Услышав от Светланы имя Романа Анатольевича, он тут же покинул дом, понимая, что оставаться здесь просто опасно. Он надеялся на благоразумие актрисы, считая, что она не позвонит никому хотя бы из соображений собственной безопасности. Возможно, он все рассчитал правильно, и она бы действительно не позвонила Роману Анатольевичу. Но Дронго не знал одного очень важного обстоятельства. Несколько лет назад, когда Светлана только начинала свою артистическую карьеру, на телевидение ее привел именно Роман Анатольевич.
Разумеется, он не мог не воспользоваться столь удобной возможностью и оказался первым ее совратителем в последовавшей длинной цепочке ему подобных. Не обладая подлинными артистическими данными, не имея особых талантов, кроме смазливой внешности, Светлана Рожко вынуждена была пробиваться к успеху «через постель». И это был тернистый, но верный путь. Именно поэтому она и позвонила Роману Анатольевичу.
Она не была девочкой, когда приехала в Москву, и Роман Анатольевич не был ее первым мужчиной. Но он был «первым» ее совратителем. Именно с ним она впервые познала подлинную науку притворства, научившись отдаваться мужчине безо всякого стыда и сожаления, памятуя лишь о выгоде, которую может принести ей эта близость.
Среди возникавших на ее пути мужчин попадались и такие, которые были ей просто неприятны физически. Но она научилась терпеть, не выдавая своей неприязни. Собственно, поэтому она и позвонила Роману Анатольевичу, попав в типичную для женщин западню. Каждая женщина, сблизившаяся с мужчиной, считает, что только она по-настоящему понимает своего партнера. Впуская его в свой дом, она искренне считает, что он в восторге от ее гостеприимства и запомнит его надолго. Даже закоренелая проститутка убеждена, что любой мужчина так или иначе обязан запомнить ее, отличая перед другими «жрицами любви».
В какой-то мере каждая женщина в постели выполняет материнские функции, успокаивая и услаждая своего партнера. Только в постели женщина способна оказаться сильнее мужчины во всех смыслах. Только здесь ее царство, и ни один самец, сколь бы сильным и мужественным он себя не считал, не сможет соревноваться здесь с настоящей женщиной. Но тут и кроется главная ошибка, которую женщины совершают уже тысячи лет. Побеждая в постели, услаждая тело своего партнера, она считает, что получает в полную собственность и его душу. Она даже не может представить себе, что мужчина иначе относится к этому процессу. Способный пройти сквозь тысячу препятствий, изощренный в своем обмане и коварстве, неистовый в своем стремлении завоевать женщину, он сразу охладевает к ней после того, как добьется обладания ею. И уже готов на такие же подвиги ради другой дамы сердца. Мужская непостоянность генетически заложена в каждом из самцов, тогда как женская непостоянность величина переменная и зависит от многих компонентов.
Светлана все еще помнила именно о том Романе Анатольевиче, который помог ей впервые попасть на телевидение и который опекал ее в трудные годы, когда она только приехала в Москву. Светлана даже не подозревала, что для него она была всего лишь одной из многих девчонок, с которыми его сводила судьба и чьи судьбы он безжалостно и страшно ломал.
Если бы Дронго знал, что она была близка с Романом Анатольевичем, он бы постарался предупредить ее получше, уберечь от рокового шага. Постарался бы убедить актрису не звонить и никому не рассказывать о его визите. Но он не знал, и она сделала роковую ошибку.
Когда в дверь постучали, она поспешила открыть, все еще надеясь, что он ей поверит. На пороге стоял Роман Анатольевич. Он смотрел на нее с каменным выражением лица.
— Выдала, сука, — таковы были его первые слова.
— Нет, — испуганно сказала она, отходя к стене, — нет, нет. Они меня пытали… они меня…
— Не ври, стерва, — злобно сказал Роман Анатольевич, — мы все проверили. Он один все время ходит. Не насиловал тебя никто.
— Их было двое… трое… — поправилась она.
— Двое или трое? — презрительно спросил он. — Я внизу у старушек узнал. После того как ты вошла в подъезд, за тобой сразу один мужчина вошел. И почти сразу вышел. Ты его как только увидела, так сразу все и выдала.
— Какие старушки, ночь ведь уже, — испуганно залепетала она.
Он улыбнулся.
— Я ведь в молодости в колонии сидел, Света, а там у меня хорошие учителя были. Все проверять советовали. И когда баба тебе лапшу на уши вешает, тоже проверять нужно.
— О чем вы говорите?
— Я позвонил в твой театр и узнал, когда кончился спектакль. И в котором часу тебя привезла машина. Разница минут десять-пятнадцать между твоим приездом и звонком ко мне. За это время они по очереди тебя изнасиловать успели и допросить, да? Дура ты, Светка, и платье неправильно порвала. Когда насилуют, платье так не рвут. Я ведь это хорошо знаю. Меня как раз за изнасилование посадили.
Она стояла у стены, замерев от ужаса. Только теперь она начала понимать, что именно наделала, позвонив Роману Анатольевичу. Она поняла, что незнакомец был прав, когда советовал ей никому и ничего не говорить. Но было уже поздно.
— Значит, насиловали тебя? — продолжал издеваться Роман Анатольевич.
Ему было уже под пятьдесят, но он все еще сохранял относительно стройную фигуру и густую шевелюру, чуть тронутую сединой. Он был в легкой куртке и вельветовых брюках серого цвета. Глядя на него, она всхлипнула от ужаса.
— Что ты ему сказала? — спросил Роман Анатольевич, и она поняла, что ее испытания начались по второму кругу.
— Ничего. Просто сказала, что меня предупреждали.
— Как предупреждали?
— Чтобы я с ним не встречалась.
— Значит, он был один?
Она поняла, что выдала себя, но возражать уже не было никаких сил.
— Я спрашиваю, он был один? — повысил голос Роман Анатольевич.
Она кивнула.
— Что он говорил?
— Спрашивал, почему я с ним не встретилась.
— И что ты ему сказала?
— Что мне запретили с ним встречаться.
— Он спрашивал, кто именно запрещал?
— Спрашивал.
— И ты назвала мое имя?
— Нет, — глухо ответила она.
Это было последнее ее убежище. Она не хотела сознаваться, что назвала имя Романа Анатольевича.
— Ты назвала имя? — спросил он ледяным голосом.
Все пережитое за день обрушилось на нее безжалостным ледяным душем. Она продолжала молча качать головой уже по инерции.
— Ты назвала ему мое имя? — требовательно настаивал Роман Анатольевич. Его глаза гипнотизировали ее.
— Нет! — закричала она, но это было ее признанием, и он понял все.
Он вздохнул.
— Сколько вас ни учи, — сказал он с сожалением, — вечно вы провинциалками остаетесь.
Она стояла, прижавшись к стене и все еще не сознавая, что время начало отсчитывать последние минуты ее жизни.
Он вернулся к входной двери, открыл и коротко сказал:
— Ребята, входите.
У нее не было сил сопротивляться и кричать. Она с ужасом увидела, как в квартиру входят незнакомые парни, внесшие с собой какой-то свернутый рулон. Бумага или линолеум, мелькнуло у нее в голове, и это была ее последняя ясная мысль.
— Только тихо, ребята, — попросил Роман Анатольевич, и ребята двинулись к ней.
В этот момент Дронго звонил Сусловой.
— Кажется, мне понадобится ваша помощь, — сказал он, — вы можете достать «игрушку» для моих ребятишек?
— Каких ребятишек?
— Тех самых, с которыми мы сегодня познакомились на телевидении.
— Я поняла. Когда она вам понадобится?
— Чем раньше, тем лучше.
— Я завезу ее к вам домой сегодня ночью.
— И останетесь?
— До свидания, — она положила трубку.
Он подумал немного и решил на всякий случай кое-что проверить. Его беспокоила мысль о том, что актриса могла сделать глупость, позвонив кому-либо из тех, кто запрещал ей встречаться с журналистом Кузнецовым. Он набрал номер телефона Светланы Рожко. Первый звонок, второй, третий, пятый — никто не отвечал. Он повесил трубку, задумчиво зашагал по улице. Получается, что она не послушалась его. Теперь ему нужно было найти Графа и поговорить с Павлом Капустиным, встреча с которым была назначена на завтра. Но сначала он хотел проверить еще раз, кто мог выдать его Роману Анатольевичу, заставив того предупредить Светлану о нежелательности ее встречи с журналистом Кузнецовым.
Первым, кому он позвонил, был Аркадий Глинштейн.
— Добрый вечер, — сказал Дронго.
— Это опять вы, — удивился Глинштейн, — мы, кажется, договорились, что вы оставите меня в покое.
— Извините, что беспокою так поздно. Я просто хотел уточнить еще один момент. Вы знаете Романа Анатольевича?
— Этого прохвоста? Конечно, знаю. А почему вы спрашиваете?
— Мне нужно было услышать ваше мнение о нем. Я его услышал. Спасибо.
— Вы больше ничего не хотите спросить? — удивился Аркадий.
— Нет. Вы дали ему исчерпывающую характеристику, и я теперь знаю ваше к нему отношение. Извините меня еще раз.
Он положил трубку. Затем набрал номер Сергея Монастырева.
— Добрый вечер, — привычно начал Дронго.
— Как вы меня застали дома? — удивился Монастырев. — Я заскочил на минуту, переодеться. Или вы за мной следите?
— Нет, я действительно попал случайно.
— Вы знаете, я много думал о нашем разговоре. По-моему, нам нужно с вами еще раз встретиться.
— Когда?
— Давайте завтра. Только не приходите ко мне. Встретимся где-нибудь в городе. Я буду на телевидении завтра в три часа. Вы можете туда подъехать?
Вспомнив сегодняшнее происшествие, Дронго усмехнулся.
— Что-нибудь не так? — не понял его молчания Монастырев.
— Нет-нет. Я приеду. Ровно в три часа я буду там, — заверил его Дронго, — но у меня к вам один вопрос.
— Какой?
— Вы знаете Романа Анатольевича? Он работает на телевидении.
— Конечно, знаю. А почему вы спрашиваете?
— Вы можете что-нибудь о нем сказать?
— А что вы хотите услышать?
— Ваше к нему отношение. Мне интересно знать, что вы о нем думаете.
— Я о нем ничего не думаю, — заявил Монастырев, — мы существуем в разных мирах. Которые никак не соприкасаются, хотя мы и достаточно часто встречаемся. Но кого там только не встретишь.
— Ясно. Значит, договорились, завтра в три часа.
— До свидания.
Дронго положил трубку, оглянулся по сторонам. На ночной улице почти не было прохожих. И он поднял трубку в очередной раз, набирая известный ему номер. На этот раз ему пришлось ждать долго, пока в трубке не раздался тихий женский голос.
— Слушаю вас, — это была Кира Леонидовна.
Он взглянул на часы. Была половина первого ночи. Немного поздно для одинокой женщины, но еще рано для представителя богемы, к которой она, безусловно, относилась.
— Добрый вечер, — произнес Дронго, — простите, что беспокою вас в столь позднее время. Вы, наверно, спали, а я вас разбудил.
— Кто это? — не сразу поняла она.
— Это Кузнецов. Мы с вами встречались несколько дней назад, — напомнил Дронго.
— Ах, Кузнецов, — без тени волнения произнесла она. Он был для нее в прошлом, она уже забыла о нем.
— Я, кажется, вас разбудил, — снова извиняющимся голосом сказал он.
— Нет, просто я работала у себя в кабинете. Что-нибудь случилось? У вас есть какие-нибудь новости?
— Нет. Просто я хотел задать вам один вопрос.
— Прямо сейчас, ночью? — продолжала удивляться она.
— Извините, но у меня очень важный вопрос.
— Какой? Что вам еще нужно? — спросила она, явно сдерживая нетерпение.
— На телевидении работает Роман Анатольевич. Вы его знаете?
Она на секунду запнулась. Потом спросила:
— Как вы сказали?
— Роман Анатольевич. Вы знаете такого?
На этот раз она не запнулась. Просто сказала:
— Я о нем слышала.
— Как вы к нему относитесь?
— Никак. Он мне неинтересен.
— Вы его давно знаете?
— Да, давно. Он работает администратором на телевидении, а я там иногда появляюсь.
— Вы можете о нем что-нибудь сказать?
— Нет, не могу. Я его не знаю.
— Извините меня, — он решил быть настойчивым, рискуя показаться даже нахальным, — меня интересует ваше к нему отношение.
— Нормальное. Как и ко всем остальным. Вы из-за него позвонили мне ночью? По-моему, это уже переходит всякие границы.
— Действительно, — механически подтвердил он, — извините меня еще раз. Спокойной ночи.
— Подождите, — вдруг сказала она.
— Я слушаю вас.
— Послушайте моего совета, — убежденно сказала она, — бросьте вы это дело. Не нужно больше им заниматься. Уезжайте к себе в Питер. Так будет лучше для всех, в том числе и для вас.
— Я вас понял, — сказал Дронго, — но боюсь, что не смогу принять ваш совет.
Вместо ответа она просто бросила трубку.
Это она, убежденно подумал Дронго, это она рассказала о моем визите. Даже если не самому Роману Анатольевичу, то какому-то другому собеседнику, который и вышел на этого администратора. Это была она.
Теперь он примерно представлял, как ему действовать.