Глава 1

«Потерять» наблюдение было для него проще всего. Дронго хорошо знал законы спецслужб. Затеряться в стране, где действует аппарат контрразведки, практически невозможно. Для слежки иногда используются несколько десятков агентов, перекрывающих любые возможности исчезнуть. Но в чужой стране ни одна контрразведка не имеет такого преимущества. К объекту могут быть приставлены три, максимум пять агентов, а это значит, что тот при большом желании всегда может «раствориться» в толпе.

Дронго терпеливо позволил английским агентам сопровождать его до Брюгге, а затем на центральной площади, войдя в хорошо знакомый магазин, просто воспользовался запасным выходом. И еще через минуту вошел в другой магазин, на параллельной улице. Через полчаса он был уже в поезде на пути в Антверпен.

Вечером того же дня Дронго оформлял билет на самолет «Люфтганзы», следующий из Гамбурга в Нью-Йорк. Англичане разыскивали его по всей Бельгии, а между тем самолет, в котором он находился, приземлился в нью-йоркском аэропорту ДФК. Это была часть продуманной операции, и он добросовестно выполнял все инструкции.

Сев в такси, он поехал на 55-ю стрит Манхэттена, в гостинцу «Сент-Редженс», расположенную на углу Пятой авеню, где он предварительно заказал себе номер.

«Кажется, я переборщил», – подумал Дронго, увидев роскошный вестибюль. Он выбирал отель по каталогу и, видимо, серьезно ошибся в проставленных там ценах. Это ему сразу подтвердила любезная девушка-портье.

– С вас полторы тысячи долларов, – улыбаясь, сообщила она, – за три дня. Вы будете платить наличными?

– Только за один день, – свирепо ответил Дронго. Завтра он уберется из этой золоченой клетки. Иначе ему никак не хватит его «командировочных». Но сегодня он слишком устал.

Поднявшись в номер, он убедился, что цена проставлена правильно. Особо впечатляла трехкомнатная ванная с обилием зеркал и золоченых канделябров. У телефона в спальне, рядом с кроватью находился компьютерный экран, на котором можно было регулировать свет, тепло, телевизор, музыку в номере.

Он набрал код Бруклина и номер телефона.

– Мистер Любарский? – спросил он по-английски.

– Верно.

– Я из Брюсселя. Меня зовут Андрэ Фридман. Я хотел бы с вами увидеться.

Наступила тягостная пауза, его собеседник тяжело дышал в трубку.

– Хорошо, – наконец отозвался Любарский, – где мы можем увидеться?

– Я живу в Манхэттене, на 55-й стрит, угол Пятой авеню. Когда вы можете приехать?

– Через час. Вас устраивает?

– Вполне. Встретимся у дома Трампа. Это как раз рядом. Вы знаете, где это?

– Конечно.

– Тогда ровно в девять. Вы подъедете на машине?

– Да, номер моей «Хонды»…

– Не надо, я знаю. Значит, ровно в девять.

Он положил трубку. Лег на кровать, пытаясь сосредоточиться. После смерти Марии вся операция представлялась мрачным фарсом, какой-то нелепой трагикомедией.

«Когда они закончат все эти дурацкие игры?» – в очередной раз, уже без гнева подумал Дронго, прекрасно зная ответ на свой вопрос.

И вдруг неожиданно сел к телефону. Он вспомнил, что в Нью-Йорке работает его школьный товарищ. Они очень дружили до института. Потом его друг уехал в Москву поступать в МГИМО. Позже Дронго оказался в Германии, а его приятель в Индии. Они давно не встречались.

Однажды в Дели в ходе одной операции он вдруг увидел своего одноклассника. Тот возмужал, изменился, но он его сразу узнал. Приятель беседовал с каким-то англичанином, и Дронго не решился подойти. Он стоял так минут пять. Закон конспирации не разрешал ему встречаться с кем-либо из знакомых людей во время командировок. И он всегда неукоснительно выполнял это правило. Тогда, в Индии, он так и не решился подойти к своему приятелю. Однако теперь все иначе. После убийства в прошлом году Марка Ленарта и Натали Брэй Дронго позволил себе нагрубить генералу КГБ, курировавшему их операцию. А когда несколько дней назад застрелилась Мария, он уже более не мог сдерживаться. В этой войне не было ничего необычного или исключительного. Обычная подлая война со своими грязными и коварными ударами, нелепыми обманами, подставкой собственных агентов и ликвидацией неугодных профессионалов.

Вползшие на заповедную территорию войны отлично сознавали свою обреченность. Спастись было трудно. Стреляли со всех сторон и часто в спину, когда предавать своих оказывалось выгодно и безопасно.

И вот теперь в нарушение всех инструкций и параграфов тайной войны Дронго вдруг быстро набрал номер представительства ООН, где работал его друг. Фамилию он хорошо помнил.

– Здравствуйте, попросите, пожалуйста, господина… – Дронго назвал фамилию, сознавая, какой проступок он совершает.

Было почти восемь вечера, но ему повезло.

– Я слушаю, – раздалось на другом конце.

– Элик, здравствуй, – просто сказал Дронго, – это я. – Его одноклассника звали Эльдар, но он сказал просто «Элик».

– Кто? – изумился его друг. – Неужели ты? Откуда? Ты же погиб три года назад. Так мне говорили.

– Значит, долго буду жить, – невесело засмеялся Дронго, – я здесь, в Нью-Йорке, живой, здоровый.

– Когда к тебе можно приехать? – спросил Эльдар. – Давай обязательно с тобой увидимся.

– Конечно. Приезжай ко мне. Отель «Сент-Редженс». Я после десяти буду дома.

– Не раньше, чем через три часа. У нас заседание комитета.

– Буду ждать.

– Слушай, – возбужденно сказал Эльдар, – откуда ты, каким образом? Ведь я слышал, что ты…

– Поговорим при встрече.

– Да, да, конечно. – Одноклассник был профессиональным дипломатом и сыном полковника КГБ. И все отлично понимал.

– Я обязательно приеду, – пообещал он.

Только положив трубку, Дронго вдруг осознал, как серьезно он нарушил все правила тайной войны.

Однако он не слишком переживал. Ликвидировать его друга они не смогут, будет международный скандал. Бывший одноклассник – советник миссии при ООН. А замахнуться на дипломата такого ранга они не посмеют. Даже если им этого очень захочется. А вот с ним разбираться, конечно, будут. Скандал будет грандиозный. Ах, не все ли равно? Он снова лег на кровать.

«Восемь лет, – размышлял Дронго, – восемь лет я мотаюсь по странам и континентам, пытаясь что-то узнать, кого-то обмануть, кого-то наказать. Зачем все это? И можно ли считать это нормальной жизнью? Да, сначала мне все это нравилось. Псевдоромантика, ложный пафос героизма, игра в шпионов и разведчиков. Потом начало надоедать».

Еще позже стали погибать его друзья. Один за другим. Адам Купцевич, польский разведчик и его друг, потерял любимую женщину и стал инвалидом на всю жизнь. Собственный связной Дронго – Марк Ленарт был по ошибке ликвидирован советской разведкой. Разведчики были как саперы. Иногда они подрывались на собственных минах. В прошлом году погибла Натали Брэй, воспоминания о которой до сих пор не дают ему спать. Теперь в Брюсселе погибла Мария. Список был длинный.

«Для чего все это? – спрашивал себя Дронго. – Или я изначально обречен на такое существование?»

Гостиницы внушали ему теперь тихую ненависть, а чужие города – раскрытые, но готовые захлопнуться мышеловки – он просто ненавидел.

Несмотря на эти мысли, ровно без десяти девять он спустился вниз и пошел к дому Трампа на встречу с очередным, уже которым в его жизни связным.

Любарский подъехал ровно в девять. Это был чистенький старичок в старомодном костюме, в бабочке и с печальными еврейскими глазами.

– Здравствуйте, господин Фридман, – приветствовал Любарский, когда Дронго сел к нему в автомобиль.

– Добрый вечер. Вы меня знаете?

– Нет, но меня предупреждали о вашем приезде. Я выеду из Манхэттена, если вы не возражаете.

– Тогда не очень далеко. Давайте поедем в Бронкс.

– Только не туда. Хорошо, я покручусь по Манхэттену. Когда вы прилетели?

– Сегодня вечером. Я из Гамбурга. Через пять дней я должен возвращаться в Москву. До этого обязан успеть встретиться с вашим подопечным и переговорить с ним. Он ведь послезавтра уезжает в Лондон. Правильно?

– Да, но возникли трудности, – вздохнул старичок.

– Что-нибудь случилось?

– У нас большие неприятности, мистер Фридман, – шепотом произнес Любарский.

– Конкретнее.

– Вы же знаете, кто сейчас прибывает в качестве эмигрантов. Все, кто хочет легкой жизни. Они думают, что здесь рай.

– У меня мало времени, – невежливо перебил старика Дронго, – объясните, что случилось?

– Последнюю партию наших эмигрантов в прошлом году встречал я лично. Среди приехавших оказался Лева Когановский. Это бывший валютчик и фальшивомонетчик. Он сидел в тюрьме два раза, но его почему-то выпустили из СССР, тогда еще был Советский Союз. И вот такого человека они решили отпустить. Не знаю почему, но они поверили ему. Вы знаете, что такое еврейская мафия? Это мафия, состоящая из русских евреев. В этой стране триста лет жили евреи и не было никакой мафии. Но как только приехали советские евреи… Вы понимаете, о чем я говорю?

– Не совсем. Что конкретно случилось?

– Что может случиться? Этот Лева Когановский организовал банду рэкетиров, так, кажется, говорят в России? Приехав сюда, он начал шантажировать многих, в том числе и Бетельмана. Того самого, который должен иметь с вами беседу. Я сам рекомендовал поговорить с этим человеком. Мне он показался исключительно надежным. А ему просто не дают прохода. Лева потребовал, чтобы в течение двух суток Семен Бетельман выплатил ему деньги. Чтобы еврей брал деньги у еврея, более того, вымогал их? Такого я не помню в своей жизни, – возмущенно произнес Любарский.

– А если это подставка? Если Когановский проверяет Бетельмана по просьбе, скажем, американцев?

– Тем хуже. Мы же срываем всю операцию. Бетельман должен увидеться с вами завтра. И вы попытаетесь с ним поговорить. Но этот бандит все испортит. Мы же не можем обратиться в полицию. Просто нет времени.

– Вы не ответили на мой вопрос. Это не могло быть специальным заданием ЦРУ или ФБР?

– Конечно, нет. Кто же не знает Леву Когановского? Он шантажирует всех врачей Бруклина.

– Почему вы не обращались в Центр?

– Мы обращались. Нам посоветовали не заниматься глупостями. Там, в Москве, не понимают, как это серьезно.

– Ясно. Что теперь хочет ваш местный «Аль Капоне»?

– Денег. Он узнал, что у Бетельмана брат – миллионер в Лондоне, и теперь вымогает деньги. Якобы на открытие собственного дела. Любой скандал может привлечь внимание к Бетельману и испортить всю операцию.

– Хватит, – зло оборвал Дронго, – вы можете достать пистолет?

– Господи, – ахнул старичок, – только этого не хватало.

– Слушайте, Любарский, – жестко сказал Дронго, – за шпионаж в пользу России вы можете получить девяносто девять лет тюрьмы, а за убийство вымогателя в лучшем случае пять.

– Я знаю, – тихо проговорил Любарский, останавливая машину. – Вам, наверное, сказали, почему я работаю с вами? Мой сын полковник КГБ. Это очень смешно, правда? Еврей – полковник КГБ. Но он работал всю жизнь в разведке. И здесь никто не знает, что у меня есть сын от первой жены. Даже моя вторая супруга. Она ни о чем не догадывается. Поэтому я помогаю вам.

– Я же не прошу убивать Когановского. Мне только надо найти пистолет.

– Когда?

– Утром в шесть часов. Встречаемся в Бруклине. Я приеду на такси. Вы знаете ресторан на Оушн-авеню, в самом начале улицы, у станции метро?

– Да, знаю.

– Я буду вас там ждать. Теперь подвезите меня к отелю. Я очень устал. Кстати, узнаете заодно и домашний адрес этого мерзавца, Левы Когановского.

– Он мне известен.

– Очень хорошо.

Следующие пять минут они молчали. Разведчик вышел из автомобиля почти у отеля, громко хлопнув дверцей. До прихода приятеля оставалось пятнадцать минут.

 

Глава 2

Улыбающийся швейцар услужливо открыл дверь, а не менее радостный лифтер нажал кнопку, поднимая его на семнадцатый этаж.

Они здесь все время улыбаются, демонстрируя свой оптимизм. Впрочем, это традиционно американская черта. Как трудно должно быть здесь евреям типа Любарского. Странно выглядят в этом гогочущем зверинце люди, отягощенные наследием перенесенных страданий и мучительной памятью прошлого. Трагедию иудеев не поняли три тысячи лет назад в Вавилоне, не понимают сейчас и в Америке. Только европейцы с их тяжкой историей могут отчасти понять евреев.

Хотя в каждом сытом бюргере, в каждом улыбающемся рантье может сидеть скрытый антисемит. Эта зараза трудно поддается лечению. Она исчезнет только с повышением культуры. Может, поэтому в Европе гонения на деятелей культуры начинались одновременно с еврейскими погромами.

При общем довольно среднем уровне культуры американцев они показывают миру свой демократизм и свое понимание свободы, уравнивая в правах всех граждан. Однако в каждом провинциальном городке, на каждой американской улице можно найти улыбающегося расиста, ненавидящего негров, евреев, итальянцев, пуэрториканцев, словом, всех, кто хоть как-то отличается от него самого.

Может, истоки этой ненависти и питают тайную войну, которая никогда не исчезает. Недоверие и страх в отношении непохожих на твой народ людей двигают малыми государствами. Трудно примириться с чужим складом мыслей, поступков, социальных воззрений. И тогда война становится неизбежным и единственным способом разрешения всех конфликтов, размышлял Дронго.

В дверь позвонили.

«В этом отеле есть даже звонки», – улыбнулся Дронго, открывая дверь.

В коридоре стоял Эльдар. Он действительно изменился, возмужал.

Сколько прошло лет, начал вспоминать Дронго. Кажется, около двадцати с того памятного школьного вечера, когда они прощались со своим детством.

Они обнялись, расцеловались. Эльдар внимательно рассматривал его.

– Ты сильно изменился, – заметил он наконец, усаживаясь в кресло.

– Наверное. Прошло много лет. Что ты будешь пить? – спросил Дронго, открывая бар. – У меня есть шампанское.

– Давай за встречу.

Он откупорил бутылку, разлил золотистую жидкость в бокалы. Они чокнулись.

– Рассказывай, – потребовал Эльдар, – я слышал, ты работал по линии Третьего управления?

– Кто тебе об этом сказал?

– Разное говорили. Ты ведь был раньше экспертом ООН. Тебя многие помнят здесь по твоим операциям. А в 1988 году прошел слух, что тебя убили.

– В меня стреляли, но я остался жив. Правда, был тяжело ранен, наверное, поэтому все посчитали, что я погиб.

– И после этого ты бросил свою работу?

– Нет, конечно. Но в качестве эксперта я уже представлял мало ценности. Меня стали использовать по другим направлениям.

Эльдар не стал задавать ненужных вопросов.

– Ты можешь сказать, сколько пробудешь в Нью-Йорке?

– Пять дней.

– Всего пять. Тебе нужно обязательно побывать у меня дома. Ты ведь не знаком еще с моей женой.

– А когда ты женился?

– Семь лет назад. И у меня уже шестилетний сын. Он учится здесь, в Америке. В этом году пошел в школу. Настоящий янки. Правда, он родился в Индии, так что американским президентом ему не бывать. Но я не очень переживаю. Не нравится мне здесь. Три дня назад прочитал в «Нью-Йорк таймс», как в Бруклине убили директора школы. Случайно, в перестрелке, когда он искал своего девятилетнего ученика – торговца наркотиками. А тебе здесь нравится?

– Я никогда не любил путешествовать.

– Да, ты всегда был домоседом. Любил читать книги и не выносил присутствия девочек. Ты по-прежнему не любишь женщин? Или уже женился?

– Не успел. И я, кажется, по-прежнему домосед. А единственная женщина, которая мне нравилась, погибла в прошлом году в Вене.

– Извини.

– Ничего страшного. Я уже давно привык к этим мазохистским упражнениям со своей душой. Моих друзей стали часто убивать в последнее время. Согласись, к этому трудно привыкнуть.

Они помолчали. Дронго снова разлил шампанское.

– За твою семью.

– Спасибо. Но я тебя завтра жду.

– Обязательно приеду. Где ты живешь?

– Северный Бронкс. Там бывшая советская колония. Теперь в этом доме обитают представители всех суверенных стран СНГ. Сам ты не найдешь. Договоримся, и я заеду за тобой. Если, разумеется, ты можешь появиться у меня дома, – вспомнил вдруг Эльдар.

– Не говори глупостей. Я обязательно к тебе приеду. Мне интересно посмотреть на твоего сына.

– Говорят, он похож на меня.

Эльдар поставил бокал на столик, потянулся за виноградом.

– Я вымою руки, – вспомнил он, направляясь в ванную. Через секунду раздался его восхищенный возглас: – Слушай, кто тебе оплачивает номер? Столько позолоты в твоей ванной рождает у меня массу противоречивых чувств и даже комплекс неполноценности.

– Не обращай внимания. Я просто спутал гостиницы. Завтра утром перееду в более дешевую.

Эльдар возился в ванной.

– Если хочешь, – крикнул он, – я могу помочь тебе устроиться в отель ООН, рядом с нашим представительством.

– Спасибо, не надо. Я уже позвонил в другую гостиницу.

Эльдар вышел из ванной.

– В твоем баре есть что-нибудь кроме шампанского?

– Конечно.

– Ну, доставай наконец, а то я умру от жажды.

– Я всегда подозревал, что дипломаты – потенциальные пьяницы, – улыбнулся Дронго.

– А я всегда знал, что разведчики – скупердяи, – парировал Эльдар, – доставай виски.

Пить они закончили в пятом часу утра, когда Эльдар собрался ехать домой. Дронго, всегда старавшийся не перебарщивать, где-то в половине четвертого понял, что за приятелем ему не угнаться, и бросил пить. Бывший одноклассник доканчивал бутылку в одиночестве.

Его автомобиль по просьбе Дронго припарковали в гараж отеля, а самого Эльдара он посадил в такси.

И только вернувшись в номер, вдруг почувствовал, как болит голова. Дронго включил горячую воду, почти кипяток и целых полчаса принимал ванну. После чего встал под холодный душ. Голова стала ясной, но усталость не прошла.

В четверть шестого утра он вышел из отеля и, пройдя две улицы, взял такси. Доехав до старого города, отпустил машину у отеля «Виста» и поймал другую. Теперь он направлялся в Бруклин.

Ровно в шесть пятнадцать утра Дронго подъехал к ресторану на Оушн-авеню, где его терпеливо ждал Любарский, сидевший в своем автомобиле. Он отпустил такси и, перейдя улицу, сел в машину связного.

– Доброе утро. Вы достали пистолет?

– Достал. Это так опасно, – запричитал Любарский.

– Переживать будете потом. В нашей разведке появилась уйма идиотов, которые не могут нормально анализировать ситуации. Поэтому все нужно решать на месте лично. Я думаю, что докладывать об этом в Центр не нужно.

– Вы убьете его? – с ужасом спросил Любарский.

– Я похож на убийцу? – строгим тоном отозвался Дронго.

– Нет, нет, конечно. Вообще вы какой-то странный агент. Хотя это первое мое серьезное дело. Но такое…

Дронго хорошо понимал его состояние. Конечно, Любарскому не верили. Резидент внешней разведки в Нью-Йорке считал его слишком незаметной фигурой, чтобы внимательно выслушать его. А тем более когда речь шла о Бетельмане, подозрительном еврее, имеющем брата-миллионера в Англии, связанного с английской контрразведкой. По замыслу организаторов операции, кроме Дронго, знавшего лишь в общих чертах главную стратегическую цель, только Любарский был отчасти посвящен в детали. Но и он искренне считал, что новая российская разведка хочет завербовать Бетельмана, не предполагая, что тот будет лишь подсадной уткой для ареста Дронго.

Любарский не ведал и не имел права знать, что Дронго проведет беседу с его протеже нарочито грубо, провоцируя Бетельмана, который должен бежать в Англию. У того была готова виза и разрешение на въезд в Великобританию. Там действительно жил его брат-миллионер, долгие годы сотрудничавший с английской контрразведкой. Расчет строился на том, что напуганный Семен Бетельман расскажет все своему брату, а тот – английской контрразведке. И когда через пять дней Дронго захочет встретиться с Бетельманом в Ирландии, во время посадки самолета в аэропорту Шэннона, его просто арестуют. Конечно, этих подробностей не знал ни российский резидент внешней разведки в Нью-Йорке, ни несчастный посредник Любарский, для которого это было первое и последнее задание в жизни.

Собственно, резидент разведки и не обязан был заниматься разбором личных дел Семена Бетельмана. Лишь Дронго понимал, как важно, чтобы именно Бетельман добрался до Лондона живым и невредимым.

Любарскому, конечно, не особенно верили, ведь он представлял собой так называемую линию ЭМ (сектор эмигрантов в резидентуре разведки). Каждый резидент КГБ имел различные секторы, составлявшие в итоге главные направления его работы.

Сектор Х считался направлением научно-технической разведки.

Сектор ПР включал в себя политическую и военно-стратегическую разведки.

Сектор КР – внешнюю контрразведку и безопасность.

Сектор ИБ – компьютерная разведка.

Среди этих секторов направление ЭМ (эмигранты) считалось наименее важным, и на него часто не обращали должного внимания в отличие, скажем, от резидентов МОССАДа, всегда помнивших, что это направление одно из самых главных.

Дронго посмотрел на оружие.

– Что это за пистолет? – зло поинтересовался он. – Из него, наверное, стрелял еще ваш дедушка.

Это был кольт «бэнкерс».

– Почему? – обиделся Любарский. – Я с трудом нашел этот пистолет. А что касается моего дедушки, то он ни в кого не стрелял. Его сожгли в Освенциме вместе с моей бабушкой в 1943 году. Мне тогда было всего тринадцать лет.

– Простите, я не хотел вас обидеть.

– Ничего. Просто я действительно с трудом достал и это оружие.

– Оно не зарегистрировано в США?

– За кого вы меня держите? Разумеется, нет.

– Это уже лучше. Где живет ваш герой детективных романов?

– На Парк-авеню, дом 174. Хотите, я вас отвезу?

– Откуда у него деньги на покупку дома?

– Он получил его в наследство от своей двоюродной тетки. Прекрасная была женщина.

– Какой у вас адрес?

– Зачем вам мой адрес? – испугался Любарский.

– Где вы живете? – терпеливо переспросил Дронго.

– В Бруклине, конечно. Оушн-авеню, 1430. Это в конце проспекта. Отсюда минут пять езды.

– Поезжайте домой и постарайтесь в ближайшие три-четыре часа быть постоянно на людях. Сейчас половина седьмого утра. Ваш налетчик, наверное, еще спит. Вы можете описать его квартиру?

– Я принес план его дома, – достал бумагу Любарский.

– Откуда у вас план? – подозрительно спросил Дронго.

– Боже мой, – вздохнул старичок, – вы забыли, где вы находитесь. Это же Бруклин – столица евреев всего мира. Вы думали, столица в Тель-Авиве? Она здесь, в Бруклине. Здесь все друг друга знают. Достать план любого дома можно через квартирного маклера. В этом нет ничего необычного. Мы привыкли доверять друг другу. Один еврей никогда не подведет другого еврея, если, конечно, это не Лева Когановский.

«Господи, это действительно какой-то фарс», – с ужасом подумал Дронго.

– Хорошо, – громко сказал он, – сегодня днем я встречусь с вашим Бетельманом. Он ведь будет обедать в кафе «Наргиз»?

– Да, на Брайтон-Бич. Он всегда там обедает. Это его любимое место. Он же старый бакинец. А там, в Баку, говорят, было подобное кафе, названное так в честь красивой женщины.

– Билет на Лондон у него на завтра? – прервал многословного связного Дронго.

– Да, я проверял. Ему привезли два билета, для него и супруги, еще неделю назад.

– Очень хорошо. Теперь я выйду, а вы езжайте домой. И, как договорились, весь день старайтесь быть на людях. Так вы обеспечите себе абсолютное алиби.

– Мне больше ничего не нужно делать?

– Ничего. Резиденту передайте, что у меня все нормально. Скажите, что я вылетаю через четыре дня. Впрочем, они и так знают об этом.

– Хорошо. До свидания. Я очень хочу пожелать вам удачи, но Бог запрещает мне это делать. Конечно, Когановский плохой человек, но только Бог вправе судить, что хорошо, а что плохо.

– Вы верите в Бога? – спросил Дронго.

– Разумеется, как всякий еврей.

– А я думал, скорее, в дьявола.

– О чем вы говорите, – испугался Любарский, взмахнув руками, – как вам не стыдно?

– Мне не стыдно, потому что, если я не вмешаюсь, Семен Бетельман может вообще не попасть в Англию. Ваш Лева его просто прирежет. Это, кстати, практикуется здесь, в Бруклине, столице евреев всего мира, и тогда даже небесные ангелы не слетятся помочь несчастному человеку.

– Господи, как вы можете? – почти жалобно пролепетал Любарский.

– Могу. И знаете, почему? Я верю в Апокалипсис, который грядет. Мы погрязли в грехах, Любарский, разве это не так? Все мы ненавидим друг друга, евреев, негров, «латинос», китайцев, коммунистов, фашистов, анархистов, арабов – какая разница, кого и за что. Вот сейчас даже евреи вымогают деньги у собратьев по вере. Близится конец света, мой верующий друг. И нам уже не спастись. Все перемешалось в этом мире. Знаете, какие три самых загадочных парадокса наших дней? Русские борются за трезвость, немцы – за мир, а евреи воюют. Мир состоит из нелепых парадоксов.

– Как вам не стыдно, – снова вздохнул Любарский, – так говорить о других нациях? Вы же не расист?

– Я не сказал ничего обидного. Кстати, рассказавший мне эту притчу был русский разведчик. Что касается немцев, то в прошлом году убили одного из моих лучших друзей. Правда, по матери он был фламандец, а по отцу немец. Я думаю, что и вы не считаете всех немцев потомками тех, кто сжег ваших близких в Освенциме. Что касается евреев, то сегодня я приехал сюда, чтобы спасти вашего знакомого еврея. Разве этого мало? Просто мир действительно сошел с ума. Утром я слушал радио. Билл Клинтон объявил, что в заседаниях Кабинета министров будет принимать участие его жена Хиллари, лучше разбирающаяся в некоторых вопросах, чем он сам. Несчастные американцы, оказывается, выбрали в президенты сразу обоих супругов. Вы не находите, что это много для одной страны, пусть даже такой великой?

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Постарайтесь не забыть моих советов. Весь день будьте на виду. Прощайте.

– Мы больше не увидимся?

– Не знаю. Если мне что-нибудь понадобится, я позвоню. За оружие не беспокойтесь. Его не найдут.

Он вышел из автомобиля, осторожно прикрывая дверцу. Любарский тронул машину с места. Проехав метров пятьдесят, вдруг дал обратный газ. Открыл дверцу и быстро проговорил:

– И все-таки вы не правы. Мир будет существовать всегда. Просто войны – это порождение человеческих недостатков.

– Их слишком много, Любарский, – закричал на всю улицу Дронго, – слишком много.

Хуже всего, когда приходится действовать практически без партнеров. Опасность совершить ошибку возрастает многократно с учетом ряда изменчивых субъективных факторов, не всегда поддающихся спокойному анализу. В этой операции Дронго приходилось бы опираться исключительно на свои возможности. Остальные связные и агенты были отдельными штрихами и мазками создаваемой им и его руководством широкой панорамы действий. И как нельзя судить о достоинствах картины по одному штриху, так никто из тех, кто встречался с Дронго, не должны были понимать основной замысел происходящего.

 

Глава 3

На Парк-авеню стояли в основном двухэтажные дома-особняки, расположенные на расстоянии нескольких метров друг от друга. До половины девятого Дронго добросовестно прогуливался по улице, рассматривая соседние дома. После семи отовсюду начали выходить люди, опаздывающие на работу. Широкая улица постепенно заполнялась автомобилями. Из дома Когановского никто не выходил, и Дронго наконец решил позвонить. Ждать пришлось довольно долго. Только через пять минут дверь открыл заспанный молодой человек, довольно плотный, с рыжими беспорядочными волосами, в большом цветастом халате.

Дронго обратил внимание, что хозяин дома не воспользовался связью, установленной у дома, а вышел открывать сам. Видимо, так рано Когановского беспокоили редко.

– Что вам нужно? – грубовато проворчал он.

– Господин Когановский? – В голосе Дронго было нечто такое, от чего сон у хозяина дома испарился.

Всегда любопытно, как бывшие заключенные и опытные рецидивисты мгновенно узнают работников милиции. Они их словно чуют в огромной толпе прохожих. Что-то в голосе Дронго не понравилось Леве.

– Вы откуда? – спросил он, кашлянув.

– Разрешите войти, – очаровательно улыбнулся Дронго, чем еще больше напугал Когановского.

– Да, да, конечно, входите, – засуетился тот, отступая в глубь дома.

Дронго зашел в прихожую, аккуратно повесил пальто. Общее расположение комнат полностью совпадало с подробным планом, данным ему Любарским. Они прошли в огромную, загроможденную громоздкой мебелью и кричащими картинками гостиную. На полу валялось несколько бутылок.

– Котик, – раздалось откуда-то сверху по-русски, – кто к нам пришел?

– Это ко мне, – закричал Когановский, – не мешай нам. Пожалуйста, сюда, – предложил он кресло гостю, сгребая бутылки ногой в кучу.

Гость сел, по-прежнему улыбаясь. Когановский заметно нервничал.

– Вы ведь приехали к нам в страну совсем недавно? – начал разговор Дронго.

– Да, – быстро кивнул хозяин дома.

– И уже успели отличиться. На вас много жалоб, господин Когановский. А вы ведь даже не имеете еще грин-карты.

– Какие жалобы? – попытался возмутиться Когановский. – Я ничего не понимаю.

– Котик, – раздалось сверху, – я тебя жду.

– Замолчи, дура, – рявкнул Когановский. – Я ничего не понимаю, кто на меня пожаловался?

По-английски он говорил плохо, с заметным акцентом.

– Ваша бурная деятельность вызывает у нас сомнения относительно вашей способности быть образцовым американским гражданином. Я думаю, у вас будут определенные сложности с получением грин-карты.

– Почему? – расстроился Когановский. – Я не нарушил никаких американских законов.

– Это вам только так кажется. Мы считаем, что у правительства Соединенных Штатов есть все основания принять решение о вашей депортации.

– Нет, – испугался Когановский, – только не это.

– Котик, – снова раздалось сверху, – что там случилось?

– Откуда у вас этот дом? – спросил Дронго. – Ведь вы, кажется, получили наследство от своей двоюродной тетки. А на какие деньги вы живете?

– Работаю в строительной компании, – быстро ответил Лева, улыбаясь. Это была уже его стихия, знакомая по старым советским порядкам, – скрывать собственные доходы. Но Дронго не дал ему долго радоваться.

– Вы всегда были таким жизнерадостным? – задал он неожиданный вопрос.

– Да, – улыбнулся Лева, – всегда. Даже в тюрьме, в СССР. Меня сажали за убеждения.

– Не лгите, – строго заметил Дронго, – вас сажали совсем за другое. Кстати, где вы сидели?

– В Нальчике, это такой город на Северном Кавказе, – снова испугался Лева.

Теперь нужно ловить мерзавца.

– Это была колония строгого режима?

– Да.

– И вы попали в нее с той же комплекцией или вы поправились после приезда в Америку?

– Почему? – обиделся Когановский. – Я всегда был таким.

– И любите женщин до сих пор?

– А что, это наказуемо по американским законам? – окончательно осмелел ничего не подозревающий Когановский.

– Нет. Мне просто интересно. Каким образом вы сумели выжить в колонии строгого режима? С вашей комплекцией и цветом кожи попадать в такие заведения в бывшем Советском Союзе просто опасно. Вас вполне могли использовать местные гомосексуалисты, которых так много в советских тюрьмах.

Дронго с удовольствием наблюдал, как с поросячьего лица Когановского от злости и страха сходит краска. «Кажется, мои подозрения обоснованны», – подумал Дронго.

– Просто удивительно, почему они оставили вас без внимания, – продолжал издеваться гость.

Лева молча скрипнул зубами.

– А вы знаете, я, кажется, догадываюсь почему, – вдруг сказал Дронго.

Когановский побледнел еще больше, на лбу выступили капельки пота.

– Вы ведь были агентом местной администрации. Их человеком в колонии, и поэтому вас не трогали. Я прав?

– Нет, – выдавил Когановский, отводя глаза.

– Вам не стыдно врать? Ведь вы сотрудничали с органами милиции, иначе бы вас не выпустили из СССР.

– Неправда, – закричал Когановский. Со второго этажа начала спускаться девушка лет двадцати, в белом банном халате.

– Что случилось? – испуганно спросила она уже по-английски.

– Убирайся к чертовой матери, – заорал на нее хозяин дома.

Испуганная девушка поспешила скрыться в спальне.

– В общем, так, – встал Дронго, – я с вами не прощаюсь. Но хочу предупредить – бросайте вымогательство. Сегодня вы встречаетесь с уважаемым человеком, Семеном Бетельманом…

– Вот сука, – по-русски проворчал Когановский.

– Я не понял, что вы сказали, но, наверное, это ругательство. Бетельман ничего не знает. Просто мы давно следим за ним и его братом. Сейчас вы позвоните к нему и пожелаете счастливого пути в Лондон. Встречу с ним вы, разумеется, отмените. Иначе неприятности я вам гарантирую. В конце концов он бы и так вам ничего не дал.

– Вы не из полиции, – вдруг что-то почувствовал Лева Когановский.

– Нет. Я – представитель частного детективного агентства.

– Никуда я не буду звонить, – отчаянно заявил Когановский. – Я ни в чем не виноват.

Сработал многолетний инстинкт опытного рецидивиста.

– В таком случае у меня есть другие полномочия, – широко улыбнулся Дронго, быстро доставая пистолет. – Для начала я прострелю вам обе ноги.

– Я не идиот, все понял. Как только вы вошли, я все понял. Одну минуту. Я сейчас позвоню.

Когановский бросился к телефону, быстро набрал номер.

– Семен Аронович, – сладко улыбаясь, начал он, – доброе утро. Простите, что вас беспокою так рано. Нет, нет, не по поводу долга. Хочу пожелать вам счастливого пути в Лондон. Вы ведь завтра уезжаете. Что вы, какие деньги? Это была шутка. Разве в Бруклине можно заниматься подобными вещами? Ведь мы хорошо знаем друг друга. Конечно. И вам спасибо. Большое спасибо.

Он положил трубку. Дронго убрал пистолет.

– Кажется, мы договорились. Всего хорошего, господин Лева Когановский.

– И вам всего хорошего, – засуетился хозяин дома.

Когда за Дронго закрылась дверь, сверху спустилась девушка.

– Ты все слышала? – зло спросил Когановский.

– Да, по-моему, он из полиции, – тихо ответила она.

– Хуже. Он из американской мафии. А здесь тебе не Одесса. Я боялся, что после звонка он просто пристрелит нас обоих.

– Что ты такое говоришь, Лева? – испугалась женщина.

– Здесь свои порядки. Черт с ним, с Бетельманом. Возьму больше у Альтмана. Своя шкура дороже.

Через час Дронго выбросил пистолет в мутные воды Ист-Ривера.

 

Глава 4

Нужно быть бывшим советским гражданином, чтобы понять и прочувствовать всю прелесть Брайтон-Бич. В этом районе Бруклина считается неприличным общаться на английском языке. Одесские евреи говорят с характерным одесским акцентом, грузинские – с грузинским, среднеазиатские тараторят так, словно никогда не уезжали из Ташкента или Душанбе. Здесь представлены все нации и народы Советского Союза – слышится русская, грузинская, армянская, украинская, азербайджанская, литовская речь. Это своеобразный эмигрантский центр евреев, начавших исход еще в середине шестидесятых, когда в Бруклин прибывали люди небольшим ручейком, с трудом пробивающимся из-за плотного кордона; в начале девяностых этот ручеек превратился в мощный поток с Востока, сметающий на своем пути все заграждения.

До встречи с Бетельманом Дронго еще успел переехать в более дешевый отель – «Холидей Инн» на Бродвее. В первом часу дня он был уже в Бруклине, зашел в книжный магазин «Черное море» посмотреть последние поступления книг из бывших республик Советского Союза. Книг было много, и, что особенно впечатляло, среди них попадались издания, вышедшие буквально два-три месяца назад.

«Железный занавес рухнул», – подумал Дронго, доставая с полок совсем новые книги с еще не разрезанными страницами.

– Вы что-нибудь выбрали? – по-русски спросила его пожилая женщина, сидевшая у кассы.

– Нет, пока ничего, – ответил он тоже по-русски, – но у вас великолепный магазин, я заеду к вам попозже.

Женщина благодарно кивнула ему.

– Вы, наверное, недавно из Союза, – заметила она.

– Почему вы так решили?

– Не знаю. Вы какой-то чересчур спокойный. Наши местные обычно более нервозны, у них всегда нет времени.

Было время ленча, и многие эмигранты спешили в кафе и рестораны, открытые по всей улице. Посмотрев на часы, разведчик тоже заторопился. По его расчетам, объект уже находился в кафе.

Едва войдя в зал, он заметил знакомое по фотографиям лицо Семена Бетельмана. Пожилой, лет пятидесяти пяти, большой лоб, крупный мясистый нос, уши, словно приплюснутые к голове, густые мохнатые брови, очки. Объект, как обычно, сидел в одиночестве. Дронго подошел к нему.

– Вы разрешите? – по-русски спросил он.

Бетельман изумленно посмотрел на него, на мгновение перестав жевать.

– Здесь так много свободных мест, молодой человек, – опустил он глаза.

– Меня они не устраивают, – весело возразил Дронго. – Я хотел бы пообедать сегодня с вами.

– Опять, – вздохнул Бетельман, откладывая вилку, – сколько я могу вам говорить – оставьте меня в покое. Я уже передал свою практику другому врачу. Завтра я улетаю в Лондон. Ну что вам от меня еще надо?

– Вы ошиблись. Я совсем не тот, за кого вы меня принимаете.

– Только не говорите, что вы не знаете Леву Когановского, – упрямился Бетельман, – он надоел мне до такой степени, что стал являться даже во сне.

– Думаю, он больше к вам никогда не подойдет, – многозначительно произнес Дронго.

– Да? – удивился его собеседник. – Очень хотелось бы вам поверить. А то, согласитесь, очень неприятно, избавившись от советской мафии в СССР, попадать в руки этой же мафии в Америке. Если бы они были стопроцентными американцами, мне не было бы так стыдно.

– Сегодня утром Когановский звонил к вам и пообещал больше не приставать.

– Знаю я его шутки, – махнул рукой врач. – Вы думаете, я поверил?

– И все-таки вам придется поверить мне на слово. Когановский больше не появится у вас в доме. Я сумел убедить его не приставать к вам.

– Да? – Бетельман снял большие роговые очки. – Можно узнать, чем обязан такому вниманию?

– Можно. Я из советской разведки.

Дронго подумал, что Бетельман сейчас умрет. Прямо на месте. На него жалко было смотреть. Он держал в руках очки, жалобно моргая и как-то растерянно оглядываясь. Целую минуту он не мог выговорить ни слова.

– Откуда вы? – наконец выдавил врач.

– Из КГБ.

– Ой! – воскликнул Бетельман. – Что вы такое говорите, – он немного отдышался, – разве сейчас есть КГБ?

– Как видите, есть.

– Да, да, вижу. – Врач снова заморгал. – Скажите, вы не от Левы Когановского? – вдруг заподозрил он какой-то подвох.

– Нет, – терпеливо ответил Дронго, – я приехал из Москвы. Приехал к вам, Семен Аронович Бетельман, бывшему жителю Баку, проживавшему ранее по адресу: Гоголя, 14. Вы работали в отделе Министерства культуры. Вашим прямым начальником был Давуд Исмаилович Велиев. Его заместитель, до известных событий в Баку, – Вартан Акопов. Еще какие-нибудь подробности нужны или вы мне верите?

– Верю, – вздохнул собеседник, и лицо его посерело. Он быстро надел очки, поправил волосы. Страх сидел в нем даже здесь, в свободной Америке, на Брайтон-Бич. Страх семи десятилетий, и вытравить его из памяти было невозможно.

– Что вам нужно? – тихо спросил врач.

– Сначала я передам вам привет от вашей сестры Софы.

– Спасибо. Как она там?.. Вы ее арестовали? – чуть поколебавшись, спросил Бетельман.

– За что? – изумился Дронго. – Слушайте, не нужно так мрачно смотреть на жизнь. У нас девяносто второй год. Все давно кончилось. СССР уже нет. И КГБ, кстати, тоже. А ваша сестра после Нового года выезжает в Израиль.

– Да, да, я понимаю, – согласился Бетельман, когда до него дошел смысл сказанного. – Как нет КГБ? А вы откуда?

– Я вам просто объяснил, чтобы вы сразу поняли. Я представляю советскую разведку, вернее, российскую в данном случае. Мы хотим сделать вам выгодное предложение.

– Вы хотите, чтобы я стал вашим агентом? – изумился собеседник, всплеснув руками. – Вы с ума сошли?

– Нет. Этого я не хочу. У вас есть брат в Англии, к которому вы завтра поедете. Вы могли бы узнать у него, когда он может встретиться со мной? Это очень важная встреча. А потом вы позвоните мне.

– Я не сделаю этого, – твердо заявил Бетельман, – не впутывайте в грязные истории моего брата. Если вы хотите замарать меня – ваше дело, но мой брат – английский гражданин. Он живет в Великобритании уже тридцать лет. Я не стану передавать наш разговор.

«Старый дурак», – подумал Дронго.

– В таком случае, – угрожающе заметил он, – у вашего брата будут крупные неприятности.

– Боже мой, какие неприятности?

– Он потерял недавно весьма секретные документы. Ему удалось доказать, что они сгорели во время пожара в его доме. Но если их найдут и передадут его руководству… Вы меня понимаете?

Бетельман снова снял очки. Молчал довольно долго. – А вы говорите, что КГБ уже нет, – почти неслышно произнес он.

– Мне нужно с ним увидеться, – твердо повторил Дронго. – Просто передайте ему наш разговор. А он пусть сам решит, что ему делать.

– Хорошо, – вздохнул собеседник, – в конце концов могло быть и хуже. Знаете, я ведь однажды уже имел счастье познакомиться с вашей организацией, – он снова надел очки, – в пятьдесят первом, в Баку, меня вызвали, интересуясь, куда делся мой брат? Он во время войны попал в плен к румынам и сумел сбежать. Позже он переправился в Египет, ну это вы, наверное, знаете. Так вот, меня мучили тогда целый день, но я действительно не знал, где мой брат. А я ведь был совсем молодой, еще школьник. И вот теперь, сорок лет спустя, вы все-таки нашли меня и его.

Дронго не ответил.

Бетельман вдруг взмахнул руками.

– Вы знаете, почему это кафе называется «Наргиз»?

Дронго знал, но снова промолчал.

– В Баку была очень красивая женщина. Ее звали Наргиз. И в честь ее на приморском бульваре открыли кафе, названное именем прекрасной дамы. Романтично, вы не находите? А потом здесь, в Бруклине, на Брайтон-Бич, бывшие бакинцы тоже назвали свое кафе «Наргиз» в память о той удивительной атмосфере Баку шестидесятых годов.

– Зачем вы мне это рассказываете? – спросил Дронго.

– Я вот сейчас подумал, а после вашей смерти назовут вашим именем хотя бы скамейку в каком-нибудь сквере города? Вам не страшно, молодой человек? Или вы действительно считаете, что все вы – супермены? «Герои невидимого фронта», так, кажется, называла вас советская пропаганда?

– Не назовут, – жестко отрезал разведчик, – моим именем ничего и никогда не назовут. И очень возможно, у меня не будет даже могилы. В лучшем случае чужое имя, нацарапанное на надгробном камне. Мне все это известно. – Он поднялся.

– Я не хотел вас обидеть, – выдохнул Бетельман.

– Я не обиделся. Вы правы. Так здорово называть кафе именем прекрасной женщины.

И он вдруг сделал то, чего не имел права делать ни при каких обстоятельствах. Никогда и нигде. Он нагнулся и прошептал:

– А когда я вернусь обратно, я найду эту женщину и расскажу ей о ваших словах. Уверяю вас, ей будет приятно. Вот мой телефон. – Он оставил карточку на столе.

Бетельман открыл рот, но ничего не сказал и сидел так, пока Дронго не вышел из зала.

 

Глава 5

Эльдар приехал вечером. Хорошо еще, что Дронго предупредил о своем переезде. Они сидели в автомобиле, двигающемся в сторону Северного Бронкса.

– Будут две красивые женщины, – говорил Эльдар, – Лона и Ингрид.

– А где их мужья?

– Слушай, – Эльдар взглянул на друга, – у тебя, по-моему, комплекс неполноценности. Какие мужья? Ингрид разведена, у Лоны, как я знаю, вообще не было мужа. Просто наши жены часто общаются на теннисном корте.

– Аристократы чертовы, – пробормотал Дронго, – на теннисном корте играют. И коктейли, наверное, пьете на приемах.

– Пьем, и даже очень много.

– Вот-вот. А в ООН все время не хватает денег, и все думают, как свести бюджет в конце года.

– Ты подозрительно хорошо знаешь нашу работу, – заметил Эльдар. – Слушай, может, тебя прислали нас проинспектировать?

– Не говори глупостей. Какой из меня инспектор? Ты все-таки объясни, зачем позвал девушек?

– Господи, – взмолился Эльдар, – просто так. Чтобы тебе не было скучно. Заодно потом проводишь их. Лона живет в Манхэттене, в средней части, а Ингрид в Даунцдауне.

– Каким образом? У меня же нет автомобиля.

– Я дам тебе ключи от своей машины. А утром возьму другую.

– Слушай, ты, по-моему, настоящий сводник. Я всегда подозревал, что ты этим кончишь.

– Еще одно слово, и я поверну обратно.

Целую минуту они молчали.

– Кстати, я не умею водить автомобиль, – сообщил наконец Дронго.

– Это правда? – засмеялся Эльдар.

– Честное слово, очень плохо. И совсем не знаю города.

– Хорошо, я отвезу вас домой сам. Теперь успокойся.

Они въехали во двор, ворота автоматически закрылись за ними.

– Господи, – вдруг вспомнил Дронго, выходя из автомобиля, – а цветы? Мы забыли цветы.

– В следующий раз. – Эльдар уже вталкивал его в подъезд.

Потом была церемония знакомства. Жена приятеля оказалась веселой, практичной женщиной, и он довольно быстро освоился. Эльдар был немногословен, а его жена бойко сообщила последние новости дня. Ингрид, высокая шведка с пепельными волосами, постоянно курила, редко вмешиваясь в разговор. Лона, видимо, задержалась на работе. Сынишка Эльдара был очень похож на своего папу, и Дронго вдруг стало смешно, когда он вспомнил своего приятеля в первом классе. Они тогда сильно подрались, а потом подружились на все десять лет. И ни разу даже не поссорились.

Все уже ужинали, когда в дверь постучали. Эльдар пошел открывать.

– Ты опоздала, – раздался его укоризненный голос.

– Да, – послышалось в ответ, – сегодня было очень много работы.

В комнату вошла незнакомка.

Дронго вдруг подумал, что его ударило током. Молодая женщина была очень красива. Чуть раскосые глаза, прямой нос с широкими ноздрями, ничуть не портящий лица, красиво очерченные скулы, собранные волосы и грациозная походка, свойственная только темнокожим женщинам. Она была в строгом костюме, но юбка заканчивалась значительно выше колен. Ноги красивые, стройные, может, немного худые, но это только усиливало общий эффект. Самым изумительным в ней были ее глаза какого-то непонятного вишневого оттенка.

Он назвался, и она кивнула ему, с улыбкой протягивая руку с длинными пальцами; ладонь была узкой и сухой.

– Садись за стол, – пригласил ее Эльдар. – Это наша Лона. Лучшая спортсменка в ООН. Настоящий чемпион по теннису.

Лона снова улыбнулась. Дронго, сумевший перевести дыхание, улыбнулся в ответ. Красивая женщина действует на мужчину подобно разряду молнии. Едва он приходит в себя, как энергетические волны его биополя буквально обрушиваются на женщину. И почти каждая чувствует эту концентрацию вокруг себя.

Но Лона только улыбалась. Они говорили обо всем и ни о чем. Эльдар рассказывал какие-то смешные истории, все весело смеялись, а Дронго, сидевший рядом с Лоной, явственно ощущал соприкосновение двух начал, отталкивающих и притягивающих одновременно, словно пространство вокруг них стало единым силовым полем. Женщина не могла этого не почувствовать.

– Почему вы все время молчите? – тихо спросила Лона, когда он передавал ей очередное блюдо.

– Я очень занят, – шепотом ответил Дронго.

– Да? – удивилась женщина. – И чем?

– Любуюсь вами.

Лона покраснела. На темной коже это было почти незаметно. Однако он заметил ее явное смущение пополам с плохо скрытым удовлетворением.

– О чем вы говорите? – громко спросил Эльдар. – Мало того, что ты весь вечер молчишь, так еще теперь и свои секреты. Перестаньте немедленно, а то рассажу вас. Лона, ты помнишь, как мы ездили в Атлантик-Сити?

– Конечно, помню.

– Ты тогда еще не хотела купаться. Мы все полезли в воду, а ты осталась на берегу. А когда решилась наконец, выяснилось, что ты не взяла купальный костюм.

– Хватит, хватит, – засмеялась жена, – а то такого наговоришь.

– Ничего я не выдумываю. Представляешь, – обратился Эльдар к Дронго, – она решила назло всем все-таки искупаться. Разделась догола и полезла в воду.

Все засмеялись. Дронго сделал попытку улыбнуться. Он вдруг начал ревновать ее ко всем присутствующим.

– Ну, что ты про это думаешь? – спросил Эльдар.

Дронго молча показал на свой рот.

– Что случилось? – спросил Эльдар.

– Боюсь разговаривать, – невозмутимо ответил Дронго, – нас могут рассадить, а мне хочется посидеть еще немного рядом с Лоной.

Смеялись все довольно долго, даже Лона, не выдержав, расхохоталась от души.

Прощались в первом часу ночи.

– Ты можешь не ехать, если хочешь, – шепотом предложил Дронго, – давай ключи.

– Так я тебе и дам, – торжествующе отозвался Эльдар, – у тебя нет прав, ты не знаешь города и, наконец, не умеешь водить.

– Дай ключи, негодяй.

– О чем вы спорите? – спросила Ингрид.

– Он хочет взять мою машину, а я ему не доверяю, – сообщил Эльдар, – поэтому я сам развезу вас по домам.

– Нет проблем, – отозвалась вдруг Лона, – я на машине, если нужно, смогу подвезти вашего друга.

Дронго взглянул на нее. В сумраке блеснули ее глаза.

– Хорошо, – слишком быстро сказал Дронго, – я согласен.

– В таком случае, я поеду в другом автомобиле. – Ингрид невозмутимо достала новую сигарету.

Перед машинами они еще долго прощались.

– Не увези его, он нам еще нужен живой, – смеялся Эльдар.

– Постараюсь, – улыбнулась Лона.

В автомобиле они молчали. Минуту, вторую, третью. Наконец женщина спросила:

– Куда вас отвезти?

– Разве это так важно?

Лона подумала, наклонив голову.

– Пожалуй, вы правы.

Еще целую вечность они молчали.

– Какая у вас туалетная вода? – вдруг спросила Лона.

– «Фаренгейт».

– В Америке все мужчины предпочитают Кельвина Кляйна и его «Обсейшн», а мне всегда нравился «Фаренгейт». У нас схожие вкусы.

– Видимо.

– Куда вас все-таки отвезти?

– Ко мне в гостиницу. Бродвей, угол Сорок девятой улицы.

– Ладно.

Она повернула руль.

– Вы хорошо знаете город? – спросил Дронго.

– Я здесь родилась. Мои родители работали в Нью-Йорке.

– Они и сейчас здесь?

– Только отец. Мать живет в Филадельфии. Они разведены.

– А ваша семья?

– Не пытайтесь хитрить, – засмеялась Лона. Смех у нее был приятный, грудной и мягкий, не раздражающий слух. – Вы, наверное, все знаете. Я не замужем.

– У вас есть друг?

– Мы расстались полгода назад. Он был хороший парень, но ужасно глупый. Согласитесь, нельзя уважать себя, если встречаешься с дураком.

– Вы всегда так максималистски оцениваете людей?

– Всегда, – улыбнулась Лона.

– Тогда у меня нет никаких шансов.

– А вы хотели бы получить шанс?

– А разве вы этого не почувствовали?

– Вашего желания? Вы не считаете, что этого слишком мало?

– Считаю, – серьезно ответил Дронго, – и поэтому всегда хотел, чтобы желание было обоюдным.

– Я вас совсем не знаю.

– Мы оба не знаем друг друга.

– После трехчасового знакомства лечь в постель с мужчиной? Не слишком ли вызывающе?

– Я этого не предлагал. Хотел просто пригласить вас завтра на ужин.

– Да? – изумилась Лона, поворачиваясь к нему. – Вы еще более загадочны, чем кажетесь.

Плащ она не надела, бросив его на заднее сиденье. Ее ноги были совсем рядом, и он заставил себя не смотреть на них.

– Вы очень красивы, Лона, – немного печально заметил Дронго, – а я через три дня уезжаю. И уже не скоро вернусь.

Они подъехали к отелю.

– Через три дня? – задумчиво переспросила Лона.

Она ловко вырулила автомобиль на площадку.

– Спокойной ночи, – Дронго взялся за ручку, – и большое спасибо.

– Подождите. – Лона вышла из машины, передавая подбежавшему швейцару ключи и десятидолларовую банкноту. – Припаркуйте машину, – попросила она и, обращаясь к Дронго, добавила: – Я иду с вами.

Он ошеломленно стоял на месте, когда она взяла его за руку.

– У нас же есть еще в запасе три дня, – рассудительно сказала Лона.

«Как глупо», – подумал он с горечью.

– Нет, – вырвал Дронго руку, вспоминая мертвую Марию на заднем сиденье автомобиля. Еще одного убийства ему не выдержать.

– Уезжайте, пожалуйста, – попросил он, – и простите меня.

Она явно обиделась.

– Что-нибудь случилось? – спросила Лона.

– Я улетаю через три дня, – сцепив зубы, повторил Дронго, – и вряд ли когда-нибудь еще вернусь в Нью-Йорк.

– Почему? – изумилась Лона. – И потом, какое это имеет значение?

– Уходите, – выдавил Дронго.

В его взгляде было нечто такое, что заставило Лону поверить.

– Спокойной ночи. – Она отошла от него, засвистев уже отъезжающему автомобилю.

– Подождите, я передумала, – закричала Лона и, не оборачиваясь, побежала к своей машине.

Он повернулся и вошел в отель. Поднялся по эскалатору в вестибюль. Потом в лифте на свой семнадцатый этаж. Открыл магнитной карточкой дверь. Захлопнул ее и ожесточенно начал раздеваться. Пуговицы рубашки брызнули в разные стороны, галстук полетел на кровать, пиджак на кресло, брюки остались на полу. Он пошел в душ и стоял там долго, очень долго, словно собираясь смыть все сегодняшние воспоминания.

 

Глава 6

Весь день он гулял по Нью-Йорку, благо город знал совсем неплохо. В разговоре с Эльдаром подсознательно, всегда обязанный быть настороже, Дронго насочинял.

В Манхэттене он ориентировался прекрасно и теперь, бесцельно слоняясь по знакомым улицам, находил особое удовольствие в неспешном узнавании старого знакомого. Новых городов он боялся, старые, где он бывал раньше, его как-то успокаивали. В пять часов вечера, не выдержав, позвонил Любарскому.

– Говорит Андрэ Фридман, – сказал он несколько измененным голосом. – Вы не знаете, наш знакомый улетел в Лондон?

– Что? – испугался тот.

– Семен Бетельман улетел в Лондон? – повторил Дронго. Скрывать что-либо было непрофессионально и уже давно не нужно. Наоборот, его нынешняя задача успешно решалась при максимальной открытости. – Да, да, улетел, – быстро ответил Любарский, – сегодня днем. Вдвоем с супругой.

Если все пройдет так, как задумывалось, Бетельман расскажет обо всем своему брату. Тот, старый сотрудник английской контрразведки, обязательно доложит своим хозяевам. И во время встречи с Бетельманом Дронго арестуют. На этот раз Риггс не отпустит его просто так. Они должны вычислить, что он действительно готовил ликвидацию их ценного агента.

И в этот момент лучшим козырем станет труп Марии, так мастерски включенный в игру российской разведкой. В самый сложный момент он выдаст тело (прости, Мария) англичанам. Они, конечно, сначала не поверят, но тогда он выдаст им всю агентурную сеть «Штази», расскажет о людях, которых Эдит Либерман просто не могла знать. А в заключение выдаст российского резидента, целых двадцать лет готовившегося к операциям, но так и не вступившего в игру, – Альфреда Греве. Выдача разведчика такого уровня окончательно убедит англичан в его лояльности. Через них Дронго должен выйти на американцев и выдать им ту дезинформацию, ради которой затевалась вся эта игра.

Потом есть два варианта. Либо его попытаются перевербовать американцы или англичане, либо он останется в Англии в качестве сбежавшего разведчика КГБ, пополнив собой целую армию бывших советских шпионов на Западе. В последнем случае домой он вернется не скоро, если вообще вернется когда-либо. Дронго это понимал и был готов к такому развитию операции.

Обедал он в каком-то итальянском ресторане на Пятьдесят шестой улице. В отель вернулся в восьмом часу вечера. Вошел в вестибюль, здороваясь с охранниками, и поднялся на свой семнадцатый этаж. У окна, на диване в холле, сидела Лона. Он постарался не выдать своих чувств.

Она была в длинном пальто серо-зеленого оттенка, удивительно подходившего к ее темной коже. Лона грациозно поднялась, посмотрев на часы.

– Вы приглашали меня на ужин, – сообщила она, – и я жду вас уже сорок минут.

Вишенки ее глаз озорно улыбались ему, хотя внешне она оставалась спокойной.

Дронго был несколько испуган этим видением.

– Как вы узнали, где я живу?

– Вы, наверное, немного перепили вчера, – засмеялась Лона, – неужели вы все забыли? Я же привезла вас в гостиницу.

– Простите. Я задал глупый вопрос. Конечно, пойдем ужинать. Сейчас я оставлю зонтик в своем номере, и мы пойдем. Вы можете подождать?

Она опять улыбнулась, демонстрируя целый ряд великолепных белых зубов.

– На этаже или внизу?

– Простите, – понял он ее улыбку, – нет, конечно. Идемте со мной. Я оставлю зонтик.

Дронго достал магнитную карточку и, пропустив Лону вперед, пошел за ней. Она была довольно высокая, отметил он с удивлением, почти метр восемьдесят, не меньше. Вставив карточку, он открыл дверь.

– Пожалуйста.

В номере все было убрано. Лона прошла в глубь комнаты, усаживаясь в кресло. Пальто было не застегнуто, и он увидел ее красное платье и безупречную линию ног.

– Я жду, – немного насмешливо сказала она.

– Да, да, одну минуту. – Дронго непонятно почему суетился и казался себе маленьким и жалким одновременно. Положил зонтик в шкаф и прошел в ванную комнату.

Когда он вышел, Лона стояла у окна, глядя на величественное здание отеля «Шератон».

– У вас красивый вид, – заметила она, не оборачиваясь.

В пальто ему было жарко и душно.

– Мы идем? – спокойно обернулась к нему гостья.

– Разумеется. – Он вновь засуетился, пропуская ее вперед. На этот раз, проходя мимо него, она насмешливо хмыкнула. Он безропотно вынес и это.

Почти за десять лет своей карьеры в ООН и разведке он встречал много женщин, но лишь с двумя из них был близок. Натали Брэй и Мария Грот. Обе были убиты, и Дронго дал себе слово никогда больше не увлекаться во время служебных командировок, словно решив прервать кровавую закономерность этих интимных встреч. Ему казалось, что по какой-то неведомой ему высшей логике они отдают свои жизни за него. А он не хотел принимать подобных жертв.

И вот теперь Лона прошла совсем рядом, явно посмеиваясь над ним, а он, сцепив зубы, двинулся за ней, словно ничего не произошло.

В лифте они молчали. Спустившись по эскалатору на улицу, она мягко напомнила:

– У меня в вашем гараже стоит машина. Взять ее?

– Не нужно, – махнул он рукой, – пообедаем где-нибудь в центре.

Они неспешно шли по Бродвею. Напротив отеля шел мюзикл «Кошки», и здание театра полыхало в неоновых огнях рекламы.

– Какую кухню вы любите? – спросил он у спутницы.

На улице настроение у нее переменилось. Она стала какой-то задумчивой и немного грустной.

– Мне все равно, – ответила Лона, не глядя в его сторону.

Дронго поймал такси и повез ее в ночной греческий ресторан. За столиком после долгого молчания Лона, взглянув на него, прошептала:

– Что с вами происходит?

Он понял вопрос и не пытался притворяться. Почему-то сегодня ему хотелось быть искренним.

– Знаете, Лона, – он положил руку на ее ладонь, – у меня в жизни были две женщины. Одну я любил, другую… – он колебался, – она мне нравилась. И обе погибли. Согласитесь, в этом есть нечто мистическое. Может, мое появление приносит смерть. Во всяком случае, я боюсь экспериментировать третий раз подряд.

Она понимающе смотрела ему в глаза.

– Только эта причина? – спросила Лона. – А я уже думала бог знает что.

– Не нужно, – Дронго не убирал руку, – просто очень больно терять своих друзей.

Она вдруг быстро высвободила руку.

– Да, – тихо произнесла Лона, – Эльдар говорил мне, что вы были одним из лучших экспертов ООН. Вы, кажется, работали в США несколько лет назад?

– Совсем немного, – неохотно признался он, – и тогда у меня была роковая встреча с женщиной. Только на этот раз наоборот. Она пыталась меня убить.

– И… чем это закончилось?

– Я получил несколько пуль в спину, но выжил, а женщина исчезла. Кстати, по-моему, Интерпол ищет ее до сих пор.

– С тех пор вы вообще не любите женщин?

– Не нужно так говорить. Вы мне, например, сразу понравились.

– Я это почувствовала, когда вчера вы не позволили мне подняться с вами. А сегодня выставили за дверь. Своеобразное проявление вашей симпатии, – засмеялась Лона.

Ее мгновенные переходы от печали к веселью и наоборот немного забавляли его. Она походила на капризного подростка, в котором сквозь детский облик прорывается судорожная угловатость сформировавшегося человека.

Потом они пили вино и еще долго сидели в этом ресторане. Возвращались вновь на такси. Две выпитые бутылки непривычно ударили в голову, и оба были немного пьяны. В лифте они обменивались громкими шутливыми замечаниями. Но едва попав к нему, снова замолчали, как будто гостиничный номер обладал удивительным свойством отрезвления. Она держалась как-то скованно, перейдя на шепот, словно ее могли услышать соседи. Дронго налил ей содовой, их руки соприкоснулись. Чувствуя, что не в силах больше подавлять свои чувства, он шагнул к ней.

Целовалась Лона так, словно где-то постигла целую науку сложного ритуального действа. А в постели была просто изумительна. Он впервые полностью отдался своим чувствам, забыв обо всем на свете, словно в эту ночь в мире существовали только гостиничный номер «Холидей Инн» и они двое. Немного удивляло и даже возбуждало, что за целую ночь она ни разу даже не застонала, и лишь в минуты наивысшего блаженства, улыбаясь, показывала свои белоснежные зубки. В ночной темноте были видны только эти зубы и белки ее глаз, что еще больше возбуждало его.

Эта ночь была настоящим пиршеством. На следующее утро Дронго признался себе, что такого в его жизни никогда не было.

 

Глава 7

Следующий день они провели вместе. Спустившись по Манхэттену в старый город, гуляли в парке, благо декабрьские дни года девяносто второго в Нью-Йорке были теплыми и не по-зимнему солнечными. Дронго старался не думать о предстоящем отъезде.

Утром позвонил Эльдар, пообещавший заехать за ним к вечеру, но Дронго удалось убедить приятеля в своей чрезмерной занятости. Кажется, тот поверил, хотя многозначительно хмыкнул перед тем, как положить трубку.

Была суббота, и Лоне удалось вырваться из своего комитета на весь день. Из парка на пароме они прокатились к острову Свободы, затем обедали в китайском квартале, гуляли по антикварным лавкам Сохо. Это был день, который остается потом в памяти. Вечер они провели в отеле, заказав ужин в номер. Когда рано утром Лона ушла от него, Дронго, измученный и счастливый, провалился в блаженный сон. Проснулся он только в первом часу дня.

Непрерывно звонил телефон. Он поднял трубку.

– Слушаю.

– Ты, кажется, еще спишь? – засмеялся Эльдар. – Что ты делал вчера весь день, признавайся?

– Ничего. Просто смотрел статую Свободы.

– Поэтому Лоны весь день не было на работе? – противным голосом пропел Эльдар. – Мне кажется, ты влюбился. Это так на тебя не похоже.

– Я хочу спать.

– Когда увидимся?

– Ничего не соображаю. Позвони позже.

– Серьезно? Ты же скоро улетаешь. Давай сегодня вечером посидим где-нибудь в ресторане.

Дронго вспомнил, что договаривался сегодня встретиться с Лоной.

– Завтра, – решительно ответил он.

– Когда у тебя самолет? – Поняв все, Эльдар не стал настаивать.

– В четыре часа дня, во вторник. Мы еще завтра успеем посидеть в ресторане.

– Отлично. Тогда завтра в семь часов вечера встречаемся в твоей гостинице. У тебя много вещей?

– Один чемодан.

– Я сам отвезу тебя в аэропорт. Такси не заказывай. До свидания.

Эльдар положил трубку.

Заснуть уже было невозможно. Он еще немного полежал в постели, после чего, вскочив, пошел под душ. Вернувшись, посмотрел на часы. Лона, наверное, еще спит. Поколебавшись немного, Дронго поднял трубку.

Заспанный голос ответил не сразу.

– Я слушаю, – отозвалась наконец Лона.

– Доброе утро.

– Господи, я только недавно заснула. Который сейчас час?

– Уже полдень.

– Как интересно. Я считала, что заснула полчаса назад. А ты, видимо, давно проснулся?

– Меня разбудил Эльдар.

– Что ему нужно?

– Хочет со мной поужинать.

– Ты ему отказал?

– Конечно. Мы ведь договорились.

Лона промолчала. – Что-нибудь случилось? – спросил он через несколько секунд.

– Я, кажется, по тебе соскучилась.

– Это легко исправить. Мне нужно только одеться и приехать к тебе.

– Сколько это займет времени?

– Сорок минут.

– Много, – вздохнула Лона.

– Тогда двадцать. Я приеду голый.

Она засмеялась.

– Значит, решено. Если приедешь голый, я открою дверь, если в одежде – ни за что.

– Засекай время. – Он бросил трубку.

Дронго быстро оделся и почти сразу поймал такси. Через двадцать минут он был у ее дома. Выйдя из лифта, быстро стащил пальто, галстук, пиджак, брюки, рубашку, оставшись в одном нижнем белье. Оставив лишь бумажник, он выбросил все остальное в мусорную корзину и позвонил в дверь.

Лона, подойдя к двери, посмотрела в глазок; он услышал ее радостно-удивленный возглас.

– Ты сошел с ума, – улыбнулась она, открыв дверь, – где твоя одежда?

– В мусорном ящике.

– Ты ненормальный маньяк. – Хозяйка втащила его в квартиру и, выбежав в коридор, поспешила к лифту. Вернулась она с измятой одеждой.

– Кто будет гладить все это? – Лона швырнула его вещи на пол.

– Конечно, ты.

– Ни за что, – гордо подняла голову женщина.

– Тогда отдадим вещи в химчистку.

– В воскресенье она может не работать.

– Значит, я остаюсь у тебя до завтра. Ужин можно заказать прямо на дом.

– Ты сумасшедший, – покачала головой Лона. – Откуда ты взялся на мою голову?

– Ты еще в одежде? – шагнул к ней Дронго.

Вечером они действительно заказали ужин, доставленный на дом, и всю ночь он провел в ее квартире. Временами ему даже удавалось забыть, ради чего он находится здесь, в Америке. Ночью он на всякий случай позвонил дежурному портье в «Холидей Инн».

– Говорит Андрэ Фридман, – представился Дронго, – мне никто не звонил?

– Вам звонили два раза, – любезно сообщила ему девушка, – из Лондона и из Северного Бронкса. Оба звонивших оставили свои номера телефонов.

– Что-нибудь произошло? – спросила Лона, увидев его лицо.

– Нет, нет. Ничего.

Значит, Бетельман рассказал обо всем своему брату, и тот позвонил. Почти наверняка его арестуют в Шэнноне. В запасе у него всего полтора дня. Дронго посмотрел на Лону, лежавшую рядом.

– Я послезавтра уезжаю, – тихо сказал он. – Нет, уже завтра. Сейчас второй час ночи.

– Ты все время сообщаешь мне это таким трагическим голосом, будто отправляешься на Марс. Я ведь могу прилететь к тебе в Париж или где ты там живешь во Франции?

– Я не француз.

– Странно, – удивилась женщина, – а имя у тебя французское.

– Это не мое имя.

– Не твое? Что ты хочешь сказать? Неужели ты русский шпион? – изумилась Лона.

– Почему русский?

– Ну, я же познакомилась с тобой у Эльдара. А он говорил, что вы вместе работали в Индии.

– Это неправда. Я с ним учился в одной школе.

Дронго мог теперь говорить все, что угодно. До ареста оставалось совсем немного. Скрывать что-либо было уже не нужно.

– Значит, ты из Советского Союза? Я так и думала. И у меня роман с русским шпионом. – Она тихо засмеялась, прижимаясь к нему. – Подожди, – вдруг подняла голову Лона, – зачем ты мне это рассказываешь?

– Чтобы ты все поняла. Я могу уехать и никогда не вернуться.

– Здесь что-то не так, – покачала головой женщина, глядя ему в глаза. – Если ты не вернешься, то не должен мне этого говорить, раз ты профессионал. А я думаю, что ты хороший профессионал.

– С чего ты взяла?

– У тебя очень внимательный взгляд. Словно ты фотографируешь увиденное. Кроме того, ты много говоришь. Значит, ты либо дурак, либо суперагент. Простые разведчики обычно немногословны.

– Интересное наблюдение, – засмеялся Дронго, – а если я дурак?

– Не похож. Кроме того, дурак не смог бы мне понравиться.

– И все-таки я действительно могу не вернуться, – вздохнул он.

– Тебе что, поручили рискованное задание?

Чем больше людей будет знать о его миссии, тем лучше. Даже в постели с женщиной, которая ему нравится, он должен помнить о своем задании.

– Да, – кивнул он, – очень ответственное.

– Ты действительно необычный агент, – подозрительно вымолвила Лона, – рассказываешь обо всем первой встречной.

– Я знаю тебя уже два дня, даже три.

– Этого достаточно для твоих откровений?

– Достаточно, чтобы понять твой характер.

Она села ему на колени, с интересом разглядывая выражение его лица.

– Что ты знаешь о моем характере? – тихо спросила Лона.

– Почти ничего. Но он мне нравится.

– Ты все-таки неисправимый маньяк, – засмеялась женщина. – Тебя нужно изолировать от общества.

Она наклонилась к нему, и Дронго чувствовал аромат шампуня от ее распущенных волос.

– Я заявлю в полицию, – прошептала Лона и почти неслышно добавила: – Я, кажется, люблю вас, мистер русский шпион.

«Кажется, я тоже», – подумал Дронго.

В этот момент на другом конце города, в Бруклине, недалеко от дома на Парк-авеню, полицейские обнаружили труп неизвестного. Спустя три часа полиции удалось установить, что убитый был эмигрантом из бывшего Советского Союза по фамилии Любарский. Его застрелили в ста метрах от дома. Оружие идентифицировать не удалось.

 

РАЗГОВОРЫ О БУДУЩЕМ

Магнитофонная запись в управлении военной разведки.

Документ особой важности.

Не прослушивать никогда.

Доступ запрещен всем категориям лиц.

Вскрыть лично начальнику управления

Дмитрий Алексеевич: – Третья мировая война была проиграна нами из-за технического несовершенства, из-за отсталости нашей экономики. Названная «холодной», она тем не менее привела к полному разгрому стран Восточного блока. В Европе мы отброшены к границам России, существовавшим в средние века. Главное – понять, что наша система не меняет геополитических устремлений великих стран. Кайзеровская Германия и Австро-Венгерская империя не так уж отличались от царской России или Британской империи во время первой мировой войны.

Важны были только национальные интересы и устремления в сфере геополитики. Именно поэтому возглавившие две мировые системы супердержавы к началу пятидесятых начали борьбу за влияние во всем мире. Мы проиграли. Но, едва уступив, начали подготовку к четвертой мировой войне. Сегодня уже ясно – это будет война вычислительных машин, электронных разумов, дополненных человеческим мозгами. Если хотите, своеобразная «компьютерная война».

Дронго: – Вы считаете, что у вас есть шанс победить в этой войне? При сегодняшней разрухе в России? При таком отставании?

Дмитрий Алексеевич: – Разумеется, нет. Японцы разрабатывают уже новые, весьма перспективные направления. Они и американцы начали проектирование следующего поколения супермощных ЭВМ. Мы ни за что не сможем их догнать. Для этого нам потребуется как минимум двадцать лет. А за это время наши соперники уйдут еще дальше. Мы не так наивны, как вы думаете. Наши ученые сумели разработать лучшие мировые программы компьютерных вирусов. Это действительно самые выдающиеся новинки и последние достижения в этой области знаний. Часть вирусов имеет сложный мутагенный характер. Они могут видоизменяться, и их практически невозможно обнаружить. В какой-то момент они могут разом вывести из строя тысячи и десятки тысяч компьютеров. Вся информация, заложенная в такой компьютер, стирается. Вы представляете, что может произойти в таком случае?

Дронго: – Но это еще не победа в войне.

Дмитрий Алексеевич: – Согласен. Хотя и это уже удар страшной силы. И тут начинают действовать наши люди. Но не дешевые агенты, перебежчики или завербованные чиновники различных ведомств. А настоящие профессионалы. Такие, как Альфред Греве, профессионал, заброшенный в Германию двадцать лет назад. О характере его деятельности вам знать необязательно. Достаточно того, что вы слышите его имя. Это один из наших лучших «консервантов». Мы сумели закрепить его в Германии еще в начале семидесятых. У него абсолютное алиби. Он практически ничего не делал за эти двадцать лет. Мы бережем его для особых случаев. Для выполнения очень важного задания в начале новой войны, например.

Остается только удивляться его долготерпению и профессионализму. Вы встретитесь с ним и обсудите некоторые детали предстоящей операции. Обо всем знать вы, конечно, не будете. Это невозможно, да и не нужно. Ваша задача, как я уже говорил, попасть к англичанам или на худой конец к французам, а через них выйти на Стивена Харлета. Это единственный человек, который должен вас интересовать.

Дронго: – Вы давно проверяли надежность Альфреда Греве?

Дмитрий Алексеевич: – Два месяца назад. Повторяю, он абсолютно надежен, и это как раз один из тех, с помощью кого вы выйдете на Харлета.

 

Глава 8

Вернувшись утром в отель, Дронго позвонил Эльдару.

– Ты спрашивал меня вчера?

– Да, но тебя не было. Догадываюсь, где ты был, – захихикал приятель, – хотя звонил я очень поздно, в одиннадцатом часу вечера.

– Мне просто нравится гулять по Нью-Йорку.

– Одному? Поздно ночью? – расхохотался Эльдар. – Ладно, ладно. В семь часов вечера я подъеду к отелю.

– Оставишь автомобиль в гараже отеля, – предложил Дронго. – Рядом на Сорок восьмой улице есть неплохой ресторан. По-моему, дом 303, Вест.

– Слушай, – изумился друг, – откуда ты так хорошо знаешь Нью-Йорк?

– Просто мне раньше очень нравился этот город.

– А теперь не нравится?

– Гораздо меньше. С годами мне вообще разонравилось путешествовать.

– Мне тоже, старик.

– Кстати, я старше тебя на два месяца.

– Иногда просто поражаюсь твоей памяти, – засмеялся Эльдар.

– Спасибо. Значит, жду тебя вечером.

Он положил трубку и, подумав немного, поднял ее снова.

– Мне нужен код Лондона, – попросил Дронго.

Потом он набрал номер, взглянув на часы. В Лондоне сейчас уже середина рабочего дня. Ему повезло. Хотя это определение в данном случае подходило менее всего. На другом конце отозвался женский голос:

– Вас слушают.

– Добрый день, мне нужен мистер Бетельман.

– Простите, кто его спрашивает?

– Передайте, пожалуйста, это Андрэ Фридман.

Его соединили быстро, слишком быстро. Видимо, они ждали его звонка.

– Бетельман слушает.

– Добрый день, мистер Бетельман. Вам, наверное, передали мое предложение. Я хотел бы встретиться с вами.

– Да, брат говорил мне о вашей просьбе. Но я очень занят и не знаю, смогу ли встретиться с вами. Тем более лететь в Ирландию.

«Очень неубедительно», – подумал Дронго, а вслух сказал:

– Мне кажется, нам есть о чем поговорить.

– Не знаю. Я еще не решил для себя.

– Во всяком случае, буду в Шэнноне в девять часов вечера по местному времени. Я вылетаю завтра. Брат, наверное, сообщил вам номер моего рейса.

Это была проверка. Заинтересуется ли английская контрразведка его предложением или нет?

– У меня он где-то записан, – безразличным голосом ответил Бетельман. – Да, я нашел номер вашего рейса. Но, повторяю, я еще ничего конкретно не решил.

– Как угодно. Вам решать, мистер Бетельман.

Дронго положил трубку. Значит, они уже приняли решение.

Выходя из отеля и спускаясь по эскалатору в вестибюль, он столкнулся с каким-то пожилым человеком.

– Извините меня, – по привычке произнес он.

Незнакомец негромко отозвался.

– Ничего, мистер Фридман.

Только многолетний опыт работы и ставшие уже автоматическими навыки профессионала не позволили ему выдать своего волнения.

Внимательным взглядом он «сфотографировал» незнакомца. Этого типа он определенно где-то видел. Быстро заработала память. Точно. Это был связной, приезжавший за ним в его родной город.

– По-моему, вам нравится ездить за мной, – негромко заметил Дронго.

– Вы меня узнали, – обрадовался незнакомец. – Очень хорошо. Давайте поедем куда-нибудь.

Через пятнадцать минут они прогуливались на Мэдисон-авеню, поднимаясь наверх по Манхэттену.

– Зачем вы приехали? – недовольно спросил Дронго. – Или мне опять нужно к Дмитрию Алексеевичу?

– Не шутите, – ответил незнакомец. – Вы же все понимаете. Ваша операция исключительно важна, и вступать с вами в контакт большому числу агентов просто не позволят.

– Что случилось с теми самоуверенными нахалами, которые хоронили Марию Грот? – поинтересовался Дронго.

– Все изолированы. Они отправлены в разные города в глухую провинцию. Срок – не менее десяти лет. Ребята знали, на что шли. Таковы были условия игры. Они будут там работать без права выезда за рубеж.

– Как звали Марию?

– Вы же наверняка знаете: Ирина Кислицына, если это вам интересно.

– У нее осталась дочь?

– Я не знаю таких подробностей, но, кажется, осталась.

– Труп по-прежнему в лесу?

– Да, под нашим наблюдением. Кстати, когда англичане попытаются его достать, это будет сигналом и нам.

– Опять что-то случилось непредвиденное или вы здесь для подстраховки?

– И первое, и второе, – уклонился незнакомец. – Вам известно, что вчера был убит Любарский?

– Кто? – не сразу понял Дронго.

– Любарский. Ваш связной в Нью-Йорке.

– Кто его убил?

– Я думаю, мафия, – невозмутимо ответил незнакомец.

– Как вас зовут? – вдруг спросил Дронго. – Вернее, как мне вас называть?

– Можете называть меня просто Тадеушем.

– Так вот, мистер Тадеуш. Я не спрашиваю вас, о чем вы думаете. Я спрашиваю: кто его убил?

Тадеуш молчал. И только через десять шагов выдавил:

– Мы…

– Обеспечиваете секретность операции?

– И секретность тоже. Кстати, что за девочка, с которой вы встречаетесь? Эта негритянка с Антильских островов.

– Вы ставите мне микрофоны в постель? Или она тоже агент ЦРУ?

Тадеуш благоразумно молчал.

– Это мое дело, – жестко заявил Дронго, – только мое личное. Говорите, зачем приехали?

– Англичане готовят вам встречу.

– Я уже знаю, говорил сегодня с Бетельманом.

– Вас арестуют прямо в аэропорту. Дмитрий Алексеевич просил напомнить вам – ваша главная задача еще впереди.

– У меня хорошая память. Зачем вы прилетели?

– Напомнить вам кое-что. Вас будут проверять на детекторе лжи. Англичане разработали практически совершенный аппарат. Вам нужно поверить в то, что вы им расскажете. Поверить абсолютно. Если хотите – у вас должно сформироваться внутреннее убеждение.

– Вы прилетели меня убеждать?

– Вы умный человек и все поймете. Моя задача просто сформировать узловые моменты вашего поведения и ваших ответов соответственно. Перед тем как я начну говорить, скажите честно, у вас есть оружие?

– Разумеется, нет. Чтобы меня арестовали в Америке за незаконное ношение оружия? У меня же нет разрешения.

– Вы знаете, что мы специально подставили Марию Грот?

– Догадался.

– Вы поняли, что ее труп был включен в игру?

– Да, но вы могли бы мне об этом не говорить.

– Вы понимаете, что в девяносто первом в Австрии вас специально подставил КГБ?

– Понимаю.

– Тогда погибла ваша любимая женщина. Вы это понимаете?

Он подавил в себе желание взять за горло этого болтливого связного. Затем вдруг засмеялся.

– Я, кажется, догадался. Вы – главный психолог управления. Именно поэтому вы приехали лично за мной тогда. И поэтому сегодня вы здесь. Вы специально настраиваете меня на поездку в Англию. Но это смешно. Я же вас понимаю. И знаю все ваши приемы.

– Не все, – улыбнулся Тадеуш.

– Все, все. Не надо меня настраивать против КГБ. Я и так вами не совсем доволен. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

– Вы знаете, кто убил Любарского?

– Давайте поговорим о чем-нибудь более интересном, – настаивал Дронго.

– Ваша Лона.

Дронго остановился. Открыл рот, закрыл, снова открыл.

– Она ваш агент?

– Не наш. Лона была завербована чешской разведкой пять лет назад. У нее сестра замужем за словаком, живущим в Братиславе. Через чехов мы вышли на Лону. Когда в Чехословакии произошла «бархатная революция», нам удалось изъять документы с ее агентурным прошлым.

– Вы мне говорите правду?

– А чего бы вы сами хотели?

– Только одного. Никогда больше вас не видеть.

– Не получится. Вы мне нужны еще часа на два, не меньше.

– Насчет Лоны вы сказали правду?

– Конечно, пошутил, – засмеялся Тадеуш. – А вы говорите, что знаете все наши приемы.

– Вы действительно психолог?

– Я аналитик, занимающийся проблемами психологии, – уклонился от ответа Тадеуш. – Давайте перейдем на Парк-авеню.

– Мне все равно.

Двух часов не получилось. Они были вместе почти пять часов, и к вечеру Дронго чувствовал себя совершенно разбитым. Нужно отдать должное Тадеушу – дело свое он знал хорошо. К вечеру Дронго ненавидел весь мир и больше всего самого себя.

 

Глава 9

У него почти не оставалось времени на отдых. Успев принять душ, он спустился вниз, кивнув у лифта уже знакомому охраннику отеля. Эльдар, поставив свой автомобиль в гараж, ждал его в холле у эскалатора, выходящего на Бродвей.

– Как дела? – весело спросил Эльдар. – У тебя такой усталый вид.

Дронго пришлось улыбнуться. Вечер был безнадежно испорчен. Они посидели в ресторане и даже распили бутылку итальянского вина, но задушевной беседы не получилось. Эльдар рассказывал какие-то смешные истории, происходившие с ним во время работы в Индии. Дронго вежливо слушал, иногда что-то говорил, даже смеялся. Домой они вернулись в одиннадцатом часу вечера.

Эльдар попросил пригнать его автомобиль и, напоследок несколько раз громко просигналив, уехал домой.

А Дронго, поднявшись к себе, сел в кресло, глядя на величественное здание «Шератона», четко просматривавшееся из его номера.

Разговор с Тадеушем не шел у него из головы. За долгие годы работы он свыкся с мыслью, что любой работавший с ним человек может оказаться агентом других спецслужб или даже потенциальным врагом. Но опасаться своих, каждую минуту ожидая подлого удара в спину, было еще непривычно.

Не хотелось верить, что Лона подставлена его начальством из Москвы, однако Тадеуш так неприятно улыбался, рассказывая об этом… Дронго достал кипятильник, с которым никогда не расставался в поездках, каждый раз покупая новый, ибо старые приходилось сдавать вместе с вещами. Вскипятив воду и заварив себе чай, он снова сел в кресло, размышляя о непостоянстве человеческой природы. В этот момент раздался телефонный звонок. Он поднял трубку. Звонила Лона. Она целый вечер ждала его звонка, но, не дождавшись, решила позвонить сама.

– Где ты был?

– Ужинали вместе с Эльдаром. – Он старался ничем не выдать своего настроения.

– А я ждала тебя, – ровным голосом говорила женщина, – ты ведь завтра уезжаешь… Хочу тебя видеть. – Сейчас половина первого, – почему-то заметил Дронго.

– Очень поздно? – Кажется, она обиделась.

– Нет, просто тебе утром на работу.

– Что-нибудь произошло? – спросила Лона.

– По-моему, нет.

– Ты не хочешь приезжать?

– Я буду у тебя через полчаса.

Дронго заказал по телефону такси и через несколько минут спустился к ожидавшему его автомобилю.

У дома Лоны он нажал кнопку звонка и почти минуту ждал, пока она ответит.

– Это я, – негромко сказал он, и дверь, щелкнув, открылась.

Поднявшись на этаж, Дронго снова позвонил в дверь.

Лона открыла почти сразу. Она была одета так, словно собиралась идти на прием. На ней было роскошное сиреневое платье приглушенного тона со строгой линией плеч и свободной талией. Сверху почему-то было накинуто мексиканское пончо. Кивнув ему в знак приветствия, она пропустила его внутрь квартиры.

– Что произошло? – на этот раз спросил он, пройдя в гостиную. – Я ждал внизу у дверей больше минуты.

Хозяйка подняла голову, глядя ему в глаза.

– Я решала – пускать тебя или нет. Мне не понравился твой голос, амиго.

– Мне уйти?

– Можешь остаться. – Она прошла к окну. – На столе стоит шампанское, открой его, – попросила Лона.

Дронго, осторожно откупорив бутылку, разлил шампанское в два высоких бокала, стоявших рядом на столе.

Она подошла к нему.

– За твой отъезд.

– За тебя, – кивнул он в ответ. Бокалы чуть слышно звякнули.

– Почему ты не позвонил? – спросила Лона.

Говорить правду не хотелось, врать не было смысла. Он просто стоял и молчал. Ему все время слышался противный голос Тадеуша.

Женщина по-своему истолковала его молчание.

– Ты изменился, – коротко произнесла Лона, снова отходя к окну, – я не думала, что ты такой.

– У тебя есть сестра? – неожиданно спросил Дронго.

– Нет, – удивилась женщина, – почему ты спрашиваешь?

Он усмехнулся. Ну не рассказывать же ей о мерзавце Тадеуше.

– А родственников чехов тоже нет? – уже смеясь, спросил он, поднимая бокал шампанского.

– Есть, – вдруг сказала Лона, – только он не чех, а словак…

Дронго замер.

– …это муж дочери моей тетки. Почему ты спрашиваешь об этом?

Он поставил бокал на стол. Тадеуш не врал. Значит…

– Я виделась с ним в последний раз в прошлом году, – удивилась Лона, – кстати, откуда ты знаешь про него? Я ведь ничего не говорила о них. Догадываюсь, наверное, твои друзья-шпионы рассказали о нем. Но уверяю тебя, он хороший парень и совсем вне политики.

– Мне это неинтересно.

– Понятно. Но все-таки, почему у тебя такое плохое настроение?

– Я уезжаю, Лона, завтра утром и, кажется, надолго.

– Это твои проблемы, дорогой, но не стоит делать из этого такой трагедии.

Она подошла к нему.

– Или комедии? – спросила Лона, почти касаясь губами его лица.

– Комедии… – кивнул он, целуя ее, – еще какой комедии.

– Ты огорчен, что уезжаешь?

– Да, – на этот раз ответ был почти искренним.

– Я тоже, – она поцеловала его, – разлей еще шампанское и давай не говорить о прощании. Кстати, почему ты спрашивал о моих родственниках в Европе?

– Просто так. Мне рассказали, и я очень удивился. Думал, шутят.

– Странно, – задумчиво произнесла Лона, – о моей кузине в ООН никто не знал. А ее муж, малоизвестный архитектор, совсем не тот человек, о котором можно что-либо рассказать. Ты останешься на ночь?

– Нет, – выдохнул Дронго, – мне нужно еще собрать вещи.

Она замерла на мгновение, но, ни слова не сказав более, подняла бокал.

– За твой отъезд, – с нарочитой веселостью провозгласила хозяйка.

– За отъезд, – повторил гость.

Бокалы остались в руках. Ни один из них не решился шагнуть друг к другу.

Лона выпила свой бокал до дна.

 

Глава 10

Она приехала в аэропорт за сорок минут до отлета. Показав служебное удостоверение сотрудника ООН, Лона вошла в здание аэропорта и нашла их в баре за столиком.

Увидев Лону, Эльдар не удивился. Он поднялся, улыбаясь своей обычной широкой улыбкой дипломата.

– Как дела, Лона? – спросил Эльдар.

Дронго молчал.

– Спасибо, все в порядке. – Сев за их столик, она достала сигареты.

Эльдар щелкнул зажигалкой. Лона молча смотрела на Дронго. Эльдар понял, что он лишний. Он виновато посмотрел на часы, поднимаясь.

– Пойду позвоню. – Он быстро вышел из бара.

Лона продолжала молчать, глядя Дронго в глаза. Неизвестно почему, он вдруг почувствовал себя подлецом.

– Я не думал, что ты приедешь, – тихо проговорил он.

– Я тоже не думала до последней минуты, – отозвалась женщина.

– Я уезжаю.

– Вижу.

– Зачем ты приехала? – сумел выдавить он.

– Сама не знаю. Захотела попрощаться еще раз.

Он промолчал. Говорить было не о чем.

Лона потушила сигарету.

– Ты больше не приедешь в Америку? – внезапно спросила она.

– Не знаю. – Он постарался быть искренним. – Наверное, не приеду. Я ничего не могу знать заранее.

– Да, да, – проговорила Лона, вставая, – видимо, ты прав. Мне не следовало приезжать. Прощай. Не надо меня провожать.

Он остался сидеть, не сказав больше ни слова. Просто сидел и пил кофе, который никогда не любил.

Через несколько минут в бар вернулся Эльдар.

– Куда делась Лона? – удивился он.

– Она уехала домой, – мрачно ответил Дронго.

– Да, – совсем не удивился приятель, – у красивых женщин свои причуды.

– Может быть.

– Ты помнишь Инну? – вдруг оживился Эльдар. – Мы ведь оба были в нее влюблены в школе. Сначала ей больше нравился я, потом, кажется, ты. Она была очень красивой девочкой. Весь класс бегал за ней. Но ей почему-то нравились только мы двое. Знаешь, до сих пор не могу понять, почему – ведь мы были такие разные. Вот я и говорю, у красивых женщин свои причуды.

– Да, – согласился Дронго, думая о Лоне, – у каждой свои.

Он профессиональным жестом осторожно провел рукой под столиком. И что-то нащупал.

– В девятом классе я был очень обижен на тебя. Когда она ушла с тобой после вечеринки. Ты ведь до этого не выносил присутствия девочек. Помнишь?

– Нет, честно говоря, не помню. Прошло столько лет.

Он осторожно трогал предмет двумя пальцами.

– Да, сейчас смешно все это вспоминать.

– Смешно, – кивнул Дронго.

– Слушай, – загорелся приятель, – только откровенно, ты ведь потом встречался с ней?

Сомнений не было. Это был «жучок», прикрепленный к нижней стороне стола.

– Да, спустя пять лет после школы. Мы окончили тогда университет. Она филфак, а я юридический.

– А я в это время учился в Москве, – говорил между тем Эльдар, – но потом приехал и отбил ее у тебя. Ты еще тогда очень на меня злился.

– Нет. К тому времени мы с ней уже поссорились.

«Как глупо, – подумал Дронго, – кто-то прикрепил здесь этот „жучок“. – Он убрал руку.

– Ты с ней спал?

– Кажется, да. Всего несколько раз.

– Она была девушкой? – вдруг спросил Эльдар.

– Когда я встречался, уже нет.

– А я думал, ты ее первая любовь. Завидовал тебе.

Дронго сейчас вообще не хотелось вспоминать никаких историй.

– Как видишь, напрасно. После окончания юрфака я уехал в другой город и больше с ней не виделся.

– Никогда?

– Никогда. Они переехали через несколько лет, кажется, в Ставрополь. Ее отец был военным.

– Когда это было, – Эльдар показал жестом официантке, чтобы она принесла еще две чашечки кофе, – тогда еще был Советский Союз.

– Это было еще до нашей эры.

– Ты когда прилетишь снова в Америку?

– Не знаю.

Оба посмотрели вдруг на дверь. Там снова стояла Лона. Глядя как-то строго и печально одновременно, она вновь подошла к их столику. Друзья поднялись почти сразу вместе.

Лона подошла совсем близко, глядя в глаза Дронго.

– Ты постарайся вернуться еще раз, – попросила она и, повернувшись, тихонько вышла.

Сев, Дронго снова провел рукой под столешницей. Там уже ничего не было. Ошибиться было невозможно. На душе стало совсем мерзко. Прощание с Эльдаром не получилось. Они просто обнялись, и он пошел к самолету. Еще несколько часов воспоминание о «жучке» не давало ему покоя. Неужели подлец Тадеуш прав? Не хотелось в это верить. Но и не верить было нельзя.

Выезжавший из аэропорта Эльдар, переложив «жучок» из одного кармана в другой, включил магнитофон и под музыку блюза улыбнулся своей широкой улыбкой дипломата.