На любом конгрессе, любом крупном международном мероприятии, все делегаты делятся на три категории: «профессионалов», «циников» и «лентяев». С первой группой понятно. Она обычно самая немногочисленная и самая дисциплинированная. Эти делегаты приезжают на конгресс с готовыми докладами, они просто рвутся рассказать коллегам о своем взгляде на проблему, которой посвящен конгресс, готовы обсуждать ее сутками, забывая о еде, отдыхе и нормальном сне. Но таких «профессионалов» становится все меньше и меньше. Это либо абсолютные фанатики своего дела, коих в наш цивилизованный век почти не осталось, либо увлеченные молодые люди, еще не успевшие превратиться в законченных циников.

Во вторую группу входят люди, уже прошедшие стадию «профессионалов» и убедившиеся, что одними научными конференциями, международными конгрессами и симпозиумами никакую проблему решить невозможно. Но такие встречи нужны для выбивания денег из международных организаций на командировки чиновникам и на льготы различным региональным филиалам. Хотя научные и практические результаты таких встреч равняются почти абсолютному нулю, тем не менее «циники» готовы охотно рассуждать о значении и пользе всех международных организаций вместе взятых и каждой в отдельности.

И наконец, третья, самая большая группа — это откровенные «лентяи». Случайно попавшие на конгресс или совещание люди, которые заполняют национальную квоту. Этим нравится сама возможность отправиться в другую страну на чужие деньги, получить билет бизнес-класса и хороший номер в отеле, гарантированное питание, солидные командировочные и вечерние приемы, во время которых можно и вкусно поужинать, и завязать полезные знакомства. «Лентяям» наплевать на все доклады, которые будут произнесены с трибуны, они готовы подписаться под любым документом, голосовать за любую резолюцию. Под любым предлогом они отлынивают от конкретной работы, редко появляются в залах заседаний, отсиживаясь в кафе и барах. Зато, вернувшись домой, гордо рассказывают о своем личном вкладе в развитие очень важной глобальной проблемы. «Лентяев» распознать довольно легко, но все понимает, что это самые лучшие делегаты, поскольку никому не создают ненужных проблем.

Именно поэтому среди делегатов любого международного симпозиума больше всего «лентяев» и «циников», а «профессионалы» составляют лишь несколько процентов от общего числа, даже при самом благоприятном раскладе.

Дронго, сидя в зале, — и все же как бы со стороны — наблюдал за работой лиссабонского конгресса медиков. Заседания проходили прямо в отеле, и это было очень удобно для делегатов. Конечно, некоторые из сидящих в зале откровенно зевали, кое-кто пытался уйти во время заседания, но достаточно много было и тех, кто с живым интересом слушал доклады других и пытался записаться для выступления сам, чтобы высказать свое особое мнение. Ради справедливости стоило обметить, что меньше всего лентяев и циников именно во Всемирной организации здравоохранения. Такие ведомства, как ООН или ЮНЕСКО, просто на девяносто девять процентов состоят из непрофессионалов, способных заболтать любую проблему, чтобы выбить деньги на советников и командировки, не гарантируя конкретный результат. И вся работа держится на кучке энтузиастов, которые и делят между собой основную нагрузку.

Он увидел Зулмиру и издалека поприветствовал ее, подняв руку. Она приветливо помахала ему в ответ. В другой стороне мистер Кобден давал интервью журналистам испанского телевидения. Дронго искал глазами своего напарника, но нигде не мог его найти. Это показалось ему странным. «Пьеро» должен был находиться в зале, но его почему-то не было на месте. Дронго поднялся и прошел к сектору, где разместились несколько делегаций стран Африки. Среди темнокожих делегатов выделялась Зулмира Машаду — единственная белая женщина в длинном ряду африканцев. Он протиснулся мимо двух полных делегатов и оказался рядом с Зулмирой.

— Я была уверена, что ты не подойдешь, — немного обиженно сказала Зулмира. — Почему ты бросил меня ночью одну?

— Как это бросил? — удивился Дронго. — Я ушел только под утро, чтобы не компрометировать ответственного делегата из Зимбабве. В вашей стране и без того не любят белых, или ты хочешь иметь дополнительные проблемы?

— В нашей стране есть свои проблемы, — согласилась Зулмира, — но у нас не проверяют, где проводят ночи делегаты конгресса и с кем они спят. Я могу выбрать любого из присутствующих — белого, черного, желтого. Даже в полоску.

Они улыбнулись друг другу.

— Если честно, я просто не хотел тебя беспокоить, — признался Дронго, — мне нужно было принять душ и побриться. Принять душ я, конечно, мог и у тебя, но бриться все равно пришлось бы в своем номере. И потом, мне показалось, что я честно отработал всю ночь. Даже с некоторым резервом. Разве не так?

Она прикусила губу от смущения. В глазах блеснули искорки веселья.

— Так, — согласилась она, с трудом сдерживая смех. — Тебе нужно было стать адвокатом, а не врачом. У тебя всегда наготове очень продуманная линия защиты.

— В следующей жизни обязательно воспользуюсь твоим советом, — согласился он и спросил: — Ты включила меня в состав вашей экскурсионной группы?

— Конечно. Я уже попросила Эстеллу. Между прочим, она сказала, что к нам и так записалось очень много людей, но ради меня для тебя она нашла местечко. Хотя мне показалось, что эта экскурсия тебя заинтересовала больше из-за футбольного стадиона «Бенфики», чем из-за возможности лишний раз посидеть рядом со мной.

— Какое коварство! — всплеснул руками Дронго. — Я еду туда исключительно ради вас, сеньора Машаду, а вы говорите мне такие страшные, несправедливые вещи. Все. Никуда не поеду с вами. Останусь в номере. Голодный и без ужина. Пусть вас замучает совесть.

— Она меня не замучает, — улыбнулась Зулмира, — но если вечером ты случайно окажешься радом с моим номером, можешь постучать…

На этот раз он прикусил губу, и в его глазах появились лукавые зайчики. Он согласно кивнул.

— Пойду к себе, — сказал он, — а то ваши делегаты смотрят на меня не очень-то при- ветливо. По-моему, все африканские и латиноамериканские делегаты готовы убить меня за то, что я отбил самую красивую женщину на конгрессе.

— А европейцы и американцы? — уточнила Зулмира.

— Среди них почти не осталось мужчин, — вздохнул Дронго. — Там слишком много стариков-импотентов и людей другой сексуальной ориентации. Тебе не повезло. У меня еще был выбор — между тобой и твоей подругой Эстеллой. А у тебя выбора нет.

Я здесь такой один…

Она громко рассмеялась, и сидевший перед ними делегат возмущенно обернулся. Зулмира прикрыла рот рукой.

— Вон идет еще один, — показала она в сторону шедшего по проходу делегата. — Он, по-моему, вполне подходит. Хотя внешне он похож на занудного профессора, но, кажется, это еще очень сильный мужчина. Посмотри, какая у него походка и вообще как он двигается.

Дронго посмотрел и нахмурился. Зулмира показывала на Рауля Бельграно. На его «Пьеро». «Значит, внешность не всегда обманчива, — отметил про себя Дронго, — если женщина в состоянии увидеть силу даже под такой «интеллигентской» личиной». Но почему она указала именно на него? Что это? Случайность? Или она намеренно подчеркнула сходство между ними, поскольку знает об их вчерашней встрече? Может быть, человек, ждавший Дронго в его номере, был посланцем сеньоры Машаду? И поэтому она была так уверена, что Дронго не появится у нее?

— Ты сразу нахмурился, — весело поддразнила его Зулмира. — Я пошутила. Он мне не нравится.

— Мне тоже, — проворчал Дронго. — Встретимся во время обеда, — сказал он и направился к своему месту.

Настроение было испорчено. «Проклятая профессия! — думал Дронго. — Подозревать в каждой женщине, в каждом мужчине предателей». Проклятая профессия. По-настоящему доверять нельзя никому. Даже «Пьеро», который должен его охранять. А кому вообще он доверяет? Дронго сел в кресло и, взяв ручку, начал задумчиво выводить в блокноте геометрические фигуры. Кому вообще он доверяет? Эдгару Вейдеманису, своему другу и постоянному партнеру? Да, вне всяких сомнений. Кружкову, который помогает ему? Конечно, доверяет. Кому еще? Родителям. Безусловно. И еще Джил. Да, ей он верит абсолютно. Почему-то он не ревнует, когда не видит ее долгими месяцами. На чем основана эта уверенность? Она слишком цельная натура. Или он так самоуверен? У западных людей другие понятия об измене или предательстве? Глупости. У всех людей есть некие моральные критерии, позволяющие им жить в соответствии с этими законами. Европейская цивилизация в основе своей определялась христианскими ценностями, а затем восприняла идеалы французского Просвещения. И эти нормы морали восемнадцатого века, подхваченные французской революцией, оказали решающее воздействие на развитие всей Европы в последующие три века.

«Проблема доверия, — подумал Дронго. — Как неожиданно остро встала она перед всеми нами в двадцать первом веке!» Делегаты, собравшиеся сюда со всего мира, вместе обсуждают возможность борьбы с атипичной пневмонией, а в это время некоторые государства уже готовы ввести карантины, закрыть свои границы, ущемляя права людей. Правильно или нет? С точки зрения защиты собственных граждан — безусловно правильно. Но с точки зрения той самой морали, тех самых ценностей, на которых базируется единая Европа, разве так можно решать подобные проблемы? Пусть умирают китайцы и корейцы, лишь бы зараза не проникла к нам в страну. Разве это человеческий подход? И присутствие здесь делегатов со всего мира доказывает, что люди все-таки изменяются в лучшую сторону. Даже быстрее политиков. Для собравшихся здесь делегатов смерть любого человека является трагедией. Они не желают мыслить категориями политиков, считающих сто человеческих трагедий лишь досадным недоразумением, а сто тысяч — статистической цифрой, способной вызвать политические потрясения. Они борются за каждую человеческую жизнь. Возможно, так и нужно относиться к жизни вообще. Бороться за каждого человека. И пытаться верить каждому из них.

«Только не с моей профессией», — вздохнул Дронго. Нужно было стать адвокатом, сказала Зулмира. Его отец так и сделал. И долгие годы возглавлял коллегию адвокатов в своей республике. «Почему я не стал адвокатом? — спросил себя Дронго. — Прекрасная профессия. А сейчас еще и самая денежная. У нас в семье несколько поколений были адвокатами». Правда, кажется, Бальзак говорил, что адвокаты, врачи и священники не очень-то уважают людей. Они знают слишком много о человеческих пороках. Возможно, стань он адвокатом, быть бы ему законченным циником. Хотя, с другой стороны, разве его отец циник? И разве были циниками лучшие адвокаты, о которых он читал в детстве? Тот же Плевако. Ведь если разобраться, не профессия определяет человеческую жизнь, а сам человек. С любой профессией можно превратиться в циника, а можно и любить свою профессию, и верить в остальное человечество. Кажется, Никсон был адвокатом. Хотя это неудачный пример — он плохо закончил свою карьеру.

Дронго посмотрел в сторону сеньора Бельграно. Тот невозмутимо сидел на своем месте и что-то записывал, слушая выступление очередного докладчика. «Тоже мне «апрельские тезисы», — неприязненно подумал Дронго. Его всегда возмущала эта оставшаяся с советских времен привычка подчиненных вести записи в присутствии своего начальства. Ну, в пятидесятых годах это еще можно было понять. Хотя и тогда тоже — существовали же стенографистки. Но в двадцать первом веке! Делать вид, что записываешь мудрые речи шефа, когда есть магнитофоны и диктофоны. Или во время выступления  начальства столько собственных умных мыслей лезет в голову, что надо их срочно записать, а то вылетят? Когда Дронго видел подобные сцены по телевизору, они вызывали у него отвращение. Ханжи и лицемеры. Вот и его напарник делает вид, что конспектирует доклад, хотя наверняка думает о другом. И записывает совсем не выступление очередного делегата.

Через некоторое время его напарник поднялся и пошел к выходу. По дороге он, посмотрев в сторону Дронго, кивнул ему. Теперь нужно немного выждать и тоже выйти. Дронго огляделся по сторонам. Кажется, за ним никто не наблюдает. Или наблюдают, а он ничего не замечает? Но покидать зал не возбраняется никому, обстановка здесь предельно открытая, доброжелательная и свободная.

— Я сейчас вернусь, — сказал Дронго, обращаясь к сидевшему рядом представителю Албании. — Если меня будут спрашивать, я буду через пять минут.

Он поднялся и вышел из зала. В Португалии и Испании не столь суровые законы против курения, как в Америке или Франции, поэтому многие делегаты, покинувшие зал заседаний, курили в коридоре. Он увидел «Пьеро», стоявшего у окна. Тот дымил сигаретой, глядя в сторону улицы. Дронго подошел и встал рядом.

— Не могу попросить у вас огонька, так как не курю, — заметил Дронго, — поэтому решил просто подойти к вам. Кстати, курение вредно для здоровья. Капля никотина убивает лошадь. Как вы считаете, сколько сигарет спобны убить профессионального киллера? «Пьеро» посмотрел на Дронго, потушил сигарету и добродушно ухмыльнулся.

— Вообще-то я не курю, — сообщил он. — при моей профессии — это как отпечатки пальцев. Окурки и запах сигарет. Я только делал вид, что закурил сигарету, чтобы у вас был предлог подойти ко мне.

— Прекрасная конспирация, — пробормотал Дронго, — в таком случае я должен был тоже закурить. Но признаюсь, что я за всю жизнь еще не выкурил ни одной сигареты, не очень об этом жалею.

— Хотите жить сто лет? — взглянул на него «Пьеро».

— Хочу, — серьезно ответил Дронго. — Моим родителям под восемьдесят, и у них нет серьезных болезней. Постучу по дереву и сплюну через плечо. Может, и я протяну достаточно, если другие любители сигарет не решат, что я живу слишком долго.

— У вас мрачный юмор, — заметил «Пьеро», — вам никто не говорил, что вы меланхолик?

— С вами превратишься и в мизантропа, — буркнул Дронго. — Так что случилось? Зачем вы меня позвали?

— В группе экскурсантов много азиатов. Корейцы, китайцы, вьетнамцы, японцы. Как вы думаете, почему они все решили записаться в одну группу?

— Ничего необычного в этом нет. Корейцы и японцы недавно принимали у себя чемпионат мира по футболу и выступили там очень даже достойно. Сейчас в Азии настоящий бум футбола, вот они и хотят увидеть места, где пройдут финалы европейского чемпионата. У вас есть другие объяснения?

— Среди записавшихся есть люди, о которых никто и ничего не знает. Они впервые приехали на конгресс и никогда раньше не числились в списках ВОЗа.

— Они есть в моем списке? — быстро уточнил Дронго и, увидев, что его напарник тут же кивнул, спросил: — Кто?

Сделав шаг, он вплотную встал к «Пьеро». Со стороны можно было подумать, что они смотрят на улицу вместе.

— Чжан Цзинь из Гонконга, — перечислял «Пьеро» по памяти, — Ким Сен из Кореи и Тху Бон из Кампучии. Он вьетнамец. В группе будет еще одна женщина из Вьетнама — Фан Тхи Суан. Возможно, она его знает.

— Почему их двое? Разве от каждой страны по одному делегату?

— Азиатским странам, по которым прошлась атипичная пневмония, разрешили прислать по два делегата. Специалистов по этой болезни и консультантов ВОЗ. Но Тху Бон формально представляет Кампучию. Из Китая приехали пятеро, и среди них этот Чжан Цзинь, хотя в Гонконге случаев атипичной пневмонии не было.

— Подозреваете, что среди них «Сервал»?

— Не думаю. Но нужно проверить. Если вам удастся получить каким-то образом отпечатки пальцев каждого из них, нам было бы гораздо легче. У меня с собой аппарат для проверки.

— Какой аппарат? — не понял Дронго. — Уже есть такие аппараты? Как далеко шагнула шпионская техника. Я за десять лет порядком отстал. Зачем тогда позвали меня? Снимите отпечатки пальцев у каждого из подозреваемых и все, никаких проблем.

- Я не могу подойти к каждому и снять отпечатки, — терпеливо пояснил «Пьеро». — Нам нужно делать это вместе, вдвоем. Только очень осторожно. Если «Сервал» здесь, среди нас, он сразу скроется, и мы его больше не найдем.

— Осторожно, это как? Раздать всем по стакану воды? Или предложить оставить свои отпечатки на память? Каким образом?

— Не знаю. Но мне рекомендовали обратить внимание на этих людей. Я говорил с представителями нашего посольства сегодня утром.

— Вы, наверно, вообще не спите, — посочувствовал Дронго, — как хорошо, что моего посольства в Португалии нет. И в Испании тоже. Могу иногда заходить к красивым женщинам и даже оставаться там на ночь. Но я слышал, что в Баку уже решили открыть новое посольство в Испании. Так почему именно эти трое?

— Никто их не знает. Они не известны как врачи или как специалисты ВОЗ, а Чжан Цзинь вообще проходит по нашей картотеке как офицер китайской разведки.

— Как интересно, — пробормотал Дронго, — полный набор всех шпионских страстей. Легче заразить атипичной пневмонией весь мир, чем поймать одного несчастного террориста, ставшего таковым только потому, что кто-то разрушил его страну, выгнал его с работы и лишил его родины. Какая прелесть. Я начинаю вас всех любить. Ладно, я буду к ним присматриваться, и если вдруг за обедом или ужином окажусь с кем-нибудь из них за одним столом, то обещаю спрятать его стакан с отпечатками у себя в кармане.

Он повернулся и пошел обратно в зал заседаний. К сеньору Бельграно быстро подошел молодой человек неприметной наружности, встал на место Дронго и по-русски спросил:

— Вы сообщили ему о наших подозрениях?

- Да. — У сеньора Бельграно на лице проступило явное недовольство. Ему, видно, совсем не хотелось общаться с этим связным. После Дронго каждый невольно казался ему абсолютным дебилом.

— И что он сказал? — отрывисто спросил связной. Ему нравились эти шпионские игры. Он работал в посольстве России в Лиссабоне всего несколько месяцев и все еще был энтузиастом своего дела. Наверное, считал, что именно здесь, на краю Европы, можно будет раскрыть мировой заговор, арестовать известных террористов, прославиться на весь мир и получить орден из рук самого президента, кстати бывшего сослуживца молодого связного по общей работе в службе внешней разведки. Связной был крепким мужчиной среднего роста, с довольно плоским, невыразительным лицом и чуть оттопыренными ушами.

— Сказал, что любит вас всех. — «Пьеро» с трудом удалось сдержать усмешку.

— Что-что? — встревожился молодой человек. Его фамилия была Тишкин, и он всегда переживал, что не унаследовал от родителей какой-нибудь более подходящей для разведчика фамилии — Абель или Фишер. — Это какой-то шифр?

— Почти, — ответил «Пьеро». — Он обещал мне украсть чей-нибудь стакан во время обеда. Сказал, что попытается это сделать.

— Вы тоже шутите? — обиделся Тишкин. — Почему вы не объяснили ему важности нашего задания?

— Послушайте меня, Тишкин, — сказал «Пьеро», поворачиваясь к нему, — я помню еще времена, когда в Лиссабоне мы не смогли бы не только говорить, но и вообще подойти друг к другу ближе чем на сто шагов. Сейчас другие порядки, Тишкин, и другое время. Дронго не наш агент — не ваш и не мой. Он всего лишь бывший эксперт, согласившийся прилететь сюда и помочь вычислить «Сервала». И раз уж мы не можем обойтись без него, значит, должны принимать его условия игры. И не нужно так суетиться. Если «Сервала» кто-нибудь и сумеет вычислить, то это Дронго. Он абсолютный профессионал, вы меня понимаете? Не надо его дергать по пустякам. Как только он будет уверен в своих выводах, мы сразу все узнаем, вы сможете спокойно позвонить в местное отделение Интерпола, чтобы арестовать Кахарова. Кстати, нам его все равно не выдадут. По закону он гражданин Таджикистана, пусть даже и бывший. Вот туда его и отправят. А потом, если таджики захотят, а я думаю, что они захотят, мы снова получим его обратно. Вы меня поняли?

— Получается, что ваш Дронго может вытворять все, что угодно? — разозлился Тишкин. — Кто он такой, этот авантюрист? Этот человек, не имеющий нашего гражданства, этот…

— Я тебе скажу, Тишкин, — наклонился к нему «Пьеро». — Твои дети и внуки будут читать книги, в которых напишут про Дронго.

Вполне вероятно, и ты останешься в истории, но лишь потому, что однажды имел счастье видеть живого Дронго и даже участвовать с ним в одной операции. Ты меня опять не понял или хотя бы это дошло до тебя?