Кабинет главного инженера находился дальше по коридору. Они вошли, уселись на стульях. И почти сразу следом за ними в комнату прошла молодая женщина. Ей было не больше тридцати пяти. Высокого роста, она была явно выше Тевзадзе на целую голову, крупные формы, красивые правильные черты лица, чувственные губы, светло-зеленые глаза, собранные на затылке каштановые волосы. Она была в темно-синем костюме.

— Добрый день, — поздоровалась Михальская, — мне передали, чтобы я зашла в кабинет главного инженера.

— Верно, — кивнул Славин, — садитесь, пожалуйста. Мы адвокаты господина Тевзадзе. Моя фамилия Славин. Зовут Вячеслав Владимирович. А это господин Дронго.

Она уселась напротив них. При упоминании Тевзадзе она чуть нахмурилась, но ничего не спросила.

— Мы хотели с вами поговорить, — продолжал Вячеслав.

— Ясно. Уже успели все доложить, — у нее был своеобразный тембр голоса. Низкий и глухой.

— Вы знали Вано Ревазовича Тевзадзе?

— Конечно, знала. И не нужно играть в кошки-мышки. Раз вы меня пригласили с такими предосторожностями в кабинет главного инженера, то наверняка вам уже все известно. Я его не только знала. Мы с ним были близкими друзьями. Очень близкими.

— Спасибо, что сами об этом сказали. Вы понимаете, что мы являемся его адвокатами и стараемся ему помочь?

— Понимаю.

— Поэтому мы и пришли к вам на комбинат. Хотели встретиться с людьми, которые его знали.

— А лучше всех его знала именно я, — усмехнулась Михальская, — все и так понятно. Только, по-моему, мы говорим о нем в прошедшем времени. Это даже обидно. Человек еще живой, здоровый, не осужденный, а мы его уже заживо хороним.

— Нет, — сразу возразил Вячеслав, — ни в коем случае. Просто мы говорим о его прошлой жизни.

— Мы стараемся понять, как могло произойти убийство, в котором обвиняют господина Тевзадзе, — пояснил Дронго, — поэтому встречаемся со всеми, кто его знал.

— Он не убивал, — сразу сказала Михальская, — он не мог убить.

— Мы тоже так считаем. Поэтому и пытаемся понять, что там могло произойти.

— Я понимаю, — кивнула Михальская.

— Вы давно работаете на комбинате? — спросил Дронго.

— Четыре года.

— Где работали до этого?

— В разных местах, — пожала она плечами, — здесь платят хорошо, поэтому я сюда и перешла.

— Вы замужем?

— Нет. Разведена. Когда я была замужем, то не позволяла себе увлекаться посторонними мужчинами.

— Не сомневаюсь. Долго были замужем?

— Пять лет. У меня есть сын. Ему уже одиннадцать.

— А где сейчас ваш супруг?

— Он снова женился. Работает в нашей газовой конторе. Заместителем начальника. У него уже есть две девочки. Близнецы. Мы с ним поддерживаем очень хорошие отношения, он часто видится с сыном, приходит к нам в гости.

— Вы знали Тевзадзе до того, как перешли на работу экономистом планового отдела комбината?

— Вы хотите узнать, встречалась ли я с ним до того, как сюда перешла? — поняла женщина. — Нет, не встречалась. И мы не были знакомы. Я перешла сюда из-за хороших окладов. Смею надеяться, что я хороший экономист. А встречаться с ним мы начали примерно через год после того, как я сюда перешла. Или через полтора.

— Вы бывали у него дома?

— Один или два раза, когда в городе не было его дочери. Он не любил водить меня к себе домой. Говорил, что это неправильно. Мы снимали квартиру в центре города. Вано Ревазович был достаточно обеспеченным человеком и мог позволить себе такие траты.

— О ваших встречах кто-нибудь знал?

— Все знали. Но все делали вид, что ничего не знают. За спиной наверняка шушукались. Но я никогда и никому отчетов не давала. Моя личная жизнь — это моя жизнь, и никто не вправе мне указывать, с кем я должна встречаться. Вано Ревазович был вдовцом, и у него тоже не было никаких обязательств. Мы были свободные люди и могли встречаться с кем хотели и когда хотели. Хотя, должна сознаться, что встречались мы не так часто. Один или два раза в неделю, иногда даже меньше. Успевали поужинать в ресторанах или сходить в театр.

— Он не говорил вам о своих встречах с Проталиным?

— Никогда не говорил. А я ничего и не спрашивала. Мужчины не любят, когда женщины проявляют ненужное любопытство. А насчет Проталина он не стал бы со мной разговаривать тем более.

— Почему? — не понял Дронго.

— Степан Проталин был двоюродным братом моего мужа, — пояснила Жанна Михальская, — и Вано Ревазович знал об этом. Поэтому он не стал бы никогда говорить со мной об этом человеке.

Дронго и Славин переглянулись.

— Проталин — двоюродный брат вашего мужа? — переспросил Славин. — Черт побери, почему об этом никто не знает?

— Как это не знает? — в свою очередь удивилась Михальская. — Весь город об этом знает. У нас в провинции все знают друг друга, и все — близкие или дальние родичи. Моя фамилия Михальская по мужу. А мать мужа была сестрой отца Проталина. Мой бывший супруг и Степан Проталин были двоюродными братьями.

— И Тевзадзе об этом знал?

— Конечно, знал.

Дронго нахмурился.

— Похоже, наш следователь торопился так быстро оформить уголовное дело, что не обратил внимания на столь важный факт. Супруг женщины, с которой встречался Тевзадзе, был братом убитого Проталина. Появляется конкретная цепочка. Или он не хотел обращать внимания на подобные факты?

— Похоже, не хотел, — согласился Славин.

— Вы знали, что дочь Тевзадзе подала заявление в загс? — спросил Дронго.

— Об этом знал весь город, — усмехнулась Жанна, — вы приехали из Москвы, а там людей больше, чем в трех соседних областях, и никто никого не знает. А здесь все знали и отца Саши, и его деятельную маму, которая возглавляет нашу лучшую среднюю школу.

— Тевзадзе не говорил вам о своих планах? Я имею в виду ваши дальнейшие отношения?

— Я не совсем вас поняла, — переспросила Жанна, — в каком смысле о наших отношениях?

— Может, он собирался сделать вам предложение? Или как-то иначе построить ваши отношения?

— Зачем? — удивилась Михальская. — Он старше меня на восемнадцать лет. По возрасту годился мне в отцы. Скажу честно, что нам было очень неплохо вдвоем. Он был чуткий, внимательный, деликатный, заботливый мужчина. Почти как отец. Зачем мне портить отношения с таким человеком и выходить за него замуж? Я не уверена, что его дочь приняла бы такую молодую маму. А мой сын точно бы не захотел такого старого второго отца, тем более что у него есть настоящий папа, которого он любит. Вано Ревазович не был ревнивым Отелло и никак не ограничивал мою свободу, что для меня много значило. Почему я должна была все это терять? Во имя чего? Нас обоих очень устраивало наше совместное существование.

— Вы ходили к нему в следственный изолятор?

— Нет. Разумеется, не ходила.

— Почему «разумеется»?

— Неудобно. Я ведь ему не жена и не сестра. В каком статусе я могла там появиться? Его сотрудница? Все и так знали о наших отношениях. И там все время дежурили его дочка и ее жених. Я считала, что мне совсем не обязательно там показываться. Майданов тоже туда часто ездил, я имею в виду нашего директора.

— Следователь вызывал вас для допроса?

— Нет. Меня никто не вызывал. Что я должна знать об этом убийстве? Только то, что Степан Проталин был родственником моего бывшего мужа. Ну и что? Какое я имею к этому отношение? Или потому, что я встречалась с Вано Ревазовичем, Проталин должен был меня ревновать, и тогда мой ухажер должен был убить брата моего бывшего мужа? Муть какая.

— Ромео заколол Тибальта, двоюродного брата Джульетты, и это стало причиной огромной трагедии, — напомнил Дронго.

Славин прикусил губу, чтобы не улыбнуться.

— У нас здесь нет такой кровавой вражды между семьями, — отрезала Жанна, — и сейчас не Средние века. Зачем Вано Ревазовичу нужно было убивать Степана, если он меня не ревновал даже к бывшему мужу? Зачем?

— Этого я не знаю. Но следователь обязан был допросить вас и сам ответить на эти вопросы.

— Вы меня в такие дела не впутывайте, — рассудительно сказала Жанна, — мне они ни к чему. С кем я встречалась — это мое личное дело. С кем хочу, с тем и встречаюсь. А к убийству Проталина я не имею никакого отношения. У нас следователи тоже не дураки, знают, кого приглашать.

— Понятно, — Дронго посмотрел на Славина, — спасибо вам за эту беседу. Извините, что вас побеспокоили.

— Ничего. — Она поднялась, поправила прическу. — Скажите, пожалуйста, а он может вернуться? Я имею в виду быстро? Может, ему дадут несколько лет и отпустят по амнистии?

— Не отпустят, — честно ответил Дронго. — Если суд признает его виновным, то он наверняка получит пожизненное заключение. Или лет двадцать пять. И никогда больше сюда не вернется.

— Понятно, — вздохнула она, — очень жаль. Он был таким хорошим человеком.

Она снова поправила прическу, попрощалась и вышла из кабинета.

— Я потребую, чтобы они начали новое расследование, — быстро заявил Славин, — нужно было проверить все связи Тевзадзе, всех его знакомых. А они ограничились формальными проверками.

— Не нужно так горячиться. Нам всем интересно, что бывший муж Жанны Михальской был двоюродным братом погибшего, но следователь резонно может задать вопрос — ну и что? И мы не сможем на него ответить. Ведь наличие родственных связей бывшего мужа своей любовницы с офицером милиции еще не доказывает прямого умысла на убийство этого офицера.

— Это доказывает, что следствие было проведено небрежно и не обратило внимания на ряд важных фактов, — возразил Вячеслав, — и вообще с самого начала оно велось излишне тенденциозно.

— Не употребляй такие слова в провинциальных судах, — усмехнулся Дронго, — здесь тебе не Москва, а провинция. Давай отправимся в милицию и переговорим с начальником уголовного розыска. Проталин был его непосредственным руководителем.

— Поехали, — согласился Славин, — только теперь я понимаю, как глупо тратил время. Нужно было сразу проверить все возможные связи Тевзадзе.

— Даже если бы ты все проверил, у тебя могло ничего не получиться. Не забывай, что Нино видит в тебе своего сверстника, а не адвоката. И Жанна, возможно, не стала бы с тобой откровенничать. Я уже не говорю о том, что ты наверняка считал Тевзадзе стариком и не думал, что он в свои пятьдесят два может иметь знакомую женщину. Насчет встречи с Марленом Саакяном тоже неизвестно. Одно дело, когда в Новгород приезжает молодой адвокат, о котором никто и ничего не знает. Не обижайся, надеюсь, что временно. А совсем другое — опытный эксперт, о котором он наводит справки и о котором ему выдают всю информацию. Поэтому не стоит себя укорять. Только прежде, чем уедем, давай зайдем в приемную. Там ведь находятся два секретаря. Значит, одна девушка работала с Тевзадзе.

Они вернулись в приемную, где работали две молодые девушки. Обе подняли голову, когда они вошли.

— Шамиль Анварович пошел в третий цех, — пояснила его секретарь. Она была чуть постарше.

— Ничего страшного, — улыбнулся Дронго и, обращаясь ко второй, спросил: — Это вы работали с Вано Ревазовичем?

— Да, — испугалась молодая. Ей было лет двадцать пять.

— В тот день, когда произошло убийство, Тевзадзе был на работе?

— Да. Меня об этом следователь спрашивал.

— Слава богу, что он вообще чем-то интересовался, — зло пробормотал Дронго. — И вы видели Вано Ревазовича на работе?

— Конечно, видела. Потом он сказал, что уходит и скоро приедет. Он обычно вызывает водителя или садится за руль своего автомобиля. Но в тот день он почему-то не стал вызывать машину. Я даже не поняла почему. И его автомобиля тоже не было. Он обычно оставляет его на стоянке, если приезжает за рулем. У него такая белая «БМВ». И все говорили, что он прекрасный водитель.

— Вы давно работаете с ним?

— Уже полтора года. Но мы все готовы были подписаться, чтобы его отпустили. Весь комбинат, все наши работники.

— Сотрудники милиции сюда приезжали?

— Иногда приезжали. У нас здесь во втором цехе много бывших заключенных работает. Участковый иногда приходил.

— Как фамилия участкового?

— Алексеев. Он у нас уже давно. Старенький такой, ему лет сорок или больше.

— Уже старенький, — улыбнулся Дронго.

— Ой, простите, я не хотела вас обидеть.

— Ничего, мне даже приятно. А Проталина вы знали?

— Нет. Только читала о нем в газетах.

— Я его знала, — вставила первая девушка, — моя тетя их соседкой была. Проталины жили в новом доме, как раз недалеко от здания милиции.

— Государственный дом? — уточнил Дронго.

— Нет, — засмеялась девушка, — сейчас государственных домов нет. Они жили в здании, которое построили наши газовики. Как раз когда трубу прокладывали, тогда этот дом и построили. Его в народе так и называют — «дом миллионеров».

— Кем работает ваша тетя? — осведомился Дронго.

— Она не работает, она дома сидит. А ее муж — управляющий нашей энергетической компанией. Может, вы про него слышали. Ковальчук, он очень известный человек в городе.

— Возможно, слышал, — вежливо согласился Дронго, — спасибо за ваше сотрудничество. Передайте привет Шамилю Анваровичу и скажите, что адвокаты уже уехали.

— Передам, — ответила первая девушка, — давайте я отмечу ваши пропуска.

— До свидания, — добавила вторая.

Они вышли из здания управления комбината. Прошли по двору, сдали пропуска дежурному, вышли за ограду. Майданов ввел строгие правила на своем предприятии.

— Кажется, мне нужно сменить профессию, — пожаловался Славин, — я ничего не умею.

— Не так скоро и не так решительно, — возразил Дронго. — Интересно, что заместитель начальника городской милиции лично встречается со своим осведомителем — заместителем директора мебельного комбината. И при этом живет в доме, который называют «домом миллионеров». Может, он занимался рэкетом и вымогал деньги у Тевзадзе? Хотя все равно не похоже. Если бы он попытался шантажировать твоего подзащитного, тот всегда мог обратиться к Майданову.

— Видимо, не всегда, — возразил Славин, — его же завербовали, заставили сотрудничать.

— Боюсь, что Тевзадзе сам пошел на эту вербовку. Ему нужно было срочно получить российское гражданство и остаться в Новгороде. Вот он и согласился помогать милиции. А насчет рэкета — не похоже. Проталин долгие годы работал в милиции и наверняка знал, с кого можно собирать дань, а с кого нельзя.

— Но он жил в «доме миллионеров», — напомнил Вячеслав.

— Это еще ничего не доказывает. Понятно, что полковник Проталин не был самым бедным сотрудником милиции. Понятно, что у него могли быть свои доходы. Может, даже свои торговые точки, которые он курировал. Все это понятно. Но почему тогда его убили? И самое главное — как его убили? Судя по всем фактам, которые мы знаем, убийцей мог быть только Вано Тевзадзе. Но чем больше мы находимся в этом городе, тем больше убеждаемся, что убийцей он быть не мог. Тогда кто, как и зачем? Как убили Проталина? За что его убили? И кто это сделал? Вот три вопроса, на которые мы не знаем ответа. Наверняка они все связаны друг с другом. И если бы мы знали ответ хотя бы на один вопрос, то смогли бы получить ответы и на другие вопросы.

— Все факты против Тевзадзе, — согласился Славин, — хотя и Майданов, и Михальская убеждены, что он не мог убить Проталина. И даже этот криминальный авторитет, у которого мы вчера были, тоже уверен, что Тевзадзе не мог быть убийцей. А вот следователь убежден в обратном.

— Поехали в милицию, — взглянул на часы Дронго, — может, застанем на месте Медведева. Нужно получить разрешение на посещение дома, где произошло убийство. Возможно, на месте мы сможем кое-что прояснить.

— Я там уже был, — сказал Вячеслав, — но, судя по всему, вы правы. Я все равно ничего бы не увидел.

— Не нужно так самоуничижительно. В нашем деле многое приходит с опытом. Нельзя в двадцать пять лет быть всезнайкой, мудрым и опытным. Тогда в сорок будешь законченным самодовольным болваном.

— Вы меня убедили, — улыбнулся Славин, — лучше оставаться незнайкой в двадцать пять, а в пятьдесят быть таким, как вы.

Дронго хотел сказать, что ему далеко до пятидесяти, но решил промолчать. В конце концов, это было не так важно, а для Славина он все равно был реликтовым образцом ушедшего века.