Наконец настала пора отпусков. Но что делать в отпуске, когда у тебя ребенок на руках? Сидеть по целым дням в номере отеля, присматривая за ним? А как же отдых, ничегонеделанье, прогулки, поездки?..

Я предложила Николя отвезти нас в Пари-пляж. Это было недалеко от Марэ, туда можно взять с собой прогулочную коляску — как раз представится случай снова достать из кладовки «Плико» и попытаться собрать ее общими усилиями. Я захвачу пляжные полотенца. Ребенок будет счастлив поплескаться в воде. Леа обожала воду, она никогда не была так счастлива, как в те моменты, когда принимала ванну. Там она была в своей стихии — шлепала по воде руками и ногами, пробовала ее на вкус, плавала, как маленькая рыбка, и смеялась вовсю. Однако после разведывательной поездки к предполагаемому месту отдыха я отказалась от своего намерения — пляж настолько густо застилали тела загорающих, что не оставалось места ни для прогулочной коляски, ни вообще для чего бы то ни было.

Многие знакомые советовали нам агентство приходящих нянь под названием Club Med. Моя сестра Катя, многоопытная мать двоих детей, уверяла, что это идеальный вариант, поскольку можно будет не привлекать к присмотру за ребенком дедушек и бабушек.

Няни там были образцовые, особенно с тех пор, как клуб изменил свою политику выбора среди кандидатур. Прежде к концу лета в тех семьях, где они работали, происходило слишком много разводов, потому что отцы семейств часто завязывали с нянями тесные отношения. Но с тех пор как на работу стали принимать исключительно уродливых женщин, все наладилось.

Однако я не очень склонялась к такому варианту. Лучше остаться в Париже, чем обращаться в это заведение, устроенное потребительским обществом на благо потребительскому обществу. Я отказалась от своих романтических представлений о мире, которые у меня были до рождения ребенка.

После экскурсии в Пари-пляж я решила остановиться на Отранте, курорте в Италии. Мы принялись собирать вещи. После трех часов усилий три огромных чемодана оказались забитыми памперсами, детской одеждой, бутылочками, подогревающим устройством для них, стерилизатором, игрушками, гигиеническими средствами. Плюс еще переносная колыбелька и прогулочная коляска с тентом от дождя. Целое хозяйство.

Со всем этим скарбом мы прибыли в аэропорт и подошли к стойке «Эр Франс», где выяснилось, что у представителей авиакомпании возникли некоторые сомнения на наш счет. После нескольких уточняющих телефонных звонков нам сказали, что для путешествия ребенка достаточно семейного удостоверения, но, когда мы снова вернулись к стойке, выкупив билеты, которые нельзя было теперь ни сдать, ни обменять, нам объявили, что для ребенка нужен паспорт кого-то из родителей. Я напустилась на Николя, обвиняя его в том, что он ничего не может сделать как нужно и вот теперь у нас пропадут билеты и мы никуда не поедем! Просто замечательно!

Вместо того чтобы вернуться домой, наконец был выбран рейс «Алиталии» с более приемлемыми условиями. Отель, в который мы прибыли, располагался в приятном месте, окна выходили на море — вполне приличный курорт XXI века. Настоящий рай в глуши… Подальше от Франции со всеми ее проблемами! Вся обстановка здесь казалась театральной декорацией.

Помимо прочих развлечений, здесь можно было записаться на программу «Мать и дитя», что я и сделала в надежде улучшить фигуру. День первый: полуторачасовой массаж. Обращение с клиентами было всецело направлено на достижение релаксации. Массажист наносил мне на кожу ароматические масла, а потом растирал, словно чертя на теле какие-то невидимые каббалистические знаки. Я уже начала понемногу расслабляться, когда мне сообщили, что звонит муж, потому что ребенок плачет. Под изумленным взглядом «релаксатора» я вскочила, мгновенно влезла в халат и шлепанцы и помчалась в игровую комнату для детей. Там я обнаружила Николя, всецело увлеченного разговором с няней, которая оказалась хорошенькой юной блондинкой.

— Барбара, познакомься, это Наташа, она занимается Леа… Наташа, это Барбара, мама Леа.

Не говоря ни слова, я смерила ее взглядом с головы до ног, взяла ребенка на руки и вышла.

— Можно подумать, ты попал на Остров Искушений, — сказала я Николя за ужином.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать, что, если ты будешь продолжать общаться с хорошенькими няньками, я заберу своего ребенка и уеду.

— Твоего ребенка!.. Это и мой ребенок, хочу тебе напомнить! И потом, мне все это осточертело!

— Что?

— Жить с тобой. Проводить с тобой отпуск. Я устал от твоих придирок, мрачности, паранойи!

За соседним столиком сидела красивая, типично итальянская пара. Мужчина был одет в белый льняной костюм, женщина в облегающих безукоризненную фигуру джинсах держала на коленях восхитительного херувимчика трех месяцев от роду, который безмятежно спал.

— Посмотри, — сказала я вполголоса, — какой у них счастливый вид! Почему у нас все не так?

Николя скосил глаза в сторону:

— И чего особенного ты в них нашла?

— Они хорошо одеты, стройны и, судя по всему, влюблены друг в друга.

— Ты знаешь, я тоже за ними наблюдал. Не думаю, что они так уж сильно влюблены. Ни словом не обменялись за весь ужин.

— Вот как? — спросила я с невольной надеждой. Конечно, это было глупо, но от его слов у меня поднялось настроение.

— И потом, их ребенок спит; поэтому нельзя утверждать, что он более спокойный, чем Леа. К тому же она не кормит его грудью, а дает бутылочку с соской.

— Знаешь, я думаю, что любовь — как снег: сначала появляется, потом исчезает…

— Нет… Нет, Барбара. Это не любовь исчезает, а время проходит…

Мы вернулись в номер измученные, готовые рухнуть от усталости, вместе с малышкой, которая задремала после еды. У нас больше не было желания обниматься.

Днем Николя несколько раз пытался заняться со мной любовью, но как только мы сближались, ребенок тут же просыпался, словно детектор секса. Что с нами произошло? Вернутся ли чувства? Объятия, ласки, слова любви… Мои нынешние взгляды на секс сильно отличались от тех, что были до беременности. Визит к гинекологу уже не смущал. Прежде мешала боязнь, а сейчас это стало равносильным тому, как если бы я показывала врачу руку или ногу. Произошла десакрализация, и все стало естественным, страх прошел. Наиболее священный внутренний орган теперь не был сокрыт. Сексуальности больше не существовало, потому что она — священное табу. Если показываешь женские органы, как руку или ногу, это означает, что в самом сексе уже не осталось ничего сокровенного.

Эротизм питается лишь ограничениями и запретами. Рождение ребенка снимает все табу. Сам секс не сексуален. Это воистину изгнание Адама и Евы из рая! Я больше не знала стыда, мое влагалище было местом выхода в этот мир, сначала разрушенным, затем восстановленным заново. Теперь я могла снова забеременеть. Я смотрела на мужчин примерно так же, как и на женщин. У меня было ощущение настолько сильной близости с Николя, что он казался мне братом, а не мужем.

Сейчас он спал, повернувшись ко мне спиной. Лежа рядом с ним, не в силах заснуть, несмотря на усталость, я думала: знают ли те пары, которые собираются жить вместе, что их ждет? Разве их предупреждают? Разве их к этому готовят? Нет, их оставляют наедине с прекрасными иллюзиями. Бедная Золушка, бедный Прекрасный Принц!.. Но хотя бы в вечер бала так, наверное, и должно быть?..

Что происходит потом? Во время беременности и после родов, когда уже не можешь заниматься любовью, когда люди отдаляются друг от друга, а твой любимый смотрит на других женщин. Когда ссоришься с ним каждый день из-за мелочей и понемногу смиряешься с тем, чтобы быть несчастным…

Есть любовь первых дней, и есть зрелая, та, что приходит после, о которой обычно никто не думает. Однако первая любовь — это пустяк по сравнению с любовью супружеской. Мы прекрасно знаем, что такое быть влюбленным, жить в мире прекрасных иллюзий, быть ведомым страстью. Но что такое жить с женой? Что такое спать с женой? Что такое узнавать жену после того, как она дала жизнь ребенку? Если любовь — это всего лишь первые ласки, то она меня не интересует. Если любовь длится столько же времени, сколько поцелуй, а потом умирает, то она меня не касается. Если она заключается в том, чтобы прожить несколько месяцев в абсолютном счастье, то это ничего не говорит мне о том, что такое любить по-настоящему. Если можно любить много раз, разных людей, разные тела, — я опять же не хочу об этом говорить. Если сердце сжимается при одной мысли о том, что ты можешь его потерять, — этого мне тоже недостаточно. И даже если любовь со временем изменяется, я верю, что она существует. Иначе жизнь не имела бы для меня большого значения.