Вечером прилетела Элина. Она летала в Санкт-Петербург, чтобы навестить сына, уже вышедшего из больницы. Около месяца назад он попал в аварию и сломал себе ногу. После нескольких недель, проведенных в больнице, ему разрешили вернуться домой, но пока он ходил, опираясь на палку. И жил вместе с отцом. Элина ездила к сыну по субботам, оставаясь обычно в его пустующей квартире, чтобы не ночевать с мужем в одном доме. А может, она это делала из уважения и любви к Тимуру. Караев никогда об этом не спрашивал.
Она настояла, чтобы он не приезжал за ней в Шереметьево. Ее обычно встречал водитель, который работал в офисе Элины в Москве. Он и привозил ее сразу на квартиру Караева. Она появилась в девятом часу вечера, одетая в темный брючный костюм. В руках она держала небольшой саквояж. Поцеловав Тимура, она прошла в комнату, чтобы переодеться и привести себя в порядок. Через некоторое время Элина вышла уже в легком сарафане, который она привезла с собой. Пройдя в ванную комнату, она крикнула Тимуру:
— Кажется, мне нужно перевести к тебе весь гардероб. Мне надоело каждый раз носить с собой свою одежду. Как ты считаешь? — Элина вышла из ванной. — Или тебе нравится смотреть, как я таскаю эти сумки и саквояжи?
— Ужасно нравится, — скрывая улыбку, пробормотал Караев. — Ты будешь ужинать?
— Нет, я успела поесть в аэропорту, пока мы ждали самолет. Между прочим, я опоздала на целый час, а тебя, похоже, это не волнует.
— Между прочим, я звонил каждые десять минут твоему водителю, — пробормотал Тимур, — и он мне сообщал последние новости.
— Верно, — она поцеловала его в щеку, — он мне об этом сказал.
Элина прошла в гостиную и села на диван. Тимур вошел следом и прислонился к дверному косяку.
— Как твой сын? — поинтересовался он.
— Гораздо лучше, — кивнула она, — надеюсь, что скоро он поправится окончательно.
— Нужно привезти его в Москву и поселить у меня, — предложил Тимур, — я знаю, как его нужно лечить. У нас в Баку есть для этого универсальное средство. Мы его здесь сразу вылечим.
— Интересно, каким образом?
— Наш хаш. Это такое блюдо, которое готовят из коровьих ляжек.
— Какая гадость, — поморщилась Элина, — и ты хочешь кормить таким блюдом моего сына.
— Я тебе о нем уже рассказывал. Ты просто забыла. Его едят мужчины по утрам, чтобы опохмелиться и набраться новых сил. Это блюдо готовится всю ночь, и жидкость становится такой густой, что она должна склеивать зубы. Плюс консистенция из мяса и разваренных костей. Считается, что такое блюдо ускоряет заживление собственных костей в несколько раз быстрее, чем обычно. В него добавляют ложку уксуса, ложку размолотого чеснока, перец и соль.
— Дикая смесь, — скрывая улыбку, заявила Элина, — и это можно есть?
— Мужчины едят с большим удовольствием. Я еще не встречал в своей жизни человека, которому бы не понравилась подобная еда.
— Ни в коем случае. Я ему не разрешу есть такое блюдо. Представляю, как потом от него будет пахнуть.
— Да, — согласился Тимур, — амбре будет обязательно. Но это плата за удовольствие. И чеснок, между прочим, очень полезный продукт.
— Только не вздумай пробовать это блюдо, когда встречаешься со мной, — погрозила пальцем Элина, — иначе я сразу сбегу.
— Я могу попросить, чтобы ему привозили это блюдо каждое утро из любого азербайджанского ресторана в Санкт-Петербурге, — предложил Караев, — найду знакомых, и пусть он ест хаш каждое утро. Хотя бы одну или две недели. Любой врач скажет тебе, как это полезно.
— Меня мой бывший муж просто убьет, — простонала Элина, — он не выносит запаха чеснока.
— Пусть потерпит ради своего сына. Или пусть твой мальчик приедет к нам.
— Я поговорю с ним о твоем «лекарстве», — пообещала Элина, — мы говорим с тобой уже несколько минут, а ты еще стоишь в нескольких метрах от меня, как будто боишься подойти ближе.
Он подошел к ней, уселся рядом, взял ее руку.
— Надеюсь, что он быстро поправится и с моим лекарством, и без него, — мягко заметил Тимур. — Ты устала?
— Нет. Полет был прекрасный. Я гораздо больше люблю самолеты, чем поезда. Только сорок минут — и ты уже в Москве. Очень удобно. Из аэропорта мы добираемся гораздо дольше.
— Ты у нас лягушка-путешественница.
— Сейчас уже нет. Раньше ездила гораздо чаще.
Он нахмурился. Получается, что он сознательно использовал психологический прием, подведя ее к нужному разговору. Он мог бы не применять подобные методы к любимой женщине.
— У меня есть еще одно предложение, — сказал он, — как ты посмотришь на нашу совместную поездку куда-нибудь в Европу?
— Я не поняла, — она повернула голову, — какая поездка? О чем ты говоришь?
— Мы поедем отдыхать в твою любимую Италию, — несколько мрачноватым тоном сказал Караев, — например во Флоренцию.
Она освободила свою руку. Улыбнулась:
— Ты же знаешь, как я обожаю Италию и тем более Флоренцию. Неужели такое возможно? А как твоя работа? Ты же только недавно перешел в Академию. И сейчас у вас экзамены?
— Экзамены закончились, и я могу уехать, — сообщил Караев, — я уже узнавал. Мне дадут неделю отпуска, и я могу поехать с тобой в Италию. Конечно, если ты согласна.
— И ты еще спрашиваешь?
— В таком случае — решено.
— Я могу узнать, почему ты говоришь мне об этом таким мрачным тоном? Или ты не хочешь туда ехать?
— Хочу. И даже сам выберу для нас отель, чтобы ты ничего не знала. Я думаю, что, если ты быстро закончишь свои дела, мы сможем вылететь на следующей неделе. В среду или в четверг.
— Прекрасно. У меня там столько знакомых, — она радостно обняла его.
— А у меня к тебе только одна просьба. Никому не рассказывай, где именно я преподаю. Вполне достаточно, если ты будешь представлять меня как обычного преподавателя истории.
— Для обычного тебе слишком много лет. И у меня высокая самооценка, — притворно недовольно сказала Элина, — ты ведь старший преподаватель в своей Академии. Вот мы и будем говорить, что ты профессор в университете. Профессор истории. Не возражаешь? Иначе меня поднимут на смех. Бросила такого специалиста, как мой бывший муж, и прилетела во Флоренцию с обычным преподавателем. Хорошо, что ты не требуешь выдавать тебя за завхоза или монтера.
— Для тебя это так важно?
— А мне приятно, что ты полковник ФСБ. Было бы еще лучше, если бы ты был генералом. Я бы вообще цвела от счастья. Но на худой конец сойдет и полковник.
Она вдруг, не выдержав, прыснула. Снова обняла его.
— Мне абсолютно все равно, чем ты занимаешься. Скажем, что ты преподаватель истории. В любом случае во Флоренции нам все будут рады. Мне кажется, что я знаю этот город так же хорошо, как и Санкт-Петербург. Или даже немного лучше, ведь наш Питер невозможно узнать даже за всю жизнь, настолько он огромный.
— Я это знаю, — сказал Караев, и в его голосе не было никаких эмоций. Но, к счастью, Элина не обратила внимания на его последние слова.
— Неужели ты все это придумал для меня? — спросила она, задыхаясь от счастья. — Ты ведь знал, как именно я люблю Флоренцию?
— Вот поэтому мы и едем туда, — сказал он, отводя глаза. Ему было стыдно. Нужно было предложить эту поездку самому, а не ждать, пока их отправят туда по заданию Большакова. Но говорить об этом он не решался. И понимал, что совершает самую большую ошибку в своей жизни.