За обедом они молчали. Другие члены делегации уже успели спуститься и пообедать. К ним присоединился только Кажгельды, который смущенно признался, что проспал обед. Так они и сидели втроем за столом. Фархад подумал, что эти двое годятся ему в дети. Одной было чуть больше тридцати, другому под тридцать. Совсем другое поколение. Они были совсем маленькими, когда развалился Советский Союз. Их уже не воспитывали на подвигах молодогвардейцев и Зои Космодемьянской. Наоборот, их учили, что все это была лишь советская пропаганда. Не было подвига Зои, которую фашисты повесили. Она всего лишь пыталась поджечь сарай с сеном, заготовленным для лошадей. Не было подвига молодогвардейцев, которые вывешивали только нелепые листовки и смогли сжечь документы на бирже труда, за что фашисты их и наказали. Вся история советского народа была опрокинута назад. Коллективизация была представлена как сплошное насилие над крестьянином, которого просто морили голодом и отнимали последнее. Никто не вспоминал, что именно колхозы и совхозы дали фронту столь необходимый хлеб, когда на коллективные поля выходили женщины и дети.

Индустриализация была основной ошибкой, так как превратила страну в скопище городов, построенных вокруг металлургических предприятий. Куда миллионами сгонялись бывшие крестьяне. Все было ложью. Даже победа в Великой войне, когда брали числом, а не умением, потеряли огромное количество людей, побеждали благодаря штрафным батальонам и заградительным отрядам. Даже прорыв в космос был случайностью, которая затем развалила всю советскую науку и промышленность.

В начале девяностых годов подобная чушь вбивалась в головы молодых. Патриотизм стал ругательством, преданность идеалам превратилась в объект насмешек, моральные принципы стали символами ушедшей эпохи, а честность и порядочность превратились в ненужный рудимент совести. Этим ребятам было по десять-двенадцать лет, когда распалась страна, подумал Сеидов. Они наверняка не успели даже вступить в пионеры, прежний мир рухнул. На место чиновников, пусть не всегда порядочных и компетентных, но старавшихся сохранять внешние приличия и проповедующих хотя бы на словах некие моральные принципы, пришли другие люди. Ловкие, беззастенчивые, хваткие, беспринципные. Они начали грабить страну, которую защищали и сберегали миллионы людей, живших до них.

Сначала пришло время откровенных бандитов с кабаньими рылами в малиновых пиджаках и золотых цепях. Затем время дельцов, умевших просто украсть государственное имущество. И, наконец, время ловких и относительно молодых людей, у которых был только один принцип — обогащаться любой ценой. Не считалось зазорным обманывать, предавать, продавать, убивать. Они умело воспользовались произволом, царившим в огромной стране, и начали расхищать государственное имущество. Это потом, благодаря продажным журналистам и писателям, возникнет миф о молодых людях, начинавших с нуля и заработавших свои капиталы тяжелым трудом и своими талантами. Все это было неправдой. Первые капиталы делались исключительно на краже государственного имущества и банальном присвоении себе народного достояния. Потом это расширялось и продавалось. Так возникли почти все состояния людей, которых потом назовут первой сотней российских миллиардеров.

Ради справедливости стоит сказать, что подобные процессы проходили и в других республиках, хотя и в гораздо меньших масштабах. Но там не было столь откровенного паралича власти, какой был в России в девяностых, и поэтому состояние в национальных республиках делали почти исключительно бывшие должностные лица за счет банального воровства и массовой коррупции. Они тоже считали себя бизнесменами и талантливыми экономистами, забывая, что во все времена их называли банально «государственными ворами». Но торжествовал принцип, сформулированный классиком, — «каждый имеет то, что охраняет».

«Они совсем иные, — подумал в очередной раз Фархад. — Им неведомы наши идеалы и наши сомнения. Какими они будут? Какие нравственные принципы формулировали их поколения? Ведь у нас разница с ними почти в двадцать лет». Совсем другое поколение, для которого компьютеры и мобильные телефоны такая же реальность, какой в его годы были телевизоры и магнитофоны.

— Вы о чем-то задумались? — спросила Алена. При людях она всегда обращалась к нему на «вы».

— Думаю о том, что вы представители нового поколения, — улыбнулся Сеидов, — за вами будущее.

— Сейчас будущее как раз за представителями вашего поколения, — возразил Кажгалиев, — по данным «Форбса», почти все российские миллиардеры примерно вашего возраста. Им всем от сорока пяти до пятидесяти пяти лет.

— Значит, у меня сейчас «золотой возраст», — пошутил Сеидов, — жаль, что я раньше не знал об этом. Самое время становиться миллионером.

— А вы им уже стали, — улыбнулся Кажгалиев.

— В каком смысле?

— Вы же стали вице-президентом крупнейшей компании. Только бонусы, которые вы должны получать по итогам года, будут превышать миллион долларов. В прошлом году вице-президенты получали по полтора миллиона. Плюс ваша зарплата, возможность выкупа половины процента корпоративных акций, что сразу и автоматически делает вас миллионером. И новая квартира, которую вам уже выделили за счет компании. Она тоже стоит порядка двух или трех миллионов долларов. Значит, вы уже мультимиллионер.

Он изумленно посмотрел на говорившего, перевел взгляд на Алену.

— Я даже не мог об этом подумать, — признался Сеидов, — откуда вы все это знаете?

— У нас в международном управлении читают «Форбс», — улыбнулся Кажгалиев, — поэтому мы знаем такие подробности, которые обычно не публикуются в российской прессе. А про квартиру и бонусы знают все сотрудники компании. Это вообще общемировая практика — предоставлять своим высокопоставленным сотрудникам различные преференции за счет компании.

— Вам нужно работать не в международном управлении, а в пресс-службе компании, — пошутил Фархад. — Пусть нам принесут чай — и закончим наш поздний обед.

Им подали чай, когда в ресторан вошел Жорж Брикар. Он увидел сидевших за столиком гостей и подошел к ним.

— Извините, что я отрываю вас от обеда, — пробормотал он, — но сегодня господин Сеидов самая главная сенсация дня.

По-арабски он говорил с легким французским акцентом.

— Садитесь, — пригласил его Сеидов.

— Не буду вас беспокоить, — возразил тактичный француз, — лучше подожду в холле.

Он быстро вышел из зала ресторана, стремительно размахивая руками.

— Симпатичный журналист, — сказал Кажгалиев, — я видел его репортаж по телевизору. Он работает здесь уже почти год. Хорошо знает арабский и английский языки. Кроме своего французского. Он такой молодец, смело говорит обо всех проблемах. Его часто приглашают и на американские каналы.

— Профессионал, — кивнул Сеидов, — они ценятся повсюду в мире. А честных и добросовестных журналистов почти не осталось. Многие ангажированы или откровенно куплены какой-либо стороной.

— Все журналисты так или иначе освещают события с точки зрения владельцев своих компаний, — вздохнул Кажгалиев. — Как говорят в таких случаях, «кто платит, тот и заказывает музыку».

— Откуда такие мизантропические взгляды в столь молодом возрасте? — пошутил Фархад.

— Все оттуда, — уныло ответил Кажгельды. — Мой друг, с которым я учился в одной группе, пошел торговать обувью. Сегодня он уже миллионер. А я всего лишь обычный переводчик, пусть даже в такой известной компании, как наша. Немного обидно. Он почти не учился и с трудом выучил английский. А я выучил английский, французский и арабский. Но разве в этом дело?

— Тогда нужно было сразу идти в бизнес, — заметил Сеидов.

— У меня нет способностей, — признался Кажгалиев. — У каждого должны быть способности. Я не умею торговать и продавать. Просто не умею.

— Зато вы прекрасный переводчик, — торжественно заявила Алена, — а это не так плохо. Может, через несколько лет вы станете заместителем начальника международного управления.

— А в пятьдесят даже начальником управления, — сморщился Кажгельды. — Нет, это не для меня. Лучше открыть собственное дело и работать на себя, чем обслуживать других.

— Оказывается, наш переводчик мечтает стать бизнесменом, — улыбнулась Алена.

— Конечно, мечтаю, — кивнул тот, — и надеюсь, что уже к сорока годам чего-то смогу добиться.

Они выпили чай и вышли в холл. Там уже находились все члены делегации. Головацкий о чем-то спорил с Гладковым. Манана Гацерелия просматривала свежие газеты, Резников безучастно сидел в углу на диване. При появлении Сеидова все поднялись, столпившись вокруг него.

— Завтра днем нам объявят результаты тендера, — сообщил Гладков, — а потом мы сможем улететь. Вечером у нас самолет в Багдад. Переночуем там, и рано утром вы отправитесь в обратный путь. На этот раз, возможно, мы сумеем пробить самолет до Аммана, где вас будет ждать другой самолет, который отвезет вас в Москву.

— Что-нибудь известно насчет решения комиссии? — уточнил Сеидов.

— Ничего, — ответил Гладков, — пока ничего.

Они увидели стоявшего в стороне Жоржа Брикара, который терпеливо ждал, пока его позовут. Еще несколько журналистов кружили вокруг группы, явно в поисках подходящей «добычи».

— Здесь вам не дадут говорить, — убежденно произнес Гладков, показывая на журналистов, — вы теперь главный поставщик новостей из Басры. Даже сообщения об очередном взрыве на рынке города, где погибло одиннадцать человек, идут второй новостью.

— Это уже в традициях западных журналистов, — в сердцах произнес Сеидов, направляясь к кабине лифта. — Кажгалиев, — обратился он к переводчику, — подниметесь вместе с журналистом ко мне в номер. Я приму вас там. У меня ведь сьют и есть большой стол, за которым мы сможем работать.

Алена шагнула за ним в кабину лифта.

— Ничего лишнего больше не говори, — попросила она, — ты и так сказал слишком много. Ты меня понимаешь?

— Не скажу, — ответил он, — к тому же это все равно бесполезно. Мое интервью выйдет не раньше завтрашнего дня, а завтра утром комиссия вынесет свое решение по тендеру и по нашей заявке. Поэтому любое мое заявление будет пустым сотрясением воздуха. Все, что было нужно, я уже сказал на пресс-конференции.

В коридоре они увидели двух прежних сотрудников полиции, вскочивших при их появлении.

— У нас все в порядке, — доложил один из них.

— Прекрасно, — кивнул Сеидов, входя в номер.

Полицейские переглянулись. На часах было около шести. Халид Джалил приказал им действовать. На всякий случай один из них достал телефон и еще раз перезвонил.

— Он вернулся в свой номер, — доложил офицер, — что нам делать?

— Перестань мне звонить, — рявкнул Халид Джалил, — возьмите его и спускайтесь вниз. Там вас будет ждать машина. Он сейчас один?

— Нет. С ним его помощница. Но вы сказали…

— Не нужно ничего делать. Возьми ее тоже. Если он будет несговорчив, можете ее пристрелить. Ты меня понял? Но возьмите ее с собой, чтобы она не оставалась в номере. Машина уже подъехала к зданию отеля. Только будьте осторожны, он нам нужен живым и невредимым.

— Мы все сделаем, — понял полицейский.

Он убрал телефон, доставая оружие. Второй понял его и тоже достал пистолет.

Они постучали в номер. Фархад обернулся на их стук.

— Я думал, что меня огородят от посторонних визитов хотя бы полицейские, — в сердцах пробормотал он.

— Может, это Кажгельды поднялся к нам вместе с журналистом, — предположила Алена, подходя к двери и открывая ее. Оба офицера шагнули в номер. В руках у них были пистолеты. Алена отступила на шаг назад, не сводя взгляда с оружия.

— Простите нас, господин, — сказал первый офицер, обращаясь к Сеидову, — но вы должны пойти с нами.

— Что значит «должен»? — не понял Фархад. — Почему я должен идти с вами? Что случилось?

— Террористы могут напасть на отель, — быстро сказад второй, более молодой и находчивый, — поэтому нам приказали вывести вас из отеля, чтобы мы могли вас защитить.

— Мне вполне достаточно защиты ваших сил в этом отеле, — возразил Сеидов.

— Идемте, — сказал первый, — у нас мало времени.

— Никуда я не пойду, — разозлился Фархад, — вам поручили меня охранять, а не уводить.

— Хорошо, — спокойно сказал первый, — если вы не хотите идти, то сейчас умрет ваша помощница. Ровно через пять секунд я в нее выстрелю. Время пошло…

— Вы с ума сошли? — нервно спросил Сеидов. — Опустите оружие. Я иду с вами. Но при условии, что она останется в моем номере.

— Нет, господин, — сказал второй, — она пойдет с нами. Так будет лучше.

— Что они хотят? — спросила Алена.

— Кажется, они собираются нас похитить, — невесело усмехнулся Фархад. — Вот тебе и полицейские. Хуже всяких бандитов.

— Может, ты их не понял? Что они говорят?

— Если мы сейчас не пойдем с ними, то они начнут с того, что застрелят тебя прямо в моем номере. Мне показался этот аргумент убедительным. Идемте, — кивнул он полицейским. — Я не знаю, что вы задумали, но это глупо. В холле столько военнослужащих и членов нашей делегации. Они нас увидят и не выпустят.

— Не говорите больше ничего, — попросила она.

Первый офицер вышел из номера, огляделся. Затем вышли Фархад и Алена. Следом вышел второй офицер. Он закрыл дверь и кивнул, показывая в сторону лестницы.

— Быстрее, — приказал он, — у нас мало времени.

Они двинулись к лестнице. Именно в этот момент раскрылись створки кабины лифта, и из нее вышли Жорж Брикар и Кажгельды Кажгалиев. Второй офицер, оказавшийся рядом, убрал свое оружие, чтобы не вызывать подозрений.

— Куда вы идете? — спросил растерявшийся Кажгельды.

— Они нас похитили! — крикнула Алена, толкая второго офицера, который был рядом с ней.

Все остальное было словно в кино, когда снимают замедленной съемкой.

— Нет! — крикнул Фархад, увидев, как первый из полицейских поднимает свое оружие на переводчика.

Он обернулся, чтобы защитить молодого человека. Но неожиданно раздался первый выстрел. Офицер пошатнулся, словно наткнулся на какую-то преграду. Второй выстрел отбросил его к стене, и он сполз на пол, оставляя кровавое пятно, тянувшееся вниз. Второй офицер, лежавший на полу, перевернулся, достал свой пистолет и попытался выстрелить в Алену, которая стояла рядом с ним. Но не успел. Раздался третий выстрел, и он обмяк. Выстрел был точным, пуля попала почти в сердце.

Фархад изумленно обернулся. Это стрелял французский журналист. Но такого просто не могло быть… Кажгалиев испуганно смотрел на два трупа. Алена пошатнулась, она понимала, что спаслась только чудом.

— Кто вы такой? — спросил изумленный Сеидов.