморщился Дронго, – неужели вы не понимаете, что в борьбе с террористами нельзя противопоставлять один народ другому? Между прочим, с нами прилетели двое казахов, которые ищут эти контейнеры уже несколько дней. И рискуют при этом своими жизнями. Чеченцев я пока не встречал. Что касается кавказцев, то я сам из Баку. Или вы меня тоже записываете в пособники террористов?

– Не обижайтесь, – мрачно попросил Коробов. – У меня глупо вырвалось. Я сам из Дагестана, вырос там. Но когда вспоминаю наш сегодняшний разговор в посольстве, удивляюсь, как я не прибил этого гада.

– Похвальное желание, только я думаю, что английская контрразведка теперь поработает с этим Абрахамсом гораздо более эффективно, чем это удалось бы сделать нам.

Они увидели Пьеро, стоящего у машины.

– Что-нибудь случилось? – спросил Решетилов.

– Сейчас вам позвонят, – ответил Пьеро, и в этот момент раздался телефонный звонок.

Решетилов достал аппарат, выслушал сообщение, затем сдержанно поблагодарил, переспросив, где живет этот человек, и убрал телефон.

– Они наконец вычислили, кто сообщил про это хранилище, – пробормотал он. – Это сделали аналитики Службы внешней разведки. Среди тех, кто знал об этом хранилище, был Витолдс Пойш, бывший ответственный работник Министерства общего машиностроения СССР. Сейчас он живет в Великобритании, в Бирмингеме, переехал туда шесть лет назад.

– Опять Великобритания! – проворчал Коробов. – Я начинаю думать, что все наши проблемы идут только оттуда. Как его могли выпустить, он же был носителем секретной информации?

– После девяносто первого года Пойш остался жить в Латвии, – пояснил Пьеро, – а шесть лет назад уехал из Риги.

– Будь оно все проклято! – рассердился Коробов. – Нам еще много лет будет аукаться этот девяносто первый год.

– Поехали в управление, – решил Юрий Васильевич, – это уже не совпадение, а общая линия. Пойш живет в Великобритании, а в Москве мы имеем британского дипломата, связанного с террористами.

– И еще Ахмед Парвиз, который работал в Англии, – напомнил Дронго.

– Вот-вот, – подхватил Решетилов, – таких совпадений не бывает. Нужно найти этого криминального авторитета и вытрясти из него все, что возможно. Садитесь в машину!

Через полчаса они были в кабинете Решетилова. Дронго увидел в углу свой чемодан и вспомнил, что еще не заехал домой. Пока доставляли для всей группы еду, он еще раз прошел в туалетную комнату и сменил рубашку. Теперь в чемодане остались только две свежие, но он решил, что сумеет попасть домой до того, как их использует. Дронго не мог знать, что уже завтра ему придется лететь в Европу.

А пока они ужинали в кабинете Решетилова, в разных точках земного шара тысячи людей занимались общей проблемой. Посол Великобритании позвонил в Лондон и сообщил невероятную новость об утечке отработанного ядерного топлива в Казахстане. Американцы подтвердили, что уже знают о случившемся. Специалисты МАГАТЭ готовились вылететь в Казахстан, получив наконец сообщение из Астаны о хищении отработанного топлива. В Домодедове и в аэропорту Новосибирска продолжали вести проверки. По всему Новосибирску измеряли радиационный фон. Тысячи людей делали то же самое в Москве. Представители «Интеллидженс Сервис» начали допрос Десмонда Абрахамса в Москве. Группа сотрудников Скотленд-Ярда выехала в Бирмингем к Витолдсу Пойшу.

Никто не мог даже предположить, что в этот момент премьер-министр Великобритании позвонил Президенту России, чтобы уточнить, что именно произошло и куда могли исчезнуть контейнеры. Никто не мог знать, что директор ЦРУ положил на стол Президента Соединенных Штатов доклад, в котором говорилось об опасности использования пропавшего отработанного ядерного топлива. Изготовленная из них бомба может оказаться в одном из крупных американских городов, при этом аналитики особо выделили Вашингтон. В эту долгую ночь никто не спал, все занимались одной общей проблемой. Мир оказался слишком мал, чтобы можно было себе позволить замолчать такую проблему, но, увы, и слишком велик, чтобы быстро обнаружить исчезнувшие контейнеры. Все должен был решить следующий день.

А пока Дронго ужинал в кабинете Решетилова, сидя между Коробовым и Пьеро. И тоже не знал, что с ним будет завтра.

 

Глава 16

В хороших московских ресторанах вечером невозможно было найти свободного места. В этих самых дорогих ресторанах Европы собирается московская публика, уже привыкшая к дорогому вину по нескольку тысяч долларов за бутылку и блюдам из экзотических продуктов, которые готовят приглашенные повара с громкими именами.

Алик Тифлисский был своим человеком в этой среде, состоящей из криминальных авторитетов и олигархов «средней руки». По принятым в городе расценкам к таким относились богатые предприниматели, чье состояние оценивалось в несколько десятков миллионов долларов. До мировых масштабов они явно недотягивали, в список «Форбса» попасть не могли, но потратить деньги на хороший ужин себе позволяли. Отличить таких «средних» олигархов от крупных криминальных авторитетов иногда было просто трудно.

В такой тусовке выделялись светские львицы, приходящие без постоянных кавалеров, представители шоу-бизнеса, мужчины, предпочитающие мужчин, и женщины, влюбленные в женщин.

Алик Тифлисский имел четыре судимости, два недоказанных и два доказанных убийства. На плече у него красовался глубокий шрам от ножевого ранения, полученного в молодости. Перебитый нос, густые кустистые брови, черные глаза и вечно непричесанные волосы, торчавшие в разные стороны, придавали ему весьма колоритный и запоминающийся вид. Как и всякий грузин, он уделял большое внимание своей одежде, надевал на рубашку длинные пиджаки, напоминающие то ли легкое пальто, то ли удлиненный фрак. Все знали, что Алик любит красивых женщин, дорогие автомобили и хорошие рестораны, куда обычно приезжал с компанией приятелей.

Вот и теперь он обедал в ресторане с двумя друзьями, приехавшими из Грузии, и четырьмя женщинами. За соседним столиком сидели двое его телохранителей, готовые в любую секунду вмешаться в случае необходимости. У ресторана дежурили еще двое – по совместительству водители. А среди присутствующих женщин выделялась молодая, но уже популярная актриса, которой криминальный авторитет покровительствовал.

За грузинским столом нельзя сидеть молча. Нужно провозглашать тосты, восторгаться красотой находящихся рядом женщин, вспоминать родителей, пить за дружбу и за каждого присутствующего отдельно. Бутылки вина не успевали открывать, Алик гулял с размахом. И потому не обратил внимания, когда в зал вошел молодой человек лет двадцати пяти и принялся внимательно рассматривать посетителей. Двое телохранителей за соседним столиком поначалу тоже не почувствовали никакой опасности от этого «хлюпика». Молодой человек, увидев Алика, неторопливо прошел мимо него, внимательно рассматривая грузина. Затем прошел еще раз. Одному из телохранителей это не понравилось. Он поманил к себе незнакомца.

– Ты туда-сюда не ходи, – грозно предупредил телохранитель, – хозяин этого не любит. Можешь в глаз получить.

– Извините, – улыбнулся молодой человек, – я больше не буду.

Он вышел из зала, достал мобильный телефон, набрал номер и кратко сообщил:

– Он здесь.

– Сейчас вызовем группу захвата, – ответили ему, а он, убрав телефон, достал сигареты.

Через пятнадцать минут к ресторану подъехало сразу несколько автомобилей. Из них высыпались сотрудники спецназа – человек десять или двенадцать. Вместе с ними несколько штатских. Спецназ ворвался в ресторан с криками, испортив гостям процесс пищеварения. Сотрудники спецназа сразу бросились к столу, за которым ужинал Алик Тифлисский. Нужно отдать должное сообразительности его телохранителей. Они сразу поняли, что сопротивление бесполезно, и даже не пытались достать оружие. У самого Алика его не было. Но авторитету не понравилось, что ему при гостях заломили руку, чтобы вывести его из зала. Поэтому одного спецназовца он лягнул, другого ударил в живот, попытавшись оказать сопротивление.

Но силы были неравны. Его друзей, сидящих за столом, женщин и обоих телохранителей тоже арестовали. Алика выволокли из ресторана и посадили в отдельную машину, которая рванула в сторону известного здания на Лубянке. Всех остальных повезли в местное отделение милиции разбираться с каждым в отдельности. Алику завязали глаза, и по дороге его несколько раз больно ударили по ребрам, что вызвало у криминального авторитета бурный гнев. Он громко пообещал разобраться со своими обидчиками, за что получил новые тычки и удары.

Наконец Алика провели по длинным коридорам и втолкнули в кабинет генерала Решетилова, где повязку с него сняли, но наручники оставили. Арестованный оглянулся. В кабинете находилось несколько незнакомых ему мужчин, пятеро или шестеро, среди которых двое выделялись мощными разворотами плеч и одинаково крупными головами. Здесь же присутствовали двое людей с характерной азиатской внешностью, мужчина и женщина. Криминальный авторитет был удивлен, он не ожидал, что его ждет такая большая компания. Спецназовцы посадили его на стул и вышли из кабинета. Все оставшиеся внимательно разглядывали привезенного авторитета.

– Ну, – буркнул Алик, – чего уставились? Никогда не видели? И почему такая гоп-компания? Чему обязан? Кто вы такие?

Он сразу почувствовал, что это не обычные работники милиции. Вернее, вообще не милиционеры – все в штатском, возможно, профессионалы из ФСБ или следователи прокуратуры. Хотя азиаты, сидящие в углу, его смущали.

– На каком основании я арестован? – повысил он голос. – И где мой адвокат?

– Хватит паясничать, – поднялся со своего места Решетилов. Он подошел к криминальному авторитету и встал перед ним. Затем взял стул, сел рядом и посоветовал: – Давай без глупостей, ты уже сам догадался, что здесь не милиция. И твои штучки я терпеть не намерен. Все понял?

– А ты генерал? – вдруг спросил задержанный. – Или полковник. Да нет, наверное, генерал, вон у тебя кабинет какой. И ты здесь хозяин, а это все твои шавки. Только зачем ты сюда гостей позвал? Кто они – япошки или китаезы? Может, наши? Тувинцы всякие, калмыки?

Мукан Бадыров улыбнулся. Галия отвернулась. Ей было неприятно смотреть на этого типа.

– Теперь послушай, что я тебе скажу, – начал Решетилов, – я буду задавать тебе вопросы, а ты на них отвечать. Честно и искренне. И не дай тебе бог, если я почувствую вранье. Если собьешься или соврешь, ты пропал. Пропал в буквальном смысле этого слова. Мы тебя так накачаем наркотиками и лекарствами, что тебя вывернет наизнанку. Все содержимое твоих мозгов я узнаю. Только потом тебе от этого легче не будет. После такой процедуры путь один – в сумасшедший дом. Станешь навсегда шизофреником. А теперь выбирай, у тебя есть на это пять секунд.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, начальник. – Алик почувствовал, что этот решительный человек не врет. Ему совсем не хотелось закончить свое существование в сумасшедшем доме.

– Пять секунд прошли, – напомнил генерал, – да или нет?

– Да! – заорал Алик. – Только скажи, что от меня нужно. И где я нахожусь.

– В ФСБ, – пояснил Решетилов. – Первый вопрос: ты знал Аркадия Сургутского?

Алик помрачнел. Первый вопрос – и сразу такой неприятный. Он хотел подумать. Надо отвечать так, чтобы не дать им возможности уличить его во лжи.

– Отвечай! – потребовал генерал.

– Знал, знал, – разозлился Алик. – Хочешь его убийство на меня повесить? Ну давай, давай. Я не возражаю.

– Как давно вы были знакомы?

– Несколько лет.

– Кто вас познакомил?

– Не помню.

– Первое и последнее предупреждение, – пригрозил генерал. – Еще раз соврешь, получишь укол. У тебя мозги закипят, это я тебе обещаю.

– Я не помню, – закричал Алик. – Кажется, нас эта сука познакомила. Лола. Это она вам про меня рассказала? Убью ее, на куски порву.

– Давай без театральных номеров, – жестко перебил его Решетилов. – Так кто вас познакомил?

– Лола, – ответил задержанный. – Это она нас познакомила.

– Как ее зовут?

– Лена, а фамилию не помню. Мы ее по имени звали. Карнухина или Корупина. Честное слово, не помню. Нет, вспомнил. Кочурина. Могу назвать ее адрес, квартиру этой сучке я сам оформлял.

– Успеем, – согласился генерал, – а теперь вспомни о другом твоем знакомом. Английском дипломате Десмонде Абрахамсе. Ты его знаешь?

Алик опять задумался. На несколько мгновений. Генерал уже хотел подняться, когда он закричал:

– Знаю, знаю! Его тоже знаю. – И, посмотрев на женщину, вдруг улыбнулся. – Теперь понял, это казахи. Теперь я знаю, зачем вы меня сюда привезли. Из-за этого чертова англичанина. И думаете, что я буду спасать этого черномазого? Как бы не так. Вы ему все равно ничего не сделаете, он у нас дипломат.

Решетилов обернулся и посмотрел на всех сидящих в его кабинете. Затем снова повернулся к задержанному.

– Рассказывай, – велел он, – а то я теряю терпение.

– Чего там рассказывать, – удивился Алик, – на мне два доказанных убийства висят, а ты меня дипломатом пугаешь. В общем, он меня попросил выйти через Аркашу на его отца, чтобы тот позвонил в Новосибирск. Ну я и сказал Аркадию, чтобы передал отцу. Этому англичанину нужна была какая-то лаборатория. Вот он меня и попросил. Сказал, что там будут работать иностранцы. А материалы привезут из Казахстана. Я ему, конечно, не поверил, но это не мое дело. С Аркашей мы давно работали, грузы всякие через границу провозили. У него были хорошие связи на таможне и на границе. Мебель из Швеции получали. И из Германии много всякого барахла.

В общем, отец Аркадия позвонил в Новосибирск и выбил какую-то там лабораторию для знакомых Десмонда. А мы помогли им сюда груз перебросить, у меня там тоже ребята надежные были. Но потом оттуда приехал какой-то нервный тип и начал качать права. Папаша Аркашки разозлился, вызвал сына на беседу. По-моему, у них вышел неприятный разговор. Папашка сразу в больницу попал с инфарктом, а Аркашка стал звонить Лоле и Десмонду, все требовал, дурашка, от него каких-то объяснений. Ну Десмонд его послал подальше, а Лола мне перезвонила. Я посоветовал Аркадию не рыпаться, но он не успокаивался. Видимо, кому-то все это не понравилось. А через два дня Аркашку убитым нашли на даче. Вот и вся история. – Помолчав, он неожиданно добавил: – Если бы я знал, что меня из-за Аркадия к вам в ФСБ привезут, вообще не стал бы с ним разговаривать.

– А кто приказал его убрать? – спросил Решетилов.

– Откуда я знаю, – нагло улыбнулся Алик. – Такие вопросы в милиции не задают. Или вы думаете, что я вам начну показания давать, колоться? Я к его убийству никакого отношения не имею, можете мне хоть мозги промывать.

Даже непосвященному было понятно, что Аркадия Сургутского убили по приказу этого криминального авторитета. Но сейчас им важнее было знать, почему его убили.

– Десмонд был недоволен скандалом? – уточнил генерал.

– Думаю, да. Хотя, когда он доволен, а когда недоволен, невозможно понять.

– Ясно. Теперь рассказывай о грузе, который вы сюда переправили.

– Мы его из Новосибирска перебросили. Прямо в Домодедово.

– Это мы уже знаем, – перебил его генерал. – А потом? Куда вы его дели?

– Кого? – не понял Алик.

– Груз, – повысил голос Решетилов. – Куда делись эти контейнеры?

Алик посмотрел на него, потом на остальных.

– Значит, они меня накололи, – тихо пробормотал он. – Там было что-то ценное. Я так и думал. Они так бережно эти контейнеры перегружали. Вот сволочи, все-таки обманули! А говорили, научные приборы…

– Где груз? – крикнул генерал. – Куда вы его дели?

– Никуда, – закричал в ответ Алик. – Чего ты на меня кричишь? Мы этот груз из Новосибирска в Домодедово привезли, а оттуда в другой аэропорт.

Все сидящие в комнате замерли. Это был настоящий момент истины.

– В какой аэропорт? – спокойно спросил Решетилов.

– В Шереметьево-два, – ответил Алик, – как будто вы не знаете. Я приказал им два грузовика дать. И оба контейнера перевезли в другой аэропорт. А вы разве не знали? Это давно было, несколько недель назад.

– А что потом?

– Ничего. Отправили контейнеры, и все. Ничего не было.

Коробов шумно выдохнул. Дронго усмехнулся. Получается, Десмонд Абрахамс им не соврал. Мукан Бадыров нетерпеливо заерзал на стуле.

– Куда вы его отправили? – упавшим голосом спросил Решетилов. – Куда вы отправили эти контейнеры?

– Десмонд просил, чтобы я сам проследил. Там еще несколько арабов было. Или индусов, я точно не знаю. Мы их оформили через VIP-зал в Шереметьеве-два, чтобы пограничники и таможенники к ним не привязывались. А контейнеры через грузовой терминал на их рейс загрузили.

– Какой рейс? – поднялся со своего места Решетилов.

– Токийский. Кажется, пятьсот восемьдесят четвертый. Ну да, у меня хорошая память.

– Вы отправили контейнеры в Токио? – переспросил генерал. Это противоречило всем прежним аналитическим выкладкам. Генерал обернулся и посмотрел на Дронго, укоризненно покачав головой. – Аналитики! – прошептал он с чувством глубокого презрения.

Дронго и сидящий рядом с ним Пьеро переглянулись. Почему груз отправили в Токио, было не совсем понятно. Хотя, с другой стороны, Япония также поддержала коалицию государств, выступивших вместе с Америкой против Ирака. Может, настала очередь Японии? Но аналитики не могли ошибаться. Токио слишком далеко. И в отличие от многонациональных Москвы, Лондона или Вашингтона спрятаться в Токио иностранцам с другой внешностью гораздо сложнее. И тем более привезти такие контейнеры. Однако выходит, что они ошибались.

– Контейнеры сейчас в Токио? – спросил Решетилов, чувствуя, как с его плеч спадает груз огромной ответственности. Если контейнеры с грузом покинули пределы России, это означает, что в столице ничего ужасного не произойдет. – Ты точно помнишь, что вы их никуда не перегружали и не перевозили? – задал генерал второй вопрос, не дожидаясь ответа на первый.

– Как только мы его получили, так сразу и перевезли. – Алик видел, как реагируют на его слова все присутствующие. Они им явно нравились, и он подумал, что нужно развить эту тему. – Я лично за всем следил, – добавил он. – Как только контейнеры пришли, мы сразу грузовики подогнали. А потом все вместе в Шереметьево поехали. Там рейс в половине седьмого был. Нет, в шесть сорок вечера. Точно, в восемнадцать сорок. И все трое пассажиров вместе с контейнерами улетели. Двое каких-то азиатов, индусов или арабов, я не понял. И один европеец. Все вместе прошли через депутатскую комнату, ну в общем, через VIP-зал.

– Фамилии их помните? – не выдержал Решетилов.

– Не нужно, товарищ генерал, – подал голос Коробов. – Если мы знаем рейс и число, то все проверим на месте. Кто и куда улетел.

– Какая компания? – спросил генерал.

– «Аэрофлот», – ответил Алик.

И в этот момент неожиданно вмешался Дронго.

– Этот человек врет, – убежденно заявил он, – токийский рейс уходит в половине шестого вечера, это я точно знаю. Или рейс задержался?

Решетилов сжал зубы. Только что он так радовался, что этот проклятый груз покинул пределы страны, что его нет в Москве, а теперь выходит, что этот бандит просто издевался над ним.

– Виктор! – закричал генерал, вызывая своего помощника, находившегося в приемной.

Помощник вбежал в кабинет. Алик отпрянул. Он понял, что сейчас произойдет самое неприятное.

– Давай «сыворотку правды», – решительно приказал Решетилов.

– Подождите! – закричал Алик. – Вы же можете все проверить. Я не вру. Зачем? Зачем мне вас обманывать? Мы встретили груз и отправили его. Они улетели в восемнадцать сорок. Это был токийский рейс… на Рим.

– Что? – Решетилов от волнения не сумел больше ничего произнести.

– Это был рейс на Рим, – повторил Алик. Он не понимал, почему все так переглядываются. – Токийский рейс на Рим, – сказал в третий раз, чувствуя, как разряжается напряжение в кабинете.

– Что мне делать, Юрий Васильевич? – спросил Виктор.

– Уйди, – тяжело дыша, попросил генерал и снова опустился на стул.

Коробов подошел к телефону, поднял трубку, набрал номер.

– Когда вылетает пятьсот восемьдесят четвертый рейс «Аэрофлота» в Рим?

– Это токийский рейс, – услышал он в ответ. – Из Токио самолет вылетает по четвергам в двенадцать часов дня по местному времени. В семнадцать часов пять минут самолет прибывает в Москву. И в восемнадцать сорок вылетает в Рим. В столицу Италии он прибывает в двадцать часов двадцать пять минут по западноевропейскому времени. Что-нибудь еще?

– Спасибо. – Коробов положил трубку и посмотрел на Алика. Потом покачал головой. – Кажется, этот мерзавец сказал правду.

– Почему ругаешь при женщине? – встрепенулся Алик. – Я тебя оскорблял?

– Извини, – вдруг улыбнулся Коробов. – Если бы ты только знал, что ты сделал. Я думаю, что его нужно награждать, – сказал Коробов, – за спасение Москвы.

– Опять обижаешь? – Алик отвернулся. – Не люблю я вас, кагэбэшников, ничего в вас святого нет. У «мусоров» все ясно – деньги берут или не берут. Девяносто процентов оперов берут, остальные – идейные. Но нас уважают. А у вас ничего не поймешь. Кто берет, зачем берет, кто идейный, а кто просто дурак.

Решетилов встал и подошел к Дронго.

– Неужели Рим? – задумчиво произнес генерал. – Выходит, опять вы оказались правы.

– Не я, – возразил Дронго, – ваши аналитики. Я всего лишь согласился с ними.

Решетилов подошел к двери, открыл ее и снова позвал Виктора. А когда тот вошел, приказал:

– Увези его в милицию. Скажи, что он организовал убийство Аркадия Сургутского. Пусть ищут убийц.

– Не найдут, – издевательски пообещал Алик.

– Это дело милиции и прокуратуры, – отрезал генерал, – а ты молодец. Спас сегодня свои мозги от кипячения, сказав правду.

– Я всегда правду говорю, – отозвался счастливый Алик. Он уже понял, что сейчас его отвезут в родную милицию, такую привычную и знакомую.

Когда он вышел вместе с Виктором, в комнате наступила тишина. Конечно, еще предстояло проверить все факты, но было уже понятно, что груз покинул Россию. Это и радовало, и беспокоило одновременно.

– Придется звонить в Рим, – меланхолично заметил Коробов.

– Я сегодня туда полечу, – решительно заявил Дронго, – у меня там семья.

Часы показывали половину второго ночи. Дронго заметил, что все остальные смотрят на него с сочувствием. Или это ему только так показалось?

 

Глава 17

К пяти часам утра они получили информацию о трех террористах, сопровождавших контейнеры. Двое из них оказались гражданами Пакистана – Факир Бахш Салим и Гулам Рандхава. Третий – гражданином Швеции Эриком Чилмером. Все трое прошли на римский рейс, оплатив VIP-зал в Шереметьеве-2. Самое поразительное, что груза у них не было. Если не считать трех небольших сумок, которые они сдали в багаж. При проверке документации выяснилось, что два контейнера, принадлежавших неизвестной фирме, зарегистрированной на Кипре, были вывезены как груз со свежими креветками, надлежаще оформленный через таможню. Никто даже не спросил, почему контейнеры с креветками весят почти четверть тонны и вывозятся из России в Рим, а не наоборот. Очевидно, просто спрашивать не хотели. Коррупция, царящая в таможенном комитете, ни у кого не вызывала сомнений. Но впервые в жизни коррупция сыграла на руку стране – опасный груз вывезли из Москвы безо всяких препятствий.

Паспорта у всех троих были в порядке, визы проставлены, в России они пробыли около пяти суток, как раз в то время, когда изымались контейнеры из хранилища под Павлодаром и переправлялись в Новосибирск.

Следом пришла информация из Великобритании о пенсионере Витолдсе Пойше. Трое суток назад его сбила неустановленная машина на одной из улиц Бирмингема, и он скончался в больнице, не приходя в сознание. Труп опознали и идентифицировали. Сомнений оставалось все меньше и меньше. Из Казахстана пришло подтверждение, что трое из пяти погибших в больницах людей принимали участие в военных столкновениях на стороне талибов в Афганистане. Казалось, круг замкнулся.

Запрос на троих иностранцев, вылетевших из Москвы, был отправлен в Интерпол и итальянскую полицию. В нем указывалось на особую опасность возможного террористического акта. В шесть часов утра сообщение о группе террористов было передано в посольство Великобритании. Несмотря на приверженность традициям и уважение к закону, представители английских спецслужб в эту ночь не дали заснуть Десмонду Абрахамсу. Его допрос продолжался до утра, и было решено применить необходимые психотропные препараты для установления истины. Дипломата взяли под стражу, а из Лондона вылетела целая бригада специалистов, чтобы его допросить.

В восемь часов утра по московскому времени, когда в Италии было только шесть, испуганный дворецкий разбудил премьер-министра страны, чтобы сообщить ему невероятную весть – что, возможно, похищенный в далеком Казахстане груз отработанного ядерного топлива доставлен двумя контейнерами в Рим.

Через два часа началось экстренное заседание Кабинета министров Италии, на котором обсуждалось: как противостоять нависшей над Римом безумной угрозе и спасти Вечный город. Предлагалось ввести чрезвычайное положение и эвакуировать население. Однако после краткого обмена мнениями было решено задействовать все имеющиеся резервы и не поддаваться панике до тех пор, пока угроза не станет более явной. К девяти утра по местному времени в город начали перебрасывать армейские части. Через полчаса премьер-министр Италии обратился за помощью к Генеральному секретарю НАТО и позвонил премьер-министру Великобритании. После того как оба заявили о своей полной и безусловной поддержке итальянцев, было принято решение о переброске дополнительных контингентов воинских частей с севера страны. Повсюду начали проверять радиационный фон.

В десять утра о случившемся доложили верховному понтифику. Папа римский воспринял сообщение внешне спокойно. За долгую жизнь он привык к невероятным известиям и самым неожиданным событиям. Выслушав кардинала, он долго смотрел в одну точку, видимо, размышляя, как ему следует поступить.

– Ваше святейшество, – осторожно заметил кардинал, – может, будет лучше, если вы покинете Ватикан и на время переедете куда-нибудь на север?

– Нет, – ответил понтифик, – я останусь в Ватикане со своей паствой. На все воля божья, но я не покину города.

– Они считают, что опасность очень велика, – рискнул не согласиться кардинал.

– Возможно, но я уже принял решение. Мы остаемся в Ватикане.

Кардинал наклонил голову в знак согласия. Он понял, что уговорить его святейшество не удастся.

В это утро произошло много событий и встреч в различных частях света. Но в Москве совещание закончилось только в седьмом часу утра. Было ясно, что след контейнеров нашли и что их действительно перевезли в Рим. Однако никто не отменил общей мобилизации, и воинские патрули продолжали измерять уровень радиации в различных частях города. И хотя в самом ФСБ понимали, что угроза удара по Москве миновала, тем не менее для большей безопасности было решено сохранить такой режим еще на несколько дней.

В половине восьмого утра в кабинете Решетилова усталый Дронго пил крепкий чай, чтобы не уснуть. Кроме него, в кабинете находилось еще несколько человек. Когда вошел помощник генерала, Дронго даже не обратил на него внимания. Виктор тихо что-то доложил Решетилову, и тот кивнул в знак согласия. Потом помощник подошел к Дронго.

– Вас ждут в соседней комнате, – сообщил он, – пройдемте, я вас провожу.

Дронго тяжело поднялся, у него не было сил даже удивляться. Выходя из кабинета в приемную, он услышал за спиной осторожные шаги. Но даже не обернулся, зная, что это прикрепленный к нему Пьеро. Они вышли в коридор, и Виктор показал, в какой кабинет нужно пройти Дронго. Тот прошел в комнату и, обернувшись, заметил, что Пьеро входит следом за ним. В небольшой комнате у окна стоял Владимир Владимирович. Когда они вошли, он обернулся, опираясь на свою палку.

– Доброе утро, – приветствовал их Владимир Владимирович.

– Если оно действительно доброе, – мрачно пробормотал Дронго, усаживаясь за стол. Пьеро устроился рядом с ним. Владимир Владимирович прошел к столу и сел напротив.

– Вы все знали заранее, – устало спросил Дронго, – или это совпадение? Неужели вы действительно предполагали, что контейнеры могут оказаться в Риме?

– Тебя знакомили со списком, составленным в ФСБ, – напомнил Владимир Владимирович, – там было несколько другое расположение городов. В нашем списке Рим стоял на втором месте сразу после Москвы. И это при том, что мы не знали, кто похитил отходы.

– Почему же вы мне сразу об этом не сказали?

– О чем? Что мы предполагаем такой вариант? Ты сам его вычислил. Ясно было только одно: что такой удар попытаются нанести. Но если была продумана столь сложная операция с вывозом этого груза из Казахстана, значит, заранее было известно и как переработать это топливо, и где его разместить. Вариантов на самом деле было не так уж много. Ни в Париже, ни в Берлине такая бомба появиться не могла. Оставалось несколько городов – Вашингтон, Лондон, Москва, Рим. Должен заметить, что я был настроен против упоминания в списках Тель-Авива. И не потому, что этот город не мог оказаться в списке террористов. Дело в том, что в Тель-Авив не так-то просто привезти такой груз, переработать его и пустить в дело. Израиль уже столько лет находится на военном положении, что там все население страны проявляет бдительность и оказывает помощь своим спецслужбам. Вашингтон сейчас на особом положении, американцы понимают, что они – главная цель для любой атаки террористов. В Лондоне уже несколько месяцев работает кризисный штаб. Собственно, после долгих размышлений можно прийти к определенному выводу, что Москва названа в списке городов первой только потому, что мы боялись повторения террористических актов, которые уже были. Наши независимые аналитики считали, что удар будет нанесен в Европе. А тогда остались лишь две цели – Лондон и Рим. Куда, с точки зрения террористов, лучше было вывезти этот груз?

Дронго слушал не прерывая.

– Куда ты сам вывез бы эти контейнеры, – неожиданно спросил Владимир Владимирович, – если бы у тебя был выбор между Лондоном и Римом? – И, не дожидаясь ответа, ответил: – Конечно, Лондон должен быть наказан как основной союзник Соединенных Штатов. И все понимают, что главный удар может быть нанесен именно по Лондону, поэтому там принимают беспрецедентные меры безопасности. После террористических актов в Мадриде стало ясно, что главный удар может быть нанесен по другому союзнику американцев в Европе – по итальянцам. А тут есть такая возможность – устроить грандиозную катастрофу в Риме. Вечный город – символ цивилизации. Место нахождения папы. В общем, идеальное место для удара террористов. Остается найти хранилище, о котором все забыли. И психически неуравновешенного ученого, такого, как Ахмед Парвиз. Ну и конечно, деньги, которые всегда находятся на любую пакость. И больше ничего… Или ты со мной не согласен?

– Поэтому вы и прилетели за мной в Рим?

– Нет, не поэтому. В тот момент у нас не было определенной уверенности. Ты ведь знаешь, что существует негласное соперничество между разведкой и контрразведкой. Наша задача – сбор информации, переработка ее, анализ. Их задача – больше полицейская. Контрабандисты, террористы, экономические преступления. Мы не хотели мешать им искать эту группу. У нас нет своих управлений по всей стране в отличие от ФСБ. Я думаю, что сейчас нас обязательно прослушивают, но это как раз те факты, о которых все знают.

– Так мне лететь в Рим?

– А как ты думаешь? Конечно, лететь. Нужно найти их до того, как эта бомба сработает. И учти, по нашим прогнозам, Ахмед Парвиз наверняка нашел в Риме возможность переработать эти отходы в настоящую бомбу. Если это так, то ядерный взрыв может произойти когда угодно. И если даже последствия взрыва будут не очень разрушительными, то проникающая радиация все равно уничтожит все живое и сделает этот город мертвым на многие сотни лет.

– Вы меня пугаете?

– Предупреждаю. Ты полетишь не один. Сейчас готовят группу, в которую войдут и двое офицеров из Казахстана, с которыми ты уже хорошо знаком. Должен заметить, что эти молодые люди очень неплохие специалисты.

– Я знаю, – кивнул Дронго, – но сейчас нужны не физики, а обычные сыщики, чтобы найти в таком городе, как Рим, местонахождение этих террористов. Вы не знаете, что с Абрахамсом? Он заговорил или нет?

– Его допрашивают. Судя по нашим данным, они собираются применить психотропные средства. Но по своему опыту могу сказать, что его не станут посвящать в детали римской операции. Он и так знает слишком много. Я удивляюсь, почему его вовремя не ликвидировали. Ведь они убрали Витолдса Пойша в Бирмингеме и Аркадия Сургутского в Москве.

– Я думаю, Сургутского пристрелили наемники этого криминального авторитета, с которым мы так мило беседовали сегодня ночью.

– Безусловно. Но с подачи Десмонда Абрахамса, который понял, какую угрозу может представлять запутавшийся сын профессора. По-моему, будет несложно доказать связь погибшего с криминальными операциями за рубежом.

– От этого его отцу не легче, – пробормотал Дронго. – Нужно отправить запрос в шведскую фирму «ЭСИ-АТОМ». Уточнить у них, для кого они делали контейнеры в последние несколько месяцев.

– Уже отправили, – ответил Владимир Владимирович. – Оформили запрос сегодня утром. Они обещали срочно ответить. Мы заказали тебе билет в Рим на сегодняшний утренний рейс.

– Мой молчаливый напарник полетит со мной? – поинтересовался Дронго, указывая на Пьеро.

– А как ты думаешь? – вместо ответа спросил Владимир Владимирович. – И не только он. Кстати, можешь отказаться. Формально ты все сделал правильно. Помог нам выйти на группу террористов, установил, кто и когда похитил груз, откуда его вывезли и куда привезли. Теперь итальянцы сами могут искать эту группу. А ты, если хочешь, можешь остаться в Москве.

– Вы знаете, сколько времени у них уйдет на «раскачку»? – рассердился Дронго. – Я уж не говорю о том, что там живет моя семья. Вы же точно знаете, что я сегодня же полечу в Рим.

Владимир Владимирович поднялся.

– Возвращайся к Решетилову, – сказал он на прощание. – В ФСБ не любят, когда мы к ним приезжаем. Обычная ревность двух конкурирующих организаций.

Дронго пожал руку Владимиру Владимировичу и вышел из комнаты. Его неизменный спутник вышел следом.

В кабинете Решетилова продолжалось совещание. Сигаретный дым висел плотной завесой. У всех присутствующих были уставшие лица. Сказывалось напряжение последних дней. Коробов обсуждал какой-то проект с двумя офицерами, сидящими рядом с ним. Галия о чем-то тихо переговаривалась с Бадыровым. Этим двоим, должно быть, было особенно тяжело из-за резкой смены часовых поясов. На столе Решетилова стояла пепельница, полная окурков, хотя Виктор ночью менял ее несколько раз.

– Мы уже говорили с Римом, – сообщил Решетилов. – Они готовы принять нашу группу. Полетим вшестером. Наша задача – помочь итальянцам в поисках террористов. Сейчас срочно оформляют визы. Паспорта получим в аэропорту. Господин… Дронго, – он поколебался, прежде чем так обратился к эксперту, – вам нужна итальянская виза? Вернее, шенгенская, конечно.

– Нет, – ответил Дронго, – у меня есть разрешение на право проживания. Мне виза не нужна. И не обращайтесь ко мне столь официально. Можете просто Дронго. Меня обычно так называют.

– Хорошо, – кивнул Решетилов. – Хочу сообщить, что подтвердилась вся информация этого бандита. Хоть какая-то польза от общения с этим мерзавцем. Груз вывезли из Новосибирска, получили в Домодедове, затем перевезли в Шереметьево-два и оттуда отправили в Рим. Все документы были оформлены как полагается.

– Кто бы сомневался, – отозвался Дронго.

– По моим сведениям, сегодня председатель правительства внесет предложение Президенту о смене всего руководства таможенного комитета, – добавил Решетилов. – Насколько я знаю, к ним переведут некоторых сотрудников из нашего ведомства.

– Среди них могут быть порядочные люди, – заметил Дронго. – Или вы считаете нормальным решить вопрос столь кардинальным способом?

– Это не я решаю, а Президент страны, – недовольно проворчал Решетилов. – И учтите, что у нас с вами двести восемьдесят первый рейс на Рим. Он вылетает в девять сорок. Значит, через десять минут мы выезжаем в аэропорт. Паспорта привезут прямо туда. Еще есть вопросы?

– Есть, – подала вдруг голос Галия. – А где можно принять душ?

– В Риме, – недовольно ответил генерал. – Если у вас будет время.

 

Глава 18

На этот раз им взяли три билета в салон бизнес-класса и три – в салон экономического класса. По негласной договоренности первые билеты предназначались генералу Решетилову, Дронго и Галие.

Когда лайнер взлетел над облаками, приветливая стюардесса начала разносить напитки. Галия попросила апельсиновый сок. Дронго взял томатный сок с лимоном. Решетилов, положив подушку под голову, отказался от услуг стюардессы и сразу захрапел.

– Завидую ему, – признался Дронго, – у меня так не получается. Не могу спать в самолетах.

– Я тоже, – призналась Галия. – Я привыкла, летая в Англию, читать в самолете книги. Взяла с собой в Новосибирск Павича, хотела прочитать его «Хазарский словарь». Но пока не получается. Очень устала.

– Представляю, – согласился Дронго, – вы можете не поверить, но я даже не заехал к себе домой. Не было ни одной минуты времени. Сейчас жалею. Нужно было все-таки найти время и заехать хотя бы на полчаса. Но не получилось.

– Вы еще вернетесь, – уверенно произнесла она. – Надеюсь, все будет хорошо.

– Увидим, – сказал Дронго, – я не люблю загадывать.

– Между прочим, мы летим в Рим, – вдруг улыбнулась Галия. – Вы помните, что обещали мне в Новосибирске?

– Когда это было? – отозвался Дронго. – Тысячу лет назад?

– Вчера утром, – поправила она. – Вы сожалели, что не можете пригласить меня на завтрак в Риме или в Париже.

– Верно, – улыбнулся Дронго. – Значит, я ваш должник. Но мне кажется, вы говорили не о завтраке. По-моему, мы договаривались об ужине.

Она тряхнула головой и рассмеялась. У нее были красивые, мелкие ровные зубы.

– Вы опасный соблазнитель, мистер Дронго, – заявила Галия. – Вы помните только то, что хотите помнить.

– Сейчас я помню только об этих контейнерах, – признался он. – Если там что-то произойдет, я никогда себе этого не прощу. Если мы опоздаем и не успеем перехватить террористов.

– Вы знаете, что в итальянском посольстве нам не хотели давать визы? – спросила Галия. – Мне и Мукану Бадырову.

– Почему? – не понял Дронго.

– Формально они были правы. Мы должны получать визы в своей стране. А фактически, я думаю, что у них на подозрении любые гости, прибывающие из мусульманских стран. Иногда обидно чувствовать себя в такой унизительной роли. Или когда въезжаешь в Америку. Европейцев пропускают, а мы должны сдавать отпечатки пальцев.

– Не вижу тут ничего обидного, – возразил Дронго. – Они боятся террористов и считают противостояние цивилизаций вполне свершившимся фактом. Я вообще думаю, что все это глупое противостояние было вызвано самим Западом. Сначала Иран, где пытались модернизировать страну по западному образцу. Для шиитов-иранцев западный образ жизни был априори неприемлем, и поэтому шах не удержался, а вместо него появился аятолла Хомейни. Затем Турция, где военные на протяжении последних пятидесяти лет четырежды устраивали государственные перевороты в защиту западных ценностей. Я понимаю мотивы офицеров, учившихся в США и Германии. Но их часто не понимали местные жители, полуграмотные и истово верующие.

Америка бесцеремонно пытается навязать свой образ жизни всем остальным, независимо от их исторических и религиозных традиций. Свою лепту внес и Советский Союз, когда в семьдесят девятом влез в Афганистан, разворошив сонную страну. Именно тогда возник Усама бен Ладен, которой получал миллионы долларов на борьбу с неверными. Джинна, вылезшего из бутылки, вырастили сами американцы. Кровавые столкновения в бывшей Югославии, когда один народ, разделенный на три веры, начал братоубийственную войну. Потом Чечня, где вообще противостояние вылилось в кровавую драму. Ирак, в котором правил Саддам Хусейн и в котором так глубоко завязли американцы. Вспомним еще палестино-израильское противостояние, в котором обе стороны пытаются решить все вопросы исключительно силовыми способами. У них, правда, был шанс, когда Барак пришел к власти. И до этого, когда там был Рабин. Но в обоих случаях экстремисты не дали им нормально договориться. Рабина убили свои же радикалы, а Барака отстранили от власти после серии провокационных взрывов, устроенных палестинцами. И мирный процесс зашел в тупик. А потом было одиннадцатое сентября…

– Все так, – согласилась Галия, – но в мире понятие «мусульманин» стало символом терроризма. И, соответственно, к любому гостю из мусульманской страны относятся настороженно.

– Что еще больше усиливает недоверие, – заметил Дронго. – Чем больше люди не хотят понимать друг друга, тем больше они боятся и ненавидят чужих. И так будет продолжаться до тех пор, пока мы не научимся вести диалог. Вы можете себе представить, что произойдет, если вдруг в Риме взорвется эта бомба? Миллионы верующих христиан объявят новый крестовый поход против мусульманской цивилизации. Начнется невиданное противостояние, и не только в Ираке или в Афганистане.

– Получается, что мы с вами решаем судьбу нового мира, – невесело подвела итог Галия.

– В какой-то мере да. Но не только мы. Все остальные тоже по мере сил. Когда люди учатся доверять друг другу, они делают шаг к новому миру, к осознанию новых реалий этого мира. Вы знаете, Галия, я всегда стараюсь быть объективным. Я понимаю великое значение обеих цивилизаций. Но последние несколько веков мусульманская цивилизация ощутимо отстает от западной, и не только в техническом плане. С одной стороны, все цифры, которыми пользуется мир, – это арабские цифры. Сколько было сделано полезных изобретений в Средние века: медицина, астрономия, архитектура, наука! А потом начался застой. Я часто бываю в музеях и специально смотрю на публику, которая туда приходит. В большинстве своем это европейцы, еще, конечно, японцы и китайцы. И почти нет арабов, вернее, я не встречал ни разу ни одного человека в арабской одежде. Ни в Лувре, ни в Ватикане, ни в Эрмитаже. Понимаю, что это всего лишь частное наблюдение. Но достаточно характерное.

Нефть стала проклятием арабских стран. Дармовые деньги сделали их ленивыми, безынициативными, вялыми. В них не осталось жизненной энергии. Японцы, не имеющие ничего на своих островах, кроме частых землетрясений, построили вторую экономику в мире. Арабские страны, получающие миллиарды долларов прибыли, не производят практически ничего. И на этом фоне агрессивное наступление западной культуры. Вернее, массовой культуры. Вот вам и истоки конфликта. Боюсь, что тяжелые времена еще впереди. Чем выше цена нефти, тем сильнее противостояние. И это уже глобальный процесс. В нас все еще сидят десятки стереотипов, мы все еще не можем подавить в себе свои архетипы, своих внутренних цензоров. – Дронго подозвал стюардессу.

– Дайте мне стакан красного вина, – попросил он.

– И мне, – вдруг сказала Галия. – Хочу выпить с вами за компанию.

– Извините, я, кажется, говорил больше обычного. Но это такая тема…

– Я понимаю, – грустно улыбнулась молодая женщина.

В салоне бизнес-класса все пассажиры уже спали. Сказывался ранний вылет, при котором в аэропорт нужно было прибывать за несколько часов, учитывая беспрецедентные меры безопасности. Стюардесса принесла им два бокала вина.

– Мы можем не вернуться, – пробормотал Дронго, поднимая бокал. – За наше возвращение!

– За возвращение. – Они едва слышно чокнулись.

– Вы уже представляете, где их можно искать? – поинтересовалась Галия. Вино оказало действие, ее щеки немного порозовели.

– Не знаю, – честно ответил он. – Я пока ничего не могу себе представить.

Она взглянула на него с явным одобрением.

– Впервые в жизни встречаю такого профессионала, который не боится говорить «не знаю» и рассказывать о своих трудностях. Это знак силы.

– Наверное, – улыбнулся Дронго. Он потрогал лицо и с огорчением нащупал выросшую со вчерашнего дня щетину. – Вчера я брился в туалете ФСБ, – сообщил он, – а сегодня придется умываться в самолете. Если так пойдет дальше, я буду спать на ходу. Извините…

Он поднялся и, достав из сумки бритвенный набор, прошел в туалет. Через десять минут вернулся на свое место. Аромат «Фаренгейта» разнесся по всему салону.

– Вы всегда употребляете этот парфюм? – полюбопытствовала Галия.

– Почти всегда, – ответил он, – в последнее время появились некоторые новинки, которые мне нравятся, но «Фаренгейт» – это как первая любовь.

– А вы еще помните свою первую любовь? – спросила она.

– Мне кажется, да. Иногда вижу сны, в которых встречаю давно ушедших из моей жизни людей. Это бывает интересно.

– Я слышала, что вы были несколько раз ранены. Это правда?

– Может быть, – уклонился он от прямого ответа. – А может, это было в моих снах. Сейчас трудно вспомнить. – Дронго сделал знак стюардессе.

– Принесите мне еще красного вина. Какое у вас вино?

– Кьянти. Итальянское, – улыбнулась стюардесса. Ей нравился этот высокий мужчина, похожий на итальянца. К тому же от него так приятно пахло.

– Тогда принесите еще один бокал.

– Обязательно, – ласково произнесла девушка.

– Два, – ревниво попросила Галия и, когда стюардесса отошла, добавила чуть менее довольным голосом: – Кажется, вы ей нравитесь.

– Я не заметил, – удивился Дронго.

– Не нужно. Мужчина сразу замечает такие вещи. Как и женщина.

Стюардесса принесла два бокала вина, любезно улыбнувшись пассажиру.

– Вы заснете, а вам еще целый день нужно быть на ногах, – предостерегающе заметил Дронго. – За ваше здоровье!

– Не засну, – твердо пообещала Галия. – За ваше!

Бокалы глухо стукнулись.

– У вас осталась пена на шее, – вдруг сказала Галия, – с правой стороны. Вы, наверное, начинаете бриться слева направо?

– Правильно. Как все правши. – Дронго достал носовой платок. – Больше нет?

– Нет, не там. Дайте мне. – Галия взяла у него платок, стерла пену. Затем, чуть смутившись, вернула ему платок. – Извините, – сказала она, отдергивая руку, словно между ними произошло нечто большее.

Он вспомнил, что оставил помазок в туалетной комнате. И снова поднялся, извинившись перед своей спутницей. В современных «Аэробусах» туалетные комнаты гораздо просторнее тех, к каким привыкли советские пассажиры. Он забрал помазок и, повернувшись, увидел стоящую за его спиной Галию. Неожиданно она шагнула к нему, закрыв за собою дверцу.

– Я хочу изменить мой архетип восточной женщины, – сказала она, поднимая голову.

Поцелуй был долгим. Потом Галия заперла дверцу и опустила руку ему на брюки…

– Нет, – прошептал он, – я не могу… Не так… Не здесь…

– В тебе говорит твой внутренний цензор, – лукаво улыбнулась она. – А ты не думаешь, что это может быть наш последний день? Если бомба уже запущена, мы сядем прямо в самое пекло. Ты об этом подумал?

– Все равно не могу, – произнес он менее решительно.

– Тогда я все сделаю за тебя, – спокойно заявила Галия. – И пусть это будет твоим сном.

«Вот тебе и восточная женщина!» – удивился Дронго.

И больше уже ни о чем не думал. В этой кабине ему было тесно, но радость обретения не измеряется кубическими объемами окружающего пространства. Когда через некоторое время они вернулись в салон, Решетилов все еще спал. Спали и другие пассажиры. Только одна пожилая женщина, так и не сумевшая уснуть, негодующе взглянула на эту пару и отвернулась. Кажется, она их в чем-то заподозрила. Впрочем, это была ее проблема. Они же улыбались, им было весело…

 

Глава 19

В аэропорту Фьюминчино их уже ждали. Находящийся в тридцати шести километрах от города, этот аэропорт считается четвертым по интенсивности в Европе, после франкфуртского, парижского и лондонского. Всех прибывших разместили в трех автомобилях, которые на большой скорости и под вой сирен направились в центр города. Дронго, сидящий рядом с Решетиловым, подумал, что за несколько дней сделал невероятный круг, вылетел отсюда и сюда же вернулся, чтобы попытаться спасти Вечный город.

Штаб по розыску исчезнувших контейнеров находился в здании полиции недалеко от площади Кавура. Туда и привезли гостей, проводив их в большой просторный зал, где уже находилось тридцать или сорок человек, среди которых были женщины. Всем выдали наушники, и, рассевшись вокруг столов, установленных буквой «О», все стали ждать прибытия премьер-министра страны, который взял на себя руководство поисками. После того как папа римский отказался покинуть Ватикан, аналогичное решение принял и Президент страны. Однако по предложению премьера большая часть Кабинета министров выехала в Милан для обеспечения в случае чего бесперебойного руководства страной. Обязанности премьера временно возложили на вице-премьера. Депутатам и сенаторам было предложено покинуть Рим и к вечеру собраться в Милане для чрезвычайного заседания парламента страны.

Премьер-министр быстро вошел в зал, ровно за минуту до начала совещания. Это был мужчина среднего роста, лысоватый, с живым, подвижным лицом, умными, внимательными глазами. Выросший в нищете, этот человек сумел подняться над обстоятельствами и судьбой, став самым известным и богатым предпринимателем в стране. Его политические амбиции были удовлетворены, когда созданная им за несколько месяцев до выборов партия триумфально победила, а он стал премьер-министром. Получив известие о переброске контейнеров из Москвы, премьер-министр сразу решил, что останется в Риме и возглавит штаб по розыску исчезнувшего груза.

Он прошел на председательское место, уселся в кресло и тут же открыл совещание, на которое собрались представители спецслужб, полиции, армии. Присутствовало и несколько офицеров из американской, британской и французской спецслужб.

– Я приветствую всех наших гостей, – энергично проговорил премьер, – и благодарю их за то, что они сочли возможным в столь опасное время оказаться в нашем городе.

Все смотрели на приехавших. Решетилов, надев наушники, мрачно глянул на Дронго и полюбопытствовал:

– А вы почему не надеваете наушники? Вам не нужен перевод? Или вы понимаете все языки?

– Итальянский понимаю, – шепотом ответил Дронго. – У меня жена итальянка.

– Она сейчас в Риме? – осведомился Решетилов.

– Рядом, – сказал Дронго, – здесь недалеко.

Совещание продолжалось около сорока минут. Выступающие четко докладывали о ситуации в городе, стараясь выделить главное. Наконец слово предоставили генералу Решетилову.

– Мы занимаемся этой проблемой уже несколько дней, – сообщил генерал. – Нам удалось установить, что международная группа террористов сумела проникнуть в хранилище и похитить часть контейнеров с отработанным ядерным топливом. Его вывезли через границу в Новосибирск, где перегрузили в другие контейнеры. Затем самолетом доставили в Москву, где перевезли из одного аэропорта в другой. Самолет с этим грузом вылетел в Италию в сопровождении трех террористов. Их фамилии мы передали сегодня утром представителям Интерпола и итальянской полиции. Хочу отметить, что в транспортировке груза террористам помогал английский дипломат Десмонд Абрахамс и шведский гражданин Эрик Чилмер.

– Спасибо, – кивнул премьер. – Мы хотим послушать представителя Великобритании.

Высокий англичанин с длинной вытянутой челюстью и светлыми голубыми глазами подвинул к себе микрофон. Выступающие не вставали, когда им предоставляли слово.

– Благодарю вас, синьор премьер, – начал он на хорошем итальянском. Очевидно, это был местный резидент или представитель посольства. – Наши сотрудники сейчас допрашивают мистера Абрахамса. Сегодня ночью он уверял, что не знает террористов, и нам пришлось применить так называемую «сыворотку правды».

Премьер слушал внимательно. Все сознавали опасность, нависшую над городом, и поэтому обстановка на совещании была предельно деловой.

– Два часа назад он начал давать показания, – продолжил представитель Великобритании, – благодаря этому мы уже знаем имена и адреса людей, связанных с ним в Великобритании, Швеции, Германии, Пакистане и Турции. Сейчас проверяются все адреса и все названные Абрахамсом люди. Однако он ничего не знает о прохождении груза в Италии и не может сказать, где сейчас находятся контейнеры и террористы.

– Ясно. Представитель Швеции?

– Эрик Чилмер – тридцатишестилетний бизнесмен из Мальме, – доложил представитель Швеции. – Его несколько раз арестовывали за участие в радикальных движениях ультралевых. В последнее время был связан с некоей группировкой, которую подозревали в убийстве бывшего премьер-министра страны Улофа Пальме. В настоящее время Чилмер имеет дом в Лондоне, где проживает с девяносто девятого года. Сейчас мы проверяем круг его знакомых, его связи, банковские счета и так далее…

– Спасибо. – Премьер посмотрел на генерала Карло Сальвиони, который возглавлял специальную группу по розыску террористов в Италии. – У вас есть новая информация?

– Есть. Русские сделали запрос в шведскую компанию «ЭСИ-АТОМ». Получен ответ, что мистером Чилмером были заказаны два контейнера якобы для доставки чрезвычайно радиационного груза в медицинских целях. Все счета были оплачены через английский «Барклай-банк». И оба контейнера, судя по документам, прибыли к нам еще двадцать дней назад.

Премьер мрачно кивнул. Он понимал, что за двадцать дней отходы ядерного топлива можно было переработать, превратив их в небольшую ядерную бомбу.

– Мы ведем поиски во всех районах Рима, – доложил генерал, – осматриваем все заброшенные здания, исследуем катакомбы. Пока никаких результатов. И нигде не зарегистрированы ни мистер Чилмер, ни прибывшие с ним пакистанцы. Портрет Ахмеда Парвиза роздан по всем полицейским участкам города. Пока не показываем его по телевидению, только чтобы не вызвать панику. Но если понадобится, сделаем и это.

– И вы не можете их найти?

– Пока нет, синьор премьер.

– А место, где они могли переработать это сырье? Насколько я понял из объяснений наших ученых, для этого нужно иметь специальное оборудование?

– Да, – ответил генерал. – Сейчас мы проверяем все возможные лаборатории. Думаю, через несколько часов будем знать, где Ахмед Парвиз и его команда перерабатывали сырье. Мы будем точно это знать, синьор премьер.

– У нас мало времени, – напомнил премьер. – Мне сказали, что в русской делегации есть эксперт по проблемам преступности. Я могу его услышать?

Решетилов выразительно посмотрел на Дронго.

– Это я, синьор премьер, – ответил тот по-итальянски.

– Вы говорите по-итальянски? – обрадовался премьер.

– Да. Моя семья живет в Италии.

– Он супруг графини Вальдано, – шепнул на ухо премьеру его секретарь.

Премьер изумленно уставился на эксперта. Он ожидал чего угодно, только не этого. Тем более что отозвавшийся мужчина совсем не был похож на остальных русских и казахов, прилетевших вместе с ним. Скорее на типичного итальянца-южанина.

– Что вы думаете о сложившейся ситуации? – спросил премьер. – Как нам лучше действовать?

– Вы все делаете правильно, – сказал Дронго, – только мне кажется, нужно ускорить поиски…

– Каким образом?

– Современный человек оставляет очень много следов, – пояснил Дронго, – это разговоры по мобильным телефонам, оплата счетов кредитными карточками, банковские чеки… Я думаю, нужно проследить весь возможный путь террористов и выяснить, где они платили деньги. Например, за воду и еду. Кто-то из них, возможно, расплатился кредитной карточкой. Маловероятно, но все может быть. Следует также проверить форму оплаты грузов в Москве и Риме. Сделать копии оттисков их кредитных карточек. Если у пакистанцев были поддельные паспорта, то кредитки могут оказаться настоящими. Это легко проверить.

Премьер глянул на генерала Сальвиони, и тот согласно кивнул. Эксперт высказывал весьма дельные мысли.

– И еще, – добавил Дронго, – последние события заставляют нас пересмотреть существующие правила, принятые в межгосударственных отношениях. Поскольку уже установлено, что среди подозреваемых оказались английский дипломат и шведский бизнесмен, то не исключено, что и в Риме террористы могут прятаться в тех домах, которые вы не можете проверить. Я считаю, что в силу сложившейся ситуации нужно пойти на беспрецедентные меры – нарушить Женевскую и другие конвенции и обыскать все посольства, находящиеся в вашем городе, все квартиры дипломатов. У вас нет времени на раздумья, синьор премьер.

– Этого нельзя делать, – вмешался заместитель министра иностранных дел, оставшийся в Риме вместо своего шефа. – Существуют определенные международные обязательства, есть правила…

– Извините, – перебил его Дронго, – если вечером вашего города уже не будет, то никакие международные обязательства ему просто не нужны.

– Верно, – поддержал его премьер-министр, – придется проверить все без исключения. Здания и помещения, принадлежащие иностранцам и арендуемые ими. Иначе сами посольства и их сотрудники превратятся в пар.

– Синьор премьер, но это совершенно невозможно. – Пожилой заместитель министра иностранных дел чуть не плакал. – Такого не было еще никогда. Даже при Муссолини.

В зале воцарилась тишина. Премьер-министр нахмурился:

– Не нужно таких сравнений. Я думаю, что мы можем обратиться в ООН, в Европарламент, наконец, послать письма главам государств мира. И никто нам не откажет.

– Нет, – в очередной раз вмешался Дронго и почувствовал, как его легонько толкнул в бок генерал Решетилов, напоминая, что нельзя вести себя подобным образом при высшем руководстве страны. Но Дронго не собирался молчать. – Если вы начнете обо всем сообщать, разъяснять и договариваться, то террористы поторопятся действовать. Генерал Сальвиони прав, не показывая портрета Ахмеда Парвиза по телевидению, ведь террористы сразу узнают, что мы их ищем. Мы можем невольно спровоцировать их на активные действия. Этого нельзя допустить. Но искать нужно быстро, невзирая ни на какие условности.

– Согласен, – крикнул премьер. – Генерал Сальвиони, вы слышали? Наш эксперт более дельный и смелый человек, чем все наши чиновники. – Он презрительно посмотрел на заместителя министра иностранных дел, и тот втянул голову в плечи. – Если нам суждено погибнуть, то мы умрем с высоко поднятой головой и сознанием, что сделали все для спасения нашего города. Генерал Сальвиони, я приказываю вам начать проверку всех посольств и домов дипломатов, находящихся в Риме. Всю ответственность за скандал я беру лично на себя. Что вам для этого нужно?

– Ваш письменный приказ, – ответил Сальвиони. – Тогда меня никто не сможет остановить. Я проверю американское посольство, даже если там выставят целую дивизию морских пехотинцев.

– Только не поссорьте нас с американцами, – заявил под общий смех премьер-министр. – Я думаю, их посольство – последнее место, где захотели бы спрятаться террористы. Но вы правы. Проверяйте всех, без исключения. Если среди подозреваемых оказался английский дипломат, то мы имеем право больше никому не верить. Если понадобится, я позвоню Президенту США или премьер-министру Великобритании. Мой секретарь подготовит вам письменный приказ, дающий право на проверку всех без исключения помещений.

– Вы понимаете, что вы наделали? – шепотом спросил у Дронго Решетилов. – Это же будет скандал на весь мир. В этом обвинят лично вас и всю нашу делегацию. Как вы могли такое предложить? Итальянцы все равно не пойдут на такое.

– Вы считаете, что будет лучше, если этот город взлетит на воздух? – отозвался Дронго. – В Москве вы не были столь щепетильны. Даже обещали устроить кипяток в голове нашего знакомого авторитета.

– С вами невозможно серьезно разговаривать, – разозлился Решетилов. – Вы действительно не понимаете разницы? Мы не полезли в английское посольство штурмом, даже узнав про Абрахамса. Сначала сделали соответствующий запрос и получили разрешение на разговор с послом.

– У нас было время, а у них его нет, – резонно возразил Дронго.

Совещание закончилось. Премьер-министр стремительно покинул зал, за ним потянулись остальные. К Дронго подошел его старый знакомый – комиссар Террачини.

– Не думал, что снова с вами встречусь, – пробормотал он, протягивая руку.

– На этот раз повод еще более неприятный, – заметил Дронго, пожимая руку Террачини, – представляю, как вы меня ненавидите, синьор комиссар. Постоянно появляюсь в вашей стране с недобрыми вестями.

– Вы хорошо выступали, – сменил тему комиссар, – и все правильно сказали. Нашему премьеру нравятся такие смелые люди, как вы. – Он поднял вверх большой палец и отошел.

Дронго почувствовал за спиной чужое присутствие и обернулся. Это была Галия. Она улыбалась.

– Я думала, что после полета у вас не осталось никаких сил, – лукаво произнесла она, – а вы, оказывается, еще такой живчик.

– Это я притворяюсь, – улыбнулся Дронго. – Как вы себя чувствуете?

– Неплохо. А почему на «вы»? По-моему, мы уже перешли на «ты».

– Ты первая назвала меня так, – заметил Дронго. – Кстати, я хотел извиниться. Ужасно себя вел. Споил девушку в самолете. Нехорошо.

– У нас еще впереди совместный ужин, – напомнила Галия. – Надеюсь, они найдут террористов.

– Посмотрим, – вздохнул Дронго. – А может, тебе лучше улететь отсюда? Я не думаю, что здесь нужны физики. Все и без вас будет ясно. Либо они успели переработать топливо, используя нужное оборудование, либо не успели. Но мы и этого не узнаем, если они начнут действовать.

– Я не уеду, – твердо заявила Галия, – ты еще не знаешь, какая я упрямая.

В зал вбежал офицер полиции. Его громкий крик услышали все присутствующие. Решетилов обернулся к Дронго.

– Что он сказал?

– Они выезжают, – пояснил тот, – и просят всех экспертов собраться в комнате комиссара полиции, на втором этаже.

 

Глава 20

Операция началась через полтора часа. На поиски террористов одновременно выехало более двух тысяч человек. И уже через несколько минут в Министерстве иностранных дел начали принимать звонки разгневанных дипломатов. В посольства Ливии и Египта проверяющих не пустили, пришлось объяснять послам необходимость проводимой операции. Нужно отдать должное послам, оба дипломата поняли деликатность проблемы и разрешили осмотреть свои здания.

Дронго сидел в кресле рядом с Решетиловым, наблюдая, как на большой карте Рима вспыхивают огоньки. Это были дома и посольства, в которые прибывали сотрудники генерала Сальвиони. Дронго наклонился к Решетилову:

– Знаете, Юрий Васильевич, я вдруг подумал, что вы правы. Если такие нарушения начались бы в Москве, вся западная печать написала бы, что в России обижают дипломатов. А здесь они стараются понять. Я не виню в этом итальянцев, таковы двойные стандарты западной прессы.

– Мы это знаем, – отмахнулся Решетилов. – Вот увидите, все равно напишут, что это мы предложили такое издевательство над дипломатами.

По совету Дронго сразу несколько сотрудников Министерства финансов проверяли возможные пути террористов – искали, где они могли расплатиться. Выяснилось, что в Риме за прием груза они выдали банковские гарантии «Барклай-банка» за подписью Чилмера. Кроме того, один из пакистанцев купил две бутылки воды, пока ждал контейнеры. И расплатился карточкой. Было точно установлено, что это пакистанец, прилетевший вместе с Чилмером, так как в грузовом терминале они вместе ждали выгрузки контейнеров.

Пакистанец предъявил карточку на имя Каландара Шахвани. Выяснилось, что контейнеры проходили таможенную проверку, но груз креветок, который получали пакистанцы, таможенники решили не вскрывать. Итальянцы вообще трепетно относятся к еде и считают, что нельзя портить хранящиеся в специальных контейнерах продукты. Нигде не было указано, что эти контейнеры предназначены для защиты от радиации. А долго ожидавший их выгрузки Шахвани купил себе и своему напарнику воду. Но так как в Москве они прошли через VIP-зал, то не успели обменять доллары на евро, и он расплатился кредитной карточкой.

С этой минуты Каландар Шахвани был обречен на повышенное внимание к своей персоне. Через сорок пять минут стало известно, что его счет открыт в американском банке, а сам Шахвани в родном Пакистане обвиняется сразу в нескольких преступлениях. Еще через час ЦРУ подтвердило, что Каландар Шахвани был знаком с ученым из Чикаго Ахмедом Парвизом и дважды бывал у него в гостях уже после смерти жены.

В лондонской квартире Чилмера провели обыск. Среди бумаг нашли фотографии, на которых он запечатлен с Десмондом Абрахамсом. Маховик поиска террористов раскручивался по всему миру. Еще через три часа в Риме чуть не началась перестрелка у посольства Ирана, в которое проверяющих не пускали. Генерал Сальвиони выехал туда вместе с заместителем министра иностранных дел, чтобы на месте объяснить иранцам, что происходит в городе.

К этому моменту многие журналисты уже знали, что в Риме идут беспрецедентные проверки и ищут какие-то непонятные контейнеры, прибывшие из России. Некоторые тележурналисты подъехали к посольствам зарубежных стран, в которых шли проверки. От внимания операторов и репортеров не укрылся и тот факт, что прежде всего проверяли восточные посольства.

К вечеру выяснилось, что Каландар Шахвани еще несколько раз воспользовался своей кредитной карточкой в Сицилии и на севере, в Тренто. Оказалось нетрудно выяснить, что именно в Тренто находится закрытая лаборатория института физических проблем. Работники полиции Тренто получили конкретное задание и штурмом взяли это здание. Все находившиеся в нем сотрудники были арестованы, и скоро выяснилось, что фармацевтическая фирма STW, не имеющая лицензии на работу в Италии, проверяла в этой лаборатории свое оборудование по согласованию с руководством института. Специалисты полетели в Тренто, чтобы установить, чем именно занимались в лаборатории неизвестные иностранцы. Сотрудники лаборатории дали показания, что в работе принимали участие пакистанские и арабские ученые.

В половине двенадцатого ночи в квартире одного из сирийских дипломатов обнаружили Эрика Чилмера. Дипломат не хотел открывать дверь, и полицейским пришлось брать его квартиру штурмом. Чилмера арестовали, препроводили в штаб для допроса.

Едва держащиеся от усталости на ногах эксперты отправились в гостиницу в первом часу ночи. Дронго, буквально шатаясь, шагнул в отведенный ему номер. И чуть не заснул в ванной. А вытеревшись, голым упал на постель. Больше всего в эту ночь он боялся не ядерного взрыва, а возможности появления в его номере Галии, на которую у него не было бы никаких сил. Но молодая женщина его пожалела. В шесть часов утра его разбудили. Он побрился, еще раз принял душ и спустился вниз. В холле ему пришлось подождать остальных. Было заметно, что люди не успели как следует отдохнуть. Коробов спустился небритым. У Решетилова под глазами набухли мешки. Только Галия, судя по ее виду, неплохо выспалась. Даже Мукан Бадыров выглядел измученным. И только Пьеро мягко улыбался, неизменно вежливый, чисто выбритый, удивительно спокойный, словно изнурительные перелеты и постоянное отсутствие сна были для него нормой. Дронго ему даже позавидовал. «И когда только этот тип успевает бриться», – с досадой подумал он о своей тени.

В штабе они узнали, что Чилмер дал показания. Прибывший вместе с ним Каландар Шахвани прятался в доме, находящемся в семидесяти километрах к югу от Рима. Вместе с ним в доме оказались еще двое иракцев, прилетевших сюда из Багдада. Полиция и карабинеры штурмом взяли дом, застрелив при этом двоих террористов. К сожалению, среди них оказался Шахвани. Его портрет, посланный в Москву, опознал Алик Тифлисский. Чилмер также подтвердил, что убит был тот самый пакистанец, с которым он был в Новосибирске и в Москве. Специалисты ЦРУ начали допрос Чилмера, чтобы установить конкретных заказчиков этого чудовищного преступления и местонахождение уже готовой бомбы.

Но среди задержанных не было Ахмеда Парвиза. Чилмер подтвердил, что знаком с английским дипломатом Десмондом Абрахамсом, который помог ему ввезти пустые контейнеры в Россию, отправить их в Новосибирск, затем получить груз из Казахстана и снова переправить его в Москву и Рим. Заказчиком преступления Чилмер и Абрахамс назвали одного и того же человека. Но ни английские, ни американские спецслужбы не решались объявить об этом публично. Оба задержанных уверяли, что бомбу должен запустить особый связной из Багдада, который прибудет в Рим утром в воскресенье, перед самым началом торжественной мессы. Этот человек сознательно идет на смерть, чтобы устроить чудовищный взрыв, который наверняка войдет в историю.

В половине одиннадцатого следующего дня в засаде, устроенной у дома, где нашли Шахвани, наконец арестовали и Ахмеда Парвиза. Его привезли в штаб, охраняя как самого важного свидетеля. Под охраной нескольких сотрудников спецслужб Парвиза привезли на допрос к самому генералу Сальвиони. Но все попытки генерала и его следователей выжать из ученого хотя бы толику информации оказались напрасными. У несчастного ученого с собой оказался яд, вшитый тонкой пластинкой под воротником рубашки. Когда он понял, что его собираются допросить с применением психотропных средств, то раскусил эту пластинку и ровно через восемьдесят секунд, несмотря на все усилия суетившихся вокруг врачей, у него остановилось сердце.

После применения «сыворотки правды» Чилмер рассказал, что взрыв назначен на следующее воскресенье, во время выступления папы римского на площади Ватикана. Он не знал, где находится бомба, но стало ясно, что до взрыва осталось только два дня. Галия и Мукан вылетели в Тренто, где проводились проверки всего комплекса оборудования, находящегося в лаборатории. Специалисты пришли к единому мнению, что там шла кустарная переработка ядерного топлива, похищенного из хранилища под Павлодаром. При этом метод превращения отработанного плутония в ядерное оружие, придуманный Ахмедом Парвизом, оказался гениально простым.

Ученые знали, что существуют два типа атомной бомбы. Пушечный тип, когда два фрагмента урана или плутония подкритической массы сближаются, образуя надкритическую массу. И имплозивный тип, когда делящийся материал переводится из подкритического в надкритическое состояние под воздействием сильного давления и в окружающем топливо взрывчатом веществе происходит детонация, направленная внутрь.

Ахмед Парвиз, используя последние достижения физики, разработал абсолютно новый тип бомбы, при котором дейтерий и тритий нагревались до определенной температуры. Используя нестабильный изотоп гелия, он в сочетании с полученным ядерным топливом изготовил так называемую «грязную» бомбу, которая могла самостоятельно взорваться и погубить все живое в радиусе нескольких километров. Ученые пришли в ужас и в восторг одновременно. С одной стороны, гений Ахмеда Парвиза не вызывал сомнений, с другой стороны, все понимали, на какое зло была направлена сила его ума.

И самое страшное заключалось в том, что изготовленной бомбы пока нигде не обнаружили. Ее не могли найти. И никто не знал, где она находится, – ни Эрик Чилмер, ни Десмонд Абрахамс. За ее доставку отвечал лично Шахвани, погибший во время захвата дома, где он прятался. Мог об этом знать и сам изобретатель, но тоже не успел рассказать. Штаб собрался на очередное заседание. До взрыва оставалось меньше двух дней.

Никто не мог предложить никакого вразумительного решения. Американцы и англичане по-прежнему хранили молчание насчет конкретного заказчика этого преступления. А новых данных у штаба не было.

Вечером этого же дня во всех английских газетах появилось сообщение, что в автомобильной аварии погиб консул Саудовской Аравии в Великобритании Хашим Хасан ас-Сабаи, принадлежащий к влиятельному саудовскому роду. Правда, некоторые газеты написали, что консул исчез несколько дней назад и погиб при весьма странных обстоятельствах. А одна газета высказала предположение, что консул мог быть замешанным в террористических актах одиннадцатого сентября. Но никто не связал внезапную смерть Хашима Хасана ас-Сабаи с событиями, происходящими в Риме. Никто не предполагал, что в результате закулисных переговоров между представителями американской и английской разведок, с одной стороны, а также королевским саудовским домом – с другой, было решено не предавать огласке факт участия консула в похищении ядерного топлива в Казахстане. Удалось лишь узнать, что Пойш встречался с Чилмером за полтора года до описываемых событий, а Чилмер был доверенным лицом и финансовым советником саудовского консула.

Проверка финансовых счетов арестованных показала, что на счета Чилмера и Абрахамса деньги переводились со счета фирмы, контролируемой Хашимом Хасаном ас-Сабаи. Когда консулу предъявили финансовую документацию, он понял все. Консул был осведомленным человеком и знал, что с него могут снять дипломатическую неприкосновенность и выдать его англичанам. Не говоря уже о том, что его обязательно допросят и узнают все подробности готовившегося террористического акта. И тогда, проводив гостей, консул взял пистолет и решил все вопросы раз и навсегда. Перед смертью он написал письмо семье, заверяя, что уже через два дня станет национальным героем и они смогут гордиться его подвигом. Письмо стало подтверждением страшного факта, что взрыв произойдет именно в воскресенье.

Но никто не должен был узнать об этом в Лондоне. Поэтому было принято решение сообщить о якобы произошедшей автомобильной аварии, что удовлетворяло все стороны. Теперь все ждали прибытия связного из Багдада, который должен был запустить механизм «грязной» бомбы и привести в исполнение приговор, вынесенный Вечному городу.

 

Глава 21

Это утро впервые за все время у экспертов, прибывших в Рим, выдалось относительно свободным. По городу продолжались поиски, во всех районах Рима работали армейские патрули, но они могли немного расслабиться. Им даже предложили покинуть город, с тем чтобы не подставлять себя под реальную угрозу террористов. Но Юрий Васильевич Решетилов, выражая мнение всех остальных, категорически отказался уехать. Рано утром из Тренто вернулись Мукан Бадыров и Галия. Им лично довелось убедиться в неистовой гениальности погибшего Ахмеда Парвиза, так и не осознавшего, что нельзя мстить человечеству за свои личные проблемы.

Утром этого дня Дронго и Галия ходили по улицам рядом с Ватиканом, впервые выйдя на совместную прогулку.

– Завтра все закончится, – напомнила Галия, – а мне все кажется, что я еще не успела с тобой познакомиться.

– Хорошо, если все пройдет благополучно, – отозвался Дронго. – В следующий раз лучше знакомиться при более благоприятных обстоятельствах. Ты представляешь, какую операцию они провели и какие деньги на нее потратили? Нужно было узнать все от Пойша, затем найти Чилмера, узнать про Ахмеда Парвиза, собрать группу, выйти на Десмонда Абрахамса, подготовить контейнеры, отправить их в Новосибирск, найти необходимых людей в Москве… По моим самым приблизительным подсчетам, все это обошлось в несколько миллионов долларов, около десяти…

– Откуда они взяли такие деньги?

– Кажется, я могу вычислить конкретного заказчика, – признался Дронго. – Вчера и позавчера все английские газеты писали о таинственной гибели в автомобильной катастрофе консула Саудовской Аравии в Великобритании, человека из известного саудовского рода, который, возможно, был причастен к событиям одиннадцатого сентября, но тогда этого не удалось доказать. А теперь он вдруг так неожиданно и так вовремя погибает. Посмотри на факты. В Англии жил переехавший туда Витолдс Пойш, которого сбила неизвестная машина. В Англии же некоторое время проживал Ахмед Парвиз. И наконец, там же общались друг с другом Эрик Чилмер и Десмонд Абрахамс. Все совпадает. Если учесть, что погибший Каландар Шахвани тоже некоторое время жил в Англии, то становится ясно, кто мог быть конкретным заказчиком этого преступления.

Я думаю, мы все сработали не очень хорошо. Конечно, арест Абрахамса и Чилмера – это большое событие. Благодаря этим людям мы узнали все подробности провоза груза и его переправки в Италию. Но ни один из них не был посвящен в тайну бомбы. Ее наверняка знали двое пакистанцев – сам Ахмед Парвиз и его напарник Каландар Шахвани. А мы допустили, что оба они погибли. Нужно было сделать все, чтобы оставить в живых хотя бы одного из них.

– Шахвани оказал вооруженное сопротивление, – напомнила Галия, – его не смогли взять живым, а Ахмед Парвиз покончил с собой, когда понял, что его заставят отвечать на все вопросы.

– Это огромная ошибка наших итальянских коллег. Они не учли специфику мышления несчастного ученого, – пояснил Дронго. – Он настолько ненавидел весь мир после смерти жены, что был готов взорвать земной шар и абсолютно не дорожил собственной жизнью. Необходимо было это предусмотреть, но итальянцы были уверены, что между боевиком и ученым большая дистанция. Вот поэтому так халатно и подошли к этому вопросу.

– Какая несчастная судьба! – прошептала молодая женщина. – Парвиз мог стать гениальным изобретателем, получить Нобелевскую премию, а вместо этого умер с клеймом террориста. А ведь он не был примитивным террористом, и вдруг такая ненависть.

– Попробуй представить себе его состояние, – посоветовал Дронго. – Говорят, что он безумно любил жену. И вдруг она погибает в Чикаго. После этого ему кажется, что весь мир рушится. К тому же он наверняка чувствовал, как после одиннадцатого сентября к нему изменилось отношение окружающих, даже друзей.

Все совсем не так просто, как нам иногда кажется. Ты ведь знаешь, что я живу в Москве. И достаточно часто вижу, как ведут себя некоторые молодые люди по отношению к представителям других этнических групп – неграм, китайцам, вьетнамцам. Особенно поразительно плохое отношение к кавказцам, которых называют «черномазыми». Им не сдают квартиры, их документы постоянно проверяет милиция, их избивают в поездах метро и в электричках. При этом возросшую ненависть объясняют отношением ко всем приехавшим вообще. Если учесть, что армяне, грузины, осетины вообще православные христиане, то такое отношение совсем непонятно. И плюс еще ненависть на религиозной почве. Я понимаю, что после стольких лет ожесточенной войны в Чечне не может быть мира в душах людей, но и такая ненависть совсем неплодотворна. Она рождает ответные чувства. Ты можешь себе представить, что чувствуют таджики или узбеки, азербайджанцы или лезгины, когда их постоянно останавливают на улицах, чтобы проверить документы, и берут с них деньги. Когда они ездят в метро, озираясь на каждого встречного, когда боятся темных подъездов и молодых ребят, собирающихся группами.

После одиннадцатого сентября в Америке стали так же относиться к представителям мусульманского населения, особенно к арабам, пакистанцам, туркам, персам. Эту ненависть наверняка чувствовал на себе и Ахмед Парвиз. Он не был виноват в том, что случилось в Нью-Йорке и Пентагоне, но коллективная вина возлагалась и на таких людей. Как после каждого террористического акта бьют ни в чем не повинного азербайджанского торговца овощами, армянского сапожника, грузинского парикмахера, даже чеченского портного. При этом всегда страдают несчастные, нищие, абсолютно невиновные люди. Никто не идет бить меценатов террористов, негодяев, которые дают им деньги. Хотя про них все знают. Но их невозможно достать, они за бронированными стеклами «Мерседесов», за спинами телохранителей. И простым людям невозможно объяснить, что нет плохих народов, а есть подлецы, не представляющие свой народ. Как не может представлять весь русский народ полковник Буданов. А вот Толстой может. И мой любимый Чехов тоже может. И Чайковский, которого я боготворю. Все просто, но почему-то люди не хотят этого понять. Наверное, Парвизу было трудно. После одиннадцатого сентября в Чикаго ему стало трудно. А после смерти жены он возненавидел не только этот город, но и всю западную цивилизацию. Это наглядный урок нам всем, как ненависть порождает ненависть.

Они шли вдоль стены вокруг Ватикана. Галия задрала голову, обозревая эту высокую стену, служащую как бы границей между Ватиканом и всем остальным Римом.

– Всегда мечтала здесь побывать, – призналась она. – Особенно в самом Ватикане. Говорят, там невероятные музеи. Но мне сказали, что в левой части сейчас идет ремонт.

– Но можно посмотреть все остальное, – предложил Дронго, – и даже знаменитую Сикстинскую капеллу Микеланджело. Пойдем, я буду твоим гидом.

Они провели в музеях Ватикана около трех часов. А когда вышли, Галия с трудом сдерживала восторги.

– Это было замечательно, – прошептала она. – Ты, наверное, много раз сюда приходил?

– Да, много, – подтвердил Дронго. – Каждый раз, когда я вижу эту капеллу, картографический зал Ватикана, скульптуры во дворе, среди которых Лаокоон с сыновьями, когда спускаюсь по знаменитой лестнице, устройство которой невозможно понять с первого взгляда, мне кажется, что я приобщаюсь к чуду.

– Завтра все закончится, – немного грустно повторила Галия, – и мы отсюда уедем.

– Я думаю, завтра миллионы итальянцев будут молиться за наш скорый отъезд, – мрачно заметил Дронго, – и это будет правильно.

– Ты останешься в Италии? – полюбопытствовала она.

– Да.

Галия молча кивнула, и он не сумел разобрать выражение ее лица. Но в эту ночь она не пришла в его номер. И он не решился дойти до ее дверей, заснув в своей комнате. Но под утро она постучалась к нему. И он открыл ей дверь.

– Извини, – произнесла Галия, отводя глаза, – я знаю, какой сегодня день. Последний день в Италии. Я подумала, что если сейчас не приду, то потом себе этого не прощу. Ты меня пустишь?

Он провел ее в комнату, не сказав ни слова.

Через несколько часов в аэропорту Фьюминчино все ждали самолета из Дамаска, на котором должен был прилететь связной из Багдада. Аэропорт оцепили, несколько сотен переодетых полицейских и работников службы безопасности ждали, когда начнут выходить пассажиры. Все пограничники и таможенники тоже были предупреждены, одновременно работали сотни кино– и телекамер. Но, как обычно бывает в таких случаях, никто не обратил внимания на рыжеволосого мужчину среди встречающих и терпеливо кого-то поджидающего. Мужчина имел ярко выраженную европейскую внешность, и поэтому им никто не заинтересовался.

К этому моменту у генерала Сальвиони был список авиапассажиров. Из ста двенадцати человек, прилетевших этим рейсом, почти половину составляли женщины. И пятеро детей. Предстояло решить, как поступить. Отпустить всех было бы полным безумием. Генерал принял решение закрыть терминал и самому выйти к пассажирам рейса. Среди прилетевших не было ни одного гражданина Ирака, и лишь двадцать восемь человек – гражданами Сирии. Остальные – граждане Турции, Греции, Кипра, Египта, Ирана, Венесуэлы, Италии, Франции, Ливана.

– Как нам выяснить, кто из них «связной из Багдада»? – недоуменно спросил Сальвиони, обращаясь к экспертам. – Мы же не можем установить наблюдение за каждым из них. И не можем их отпустить. Лучше я оставлю их в терминале на несколько дней, чем позволю взорвать наш город. «Связной» должен знать все коды и местонахождение бомбы. Это должен быть смертник, готовый рискнуть собой во имя выполнения задачи. Как нам его определить?

– Пригласить психологов, чтобы побеседовали с каждым, – предложил английский представитель.

– Прогнать всех через «детектор лжи», – посоветовал американец, – проверить всех до единого, даже детей. Нельзя рисковать, может, код знает ребенок, который должен передать его смертнику, уже находящемуся в Риме.

– Придется проверять таким образом, – согласился генерал, – у нас нет другого выхода. Торжественная месса в Ватикане начнется через три часа. А если бомба взорвется сама, без этого «связного»?

Эксперты молчали. Каждый понимал опасность именно такого исхода. Нужно было что-то делать…

– Начинайте проверку, – предложил американский эксперт, – но можно отпустить всех, за кем приехали родные. Или….

– Стоп! – вмешался Дронго. – Как раз наоборот. Давайте выясним, за кем приехали в аэропорт встречающие. Связной не может самостоятельно появиться в Риме, его должны встречать. Отделим тех, кого встречают. Объявите по радио, что мы ждем всех встречающих в другом терминале. И начинайте с ними беседы. Одновременно – с прилетевшими. Два человека не могут совершенно одинаково врать, это невозможно, как бы хорошо они ни договорились.

– Верно, – обрадовался генерал, – объявите по радио, что мы ждем встречающих в другом терминале.

– И разрешите нам просмотреть весь груз приехавших, – попросил Дронго.

Генерал согласно кивнул. Через пятнадцать минут выяснилось, что тридцати четырех пассажиров встречают родственники и друзья. Этих людей сразу выделили, разбив на несколько групп. Психологи начали с ними беседу, а из Рима срочно везли аппараты, называемые «детекторами лжи». Но всем было понятно, что за три часа они могут просто не успеть.

Дронго внимательно исследовал багаж прилетевших. Он просматривал на мониторах каждый чемодан, каждую сумку. В одном из чемоданов находились кисти, халаты, обувь. Когда этот чемодан просветили, один из экспертов понимающе кивнул.

– Наверное, художник.

– Да, – подтвердил офицер пограничной стражи, сверяясь с номером багажа. – Это Лайла Констаки, гражданка Греции. Она дизайнер.

Следующий чемодан принадлежал сирийскому бизнесмену. Но Дронго неожиданно попросил вернуть предыдущий чемодан. И еще раз внимательно рассмотрел содержимое через монитор, а затем предложил вскрыть подозрительный чемодан. Генерал Сальвиони разрешил это сделать.

Дронго задумчиво потрогал лежащие в нем кисти. Стоявший рядом английский эксперт улыбнулся.

– Мы теряем время на рассмотрение вещей этой художницы. Здесь ничего нет, коллега.

– Есть, – решительно возразил Дронго, – мы ее нашли. Это она…

– Что? – изумился англичанин. – Почему она?

– Вы уверены? – спросил генерал.

– Абсолютно. Ее должны встречать. Арестуйте человека, который ее встречает, через пять минут мы будем знать о ней все.

В комнату начальника смены пригласили рыжеволосого.

Затем привели Лайлу Констаки. Увидев выражение ее лица, Дронго окончательно убедился в своей правоте.

– Это она, – убежденно повторил он. – Можете ее допросить.

– Но почему? Почему вы так уверены? – удивился англичанин.

– Кисти, – пояснил Дронго. – Она положила в чемодан грязные кисти. Ни один дизайнер и ни один художник никогда так не поступит. Молодая женщина везет с собой чемодан с грязными кистями, и у нее нет ни белья, ни одежды, ни парфюмерных принадлежностей. В багаже только грязные халаты и неочищенные кисти. Это она… И я знаю, где находится бомба. В музеях Ватикана сейчас идет ремонт. Она должна войти туда под видом дизайнера или художника. Поэтому здесь все подготовлено для маскарада. Это она должна запустить бомбу. Ищите ее в музеях Ватикана среди материалов, приготовленных для строительных нужд.

К женщине направились сразу несколько офицеров полиции. Встречающий ее рыжеволосый, сидящий за стеклом в другом зале, заметно занервничал. К Лайле Констаки подошел старший офицер, предложил ей пройти в другую комнату и забрать свой чемодан. Она обернулась, глянула на рыжеволосого. Старший офицер тоже обернулся и, посмотрев на Дронго, кивнул ему в знак подтверждения. Это было его ошибкой. Рыжеволосый понял, что этот высокий мужчина, видимо, тот самый человек, который вычислил его напарницу.

Дронго повернулся, чтобы позвать Решетилова и вместе с ним пройти в комнату для досмотра багажа прилетевшей из Сирии гражданки Греции, и в этот момент в другом зале неожиданно вскочил со своего места рыжеволосый.

– Будь ты проклят! – закричал он, доставая небольшой пистолет, закрепленный у него на ноге.

Все замерли, никто не ожидал ничего подобного. Никому даже не могло прийти в голову обыскивать приехавших в аэропорт встречающих. Рыжеволосый прицелился и трижды выстрелил…

– Как глупо, – подумал Дронго, не успев даже пригнуться. Пули попали в цель…

Рыжеволосый тут же оказался отброшен в сторону. На его груди выступало сразу три кровавых пятна. Все обернулись. Рядом с Дронго стоял Пьеро и немного грустно смотрел на убитого им террориста.

– Откуда у вас оружие? – шепотом спросил Дронго.

– Ребята из посольства помогли, – невозмутимо пояснил Пьеро. – Я обязан был вас охранять, чтобы с вами ничего не случилось.

– Спасибо, – прошептал потрясенный Дронго.

И в этот момент обернулась Лайла. Она рванулась к окну, словно собираясь выпрыгнуть. Но сразу четверо сотрудников полиции успели ее перехватить.

– Быстро в Ватикан, – обратился Дронго к генералу Сальвиони, и тот согласно кивнул.

– Такого я еще не видел, – прошептал ошеломленный Решетилов, растерянно глядя на погибшего террориста. И, глядя на раненого Дронго, добавил: – Теперь даже не знаю, как вас назвать.

– Дронго, – улыбнулся тот. – Меня обычно так называют. Нужно успеть найти эту проклятую бомбу. Думаю, на этот раз я не ошибся.

Он не ошибся. В одном из помещений Ватикана, где собирались делать ремонт, среди ящиков, заполненных инструментами и строительными материалами, быстро нашли один подозрительный. С бомбой.

Через два дня из папской канцелярии пришло сообщение, что понтифик наградил неизвестного эксперта почетной медалью Ватикана. Говорили, что этот эксперт помог обнаружить в одном из музеев Ватикана какой-то непонятный груз. Но, возможно, это были только слухи. Средствам массовой информации подробности не сообщили – слишком уж невероятными они выглядели в изложениях участников этих событий.