— У вас болит голова? — почему-то обрадовался Кобден. — Очень хорошо!

— Ваше парадоксальное мышление может сделать меня неврастеником, — признался Дронго. — Что же вы нашли хорошего?

— Я ведь фармацевт, — победным тоном заявил Кобден. — Мои поставки в Португалию исчисляются в миллионах долларов. Можно сказать, что я один из трех самых крупных поставщиков лекарственных препаратов в эту страну. Поэтому и хорошо. Сейчас мы остановимся по дороге, и я попытаюсь найти для вас в аптеке очень неплохое лекарство.

— Нет, — сказал Дронго, — уже поздно и неудобно. — Он подумал, что на вынужденную остановку автобуса обратят внимание все находящиеся вместе с ними делегаты конгресса и наверняка кто-нибудь расскажет об этом полиции, которую будут интересовать все детали их пребывания на стадионе.

— Ничего неудобного, — дернул плечом Кобден и уже хотел обратиться к Луизе Магальянис, но Дронго его остановил.

— Можно сделать по-другому, — предложил он. — Чтобы не останавливать автобус. Я вовсе не хочу выглядеть больным в глазах Зулмиры. — Он потрогал свою голову. Кажется, на месте удара образовалась опухоль. Ну вот, только этого ему не хватало! Теперь придется ходить еще и со здоровенной шишкой на голове. Учитывая, что редкие волосы у него на макушке вряд ли могут скрыть эту неприглядную картину, нужно срочно придумать предлог сесть за ужином спиной к стене.

— Боитесь конкуренции со мной? — захохотал Кобден. — Очень разумно. Но не волнуйтесь. Я позвоню своему секретарю и попрошу ее связаться с дежурной аптекой в Эшториле. Когда мы приедем в «Палацио», нас уже будет ждать лекарство, которое передадут лично мне в руки. Никого не удивит, что какой-то экземпляр лекарственной продукции прислали такому известному фармацевту, как я. Вас устраивает такой вариант?

— Вполне, — улыбнулся Дронго. Голова, казалось, раскалывалась от боли. Он подумал, что придется делать снимок. И с каким-то ранее неизвестным ему злорадством вспомнил про напавшего на него незнакомца. Тот вообще сейчас лежал на полу в луже собственной крови. «Я становлюсь жестоким», — признался себе Дронго, еще раз потрогав припухлость на голове. Следовало бы приложить что-нибудь холодное. Но не сидеть же ему на виду у всех с перевязанной головой! Придется потерпеть, ехать осталось не так далеко. И постараться, когда автобус остановится, выйти одним из первых. Иначе если он останется сидеть, кто-нибудь из проходящих мимо обратит внимание, какой бугор вырос у него на макушке. А когда он стоит — если учесть, что росту в нем сто восемьдесят семь сантиметров, — заметить что- либо на его голове под силу разве что баскетболисту, притом очень высокому баскетболисту.

«Но почему они повторили два нападения подряд? — задумался Дронго, стараясь не обращать внимания на головную боль. — Ведь они понимали, как рискуют. Значит, им важно было обратить на себя внимание. И это при условии, что против них действуют все разведки мира, специальная служба Интерпола и местная полиция. Почему? Почему они идут на заведомый риск, зная, что шанса на выигрыш почти не существует, а возможность проиграть почти абсолютна? В чем смысл подобных действий?» Он закрыл глаза. И уже практически не слушал, как Кобден рассказывает ему о достижениях фармацевтики в Соединенных Штатах.

— …А эта ваша виагра просто дрянь, я вам авторитетно заявляю. Повышает давление у мужчин, делает их сердечниками, а после приема препарата в течение полугода мужчины становятся законченными импотентами…

— Я слышал — наоборот, — вежливо отозвался Дронго.

— Это все реклама, — отмахнулся Кобден.— Можете себе представить, с каким нетерпенеем набросились на виагру старики, которые уже лет тридцать не трахались с собственными женами. И поплатились здоровьем. А мы разработали препарат нового поколения. Он усиливает естественные функции организма и не вызывает такого количества инсультов и инфарктов. Нужно думать и о последствиях такого шага…

«…Нужно попытаться проанализировать введение каждого и выяснить, кто именно в автобусе мог направлять действия убийц», — продолжал думать о своем Дронго. В том, что координатор находится рядом, он не сомневался. Убийцы не рискнули бы появиться на стадионе заранее, там всегда кто-то есть из служащих, и на неизвестных людей сразу бы обратили внимание. Тем более сейчас, в преддверии финальных игр, служба безопасности проверяет всех посетителей более чем тщтельно. Значит, кто-то направлял их действия из нашего автобуса. Все нужно было рассчитать по минутам. Чтобы смешаться с толпой делегатов, войти во внутренние помещения стадиона и затем подождать, пока Дронго останется один. Риск существовал, но гораздо меньший, чем если бы убийцы пытались действовать наобум.

Дронго еще раз потрогал голову, с огорчением убедившись, что шишка на макушке стала еще больше. «Производственная травма», — зло пошутил он сам с собой. Голова продолжала болеть. Почему там был Чжан Цзинь? Что он вообще делает в Португалии? Или все-таки атипичная пневмония — действительно специзобретение китайских биологов? Новое биологическое оружие, поражающее пока только желтую расу? Но если можно создать подобное оружие против своих соотечественников, значит, точно так же их можно и защитить, обратив вирус против белой и черной расы? И куда так спешил Чжан Цзинь, когда его увидел Россетти? Хотя «Пьеро» уверяет, что убегавший не был китайцем. «Пьеро» можно доверять, он профессионал, он сумел бы вычислить человека, даже если видел лишь его спину.

Луиза Магальянис снова начала о чем-то рассказывать, и Дронго сморщился еще сильнее. Каждое ее слово отзывалось в его голове резкой болью. Но эта пытка довольно быстро закончилась: автобус въехал в Эшторил, направляясь к всемирно знаменитому отелю.

В период войны в Испании и вплоть до конца пятидесятых годов отель «Палацио» был постоянным местом сбора шпионов всего мира. Сюда приезжали представители тогда еще молодой Советской республики, чтобы обговорить условия военных поставок республиканской Испании, здесь встречались агенты Франко с посланцами фашистских режимов Германии и Италии, со своей стороны помогавших каудильо в его борьбе с собственным народом. Посещали отель и американские разведчики, полюбившие португальский Кошту ду Сол (Солнечный берег) за мягкий климат. В отличие от испанского Коста-дель-Соль, находящегося к югу от Малаги и протянувшегося до Гибралтара, здесь не было столь изнуряюще жаркой погоды, и в то же время Эшторил был защищен от сильных атлантических ветров.

Это была действительно крайняя точка Европы. Именно здесь собирались еврейскиe семьи перед последним броском через океан. Они бежали в Америку из Германии, Австрии, Чехии, где у власти стояли коричневые. Они бежали из Франции, где их сдавали немецким оккупационным властям доблестные французы, презиравшие немцев, но еще больше не любившие богатых евреев. Они бежали, если могли, из Польши, где из еврейского населения, составлявшего огромное число — в шесть миллионов человек, к концу войны почти не осталось никого. Евреи прибывали в Эшторил, подчас не имея наличных денег, и расплачивались за номера в «Палацио» и других, менее известных отелях семейными драгоценностями и золотыми монетами, утаенными от оккупантов и таможенников всех мастей.

Здесь встречались «за круглым столом» английские и германские представители, когда нужно было договариваться о каких-то акциях, возможных даже между враждующими сторонами в период Второй мировой войны. В Эшторил съезжались потомки русских аристократов, не приемлющие власти большевиков у себя на родине, но и не признававшие бесноватого фюрера в Европе. Именно в Эшторил, в отель «Палацио» прибыл изгнанный из Италии король Умберто, когда на Апеннинском полуострове в результате референдума была провозглашена республика. Подданные не простили королевской власти ее непоследовательность и нерешительность в период многолетнего правления «дуче» Муссолини, которого сами итальянцы в конце концов казнили, подвесив за ноги на всеобщее обозрение и поругание.

Если бы стены отеля могли говорить, они рассказали бы столько европейских секретов, что в некоторых странах рухнули бы правительства. Но стены отеля молчали, а Палацио» со своей богатой историей стал местной достопримечательностью, куда привозят туристов и гостей со всего мира, если зацепившаяся за край Европы небольшая Португалия сама казалась последней дверью перед выходом в Мировой океан, то Эшторил был последним замком, который, защелкиваясь, напоминает вам, что дверь закрыта и назад пути уже нет.

Дронго подумал, что известная меланхоличность португальцев отчасти как раз вызвана географическим положением страны на карте мира, где она, окруженная со всех сторон извечно враждебной Испанией, вынуждена обращаться лицом к Мировому океану, имея в течение последних трехсот лет в качестве союзника такую страну, как Англия.

История европейских держав, некогда выступавших на первых ролях, а затем превратившихся в небольшие, ничем особо не примечательные страны, сама по себе достаточно показательна. Распавшаяся австрийская империя Габсбургов выродилась в небольшое государство Австрию, в которой памятник адмиралам в центре ее столицы вызывал лишь насмешки, — Австрия уже не имела собственного выхода к морю. Страна вынуждена была объявить о своем вечном нейтралитете, и некогда воинственные австрийские генералы стали просто добрыми, милыми старичками, фланирующими по улицам тихой Вены.

Считавшаяся в Средние века ведущей европейской державой Швеция потеряла почти все свои владения в Европе, и после поражения в битве при Полтаве ее экспансия на Восток была остановлена. Постепенно Швеция превратилась в обычную европейскую страну с таким же вечным нейтралитетом и с гражданами, обладающими всем известным спокойным и мирным нравом. Времена викингов прошли навсегда. Вместо них появились «шведская модель социализма» и даже «шведская семья», как символ свободы и раскрепощенности.

Революция в Нидерландах в конце шестнадцатого века сделала эту небольшую страну одной из европейских держав, способных даже к соперничеству с Англией из-за господства на море. Но уже через несколько веков Нидерланды становятся вассальными владениями Наполеона, а затем превращаются в скромное государство, которое более всего известно тюльпанами, свободными нравами и трудолюбием своих граждан, отвоевывающих у моря каждый сантиметр суши.

Однако некоторые страны в силу своего географического, исторического и культурного наследия так и не смогли смириться с отведенной им незначительной ролью в Европе. Даже проигравшая две мировые войны и расчлененная Германия не превращалась во второстепенную державу, несмотря на все усилия победителей. Даже потерявшая мировую империю и сжавшаяся до границ одного государства Великобритания не стала страной, оторванной от Европы и вытесненной из мировой политики. Даже уступившая первенство английскому языку, постепенно вытеснившему французский с первой позиции в мире, Франция не захотела ни в чем другом уступать своей извечной соседке на другой стороне Ла-Манша. Не довольствуясь лишь неоспоримым лидерством в мировой моде, эта обладающая бесценным культурным и историческим наследием страна тоже не согласилась оставаться рядовым европейским государством без амбиций. Совсем другое дело — Португалия. Потеряв все свои завоевания и превратившись в маленькую бедную страну на краю Европы, она обрекла своих жителей лишь на острые переживания по поводу несправедливостей судьбы. Воспоминания с прежнем величии, когда небольшая метрополия владела почти половиной земного шара, продолжали жить в сознании каждого поколения португальцев. Ведь именно португалец Васко да Гама открыл европейцам новый путь в Азию, обогнув Африку, и именно португалец Магеллан, пусть даже и на испанских кораблях, совершил первое в истории человечества кругосветное путешествие. И хотя в Севилье, куда пришел единственно уцелевший от этой экспедиции корабль, стоит памятник капитану дель Кано, португальцы всегда помнили, что этот подвиг совершил их земляк.

Автобус остановился на стоянке перед отелем, и делегаты начали выходить, весело обсуждая предстоящий ужин. Кобден покинул салон одним из первых. Дронго, выйдя сам, снова помог спуститься женщинам, постаравшись при этом встать так, чтобы его макушка не была видна сверху. Зулмира, спускаясь, взглянула на него и насмешливо спросила:

— Как вам понравился ваш спутник?

— Он очаровательный и приятный человек, — попытался улыбнуться Дронго.

Боль в голове стала просто нестерпимой. «Кажется, последствия удара будут еще долго сказываться», — подумал он и протянул руку шедшей следом Эстелле. Тонкие прохладные пальцы коснулись руки Дронго. Эстелла сочувствующе подмигнула ему, она виделa, как ее подруга все время смеется над Дронго. Втроем они направились в сторону отеля. Дронго пришлось улыбаться, отвечая на вопросы. Но тут к ним подошла Луиза и обратилась к обеим женщинам на португальском языке. После чего они поспешили в отель впереди всех прибывших. Россетти громко разглагольствовал, что этот отель часть итальянской истории. Дронго шел не спеша, намеренно отставая основной группы, заметив, что Кобден уже давно вошел в отель. А еще он заметил, то за ним самим внимательно наблюдает Чжан Цзинь. Но голова разболелась до такой степени, что Дронго было не до китайца, один раз он даже пошатнулся. К нему подошел «Пьеро».

— Как вы себя чувствуете? — спросил он, с тревогой глядя на Дронго. — Мне кажется, вам лучше вернуться к себе.

— Иногда и мне так кажется, — пробормотал, морщась от боли Дронго. — Что там с нашим вьетнамцем?

— Его пока не нашли. Нет в номере.

— Если мы его упустили, это будет моя последняя операция в жизни. Мне больше не доверят ловить даже мышей, — заметил Дронго.

— А меня в лучшем случае переведут читать лекции нашим студентам, — в тон ему заявил напарник, — если вообще оставят в разведке. Никто не поверит, что, имея в своих руках столь важного свидетеля, я позволил его убить и не узнал, кто стрелял. Да еще дал им шанс едва не убить вас. Меня наверняка выгонят из органов даже без пенсии.

— «Приятная» перспектива, — согласился Дронго. — Тогда выходит, что вся операция группы «Сервала» была придумана только для того, чтобы ударить меня по голове. Вы в это верите?

— Не очень.

— И я не верю. Их было двое, акция явно спланирована. Они должны были меня похитить и узнать нужные сведения. Пистолет с глушителем ясно указывает, что они сделали бы со мной после этого.

— И мы вспугнули «Сервала», — закончил «Пьеро». Он обернулся. Следом за ними, отставая на несколько шагов, двигался Чжан Цзинь. Было заметно, что он  пытается вслушиваться в их разговор, хотя они говорили на русском.

— Он понимает, — не разжимая губ, произнес «Пьеро» и поспешил уйти вперед.

Не следовало допускать, чтобы кто-то слышал, что он говорит по-русски. Трудно было бы объяснить, откуда южноамериканский врач Рауль Бельграно так хорошо знает русский язык. А вот Дронго мог не скрывать своего знания. В конце концов, в Баку даже после обретения независимости не закрывали школ и университетов на русском языке. Единственной страной, транслирующей три российских телевизионных канала в полном объеме и экспортирующей все основные российские издания, оказалась его родина. В Азербайджане русский язык традиционно считался вторым основным, и здесь невозможно было найти человека, не умеющего говорить на этом языке. Дронго замедлил шаг и позволил китайцу поравняться с ним.

— Вы из Китая? — спросил он на английском.

— Да, — вежливо кивнул Чжан Цзинь, — но представляю Гонконг. Правда, сейчас мы все жители одного государства.

— У вас были проблемы с атипичной пневмонией?

— В Гонконге вообще нет никаких проблем, — улыбнулся Чжан Цзинь, — они нача- лись на юге страны и затем перекинулись в Пекин. Но сейчас все в порядке. Мы справи- лись с этой эпидемией.

— Она даже не перекинулась в Россию, — согласился Дронго, — хотя у вас с ней такая протяженная граница. Вы говорите по-русски?

Чжан Цзинь испытующе взглянул на него. «Пьеро» шел почти перед ними. Остальные делегаты были далеко впереди — они уже входили в здание отеля.

— Немного, — ответил по-русски китаец.

— Я не сомневался, что вы знаете русский язык, — сказал Дронго, — такой специалист, как вы, наверняка знает не только китайский и английский, но и другие языки.

— А такой специалист, как вы, их не знает? — парировал Чжан Цзинь.

Они остановились, пристально глядя друг на друга. Чжан Цзинь был высокого роста, почти метр восемьдесят.

— Трудно не узнать известного эксперта Дронго, даже если он приезжает в Лиссабон под своей настоящей фамилией, — заявил Чжан Цзинь, глядя в глаза своему собеседнику.

— И особенно легко это сделать представителю китайской разведки, выдающему себя за врача из Гонконга? — уточнил Дронго.

— Да, — не смутившись, согласился Чжан Цзинь. — Я понимал, что вы рано или поздно все поймете. Человек, который только что с вами разговаривал, очевидно, ваш помощник или напарник. Вы говорили с ним на русском языке, хотя сеньор Бельграно приехал из далекой от России страны. Или он выучил русский за день общения с вами?

Изощренный подтекст был понятен обоим. В другое время Дронго с удовольствием пообщался бы с китайцем, но теперь у него слишком сильно болела голова.

— Он, наверное, самоучка, — пошутил Дронго, — как и вы. Учит языки на ходу, пытаясь подслушать чужие разговоры.

— Я был на стадионе, — со значением произнес Чжан Цзинь.

— Кроме вас, там было еще человек сорок. И что?

— Я видел убитого, — продолжал китаец, Дронго внимательно смотрел на собеседника, но трудно прочесть что-либо в бесстрастных глазах восточного человека.

— Не понимаю, о чем вы говорите. — Дронго повернулся, чтобы уйти.

— Я видел убитого, — упрямо повторил Чжан Цзинь. — Его убили за минуту до моего появления в коридоре. И я слышал, как вы уходили со своим напарником. Зачем вы это сделали?

Дронго обернулся и покачал головой:

— Если вы знаете мою биографию, то должны были понять, что к такому убийству я не мог иметь никакого отношения. Это вообще не мой метод.

— Я не говорил, что стреляли именно вы, — возразил Чжан Цзинь. — Но у вашего друга походка кошки. Мягко ступая, он может выпустить свои когти. Мы пока не узнали, кто именно приехал на конгресс под именем Рауля Бельграно, но скоро узнаем. И тогда может выясниться, что вместе с вами в Лиссабон приехал профессиональный «ликвидатор».

— А вы приехали для изучения пневмонии? — насмешливо уточнил Дронго. — Или у вас другие планы?

— Мы знаем, зачем вы приехали в Лиссабон, — заявил Чжан Цзинь, — ориентировки из Лиона были разосланы во все страны.

Он говорил о штаб-квартире Интерпола, находившейся во Франции.

— И вас заинтересовала именно эта проблема? — понял Дронго.

— Конечно, заинтересовала. — По-русски Чжан Цзинь говорил безупречно. Не как большинство китайцев, коверкающих слова и вместо щипящих произносящих букву «с», а скорее как коренные ленинградцы, говорившие на правильном русском языке. — У нас скоро пройдут Олимпийские игры в Пекине и выставка «Экспо-2010» в Шанхае.И вы думаете, что мы можем остаться в стороне от проблем, связанных с терроризмом? Если «Сервал» и его группа сумеют сорвать финальные игры чемпионата Европы по футболу, их опытом могут воспользоваться и другие, чтобы так же сорвать все мероприятия в нашей стране. А у Китая гораздо больше недругов в мире, чем у маленькой Португалии, — пояснил Чжан Цзинь. — Как видите, я говорю откровенно. Мне нужна ваша помощь, и я предлагаю вам свою. Лучше быть союзниками, чем врагами.

Из дверей выглянул швейцар в форменной одежде отеля «Палацио» и поспешил вниз по ступенькам к Дронго.

— Сеньор Кобден просил передать, что лекарство уже привезли, — вежливо сообщил он по-портутальски.

— Что вы сказали? — не понял Дронго.

— Вас ждет мистер Кобден, — попытался объяснить на ломаном английском пожилой швейцар.

— Кобден привез для вас какое-то лекарство, — перевел Чжан Цзинь. — Что у вас произошло в коридоре на стадионе? Я обратил внимание на вашу голову. Вас ударили?

— Мне показалось, что да. А вы знаете и португальский?

— В Китае были две проблемы — Гонконг и Аомынь. Первую мы решили, вторую решаем. Поэтому я должен был знать и английский, и португальский.

— А русский вы выучили именно потому, что у вас нет больше проблем?

— Русский я выучил в Москве, — пояснил Чжан Цзинь. — Разве ваши друзья не доложили вам, что я учился в МГИМО и даже получил диплом с отличием? Зачем вам лекарство?

— Вы же сами сказали, что видели мою голову. Неужели не понятно, что на меня напали?

— И вы его убили? Или ваш напарник? — спросил Чжан Цзинь, жестом руки отсылая швейцара обратно.

— Долгая работа в одном месте сказывается на умственных способностях, — пошутил Дронго. — Пора вам уходить из разведки. Вы всех подозреваете. Я его не убивал. И мой напарник, — Дронго сделал упор на слове «мой», — тут тоже ни при чем. Напавшего на меня неизвестного пристрелил его собственный напарник, которого мы не смогли поймать.

— И я должен вам верить?

— У вас есть другой вариант?

— Но почему вы убрали индонезийского депутата Али Сармана? — не успокаивался Чжан Цзинь. — Чем он-то вам мешал? Или боялись, что он выдаст нам информацию о вас? Он был вашим агентом?

— Вам точно пора на пенсию, — грубо пошутил Дронго. — Ну до чего же бурная у вас фантазия! Вы думаете, что все приехавшие сюда делегаты — перевербованные бывшие агенты КГБ? Учеба в Москве сделала вас чересчур подозрительным. Специально для вас сообщаю о своем личном убеждении. Я был абсолютно уверен, что несчастного индонезийца убрали именно вы.

— Почему?

Дронго снова поморщился. «Нужно войти отель и поскорее добраться до заветной таблетки», — мелькнула мысль.

— Али Сарман весь день искал вашего представителя, — пояснил Дронго. — И сразу после того как он его нашел, беднягу хватил инсульт. Или инфаркт, я до конца так и не понял. Очень неожиданная смерть. Я был абсолютно уверен, что ваше ведомство так или иначе «помогло» моему знакомому.

— Но для чего? — спросил Чжан Цзинь. Он был удивлен, однако удивления своего не показывал.

— Чтобы скрыть некую информацию. Например, о внезапно возникшей болезни, которую все в мире считают разработкой нового биологического оружия вашей основной родины.

Чжан Цзинь замер. Затем нахмурился и четко произнес:

— Это провокация американцев. И наших недругов в Европе. Можете даже не думать на эту тему. Мы не распространяемся по подобным вопросам, но даю вам слово, если вы мне, конечно, верите, что мы не имеем никакого отношения к смерти индонезийского делегата.

— Тогда почему вы за мной следите?

— Ваша репутация. Все дело в ней, — пояснил Чжан Цзинь, — вы слишком известный эксперт, чтобы приехать просто на прогулку. Мы понимаем, что вас прислали в Лиссабон для того, чтобы найти «Сервала» среди делегатов конгресса. И мы готовы вам в этом помогать.

— И к убитому мерзавцу, который едва не проломил мне череп, вы тоже не имеете никакого отношения?

— Абсолютно никакого. Я появился в коридоре, когда вы с напарником уже ушли. Я понял, что в убитого стреляли с некоторого расстояния. И сразу решил обойти стадион, чтобы появиться с другой стороны. Нет, это не наш человек.

— Новые союзники, — буркнул себе под нос Дронго, — даже не знаю, что мне делать. Идемте в отель, Кобден обещал достать для меня специальное лекарство. Может, оно снимет эту адскую головную боль. Уже на ступенях лестницы, ведущей ко входу в «Палацио», Чжан Цзинь снова остановил его:

— Подождите, послушайте. Мы с вами действуем против одних и тех же людей. Группа «Сервала» имела связи с недобитыми остатками УНИТА в Анголе. У них есть оружиe, свои базы, деньги, связь по всему миру.

— Сожалею, — пробормотал Дронго, — но про них я ничего не знаю.

— Хотя бы скажите, кого вы подозреваете? — попросил отчаявшийся китаец. На его лице наконец мелькнула тень сомнения. — возможно, мы объединим наши усилия и начнем совместную проверку.

Дронго взглянул вверх на здание отеля и заметил, что вышедший на балкон «Пьеро» внимательно наблюдает за его беседой с китайцем. Интересно, что он скажет, узнав, что китаец видел труп одного из возможных убийц. Или ему были даны указания не вступать в контакт с представителями чужих разведслужб? Такие запреты давно стали анахронизмом, но они могут еще действовать.

— Скажите, кого подозреваете вы, — решился наконец Дронго, — а я расскажу, кто кажется подозрительным лично мне.

— Тху Бон из Кампучии. Про него никому ничего не известно. И Ким Сен из Северной Кореи, о нем мы тоже ничего не знаем. Третий — Петру Эпалагэ из Румынии.

— Почему он? — Дронго попытался вспомнить, было ли такое имя в его списке, и не смог. Из-за боли в голове ему не удавалось сосредоточиться.

— Вы много видели в жизни темнокожих румын? — спросил, не меняя интонации Чжан Цзинь. — Я в своей жизни никогда таких не встречал. И по описаниям он похож на «Сервала».

— Он был с нами в автобусе?

— Нет, он сегодня не поехал, но именно это вызвало у нас наибольшее подозрение. И «Сервал» бы не поехал на стадион вместе со всеми, понимая, что его ищут. Возможно, он попробовал найти ответы в другом месте.

— Темнокожий, — задумчиво повторил Дронго, — я об этом не знал.

На балкон вышел Кобден. Увидев Дронго, он громко крикнул, призывая его скорее подниматься в отель.

— Сейчас иду, — крикнул в ответ Дронго. И, посмотрев на Чжан Цзиня, добавил: — еще Пер Асплунд. Мне кажется, что он не всем тот, за кого себя выдает.

— Он совсем не тот, — неожиданно согласился Чжан Цзинь. — Мы получили утром факс, что настоящий Пер Асплунд лежит в больнице с переломом ноги. А на конгресс прилетел его брат Гунар Асплунд. И мы посчитали, что недоразумение прояснилось.

На балконе отеля появилось еще несколько человек. Среди них был и Асплунд. Дронго и его китайский собеседник одновременно посмотрели наверх.

— Мы сегодня ошиблись, — задумчиво пробормотал Чжан Цзинь, — сначала дали промах с Асплундом, а потом упустили настоящего убийцу на стадионе. Я хочу, чтобы вы знали. Мы играем на вашей стороне, господин Дронго.

Надеюсь, что это так, — согласился Дронго, ощупывая голову.

Шишка приняла угрожающе-неприличные размеры, но уйти с ужина означало бы вызвать не только подозрения, но и обидеть сеньору Машаду. «Господи, — подумал Дронго, в кои-то веки я попытался совместить приятное с полезным. И получил такой удар. Ну почему именно сегодня? Если я не приду к ней в номер, она твердо решит, что я настоящий идиот. Но и пойти с такой головной болью — значит полностью развенчать все свои мужские достоинства. Надеюсь, лекарство этого американского фармацевта мне поможет». И он решительно зашагал по лестнице.

Чжан Цзинь поднимался следом. Дронго посмотрел вверх. «Пьеро» по-прежнему наблюдал за ними с балкона. Он ничего не спрашивал и ничего не говорил. Он только стоял и смотрел, как Дронго и его китайский собеседник поднимаются по лестнице. «Темнокожий румын…» — Дронго перебирал в памяти слова Чжан Цзиня.

А ведь этот китаец прав. В биографических данных делегатов нет упоминания о цвете их кожи. И китайцы проявили диалектический подход, обратили внимание на подобное несоответствие. «Тогда их четверо, — пришел к выводу Дронго. — И кто-то из них сегодня сделал попытку отправить меня на тот свет. Сам или с помощью своих наемников».