Тита и его охранника привезли на ту самую дачу, где допрашивали Михаила. И на этот раз Константин Гаврилович не стал изменять своему стилю, отпустив всех своих людей, кроме Антона и Григория. Он справедливо считал, что свидетели ни к чему, тем более в таком щекотливом деле, как допрос. На этот раз Тита приковали наручниками к батарее в комнате, посадив его на пол и широко растянув его руки в стороны. Охранника посадили рядом, также приковав к батарее. Константин Гаврилович настоял на том, чтобы в допросе не принимал участие Александр Юрьевич. Своим нетерпением и полным отсутствием выдержки Хозяин портил им все дело.

Бандиты долго приходили в себя, особенно Тит, которого довольно основательно помяли во время захвата. Наконец, когда их окатили очередным ведром воды, оба пленника начали что-то соображать. Тит, правда, не хотел смириться даже с очевидной реальностью, неистово дергая руками и пытаясь вырваться. Но наручники лишь затягивались, причиняя ему боль.

— Ну вот ты какой, Тит, — сказал Константин Гаврилович. — Говорят, ты у нас «крутой». Вся Москва тебя боится.

— Ты мне руки развяжи, и я тебе покажу всю Москву, — грозно бросил сидевший на полу бандит.

— А ты мне не угрожай, — ласково посоветовал Константин Гаврилович. — Не надо мне угрожать, я ведь и обидеться могу.

— Ты кто такой? — спросил его Тит. — Зачем меня взяли? Или ты не знаешь, кто я такой?

— Все знаю, Тит, все знаю.

— А если знаешь, то почему свои яйца не бережешь? — презрительно спросил бандит. — Отрежут ведь вместе с головой. Ты самого Тита тронуть посмел. Думаешь, тебе это сойдет с рук?

— Нет, конечно. Только, я думаю, об этом никто не узнает.

— Дурак ты, — захохотал Тит, — ничего не понимаешь. Думаешь, захватил моего парня, и все тут? Да у меня на стоянке ребята стояли, они ведь знают, что я в казино приехал. Они там все перевернут, но найдут, куда меня увезли. И сожгут эту «салатницу» хреновую. И грузину голову оторвут.

— Твои ребята уже на том свете, Тит. Они вместо яичницы поджарились, — очень серьезно сказал Константин Гаврилович, — если хочешь, я тебе дам газету, можешь почитать, как их вчера поджарили. Наверно, сегодня в вечернем выпуске будет сообщение об их вознесении на небо. Только ты этого уже не прочитаешь.

— Ладно, хватит, — разозлился Тит, — стреляйте, сволочи, вы меня все равно не запугаете. Я — вор в законе.

— А мы тебя и не собираемся пугать, — улыбнулся Константин Гаврилович, — мы поговорить с тобой хотим.

— О чем поговорить? — не понял бандит.

— О жизни, — Константин Гаврилович взял стул и сел напротив бандита. — Давай откровенно, Тит. Ты уже понял, что попался. И попался глупо, как перепелка в сети. Если мы с тобой поладим, я тебя просто так застрелю. Безо всяких мучений и унижений. А если не поладим… Знаешь, что мы с тобой сделаем?

— Пытать будете, — презрительно сказал Тит, багровея от бешенства, — суки вонючие. Ничего у вас не выйдет. Мучайте, режьте на кусочки, я вам все равно ничего не скажу.

— Нет, ты не понял. Пытать мы тебя не будем. Зачем? Это глупо и нелогично. Мы сделаем по-другому. Мы тебя «опустим», Тит. Изнасилуем и все снимем на пленку. А потом пленку будем продавать по Москве. И весь город, все твои кореши, и все твои друзья, и все твои бабы, и все твои знакомые будут видеть, как насилуют Тита. Хорошая перспектива?

Тит побагровел еще больше. Он опять начал неистово дергать руками, словно пытаясь оторвать батарею. На губах у него показалась пена. Он был в ярости.

— Я до тебя доберусь, — шипел он, — ты меня еще узнаешь.

— Не выйдет, — усмехнулся Константин Гаврилович, — не доберешься ты до меня, Тит, ничего у тебя не получится. А я ведь сделаю то, что обещал. И потом просто тебя отпущу. Ты представляешь, какая у тебя будет после этого жизнь, Тит?

— Я тебя убью, — коротко сказал бандит.

— Ты еще не узнал, за что я хочу причинить такие неудобства твоей заднице, — презрительно сказал Константин Гаврилович, — и перестань мне угрожать. Мы немного в разных положениях.

— Ты сам не знаешь, что говоришь, — прохрипел Тит, — нельзя трогать вора. На тебя будут охотиться все паханы Москвы. Тебя и твоих людей не примет ни одна тюрьма.

— А мы туда и не собираемся, — возразил Константин Гаврилович, — у нас еще много времени впереди. Ты лучше спроси, что нам нужно.

— Иди ты… — огрызнулся бандит и замолчал, словно давая возможность своему мучителю высказаться.

Константин Гаврилович удовлетворенно посмотрел на стоявших в комнате Антона и Григория.

— Вот так лучше. А нужно нам, Тит, только одно — узнать, кто и почему попросил тебя выйти на сотрудника компании «Квант» Кирилла Головкина? Кто и почему? И кто был второй твой напарник, с которым ты обрабатывал Головкина, обещая ему четверть миллиона. Ты ведь не стал бы платить такие деньги просто так. Кто тебе обещал эти деньги?

Тит презрительно отвернулся.

— Я тебе напомню твоего коллегу. Высокий, худой и с усиками. Может, вспомнишь, кто этот человек? И как его звали?

Тит по-прежнему молчал.

— Значит, поговорили по-всякому, — поднялся со стула Константин Гаврилович, — теперь на меня не обижайся. Начнем с твоего паренька. Посмотрим, какой он крепкий.

— Подождите! — закричал тот, полумертвый от ужаса. Он слышал всю перепалку Тита с захватившим их мучителем. — Я все расскажу!

— Заткнись! — крикнул ему Тит.

— Очень хорошо, — повернулся ко второму пленнику Константин Гаврилович, — так что ты нам хочешь рассказать?

— Я знаю, про кого вы говорите, — сказал телохранитель Тита, — я знаю этого человека.

— Как его зовут? — быстро спросил Константин Гаврилович.

— Молчать! — дернулся Тит.

— Это Червяков! — закричал пленник, словно опасаясь, что ему не дадут говорить. — Червяков!

— Кто такой Червяков?

— Он владелец ресторана, — отчаянно кричал пленник, — у него есть ресторан «Буря» в Люблино. Он владелец ресторана.

— Ну вот и молодец, — одобрительно кивнул Константин Гаврилович, — значит, он прав, Тит.

— Дурак, — ответил Тит, и непонятно было, к кому это больше относилось. К своему телохранителю, наивно полагавшему, что своим признанием он может спасти собственную жизнь. Или к Константину Гавриловичу, посчитавшему, что он все узнал. Но последний принял это на свой счет.

— С Червяковым мы поговорим сами. А ты нам скажи, зачем ты предлагал Головкину такие деньги? И кто тебе поручил его обработать?

Тит отвернулся. Было ясно, что от него ничего не добиться.

— Значит, будем говорить по-другому, — подвел итог Константин Гаврилович, — готовьте инструменты, ребята. Мы ему сейчас операцию делать будем.

К нему подошел Антон.

— Он прав, — негромко сказал Антон, — я законы блатных знаю. Нельзя «опускать» вора в законе. Они нам этого не простят. Он правильно говорит. Нас будут искать по всей Москве.

— Ты еще меня поучи, — засмеялся Константин Гаврилович. — А кто сказал, что это ты будешь его насиловать? У нас здесь сидит молодой петушок. — И он показал на внезапно побледневшего телохранителя Тита.

И сразу наступила тишина. Тит криво улыбнулся, с шумом задышал. Телохранитель сидел бледный и испуганный, словно его самого должны были изнасиловать. Григорий и Антон стояли пораженные. Они даже не представляли всей изощренной фантазии Константина Гавриловича. Откуда им было знать, что он пришел на работу в КГБ в начале пятидесятых, когда еще были живы и работали те, кто считал применение пыток к подследственным «изменникам Родины» вполне оправданным и обоснованным делом. Откуда им было знать, что он прошел свою «палаческую науку» еще тогда, на заре своей юности, и теперь вспоминал о тех уроках с большим удовольствием.

А может, просто в нем взыграли садистские комплексы, которые изначально сидят в каждом мужчине, но так или иначе подавляются. Тем не менее при всяком удобном случае они вылезают наружу, превращая добродетельных отцов семейства в изощренных садистов, а заботливых мужей в настоящих палачей.

— Ты не посмеешь, — шепотом сказал Тит, уже понимая, что его мучитель решится на все.

— Несите «козлы», — вместо ответа распорядился Константин Гаврилович, и оба его помощника вышли из комнаты.

— Чего тебе нужно? — спросил Тит, все еще надеясь отсрочить позорный момент.

— Кто послал тебя к Головкину? От кого ты получал указание и деньги? Только не ври, что от Червякова. Если бы у него было столько денег, он бы не держал дешевый ресторан за городом. Чье поручение ты выполнял?

— Я вор в законе, — гневно повторил Тит. — Ты не понимаешь, что я не могу ничего говорить. Я с ментами не путаюсь. Ты ведь бывший мент, я тебя по замашкам узнал. Ты в «Кванте» начальник службы безопасности.

— Только не мент, — поправил его Константин Гаврилович, — я всю жизнь в КГБ работал и таких гнид, как ты, всегда каблуками давил.

Григорий и Антон внесли металлические «козлы», на которых пилят дрова, перевернули их, поставив перед Титом. Потом отстегнули ему левую руку. Он пытался вырваться, но силы были слишком неравны. Левую руку приковали к «козлам». Когда отстегнули вторую руку, Тит снова попытался вырваться. Он даже оттолкнул от себя Григория, но Антон ударил его по горлу и, пока тот хрипел, быстро прицепил его руку к «козлам», перевернутым набок. После этого «козлы» туго притянули железной цепью к батарее.

Теперь нужно было расставить ноги пленника. Тот вырывался, дергался, но после некоторых усилий они раздвинули ему ноги, приковав их тоже к батарее. Тит весь побагровел, на губах снова появилась пена, он безумно матерился, словно уже начал сходить с ума.

— Имя, — наклонился к нему Константин Гаврилович, — скажи мне имя.

Тит повернул голову, чтобы плюнуть в своего мучителя. Он был настоящим вором в законе, одним из тех, которые предпочитают смерть или неслыханные мучения любому унижению. А унижением для такого человека было что-либо рассказать своим мучителям. Но то, что собирался сделать Константин Гаврилович, было не просто унижением. Это было неслыханным оскорблением. Оскорблением, которое нельзя было смыть даже кровью, даже собственной жизнью. Константин Гаврилович все рассчитал правильно. Для такого человека, как Тит, подобная пытка была куда страшнее огня или ножа мучителя.

— Принесите камеру, — приказал Константин Гаврилович, и Григорий отправился за камерой.

— Сними с него брюки, — отдал приказ главный мучитель и, видя нерешительность Антона, снова сказал. — Сними брюки!

Антон вытащил нож, подошел к пленнику, чуть поколебался, но затем взмахнул ножом, разрезая ткань. Тит застонал, нож задел тело, и по ногам потекла тоненькая струйка крови. От волнения Антон нажимал ножом чуть сильнее, чем это было необходимо. Когда обрывки брюк и трусов оказались на земле, Константин Гаврилович повернулся к другому пленнику.

— Давай, петушок, — сказал он, — зарабатывай себе жизнь. У тебя такая возможность появилась. Будешь потом всю жизнь гордиться.

«Петушок» сидел скорчившись. Он понял, что подобное и для него хуже смерти, поэтому не решался даже поднять голову. В руках у Константина Гавриловича появился пистолет. Григорий поднял камеру. Антон по-прежнему стоял с ножом. Он подошел ко второму пленнику, снял с него наручники.

— Давай, — сказал Константин Гаврилович.

Телохранитель подошел к своему бывшему хозяину, нерешительно оглянулся.

— Снимай брюки! — крикнул Константин Гаврилович, и крик хлестнул по нервам, словно прут по телу. Пленник вздрогнул. Он взялся за свой ремень, посмотрел на стоявшего перед ним и корчившегося в нечеловеческих душевных муках Тита и… прыгнул на Константина Гавриловича.

Но опытный кагэбэшник выстрелил несколько раз подряд, отбрасывая пленника к стене. Тот был уже мертв, но Константин Гаврилович продолжал стрелять, вымещая на нем всю свою злобу. Бандиты оказались куда более стойкими в понимании своего кодекса чести, чем он сам. И это особенно бесило его.

— Теперь ты, Антон! — закричал он.

— Нет, — сказал Антон, — не могу.

— Что? — не поверил услышанному Константин Гаврилович. — Давай, говорю. Иначе он нам ничего не расскажет.

— Он и так нам ничего не расскажет, — резонно сказал Антон, — нельзя этого делать, Константин Гаврилович. Воры нам этого не простят.

— Иди ты к черту. Григорий, отдай камеру ему и иди ко мне. Если бы я был молодой, я бы сам все сделал. Сам! — закричал белый от бешенства Константин Гаврилович.

Племянник отдал камеру Антону, нерешительно подошел к дяде. Привычка не ослушиваться грозного дядю сказалась и на этот раз.

— Снимай брюки! — крикнул Константин Гаврилович.

Григорий послушно спустил брюки до колен, отворачиваясь, чтобы не видеть взгляда Антона. Тит замычал еще сильнее.

— Снимай, Антон, — приказал Константин Гаврилович и шагнул к Титу, запрокидывая его голову: — Имя. Скажи мне имя. Через секунду будет поздно.

Бандит вдруг начал поднимать обе руки. Это было невероятно, невозможно, но он начал поднимать обе руки, словно мог сдвинуть массивную батарею, намертво прикрепленную к стене. Все ошеломленно замерли. Было непонятно, каким образом Титу удается поднимать руки. Послышался треск. Это действительно сорвалась со своего места батарея. В неистовом стремлении уйти от позора Тит вырвал ее из стены, сломав трубу. Он напрягся и силой своего тела оторвал батарею.

Его мучители замерли. Это было ошеломляющее зрелище. Бандит был велик в своем мученичестве. Он был великолепен.

— Держи батарею! — крикнул Константин Гаврилович своему племяннику, и тот бросился к батарее, неловко упав на нее.

В этот момент Тит дернулся и обмяк, опустив голову.

— Потерял сознание, — недовольно сказал Константин Гаврилович.

Антон подошел ближе, приложил руку к шее пленника.

— Не похоже, — сказал он, нащупывая пульс, и потом, выпрямившись, добавил: — Он умер. У него, наверно, инфаркт.

Константин Гаврилович отвернулся, пробормотав какое-то ругательство. Григорий, лежавший на батарее, встал, неловко подтягивая брюки. Антон убрал камеру.

— Вот какие люди бывают, — невольно сказал Константин Гаврилович, — настоящие мужчины. Не то что вы…

Он хотел уже выйти, потом повернулся к Антону:

— Оденьте его и оставьте где-нибудь в лесу. Потом позвони его братве и скажи, что он умер от инфаркта. Скажи, что ничего не было. Он просто играл в казино и умер от инфаркта. И найди ему новые брюки.

Потом, с уважением взглянув на умершего, добавил:

— Раньше настоящие люди были. Не то что нынешняя молодежь.

Он вышел в другую комнату, подошел к телефону, поднял трубку, набрал номер.

— Как у вас дела? — спросил Александр Юрьевич.

— Все в порядке, — ответил его начальник службы безопасности.

«В конце концов, — подумал он, — у нас еще остался в запасе хозяин ресторана Червяков. Надеюсь, он будет менее впечатлительным, чем этот боров».