Вечером он отправился к Ледкову. Тот ждал его в своём офисе. На часах была половина седьмого. Дронго вошел в кабинет, когда Геннадий Данилович заканчивал разговор. Он положил трубку и мрачно кивнул вошедшему.

– Здравствуйте. – Он немного приподнялся, протянул руку. И затем снова уселся в своё кресло. Неожиданно достал сигареты.

– Столько времени не курил, а сейчас снова начал, – зло сказал Ледков, – уже почти месяц курю. А ведь до этого восемь лет не курил.

– Вы мне об этом говорили. Когда я не разрешил вам курить у себя на бакинской квартире.

– Я уже забываю, что и кому говорил. Особенно после убийства Кима Сипакова. Я два дня об этом думаю. И о ваших словах. Не могу даже представить, чтобы убийца был кто-то из моего окружения. Но, наверно, вы правы. О замене охранников чужие люди не знали. Об этом могли сообщить только свои.

– Французы говорят, «предают только свои», – заметил Дронго. – Давайте обсудим с вами несколько наших проблем. Начнем с Толика Хомичевского. В небольшом украинском городке сейчас находятся мои помошники. Они сообщили оттуда, что примерно семь лет назад в районную больницу поступил высокий мужчина с острым приступом язвы. Мужчина скончался на следующей день, его невозможно было спасти. На левой щеке у незнакомца был характерный шрам. Врач запомнил его высокий рост, этот шрам, его болезнь. И, наконец, проводить неизвестного в последний путь приехали двое незнакомцев, похожих на уголовников. Вам не кажется, что все эти факты говорят за Хомичевского.

– Всё равно я никому не поверю, пока сам не увижу его в гробу. Я недавно смотрел один американский фильм, – вдруг вспомнил Ледков, – и там всё время спрашивают: «вы видели его труп»? Они видели его труп?

– Боюсь, что трупа давно нет. Он разложился. А вот кто-то иной использовал ваш страх в собственных целях. Этот человек решил вспомнить детские страхи, когда вы так боялись Хомичевского, и прислал вам эти конверты с цифрами. И вы сразу решили, что это вернулся к вам тот самый уголовник.

– Кто тогда убивал? Святой дух? Или Хомичевский вернулся с того света? – разозлился Ледков. – Должен признаться, что в разные фокусы я не верю. Кто-то убил моих товарищей и сделал это нарочно.

– Согласен, – спокойно кивнул Дронго, – только не зацикливайтесь на этом Хомичевском. Его использовали как пугало. Старая детская сказка о страшном бандите, который решил вам всем отомстить. Поэтому сделаем иначе. У меня есть свой план, и я собираюсь вам его предложить. Но сначала хотел бы задать вам несколько вопросов. В разговоре со мной Алла сообщила, что вы привозили к ней альбом с детскими фотографиями. И потом оставили его на несколько дней у неё в квартире.

– Верно. Привозил и оставил. Ей было интересно посмотреть эти фотографии. Жена была в это время в Англии, и я привез альбом к Алле. Что здесь плохого?

– Ничего. Но альбом лежал несколько дней не у вас в квартире. Можно было легко сделать копию с ваших фотографий.

– Алла бы этого никогда не сделала, – не очень уверенно произнёс Ледков. – И самое главное, зачем? Я человек, который обеспечивает ей безбедную жизнь, дарит ей квартиру, машину, бриллианты, одевает, обувает, наряжает, кормит её. Зачем ей отсекать руку, которая её кормит? По-моему, глупо. И мне кажется, что она меня даже любит.

– Но альбом она вернула не вам, а вашему телохранителю. Казберуку.

– Правильно. Он отвез его домой.

– У него есть ключи от вашей квартиры?

– Есть. И не только от квартиры, но и от дачи. Я должен кому-то доверять. А кому мне доверять, как не ему, если я доверяю ему охрану моей семьи и моей собственной персоны. Неужели вы считаете, что я не могу доверять ему ключи от своей квартиры?

– Можете. Но альбом был у него. И он тоже мог переснять эти фотографии.

– И сообщить убийце, когда приедет новая охрана. Но опять вопрос – зачем? Вы знаете, какая у него была собачья жизнь? Как он мыкался, страдал, развелся, не мог устроиться, как жена с сыном от него ушли. И вот теперь он наконец устроился, вернулся в Москву, купил квартиру, обеспечивает сына, получает приличные деньги на работе. И за всё это плюнуть мне в лицо? Так нелепо всё закончить. И главное, для чего? Что он выгадает? Получит хотя бы лишнюю копейку? Я могу не верить в благородство людей, но считать, что все абсолютные кретины, я не могу. Людям невыгодно причинять себе неудобства, им невыгодно рубить сук, на котором сидят.

– А ваш друг Петунин? Он никак от вас не зависит?

– Нет. Не зависит. Просто он мой лучший друг. Очень много лет. А я его друг. Неужели вы думаете, что он станет предавать такую дружбу?

– Вы идеалист, – грустно заметил Дронго, – а я циник. У меня такая профессия, я обязан проверить каждого. И немного подозревать всех. Я же сказал вам, «и предают только свои». Если бы вы знали, сколько раз в жизни я сталкивался с такими чудовищными проявлениями неблагодарности и измены. Если бы только могли предположить, какая грязь бывает в душах людей, на какие подлости они способны из-за зависти, корысти, мести, ревности, честолюбия.

– Я так не могу, – сказал Ледков, – я должен верить в моего друга и в остальных людей, которые меня окружают. И не могу никого подозревать, пока не будет конкретных фактов.

– Давайте подтолкнем убийцу к решительным действиям, – сказал Дронго, – у меня есть конкретный план. Заодно мы сумеем вычислить возможного предателя в вашем окружении.

– Каким образом? – заинтересовался Геннадий Данилович.

– На сегодняшний день у нас очень ограниченный список подозреваемых. Мы можем устроить проверку каждому из тех, кто мог знать о смене охраны. Судя по всему, в вашем ближайшем окружении почти всем известно, что вы ходите к Алле Сабитовой без охраны. Охранники сказали мне, что они не знают кода на замке и у них нет входных ключей…

– Конечно, нет.

– Вы заходите в подъезд и поднимаетесь наверх без охраны.

– Правильно. Зачем мне нужно, чтобы посторонние люди знали, куда я иду. Иногда меня провожает Саша Казберук, когда много вещей. Но обычно я вхожу в подъезд, открывая дверь своим ключом. Охранники ждут на улице. Я закрываю дверь и уже один поднимаюсь к Алле. Я же не могу держать сотрудников охраны даже под кроватью, это как-то стыдно и смешно. Тем более, приходить к своей любовнице под взглядами телохранителей.

– Вот на этом мы и попытаемся сыграть. Сегодня вечером вы сообщите всем, что завтра будете у Аллы. При этом каждому назовете своё время. Одному скажете два часа, второму – три, третьему – четыре и так далее. Остаётся проверить, в котором часу вас будет ждать возможный преступник. А заодно арестовать его и попытаться выяснить, откуда произошла утечка информации.

– Всё так просто, – пробормотал Ледков. – Вы думаете, убийца клюнет на такую уловку?

– Эта не уловка. Вы любите молодую женщину и хотите с ней увидеться. Поэтому завтра, презрев все опасности, вы поедете к ней. Нужно только рассказать об этом всем пятерым, которых мы подозреваем.

– У вас осталось только пятеро? Раньше было больше…

– Вас я пока убираю. Вы у меня только потенциальная жертва. Но никак не пособник убийцы. Дербеневу тоже убрал. Она человек независимый, но многих подробностей о ваших встречах с друзьями могла не знать. Кросс находится в Эстонии, достаточно далеко. Если наша проверка не даст результата, в следующий раз проверим и его. Остаются пятеро. Ваш друг Евгений Петунин, ваш заместитель Эмиль Борисович, ваш телохранитель Александр Казберук, ваша любовница Алла Сабитова и, наконец, ваша супруга Любовь Кирилловна. Вот и весь круг подозреваемых.

– Вы сами слышите, что говорите? Мой самый близкий друг, мой телохранитель, мой заместитель, жена и любовница. И один из них – мой враг? Да я повешусь, если такое возможно. Всем пятерым я абсолютно доверяю. Давайте искать среди остальных. Может, все-таки Светлана Дербенева или ещё кто-нибудь. Но не эти пятеро. Я просто не хочу в это верить.

– Мы обязаны проверить, – настаивал Дронго. – Сегодня вечером вы назовете каждому из них разное время вашей поездки к Алле. И завтра мы будем ждать, кто там появится и в какое время. Возможно, наша проверка ничего не даст. Но убийца не просто так послал вам цифру «четыре». Он твердо рассчитал, что следующей жертвой должны быть именно вы. Давайте опередим его и немного «поможем».

Ледков тяжело вздохнул, сжал губы, взял листок бумаги и ручку.

– Записываю, – сказал он. – Жене Петунину я скажу, что поеду к Алле в два часа дня. Эмилю Борисовичу сообщу, что буду там в три. Представляю, как он удивится. Я ему об этом никогда не говорил. Он верный семьянин, его такое поведение даже коробит. Саше Казберуку скажу, что поедем в четыре. Аллу предупрежу, что буду в пять. И… – он вдруг поднял голову, – как мне сказать об этом жене?

Дронго нахмурился. Ледков был прав. Сказать подобное супруге невозможно.

– Она ничего не знает про Аллу, – твердо заявил Геннадий Данилович. – Как мне ей об этом сказать? Ваш план страдает очевидным изъяном. Я не могу называть жене время, когда отправлюсь к любовнице. Это невозможно.

– Мы можем исключить ее из списка, – предложил Дронго, – проверим пока четверых. Если проверка не даст результата, будет проверять троих остальных. Вашу супругу, Дербеневу и Кросса.

– Сумасшедший дом, – проворчал Ледков убирая ручку. Он взглянул на список. – Всё равно полный идиотизм. Четыре самых близких мне человека. Даже не представляю, как можно им не доверять.

– Сейчас вы сделаете четыре звонка, – сказал Дронго, – и дадите мне завтра всех ваших вооруженных людей. Мы устроим засаду у подъезда.

– Согласен, – хмуро кивнул Геннадий Данилович. – А когда мне нужно самому входить в этот подъезд? В два, три, четыре или пять? Или мне нужно четыре раза входить в дом, проверяя, когда там будет возможный убийца.

– Нет, – твердо сказал Дронго, – вы будете сидеть у себя в офисе, в этом кабинете и ждать результатов нашей проверки. Входить будет другой человек.

– Кто-нибудь из сотрудников охранного агентства?

– Нет, – ответил Дронго, – конечно, нет. Входить буду я сам. Все четыре раза.

Ледков замер. Затем медленно покачал головой

– Это глупо. Если предатель – кто-то из своих, то вас тоже могут вычислить. И спокойно убить.

– Надеюсь, что меня убить не так легко, – возразил Дронго. – Видимо, я плохо представился. Я не просто профессиональный эксперт по расследованию преступлений. В своё время я сотрудничал с Интерполом, помогая им находить наркодельцов. И был экспертом специального комитета ООН. Я прекрасно стреляю с обеих рук, умею за себя постоять. Лет двадцать назад я даже дрался с великим Миурой. Конечно я не мог ничего сделать, но несколько секунд все-таки продержался. Меня не так легко убить, господин Ледков.

– Надеюсь, что нелегко. Но зачем так рисковать? Можно послать другого…

– Нет. Это подло. У меня есть свои моральные принципы. Нельзя устраивать засаду на убийцу, подсылая к нему в качестве приманки другого человека. Если эту «приманку» убьют, я никогда себе не прощу. Поэтому я буду четыре раза сам входить в этот подъезд, кто бы ни ждал меня на лестнице.

– Мне не нравится ваш план, – вдруг сказал Ледков. – Но мне нравится, как вы себя ведете. Если всё пройдет нормально, я удвою ваш гонорар.

– И в этом случае я не могу согласиться, – возразил Дронго, – мой гонорар и гонорар моих помошников уже указаны в договоре, который мы подписали. Никаких «премиальных» мы не берем. Это не тот случай. Мы обязаны сделать свою работу надежно и честно. А вот если ваш секретарь даст мне стакан горячего чая, я не откажусь.

– Может, кофе? – предложил Ледков.

– Я почти не пью кофе, – признался Дронго, – только чай.

– Сейчас принесут. – Геннадий Данилович позвонил секретарю: – Сделай нам два чая. И быстро принеси.

Он взглянул на Дронго.

– Мне рассказывали про вас разные истории. Но я не думал, что всё это правда.

– Как правило, люди преувеличивают возможности других, недооценивая себя. Или, что ещё хуже, слишком переоценивают свои возможности, презирая остальных. Уметь выбрать правильный баланс между своими истинными возможностями и способностями других людей есть признак профессионализма.

– Как и в бизнесе, – согласился Ледков.

– Теперь поговорите с каждым из тех, кто обозначен в вашем списке, – предложил Дронго, – мы проверим всех четверых и, возможно, уже завтра будем знать, кто из них мог сообщить возможному убийце о смене охранников.

– Вы думаете, что убийца и его помошник – разные люди?

– Почти уверен. В нашем списке никто не умеет стрелять. Никто, кроме Казберука. Он, конечно, вызывает наибольшие подозрения. Его знали все ваши бывшие друзья. Его могли впустить в свои квартиры и Туричин, и Сипаков. Они знали, что он ваше доверенное лицо. Его мог впустить в свою комнату и Низамов. Но меня беспокоят двое кавказцев, которые приходили в подъезд Сипакова и которых потом никто не видел. Они явно не похожи по описаниям на Казберука. А он ведь приезжал вместе с нами за день до убийства во двор, где живут Сипаковы. И мы приезжали на двух роскошных машинах, не запомнить которые было почти невозможно. Туда не так часто приезжают «Мерседесы» и «БМВ» таких моделей. Вокруг приехавших машин было много детей, и они могли запомнить Казберука. Если бы на следующий день Александр Трофимович появился в этом дворе, то кто-то мог его сразу узнать. И сам Казберук это прекрасно понимал. Поэтому я не верю, что он лично стрелял в Сипакова, даже если он кого-то информировал о смене охраны.

– Вы говорите таким нормальным тоном, словно речь идет не о предательстве, а об обычной работе, – вздохнул Ледков, – а мне лично всё это слышать очень больно. Неужели Саша мог пойти на такое? Нет, не хочу в это верить.

– Не нужно верить. У нас пока нет никаких фактов против вашего телохранителя. Как и против остальных. Они только подозреваемые…

Позвонил один из городских телефонов на столе Ледкова. Тот взял трубку.

– Да, – сказал он раздраженно, – да, я всё понимаю. Но нельзя им уступать. Ладо потом воспользуется нашей уступкой и навяжет нам такие договора, которые нас просто разорят. Поэтому не нужно им уступать.

Он положил трубку.

– Звонил Эмиль Борисович. Дарчиев опять темнит, хочет поменять условия договора поставок.

– Если вдруг вас не будет, может Левин сам заключать договора? – спросил Дронго.

– Он сам их и заключает, – кивнул Ледков, – у него есть право подписи. Я ему всегда доверял. И он меня никогда не подводил. Как вице-президент компании Левин имеет право заключать сделки и ставить свою подпись под контрактами. Хотя все договора подписываю я. Но в банке у нас две подписи. Моя и Левина. Не считая главного бухгалтера, конечно.

– Значит, если вас вдруг не будет, Эмиль Борисович имеет право заключать договора на любые суммы? – настаивал Дронго.

– Теоретически да, – хмуро ответил Геннадий Данилович, – но зачем? Он один из акционеров компании и теряет в том числе и собственные деньги.

– Возможно, он потеряет гораздо меньше, чем приобретет, если сам подпишет этот контракт, – настаивал Дронго.

Ледков посмотрел на телефон. Негромко выругался.

– Я начинаю сходить с ума, – признался он, – уже никому не верю.

Он потянулся к телефону, затем усилием воли убрал руку.

– Даже не знаю, что мне теперь делать, – со злостью выдавил он.

И в этот момент позвонил мобильный телефон Дронго. Это было неожиданно, номер знало не так много людей, и телефон звонил очень редко. Дронго достал аппарат, взглянул на номер позвонившего. Это был Эдгар Вейдеманис.

– Мы установили ещё один интересный факт, – сказал Эдгар, – и я думаю, тебе будет интересно узнать, что в документах Викулова было указано, что у него первая положительная группа крови, а у умершего была вторая отрицательная. Такая группа крови была у Анатолия Хомичевского, мы это знаем по его досье. Полагаю, теперь можно обойтись без эксгумации тела. У нас здесь умер Хомичевский, в этом нет никаких сомнений.

– Спасибо, – сказал Дронго, – возвращайтесь домой.

Он убрал аппарат и взглянул на Ледкова

– Группа крови умершего совпала с группой крови Хомичевского, – сообщил Дронго, – ваша версия оказалась несостоятельной. Никакой мести нет и не могло быть. Кто-то придумал гораздо более изощренный план, чем мы могли себе представить. И завтра мы попытаемся его найти.

Геннадий Данилович не успел ничего ответить. Дверь открылась, и в кабинет вошла секретарь с подносом в руках. Ледков уже открыл рот, чтобы что-то спросить, но, увидев вошедшую девушку, медленно закрыл его. У него было выражение человека, оглушенного неожиданным известием.