Она сама привезла его на квартиру, где он должен был встречаться с генералом Потаповым. Вопреки обыкновению, пунктуальный молодой генерал, никогда не опаздывающий на такие встречи, в этот раз задержался и прибыл со значительным опозданием. Когда он вошел в комнату, Дронго читал старый журнал, который он нашел здесь, терпеливо ожидая генерала. Суслова, конечно, не стала подниматься с ним, но охранник, сидевший в коридоре, даже не шевельнулся, когда он попросил у него какую-нибудь книгу или журнал. Бездействие для Дронго было хуже пытки.

— Добрый вечер, — сказал генерал, входя в комнату, — кажется, я немного опоздал.

Он опоздал на сорок минут, но Дронго не стал уточнять, приняв такую форму извинения.

— Что у вас нового? — спросил Потапов, усаживаясь напротив. — Сделай нам чай, Сергей, — попросил он охранника, словно тот был не на работе, а подрядился служить секретарем генерала. Но охранник, еще минуту назад молчаливый и надменный, засуетился, побежал на кухню, чтобы выполнить указание начальства.

— Пока работаю, — коротко доложил Дронго.

— Не слишком ли медленно? — спросил Потапов. — По-моему, уже пора переходить к конкретным результатам.

— А откуда вы знаете, что у меня их нет? — усмехнулся Дронго.

— В таком случае, почему их не знаю я? — нахмурился генерал.

— Результаты еще не совсем готовы, но уже первые подходы позволяют мне очертить круг подозреваемых и постараться точнее определить…

— Какое, к чертовой матери, точнее, — беззлобно перебил его Потапов, — вы же наверняка все знаете. Вы же прекрасный аналитик. Думаете, я так просто вас пригласил? Мы же проверяли. Лучше вас никого нет. И вы говорите «круг подозреваемых»… Не нужно меня обманывать.

— По-моему, мы говорим на разных языках, — возразил Дронго.

— А по-моему, вы просто хитрите, — упрямо возразил генерал. — С кем вы встречались за это время? Вы можете перечислить?

— Конечно. Со вдовой убитого журналиста, с его близкими друзьями, с его преемником, с актрисой, в организации убийства которой уже, кажется, успел признаться Роман Анатольевич.

— И с Павлом Капустиным?

— Вам сообщает обо всем Елена Суслова? — мрачно спросил Дронго.

— И не только она, — строго ответил генерал, — у меня есть свои наблюдатели, независимые от нашего связного. С ней-то вы, кажется, уже успели найти общий язык.

— Это тоже вам сообщили «ваши наблюдатели»?

— Не шутите. Я действительно считаю, что после стольких разговоров вы уже обязаны были сделать первые выводы. И хочу их услышать.

Сергей принес чай, и он замолчал, пока тот расставлял стаканы и чайник на столе. И лишь когда они остались снова одни, он снова заговорил:

— Я хочу услышать вас, Дронго.

— Не люблю делать поспешных выводов, — ответил он. — Не нужно меня торопить, это не даст положительных результатов. Мне непонятно, что именно вам нужно. Результат или сам процесс моего расследования?

Генерал помолчал. Потом осторожно заметил:

— Кажется, мы опять не понимаем друг друга.

— У меня пока нет конкретных результатов, — снова сказал Дронго.

— Но есть круг подозреваемых? — настаивал Потапов.

— Возможно.

— Есть или нет?

— Возможно, — повысил голос Дронго.

— Говорите, черт вас возьми! — закричал генерал.

— Идите вы к черту! — разозлился Дронго. — Я вообще откажусь от расследования, если вы будете со мной так разговаривать.

Потапов замолчал, тяжело дыша. Но потом вдруг схватил журнал, лежавший на столе, достал из кармана ручку и написал фамилию через весь журнал. Ту самую фамилию, которую ему в ресторане написал Аркадий Глинштейн. Генерал молча протянул журнал сидящему перед ним человеку. И, когда Дронго прочитал фамилию, схватил журнал снова и сорвал обложку, где была написана фамилия. Потом достал зажигалку, поджег лист бумаги и, пока он горел, мрачно смотрел в пепельницу. И лишь разворошив пепел, он посмотрел на Дронго.

— Сильно, — сказал тот, — очень сильно. Во всяком случае, это многое объясняет. В том числе и ваше нетерпение.

Он не стал договаривать, но оба собеседника понимали друг друга. Если заказчик расследования уже знал главную фамилию подозреваемого в организации убийства, то зачем он поручал искать его, нанимая аналитика и обещая выплатить ему фантастическую сумму в миллион долларов? Ответ напрашивался сам собой. Только в случае настоящих, абсолютно проверенных доказательств можно будет возбудить уголовное дело. И заместитель руководителя ФСБ боится называть эту фамилию даже на конспиративной квартире, опасаясь, что кто-нибудь может услышать о готовящейся акции против подозреваемого.

Дронго все понимал. Его наняли не просто для расследования. Все, почти все знают и понимают, кто мог организовать убийство Миронова. Почти все знают и фамилию главного организатора этого убийства. Но назвать фамилию — значит бросить вызов, начать изнурительную и очень опасную борьбу не только с тем человеком, который стоял за этим убийством, но и с силами, стоящими за его спиной. Такую миссию «Матросова», бросившегося на амбразуру, никто не хотел принимать на себя. И потому с общего согласия был нанят лучший аналитик, не имеющий никакого отношения к спецслужбам России, чтобы в случае удачи присвоить себе все лавры победителей, а в случае неудачи свалить все на голову нерадивого сыщика.

— Теперь вы понимаете, насколько мы нуждаемся в ваших услугах? — очень серьезно спросил генерал. — Все не так просто, Дронго. Одно дело знать, а другое доказать. Даже если я знаю, что кто-то сукин сын, то это я еще должен доказать. А вот если я сумею доказать… Тогда все будет в порядке. Но мне нужны точные, сильные, неопровержимые доказательства.

— Вы не можете перевести свое знание в мир реальных фактов? — холодно осведомился Дронго. Ему совсем не нравилась ситуация, в которую он попал. Такое с ним случилось впервые в жизни. Да, наверно, подобного не было ни у одного аналитика, расследующего столь сложные преступления. Большинство людей, знающих убитого, абсолютно точно вычислило и организатора этого убийства. Но вычислить — не доказать. Значит, на долю Дронго оставалось самое трудное — обвинить подозреваемого в убийстве и сделать это, подкрепив свои обвинения убедительными фактами. Только в этом случае генерал Потапов и те, кто стоял за его спиной, могли бы надеяться, что сумеют победить в той трудной схватке, которая им предстояла.

По существу, речь шла не об убитом журналисте, который, несмотря на огромную популярность, стал пешкой в этой игре. Речь шла о самом государстве, в котором не на жизнь, а на смерть схлестнулись несколько групп ведущих политиков, каждая из которых стремилась обрести наибольшее влияние, а значит, и занять руководящие посты в государстве. Обретению этого влияния и послужил бы показательный процесс над организаторами убийства журналиста Алексея Миронова. Но никто не хотел брать на себя ответственность за право первого удара. Эту роль «ударной пешки», вскрывающей фронт противника и неизменно погибающей при этом, отвели Дронго.

— Поэтому мы и предложили вам самому перевести эти подозрения в мир реальных фактов, — усмехнулся генерал.

— Что вы хотите? — прямо спросил Дронго. — Скажите мне конкретно, что именно вам нужно?

— Факты, — упрямо повторил Потапов, — только подкрепленные конкретными доказательствами, убедительные факты. Не слухи, не разговоры, не предположения. Такого добра хватает и у нас. Только факты. Неопровержимые факты. И вы получите свой гонорар.

— Либо деньгами, либо пулей, — закончил за него Дронго.

Генерал посмотрел на него. Помолчал. Потом криво усмехнулся и спросил:

— А вы хотели получить такой гонорар без риска для жизни? Так не бывает, Дронго. Так просто не бывает.

— Это я уже понял, — кивнул Дронго, — у вас ко мне все?

Потапов постучал по столу, где лежал журнал с вырванной обложкой. Выразительно сказал:

— Я думаю, что вы меня поняли.

— А я думаю, что вы меня нет. — Дронго встал и, не дожидаясь, пока высокий гость поднимется, кивнул ему на прощание, выходя в коридор.

Сидевший за столом генерал еще раз усмехнулся, потом, немного подумав, озабоченно взял журнал и на всякий случай вырвал следующую за обложкой страницу, решив подстраховаться.

Дронго медленно шел по улице. Свернул за угол. Он сразу почувствовал, что за ним следят. Это было какое-то непонятное чувство, обостренное постоянной настороженностью и подозрительностью. Пройдя еще несколько шагов, он резко свернул в подъезд и только затем выглянул, заметив остановившуюся рядом с домом машину. Это была Лена Суслова. Он вышел из подъезда и, ни слова не говоря, сел в автомобиль.

— В следующий раз предупреждай меня заранее, когда будешь следить за мной, — недовольно проворчал он. — А если бы я начал стрелять?

— Нет, — улыбнулась она, — я ведь знаю. Ты никогда не стреляешь, нападая первым. Ты делаешь это только в случае самой крайней необходимости. Я уже немного тебя знаю, чтобы предположить твою реакцию.

— Это плохо, — почему-то сказал он, — получается, что мои действия легко просчитываются. — Она искоса взглянула на него.

— Почему ты такой странный? Тебе никто не говорил, что ты ведешь себя неправильно? В отношениях с женщинами ты то приближаешься, то отдаляешься. Почему ты так делаешь?

— Не знаю. Наверно, потому, что боюсь иметь близких людей. У меня слишком опасная работа, чтобы я имел право рисковать еще чьей-либо жизнью. За моей спиной целый список могил. В том числе и моих друзей. И я не хочу множить этот список.

Она дотронулась до его руки. Мягко сказала:

— Это все твои страхи.

— Это реальность, — упрямо возразил он, — я ведь не совсем еще дисквалифицировался. Думаешь, я не понимаю, почему ты ждала меня у дома? Почему ты решила меня подождать?

— И что ты понимаешь?

— Все. То, что знаешь и ты. Вы все знаете, кто мог совершить это преступление. Но все делают вид, что ничего не знают. Как ты думаешь, я могу в такое поверить?

— Что тебе сказал генерал? — ответила она вопросом на его вопрос.

— То же, что и вы все. Он просто написал мне фамилию человека, о котором я уже слышал. Написал и сразу вырвал лист, чтобы его сжечь. Тебе не кажется странным, что генерал ФСБ боится называть имя этого человека даже на конспиративной квартире, в окружении своих сотрудников? Мне кажется, я ответил на твой вопрос.

— Уезжай из Москвы, — вдруг попросила она. — Я тебя прошу, уезжай!

Она вырулила машину к тротуару, они были недалеко от его дома. Он взглянул на нее. На этот раз она была более чем встревожена.

— Уже не могу, — очень серьезно ответил Дронго, — мой контракт не предусматривает выхода из игры. Ты ведь понимаешь, что уже поздно. Я теперь «носитель тайны». А таких «носителей» нигде не любят. Мне не разрешат выйти из игры.

— Господи, — вздохнула она, — почему ты ввязался в эту интригу? Ты в любом случае проиграешь. Никто тебя не станет защищать. Если ты найдешь убийцу, то тебя никто не будет благодарить. Ни те, против кого ты действовал. Ни те, для кого ты работал. И если не найдешь, ситуация будет такой же. У тебя нет шансов, Дронго. Ни единого. Наши «вампиры» тебя просто не отпустят. Неужели ты этого не понимаешь? При любом раскладе — ты в проигрыше.

— А я привык играть один, — улыбнулся Дронго, — и отвечать за свои действия. Не нужно так переживать.

Он поднял руку, чтобы дотронуться до ее волос. Она резко тряхнула головой.

— Иди ты к черту!

Он убрал руку и засмеялся. Она удивленно взглянула не него, не понимая, чем вызван его смех.

— Меня все время посылают к этому господину, — сказал он, объясняя свой смех.

— Не шути, — попросила она, — все очень серьезно.

— Я знаю. — На этот раз он провел по ее волосам ладонью, мягко притянул к себе. Она не сопротивлялась. Он наклонился и осторожно поцеловал ее в губы. И взглянул ей в глаза, чуть отстранясь. На этот раз она сама потянулась к нему и поцеловала.

— Ты необыкновенный человек, — прошептала она. — Тебе никто не говорил, что ты необыкновенный?

— Я буду считать это комплиментом, — чуть улыбнулся он.

— Будь осторожен, — попросила она, — я тебя очень прошу — будь осторожен! Мы все за тебя беспокоимся. Мы все очень за тебя переживаем. Потапов неплохой человек. Просто он тоже втянут в игру, как и все мы. Ты ведь понимаешь, что он никогда бы не решился сделать тебе такое предложение и заплатить за твое расследование целый миллион долларов. Есть очень много людей, которые готовы заплатить еще больше за конкретный результат. Гораздо больше. Речь идет не о несчастном Леше Миронове.

— Не надо, — перебил он ее, — не нужно мне ничего объяснять. Я все понимаю. И не нужно за меня так переживать. Мы еще только в середине пути, и я все-таки попытаюсь что-нибудь сделать.

— С кем ты еще хочешь встретиться?

— Теперь мне нужно снова нанести визит вдове покойного. Узнать некоторые подробности. И потом более определенно решать, с кем и зачем я должен увидеться. Но Графа я найду в любом случае.

— Он рецидивист, убийца.

— Если я не боюсь людей гораздо более страшных и могущественных, то тем более не буду бояться Графа, — сказал на прощание Дронго. — У меня к тебе просьба.

— Какая?

— Пусть получше допросят Романа Анатольевича. Он наверняка может рассказать много интересного. Кто и зачем ему все это поручил. От кого он получал указания. В общем, постарайтесь выжать из него все, что можно.

Она как-то странно взглянула на него.

— Я думала, что генерал тебе уже сообщил.

— Что? Что он должен был мне сказать?

— Роман Анатольевич отравился сегодня в нашей тюрьме. Кто-то передал ему цианистый калий. Он уже ничего нам не сможет рассказать.

— Как это произошло? — спросил ошеломленный Дронго.

Весть действительно была поразительной. Теперь он понимал страх генерала, в тюрьме которого неожиданно кончает самоубийством самый главный свидетель. И страх молодой женщины, сидевшей рядом с ним за рулем автомобиля.

— Его нашли несколько часов назад. Надзиратель уверяет, что у Романа Анатольевича ничего похожего на лекарство не было. Однако кто-то все-таки передал ему этот яд. Результаты вскрытия будут готовы через несколько часов. Но уже сейчас ясно, что он отравился.

— А ребята? — выдохнул он.

— Типичные «быки». Они ничего не знают. Их нанимали только для того, чтобы убрать Светлану Рожко и немного испугать тебя. Они получили задание избить тебя, но не убивать.

— От кого?

— От Романа Анатольевича. Но это ребята Графа, на которого они отказываются показывать.

Он решительно выскочил из автомобиля.

— До свидания! — крикнул он.

— Будь осторожен! — закричала она вслед, но он только махнул рукой.

«Значит, они убирают свидетелей даже в изоляторе ФСБ, — холодно подумал он, — кажется, мне нужно перестроить свою тактику».