Глава 20
Он допрыгал до ванной и побрился. Затем переоделся, разорвав правую штанину. И осторожно спустился вниз, чтобы принять девушку в гостиной. Она приехала через полчаса. На ней был тот самый синий джемпер, в котором он ее первый раз увидел. И серые брюки, в которых ее фигура смотрелась идеально. Инна неловко протянула ему руку. Ринат подумал, что для рукопожатия. Но в руке была небольшая игрушка.
– Это слоник, – пояснила Инна, – папа привез мне его из Индии на счастье.
– Ваш отец дипломат? – спросил Ринат.
– Он советник, – ответила девушка, – и работает в основном в странах Азии. А моя мама специалист по Индии. Вот они там и остаются.
Они сели на диван. Лида принесла печенье и фрукты. По выражению ее лица Ринат понял, что девушка ей понравилась. Лида улыбнулась ему, но он сделал вид, что ничего не заметил.
– Я не знала, что вы тот самый Ринат Шарипов, – простодушно сказала Инна, – я ведь встретила вас в Черемушках, где была у своей подруги. Но разве может такой известный человек приехать в Черемушки? Поэтому я даже не сравнивала ваши портреты с его, то есть с вами. И только когда Ольга сказала мне, что вы – это вы, я вдруг словно прозрела. Так неудобно получилось.
– А вы мне сразу понравились, – признался Ринат, – в наше время не так часто девушки позволяют себе появляться на дискотеках или в клубах с книгой в руках. Раньше умная книга производила впечатление, сейчас кажется глупостью.
– Наверно, – согласилась Инна, – бабушка мне говорит, что раньше молодые люди на свиданиях читали стихи своим девушкам, чтобы им понравиться: Тютчева, Фета, Баратынского, конечно, Пушкина, Блока, Есенина, Евтушенко, Вознесенского. А сейчас… даже как-то неудобно говорить, что тебе нравится поэзия. Могут неправильно понять. Как будто ты немного чокнутая, не от мира сего.
– А кто из поэтов вам нравится более других?
– Пастернак, – не задумываясь, ответила Инна, – и Бродский. Конечно, Бродский. Его знала моя другая бабушка, мать моего отца. Она из Санкт-Петербурга. Говорит, что сама Ахматова предсказала Бродскому великое будущее. И все знали даже тогда, что он будет замечательным поэтом.
Ринат подумал, что ему повезло. Встретить девушку, которая любит Пастернака и Бродского, читает Ремарка и Хемингуэя. И еще отличается милой непосредственностью, словно попала в этот мир из другого измерения. Другие девушки и женщины, встречаясь с ним, сразу вычисляют, что именно будут иметь и в каком количестве. Может, поэтому ему так не нравятся все остальные женщины. И, может, поэтому он так ценит Лиду, которая не боится говорить ему правду и никогда не лжет.
– Что говорят врачи? – спросила Инна. – Вы скоро поправитесь?
– Скоро, – кивнул Ринат, – а вы ездили к своим родителям в Индию?
– Три раза. Мне там так нравится. Многие наши знакомые возвращаются оттуда недовольными. Говорят, что коровы ходят по улицам и везде грязно. Там действительно коровы ходят по улицам, но для индусов они священные животные. А насчет грязи… Можно при желании везде видеть только плохое, даже в Европе или у нас в какой-нибудь забытой богом деревне. Но можно увидеть и красоту. Там так красиво, такие храмы, такие люди, такая природа…
– А где еще вы были?
– Где только не была, – улыбнулась Инна, – и в Европе, и в Африке, и в Азии. Родители у меня дипломаты, и я до пятого класса ездила с ними. Было ужасно интересно.
Они разговаривали около трех часов. Он забыл обо всем на свете, и проговорили еще столько же, если бы она не взглянула на часы.
– Уже поздно, – виновато сказала Инна, – я, наверно, отняла у вас много времени.
– Ужасно много, – счастливо согласился он. – А можно я попрошу вас приехать завтра?
– Да, – сразу ответила девушка.
– И вы приедете?
– Конечно, приеду. С вами так интересно разговаривать. Вы столько знаете. Я все время говорила с вами и думала, как много я еще не знаю. И какая у нас большая дистанция.
Он уже забыл, когда ему говорили подобные слова. А ведь когда-то он считался неплохим журналистом, его даже хотели выдвинуть заместителем главного редактора.
– Я буду ждать, – сказал он на прощание, с неохотой приподнимаясь с дивана.
– Я приеду, – пообещала она, выходя из гостиной, – до свидания.
– Машина ждет вас внизу, – сказал он.
– Какая машина? – спросила Инна. – Я не очень разбираюсь в марках. Вы лучше скажите номер.
Она даже не заметила марки автомобиля, на котором приехала. Ринат счастливо улыбнулся, эта девочка нравилась ему все больше и больше. Когда она ушла, в комнату вошла Лида, чтобы убрать посуду.
– Вы разве не уехали домой? – удивился Ринат. – Уже поздно.
– У вас была гостья, а вы сами ходить не можете, – пояснила Лида, – вдруг вам что-нибудь понадобилось бы. Поэтому я и осталась.
– Я скажу, чтобы вас отвезли на моей машине, – сказал Шарипов, поднимая трубку.
– Не обязательно, – ответила Лида, – а мне понравилась ваша новая знакомая. Она совсем не похожа на остальных, которые здесь бывали. Те сразу бежали наверх, в спальню, показывать свои лучшие качества, а эта сидела с вами в гостиной и рассуждала о прозе и поэзии.
– Она филолог, как и вы.
– Я это поняла. Но она слишком беззащитная и доверчивая для нынешнего мира. Как будто она здесь долгое время не жила.
– Она и не жила. Ее родители – дипломаты, и она ездила с ними по разным странам.
– Это сразу чувствуется. Она хорошая девочка. Немного наивная, доверчивая и чистая. Где вы ее нашли?
– В Черемушках. Она приехала к своей подруге.
– Вам повезло, – Лида отнесла посуду на кухню. Затем вернулась в гостиную. – Можно еще немного о личном?
– Лида, вы же знаете, что у меня нет от вас секретов. Что еще?
– Насчет Тамары…
– Не понимаю. При чем тут Тамара?
– Вы ее все время обижаете.
– Каким образом? Она сама говорит, что у нее зарплата больше, чем у федерального министра. И это называется «обижать»?
– Вы относитесь к ней, как к своей собаке, извините меня за это слово. Когда она вам нужна, вы командуете «к ноге», когда нет, бьете палкой по голове и прогоняете. Разве вы не видите, что вы ей нравитесь?
– Я ничего не понимаю, – растерялся Ринат, – то вы одобряете мой выбор с Инной, то рассказываете, как я нравлюсь Тамаре. Что мне делать? Раздвоиться? Или начать ухаживать за обеими?
– Не нужно ни за кем ухаживать, – вздохнула Лида, – Инна вам нравится, и вы можете с ней встречаться. Из таких девушек получаются очень хорошие жены. В наше время не ценят честных и порядочных девушек. Моя дочь страшно переживает, что может выйти замуж девственницей. У нее хороший парень, жених, который считает, что девушка не должна иметь до замужества добрачных связей. А все ее подруги над ней смеются. Девственница в девятнадцать лет. Называют ее дурой.
– И что вы ей советуете?
– Оставаться собой, несмотря ни на что. Если они любят друг друга, то могут быть вместе. Если не любят, то, значит, не судьба.
– При чем тут Инна и Тамара?
– Инна – девушка, которая вам нравится. И вы можете с ней встречаться. А Тамара… Она ведь ни на что не претендует. Вернее, она претендует совсем на другие вещи. Она понимает, что никогда не будет ни вашей девушкой, ни вашей женой. И это ей и не нужно. Вы слишком многое о ней знаете, а она слишком многое знает о вас. Такой брак был бы пыткой для обоих. Но вам не обязательно демонстрировать свои мужские качества по отношению к ней. Можно быть более толерантным и более мягким.
– Я вас понял. На Инне я должен жениться, а с Тамарой просто встречаться. Примерно так?
– Нет, не так. Не нужно додумывать за меня то, что я вам не говорила. А Инна действительно хорошая девушка.
Она вышла из комнаты. На следующий день водитель опять привез Инну. И они разговаривали почти до полуночи. Наконец она взглянула на часы и испугалась. Было уже очень поздно. Они попрощались, пожимая друг другу руки, и это было гораздо романтичнее и приятнее, чем все его встречи за последние несколько месяцев.
Так продолжалось несколько дней. Пока однажды они не оказались слишком близко друг к другу и Ринат не почувствовал ее свежего дыхания. Остальное было словно во сне. Еще через секунду их губы соприкоснулись. Он думал, что Инна испугается, закричит, заплачет, убежит, но она осталась. Она целовалась неумело, как делают это девушки, целующиеся впервые в жизни, только дотрагиваясь губами до чужих губ, глубоко спрятав язык и сжимая зубы. Но этот поцелуй был самым романтичным в его жизни. А может, потому, что молодая Лиза, его первая жена, ему только нравилась. А сейчас он впервые в жизни был влюблен.
Инна осторожно отодвинулась от него. Поправила запотевшие очки.
– Кажется, мне нужно уходить, – шепотом произнесла она.
– По-моему, вы испугались, – также шепотом сказал Ринат.
– Да, – призналась она, – я ни с кем в жизни никогда не целовалась.
Он наклонился, и она сняла очки. Следующий поцелуй был более продолжительным и глубоким.
– Еще немного, и я потеряю сознание, – призналась она, – это слишком сильно. Я так долго не продержусь.
– Я тоже, – он удивлялся самому себе. Он даже не мог решиться, чтобы поднять руки и сжать ее в своих объятиях. И не потому, что у него болела раненая нога. Инна казалась ему настолько возвышенной, что грязным мыслям просто не было места в его голове.
Но в этот вечер она уехала. А на следующий вечер она не приехала – отправленная за девушкой машина прождала ее до восьми часов вечера и вернулась. Ринат звонил Инне, но ее мобильный был отключен, а городской не отвечал. Он уже не знал, что подумать, и хотел было отправить на поиски Талгата, когда девушка наконец позвонила.
– Я была в больнице у бабушки, – виновато пояснила Инна, – а мой телефон отключился. И я забыла его вчера включить. Было столько разных впечатлений, что я забыла. Но мы обязательно увидимся завтра. Обязательно увидимся, – пообещала она.
На следующий день она приехала к нему в шесть часов вечера. Их поцелуи становились более продолжительными. Наконец он решился – поднял руку и дотронулся до ее плеча. Инна немного напряглась, но затем успокоилась. Ринат позволил себе обнять ее и прижать к себе.
И прошел один вечер. На завтра было назначено слушание дела по иску Кутявина. Инна приехала в три часа дня, сразу после занятий. Они вместе пообедали и приступили к своему ритуалу с поцелуями, которые становились день ото дня все крепче и крепче. В этот день он позволил себе гораздо больше, чем позволял до сих пор. И она решительно отстранилась. Впервые за столько дней.
– Нет, – сказала она, – я так не могу. Не обижайся. Я просто не готова. Может, я слишком отстала, но я считаю, что все должно быть чуточку иначе. Более торжественно, более красиво и не так, как обычно бывает у всех девушек. Захотели и переспали. Я так не могу.
Он улыбнулся.
– Я буду ждать столько, сколько нужно, – пообещал Ринат, – до окончания этого века.
– Так долго я не прошу, – улыбнулась Инна.
Вечером к нему постучали. Он открыл дверь. На пороге стоял Талгат. Он передал ему конверт от Карима. На следующий день они были в суде. Плавник, Тамара и сам Ринат против адвоката Резуна и его клиента. Судьи приступили к формальной проверке присутствующих, потом снова зачитывались исковые заявления, решения различных судов и наконец исковое требование Кутявина.
Затем слово предоставили Плавнику. Он говорил долго, рассказывая, как Кутявин отказался от своего ребенка, как Рената подала в суд, заставив его признать отцовство. Он демонстрировал ее документы, заключения экспертов и предыдущие решения суда.
– Извините, – прервала его судья, – но суд вынес решение о признании отцовства гражданина Кутявина. Это говорит в пользу истца.
– Но после иска матери его ребенка, – настаивал Плавник, – и после заключения экспертов.
– В данном случае решение суда основывалось на заключении экспертизы, – настаивал судья, – а это говорит в пользу истца, который и является фактическим отцом мальчика.
Плавник смутился, но продолжал говорить. Он считал, что нужно перенести слушание дела, так как во французском суде еще окончательно не признаны все права на наследство за Ринатом Шариповым. Судья отклонила и это требование, решив, что в данном случае идет речь не о конкретной сумме, получаемой Кутявиным, а лишь определяется его право наследования, которое перешло к нему от его сына.
Плавник подал еще одно ходатайство, объявив, что французские адвокаты Дрюмо и Леклерк, представляющие интересы наследников Глущенко, просят отложить рассмотрение в суде до их прибытия в Москву. Но судья отклонила и это ходатайство, объявив, что у ответчика было достаточно времени, чтобы пригласить французских адвокатов в Москву.
Иосиф Борисович окончательно смутился и сел на свое место, что-то раздраженно бормоча.
– Ничего, – услышал Ринат, – мы все равно подадим апелляцию. Пусть выносят любое решение.
Ринат увидел скрытую улыбку на лице адвоката Резуна. Судья предоставила ему слово. Резун искусно построил свою речь, рассказав, как страдал все эти годы отец, лишенный своего сына, как он переживал, находясь долгие годы вдали от своего ребенка.
– Меньше эмоций, – неожиданно попросила судья, – говорите больше по фактам.
Резун, соглашаясь, кивнул. Он рассказал о решении суда, признавшего отцовство Кутявина, о решении французского суда, решившего, что одним из наследников является Ринат Шарипов, так как остальные наследники не заявляли о своих правах. Резун подчеркнул, что право наследования Шарипова еще не окончательно подтверждено на Украине и в России, однако Ринат уже передал активы во Франции бельгийскому гражданину Вольдемару Леру. Таким образом, подытожил Резун, речь должна идти о наложении ареста на имущество, с тем чтобы предотвратить его разбазаривание до того времени, как законные наследники вступят в свои права и получат свою долю капитала.
– Я так и знал, – вздохнул Иосиф Борисович, – они будут тянуть дело, наложив арест на имущество. И тогда нам придется пойти на мировую, чтобы снять арест. Иначе процесс просто никогда не закончится. Он поэтому советовал Кутявину отказаться от ваших трех миллионов долларов, рассчитывая выиграть гораздо больше. И для себя, и для своего клиента.
Резун закончил.
– У кого есть вопросы? – спросила судья. – Ни у кого? Вы можете садиться.
– Извините, Ваша честь, – с трудом поднялся, опираясь на палочку, Ринат, – у меня есть вопросы к адвокату противной стороны.
– Задавайте, – разрешила судья, – если вам трудно стоять, я разрешаю вам сидя задавать ваши вопросы.
– Нет, я постою, – ответил Ринат, – у меня первый вопрос. На основании чего адвокат Резун считает, что мое право наследования не доказано и я не считаюсь наследником имущества моего дяди Владимира Аркадьевича Глущенко?
– На основании того простого факта, что нет его завещания, – торжествующе улыбнулся Резун, – а раз нет юридически составленного завещания, дело должно рассматриваться в судах общей инстанции во всех странах, где были имущество и активы погибшего Глущенко. И пока суды всех стран не подтвердят ваше право на наследование, вы не можете распоряжаться всем имуществом. Было бы нелогично, если завод в России отходил к вам согласно решению французского суда, а вилла в Антибе отходила к другому человеку согласно решению российского суда. Тут очевидный нонсенс, и пока вы не подтвердите свои права во всех странах на свое имущество и банковские счета, вы не можете считаться юридически безупречным наследником. Дело в том, что Глущенко был не только французским гражданином, но и украинским.
– Второй вопрос. Могло ли подобное завещание снять претензии его клиента Кутявина ко мне?
Резун почувствовал некий подвох. Посмотрел на Кутявина. Тот безмятежно улыбался. Резун подумал, что глупо перестраховываться. Глущенко уже давно погиб, и никакого завещания до сих пор не было. И уже никогда не будет. Значит, можно идти напролом.
– Согласно французскому законодательству владелец имущества может передать его любому наследнику, которого он укажет в завещании, не лишая при этом части имущества своей жены и детей. Мальчик был усыновлен Глущенко за полгода до их смерти и поэтому считается таким же наследником, как и все остальные претенденты, – осторожно объяснил Резун.
Он смотрел на Плавника и видел, что тот нервничает. Поэтому он еще больше укрепился в своей мысли, что они почти выиграли этот процесс.
– Согласно российскому законодательству несовершеннолетний мальчик не может быть лишен своей доли наследства, даже если его отец отказывает ему в этой части завещания. Никто не имеет права лишать части наследства жену и несовершеннолетнего ребенка. Таким образом, чтобы лишить моего клиента Кутявина его права наследства, погибший Владимир Аркадьевич Глущенко должен был юридически отказаться от своего отцовства и оформить завещание на имя Рината Шарипова. Но так как нет таких документов, мы имеем право утверждать, что мальчик являлся законным сыном Глущенко и по французскому, и по российскому законодательствам, а следовательно, имел право на получение доли наследства, если иное не было оговорено в завещании. И, соответственно, отец мальчика, российский гражданин Кутявин, как наследник первой очереди, имеет право на получение части наследства.
– Но вы говорите, что его юридическим отцом являлся Глущенко, – крикнул из зала Плавник.
– Не нужно кричать с места, – сделала ему замечание судья.
– Верно, – радостно заметил Резун, – биологическим отцом был Кутявин, что установлено в законном порядке. У ответчика больше нет вопросов?
Он с победным видом смотрел на опирающегося на палку Рината. На сидевшего с убитым видом Плавника. На мрачную Тамару, понимавшую, что они стремительно катятся к проигрышу всего дела.
– Мы почти победили, – шепнул Резун своему клиенту. Тот кивнул, скрывая свое торжество.
– У меня нет вопросов, – подтвердил Ринат, и это прозвучало как приговор, – но только, – добавил он, – я прошу суд приобщить к делу завещание Владимира Аркадьевича Глущенко, составленное на русском и французском языках и заверенное нотариусами двух стран.
– Какое завещание? – встрепенулся Плавник. – О чем вы говорите?
Ринат протянул документы Тамаре, и она, встав и грациозно изгибая спину, подошла к судье, протягивая ей документы. Копии она передала Резуну, очень мило ему улыбаясь. И, вернувшись к столу, положила следующую копию на стол своего адвоката. Плавник буквально вырвал из ее рук тексты завещаний. Оба завещания были составлены самим Владимиром Аркадьевичем Глущенко, и его подписи были заверены нотариусами. Согласно идентичным текстам на обоих языках все свое движимое и недвижимое имущество Глущенко завещал своему племяннику, сыну своей младшей сестры, Ринату Равильевичу Шарипову.
– Но этого не может быть, – пробормотал испуганный Плавник, глядя на Рината, – этого не может быть. Он ведь давно умер, он давно погиб.
Резун сидел словно раздавленный этим известием. Не понимавший, в чем дело, Кутявин, уже торжествовавший победу, толкал адвоката, переспрашивая, что произошло.
– Откуда? – наконец спросил Иосиф Борисович, поднимая голову и с некоторым испугом глядя на Рината. – Откуда вы взяли этот текст? Он ведь не знал вас при жизни. Откуда?
– Оттуда, – кивнул Ринат. Он все еще не садился.
Судья ознакомилась с текстом завещания, взглянула на обоих адвокатов. Она уже хотела объявить, что переносит рассмотрение суда по вновь открывшимся обстоятельствам, когда вскочил Резун.
– Даже если юридический наследник Шарипов, то, согласно российским законам, Глущенко не имел права лишать части наследования своего юридически усыновленного мальчика, мать которого была гражданкой России. Это незаконное завещание по нашему законодательству.
– Завещание законное, – возразила судья, – он усыновил мальчика за полгода до их гибели. А завещание было оформлено за восемь месяцев. Здесь стоят даты.
– Да, – вынужден был согласиться Резун, – но через два месяца у Глущенко появился сын, и это завещание может быть оспорено в суде.
– Что вы и станете делать, – кивнула ему судья, – а пока…
– Подождите, Ваша честь, – торопливо сказал Ринат, – я еще не закончил.
Плавник сидел, изумленно глядя на своего клиента. Похоже, что он ничего не знал о нем. Ринат достал из портфеля, который принес с собой в суд, еще одну кипу документов.
– Прошу суд ознакомиться и с этими документами, – сказал он, – вот решение французского суда, подтвержденное высшей инстанцией. В силу моральных и этических причин глубоко личного характера господин Глущенко решил отказаться от юридического усыновления мальчика, являющегося сыном его супруги. Вот соответствующие документы, переведенные на русский язык и заверенные в посольстве России в Париже.
Тамара снова улыбнулась и пошла раздавать документы.
– Нет, – крикнул Резун, – это фальшивка, подделка. Такого просто не может быть. Даже Кутявин не знал тогда, что захочет подать в суд. И никто не знал, что они погибнут, что все произойдет именно так. Это фальшивка, Глущенко не мог отказаться от усыновления.
– Здесь печати и подписи нашего посольства во Франции, – сурово сказала судья, – из которых видно, что Глущенко просил отозвать свою просьбу об отцовстве за три месяца до их смерти. Заверены документы пять дней назад в нашем посольстве. Здесь указаны телефоны посольства. Это легко проверить, господин адвокат. Я не думаю, что в ваших интересах обвинять другую сторону в мошенничестве. Они могут подать на вас в суд.
Плавник, получив еще одну копию документов, просто схватился за сердце. Таких «подарков» в суде он не получал ни разу в жизни.
– Господи, – сказал он убежденно, – значит, бывают чудеса.
Тамара взглянула на Рината. Она вспомнила, что он говорил о каких-то документах с позвонившим ему человеком. И она была убеждена, что звонили из Киева. А если из Парижа? Она снова посмотрела на Рината. Неужели он знает такую страшную тайну и молчит? Неужели его дядя жив? Но тогда выходит, что Глущенко сам организовал убийство своей семьи. Тамара вздрогнула. Об этом даже подумать страшно.
Судья посмотрела на документы, взглянула на раздавленного Резуна. На задыхающегося от волнения Плавника. На невозмутимо стоявшего Рината. И вынесла решение.
– В иске Кутявина отказать. Наследником Глущенко может быть только Ринат Равильевич Шарипов. Согласно документам, завещание было оформлено на него. И мальчик не являлся на момент смерти сыном Глущенко.
Удар молотка прозвучал, как удар грома. Резун выдохнул воздух и молча проглотил эту горькую пилюлю. Плавник чуть не плакал от счастья. Он не ожидал подобного завершения дела. Ринат шел к выходу, опираясь на палку, когда его догнала Тамара.
– Вы, оказывается, более великий и страшный человек, чем я могла себе представить, – сказала она. – Неужели вы смогли наладить связь с другим светом и получить оттуда документы? Мне кажется вас многие недооценивают. Вы настоящий племянник своего дяди.
Ринат улыбнулся. Он подумал, что это высшая похвала в таком месте. О погибших думать не хотелось. Сегодня он был победителем. И это было самое главное.