25

Наблюдать.

Первое время Анжела все свое время тратила на то, чтобы узнать все о повседневной жизни Люси. Нужно было узнать все о ее буднях, и это требовало постоянного, напряженного внимания. Запомнить, как она двигается, как и на что реагирует, ее жесты, походку, выражение лица и, что не менее важно, манеру разговора. Их интонации во многом совпадали, но были и отличия, например: любимые слова, выражения, построение фразы.

Потом настал черед запоминать невероятное множество мелочей, необходимых для того, чтобы полностью раствориться в образе Люси — ее привычки, машинальные действия… Даже то, как она варит кофе — четыре ложки арабики на пять порций воды, — или то, что она всегда аккуратно закрывает пакет, достав оттуда ломтик хлеба. Анжела это делала только в конце завтрака. При входе в дом сначала снимать туфли, а только потом — плащ. Всегда садиться на одно и то же место — за кухонным столом, в столовой или на диване в гостиной. Запомнить, как Люси накрывает на стол, заправляет свою постель и постель детей. Кучу вроде бы незначительной, но необходимой информации — место каждой вещи в доме, как работает стиральная машина, посудомойка, сушка для белья, водонагреватель, музыкальный центр. Отложить сорок евро для помощницы по хозяйству, которая приходит по средам. Аккуратно складывать все квитанции и чеки на хозяйственные расходы в обувную коробку на буфете в гостиной — на всякий случай, вдруг понадобится что-то проверить. Класть газеты на стол в гостиной, чтобы Ив сразу видел их, когда приходит с работы. Пользоваться одной посудой в будни, но по воскресеньям и праздникам доставать красивый сервиз, который Мирей подарила молодоженам на свадьбу. Каждый вечер закрывать на задвижку дверь погреба и гаража. Оставлять связку ключей на этажерке в прихожей. Вечером в среду и воскресенье выносить мусорные мешки, развешивать мокрые полотенца на батарее в ванной. Никогда долго не говорить по телефону, боясь пропустить звонок Ива. И еще тысяча подробностей… Анжела прежде и подумать не могла, насколько они важны.

Методичное запоминание вкусов Люси, когда нельзя пропустить ни одной мелочи, — самая нудная часть работы. Кофе с двумя кусками сахара, но без молока. Одежду синего цвета она любит носить с чем-нибудь желтым и так же одевает детей. Душ, а не ванна; мед, а не варенье; теледебаты, а не фильмы; растительное, а не сливочное масло; футболка вместо ночной рубашки. Косметика — одной марки, по приходу домой включить радио, всегда настроенное на одну и ту же волну; каждый вечер, после ужина, готовить себе липовый чай. Собрать столько сведений тайно, скрытно, осторожно — чтобы никто ничего не заподозрил — поистине титанический труд.

Смотреть, следить, наблюдать, делать выводы, догадываться, проверять и перепроверять.

Каждая информация, получившая подтверждение, старательно заносится в особый блокнот. Сначала Анжела составила список того, что ей нужно узнать, а теперь вычеркивает пункты один за другим.

Потом она придумывает, как проникнуть в подробности жизни сестры, скрытые от чужих глаз. Узнав, что Ив задерживается на работе, Анжела великодушно предлагает сестре помочь с детьми. Так она постепенно узнает, как проходят вечера. Сначала забрать Макса из детского сада, расположенного в левом крыле школы, а потом Лею — из начальных классов первого отделения. Вернувшись домой, дети могут посмотреть телевизор, но не больше чем полчаса. Пока они в ванной, приготовить еду. Ужин с половины восьмого до восьми вечера, а перед тем никаких перекусов. Выходя из ванной, дети должны надевать халаты и тапочки. Есть через силу детей не заставлять, не настаивать, если они что-то оставили в тарелке. Церемония отхода ко сну: рассказать каждому сказку, поставить стакан воды на тумбочку у постели, подстелить клеенку Максу, у которого ночью пока еще случаются неприятности, один раз подняться к каждому в комнату, если это действительно необходимо, и только потом повысить голос, если дети никак не угомонятся. Приготовить одежду на утро, отнести школьные сумки в холл, грязную одежду — в ванную.

Анжеле неясно только одно. Как проходят вечера, когда Ив дома. Что он делает, а что нет? Делят ли они домашние обязанности поровну? Помогает ли Ив готовить ужин, купать детей и укладывать их спать?

Чтобы узнать ответ на все эти вопросы, Анжела приходит к Люси вечером в воскресенье, в тот день, когда семейный обед прошел в особенно теплой обстановке. Ей тут же становится ясно, что Ив может что-нибудь приготовить, накрыть на стол или помочь с уборкой, но он почти не занимается детьми. Это целиком и полностью дело Люси.

Анжела все чаще ходит вместе с Люси по магазинам. Так она узнает о том, что любят в ее семье. Разные йогурты для Макса и Леи. Вино может быть любым — бордо или бержерак, — главное, чтобы оно было разлито по бутылкам в погребе. Каждое утро две бутылки минеральной воды, Ив очень ее любит. Молодая гауда из цельного молока, ржаной хлеб, тунец в собственном соку, свежие овощи, дезодорант-спрей, пенка для волос, продукты с пониженным содержанием жира, замороженные полуфабрикаты — только для супа. Консервы лучше в стеклянных, а не в металлических банках. Хлопья с медом — для детей, без меда — для Ива. Никаких потрохов или субпродуктов, но много колбас и копченостей. Яйца от кур, питающихся натуральным кормом, или в крайнем случае с ферм, где куры содержатся на открытом воздухе. Помидоры лучше всего из Италии. Целый список сведений, которые необходимо запомнить, а потом аккуратно записать в блокнот.

Дальше нужно узнать об окружении Люси и Ива, об их общем прошлом. Это можно сделать только одним способом — как можно больше времени проводить с Люси, повсюду сопровождать ее и, встречая новых людей, небрежно спрашивать:

— Кто это?

— Мадам Канно, она живет в доме напротив.

— Довольно милая.

— Ну-у-у, скажем, она не очень нам надоедает.

— Вы хорошо знакомы?

— «Здравствуйте, до свидания» — и все. Нормальные соседские отношения. Но с ней нужно быть начеку, сплетница знатная! Похоже, она целыми днями торчит у окна и смотрит, кто куда пошел. Как-то вечером я поссорилась с Ивом, и он ушел, хлопнув дверью. Просто пошел прогуляться. Было уже довольно поздно — двенадцать, а может, и полпервого. Через несколько дней Миранда рассказала, что среди соседей ходят слухи, будто мы с Ивом разводимся. Я уверена, что это мадам Канно постаралась.

«Принято к сведению! — отмечает про себя Анжела. — Не доверять соседке из дома напротив».

Гораздо труднее выяснить что-нибудь о коллегах и знакомых Ива, кто из них в дружеских отношениях с семьей Жилло, а кто общается с Ивом только по работе. Чаще приходится запоминать только имя и обрывки сведений, полученных из подслушанного телефонного разговора или вскользь оброненных Мирандой. Невозможно составить исчерпывающий список. А ведь еще нужно помнить и всех друзей семьи — около десяти пар, с которыми Ив и Люси познакомились в разное время и при разных обстоятельствах. Очень трудно что-то узнать о них, не задавая вопросов, которые запросто могут вызвать разные подозрения.

К счастью, круг знакомых Люси гораздо меньше. Родители нескольких одноклассников Леи и Макса, с которыми она обменивается парой слов утром и вечером, когда привозит или забирает детей из школы. Несколько продавцов из окрестных магазинов, две-три подруги, которые дают о себе знать не чаще чем раз в год. И все! Анжела не раз удивлялась тому, как мало у Люси знакомых, а подруга и вовсе одна — Миранда.

Кроме того… Еще один, очень деликатный вопрос — интимные отношения Люси и Ива. Анжела все больше рассказывает сестре о разных событиях своей личной жизни, надеясь, что та, в свою очередь, тоже поделится чем-то подобным. Но Люси очень сдержанна и уже по второму кругу пересказывает несколько забавных историй, которые не содержат никакой полезной информации. Кроме того, Люси узнала, где был Ив в тот вечер, когда она сделала новую стрижку. Подозрения были напрасными. Ее муж, чья единственная забота — комфорт и безопасность семьи, действительно был на съемках в другой студии, готовил репортаж для какого-то профессионального журнала. Это была ложная тревога. Люси снова повеселела, и теперь ее отношения с Ивом ничто не омрачает. Но Анжела непоколебима. У нее слишком многое причин держаться принятого решения. Каждый день она твердит про себя: «Теперь моя очередь». Что ж, тем хуже, если новость об измене Ива, которая прозвучала для Анжелы как выстрел из стартового пистолета, оказалась ошибкой. Если Люси так бестолкова, то ей это только на руку.

В то же время Люси тоже очень внимательно слушала сестру. Она оказалась прекрасной подругой и советчицей. Анжела решила прощупать почву еще дальше и как-то, рассказывая сестре о своих неудачах на любовном фронте, призналась, что испытывает проблемы в сексуальной жизни. Напрасные усилия — Люси слушала, советовала, утешала, но ни слова не сказала о себе.

На все это уходит много времени. Но это неважно. Анжела уже потеряла тридцать пять лет. Оставалось подождать всего несколько месяцев.

 

26

Миранда встряхивала скатерти и салфетки, которые собиралась положить в стиральную машину. В это время дня в прачечной никого не было, и она, погрузившись в раздумья, автоматически разворачивала столовое белье, как делала уже тысячи раз. Это весьма утомительная работа, которая тем не менее успокаивала ее.

Мысли блуждали далеко.

Дотти очень беспокоила ее в последнее время. Миранде казалось, что дочь отдаляется, но не понимала, как и когда оборвалась связь между ними. Действительно ли оборвалась? Может быть, это слишком сильно сказано. Нет, нить, связывающая мать и дочь, была по-прежнему прочна, но Миранда чувствовала, что в последнее время что-то идет не так. Посреди недели Дотти часто где-то пропадала по ночам, возвращаясь домой лишь под утро, и даже не думала спрашивать разрешения у родителей, слишком занятых работой. Миранда уже говорила об этом с Жаном-Мишелем, который, будучи строгим отцом, потребовал ужесточения дисциплины. Миранда, всегда выступавшая в роли матери-наседки, попыталась сгладить вину дочери, напомнив мужу, что важнее всего сохранить ее доверие. Но сегодня Миранда была в полной растерянности. Накануне Дотти снова совершила ночную вылазку, вызвав у отца настоящий взрыв гнева. В ответ дочь взбунтовалась, поднялась к себе, хлопая всеми дверьми, которые попались ей на пути, и заперлась в комнате. Наутро примирение так и не состоялось.

— Такой уж возраст, — вздохнула Миранда.

Этим, конечно, все объяснялось, но она прекрасно понимала, что смирение с проблемой делу не поможет.

«Странно, — думала Миранда, — с самого рождения мы старались давать ей самое лучшее, что было в нас, научить ее не повторять классических ошибок родителей, слишком занятых своей работой». Действительно, они всегда были готовы выслушать свою дочь, были открыты к диалогу, давали ей самостоятельность, уважали ее право на выбор. Жан-Мишель и Миранда в самом деле постарались устроить свою жизнь так, чтобы быть хозяевами самим себе и на работе, и дома. Они, например, считали, что школьные каникулы всегда и для всех в одно и то же время ужасно неудобны. Ад дорожных пробок, неизбежные утомительные очереди в развлекательных парках, переполненные пляжи и гостиницы, всеобщая взвинченность из-за того, что время отдыха приходится делить с целыми толпами других родителей с детьми, пользующихся услугами туристических агентств… В этой семье всегда старались избежать этого. Они могли сами распоряжаться своим временем и спокойно выбирать, когда отправиться в отпуск, ни с кем не согласовывая свое расписание. Они могли предоставить Дотти возможность наслаждаться отдыхом не по указке государства и гордились тем, что их дочь наделена особыми привилегиями.

Но вскоре им пришлось отказаться от этой практики и поступать как всем. К великому изумлению, Дотти выступила против этой формы общественного протеста, которая нарушала ее школьную жизнь. Она требовала, чтобы ее семья отправлялась на каникулы в то же время, что и все остальные. Она хотела жить в том же ритме, что и ее друзья, и общаться с ними до последнего учебного дня. Ей совсем не нравилось уезжать на две недели раньше, чем другие. Миранда и Жан-Мишель пытались быть умнее, чем соседи, но им все равно пришлось столкнуться с теми же проблемами — отсутствие взаимопонимания с дочерью, бунт против власти родителей (хотя в их случае власть во многом была довольно условной) и, как следствие, раскол в семье. Миранда знала, что все через это проходят, все семьи переживают трудные времена, когда их ребенок становится подростком. Но справиться с печалью было очень трудно, испытание лишало уверенности в собственных силах.

Правда, школьные оценки Дотти немного улучшились. Особо радоваться было нечему, но все-таки налицо был результат некоторых усилий. Следовало признать, что это заслуживает похвалы. Тем не менее Миранда понимала, что в классе ее дочь скорее среди отстающих, чем в числе лидеров, но старалась не впадать в панику.

Некоторые занятия дочери вселяли надежду, что она не поддастся апатии, которая обычно охватывает подростков. Несколько недель назад Дотти вступила в любительский театр, который ставил небольшие пьесы и показывал их в детских больницах. И это прекрасная идея! Миранда была довольна, когда узнала, что дочь наконец-то займется чем-то стоящим. Кроме того, Дотти, похоже, очень нравилось новое занятие: она никогда не пропускала репетиций и часами сидела в своей комнате, разучивая роль, придумывая шутки, сооружая костюмы из подручного материала. В дело шло все — старые отцовские рубашки, дырявые фартуки, вышедшие из моды мамины платья. Все это перекраивалось и перешивалось, а в итоге получались новые театральные костюмы. Жан-Мишель и Миранда были в восторге.

Да и вообще жаловаться Миранде было не на что. Дела в ресторане шли отлично, денежных затруднений они не испытывали, в семье все было прекрасно. И у ее дорогой Люси все тоже шло как нельзя лучше. Убедившись, что муж ее не обманывает, она снова расцвела. Новая стрижка повлекла за собой смену гардероба, а новая одежда удивительно шла ей. Она выглядела более ухоженной и в то же время кокетливой, даже помолодела лет на десять. Анжела не расставалась с сестрой. Несколько недель назад она просто носу не показывала из своей комнаты, но теперь сестер повсюду видели исключительно вместе. Анжела тоже изменилась, стала более мягкой и уже не была грубой копией Люси, как это было, когда она только что приехала в Бельгию. По примеру сестры преобразилась и Анжела, причем перемены касались ее не только внешней, но и внутренней жизни. Это очень украсило сестру Люси. Казалось, что их характеры поместили в сообщающиеся сосуды, и каждая черпала у другой то, чего ей не хватало. Миранда считала, что сестрам это только на пользу. Если бы прежняя Люси заподозрила Ива в неверности, то была бы сражена наповал, опустила бы руки и не знала, что делать. Миранда не раз говорила подруге, что та слишком инфантильна, но толку не было. А теперь все стало иначе: Люси проявила не свойственное ей хладнокровие, сразу взяла быка за рога, вышла на мужа в открытую и тут же выяснила, что подозрения беспочвенны.

Наблюдать, как переплавляются характеры Люси и Анжелы, было очень интересно. Миранда когда-то слышала, будто подобные отношения бывают у некоторых близнецов, которые стремятся к тому, чтобы стать одной личностью. И это так волнующе! Кроме того, Миранда не могла сказать, что кто-то из сестер жертвует своей индивидуальностью, подражая другой. Ведь не только Анжела стала копировать внешность и поведение Люси, чтобы как можно больше походить на нее! Люси поступала точно так же. Отношения сестер напоминали симбиоз, в результате которого должно было появиться новое существо, которое уже не будет ни Анжелой, ни Люси. Думая об этом, Миранда вдруг почувствовала, что не все ей нравится в происходящем. Это касалось лучшей подруги и поэтому огорчало ее еще сильнее.

Миранда даже не догадывалась, почему ее пугает эта метаморфоза. Было очевидно, что появление Анжелы придало Люси сил, она стала гораздо более уверенной, но в то же время… Она так изменилась! Нет, конечно, в лучшую сторону, но все-таки… Это уже не та Люси, которую знала Миранда. И ей было интересно, заметил ли Джереми подобные изменения в Анжеле, которую знал с детства. В следующий раз, когда музыкант приедет в Брюссель, Миранда постарается незаметно расспросить его — просто чтобы знать, ошибается она или нет. А что об этом думает Ив? Заметил ли он, как изменилась его жена? Если да, то, похоже, ему это нравится.

Миранда махнула рукой. В конце концов это, должно быть, совершенно естественно. Когда в тридцать пять лет встречаешь сестру-близнеца, разумеется, вся жизнь переворачивается с ног на голову. Странно было бы, если бы это было не так. Ну конечно! Миранда встряхнула головой, отгоняя смутную тревогу, находившую всякий раз, когда она думала о влиянии Анжелы на ее подругу. Может быть, ей не нравится то, что Люси нашла в своей сестре новую приятельницу? И наверное, она просто слегка ревнует? Может быть, и так. Да ладно, что за глупости! Ей же не пятнадцать лет!

 

27

Наконец все стало ясно. Окружающие обстоятельства сложились в такую простую и четкую картину, что Анжела совершенно успокоилась, а подобное случалось с ней редко. В сущности, все естественно: ведь только теперь она точно знает, кем является. Ее предыдущая жизнь была лишь долгой и тщетной попыткой понять самое себя, свою сущность, которая постоянно ускользала, не даваясь в руки. Вот и сейчас она перед ней: ощутимая и реальная, воплощенная ложь, постоянно обрекавшая ее на неудачу. Но все это скоро забудется, как дурной сон. Ориентир для продвижения вперед восстановлен. Это был всего лишь сбой, легкая путаница в судьбе. Простая оплошность.

Очень скоро она сможет начать действовать.

Мешавшие сомнения устранены. И прежде всего в отношении детей. В последнее время Анжела часто вызывалась съездить за детьми в школу, и Люси этим очень довольна. Еще бы: ведь у нее появляется больше времени на то, чтобы переделать пропасть домашних дел. И к тому же ее радует, что сестра более активно участвует в жизни семьи. Анжеле столь пустячное обстоятельство тоже на руку. Во-первых, оно позволяет ей убедить Макса и Леа в том, что она может заменить им Люси. Кстати, первый опыт оказался в этом смысле очень удачным: появившись в школе в прошлый четверг, у нее получилось убедить детей в том, что она-то и есть их мать. Леа засомневалась, ведь «за ними должна была приехать Анжела», но в ответ ей было сказано, что тетку в последний момент задержали непредвиденные обстоятельства. Девочка приняла объяснение с легкой гримаской, но быстро смирилась. Чуть позже, услышав в свой адрес ласковое «мамочка», Анжела с трудом совладала с охватившим ее ощущением победы. Позже она призналась детям в своем невинном обмане, представив его как неожиданно пришедшую на ум забавную шутку, которой любимая тетя старалась развеселить своих племянников.

Другие выгоды от этой ситуации касаются окружения семьи Жилло. Каждый раз, как она появляется в школе, воспитатели встречают ее одной и той же фразой «Здравствуйте, мадам Жилло!», звучащей бодро и убедительно. Ее положение не вызывает сомнений ни у кого. Даже у тех, кто знает, что у Люси есть сестра-близнец, похожая на нее как две капли воды. И почему, скажите, в этих обстоятельствах Анжела должна сомневаться в своем имени, своей роли, своем месте?

Наконец даже Ив постоянно путает ее со своей женой. Здесь уж вообще беспокоиться не о чем — эта семья из тех, что живут на автопилоте: рядом, но не вместе. И ритуальные нежные жесты, которыми они обмениваются на публике, Анжелу не обманут… Ей прекрасно известно, что красавец Ив больше не считает Люси желанной, она для него — всего лишь мать семейства, домашняя работница и лицо, неизменно сопровождающее его на бесконечных званых вечерах, уже давно не приносящих никакой радости. Пришедшее к Анжеле ощущение ясности вытеснило последние угрызения совести. Ведь Ив, в сущности, тоже жертва. Жертва ее врожденного невезения и ужасного недоразумения, случившегося тридцать пять лет назад. Положить конец этому затянувшемуся хаосу должна именно она, Анжела, возместив ему таким образом ущерб, нанесенный ею же самой, пусть и помимо своей воли.

Разве она не обязана это сделать?

Правда, остается решить, что делать с Люси.

Мало-помалу становится ясно: решение будет радикальным. Увы… Она думала об этом долго, но серьезность вывода, который напрашивается сам собой, ее страшит. Надо тщательно взвесить все «за» и «против», рассмотреть другие варианты и наконец дать Люси шанс самой устраниться с ее пути… Однако сколько бы Анжела ни размышляла, результат оставался один и тот же: если оставить сестру в живых, та не даст ей жить спокойно, а постарается отнять завоеванное место, приводя в свою пользу кучу аргументов и прежде всего большой кусок жизни, прожитой вместе с Ивом, о котором Анжеле неизвестно почти ничего. Конечно же этого допустить нельзя.

Мысль, поселившаяся с недавних пор в ее голове, вызывает отвращение, тревогу и даже ужас. И все же невозможно позволить сестре безнаказанно продолжать пользоваться жизнью, которая не только ей не принадлежит, но и вовсе ее не касается. Сейчас как раз удачный момент, и упустить его ни в коем случае нельзя! Ведь это чистая случайность, что именно Люси с оскорбительной небрежностью владеет преимуществами, выпавшими на ее долю из-за ошибки их приемных родителей. Анжела больше не может смотреть на это спокойно.

Конечно, проще всего было бы вызвать сестру на откровенный разговор и сказать: «Все это время ты каталась как сыр в масле, наслаждаясь благоденствием, на которое имела право и я. Теперь моя очередь. Конечно, ты оказалась в этой ситуации невольно — просто не знала о моем существовании. Поэтому я прощаю тебя. Но сейчас, когда я уже здесь, спорить больше не о чем. Первые тридцать пять лет принадлежали тебе, следующие — мои по праву. Доводить наше решение до сведения окружающих вовсе не обязательно, мы сделаем все незаметно: ты объяснишь мне кое-какие важные вещи, о которых я должна знать, и можешь идти на все четыре стороны».

Но Анжела не верит в то, что Люси согласится с такой точкой зрения. Хотя бы из-за детей.

А значит, другого выхода нет. И ответственность за все последующее ляжет не только на нее. Это логично.

Что же касается остального, то дальше будет видно. Анжела прекрасно понимает, с какими трудностями ей придется столкнуться. Например, телефонный звонок от кого-то из друзей семьи, которого она совсем не знает и с которым ей придется беседовать так, будто они знакомы всю жизнь. Воспоминания о памятных для семьи моментах, ей абсолютно неизвестных, которые могут касаться детей, Ива или даже Мирей и Жака. Впрочем, что касается друзей, это не смертельно… В конце концов особенно тесной дружбы Люси не поддерживает ни с кем, за исключением, пожалуй, Жана-Мишеля и Миранды. Но ведь и Анжела с ними достаточно хорошо знакома. Так что не страшно. Во всяком случае, не так страшно, как оставаться в собственной шкуре на веки вечные — сестрой, тетей, свояченицей. Никому не нужной.

У нее все получится. Она найдет нужные слова, нужное выражение лица, она будет ловка и предусмотрительна и сумеет обойти все ловушки, которые новая жизнь расставит на ее пути. Ведь ясно, что речь идет о цене, которую, как ни крути, придется заплатить. Это страшит ее, но одновременно и возбуждает: ей не терпится вступить в игру. Какая увлекательная жизнь ее ожидает! Безумие, опьянение, лихорадочное нетерпение овладевают ею! Прощай, убогая жизнь без будущего, без надежды, без утешения…

Найти Люси было первым шагом на пути к возрождению, необходимом для создания морального равновесия. Сегодня она наконец может приступить ко второму этапу: найти саму себя.

 

28

— Я перетряхнула свой гардероб. Хочу избавиться от некоторых вещей. Если это тебя интересует, можешь посмотреть, прежде чем я отнесу все в «Барахолку».

Люси любила играть в «старшую сестру», и это начинало раздражать Анжелу.

— Супер! Я зайду после двенадцати, как договорились. — И добавила не без легкой иронии, которую не сумела сдержать: — Это очень кстати, а то мне уже нечего надеть!

— Зайди чуть-чуть пораньше, — весело откликнулась Люси. — Макс сегодня проснулся поздно, и я не дам ему спать после обеда. Мы с тобой сможем пойти на блошиный рынок, может, нам попадутся хорошенькие безделушки для тебя…

Остатки, обноски, на тебе, Боже, что нам негоже — все это начинало напоминать благотворительные обеды для бедных родственников… Анжела прикусила губу, чтобы не послать сестру ко всем чертям, добавив сверху пару ласковых. Люси такая милая! Люси такая заботливая! Сколько в ней доброты, благородства, сострадания! Просто с души воротит.

— Прекрасная мысль! — ответила она так же весело. — Я приду к тебе ровно в двенадцать. Ну, пока.

Анжела бросила трубку так резко, как будто она жгла ей ладонь. Несколько мгновений она смотрела на аппарат, стараясь подавить в себе злобу, копившуюся все эти дни и теперь отравляющую ей сердце. Самым непереносимым было то, что Люси действовала так по доброте душевной. Но это тоже ничего не изменит: чего бы она ни делала, ее судьба решена. Так что можешь продолжать в том же духе, моя бедная Люси, все будет мне только на руку. Ты собираешься отдать мне свои старые тряпки, заношенные до дыр, — прекрасно. Хочешь всучить мне какую-то дешевку под видом старинных вещиц — еще лучше. Сегодня я здесь всего лишь Люси номер два, грустную историю которой приятно рассказать домашним на сон грядущий. Потерянная сестренка, чьи дела идут не очень хорошо, кто еле сводит концы с концами, кому надо помочь. Ей, бедняжке, не очень повезло… Но когда тебе всего лишь тридцать пять, можно начать жизнь заново! А если она хочет иметь детей, то следует поторопиться: природа шутить не любит. Да, сегодня можно родить и в сорок, но для первой беременности это все же рискованно. Да и мужа у нее нет… А ведь она хорошенькая! Странно, да? Что-то, видно, с ней не так.

Горечь наполняет душу Анжелы, и это тоже поможет ей пойти до конца. Она будет пить ее по ложечке: за маму, за папу… Ложечку за красивый дом, как в «Мари-Клер». Вторую — за веселых и красивых ребятишек. Еще одну — за Ива, у которого сильные, загорелые руки, покрытые золотистыми волосками. Наверное, такие же растут у него на груди: это так мужественно.

Так она учится ненавидеть Люси: это просто необходимо — из соображений морального комфорта.

* * *

— Ты уже здесь? Входи, я уже почти одела Макса.

Анжела входит в гостиную, и Леа с громкими радостными криками виснет у нее на шее.

— Ты пойдешь с нами на блошиный рынок?

— Да, моя маленькая блошка!

— Класс! Папа тоже идет с нами! Мама сказала, что ему удалось отложить какую-то важную встречу.

— Класс! — повторяет Анжела также весело.

Тут появляется Ив: он поднялся из подвала, где, видимо, делал какие-то домашние дела. Не взглянув на Анжелу, он идет через гостиную, на ходу пытаясь оттереть платком пятно машинного масла на брюках.

— Наверху есть какие-нибудь чистые брюки? Я и не заметил, как весь измазался.

— Здравствуй, Ив! — насмешливо приветствует его Анжела.

— Папа, ты снова ошибся! — смеется Леа.

Ив поднимает голову, вид у него растерянный. Заметив наконец свояченицу, он разводит руками.

— Извини, Анжела, я, наверное, никогда не привыкну. Не слышал твоего звонка и думал, что…

Он подходит к ней, чтобы поздороваться.

— И опять, как всегда! — заканчивает он и легонько целует ее в щеку, снова извиняясь.

— Я понимаю, Ив, — снисходительно улыбается Анжела. — По крайней мере ты не щиплешь меня за зад…

— Слава богу, нет! — отвечает он на шутку, изображая на лице комично скандальное выражение. — Люси наверху?

— Она заканчивает одевать Макса.

Ив поднимается на второй этаж и зовет с собой Леа, чтобы та помогла ему найти чистые брюки. Оставшись в одиночестве, Анжела направляется на кухню выпить чашку кофе. Окинув взглядом окружающую обстановку, она подавляет завистливый вздох. Да, Анжела будет лучше, чем родная мать и нынешняя хозяйка всего этого. Она будет более нежной, более веселой — словом, превзойдет Люси во всем! Ведь у нее есть серьезное преимущество: она осознает это счастье, чувствует его! Захватывающую дух перспективу несколько омрачает то, что ей вряд ли доведется испытать восхитительные ощущения беременности и кормления грудью, она не увидит, как растут ее дети, постепенно, день за днем. Что касается Леа, то ей этого не наверстать: девочке уже почти восемь лет. А с Максом еще не все потеряно, ведь ему всего три годика. Анжела уже любит их так, как если бы они были для нее родными. И потом, кто сказал, что в семье больше не будет детей? Макс совсем малыш, почему бы не дать ему маленького братика или сестренку? Анжела закрывает глаза и сжимает кулаки. Господи, как это было бы прекрасно! Если у нее получится дать Иву еще одного ребенка, то вхождение в семью произошло бы еще более естественно. Она заняла бы в ней свое законное место, украденное некогда сестрой. Справедливость была бы восстановлена. Однако потерянного времени не вернешь, и Анжела это понимает. Слава богу, сегодня у нее есть возможность внести некоторый порядок в неописуемый хаос, который создали ее приемные родители, выбрав не того ребенка.

— Тебя зовет мама…

Внезапное появление Леа прервало поток размышлений: Анжела и не заметила, как девочка вошла на кухню и теперь удивленно смотрит на тетку большими зелеными глазами.

— Мама просит, чтобы ты поднялась наверх, — повторяет она.

— Уже иду, моя блошка.

Анжела встает и поднимается наверх, в спальню Люси. Ив переодел брюки, Макс тоже готов к выходу. Малыш кидается в объятия тети, которая со смехом раскрывает руки пошире.

— Привет, малыш. Ты сегодня как прекрасный принц!

— Вот, посмотри все, что лежит на кровати, и, если что понравится, возьми себе, — предлагает Люси. — Здесь есть приличные вещи, они могут тебе подойти.

— Я возьму все, — объявляет Анжела, даже не взглянув на кучу одежды, лежащую на кровати.

— Как хочешь! Тогда кладем все в сумки и пошли.

Несколько мгновений спустя они все спускаются вниз, и, пока Люси надевает на детей курточки, Ив помогает Анжеле снести вниз две огромные сумки с одеждой жены.

— Ты придешь к нам завтра с утра? — спрашивает Люси у сестры.

— Конечно! Воскресенье без вас — это не воскресенье! И потом… Я хочу сообщить вам нечто важное.

Ив и Люси, как по команде, поворачиваются к ней.

— Да? А… можно узнать, о чем речь? — спрашивает Люси, удивленно глядя на сестру.

Анжела вздыхает, она колеблется…

— Я не знаю, удобно ли сейчас…

— В чем дело? — настаивает Ив.

— Ну… Скажем… Так. Я хотела вам сообщить одну вещь… как-нибудь помягче, хотя мое решение окончательно. Да вы все равно узнаете, раньше или позже…

Она молчит, лицо ее серьезно, немного печально, она явно не знает, с чего начать. Все замерли в ожидании новости, которую так трудно произнести.

— Не заставляй себя просить, — не выдерживает Люси.

Анжела поднимает голову и глядит прямо в раздраженное лицо сестры. Взгляд ее умиротворен, она произносит спокойным голосом:

— Я возвращаюсь жить в Париж.

Новость производит эффект разорвавшейся бомбы. Потрясенная Леа отвечает на сказанное всхлипами, выдающими всю глубину ее разочарования. Тем временем Ив и Люси продолжают молчать, не сводя глаз с Анжелы, все еще надеясь, что она шутит. Однако становится ясно, что Анжела серьезна как никогда.

— Как это ты возвращаешься жить в Париж? — восклицает Люси, переварив наконец услышанное. — Тебе здесь не нравится?

— Дело не в этом… Кроме всего прочего, когда я говорю о Париже, то это условно. Точнее сказать, мне необходимо на какое-то время вернуться на исходные позиции: вернуться в свою комнату в мансарде, вновь обрести друзей, мои обычные дела… Я никогда не говорила, что намерена остаться здесь навсегда и… В конце концов это совсем недалеко, я буду часто приезжать. Возможно даже, каждые две недели проводить здесь уик-энд, присутствовать на семейных торжествах…

Люси по-прежнему не сводит с Анжелы глаз, при этом вид у нее такой, будто она только что пережила катастрофу. Ив реагирует на происшедшее гораздо более спокойно, и это обстоятельство ранит Анжелу больнее всего.

— Я тебя понимаю, Анжела… — произносит он. — Спасибо уже за то, что ты столько времени провела здесь, с нами… Наверное, тебе и правда хочется вернуться к своей привычной жизни… И потом, нам самим тоже ничто не мешает иногда ездить в Париж, чтобы тебя проведать!

— Но почему ты хочешь уехать? — снова повторяет Люси, которая никак не хочет примириться с ситуацией. — Ведь нам же хорошо вместе, разве нет? Я… Это первый раз в жизни, когда я так привязалась к кому-то… Ты очень нужна мне!

— Я тоже, Люси, — серьезно отвечает Анжела. — Но пойми: у тебя есть муж, дети, родители, у тебя есть все… А мне очень не хватает того, что составляло мою жизнь до знакомства с тобой. Все это необходимо мне, это часть моей жизни, моего счастья. Здесь я тоже счастлива, но чего-то все же не хватает. Мне не хватает Джереми, не хватает моих привычек, вечеров с друзьями… И моя привычная жизнь не помешает нам часто видеться.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала! — кричит Леа обиженным тоном.

Макс, видимо, только что понял причину всеобщего смятения.

— Ты уезжаешь, тетя? — спрашивает он у Анжелы, подняв к ней свои большие удивленные глаза.

Анжела присаживается на корточки перед малышом.

— Да, мое солнышко, я уеду, но недалеко. И буду часто приезжать, чтобы поиграть с тобой, обещаю!

Макс согласно качает головой, но в его глазах сквозит недоверие: чутье подсказывает ребенку, что его предают.

— Не смотри на меня так, — умоляет Анжела, прижимая мальчика к себе. — Клянусь, мы увидимся очень скоро и будем видеться чаще, чем ты думаешь. Ты веришь мне?

Ребенок снова качает головой, но личико его сохраняет прежнее горестное выражение.

— А когда ты уезжаешь? — спрашивает Люси все тем же убитым голосом.

— В понедельник.

— В понедельник? Уже послезавтра?

Анжела подтверждает легким кивком головы. Это как удар дубиной: Люси садится на ступеньку, чтобы собраться с мыслями.

— Послушай, Люси, не надо так драматизировать! — ворчит Ив, слегка раздраженный столь острой реакцией жены. — Это же не конец света!

— Я не думала, что ты так отреагируешь… — заметила Анжела, не скрывая своего удивления. — Если бы я знала, я… Я, наверное, предупредила бы вас заранее.

— Когда ты решила? — шепчет Люси, все еще не в силах успокоиться.

— Ну… подумываю об этом уже, наверное, с месяц, но окончательное решение приняла на прошлой неделе.

— И не сможешь задержаться хотя бы на пару недель, пока я привыкну к этой ситуации?

Ив начинает терять терпение.

— Люси! Тебе не кажется, что ты перебарщиваешь?

— А что это изменит? — возражает Анжела тоном бесконечного сожаления.

Она подходит к сестре и садится рядом с ней на ступеньку.

— Нет никаких причин, чтобы так расстраиваться. К тому же это ничего не изменит, ты же понимаешь. Мы будем часто созваниваться… Кроме того, я попросила Миранду оставить за мной комнату, если будет такая возможность. Так что без проблем смогу приехать и провести здесь несколько дней.

— Ну мы идем, наконец? — восклицает Ив, которому уже надоела эта сцена.

Не говоря ни слова, Люси с сожалением поднимается и надевает на Макса кепочку.

— Завтра твои родители будут здесь? — осведомляется Анжела, имея в виду традиционный воскресный семейный обед.

— Это неотвратимо! — опережая Люси, отвечает Ив. — У Жака и Мирей постоянный абонемент, и отменить представление невозможно, — добавляет он, не скрывая своей иронии.

— А тебе не кажется, что в этом и состоит смысл семейных обедов? — парирует Люси, бросив на мужа мрачный взгляд.

Леа прыгает от радости:

— Завтра придут дедушка и бабушка?

— Как всегда, дорогая, — подтверждает отец, принимая смиренный вид. — Все готовы? Тогда пошли!

— Надо будет сообщить им мою новость, — тихо произносит Анжела.

И исподтишка бросает взгляд на Ива: «Наберемся терпения, любовь моя, — думает она. — Скоро тебе не придется терпеть эти скучные воскресенья. Я тебе обещаю!»

 

29

Июньское солнце окрашивает непритязательный пейзаж вдоль шоссе на Ватерлоо в праздничные тона, несмотря на прохладный ветер, который напоминает, что вы в Бельгии, куда лето пробивает себе дорогу с трудом. По обе стороны дороги высятся рекламные щиты. Хозяева кафе выносят на открытый воздух столики для любителей барбекю. Местные политики вышли на улицы, они улыбаются и пожимают руки избирателям — на подходе региональные выборы. Машина семьи Жилло сворачивает с основного шоссе на Сен-Жиль, а затем берет направление в сторону улицы Москвы, где на маленькой площади на радость детворе крутится карусель. В воздухе пахнет гамбургерами и жареными колбасками, а динамики, развешанные на всех перекрестках, услаждают слух отдыхающих сладкими мелодиями шлягеров полувековой давности.

Ив и Люси неторопливо прогуливаются, приветствуя знакомых, перекидываясь с ними парой слов, дабы поддерживать добрососедские отношения. Пользуясь случаем, Анжела осваивается в среде знакомых своей сестры, одновременно завязывая собственные знакомства. Всю информацию она сначала складирует в мозгу, а по возвращении домой скрупулезно переносит ее в записную книжку. Двигаясь к поставленной цели, она считает, что нужно сосредоточиться на тех вопросах, которые необходимо урегулировать в первую очередь.

Что же до Люси, та, кажется, уже смирилась с новостью об отъезде Анжелы. Во всяком случае, больше не вспоминает об этом и ведет себя с сестрой как ни в чем не бывало. Но когда Ив с детьми отходит, чтобы купить им мороженое, она хватает Анжелу за руку и увлекает ее вперед.

— Мне абсолютно необходимо с тобой поговорить, — шепчет она заговорщическим тоном.

— Я тебя слушаю.

— Нет, не здесь и не сейчас… Завтра, во время обеда, у нас будет возможность уединиться на несколько минут… Я рассчитывала поговорить с тобой в понедельник, но не ожидала услышать от тебя подобную новость. Так что…

Анжела заинтересованно наблюдает за сестрой. Она тоже хотела бы ее кое о чем расспросить, но Ив с детьми уже возвращаются, поэтому Люси резко меняет тон разговора.

— Послушай, погляди-ка на эти подсвечники, вон там… — громко говорит она. — Тебе не кажется, что они великолепны?

Анжела смотрит туда, куда указывает сестра, и видит нечто совершенно выдающееся по своему уродству даже в этом океане сплошной безвкусицы.

— Они очень тебе подойдут, не правда ли? — настаивает Люси, подходя к прилавку.

И, обращаясь к продавцу, спрашивает:

— Почем вы продаете эти подсвечники?

— Тридцать пять евро.

— За пару?

— Каждый, — уточняет хозяин лавки.

— Но это дорого!

— Подсвечник на пять свечей, мадам. Римский стиль, украшен ковкой и чеканкой. В магазине это стоило бы вдвое дороже!

— Оставь, — шепчет Анжела на ухо сестре.

— Но они же великолепны! — восторженно настаивает Люси. — Я даю за них пятьдесят евро, за оба, — снова обращается она к торговцу, не обращая внимания на замешательство сестры.

— Говорю тебе, брось, — повторяет Анжела. — Это мне не по карману!

— За них заплачу я.

Она в упор смотрит на хозяина лавки, с интересом ожидая его реакции.

— Шестьдесят евро, — говорит он тоном, не допускающим возражений. — И ни центом меньше. И так себе в убыток!

На лице у Люси появляется гримаса. Шестьдесят евро — немалые деньги… Правда, за эту цену она покупает два подсвечника, и молодой женщине приходит на ум, что один она подарит Анжеле, а другой возьмет себе. Подсвечники-близнецы для сестер-близнецов.

— Хорошо, я их беру.

И тут же начинает копаться в сумке в поисках кошелька. Продавец берет подсвечники и аккуратно заворачивает их в старые газеты.

— Ты с ума сошла! — раздраженно шепчет Анжела.

— Не переживай, — отвечает сестра, продолжая рыться в сумке. — Один я возьму себе, а второй — твой. Они будут как мы с тобой: близнецы, разлученные судьбой. Когда я умру, мой достанется тебе. А если ты уйдешь первой, то же самое сделаю я. Господи! Куда я засунула этот кошелек?

При этих словах Люси по телу Анжелы прошла дрожь. Она пристально всматривается в лицо сестры, стараясь понять, нет ли за этими словами какой-нибудь задней мысли. Но та, судя по всему, уже забыв о сказанном, продолжает лихорадочно копаться в сумке.

— Черт возьми! — восклицает она через несколько мгновений. — Должно быть, я забыла его дома!

— Ты не должна говорить «черт возьми», мама! — укоряет Макс, который уже стоял рядом со своим мороженым.

— Ты прав, солнышко… Мама говорит глупости. Надо говорить «какое свинство!», это более вежливо.

— Ну что? Вы их берете? — Хозяин лавки начинает терять терпение.

— Отложите их для меня, я зайду за ними позже, — просит она.

Продавец согласно кивает головой и возвращается за кассу. Люси медленно бредет прочь, не переставая рыться в сумке.

— Это ни на что не похоже! Я же его не вынимала!

Люси, Анжела и Макс догоняют Ива и Леа, которые остановились у другого прилавка.

— Ив! Должно быть, я забыла свой кошелек дома. Погуляйте без меня, я скоро вернусь.

И не ожидая ответа, она устремляется обратно. Ив, Анжела и дети продолжают прогулку, приценяются к каким-то безделушкам, останавливаются у карусели: Макс и Леа хотят кататься. Пользуясь отсутствием сестры, Анжела снова погружается в мечты: дети веселятся, она рядом с Ивом, слегка касается его руки. Момент чистого счастья, пусть и краденого. Чувства опьяняют ее, она закрывает глаза, погружаясь в блаженное состояние. Еще чуть-чуть, и она положит Иву голову на плечо, прижмется к нему, чтобы вместе любоваться детьми. Карусель останавливается, Анжела возвращается к реальности. Макс и Леа хотят кататься еще, и карусель снова начинает крутиться.

Пока дети развлекаются, Ив, поручив свояченице присматривать за ними, бродит по соседним лавочкам. Каждый раз, когда малыши проезжают мимо нее, она улыбается им, как любящая мать. Спустя некоторое время Ив возвращается, в руках у него пластиковый пакет.

— Ты нашел что-то интересное? — спрашивает Анжела, не сводя глаз с карусели.

— Две видеокассеты — «Жизнь прекрасна» Фрэнка Капра и «Смертельная ловушка» с Кристофером Ривсом и Микаэлем Кэном. Я не знаю, каковы они по качеству, но два евро за штуку — это, можно сказать, даром.

«Смертельная ловушка»… При этих словах Анжела вздрагивает…

— Ничего не понимаю! Кошелька нет. А между тем я уверена, что не вынимала его из сумки!

Ив и Анжела оборачиваются. Это Люси. Она вернулась ни с чем, и ее по-прежнему снедает беспокойство. Карусель останавливается, дети выходят, их места занимают другие. Оставив супругов обсуждать ситуацию с кошельком, Анжела идет навстречу Максу и Леа, которые громко требуют, чтобы им позволили покататься еще. Она дает каждому по билетику и возвращается к сестре и шурину.

Люси оправдывается, в мелких подробностях пересказывает мужу все перипетии сегодняшнего утра, пытаясь таким образом доказать, что не могла оставить кошелек нигде.

— А в ванной ты смотрела? — настаивает Ив, не оставляющий попыток найти логическое объяснение пропаже.

— Говорю тебе, смотрела везде! Он исчез…

— Ну, значит, его у тебя украли!

— Но каким образом? Сумка была заперта…

Ив пожимает плечами. Люси кипятится все сильнее. Еще немного, и она разрыдается.

— Только этого мне не хватало!

На лице у Анжелы, помимо ее воли, появляется презрительное выражение. Бедняжка Люси! Такая драма: украли кошелек! Настоящая катастрофа! Теперь ей придется заблокировать счета и оформить дубликаты всех документов, включая банковские карты и удостоверение личности. Какой удар судьбы! То, что с ней произошло, просто чудовищно!

— Ладно… Я возвращаюсь домой, чтобы заблокировать банковские счета, а потом пойду в полицейский комиссариат и заявлю о краже кошелька. А вы погуляйте без меня. Встретимся дома во второй половине дня.

«Вот и хорошо, занимайся своим кошельком, а я займусь твоей семьей…»

Люси подходит к Иву и быстро целует его. Анжела отворачивается.

— Ив, — добавляет она, прежде чем уйти, — я отложила два подсвечника в лавке на углу Римской улицы… Забери их на обратном пути, хорошо? Он просит за них шестьдесят евро.

Ив кивает головой и тоже целует жену. Через несколько секунд Люси исчезает в толпе гуляющих. Анжела подходит к Иву и, взяв его под руку, повисает на нем. Ив смотрит на нее слегка удивленно, но дружелюбно.

— Нас с тобой это горе не сломит, ведь правда? — шепчет она ему на ухо, беззаботно усмехнувшись.

Ив опускает голову, ему немного неловко, но он позволяет Анжеле виснуть на своем локте. Наконец карусель останавливается, и он, пользуясь моментом, освобождается из тесных объятий свояченицы, устремляясь навстречу детям. Через несколько мгновений они вчетвером продолжают прогулку по празднично украшенным улицам.

Вдруг Макс, непонятно почему, выкрикивает своим тоненьким голоском:

— Какое свинство!

Удивленный Ив осведомляется о причине его негодования:

— Что случилось, солнышко? Почему ты говоришь «свинство»?

Мальчик удивленно пожимает плечами, вопрос отца кажется ему абсолютно бессмысленным:

— Потому что говорить «черт возьми!» неприлично, папа!

 

30

Вернувшись домой, Анжела собирает свои вещи, которые рассчитывает забрать завтра во второй половине дня, сразу после воскресного обеда семьи Жилло. Как раз перед тем, как занять свое законное место и обрести истинную сущность. Равнодушно перебирает она немногие памятные вещицы — свидетели ее тридцатипятилетнего существования, близящегося к своему концу. Все они, в сущности, милые пустяки. С некоторыми из них жаль расставаться, они ей дороги.

Вот маленький браслет из белой пластмассы, который надели ей на руку в момент рождения, на нем обозначены имя и дата появления младенца на свет. Анжела берет его и поглаживает пальцами, глядя перед собой. Уже собравшись положить браслет в сумку, она вдруг колеблется, сжимая вещицу в кулаке. Потом, приняв решение, кладет ее в карман.

Есть еще старый плюшевый медвежонок, сильно потертый, окривевший на один глаз, во многих местах зашитый нитками. Ее самый верный друг, разделивший с ней безрадостное детство. Анжела берет игрушку, прижимает к себе, в последний раз вдыхая знакомый запах своих детских горестей. Она расстается с тенью маленькой девочки, чьи безутешные слезы впитала до блеска вытертая шкурка любимой игрушки. С невыразимой тяжестью в душе Анжела откладывает его в сторону. Ее решение окончательно: больше ничто не должно связывать ее с тем ребенком, каким она была когда-то.

А все остальное? Остальное — ерунда. Одежда, косметичка со всем содержимым, несколько фотографий, две-три книги: когда-то Анжела прочла их залпом и с тех пор время от времени перечитывает. Ничего существенного.

Потом она встает, открывает ящик стола и достает оттуда листок бумаги, исписанный аккуратным почерком. И в сотый раз перечитывает старательно составленное ею послание: каждое слово тщательно обдумано, каждая фраза взвешена, каждая мысль выстрадана. Она должна остаться как можно ближе к правде, только это откроет ей путь к воплощению своей мечты о счастье.

«Люси, моя сестра, моя дорогая.

Как я тебе уже сказала, я уезжаю. Уезжаю, чтобы прожить вдалеке отсюда свою собственную жизнь, отличную от той, какой она могла бы быть здесь, о чем я, признаюсь, уже сожалею. Счастье обошло меня стороной. Разыскивая тебя, я полагала, что наконец-то найду в жизни место, предназначенное только для меня. Сегодня признаюсь себе, что это были иллюзии. Прости меня. Я не сумела сказать тебе об этом в глаза, поскольку не смогла смотреть, как ты будешь мучиться от той боли, что я тебе причиню. Я струсила, признаюсь, не найдя в себе мужества посвятить тебя в свои планы: я не вернусь… А если и вернусь, то это случится не скоро. Жить рядом с тобой для меня невыносимо: твое счастье лишь сильнее оттеняет ту очевидную истину, что моя жизнь не удалась. И мне все тяжелее носить в себе свою тайну. Моя рука дрожит, выводя эти строки: я чувствую, какое зло готовлюсь тебе причинить. Но мое решение принято: я должна тебе сознаться в тех чувствах, которые испытываю по отношению к Иву. Ты, наверное, уже поняла: да, я люблю твоего мужа. Мои чувства к нему — это не родственные чувства, я люблю его по-женски, изнывая от желания и страсти. Поэтому видеть вашу любовь — для меня нескончаемая пытка, у меня больше нет сил. Мне очень жаль. Я надеюсь, ты сумеешь найти слова, чтобы объяснить мой отъезд детям, не открывая им всей правды. Скажи, что я люблю их всей душой и буду думать о них всегда. Не пытайся разыскивать меня.

Я люблю тебя, несмотря ни на что.

Анжела».

И это — все. Не слишком много и не слишком мало. Не раскрывать истинных мотивов своих действий, но оправдать их выражением самых подлинных чувств. Таким образом, причина ее исчезновения станет более понятной, но в то же время не слишком конкретной. Подпустить небольшое облачко тайны, чтобы было о чем поговорить во время воскресных семейных обедов. Вопросы останутся без ответов, и это ее устраивает. Дети? Конечно же она им все объяснит. И они быстро все забудут, поскольку в семье будет царить самое безоблачное счастье.

Ну вот, кажется, она предусмотрела все.

Анжела ложится на кровать, чтобы еще раз прокрутить в голове сценарий завтрашнего дня. Все должно пройти как по маслу. Она не может допустить ни одной ошибки.

Полдень. Воскресенье. Вся семья в сборе. Она объявляет о своем отъезде Мирей и Жаку и обещает, что будет часто навещать их. А дальше все пойдет как всегда: игры с детьми, комплименты Люси по поводу вкусного обеда, незатейливая беседа с Жаком и выслушивание глубокомысленных глупостей, изрекаемых Мирей…

Она должна выглядеть печальной и подавленной, поэтому будет сидеть, погруженная в свои мысли, участвовать в общем веселье лишь вынужденно, поминутно и без особых причин обнимать детей, как бы впитывая окружающую атмосферу семейной идиллии, которой — они это поймут позже — наслаждается вместе с ними в последний раз. Часам к пяти она откланяется. На прощание крепко всех обнимет, глаза ее будут полны слез, сердце сожмется. Позже, вспоминая между собой момент ее ухода в подробностях, они поймут, что Анжела прощалась с ними навсегда. Она между тем отправится к себе. Пройдет через ресторан, чтобы проститься с Жаном-Мишелем, Мирандой и Дотти, если, конечно, она будет здесь… После этого останется только одно: ждать.

Внезапно, как бы охваченная сомнениями, Анжела садится на краю кровати и сует руку под матрац. Вытащив оттуда кошелек Люси, украденный из сумки сестры утром, она лихорадочно его ощупывает. Все в порядке, он здесь. Для большей надежности она сует его во внутренний карман пальто. Вот была бы глупость, если бы умудрилась забыть его под матрацем… Покопавшись в дорожной сумке, она убеждается, что флакон с хлороформом, платок и небольшая склянка с бензином тоже здесь, в маленьком боковом кармане.

Да, все готово.

Значит, завтра…

К семи часам Анжела соберет вещи и выйдет из гостиницы через боковую дверь — так, чтобы ее не было видно из ресторана. Прощальное письмо останется лежать в комнате на самом видном месте — на постели, чтобы Миранда, когда придет прибраться, увидела его сразу. Дальше Анжела пойдет по разработанному маршруту: по направлению к пустырю, облюбованному ею пару недель назад. Место абсолютно идеальное, хотя и довольно удаленное: темное, скрытое за высокими заборами соседних домов, выходящее на безлюдную улицу и вдобавок заваленное всяким хламом, вплоть до остовов старых автомашин. Так что если даже какой-то любопытный прохожий и забредет туда случаем, от него можно легко спрятаться. Анжела направится на пустырь не прямиком, а сделает небольшой крюк, чтобы дойти до телефонной кабины, расположенной двумя улицами дальше. Оттуда в восемь часов вечера она позвонит Люси.

— Мадам Жилло?

— Да…

— Добрый вечер, извините, что беспокою, но сегодня утром я нашла кошелек. По-моему, он ваш.

Люси конечно же очень обрадуется: даже если она успела заблокировать банковские счета, ей все же не придется ввязываться в долгую и нудную процедуру по переоформлению многочисленных документов. Не говоря уже о том, что она снова обретет все эти милые пустяки, которые носила в кошельке: фотографии детей, чей-то номер телефона, нацарапанный на клочке бумаги, маленькие талисманы, которые должны обеспечить благополучие семьи.

Ей будет предложено встретиться через полчаса — на том самом пустыре.

— Я буду ждать вас в половине девятого, — услышит она. — Но приходите сама, я отдам кошелек только в ваши руки. Мало ли что… А вас я узнаю по фотографии на удостоверении личности.

Может, это и покажется Люси странным, но ей все же придется пойти на встречу самой. Не хватало еще, чтобы она явилась на свидание с Анжелой в сопровождении Ива.

А потом… Потом надо сделать все очень быстро. Воспользоваться удивлением Люси и быстро усыпить ее, прижав ко рту и носу платок, смоченный хлороформом. Когда сестра потеряет сознание, придется затащить ее на середину пустыря и спрятать за остовом автомобиля или в зарослях сорняков, чтобы там переодеться: надеть одежду Люси на себя, а ее переодеть в свою. Затем взять ее сумку и положить туда кошелек, не забыв оставить возле тела чемодан с именем Анжелы Массо. И наконец последняя деталь, которая только что пришла ей на ум: надеть на запястье Люси белый пластмассовый браслет со своим именем и датой рождения. Посмеяться таким образом над судьбой, которая тридцать пять лет назад подсунула ей чужую жизнь.

Вот так.

После этого останется лишь облить бензином бесчувственное тело Люси и поджечь. Обугленные останки, в которые она превратится, будет невозможно опознать. Даже если с помощью каких-то современных методов полиции удастся установить имя жертвы, то это будет имя Анжелы. Что вполне естественно, поскольку Люси окажется живой, здоровой и будет спокойно и счастливо жить в кругу своей семьи.

Сжечь тело просто необходимо. Прежде всего потому, что убить сестру собственными руками она не сможет: это пугает и отталкивает ее. А поджечь пропитанную бензином одежду — дело простое и безобидное. К тому же это единственный способ обеспечить себе полное спокойствие в будущем. Если этого не сделать, то как можно быть уверенной в том, что, несмотря на их полное сходство, какая-нибудь мелкая деталь — будь то родинка или шрам, не говоря уже о двух беременностях, перенесенных сестрой и изменивших ее тело, — не даст кому-нибудь основания усомниться в подлинности новой Люси… Кстати, чтобы не выдать себя, ей придется сменить гинеколога.

Анжелу пробирает дрожь. Она надеется, что у нее хватит духа поднести к лицу Люси пропитанный хлороформом платок. Кроме того, она опасается, как бы Люси не стала отбиваться… Но это вряд ли. Кажется, у Люси очень мягкая плоть, изнеженная жизнью в довольстве, комфорте и беззаботности. Спортом она не занимается, и самое тяжкое усилие, которое ежедневно выпадает на ее долю, заключается в том, чтобы донести свои покупки из магазина до машины и от машины до дома.

Глубоко вздохнув, Анжела пытается восстановить ход своих мыслей. Завтра между половиной девятого и девятью часами все будет кончено.

Потом новая Люси вернется домой с кошельком, потерянным накануне. А через несколько дней Миранда передаст ей прощальное письмо Анжелы. Люси будет потрясена, но успокоится довольно быстро. И в соответствии с просьбой сестры не станет ее разыскивать.

Анжела вздыхает. Потом закрывает глаза. Только бы все прошло так, как она задумала, без всяких задержек и сюрпризов. Смерть… Смерть Анжелы — всего лишь неизбежный этап на этом пути. Люси не умрет. Ее шаг от жизни к небытию будет очень коротким, а потом она возродится из пепла, как птица Феникс. Пережив всеобщее забвение в течение целых тридцати пяти лет. Двойняшек никогда не было, теперь для Анжелы это абсолютно ясно. Две абсолютно похожие друг на друга женщины — всего лишь половинки единой личности, которая наконец теперь сможет обрести цельность и совершенство. Это единственное, что сейчас имеет значение. В адском пламени исчезнет только Анжела, освобожденная от своих демонов.

И навсегда сбросившая груз совершенных ошибок.

 

31

— Анжела, дорогая, что я слышу? Ты переезжаешь жить в Париж? Но почему? Мы только что нашли тебя и…

Не дав гостье снять пальто, Мирей кинулась к ней, на ходу высказывая свое разочарование и обиду. Как и ее дочь, пожилая дама, казалось, была потрясена новостью, и Анжела восхищенно наблюдала за тем, как сумела в одно мгновение вывернуть ситуацию наизнанку, с иронией заметив Мирей, что это она, Анжела, нашла их, а не наоборот.

— Мама! — воскликнула Люси с укоризной в голосе. — Я же просила тебя не мучить ее упреками. Это ее выбор, и мы должны его уважать. И потом, она уезжает не навсегда. Вот увидишь, Анжела будет часто приезжать к нам, ведь так, сестра?

Сестра ответила грустным взглядом и движением ресниц.

— Я это знаю, дорогая, но все равно! — снова начала Мирей плачущим голосом, так раздражавшим Анжелу. — Она меня так расстроила!

Причина общего смятения с печальной улыбкой поприветствовала всех, вид у нее был серьезный и грустный. Каждый раз, когда сестра дружелюбно поднимала глаза, Анжеле становилось не по себе. Думая о том, что предстоит сделать сегодня вечером, она не испытывала чувства вины, но грядущее испытание пугало до такой степени, что у нее отнимались руки и ноги. День будет очень тяжелым, не говоря уж о том, что малейшая оплошность может стать для Анжелы роковой. От постоянного напряжения она чувствовала себя измученной.

Словно для того, чтобы усугубить ее мучения, Люси подошла к сестре и горячо обняла ее, прижав к себе.

— Ты в порядке?

Взяв себя в руки, Анжела ответила на объятие и потом долго смотрела на сестру сквозь слезы, блестевшие в ее глазах.

— Все хорошо, — прошептала она, стараясь подавить рыдания.

— Хочешь чего-нибудь выпить?

Анжела не успела ответить: вбежавшие в гостиную дети с радостными криками бросились к ней. Поймав Макса, она стремительно закружила его, потом обняла Леа.

— Возьми, Анжела. Немного бурбона, как ты любишь…

Это Ив. Подойдя, он протягивал ей длинный стакан с кукурузным виски. Анжела ответила ему долгим взглядом, полным горячей признательности.

— Спасибо, Ив, — прошептала она с грустной нежностью.

Жак, поднявшись со своего кресла, поднял свой стакан, чтобы чокнуться с молодой женщиной.

— Так это правда? Ты нас покидаешь?

— Мне очень жаль… — ответила она все тем же подавленным тоном. — Но то, что сказала Люси, это правда… Я буду часто сюда приезжать. Мне необходимо… Я хочу вернуть свою прежнюю жизнь. Не то чтобы мне здесь было плохо, но…

— Мы знаем, Анжела! — вмешалась Люси, спеша ей на помощь. — И потом, может, ты еще передумаешь… Кто знает!

В ее глазах мерцал лукавый огонек, на губах появилась хитрая улыбка, которую она не сумела спрятать.

— Я пойду за аперитивом, — поспешно произнесла она, как будто хотела сменить тему разговора. — Анжела, ты мне поможешь?

Люси направилась в кухню, не сводя с сестры настойчивого взгляда, означавшего, что настало время уединиться.

Закрыв за собой дверь, она обернулась к Анжеле и заговорила быстрым и таинственным шепотом.

— Послушай, известие о твоем отъезде застало меня врасплох, потому что ты мне очень нужна. Я не могу сейчас объяснить всего, но если говорить коротко, то вот… Через месяц Иву исполняется сорок лет. По этому случаю я хочу сделать ему сюрприз. Мы с Мирандой и Жаном-Мишелем решили устроить ему чудесный праздник, пригласить всех друзей, но пока, конечно, не говорить им всего. Тебе я расскажу все подробно… Так вот, не могла бы ты отложить свой отъезд на денек-другой, чтобы я посвятила тебя в наши планы и, главное, чтобы ты помогла все мне организовать? Причем так, чтобы Ив ничего не узнал?

Анжела побледнела. Откровения сестры ломали все ее планы, и, не зная, как реагировать, она покорно вздохнула.

— Но я уже взяла билеты на поезд… — пробормотала она, чтобы скрыть свое смущение.

Вид у Люси был разочарованный.

— Ну, что ж… Ничего не поделаешь… Как-нибудь выкрутимся… Тогда я тебе позвоню, мы все же должны поговорить. Может быть, ты смогла бы вернуться сюда через пару недель, чтобы нам помочь? У нас целая куча мелких проблем, и твоя помощь очень бы пригодилась.

Анжела заколебалась, но быстро сообразила, что ее ответ сейчас не имеет никакого значения: чего стоят сегодняшние обещания, если завтра Люси уже не будет в живых… Она улыбнулась сестре открыто и доверчиво.

— Конечно! — радостно согласилась она. — Я могу приехать уже в ближайшие выходные, если хочешь.

— Нет, в следующий уик-энд не нужно. Я хочу повидаться с тобой наедине, чтобы Ив нас не застукал. На самом деле то, что тебя не будет в Брюсселе, может оказаться даже очень удобным. У меня даже есть одна мысль… Я не знаю… Надо обсудить.

— Позвони мне завтра, я подумаю, что можно будет сделать.

— Но на праздник, я надеюсь, ты все же приедешь? — с надеждой спросила Люси.

Анжела ответила ей улыбкой, насмешливый смысл которой ускользнул от сестры.

— Ну конечно… В этом ты можешь быть уверена. Я буду здесь.

Благодарное выражение на лице Люси смутило Анжелу, она отвернулась. Ну вот! Неприятности начинались слишком рано… Этот праздник с сюрпризами доставит ей лишние заботы. Что же делать? Как выяснить, кого Ив собирается пригласить на свой день рождения? Составили они список приглашенных или нет? Застигнутая врасплох, Анжела не сообразила расспросить Люси о предстоящем празднике в деталях. И поскольку сестра уже протягивала ей два блюда с чипсами, становилось ясно, что возможность узнать подробности от нее ускользает.

— Помоги отнести аперитив, иначе они заподозрят нас в каком-нибудь заговоре.

Вернувшись в гостиную, женщины расставили блюда с закусками на низком столике и сели. Люси налила апельсинового сока и подняла стакан.

— За что пьем? — спросила она.

— Вообще-то у нас нет поводов для радости! — возразила Мирей с недовольной миной на лице.

«Это не факт!» — подумала Анжела.

— Это не факт! — лукаво возразила Люси.

Анжела едва заметно вздрогнула, Мирей удивленно взглянула на дочь.

— Чему же ты радуешься?

— А может, у меня есть причины надеяться, что Анжела передумает? — объявила Люси, ласково взглянув на сестру.

«Не раскатывай губы!» — ухмыльнулась про себя Анжела.

— Вот как? — изумилась Мирей.

Подойдя к жене, Ив обнял ее за талию и нежно поцеловал в шею. Анжела, и без того выведенная из равновесия недавним разговором с сестрой, почувствовала, как у нее кровь отхлынула от лица. Жгучая ненависть наполнила все ее существо, и уготованная смерть Люси через сожжение внезапно показалась ей слишком мягкой по сравнению с теми страданиями, которые она испытывала. Чувствуя, что вот-вот упадет в обморок, Анжела глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

— Несмотря ни на что, у нас есть повод радоваться, — заметила Люси, не переставая улыбаться.

Она замолчала, оглядывая всех гостей одного за другим. Глаза ее блестели. На лице Ива тоже появилась улыбка, загадочная и радостная одновременно. Они стояли рядом и улыбались, как веселые заговорщики, а в сердце Анжелы с новой силой вспыхнула ненависть. Ее сердце оглушительно стучало. Она чувствовала в воздухе что-то необычное. Что-то несущее в себе угрозу, распознать которую было пока невозможно. Что-то способное разрушить все ее планы.

— А можно узнать, о чем идет речь? — осведомилась Мирей.

Прежде чем ответить, Люси несколько секунд выдержала паузу. Ив стоял рядом, обнимая жену за плечи.

— Скажи им! — подбадривал он ее.

— Что вы там затеваете, в конце концов? — потеряла терпение Мирей.

Анжела побледнела, у нее перехватило дыхание. Она все поняла.

— Я беременна, — прошептала Люси.

Последовавшее за ее словами молчание, казалось, длилось вечно. Сердце у Анжелы остановилось, пол закачался под ногами, стены и потолок, казалось, вот-вот обрушатся ей на голову. К горлу подкатывала тошнота, она искала, на что опереться, за что схватиться, чтобы не упасть. Впившись ногтями в подлокотники дивана, Анжела балансировала на грани обморока, но вдруг внезапно почувствовала облегчение и даже начала успокаиваться, хотя в ее глазах еще стояли злые слезы.

— Моя дорогая! — пронзительно воскликнула Мирей, бросившись к дочери. — Это же прекрасно! Анжела, ты слышала? А сколько времени уже? Господи, как я рада за вас! Анжела, малышка, в такой момент ты не можешь уехать! Семья увеличивается, ты должна быть здесь и принять участие в этом счастливом событии!

— К тому же мы с Ивом решили, что ты будешь его крестной мамой, — добавила Люси, обволакивая сестру нежным взглядом.

Та же испытывала острое желание кричать и крушить все вокруг себя. Ей хотелось броситься на Люси и вырвать ей глаза, чтобы больше не видеть невыносимого счастья, заполнявшего их. Расцарапать ей лицо, проломить череп, вырвать внутренности, оплодотворенные Ивом.

— Ты плачешь, тетя?

Раскрыв рот, Макс с любопытством смотрел на Анжелу. И правда, две крупные слезы, которые она не смогла удержать, медленно стекали по ее щекам. Люси поднялась с кресла и присела возле сестры.

— Это от волнения, — всхлипнула Анжела, стискивая зубы.

— Поздравляю вас, дети мои! — закричал Жак, с трудом выбираясь из кресла, чтобы пожать руку Иву.

Всеобщее ликование позволило Анжеле собраться с силами, чтобы попытаться подавить овладевшее ею ожесточение. Мирей бросилась обнимать зятя, затем, задыхаясь от волнения, заключила в объятия дочь. В общей суматохе никто не обратил внимания на Анжелу, которой так и не удалось согнать с лица выражение страдания, смешанного с враждебностью.

Когда первый всплеск радости немного утих, Люси вернулась к сестре, села рядом, взяла за руку и взглянула в ее глаза, еще полные слез. Сделав над собой усилие, Анжела обняла сестру.

— Это просто чудо! — произнесла она, подавив последние рыдания.

Люси ласково погладила ее по голове.

— Мы хотели объявить эту новость немного позже, потому что прошло только три недели, а ведь раньше трех месяцев ничего нельзя сказать с уверенностью. Но, поскольку ты завтра уезжаешь, мы решили сделать это сегодня. Никто пока ничего не знает, и я прошу вас сохранить все в секрете, пока не пройдут три месяца. Даже Жан-Мишель и Миранда пока не знают.

Потом, притянув сестру к себе еще ближе, дабы полностью завладеть ее вниманием, она впилась в нее умоляющим взглядом.

— Ну что? Тебе не кажется, что это меняет все?

В сердце Анжелы царило ожесточение, она тихо опустила голову…

Это действительно меняло все.

 

32

В семь часов прозвонил будильник, Люси с огромным трудом пыталась побороть сковывающий ее глубокий сон. В комнате царил полумрак, из-за чего создавалось ощущение, что на дворе глубокая ночь: тусклый, серый свет, пробивавшийся снаружи, делал пробуждение еще более неприятным. Господи, как она устала! Лежавший рядом Ив даже не пошевелился. С трудом подняв руку, она потрясла его за плечо. Он раздраженно заворчал, повернулся и тяжело поднял голову.

— Да, да… Я уже не сплю.

Сев на край постели, Люси зевнула. Потом привычным жестом натянула халат, сунула ноги в тапочки и, шаркая, направилась в ванную. Стоя перед зеркалом, она окончательно расставалась со сном.

Пока Люси задумчиво разглядывала себя, ей вспомнились события вчерашнего дня. И молодая женщина удовлетворенно улыбнулась своему отражению: у нее все получилось! На самом деле. Она не сомневалась в успехе, хотя планы сестры пришлись совсем некстати. Но надеяться на успех стоит всегда.

И оказалась права: новость о беременности заставила Анжелу изменить свои намерения. Она отложила отъезд и задержится в Брюсселе по крайней мере еще на некоторое время.

Люси вяло потянулась и принялась за свой туалет, для начала ополоснув холодной водой опухшее со сна лицо. Но от привычных, ежедневных, доведенных до автоматизма действий ее организм вдруг ощутил такую неизбывную усталость, что вдруг опустились руки. Чертовы гормоны! По собственному опыту она знала, что начало беременности неизменно связано с резкими и неприятными сменами настроения, и с этим придется смириться. Ей вдруг захотелось плакать, но Люси понимала, что пора идти будить детей и путать их своими красными, опухшими глазами она не может. Проглотив подступающие рыдания, она закончила утренний туалет.

Это было обычное утро. Леа, как всегда, была свежа и радостна, словно утренняя заря. Макс клевал носом над чашкой мюсли с молоком, и мать уже в десятый раз принималась уговаривать его доесть свой завтрак. Позже всех к столу спустился Ив, свежевыбритый и тщательно одетый. То и дело поглядывая на часы, он маленькими, осторожными глотками выпил свою ежедневную порцию кофе и решительным жестом поставил чашку на стол.

День начался.

* * *

Отведя детей в школу, Люси вернулась домой: следующие полчаса целиком принадлежали ей, она позволяла себе расслабиться — одна, в тепле и уюте своего жилища. Нужно было дождаться десяти часов, позвонить Анжеле и пригласить ее позавтракать вместе в «Беседке», чтобы рассказать все в подробностях о предстоящем праздновании дня рождения мужа. Их абсолютное сходство с сестрой может быть им полезно, решила Люси и принялась увлеченно обдумывать сценарий надвигавшегося торжества.

* * *

В полдень Люси с сестрой и Мирандой уже сидели в баре «Беседки».

Анжела плохо выглядела. «Я не выспалась», — мрачно объяснила она, опустошая третью чашку кофе. Миранда предложила минеральной воды, но молодая женщина отказалась, и хозяйка кафе, оставив сестер обсуждать свои дела, принялась обслуживать дневных клиентов.

— Ну, рассказывай… Что ты там придумала? — хмуро поинтересовалась Анжела.

— Пока еще ничего конкретного. Но есть одна идея, и мне нужно знать, согласишься ли ты помочь. Я хочу организовать для Ива праздничный вечер в честь его сорокалетия. Жан-Мишель и Миранда, естественно, посвящены во все планы: это они будут готовить угощение. Гостей будет человек шестьдесят, если считать друзей наших детей с их родителями. Что касается зала, то я его уже нашла, но там есть небольшие проблемы. Мама Орели… Помнишь Орели? Это подруга Леа.

Анжела кивнула.

— Мама Орели дала мне адрес зала, где организовывают праздники. По-моему, это то, что нужно, — продолжала Люси таким тоном, будто разрабатывала план предстоящего сражения. — Она уже устраивала там большие приемы, и все прошло очень удачно. Это в сторону Ватерлоо, в получасе езды от Брюсселя. Цены приемлемые, есть уборщица, которая на следующий день приведет все в порядок — за небольшую плату, разумеется. Казалось бы, пустяки, но такие мелкие детали могут оказаться решающими. Я говорила с владельцем зала по телефону, и мы договорились о дате. Все очень удачно, день рождения Ива приходится как раз на субботу! Единственная проблема состоит в следующем: чтобы утрясти все формальности, туда надо поехать, а часы приема, установленные хозяином, мне категорически не подходят. Он бывает на месте только вечерами и в выходные дни, то есть тогда, когда Ив дома. Ясное дело, сама я ехать не могу, даже если попытаюсь придумать для него какую-нибудь отговорку: во-первых, не умею лгать и в конце концов выдам себя. И потом, даже если мне удастся его обмануть, он все равно что-то заподозрит и докопается до правды. Тогда сюрприз провалится… Ну, и вот…

Люси замолчала, хитро поглядывая на сестру. Заинтригованная Анжела вопросительно смотрела на нее.

— Ну, и что?

Еще чуть-чуть помолчав, Люси наконец отважилась:

— Я подумала, что… что ты можешь поехать туда вместо меня.

Анжела встретила предложение сестры циничной улыбкой. Да, это было бы забавно! Особенно после того, как провалился ее собственный план — после объявления о беременности Люси. Анжела прикусила губу, чтобы не расхохотаться — злым, жестоким, бесстыдным смехом: сегодня Люси сама предлагает ей занять ее место на пару часов…

— Почему ты не попросишь об этом Миранду? — спросила она, стараясь казаться равнодушной, но желая понять, чего конкретно хочет от нее сестра.

— Прежде всего, потому, что в это время она занята у себя в кафе, а просить поехать в ее единственный выходной мне неловко. Но главное, что хозяин хочет иметь дело непосредственно с заказчиком, чтобы подстраховать себя от возможных недоразумений. Иными словами, он захочет увидеть мое удостоверение личности. Кроме того, с ним надо будет расплатиться, и я не могу требовать от Миранды, чтобы она взяла на себя такую ответственность. Дело в том, что отвечать за возможную порчу имущества будет тот, кто платил за аренду зала.

— В таком случае я тоже не могу туда поехать, — возразила Анжела.

— Можешь! Я дам тебе свои документы, деньги на оплату зала — ты сделаешь все вместо меня! Даже если он увидит фото на удостоверении личности, он примет тебя за меня и ничего не заподозрит. Понимаешь? А я тем временем буду находиться здесь, и муж тоже ни о чем не догадается.

Снова на лице Анжелы появилась снисходительная усмешка, которую она не сумела сдержать. Как все это забавно…

— Ну… Что скажешь? — осторожно спросила Люси. — Ты согласна?

Анжела не знала, что ответить. Провал собственного плана потряс ее, она не спала всю ночь, страдая от невозможности предпринять что бы то ни было еще… Уныние сменялось яростью, она была подавлена. Беременность Люси стала для нее новым тяжелым ударом. Анжела не только лишилась возможности занять принадлежащее ей по праву место, гораздо труднее ей оказалось пережить то, что наблюдения и выводы относительно семейной жизни сестры оказались несостоятельными.

— Ты ничем не рискуешь, — настаивала Люси, по-своему истолковавшая молчание сестры. — Все будет оформлено на мое имя. И, если что-то окажется не так, вся ответственность ляжет на меня.

Но Анжела ее не слушала. Согнувшись над стойкой, она обхватила голову руками, словно решала какую-то серьезную проблему. Только что ей пришла на ум одна идея. Люси сама на серебряном блюде преподнесла ей блестящий шанс, и новый план может быть даже лучше прежнего! Сестра сама предлагала ей занять свое место! Она сама просила ее стать мадам Жилло!

— А ты его уже видела, этот зал? — спросила она, вдруг подняв голову.

— Нет, но мама Орели мне хорошо его описала.

— Так почему ты уверена, что он тебе подходит? Что за прием там устраивала мама Орели?

— Не знаю, я на нем не была.

Казалось, Анжела колеблется.

— Допустим, я поеду туда вместо тебя, я не вижу здесь проблемы. Проблема в другом: смогу ли я на месте разобраться, подойдет этот зал для твоего праздника или нет. Все-таки есть риск, правда? Допустим, я поеду, владелец зала примет меня за тебя, я осмотрю помещение, оплачу аренду и оставлю ему твои координаты. А потом, в день праздника, ты сама отправишься туда с приготовлениями и вдруг обнаружишь, что это совсем не то, чего ты хотела…

— В таком случае у меня нет выбора, — возразила Люси.

— Я бы не сказала… Можно придумать кое-что получше.

Анжела смотрела на Люси в упор. Глаза ее блестели от возбуждения, ею вновь овладело радостное волнение, покинувшее ее накануне. Она выпрямилась на табурете, готовая обрушить на сестру поток своего красноречия.

— Ты о чем? — удивленно спросила Люси.

Чтобы добиться большего эффекта, Анжела выдержала паузу.

— Ну, говори, — нетерпеливо просила Люси.

— А если сделать наоборот? — наконец уронила Анжела.

— Это как?

— Очень просто: ты отправишься туда, чтобы все организовать, а я останусь дома с Ивом и детьми и буду вести себя так, будто я — это ты.

Ну вот, слово произнесено. Сердце Анжелы оглушительно билось, кровь стучала в висках. Ее тайная мечта, облеченная в слова, произнесенные вслух, спровоцировала такой всплеск адреналина, что тело и мозг полыхнули огнем. Во рту пересохло, голова закружилась, и она попросила у Миранды четвертую чашку кофе, которую проглотила одним махом, не смея поднять глаз на Люси. Когда наконец хватило духу взглянуть на сестру, она обнаружила, что та сидит неподвижно, как изваяние, погрузившись в собственные мысли.

— Ну, что ты об этом скажешь? — с трудом произнесла Анжела, стараясь, чтобы ее голос звучал естественно.

Люси молчала. Казалось, она была во власти какой-то новой идеи. Она медленно подняла на сестру взгляд, зачарованный и испуганный одновременно.

— Не знаю… — прошептала она. — Это очень рискованно. А если Ив догадается?

— Вряд ли, — усмехнулась Анжела, пожимая плечами. — С тех пор как мы сделали одинаковые прически, он постоянно нас путает.

— А дети?

Анжела чуть было не проболталась, что вводить в заблуждение детей она тоже давно научилась. Однако было неизвестно, рассказывали они матери о маленькой путанице в школе или нет, поэтому она предпочла не развивать эту скользкую тему. И вообще, Люси вовсе не следует знать, что сестра давно в курсе всех ее привычек и при случае легко может ее заменить. Надо найти другие аргументы, чтобы убедить Люси.

— Ты вправду думаешь, что они заметят подмену? — начала она уверенным тоном. — Речь идет всего лишь о паре часов, а ведь я много раз проводила у вас вечера. Тебе следует лишь объяснить мне все, что нужно будет делать.

Люси продолжала колебаться. Но блестящий, лихорадочный взгляд выдавал ее: идея сестры казалась ей соблазнительной, и чувствовалось, что она вот-вот сдастся. Анжела почувствовала прилив вдохновения и начала излагать свои доводы.

— Чем ты рискуешь, в конце концов? Ив ничего не заметит, я уверена. Даже если ему случится меня поцеловать, он и тогда ни о чем не догадается. Что же касается детей…

Люси с любопытством слушала сестру. Анжеле пришло в голову, что пример с поцелуем, пожалуй, был лишним.

— А что же дети? — спросила Люси с искренним интересом.

— Ну… Я бы очень удивилась, если в течение этих двух часов у них возникли бы какие-нибудь вопросы… Буду делать все в точности как ты, все-таки видела это много раз… У меня получится!

Анжела замолчала. Люси не сводила с нее глаз, вид у нее был очень возбужденный. Сестры долго и напряженно смотрели друг на друга, стараясь отыскать во взгляде нечто, способное все опрокинуть.

— Теперь я уж и не знаю… — прошептала Анжела, чувствуя, что одно лишнее слово может все испортить.

Она затаила дыхание.

И Люси опустила голову.