Когда французский журналист начал стрелять, Кажгалиев испуганно пригнулся. Жорж Брикар сделал третий выстрел и выпрямился. Алена пошатнулась, чуть не упав, и, опираясь на стенку, выпрямилась. Затем взглянула на стрелявшего с невольным уважением.

— Кто вы такой? — спросил изумленный Фархад.

— Меня попросили вас защитить, — пояснил Брикар, — а сейчас нам нужно срочно отсюда уходить. Уходим, — повторил он по-английски, чтобы его поняла Алена.

— Почему уходим? — возразила она. — Наши похитители как раз хотели нас куда-то увести. Давайте вернемся в номер и вызовем охрану. В отеле полно английских офицеров и солдат.

— Вы еще ничего не поняли? — показал на убитых Брикар. — Это офицеры полиции собиралась вас похитить. Внизу уже ждала машина, которая должна была вас отсюда забрать. Я очень сильно подозреваю, что им нужен был только уважаемый господин Фархад Сеидов, а вас бы пристрелили прямо у машины. Вы нужны были для антуража, простите за такую грубость. Они ищут только вас, — добавил он по-арабски, обращаясь уже к Сеидову, — а вашу спутницу они бы пристрелили внизу.

— Тогда тем более не нужно выходить, — высказался Сеидов.

— Через несколько минут сюда поднимутся другие офицеры полиции. И англичане не смогут вас защитить, — убежденно сказал Брикар. — Или мы сейчас уходим и спасаем вам жизнь, или вы возвращаетесь в свой номер, рискуя быть убитым очередным посетителем. Вы еще не поняли, что эти полицейские действовали по поручению самого начальника местной полиции?

Фархад взглянул на Алену. Та отвернулась. Она помнила, что Гладков должен был попросить об этой помощи. И поняла, о чем говорит Жорж Брикар. Но никто не мог предположить, что эти полицейские окажутся предателями.

— Идемте, — согласился он, обращаясь к Брикару, — хотя у нас нет никаких гарантий, что вы тот человек, который будет нас спасать.

— Меня послал аль-Рашиди, — тихо произнес Брикар, — теперь вы мне верите?

— Пока я вижу только трупы полицейских, которых вы убили. А как мы выйдем из отеля? Повсюду стоят патрули, гостиница оцеплена войсками и полицейскими нарядами.

— Ничего страшного, — улыбнулся Брикар, — у меня есть машина прессы, большой закрытый фургон, который хорошо знают в Басре. Я наездил на нем не одну сотню километров, и поэтому меня уже никто не останавливает. Обычно в фургоне я перевожу камеру и видеоматериалы. А сегодня перевезу вас двоих…

— Троих, — вставил Кажгалиев, — я не отпущу их одних.

— Значит, троих, — согласился Брикар, — пойдемте быстрее. Здесь опасно оставаться.

Они вышли на лестницу, спускаясь вниз. На первом этаже Брикар открыл дверь и показал им направо. Они прошли через несколько комнат и оказались в одном из помещений, где окна были заколочены решеткой.

— Как мы отсюда выйдем? — удивился Кажгельды.

— Тише, — попросил Брикар, — сейчас увидите.

Он достал небольшие плоскогубцы из своей сумки, висевшей на боку, и осторожно отогнул несколько штырей. Затем приподнял и снял решетку.

— Быстрее, — предложил он, — выходите отсюда. Я закрою за вами решетку. Только никуда не ходите, моя машина стоит за углом. Я выйду и подам ее к вам таким образом, чтобы вы все оказались в фургоне. Только учтите, что у меня маленький «Рено» и вам нужно будет туда поместиться и не шуметь.

— Может, тебе лучше остаться в отеле? — спросил Фархад, обращаясь к Алене.

— Нет, — упрямо возразила она, — я пойду с тобой.

Они вылезли на улицу. Брикар повесил решетку, загнул штыри. Затем поспешил к своей машине. Он скрылся за углом, и почти сразу они услышали шум его автомобиля. «Рено» подъехал задом к ним. Все трое быстро забрались в фургон. Брикар был прав — машина была маленькой, пришлось лечь прямо на пол. При этом Фархад лег первым, а уже на нем поместились Алена и Кажгельды.

— Чуть-чуть в сторону, — попросил Фархад, — иначе я просто задохнусь.

Машина выехала со двора. Кто-то из англичан даже помахал рукой. Брикар работал здесь достаточно давно, и его машину все хорошо знали. «Рено», набирая скорость, понесся на север, в самые богатые районы города.

— Черт возьми, — простонал Фархад, — я не думал, что вы двое такие тяжелые.

— Это наш друг переводчик, — улыбнулась Алена. — А я считала, что тебе бывает приятно, когда я сверху.

— Нашла время шутить, — выдохнул он, — еще немного, и я просто задохнусь. Пусть он откатится в сторону. Мне нравится, когда женщина сверху, но, когда на ней есть еще один мужчина, это уже перебор. Я не люблю подобных извращений.

Все трое весело рассмеялись. Им было смешно. Рядом с этими молодыми людьми было весело и смешно Фархаду, хотя он понимал, что всего лишь несколько минут назад они чудом избежали гибели. Брикар обернулся к ним.

— Что вы смеетесь? — не понял французский журналист.

— Кажется, еше немного, и я превращусь в одну большую яичницу, на которую давят эти двое молодых людей, — отозвался Фархад под новый взрыв хохота.

Минут через двадцать они подъехали к какому-то двухэтажному особняку. Брикар достал телефон, набирая чей-то номер. Ворота медленно открылись, и они въехали сначала во двор, а затем и в подземный гараж под домом.

— Выходите, — предложил Брикар, — это дом американского консула. Здесь вас никто не тронет.

Они вылезли из машины и поднялись по лестнице в дом. В просторном холле первого этажа их встретил смуглый мужчина. Фархад вежливо поздоровался, а незнакомец только кивнул в ответ. Это было не совсем учтиво — встречать так гостей. Сеидов нахмурился.

— Он немой, — пояснил Брикар, поднимаясь следом за ними в дом, — ему отрезали язык еще в детстве. Не здесь, в Сомали. Он приехал сюда недавно, только три года назад. И работает в этом доме. Его зовут Абу Сейран.

— А где хозяин дома?

— На лето господин консул уезжает к себе домой на два с половиной месяца. Здесь для него слишком жарко, — пояснил Брикар, — а я арендую этот дом, пока консула нет в Басре. Очень удобно. Весь квартал охраняется американским спецназом, и местные полицейские не смеют даже близко подойти к этим домам. Рядом дом командующего американскими войсками. Говорят, что недалеко отсюда есть даже ракетные установки, которые могут сбивать любой летательный аппарат, который появится над этими домами.

— Удобно, — согласился Фархад, осматривая дом. — А мы увидим самого аль-Рашиди?

— Я думаю, что обязательно увидите, — кивнул Брикар, — я уже сообщил о вашем приезде сюда. Пойдемте в другую комнату. А наша гостья может подняться на второй этаж и пройти налево.

Он добавил по-английски, обращаясь к Алене:

— Наверху есть небольшая комната для супруги консула. Вы можете пользоваться всем, что там есть.

— Тогда поднимусь, — согласилась Алена.

Она оставила мужчин, а те прошли в просторную гостиную. На столе в двух больших вазах лежали свежие фрукты.

— Угощайтесь, — предложил Брикар, — попробуйте финики. Считается, что лучшие финики всегда росли в Вавилоне, то есть в Ираке.

— Почему полицейские хотели нас похитить? — недоумевающе спросил Сеидов, усаживаясь на диван и пробуя финики.

Кажгалиев уселся рядом. Брикар сел на стул напротив.

— Они выполняли приказ Халида Джалила, — пояснил Брикар, — начальника местной полиции. Очевидно, тот получил приказ от губернатора Нувайри, который выслушал вашу речь на пресс-конференции и понял, что именно вы были тем самым спасителем Фаруха аль-Рашиди, о котором все говорили. Многие считали, что эту легенду придумали сторонники молодого аль-Рашиди. Ведь она выглядела слишком невероятной. Потомок рода Пророка спасает Фаруха аль-Рашиди, а затем делится с ним своей кровью. Согласитесь, что звучит несколько необычно и больше похоже на миф. А вы приехали сюда и выступили перед такой большой аудиторией, фактически сделав из легенды правду. Этого Нувайри вам не сможет простить. И он правильно все рассчитал. Если похитить вас, то аль-Рашиди сделает все, чтобы вас спасти. Даже ценой собственной жизни, ведь вы когда-то спасли его отца. Поэтому начальник полиции получил приказ и собирался его выполнить. Но в полиции тоже есть люди аль-Рашиди. Один из них сообщил, что машина с несколькими офицерами поехала в сторону отеля. Обычно в таких машинах перевозили только исключительно опасных террористов. Стало ясно, что они готовятся кого-то забрать. Было нетрудно узнать, что единственный пост внутри отеля находится у вашего номера. Я поэтому все время вертелся рядом с вами. Мне передали указание аль-Рашиди спасти вас любой ценой. В отеле было еще несколько моих друзей. Если бы полицейские сумели забрать вас, то внизу, на кухне, их бы все равно остановили. Я случайно успел как раз в тот момент, когда вас выводили. Но должен сказать, что настоящим героем стала ваша помощница. Я просто поражен мужеством и хладнокровием этой молодой женщины. Если бы не она, то я бы не успел выстрелить во второго офицера.

— Она у нас спортсменка, — пробормотал Фархад, — комсомолка, наконец, просто отличница.

Кажгалиев улыбнулся. Он помнил эту фразу из «Кавказской пленницы». А вот Брикар ничего не понял. Он только согласно кивнул головой, не понимая, чему улыбается переводчик.

Абу Сейран принес нарезанные ломтиками холодные куски дыни. Расставил тарелки, ножи, вилки. Перед диваном стоял небольшой столик, чтобы гостям было удобно есть, не поднимаясь.

— Где вы научились так ловко стрелять? — поинтересовался Сеидов. — На вашем месте не каждый журналист сумел бы одолеть сразу двух офицеров полиции.

— Я три года служил в десантных войсках, — пояснил Брикар, — там и получил соответствующую подготовку.

— А почему вы — французский журналист — помогаете такому опасному террористу, как аль-Рашиди? — поинтересовался Сеидов. — Если вас обижает мой вопрос, то можете на него не отвечать.

— Не обижает, — ответил Брикар. — Если вы вспомните начало военной кампании против Ирака, то две европейские страны, ближайшие союзники Америки — Германия и Франция, — были категорически против этого вторжения. В Америке обиделись настолько сильно, что даже призвали к бойкоту французских вин и французского сыра. Хотя я считаю, что они сделали хуже только самим себе, оставшись без подобных деликатесов. Я и тогда считал, что вторжение американцев вызвано исключительно экономическими и политическами причинами, а глупые сказки об оружии Саддама, спрятанном в каких-то подземельях, меня не убеждали.

Американцы вторглись в страну, быстро победили деморализованную армию, не желавшую защищать деспотию тирана, и убедились, что никакого оружия в Ираке нет. Но им нужно было делать хорошее лицо при плохой игре. Блефовать до конца. И они остались в стране, начав здесь фактически гражданскую войну, во время которой погибли миллионы ни в чем не повинных людей. Когда я сюда прибыл, то мой выбор был уже ясен, я считал американцев и всех их союзников захватчиками и оккупантами. И, соответственно, я собирался помогать тем, кто боролся с этими оккупантами. Вот откуда главный пафос моих статей и выступлений. Иногда люди аль-Рашиди предоставляли мне эксклюзивные материалы. Они знали, что мне можно доверять. Проверяли много раз. И я давал эти материалы в эфир, рассказывая о том, что на самом деле происходит в стране.

— Вы не ответили на мой вопрос, — тихо повторил Фархад. — Почему вы сотрудничаете именно с аль-Рашиди? Вы знаете, что его обвиняют в убийствах тысяч людей?

— Знаю.

— И вы это оправдываете?

— Нет. Абсолютно не оправдываю. Но как им бороться с американцами, если не прибегать к подобным террористическим актам? Что они могут сделать против самонаводящихся ракет, ядерного оружия, вертолетов и самолетов самой сильной страны мира? Они борются так, как могут. И при этом допускают большие потери среди мирного населения. Но это единственный способ, которым они могут вести борьбу с американцами на равных.

— Вы говорите так, словно поддерживаете их террор.

— Не поддерживаю, но пытаюсь понять.

— Цивилизованный человек не может согласиться с их методами. Разве вы так не считаете?

Брикар поднялся, взял бутылку белого вина и налил себе в бокал.

— Хотите вина? — спросил он. — Это хорошее белое бургундское.

— Нет, — ответил Фархад.

— Вы вообще не употребляете алкоголь? — понимающе усмехнулся Брикар.

— Почему? Очень даже употребляю. Но мне больше нравится обычная русская водка. Возможно, сказывается мой опыт жизни. Последние восемнадцать лет я провел в России.

— Там не пьют французских вин? — удивился Брикар. — Насколько я слышал, они умеют ценить хорошие напитки.

— Пьют. Конечно, пьют. В последнее время вообще пьют разные напитки. От текилы до рома. Но всем остальным предпочитают водку. Вот поэтому я и пристрастился. А употреблять водку в такую жару практически невозможно. Лучше пить холодную воду.

Брикар выпил вино и поставил пустой бокал на стол.

— О чем мы говорили? О цивилизованных и нецивилизованных людях, — вспомнил он, возвращаясь к прерванному разговору. — Тогда давайте продолжим. И поговорим в том числе о согласии или несогласии с их методами борьбы.

Он немного помолчал.

— Что, по-вашему, есть цивилизованный человек? — поинтересовался он. — Тот, кто знает западные языки, умеет пользоваться вилкой и ножом, разбирается в компьютерных технологиях, читал Бодлера в подлиннике, знаком с греческими философами, обожает классическую музыку? Но все эти категории могут быть отнесены и к представителю богатой индийской семьи, и к японскому бизнесмену, и к начитанному китайскому коммунисту, и даже к детям арабских шейхов, которые учатся в лучших западных университетах. Что тогда цивилизованный человек? Или это представители западной цивилизации, которая включает в себя евроатлантические страны и никогда не будет включать восточные и южные регионы?

Никогда западноатлантическая цивилизация не сможет вобрать в себя такую страну, как Россия, которая может считаться особой цивилизацией. Или вы не согласны со мной? Но тогда почему они присвоили себе право на «цивилизованность», отказывая другим в этих правах? Когда здесь было Вавилонское царство, в Америке не было даже дикарей, а орды племен перемещались по Европейскому континенту. Когда здесь процветали империи, в Европе только появлялись первые зачатки государств. Когда арабская наука и философия начали перерабатывать греческую и римскую философию и литературу, в Европе царил мрак Средневековья. Когда в той же Европе искали и сжигали еретиков, мусульманские страны охотно предоставляли свои города в качестве убежища для евреев. Разве все это неправда? И почему мы отказываем другим народам в этой «цивилизованности», присвоив себе исключительное право определять, кто более цивилизован в этом мире?

Наконец, я хочу вспомнить Вторую мировую войну, когда немцы развязали эту бойню, начав массовые бомбардировки английских, польских, французских городов. А позднее и русских. Это были фашисты, которые убивали невинных людей. И весь мир их за это потом осудил. А что делали победители? Они тоже бомбили немецкие города. Английская авиация превратила Дрезден в груду развалин, попутно убив триста тысяч ни в чем не повинных людей, в основном стариков, инвалидов, женщин, детей, так как все мужское население было на фронте. Советские войска просто стерли с лица земли Берлин. Я уже не говорю про сотни тысяч изнасилованных немок, о чем ваша пресса никогда не писала. И, наконец, самые большие демократы — американцы. Просто сбросили на японские города две атомные бомбы, чтобы проверить их боеспособность, устрашить своих русских союзников, а заодно и убить несколько миллионов японцев. Вы считаете, что это было «цивилизованной формой» ведения войны? А ведь их никто не осудил. Или победителям дозволено все?

— Я с вами согласен. Но есть некие нормы, принятые во всем мире и осуждаемые во всем мире. Нельзя убивать женщин, стариков, детей, устраивая террористические акты. Это и есть нецивилизованный путь развития.

— Значит, американцам можно бомбить города, уничтожать тысячи людей, в том числе женщин и детей, часто поясняя, что произошла элементарная ошибка. Бомбить Югославию в центре Европы и делать вид, что это в порядке вещей? А европейцы допустили, чтобы бойня была устроена в самом центре Европы. Но если бомба падает с самолета, то это «цивилизационный путь развития». А если сам самолет падает, превращаясь в бомбу, то это «нецивилизационный путь развития». Значит, они имеют право убивать, а остальные должны следовать нравственным нормам, установленным самими американцами? Не слишком высокая плата?

— Я могу согласиться, что они не ангелы, — усмехнулся Фархад, — но и сам аль-Рашиди не похож на агнца божьего. Он спланировал и осуществил такие террористические акты, что весь мир содрогнулся. Если, конечно, авторство, которое приписывают ему, соответствует истине.

— Вы полагаете, что это тоже миф? — улыбнулся Брикар.

— Не знаю. Я меньше всего верю в почти невероятного злодея Усаму бен Ладена, который командует всеми, сидя в своей пещере где-то на границе между Афганистаном и Пакистаном.

Брикар рассмеялся. Снова налил себе вина.

— У вас парадоксальный взгляд на все события, — сказал французский журналист, — но согласитесь, что я прав. Каждый по-своему трактует то или иное событие. Если бы во Второй мировой войне победили японцы, то они во имя справедливости усадили бы на скамью подсудимых все американское руководство во главе с Трумэном, которых объявили бы виновными в преступлении против человечества. Две атомные бомбы, сброшенные на мирные города, — это более чем убедительный аргумент для подобного обвинения. Но история не знает сослагательных наклонений. Иначе английские летчики и премьер Черчилль, лично отдавший приказ о бомбардировке Дрездена, оказались бы на скамье подсудимых вместо Геринга.

— Черчилль был демократически избранным премьером. Он даже проиграл сразу после войны. А Геринг и вся эта шайка вместе с Гитлером были фашистами, которые проводили античеловеческую политику…

— Но пришли к власти демократическим путем, — развеселился Брикар. — Вот так и бывает, уважаемый господин Сеидов, что все в этом мире имеет оборотную сторону медали. Демократия не панацея, но если ее используют в своих интересах фашисты, то стоит задуматься над такой демократией.

— Вы можете предложить нечто другое?

— Я — нет. Но я не философ и не политолог. Только я понимаю, что диктат американцев и их союзников уже всем порядком осточертел. И даже многим европейцам, которые понимают, что мир не может быть таким, каким его хочет видеть Вашингтон. А остальные народы тем более не хотят подстраиваться под американцев.

— И тем не менее я не совсем согласен с вами насчет методов аль-Рашиди, — убежденно ответил Фархад, — даже с учетом того, что не все в этом мире искренне любят американцев и их образ жизни.

— Вам нужно поговорить с самим аль-Рашиди, — убежденно сказал Брикар, улыбаясь и показывая свои красивые ровные зубы.

Сеидов помнил кривые зубы сына своего кровника. И его характерный нос с горбинкой. Юсуф аль-Рашиди был похож на своего отца. Темноволосый, черноглазый, с характерной горбинкой нос. Он был темный от рождения, имел тонкие губы, прижатые уши. Фархад недоверчиво посмотрел на своего спасителя. Нет, это явно не Юсуф. Французский журналист был высоким, красивым молодым человеком. У него прямой нос, светлые голубые глаза, вьющиеся темно-каштановые волосы, большие, слегка оттопыренные уши. Он пил вино, громко смеялся и был совсем не похож на того молчаливого юношу, с которым они встречались больше двадцати двух лет назад. Кроме того, Брикар был известным журналистом, и его репортажи уже целый год передавались из Ирака.

— Я хотел бы с ним встретиться, — признался Сеидов, — чтобы увидеть его через столько лет. Если это возможно…

— В таком случае вы сейчас с ним поговорите, — неожиданно сказал Брикар, поднимаясь со своего места и направляясь куда-то в другую комнату.

Разговор шел по-арабски, и Кажгельды все понимал. Когда Брикар вышел, переводчик испуганно посмотрел на Сеидова.

— Сейчас придет сам аль-Рашиди? — немного взволнованно спросил он. — Неужели мы его сейчас увидим?

— Не знаю, — ответил Фархад.

Брикар вышел из комнаты. В руках у него был телефон спутниковой связи.

— Вы можете поговорить с самим Юсуфом аль-Рашиди, — сказал он, отдавая телефон Сеидову. Тот взял аппарат и немного дрогнувшим голосом произнес:

— Добрый вечер, Юсуф.