Досье на Графа было изложено в традиционных для таких документов тонах. Оказалось, что аристократизм Графа всего лишь прикрытие его подлинной фамилии. Аристарх Савельевич Графов. Родился в пятьдесят втором. Несколько судимостей, в основном за вооруженные грабежи и соучастие в убийствах. В общей сложности отсидел больше четырнадцати лет. И к сорока годам был коронован. Обращала на себя внимание справка ФСБ. В группировке Графа находилось по оперативным и агентурным данным несколько бывших сотрудников милиции, военной разведки и КГБ.

В справке обращалось внимание и на связи Графа с некоторыми бывшими офицерами спецназа и военной разведки. В том числе и с ветеранами Афганистана. Прочитав эту справку, Дронго нахмурился. Такой человек, как Граф, вполне мог оказаться поставщиком киллера, который и убрал Алексея Миронова. Сначала нужно было разобраться с Графом, а уже потом выходить на человека, чью фамилию написал на салфетке Аркадий Глинштейн и фамилия которого привела в ярость Романа Анатольевича.

В три часа дня у Дронго должна была состояться встреча с Павлом Капустиным, тем самым талантливым журналистом, с которым он давно хотел познакомиться и который, по общему мнению, считался духовным наследником Алексея Миронова. Правда, с той лишь разницей, что Капустин не остался работать на канале, где работал Миронов, а перешел на СТВ.

На этот раз за ним заехала Лена, явно взявшаяся его опекать. Сама пережившая большое потрясение, она знала, как трудно бывает преодолеть стресс и выйти на прежний уровень работоспособности. Именно поэтому она так настойчиво опекала Дронго, считая, что тот нуждается в некоторой помощи со стороны. Он понимал ее и не стал возражать. С собой он захватил фотоаппарат.

К Павлу Капустину — фактическому руководителю СТВ — они поднялись вместе. Капустин уже знал, что к нему придет для интервью некий журналист Кузнецов, представляющий интересы популярного итальянского журнала в России. Ему также сообщили, что вместе с Кузнецовым будет еще одна журналистка, на что он благосклонно дал согласие.

После происшествия с Олегом Курочкиным Павел не спал всю ночь. Но уже на следующий день все пошло как обычно. И когда он увидел Курочкина, они разговаривали так, словно между ними не было отмененной программы, пачки стодолларовых купюр и протянутой руки молодого журналиста, крепко сжимающей деньги.

Они приехали ровно к трем часам и почти сразу были приняты Капустиным в его новом кабинете, где раньше работал Косенко. У дверей кабинета их встретил сам Капустин, молодой, стремительный, энергичный. Он был в элегантном темном костюме. И сразу предложил гостям разместиться поудобней, завоевывая их расположение своим демократизмом. Принесли кофе и печенье для журналистов. Капустин, улыбаясь, спросил:

— Что именно вас интересует, господа?

— Вообще работа тележурналиста, — пояснил Дронго. — Процесс подбора материалов, отбора информации, подачи ее. В общем — все, что вы можете рассказать. Нам хотелось бы сделать репортаж о самом молодом руководителе телеканала. И очень успешно развивающегося канала.

Похвала была приятна, но Капустин еще не настолько заматерел, чтобы не заметить очевидной лести.

— У нас и на других каналах много молодых, — сказал он, улыбаясь, — а проблемы везде одинаковые. И на нашем телевидении, и на итальянском, и на американском. Разве что только проблемы оплаты труда журналистов разные. Но это уже больше проблемы правительства, чем наши собственные.

— Вы перешли с центрального канала? Что вас там не устраивало? Система оплаты, ваше положение или что-нибудь еще?

— Все вместе взятое. Мне хотелось прежде всего реализовать свои идеи, а на СТВ я получил такую возможность, — не задумываясь, сказал Павел.

— Вас считают духовным наследником Алексея Миронова, — задал следующий вопрос Дронго, — что вы можете о нем сказать?

— Он был исключительно талантливым журналистом, — так же быстро ответил Капустин, — и мне приятно, что меня считают его продолжателем. Во всяком случае, мы постараемся использовать многие его идеи.

— И вы не боитесь, что можете кончить так же, как Миронов?

— Нет, — не задумываясь, сказал Павел, — не боюсь.

— Можно узнать, на чем основана ваша смелость?

— На чистом прагматизме, — пояснил Павел. — Я не занимаюсь финансовыми вопросами. В отличие от Алексея Миронова я занимаюсь только творческим процессом. Вопросы размещения рекламы и оплаты решает наша головная компания «Квант».

— Значит, вы считаете, что Миронова убили из-за этого? — спросил настырный журналист.

Павел немного растерялся. Получилось, что он сам подвел журналистов к этой мысли. Он впервые запнулся с ответом.

— Не совсем так, — сказал он наконец, — идет следствие, расследованием занимается прокуратура. Мы еще точно не знаем, из-за чего погиб Алексей Миронов.

— Однако вы считаете, что основной причиной были все-таки деньги, — настаивал Дронго.

— Давайте поговорим о работе нашего канала, — довольно невежливо перебил его Капустин. — Я думаю, что здесь я более компетентен. В день, когда убили Миронова, меня приняли на работу на телевидение. Запись есть в моей трудовой книжке. Я не работал с Мироновым ни одного дня и поэтому не могу ничего добавить к сказанному.

Дронго посмотрел на Суслову. Этот тоже все понимал и боялся. Словно существовал заговор молчания вокруг убийства Алексея Миронова. И никто не хотел нарушать табу. Явно из соображений личной безопасности.

— Меня интересует и такой человек, как Миронов, — вздохнул Дронго. — Судя по всему, он был реформатором на телевидении. Он пытался бросить вызов существующей системе, и поэтому его убили. Вы так не считаете?

Капустин вспомнил про пачки денег в своем сейфе. Про передачу с участием Олега Курочкина. Про быстрые и цепкие пальцы молодого журналиста. И вдруг услышал, как говорит:

— Да, я с вами согласен. Существующую систему на телевидении давно пора менять.

Дронго взглянул на Суслову и больше ничего не стал уточнять. Потом было двадцать минут ничего не значащей беседы. И только в конце, когда Капустин, увлекшись, начал рассказывать о своих планах реорганизации канала и конкуренции с другими каналами, Дронго снова нанес удар. Он невинным голосом уточнил:

— По-вашему, между каналами действительно существует конкуренция?

— Безусловно, — ответил Капустин, — причем очень серьезная.

— Может, этим объясняется тот факт, что, когда один канал показывал программу журналиста Малышева, где критиковалась ваша головная компания «Квант», вы в это время пустили по своему каналу один из самых нашумевших эротических фильмов последнего времени? И, конечно, сорвали показ программы Малышева. Вы хотели защитить руководство компании «Квант»?

— Почему вы считаете, что мы обязательно будем их защищать? — возразил чуть покрасневший Капустин. Он уже забыл, что говорил двадцать минут назад. Но Дронго не забыл.

— Вы же сами сказали, что финансовые вопросы на вашем канале решают представители головной компании «Квант». Я могу написать, что они фактические владельцы вашего канала?

Капустин понял, что попал в хорошо расставленную ловушку. Он с шумом выпустил воздух и начал гневно доказывать, что благотворительная помощь «Кванта» не может рассматриваться как прямое вливание денег, а прямых указаний он, как руководитель независимого канала, просто не потерпит. Ему было опять стыдно, но он продолжал уверять, что на СТВ существуют свои порядки и здесь не заказывает музыку тот, кто платит. Правда, по проницательным глазам журналиста он видел, что тот ему не очень верит. Но это были проблемы самого журналиста, который сам наверняка знал, что такое диктат хозяина.

— У вас еще есть вопросы? — спросил он.

— Только два, — улыбнулся Дронго.

— Если последние, то задавайте, — кивнул Капустин. Ему перестал нравиться этот дотошный журналист, так умело пользующийся его случайными промахами. Он даже не подозревал, что перед ним сидит один из лучших аналитиков, умеющий просчитывать возможные ответы своих собеседников и предугадывать их дальнейшие действия.

— Первый вопрос, — начал Дронго, — почему все телеканалы критикуют единственного и самого верного союзника Москвы — президента Белоруссии? Вам не кажется, что это не совсем верная государственная политика? И почему вы в таком случае критикуете его несколько меньше, чем все остальные?

— Это уже не один вопрос, а несколько, — ворчливо заметил Капустин, но, подумав, ответил: — Я не берусь говорить за другие каналы, но мы стараемся дать как можно более объективную информацию из соседних республик. Это наша твердая линия. Если кому-то нравится ругать президента Белоруссии, пусть ругают. Мы стараемся давать объективную информацию. И не отвечаем за действия других каналов.

— Значит, у вас не бывает скоординированной атаки? — понял Дронго.

— Это всего лишь миф, — улыбнулся Капустин. — Такая атака невозможна, да и вредна. У каждого канала свои интересы и свои телезрители. По-моему, я ответил на все ваши вопросы, господа. — Он поднялся с дивана. — Спасибо вам, — он пожал руки обоим журналистам.

— Разрешите снять вас за столом, — попросил Дронго, и, когда Капустин кивнул, он достал фотоаппарат, который принес с собой, и сделал несколько снимков.

Затем, поблагодарив еще раз Капустина, они вышли. Когда они уже сидели в автомобиле, Суслова недоверчиво посмотрела на Дронго.

— Зачем вам его фотографии? Вы действительно собираетесь послать их в какой-нибудь итальянский журнал?

— Нет, конечно, — улыбнулся Дронго, — просто я фотографировал в первую очередь его стол и бумаги, которые на нем лежали. Это меня интересовало больше всего.

— Вы не забыли, что у вас сегодня встреча с генералом Потаповым? — спросила она, поворачивая в сторону его дома.

— Не забыл, — угрюмо сказал Дронго. — Хотя я считаю, что беседа с Капустиным гораздо важнее встречи с генералом ФСБ. И лишний раз убедился в этом сегодня.

— В чем вы убедились? — нахмурилась она, с подозрением глядя на своего напарника.

— Он тоже знает тех, кому могла не понравиться излишняя самостоятельность телеведущих.

— У вас просто мания преследования. Вам повсюду мерещатся заговоры, — рассмеялась она. — Пора перестать думать об ужасах.

— Поэтому ты предлагала мне бросить это расследование? — спросил он.

Она резко затормозила.

— С тобой невозможно разговаривать, — нервно сказала она. — Неужели ты не понимаешь, почему я просила тебя прекратить расследование? Неужели это совсем непонятно?

Он молчал, глядя на нее.

— Почему ты молчишь? — спросила она. — Ты шутить с огнем, я тебе это уже объясняла. Но это не значит, что все происходящее зависит только от «вампиров». Просто внутри каждой системы бывают свои сложные взаимоотношения и трения. Их нужно учитывать. Куда ты смотришь?..

— Ты уже не носишь темные очки, — пробормотал Дронго.

— Да, не ношу. Ты слышал, о чем я тебе говорила?

— Поедем ко мне, — попросил он неожиданно.

— Что?

— Поедем ко мне.

Она взглянула на него, быстро отвела взгляд. Ничего не сказала.

— Ты слышала, о чем я попросил?

— Да. Ты не считаешь, что мы начинаем привыкать друг к другу?

— Это плохо?

— Это нецелесообразно, — сказала она с секундной заминкой.

— Ты поняла это сегодня? Или думала об этом и раньше?

— Прекрати. У тебя сегодня вечером важная встреча.

— Самая важная встреча у меня может состояться через пятнадцать минут, если ты повернешь машину.

Она усмехнулась, потом засмеялась. Глядя на нее, начал смеяться и он.

— Ты упрашиваешь меня как гимназистку, — сказала она.

— Да, — согласился он, — очевидно, процесс привыкания пошел даже более быстрыми темпами, чем мы предполагали.

— Ладно, — она улыбнулась, — кажется, ты меня уговорил. По-моему, это был твой личный рекорд. Ты упрашивал меня целых полминуты. В прошлый раз на весь процесс ухаживания ты потратил значительно меньше времени.

— Наверно, — согласился он. — Просто я разучился это делать.

— Значит, раньше ты ухаживал за дамами?

— Да, — серьезно сказал он, — просто я всегда чувствую, когда женщина может согласиться, а когда наверняка откажет. Поэтому я и не стараюсь гарцевать этаким петухом.

— Бедные женщины. Теперь я понимаю, почему ты до сих пор не женился. Тебе будет трудно ужиться с кем-либо. Ты умеешь просчитывать варианты даже в отношениях с женщинами. Тебе никто не говорил, что это неприятно?

— Я даже знаю, что будет дальше, — очень серьезно сказал Дронго.

— И что будет дальше?

— Ты не поедешь ко мне. Просто не захочешь.

Следующие несколько минут она молчала. Потом сказала:

— Вообще-то я действительно расхотела к тебе ехать. Но если я не поеду, то ты окажешься прав. А если поеду… Может, ты это сказал мне нарочно, чтобы я поехала. Ты сложный человек, очень сложный.

— Я знаю. Говорят, опытные бабники чувствуют, когда женщина готова сдаться. Наверно, это можно почувствовать. А я чувствую, как реагируют не только женщины и не только на меня. Вот и весь мой психоанализ. Я просто умею просчитывать действия разных людей. Как ты думаешь, это действительно плохо?

Она молчала. Сидела за рулем и молчала. Потом достала сигареты и закурила. И не произнесла больше ни слова до того момента, пока они не оказались в постели.