На следующий день Александр Юрьевич должен был ехать на прием в американское посольство. Такие приемы часто устраивались иностранными представительствами, и на них мелькали одни и те же вечные фигуры известных деятелей культуры, политиков, бизнесменов. И если бизнесмены могли себе позволить ходить на такие приемы через раз, а политики вообще отрабатывали «обязательные номера», предпочитая не ходить туда, где не нужно было отбывать эти повинности, то деятели культуры появлялись на таких приемах с особым удовольствием. Самым главным поводом такого энтузиазма мастеров культуры было своеобразное подтверждение их высокого положения в обществе, когда их заслуги признавались даже иностранными посольствами. Кроме того, на таких приемах они завязывали необходимые знакомства.

…Утром взлетел самолет, отвозивший три чемоданчика Директора в Прагу. По предварительной договоренности с таможней самолет не досматривали, и чемоданчики благополучно прибыли в столицу Чехии…

Весь день Хозяин расспрашивал Константина Гавриловича о событиях предыдущей ночи. Червяков исчез, его тело было найдено в Москве-реке только через несколько дней. Константин Гаврилович так никогда и не сумел убедить президента компании, что он и его люди не причастны к этому событию. Казино «Серебряная салатница» серьезно пострадало, но тем не менее Курчадзе был доволен. Червяков был убит, а Граф куда-то исчез. Правда, вполголоса говорили, что он тоже убит. В бильярдной, где он любил проводить время, произошла перестрелка, и там убили нескольких боевиков Графа.

Вечером, перед тем как Александр Юрьевич должен был ехать на прием в посольство, позвонили его начальнику службы безопасности. Наблюдатель приглашал генерала встретиться и поговорить где-нибудь на нейтральной территории. Александр Юрьевич поехал на прием, а Константин Гаврилович на встречу с Наблюдателем. Перед этим он попросил Александра Юрьевича выйти в коридор и сказал, что Вихров уже достал необходимое оборудование, позволявшее подключиться к мобильному телефону Тарханова.

— Если вы его вызовете на откровенность, — осторожно добавил Константин Гаврилович, — он встревожится. А потом побежит звонить тому, кто был самым главным заказчиком. Мы будем слышать все его разговоры, куда бы он ни позвонил. Подслушивать мобильные телефоны довольно легко. Я даже удивляюсь, почему все этим не занимаются.

— Я понял, — кивнул Хозяин. — Думаю, он обязательно приедет на этот прием. Там будет Стэннард, а он нужен Тарханову. Как, впрочем, и мне.

Прагматичные американцы приглашали только тех, кто мог так или иначе оказать воздействие на политиков или тех, чье мнение было особенно авторитетно в обществе. Если деятель культуры, даже самый великий и выдающийся, не давал интервью, не мелькал по телевидению, у него не было шансов попасть на такой прием. Свое величие он мог осознавать только в полном одиночестве. В посольствах не любили гениальных неудачников.

Александра Юрьевича неизменно приглашали на все презентации, на все праздники и тому подобные торжества. Он появился на приеме в сопровождении Жени, которую таскал с собой в такие места. С женой он давно нигде не появлялся, а Женя, владевшая английским языком, выполняла роль не только эффектной женщины рядом с ним, но и переводчицы.

На приеме он увидел Тарханова. Тот стоял рядом с яркой блондинкой и, заметив своего конкурента, широко улыбнулся. Потом вместе с блондинкой подошел к ним, по-прежнему улыбаясь.

— Как дела? — спросил Тарханов, будто ничего не произошло за последние дни.

— Прекрасно, — заставил себя улыбнуться Александр Юрьевич.

От ненависти у него болели скулы, но срываться здесь было нельзя. Это было равносильно абсолютному поражению.

— Вы слышали насчет грантов, которые будет выделять фонд Кейера? — спросил Тарханов. — Говорят, что они уже сделали примерный список газет и журналов, которым собираются помогать.

— Поздравляю, — кивнул Александр Юрьевич, — ваши газеты наверняка в их числе.

— Не знаю. Я пока еще не уверен, — уклончиво заявил Тарханов.

К ним подошел греческий посол и отвел Тарханова в сторону, не дав им договорить. Блондинка двинулась за ними, очевидно, она была секретарем Тарханова. В последние годы многие предпочитали появляться на таких приемах с эффектными дамами, оставляя дома своих жен. Наиболее дальновидные вообще отправляли свои семьи из Москвы куда-нибудь в Европу, где жены жили в роскошных особняках, а дети учились в престижных европейских школах.

К Александру Юрьевичу подошел мистер Стэннард. Это был один из самых влиятельных политиков в Москве. Поговаривали, что он негласно даже консультировал членов правительства. Но все это было на уровне слухов. Однако Стэннард достаточно часто выступал со своим личным мнением на страницах крупнейших газет. И как правило, именно эти газеты и получали гранты фонда Кейера, выделяемые на развитие свободной прессы.

— Добрый вечер, Александр Юрьевич, — сказал подошедший Стэннард. По-русски он говорил прекрасно.

— Здравствуйте, — ответил Александр Юрьевич. По его мнению, Стэннард был слишком скользким и неприятным типом. Но все равно нужно было улыбаться.

— Я хотел бы с вами поговорить, — взял его за локоть Стэннард, кивая Жене. Она правильно поняла его, оставшись на месте. Собеседники могли обойтись и без ее перевода.

— Мы внимательно следим за успехами вашей компании, — сообщил для начала Стэннард. — Ваши газеты играют большую роль в демократизации всей жизни в России. А ваш телеканал становится одним из самых популярных в стране.

— Мы стараемся, — угрюмо подтвердил Александр Юрьевич, глядя в ту сторону, где находился ненавистный Тарханов.

— Но последние публикации в газетах нас немного настораживают, — улыбнулся собеседник, возвращая его на землю.

— Почему настораживают? — спросил он, заставляя себя отвернуться от Тарханова.

— В вашей газете «Двадцать первый век» Косенко написал, что союз России и Белоруссии является убедительным примером дружбы двух народов. Он даже написал, что семьдесят процентов населения обеих республик готовы проголосовать за подобное объединение. Где мистер Косенко нашел такие цифры? Это же противоречит здравому смыслу. И потом это повторили по вашему каналу. Телевидение — это зеркало нашей жизни. Нельзя, чтобы оно было фальшивым, — улыбнулся американец.

— Почему противоречит? — спросил Александр Юрьевич у Стэннарда. — Мы взяли данные социологов.

— Социологи не всегда бывают правы, — с легкой улыбкой возразил Стэннард, — подумайте об этом. Очевидно, мистер Косенко несколько увлекся. Имидж вашей газеты достаточно серьезная вещь, чтобы так просто им рисковать. Когда все газеты пишут о нарушениях прав человека в Белоруссии, ваша газета пишет о пользе объединения. Это не совсем правильно. И самое главное, конечно, ваш канал. Он пользуется большой популярностью, но нельзя давать такую непроверенную информацию.

— Почему не совсем правильно? — довольно невежливо спросил Александр Юрьевич. — Вы хотите, чтобы все газеты писали только гадости про наших соседей. Но мы обязаны иногда писать и правду.

Стэннард удивленно поднял правую бровь. Он был высокого роста и худой как жердь. Он даже ходил чуть согнувшись.

— Пошлите своих корреспондентов в Минск, и вы убедитесь, как там нарушаются права человека, — убежденно сказал американец. — Вы могли бы более подробно рассказывать об этом на своем канале.

Тарханов хохотал, стоя в другом конце зала. А Женя уже начала улыбаться неизвестному молодому человеку, который очень развязно разговаривал с нею.

— У нас и так достаточно каналов, которые говорят про это, — резко ответил Александр Юрьевич, — а на нашем канале мы уделяем не очень много внимания политике. У нас канал рассчитан на молодежь.

— Верно, — согласился Стэннард, — но молодежь нужно правильно ориентировать. Сейчас как раз рассматривается вопрос о выделении грантов Кейера. Мы думаем, что ваши газеты могли бы попасть в список фонда.

«Он меня покупает, — с ненавистью подумал Александр Юрьевич, — примитивно и грубо покупает. Если я соглашусь, то наши газеты получат гранты и все будут писать о нашем канале как о самом демократическом канале нашего телевидения. Если откажусь, он натравит на нас журналистов, и они раздолбают наш канал».

— Я подумаю над вашими словами, — сказал он.

— Конечно, — улыбнулся Стэннард, — наши главные приоритеты — это права человека. И когда они нарушаются в Минске, мы не можем молчать. Ваши газеты должны занимать более твердую позицию в отстаивании демократических принципов. Это универсальные принципы свободы.

«Сукин сын, — в который раз подумал Александр Юрьевич, — готов говорить о чем угодно, готов платить любые деньги, лишь бы мы писали побольше гадостей про режим в соседнем государстве. Он думает, что мы все такие дураки. Им просто не нужно это объединение, поэтому они и стараются изо всех сил. Лучше заплатить сто миллионов долларов газетам и телевидению в Москве, заставив нас отказаться от этого союза, чем тратить миллиарды долларов на поддержание обороноспособности соседних с Белоруссией государств. Он думает, что нас всех можно просто так купить».

И несмотря на то, что он понимал все мотивы щедрых посулов Стэннарда, он все-таки сказал:

— Благодарю вас за ваши предложения, мистер Стэннард. Мы и дальше будем защищать принципы демократии и свободы.

Он знал, что это неправда. Но и Стэннард знал, что он знает. В свою очередь, Александр Юрьевич знал, что Стэннард знает о его знании. Получался замкнутый круг, в котором партнеры были довольны друг другом и не строили никаких иллюзий.

— Вы должны занимать более наступательную позицию, — сказал Стэннард, — нельзя прощать мистеру Лукашенко нарушений прав человека.

«Ублюдок, — подумал Александр Юрьевич, — нагло и бесцеремонно советует мне, что делать».

Он уже открыл рот, собираясь выругать своего собеседника, но только, вздохнув, сказал:

— Мы стараемся быть объективными в силу своих способностей.

В конце концов гранты фонда Кейера — это почти два миллиона долларов, резонно рассудил он. С Белоруссией ничего не случится, если ее президента немного покритикуют, а зато его газеты получат эти деньги.

— Мы обязательно учтем ваше мнение, — снова сказал он, ненавидя себя в этот момент.

И быстро отошел от Стэннарда, направляясь к Жене, по-прежнему весело разговаривающей с молодым человеком. Александр Юрьевич, сделав неприятную мину, подошел к ним.

— Познакомьтесь, — как ни в чем не бывало сказала Женя. — Мистер Витторио Занетти. Он приглашает меня, Капустина, Косенко и Якова Абрамовича совершить поездку во Францию и Италию за счет их журнала. Они оплачивают нам переезд в обе стороны первым классом и обязуются разработать программу нашего пребывания там.

Молодой человек весело улыбнулся.

— Обязательно, — постаравшись улыбнуться в ответ, сказал Александр Юрьевич, взяв Женю за руку и отводя от смазливого иностранца. Потом негромко процедил: — Дура.

Она не обиделась. Она давно уже не обижалась на подобные его высказывания. Просто высвободила руку и без обиды сказала:

— Я все понимаю и без твоих оскорблений. Но Косенко и Капустин могли бы слетать в Европу. Они ведь все равно ничего не решают. Косенко упрямый, как черт, его трудно купить обычной поездкой в Мадрид или Париж. И он упрямо будет стоять на своих позициях, доказывая, что объединение России и Белоруссии выгодно обоим государствам. Здесь у них дохлый номер, они его все равно не купят. А Капустину будет полезно немного посмотреть на зарубежный стиль работы. Они ведь работают гораздо лучше, чем все наши каналы телевидения вместе взятые. Что касается Якова Абрамовича, то он и без того не захочет поехать куда-нибудь, у него слишком много работы. Остаюсь только я… — закончила она многоточием, и Александр Юрьевич догадался, что именно он услышит. — А я никуда не уеду без твоего согласия, — закончила она.

Он снова взял ее за руку.

— Извини, кажется, я погорячился.

Она невесело усмехнулась. Но на этот раз не стала выдергивать руку.

— В последнее время ты горячишься чаще обычного.

— Да, нервы, — кивнул Александр Юрьевич, наблюдая за Тархановым. Тот о чем-то говорил со Стэннардом, поглядывая в их сторону.

Сукин сын, в который раз с ненавистью подумал Александр Юрьевич, подходя ближе.

Заметив его, Стэннард сделал широкий приглашающий жест.

— Мы говорили с мистером Тархановым о возможности более широкого участия ваших каналов и газет в наших программах, — пояснил американец. — Мы готовы каждый год принимать несколько ваших журналистов в Америке. Изучение американского опыта работы журналистики. Мне кажется, это будет весьма полезно для всех нас и поможет нам легче понимать друг друга.

Тарханов широко улыбнулся, и Александр Юрьевич, уже чувствуя, что не может сдержаться, вдруг сказал:

— Некоторые из нас уже неплохо переняли кое-какой американский опыт.

— Что вы хотите сказать? — не понял Стэннард.

— У нас даже практикуется физическое устранение конкурентов, — довольно громко сказал Александр Юрьевич, глядя прямо в глаза Тарханову. — Например, нанимаются бандиты, чтобы убрать неугодного руководителя канала. Или своего конкурента.

Американец заулыбался. Тарханов ощутимо вздрогнул и отвел глаза. Он знал. Теперь не было никаких сомнений. Он знал все. Это был он. Александр Юрьевич сжал кулаки. Американец хлопнул его по плечу.

— Но это не американский опыт работы, это скорее итальянский. «Коза ностра». Мы так давно не работаем.

Тарханов побледнел, но вымученно улыбался. Александр Юрьевич, чувствуя, что звереет, нервно добавил:

— Наши руководители каналов не придерживаются никаких моральных норм. Они нанимают профессиональных убийц, чтобы устроить свои дела.

При этих словах Тарханов не выдержал. Он изменился в лице и, пробормотав какие-то извинения, быстро отошел от них, направляясь к выходу и забыв даже о блондинке, пришедшей с ним на прием. Стэннард, перестав смеяться, удивленно посмотрел ему вслед.

— Что с ним случилось? — спросил американец.

— Наверно, голова разболелась, — ответил довольный этой сценой Александр Юрьевич и достал мобильный телефон.

К Стэннарду уже спешил министр культуры. Александр Юрьевич позвонил своему начальнику службы безопасности.

— Константин Гаврилович, — тихо сказал он, — вы были правы. Я только что в этом убедился. Обо всех его разговорах докладывайте мне. Я думаю, в ближайшие несколько минут он кому-нибудь позвонит.

— Вы ему все сказали? — тревожно спросил Константин Гаврилович. — Вы рассказали ему обо всем?

— Нет. Но он все понял. Слушайте его разговоры, он наверняка сейчас будет кому-нибудь звонить.

И, убрав телефон, Александр Юрьевич обернулся. Женя опять говорила с этим смазливым Занетти. И хотя она ему все объяснила, у него все-таки окончательно испортилось настроение.

В этот момент Тарханов, выскочивший из посольства, лихорадочно набирал номер известного ему телефона.

— Он все знает! — закричал Тарханов. — Он все знает. Наверно, опять этот проклятый журналист Кузнецов. Или его генерал.

— Не говори глупостей, — посоветовал ему собеседник, — приезжай ко мне, и мы все обговорим.

— Он мне все рассказал… — снова начал Тарханов.

— Хватит, — жестко прервал его собеседник. — Этот журналист действует не сам по себе. У него соответствующее поручение. Приезжай ко мне и поговорим.

Константин Гаврилович в это время сидел в ресторане с Наблюдателем. Им был заказан отдельный кабинет, и теперь они оба внимательно слушали магнитофонную запись разговора Графа и Тарханова.

— Мы ничего не знали, — угрюмо сказал Наблюдатель, — все эти гниды действовали без нашего согласия. И Граф, и Тит, и Родион Червяков. Они решили удариться в политику. Дурачки, думали таким образом защиту себе найти. Думали, что в политике честнее играют, чем в нашем деле.

— Вы видите, что они подвели и вас и нас, — убедительно сказал Константин Гаврилович. — Мы бы никогда не осмелились сделать с Титом то, о чем вы думаете. Просто хотели его немного попугать. А он взял и умер. Я думаю, эксперты-патологоанатомы могут установить, что мы его не трогали.

— Уже установили, — мрачно ответил Наблюдатель. — Но вы его трогали. Просто он сдох раньше. Поэтому я думаю, что сто кусков вы нам должны положить за беспокойство.

— А как насчет казино? Ваши люди нанесли огромный ущерб нашему другу? — спросил Константин Гаврилович.

— Это не наши люди, а шпана Графа. Если он останется жив, с него и спрашивайте, — предложил Наблюдатель, — он обманывал всех. И нас, и вас, и своих заказчиков.

— А как насчет киллера? Вы его отзовете?

— Зачем? — ухмыльнулся Наблюдатель. — Вот послушайте, здесь есть интересные места. Я специально сделал отдельные отрывки.

Он снова включил кассету.

«Извините, — раздался голос Графа, — ребятам указания давал насчет казино. Вся братва на ноги поднялась.

— Из-за вашего ублюдка, с которого сняли брюки? — Голос Тарханова. — Вечно вы перекладываете свою работу на плечи других».

— Вот видите, — сказал, улыбаясь, Наблюдатель, — этому типу не нравится, когда перекладывают свою работу на других. И вот еще послушайте. — Он снова нажал кнопку.

«Кто еще знает правду про казино? — гневно спрашивал Тарханов. — Я не имею в виду ваших кретинов, которые собираются выступать в роли Робин Гудов и мстить за своего убитого вора…»

— По-моему, достаточно, — сказал Наблюдатель, — этот типчик нас совсем не уважает. Значит, мы не будем перекладывать свою работу на других, а сами сделаем ее для него. Выступим, так сказать, в роли Робин Гудов, как он выразился.

— Это ваше дело, — пожал плечами Константин Гаврилович, — но учтите, что он очень известный человек. У вас могут быть неприятности.

— Это у вас могут быть неприятности, — ухмыльнулся бандит, — а у нас бывают убийства. Дырка в голове, и нет неприятностей. Словом, мы договорились. Сто кусков за беспокойство нашей братве, и мы расстаемся друзьями.

— И вы убираете своего киллера?

— Конечно, — кивнул Наблюдатель, — можете не сомневаться.

— Договорились, — также кивнул в знак согласия Константин Гаврилович.

Но, когда он вернулся к себе домой, его уже ждал сидевший там с несчастным видом Вихров.

— Что случилось? — спросил генерал.

— Вы знаете, кому он звонил? — вместо ответа спросил Вихров и назвал фамилию.

Константин Гаврилович осторожно сел на стул, сглотнул набежавшую слюну. И, вспомнив слова Наблюдателя, задумчиво сказал:

— Тем хуже для Тарханова. Он все равно уже обречен.

— Что? — спросил Вихров.

— Ничего. Ты никогда не слышал эту фамилию. И даже не знаешь, кто это такой. Ты меня понял?

Вихров кивнул головой. Потом, не удержавшись, спросил:

— Константин Гаврилович, можно один вопрос?

— Один можно, — выдохнул генерал, — но последний.

— И долго мы будем жить в таком дерьме? — последовал неожиданный вопрос.

Генерал растерялся. Первый раз в жизни он не знал, что ответить. Пауза явно затягивалась, и тогда он просто выругался. Громко и грязно. Это и был его ответ на вопрос Вихрова.