Их все-таки нашли. Сам Мукан Бадыров пришел за ними в ресторан, чтобы передать Дронго извинения Решетилова, который заверил, что не хотел оскорбить эксперта, и попросил его вернуться. Дронго понимал, что генерал волнуется, ведь по существу он отвечает за жизни миллионов людей, которые могут подвергнуться невероятной атаке. Но и прощать его выпады ему не хотелось. Поэтому он предложил Бадырову присоединиться к ним, спокойно позавтракал и лишь затем вернулся в управление ФСБ.

Решетилов сидел за столом красный от повышенного давления. Когда Дронго вошел в комнату, генерал поднялся и негромко буркнул, что сожалеет о случившемся. Дронго решил, что не стоит усугублять конфликт, и согласно кивнул.

– Мы уже начали работу по всем вашим пунктам, – сообщил Михалев. Ему было приятно, что этот эксперт поставил на место зарвавшегося генерала из Москвы. – Сейчас руководство погранотряда проверяет, каким образом этот груз мог попасть на территорию нашей области. Совместно с группой Бадырова будет проведена комплексная проверка самолетов всех авиарейсов и железнодорожных вагонов.

– А мы проверим, как эти погибшие оказались снова в нашей стране, – добавил Кенжетаев.

– Насчет того, кто мог выдать тайну хранилища, пока ничего не известно, – добавил Михалев. – Ну вот, кажется, все.

– Нет, не все, – упрямо возразил Дронго.

В комнату вошел Пьеро и сел на стул у стены.

– Подполковник Бадыров сообщил мне, что шведская фирма «ЭСИ-АТОМ» разработала новые контейнеры для перевозки радиоактивных материалов, – сказал Дронго. – Нужно связаться с ними и узнать, не получали ли они в течение последних нескольких месяцев заказ на такие контейнеры. Они ведь должны производить их под строгим контролем МАГАТЭ, агентства по атомной энергии.

– Только этого не хватало! – вырвалось у Решетилова.

– Ни в коем случае, – поддержал его Кенжетаев. – Это означает рассказать всем о том, что у нас случилось. Представляете, какой разразится скандал? Мне даже не хочется об этом думать. Их инспекторы должны были проверять хранилища с отходами ядерного топлива. Если выяснится, что мы столько лет не сообщали им об этом хранилище… Нет, этого нельзя делать.

– Тогда давайте продолжать обманывать весь мир, – разозлился Дронго. – Расскажем всем, что из вашего болота украли пару ящериц и лягушек, которые там не водятся. Скажем всем, что ничего страшного не произошло. И будем ждать, когда где-то взорвется эта «грязная бомба». А потом будем оправдываться, объясняя всему миру, что нас не так поняли. Вы этого хотите? Вы не понимаете, что нам нужно задействовать все международные организации, отказаться от глупых штампов насчет ЦРУ и МАГАТЭ, а не ждать, когда террористы устроят свой фейерверк?

– У меня нет полномочий на такие действия, – твердо заявил Кенжетаев, – и не нужно считать себя единственным спасителем человечества.

– Я предлагаю вам разделить со мной эту почетную миссию, – парировал Дронго.

– Какой у вас плохой характер, – вмешался Решетилов. – Вот теперь вы скандалите с нашим казахстанским коллегой.

– Неужели вы не понимаете, что происходит? – возмутился Дронго. – Ваши эксперты настаивают, что в любой момент эта бомба может сработать. В любой момент похищенные два месяца назад ядерные отходы могут быть переработаны в небольшую бомбу. В одну или в две, и террористы устроят апокалипсис. И вы считаете, что мы должны искать их, не предупреждая никого об опасности? Думаете, это наиболее правильная позиция?

– Мы офицеры, – напомнил Кенжетаев, – и у нас есть свои руководители. Без согласования с ними мы не можем ничего предпринимать. У нас такой порядок. Я думал, вы нас понимаете.

– Тогда нужно говорить с теми, кто решает эти вопросы, – заявил Дронго, – и немедленно. Положение настолько опасное, что силами одной или двух стран мы уже не обойдемся. Против нас действуют не террористы-одиночки. Эта мощная, отлично финансируемая и хорошо подобранная международная группа. А мы пока только идем по их следам.

Михалев, сидящий во главе стола, согласно кивнул.

– Мне кажется, что в рассуждениях нашего эксперта есть здравый смысл. Из Павлодара звонил академик Селихов. Он считает, что украденные отходы были очень токсичными, гораздо более опасными, чем нынешние, учитывая несовершенство технологий шестидесятых годов, – сообщил генерал. – А еще мне только что звонили из нашего научного городка. Уровень радиации в той самой лаборатории выше нормального фона в несколько десятков раз.

В этот момент раздался еще один телефонный звонок. Михалев, недовольно взглянув на аппарат, поднял трубку.

– Это вас, Юрий Васильевич, – позвал он Решетилова.

Тот подошел к телефону.

– Слушаю. Да, я все понял. В какой больнице? Пусть установят пост и никого к нему не пускают. Да, да, я все понимаю. – Он положил трубку, недовольно обвел взглядом всех присутствующих и рассказал: – Они вошли в квартиру сестры Адабашева. Там никого не оказалось. Ее брат уже целый месяц лежит в больнице на Каширке. Там онкологическая больница, – почему-то добавил он. И, не выдержав, выругался: – Сукин сын! Сначала помогает террористам, а потом ложится в нашу больницу, чтобы его вылечили.

– Зачем он поехал в Москву? – спросил Дронго. – Это ведь срывает всю операцию. Если цель террористов – Москва, то он не должен там появляться ни при каких обстоятельствах. Почему он туда поехал? Мы ведь считали, что южное направление в Казахстане было отвлекающим маневром, поэтому они и выслали туда всех зараженных.

– Он лежит в больнице, – упрямо повторил Решетилов. – Когда они понимают, что могут умереть, то сразу забывают обо всем на свете.

– Уехать в Москву, чтобы там умереть? – Дронго покачал головой. – Я думаю, нужно с ним встретиться.

– Поэтому там и поставили охрану, – победно вскинул голову Решетилов. Наконец-то эксперт хоть в чем-то признал его правоту.

– Наши пограничники уверены, что груз не проходил через таможню и пограничные посты, – сообщил Михалев, – иначе они обратили бы внимание на эти бочки. Такого груза просто не было.

– Значит, его ввезли нелегально, – предположил Дронго, – и не по железной дороге, а на том самом исчезнувшем грузовике. Вполне вероятно, что его нужно искать не в Казахстане, а в вашей области.

– По железной дороге они могли провезти груз через три станции, – объяснил Михалев, – с юга через Семипалатинск в наш Веселоярск. Непосредственно из Павлодара через Кулунду и могли ввезти с запада через Карасук, но это наименее вероятный путь.

– Почему? – не понял Кенжетаев.

– Эта дорога из Омской области. Она проходит через вашу территорию, срезая угол. Но там на вашей стороне нет крупных станций.

– Они могли отправиться на север и там перегрузить контейнеры в вагоны, чтобы сбить все следы, – предположил Дронго. – Психологически это оправдано. Они понимают, что составы, следующие из Омской области, будут проверять не так тщательно, как остальные. На вашем месте я проверил бы в первую очередь именно это направление.

– Сейчас наши сотрудники щупают документацию по всем направлениям, – заявил Михалев.

– А если контейнеры ввезли на грузовике? – спросил Дронго.

Михалев покачал головой.

– Сотни километров необорудованной границы, – напомнил он. – Мы не можем гарантировать, что они где-то не прорвались. И не только в нашей области.

– Тысячи, – вмешался Решетилов, – тысячи километров никем не охраняемой границы. Можете себе представить эту невероятную линию в виде государственной границы между Россией и Казахстаном? У нас была такая государственная граница страны на юге, когда существовала единая страна. Там был оборудован каждый километр. А теперь все нужно делать заново.

По лицам присутствующих офицеров Дронго понял, что с Решетиловым многие согласны. Но никто больше не произнес ни слова. Михалев закончил совещание, сообщив, что присутствующим взяты билеты на рейс в Москву.

– Вы вылетаете через два часа, – добавил генерал, – мы взяли пять билетов.

– Почему пять? – не понял Решетилов. – Я думал, мы летим вместе с нашим экспертом.

– Его помощник, – показал генерал Михалев на Пьеро, который даже не поднял головы, увлеченно разгадывая кроссворд в прошлогоднем журнале, – и двое наших гостей – подполковник Бадыров и старший лейтенант Рахимджанова. Мы согласовали этот вопрос с руководством обеих спецслужб. Савутджан Шарипович останется с нами, для координации общих действий.

– Да, – недовольно подтвердил Кенжетаев, – так решило руководство. – Было очевидно, что ему не нравилось такое решение, сам он с удовольствием отправился бы в Москву вместо своего подполковника.

Через два часа самолет взял курс на Москву. Дронго и генерал Решетилов получили места в салоне бизнес-класса, а остальных разместили во втором салоне. И поэтому почти четыре часа Дронго должен был терпеть соседство генерала, которому он не симпатизировал. Решетилову тоже не понравилась такая компания, но он благоразумно решил промолчать, догадываясь, что в Москве этот эксперт станет самым важным специалистом, к мнению которого будут прислушиваться и все остальные руководители. Он вообще не понимал, зачем нужно было приглашать постороннего человека для работы по такому деликатному вопросу. Следовало задействовать собственных специалистов. И не обращать внимания на американцев, которые могли требовать все, что угодно.

Все четыре часа в самолете Решетилов недовольно сопел, поглядывая на сидящего рядом эксперта. Он с удовольствием отказался бы от сотрудничества с этим типом, а заодно разогнал бы и всю команду, летящую вместе с ними в самолете. А этот его непонятный молчаливый «охранник», похожий на рефлексирующего интеллигента? Наверное, официально он секретарь Дронго. Генерал, несмотря на свой огромный опыт, даже не мог себе представить, что на самом деле этот человек – полковник разведки и один из лучших «ликвидаторов» в их прежнем общем ведомстве. Теперь, когда стало ясно, что террористы выбрали северный маршрут, по его мнению, нужно было бы отказаться от сотрудничества с южными соседями и создать собственную группу. И хотя Решетилов знал, что оба офицера, следующие с ним в Москву, хорошие специалисты в области физики и ядерного топлива, тем не менее считал их появление в столице ненужным. Но спорить с руководством ему не хотелось.

Он не пил спиртного, зная, что в Москве их будут встречать. Во время полета генерал выпил шесть или семь чашек кофе, что сказалось на цвете его лица. Генерал страдал повышенным давлением, но, кроме кофе, ничего больше не пил. Дронго выпил традиционный чай и даже попросил бокал красного вина. Он понимал состояние Решетилова, но его более всего волновало загадочное поведение Адабашева, который зачем-то отправился в Москву, неожиданно уволившись из своего института. Если он больше не собирается возвращаться в Новосибирск, то логика его действий ясна. Но почему ему разрешили лечь в больницу именно в Москве? Или вот таким странным способом хотят дать понять, что ее можно исключить из числа городов, где может произойти террористический акт? Почему они так подставляются после столь успешной операции в Казахстане? Или это личная инициатива Адабашева? При этом Дронго отлично знал, что ответы на все эти вопросы можно будет получить, лишь встретившись с преподавателем.

– Юрий Васильевич, – не выдержал он, обратившись к генералу, – я думаю, нас встретят в Домодедове?

– Конечно, встретят, – недовольно буркнул тот.

– Может, нам лучше сразу отправиться в больницу? – предложил Дронго. – Она на Каширском шоссе, мы все равно будем проезжать мимо нее, когда поедем из аэропорта в центр.

– Так будет лучше, – согласился генерал. Он подумал, что о его поступке сразу доложат руководству и это даст ему несколько лишних очков. Вот ведь после столь изнурительной и ответственной командировки Решетилов не успел вернуться в столицу, как сразу отправился в больницу. Такое его поведение не может не понравиться руководству. И самое важное – они не потеряют время.

– Откуда вы так хорошо знаете Москву? – поинтересовался генерал.

– Вы так ничего и не поняли, – снисходительно улыбнулся Дронго. – Разве вам не говорили, где я живу?

– В Италии, где-то под Римом, – вспомнил Решетилов.

– Я там бываю не всегда. Москва мне такой же родной город, как и вам, генерал. Неужели вы до сих пор не поняли, что нас многое связывает? Или вы уже не хотите этого видеть?

– Опять нарываетесь на скандал? – нахмурился Решетилов.

– Нет. Вы уже сказали мне все, что думаете о моей персоне. Я не люблю, когда меня оскорбляют, как и всякий разумный человек. Но могу понять логику ваших рассуждений. Вам кажется оскорбительным, что по этому важному вопросу обратились именно ко мне, к какому-то эксперту.

– Я не комментирую решения вышестоящего руководства, – огрызнулся генерал, – хотя мне действительно не очень понятно, почему выбрали именно вас. Но я не привык обсуждать приказы.

– Я могу задать вам один вопрос?

– Давайте.

– В каком управлении вы работали? Или вас перевели в Москву из провинции?

– Меня никуда не переводили, – обиделся Решетилов. – Я закончил институт в Москве еще в семидесятые годы. А потом поехал на БАМ в составе студенческого отряда. Затем целых двадцать лет работал в органах контрразведки, в Питере.

– Ах, так вы питерский? – улыбнулся Дронго. – Путинский призыв?

– Нет, меня перевели в столицу еще шесть лет назад.

– А генерала вы получили недавно?

– В прошлом году, – гордо ответил Решетилов. – У вас есть еще вопросы по моей биографии?

– Никаких. Значит, вы не питерский, а только работали там.

– Считаете, что я недостаточно интеллигентен? – понял его намек генерал. – Да, я родился в Макеевке и этим очень горжусь. Это настоящий рабочий поселок, где жили и живут честные, работящие люди.

Дронго кивнул в знак согласия. Он мог бы догадаться. Если генерала ФСБ посылают для координации действий в Казахстан и поручают работать с приехавшим экспертом, то сразу понятно, что самого лучшего не пошлют. Выберут не худшего. Тем более что в Москве, очевидно, поначалу считали пропавшие контейнеры проблемой казахов. И только позже осознали всю сложность положения.

Больше они не разговаривали. В Домодедове их действительно ждали. Едва они вышли из самолета, как их встретили офицеры, прибывшие в аэропорт. Гостей провели сразу к машинам, уже поджидающим прилетевших.

– Почему не в VIP-зал? – недовольно поинтересовался Решетилов. – Мы могли бы подождать там, пока все оформят.

– Извините, Юрий Васильевич, – осторожно ответил один из офицеров, – но они снова подняли цены.

– Какие цены? Что значит «подняли»?

– За каждого пассажира нужно платить двести долларов, – пояснил офицер, – за пятерых – тысячу. Мы решили, что будет правильно, если сразу проведем вас к машинам.

– Двести долларов за пользование VIP-залом? – не поверил Решетилов. – Совсем с ума сошли! Неужели все платят?

– Да, – кивнул офицер, – такие цены.

– И не дают даже стакана минеральной воды бесплатно, – добавил Дронго.

– Вы тоже знаете об этих ценах? – понял генерал.

– Конечно. Я же часто летаю. Билет туда и обратно порой стоит дешевле, чем разовое посещение вашего VIP-зала в Домодедове. Или вы не знаете, генерал, что таких высоких цен, как в Москве, нет нигде в мире?

Вместо ответа Решетилов выругался. Затем сел в автомобиль, сильно хлопнув дверцей. Когда Дронго устроился рядом с ним, генерал, посмотрев на него, вдруг сказал:

– Я пытаюсь разобраться в собственных ощущениях. Вы знаете, в чем причина моего предубеждения к вам? Я родину защищаю, а вы за это гонорар получаете. Наверное, поэтому я так психую.

– Это и мой город, генерал, – возразил Дронго. – Только я пытаюсь мыслить глобально. Если взорвут Лондон или Вашингтон, мне будет так же больно. А что касается гонорара… Я ведь нигде не получаю зарплату в отличие от вас. И у меня не будет генеральской пенсии. На какие средства прикажете мне жить? Учитывая цены в нашем городе?

Предпоследнее слово он подчеркнул. Решетилов невесело усмехнулся:

– Наглядный урок политэкономии. Но двести долларов! Совсем с ума посходили. Полный беспредел, творят, что хотят. Поехали! – обратился он к офицеру, который уселся на переднее сиденье, рядом с водителем, и приказал: – Поедем прямо в больницу.