На этот раз его везли долго, очень долго. И не давали смотреть по сторонам, завязав глаза. После смерти Манучара Дронго даже не хотел гадать, кто именно мог убить его товарища и Юркова. Ему было все равно, он понял, что где-то не просчитал варианты и ошибся. Теперь следовало платить за ошибку. Но каково было его изумление, когда повязку сняли и он увидел сидевшего перед ним Арчила Гогия и пожилого господина, похожего на российского купчика начала века с аккуратно подстриженной бородкой и усами.

На Арчила он даже не стал смотреть, отвернулся. А вот господинчик его очень заинтересовал. Что-то такое мелькало в его глазах, что заставляло Дронго внимательно к нему приглядеться. Он наконец понял, что улыбающееся лицо этого «купчика» и его почти декоративная бородка не соответствуют глазам этого человека. Внимательным, холодным, жестким.

Его тщательно обыскали, очень тщательно, и оставили в комнате с двумя собеседниками.

— Это он? — спросил господинчик у Арчила Гогия.

Тот солидно кивнул головой.

Господинчик сладко улыбнулся.

— Давайте познакомимся, — сказал он. — Меня зовут Марк Абрамович.

— Не очень приятно, — пробормотал Дронго. — Особенно учитывая, как вы меня сюда привезли.

— Мы вас спасли, — всплеснул руками Марк Абрамович, — неужели вы этого не поняли?

— Поэтому застрелили моего товарища? — отвернулся Дронго. — Не могу даже спокойно смотреть на вас.

— Эмоции, дорогой, эмоции. А ведь совсем недавно в Багдаде вы вели себя куда хладнокровнее, — заметил Марк Абрамович.

Дронго насторожился. Этот господинчик обладал солидной информацией. Но он промолчал.

— Тебя спасли, — произнес Арчил, — а ты ничего не понял.

— Там на лестнице лежал убитый Манучар, его вы тоже спасали? — спросил Дронго.

— Какой Манучар? — удивился Марк Абрамович. — Что там случилось?

— Просто ваши люди немного ошиблись, — невозмутимо заметил Арчил, словно речь шла о маленьком инциденте. — Они застрелили гниду Юркова и нашего человека. Его дал Давид как охранника для этого типа. А он обижается. Таких охранников сотню найдем, дорогой. Кто он был? Мразь, мелкая сошка, букашка. Плюнешь — его нет. Чего переживаешь? Все нормально, тебя привезли к нам.

— Идите к черту, — грубо ответил Дронго, — с вами я вообще не хочу разговаривать. Вы типичный осведомитель, стукач.

Только молниеносная реакция помогла ему увернуться. Арчил бросил в него резким движением руки тонкий нож.

— Я стукач? — вскочил Велосипедист. — Жив не буду, тебя, суку, убью. Никто не говорил Арчилу Гогия такие слова.

— В чем дело? — крикнул Марк Абрамович. — Что за дикие выходки? Если не можете вести себя прилично, подождите в соседней комнате. Мне нужно поговорить с Дронго наедине.

Бормоча русские и грузинские ругательства, Арчил вышел из комнаты. Марк Абрамович подошел к стене, легко выдернул нож, положил его на стол и, сев напротив Дронго, улыбнулся.

— Вы наверняка устали, — как-то очень просто сказал он.

— Без лишних психологических деталей, — поморщился Дронго. — Что вам нужно?

— Вы уже поняли, куда попали?

— По тому, как стреляла ваш снайпер, кажется, понял. Она сделала два таких выстрела.

— Правильно. Катенька у нас умница, — усмехнулся Марк Абрамович. — В свое время я переманил ее от Медведева, когда она служила в личной охране Горбачева. Вы могли ее видеть в США в восемьдесят восьмом. Вы тогда здорово отличились.

— Все знает, мерзавец! — разозлился Дронго. — Вы из ФСК или из разведки? — спросил он прямо.

— Немного оттуда и немного отсюда, — ответил Марк Абрамович. — Просто мы честные люди, озабоченные судьбой своего отечества. Я полковник ФСК, сотрудник особой группы «Рай». Может, слышал?

— Тогда все понятно. Здорово вы стреляете.

— Катя у нас пока только учится, — усмехнулся собеседник Дронго. — Раньше было управление «К» в контрразведке. Они занимались подобными операциями, затем решили создать еще отдел «С» и включили туда группу «Рай». Вы ничего не слышали об этом? Она возникла еще в начале пятидесятых.

— Ничего. По-моему, был отдел «Т», занимавшийся активными действиями, но про вашу группу ничего не слышал, — признался Дронго.

— Мы ваши коллеги, делаем одно и то же дело, — развел руками Марк Абрамович. — А вы, придя сюда, обвиняете нас в убийстве… как его, даже имя не знаю… какого-то мелкого уголовника. Что касается Юркова, то он и так долго пожил на свете. Пора было угомониться, а он все брыкался, хотел что-то доказать.

— Что вам нужно? — устало спросил Дронго. — Зачем вы меня забрали? И как вы узнали, что я буду у Юркова?

— Вас вспугнули в отеле «Марко Поло», — невозмутимо заметил Марк Абрамович. — Что поделаешь, время сейчас такое, кадры молодые, неопытные. Тогда мы дали нашим аналитикам задачу найти вас. И послали сразу несколько групп. Согласитесь, к Юркову вы должны были поехать в первую очередь. Остальное было несложно.

— Зачем вам нужен этот Арчил Гогия, он ведь преступник, вор, а вы имеете с ним общее дело. Вы, элита правоохранительных органов!

— Он вообще-то нам не нужен. Такой маленький червячок, который просто иногда оказывает нам мелкие услуги. А мы помогаем ему. Кстати, вы напрасно его обидели: он действительно не стукач — просто тварь. Злобная, визжащая тварь.

Слушая Марка Абрамовича, Дронго вспоминал, что несколькими минутами раньше Арчил Гогия говорил о Манучаре. «Диалектика, — невесело подумал он. — Мелкие хищники поедаются средними, а те, в свою очередь, — крупными. Если кого-то называешь мелочью, не стоящей внимания, будь готов к тому, что однажды так назовут и тебя. Диалектика».

— Просто Арчил Гогия, — продолжал журчать Марк Абрамович, — решил найти своего племянника, даже не рассчитывая на вас. Нам было известно с самого начала, что эти молодые люди решились на дерзкую операцию по изъятию части документов банка «М». Они вошли сбоку, из гаража. А у Ларисы Коноваловой были ключи. Мы подождали, пока они отправились в номер, затем устроили панику, и, когда молодые люди с документами пытались удрать, они оказались у нас. Вот и вся история.

— Они живы? — хрипло спросил Дронго.

— Конечно, — удивился Марк Абрамович, — мы же не палачи. Кроме того, — он подмигнул, — они могут понадобиться в торге с банком. Вы ведь знаете, кто стоит за этим банком?

— Кажется, знаю.

— Вот-вот. В такой ситуации нам выгодно было держать Реваза Гогия и Ларису Коновалову у себя. Только не говорите, что мы нарушаем закон, — я могу вас неправильно понять.

«Вот мерзавец! — подумал Дронго. — Симпатичный мерзавец, будет точнее».

— Тогда все, — сказал он, откидывая голову назад, — моя миссия завершена.

— Нет, — услышал он почти над самым ухом, — ваша миссия еще не начиналась.

Он открыл глаза.

— Что вы хотите сказать?

— Вы очень нужны нам, Дронго.

— «Мы» — это кто?

— Господи, только не это! — притворно взмолился Марк Абрамович. — У меня есть один знакомый следователь, который всегда меня спрашивает: «мы» — это кто? Теперь вот вы.

— Что вам нужно? — Ему начало надоедать фиглярство собеседника. Дронго видел, что пока шла игра. Серьезного разговора еще не было.

— Это другое дело, — подсел ближе к Дронго Марк Абрамович, перенеся стул и благоразумно поставив его в пяти метрах.

— Нам нужны вы, — очень серьезно сказал Марк Абрамович, — ваш опыт, ваши знания, ваше умение. Скоро нам понадобятся все наши люди.

Дронго слушал спокойно. Он понимал: чем больше скажет Марк Абрамович, тем меньше шансов остаться в живых у него. Обладателя больших секретов просто не выпустят из этой комнаты.

— Опять переворот? — тихо спросил он. — Какой на этот раз?

— Не иронизируйте, — серьезно оборвал его Марк Абрамович, — решается вопрос — МЫ или ОНИ. Подождите, не перебивайте меня, — поднял он руку, — я скажу вам, кто МЫ и кто ОНИ.

Он поднялся, поправил бородку и зашагал по комнате.

— МЫ — это настоящие патриоты Советского Союза, коммунисты, все честные люди. МЫ — это ФСК и Служба внешней разведки, МЫ — это большая часть офицерства в нашей армии, это миллионы рабочих, крестьян, интеллигентов. Все, кому этот режим уже смертельно надоел. Наша главная цель — восстановление бывшего СССР, восстановление Коммунистической партии, при наличии других партий, разумеется.

Дронго обратил внимание, что его собеседник не выговаривает букву «р», от чего вся его речь становится немного комичной.

— Общий бардак в стране, — продолжал Марк Абрамович, — больной, неуправляемый президент, коррумпированное правительство, временщик Коржаков. За последние четыре года нас четырежды реорганизовывали, а сколько раз меняли все руководство…

«Напрасно они это делали, — искренне подумал Дронго, — таких, как этот тип, из органов не выкуришь. Они вечные стражи порядка».

— Дважды мы пытались навести порядок в стране. Но первый раз это делал Янаев, который не мог даже унять свои руки, не говоря уже о стране. Во второй раз — Руцкой и Хасбулатов, которых назвать патриотами было бы трудно. И неправильно. Теперь к власти придут настоящие патриоты, любящие свою родину, — вдохновенно закончил Марк Абрамович.

— Как ваша фамилия? — вдруг спросил Дронго.

— Фогельсон, а что? — поднял брови его собеседник.

— Еврей, спасающий Россию. Действительно смешно, — громко сказал Дронго.

Марк Абрамович остановился.

— Как вам не стыдно! — с неожиданной резкостью сказал он. — Никак не мог предположить, что вы антисемит.

— При чем тут это? — разозлился Дронго. — Как раз некоторые русские патриоты считают, что во всем виноваты масоны и евреи. А вы лично помогаете им прийти к власти?

— Какие патриоты? — сел на стул Фогельсон. — Это мишура. Разве они понимают, что мы потеряли? Разве они могут так болеть за страну? Разве они знают, что такое быть евреем в КГБ?

Он обхватил голову руками.

— Второй раз за последние несколько дней я вспоминаю эпизоды своего детства, — глухо сказал он, — и уверяю вас, делаю это не ради вас. У меня погибла вся семья во львовском гетто. Я лежал под канализационным люком и слышал, как на нем насиловали мою мать. Вы понимаете, что я пережил? А потом пришла Красная Армия. И уцелевшие узники гетто стали выходить на улицу. Знаете, чем для нас была Красная Армия? Чем был для нас Советский Союз? Я еврей, — поднял он голову, — и горжусь своими предками, своими корнями, своей древней религией. Но я вместе с тем был гражданином великой страны. Мне говорят: Марк, ты можешь уехать в Израиль. С твоим опытом работы в разведке, в контрразведке тебе не будет там цены. Но разве я могу забыть тот первый кусок черного хлеба, который мне дали советские солдаты? Разве я могу предать память о своей семье, о тысячах погибших во Львове? Разве я могу предать всю свою жизнь?

Дронго молчал. Он не ожидал такого откровения от своего собеседника. Видимо, он действительно задел больную тему.

— Простите меня, — пробормотал он, — я не хотел вас обидеть. Просто смерть моего товарища так на меня подействовала.

— Закрываем тему, — махнул рукой Фогельсон. — Но вы подумайте над моими словами. А теперь самое важное. Вы нужны нам для встречи с представителями банка «М». Они уже знают, что вы заинтересованное лицо. Знают, что вы бывший эксперт ООН. Президент банка видел вас лично, поэтому другого мы послать не можем. Но блеф полностью удался, и они считают, что все документы у вас.

— А погибший Юрков? — спросил Дронго. — Меня разорвут на куски.

— Не разорвут, — успокоил его Фогельсон, — они не знают пока, что Юрков погиб. Мы вывели его из игры, чтобы нанести упреждающий удар. Иначе удар нанесут ОНИ.

— Тогда внятно объясните мне, кто такие ОНИ? — Он уже устал. Все это было так далеко от него. Главное — Реваз был жив. И теперь нужно было его вырвать отсюда.

— ОНИ, — терпеливо объяснил Фогельсон, — это московские власти, ГРУ Министерства обороны, все структуры МВД, руководители правительства и парламента, за исключением разве что осторожного Рыбкина, пытающегося усидеть сразу на двух стульях. ОНИ также готовятся к устранению президента и замене его подходящей фигурой. Кандидатуры сразу три.

«Двоих я знаю, — подумал Дронго, — кто третий?»

— Правильно, — кивнул Фогельсон. — Один держит город, другой — исполнительную власть всей страны. А третий… третий как раз тот, кто ненавидит президента более всего. Человек, которого однажды президент публично отстранил от исполнения своих обязанностей за участие в махинациях. Тот самый, который сумел затем не дрогнуть и занять один из высших постов в государстве. Главная ударная сила этих людей — банк «М» и руководители города, которые смогут в нужный момент взять под контроль всю систему жизнеобеспечения в Москве.

— Что я должен делать? — Дронго было неприятно, что его втягивают в большую и грязную политику.

— Встретиться с членами правления банка и обговорить некоторые условия. Они считают, что за вами стоит мафия — типа Велосипедиста Гогия. Они даже не догадываются, что в решающий момент в игру вступим мы.

— А что будет после того, как вы победите? — вдруг спросил Дронго. — Опять ГУЛАГ, ссылки, аресты, преследования?

— Не говорите штампами, — махнул рукой Фогельсон. — Это выдумки наших демократов. Достаточно восстановить сильную и единую страну.

— А если республики не захотят снова идти в Союз?

— Вы думаете, не захотят? — прищурился Фогельсон. — У меня другая информация. Кроме Прибалтики, где мы тоже работаем, все остальные рвутся в Союз. Это их единственное спасение. Вы знаете, как решить азербайджано-армянский конфликт из-за Карабаха? Или абхазскую проблему? Юго-осетинскую, ингушскую, приднестровскую, таджикскую? Как можно прекратить все эти войны, восстановить мир и дать народам спокойствие? Только — в единой стране, — закончил Фогельсон.

— Хотите правду? — встал Дронго. — Мне омерзительны и МЫ, и ОНИ. Я отказываюсь с вами работать.

— Зачем так резко? — развел руками Фогельсон. — Поймите, вы все равно должны сделать выбор. Другого выхода у вас нет. Или — с нами, или — с ними. Третьего не дано.

Дронго посмотрел в глаза своему собеседнику.

— Освободите ребят, — попросил он.

— Если договоримся — освободим, — пообещал Фогельсон.

— Вы даете слово?

— Даю.

Дронго сел на стул.

— Во всяком случае, любую работу нужно доводить до конца, — громко сказал он. — Но учтите: игра будет на этот раз по моим правилам.