Весной 1990 года я перевелся на КУОС преподавателем тактико-специальной подготовки и вскоре получил очередное воинское звание. Организовал скромный банкет. Как и положено, вытащил зубами звездочки со дна стакана.

Начальник курсов Сергей Александрович Голов торжественно вручил новенькие погоны, пошутил:

— Майор — это еще так себе, ни рыба ни мясо. Теперь ты подполковник, настоящий старший офицер и можешь обращаться на «ты».

Но у меня никогда не поворачивался язык «тыкать» своим учителям.

Работа преподавателя специальных курсов оказалась не менее интересной, чем служба в боевом подразделении. Например, доводилось заниматься с будущими разведчиками, курсантами Краснознаменного института имени Ю. В. Андропова, и выезжать в командировки для обучения спецрезервистов. Участвовал в составлении толкового словаря для подразделений специального назначения. В КГБ имелось два совершенно секретных словаря: контрразведывательный и разведывательный. Однако они не подходили для спецназа. Например, что такое «диверсия»? В Уголовном кодексе РСФСР и в контрразведывательном словаре это деяние враждебных нам сил, за которое им следует откручивать головы. В спецназе «диверсия» толкуется всего лишь как способ выполнения поставленной задачи без вступления в боевое столкновение с противником. А что такое «террор», «засада», «налет», «наведение», «маяк» и т. д.? Это с какой стороны посмотреть.

На одном из занятий слушатели поинтересовались, каким образом я, колхозный экономист, попал в категорию профессиональных диверсантов?

— Ребята, на этот счет имеются два ответа. Шутливый и серьезный. Начну с первого.

Первый серьезный бомбический опыт я приобрел в детстве, когда пас баранов в горах. Рядом с нашей кошарой в соседнем ущелье обитал сурок. Каждое утро, когда я выгонял отару, пытался догнать его. Но сурок оказывался проворнее и успевал юркнуть в нору. Однажды я сел на коня и оказался возле его жилища раньше него. Бедный зверек был вынужден нырнуть в соседнюю норку, глубиной около двух метров. Решил выкурить его дымом. Но кизяк для этих целей не подходил. Тогда принес пачку черного пороха, завернул в газету, обвязал шпагатом, смоченным в керосине. Затолкал «бомбу» шестом и поджег шнур. Чтобы дым не вырвался наружу, прикрыл вход фуфайкой, а для надежности еще сел сверху. Я как-то не сообразил, что смастрячил своеобразную пушку, в которой сам оказался в роли снаряда. Короче говоря, получив мощный толчок под зад, пролетел несколько метров. Сурок так и издох в норе. К тому же дома получил нагоняй за прожженную фуфайку.

А если серьезно, то в «Вымпеле» я не мог конкурировать с ребятами, имеющими практический опыт зарубежной работы, владеющими несколькими языками и обладающими высокими покровителями. Поэтому, чтобы сделать нормальную карьеру, я выбрал специальность минера. Работа рисковая, не каждый пойдет.

У заместителя начальника курсов, назовем его условно «Профессор», были влиятельные связи. Однажды, придя на работу, он важно протянул руку:

— Эту ладонь вчера жал сам Президент Горбачев! Можете подержаться, я ее второй день не мою.

«Профессор» рассказал, что обратился к Горбачеву с письменным предложением разработать концепцию национальной безопасности СССР и получил поддержку. После 15-минутной беседы Горбачев поставил на письме резолюцию для премьер-министра Павлова выделить необходимые средства. Вся хитрость «Профессора» заключалась в том, что он обратился по партийной линии. Зашел к Генеральному секретарю, а вышел от Президента. Если бы он, будучи всего лишь полковником КГБ, обратился в установленном порядке и подал рапорт по команде, первый же генерал наверняка зарубил бы идею либо напросился в соавторы.

— Послушай, Эркебек. Почему бы тебе не обратиться к президенту Киргизии Акаеву с аналогичным предложением? Будем вместе работать над концепциями суверенных государств, — предложил он.

В ту пору сотрудниками КГБ было разработано целых пять вариантов Союзной концепции, но ни один не был принят.